Текст книги "Повести древних лет"

Оттар прошел через ворота в бревенчатом тыне по подъемному мосту. Старый Гундер неудачно выбрал место для горда, и Рекин не сумел исправить ошибку: ров оставался почти сухим. Его питал отвод из пробегавшей по долине речки, но почему-то вода уходила в почву раньше, чем как следует наполняла ров.

«Не ров, а канава», – с досадой подумал Оттар. Среди траллсов не находилось ни одного, кто взялся бы добыть воду для рва, хотя Оттар обещал сломать ошейник удачливого строителя.

По обычаю отпущенник получал кусок земли господина и право возделывать ее, пока он не накопит достаточно, чтоб выкупить и землю. Завидная, редкая доля! Ни Рекин, ни Оттар не отпустили на волю ни одного траллса.

Легкий ветер тащил смрад из фиорда. Из рва разило болотом и нечистотами. Цепляясь за скученные строения богатого горда, вонь смешивалась и застаивалась.

Молодой ярл устал, и его желудок сжимался от голода, однако он зашел взглянуть, как подвигается работа в кузнечной мастерской. Оттар хотел отвезти в Скирингссал несколько броней, изготовленных по образцу, захваченному при последнем набеге на Валланд.

Броня была из жесткой кованой меди. Две части закрывали спину и грудь, соединяясь на боках искусно сделанными застежками. С плеч спускались пластины на кольцах для крепления поручей. Локоть скрывала чешуя, а пальцы – чешуйчатые рукавицы. Все сочленения хитро защищались толстыми пластинками, которые не мешали движениям, но были способны принять удар меча и даже топора. А самое замечательное – украшения, не менее ценные, чем броня. На груди серебряная и золотая насечка изображала орла со змеей в когтях. На спине красовалась неизвестная птица с громадным распущенным хвостом. Пластины на плечах имели форму рогатых ящериц.

При разделе добычи между викингами и ярлом эта броня обошлась Оттару в сорок траллсов. Ее оценили бы еще выше, но она оказалась слишком малого размера, пригодная только для юноши или женщины.

Нидарос обладал самыми умелыми кузнецами-траллсами по сравнению со всеми фиордами, вплоть до Варяжского моря. Две брони уже были откованы. Они – настоящего размера, за каждую дадут, по крайней мере, цену шестидесяти траллсов. Ярл хотел взглянуть, как подвигается работа над украшением доспехов. Красота имеет высокую цену.

В кузнечной мастерской шла усиленная работа. Ударяли большие молоты, четко звенели малые. В горнах пылало синее и желтое пламя. Кто-то крикнул, и все замерли в тех положениях, в каких каждого застало появление господина.

Оттар подошел к высокому полуголому человеку с коротко остриженной головой. Длинная черная борода траллса лежала на его тощей грязной груди, как кусок свалявшейся шерсти.

– Почему же ты бездельничаешь? – крикнул ярл. Он сразу заметил, что на верстаке, среди инструментов для гнутья и чеканки металлов, лежал темный череп брони в точно таком же виде, в каком ярл видел его два дня тому назад.

Подскочил траллс, на обязанности которого лежало наблюдение за работами в мастерской. Ярл хлестнул его по щеке концами пальцев.

– Он не хочет. Я наказывал его плетями. Я лишил его воды и пищи, но он не хочет, – оправдывался надсмотрщик с таким лицом, точно Оттар и не ударял его.

Ярл медленно поднял руку над присевшим в ужасе надзирателем. Надсмотрщики дешевле мастеров. Один удар кулаком в висок…

Спасая свою жалкую жизнь, траллс успел прошептать:

– Он говорит, что хочет умереть!..

Это было серьезное обстоятельство, и рука ярла медленно опустилась. Иногда среди траллсов вспыхивало особенное безумие, заразительное и разорительное. Иной раз было достаточно одному показать дурной пример, и начиналась страшная болезнь. Траллсы душились, резались, кидались с круч, топились с камнями на шее, набрасывались на вооруженных викингов. Они даже восставали – бессмысленно, без надежды на свой успех, разоряя господина.

– Веди его за мной! – приказал надсмотрщику Оттар.

За дверями кузницы ярл остановился размышляя. Он страстно желал наказать непослушного. Он вырвет ему зубы и вобьет их в череп, сорвет ногти, сломает кости, вывернет суставы, сдерет кожу. Умелой и медленной пыткой он заставит выть каждую жилку этого ничтожного грязного тела!..

Но… все же это будет исполнением воли траллса, и траллс умрет. А кто будет работать над доспехами, когда не станет лучшего мастера, которым владел Нидарос? От злобы Оттар прикусил ноготь большого пальца.

Взбунтовавшийся раб стоял, согнув спину, как за верстаком, вялый и безразличный. Он терпеливо ожидал прихода желанной смерти в любой форме, самой ужасной – лишь бы не жить.

Нет, ты очнешься!

Любопытные викинги ждали решения ярла.

– Веревок и лошадей! – приказал Оттар. – Четырех лошадей.

Радостно оживившиеся викинги побежали в конюшню. Вот и потеха! И можно поспорить, побиться об заклад, что оторвется раньше: какая рука, ступня, нога? Осужденный траллс не шевелился, как глухой.

Привели лохматых толстоногих лошадей. Южного наездника могли обмануть их седлистые спины, толстые короткие шеи, тяжелые головы. На самом деле лошади викингов были неприхотливы, сильны и неутомимы.

Готовя на ходу скользящие петли на ременных веревках, викинги подошли к траллсу. Другие набрасывали упряжь на лошадей, таких же безразличных, как траллс.

Останавливая приготовления к забаве, Оттар поднял руку:

– Привести всех остальных кузнецов!

Сбившись в тесную кучу, прячась один за другого, из замолкнувшей кузницы выбрались рабочие с ошейниками на шее. Надсмотрщик вытолкнул последних ударами ноги и плети.

Оттар наблюдал за осужденным. Траллс поднял голову и посмотрел на товарищей. Жизнь мелькнула в тусклых глазах кузнеца, и он чуть кивнул кому-то в жалкой кучке. Оттар поймал движение и заметил лицо юноши, который плакал не таясь.

– Этого, – ярл указал пальцем, – этого! Сюда!

Когда надсмотрщик выхватил юношу из кучки траллсов, кузнец сделал движение, будто бы он мог помешать. Оттар ударил осужденного, и тот упал на спину. Один из викингов поставил рабу ногу на грудь и не дал подняться.

Надсмотрщик подтащил юношу и, стараясь угадать волю господина, заглядывал Оттару в глаза. Надсмотрщик выделялся среди остальных траллсов сильным телом. Ему доставался первый кусок, он ел больше своих подчиненных. Щека, по которой ударил Оттар, успела вздуться, и опухоль подошла к глазу. Казалось, что надсмотрщик хитро подмигивает.

– Сначала этого лошадьми, – спокойно сказал Оттар. Радуясь усложнению забавы, викинги сбили юношу с ног и затянули петли на щиколотках и запястьях.

Свавильд и Галль яростно заспорили. Каждый вздумал заменить собой лошадь и тянуть вместо нее. Силачи толкались и свирепо задирали бородатые головы. Товарищи помирили побратимов:

– Тяните оба! Тут-то все и увидят, кто кого перетянет. – И тут же викинги начали выкрикивать ставки на Свавильда и на Галля, чтобы еще больше их раззадорить.

– Ну, ты будешь громко петь! – обратился к юноше Эстольд. – Я присмотрю, чтобы они не слишком торопились.

Из дома вышла Гильдис, жена Оттара, дочь ярла Бьерна, сына ярла Пардульфа. Высокая, стройная, со светлыми толстыми косами, перевитыми шелковыми лентами и закинутыми на грудь, с золотым обручем на лбу, окруженная свитой из дочерей и жен викингов, она казалась королевой.

Право же, в этом далеком фиорде так мало развлечений…

– Меня, меня казните! – вопил непослушный траллс-кузнец, хватаясь за тяжелую ногу викинга. – Не троньте мальчишку, он ни в чем не виноват!

– Поставьте его на ноги, пусть он видит, – приказал ярл и обратился к мастеру: – Ты подал первым пример неповиновения. Но ты умрешь последним. Сначала – все они, – Оттар указал на товарищей траллса.

Среди женщин раздались дружные вздохи и восклицания восхищения.

С неожиданной силой кузнец вырвался, бросился к ярлу и обнял ноги господина.

– Прости, прости! – молил он с дикой силой и красноречием отчаяния. – Они невиновны. Я был безумным, но я опомнился. Клянусь, клянусь! Я буду работать, я сделаю тебе лучшие доспехи, лучшее оружие. Таких не видел еще ни один человек. Я умею, я умею!

– Уведите лошадей, – сказал ярл, – справедливое наказание отложено на время.

Оттар не гордился победой над рабом. Ярл всей душой презирал траллсов – людей, которые и на своих землях, на свободе, были способны лишь работать: презренен труд человеческих рук. Он хорош только для тех кто пользуется его результатами, но не для того кто трудится сам.

Сам нидаросский ярл умел делать многое. В набегах и походах не приходится таскать с собой слуг. Викинг сам гребет на драккаре, пока не отвалятся руки, чинит оружие и доспехи, рубит деревья, обдирает и варит дичину. Но это благородный труд сына Вотана.

Женщины удалились, не скрывая своего разочарования. Оттар посмотрел им вслед с очевидной, но молчаливой иронией. Женщина легкомысленна даже в том случае, когда она рождена от Вотана. Страсть к развлечениям угнетает женщину и лишает ее разума. Только мужчина способен познать чистую радость наслаждения победой ума и выгодным делом. Когда ярл ушел, кормчий Эстольд, друг преждевременно погибшего Рекина, связанный с родом Гундера клятвой крови, торжественно обратился к другим викингам:

– Клянусь священными браслетами Вотана, молотом Тора и моим мечом! Наш ярл так же мудр, как смел. И так же смел, как мудр.

Между горами и пригорками, между речками, реками и ручьями, около озер и болот, в долинах и ущельях, среди корявых сосен, густых низкорослых елей, чахлых берез, ив и черной ольхи живут желтокожие и черноволосые лапоны-гвенны.

Зимой они выбирают закрытые от ветра долины, чтобы олени могли достать себе из-под снега пищу – белый мох ягель и сухую траву. Летом они кочуют на пастбищах, где олени откармливаются и набираются сил для вынужденных зимних голодовок.

Олени – все для лапонов, и их хозяева сами себя зовут не лапонами и не гвеннами, а оленными людьми.

Для оленных людей в ручьях, речках, озерах и болотах есть разные рыбы и выдры. Среди деревьев живут тетерева, белые куропатки, красные лисицы, белые лисицы, черные медведи, бурые соболя, рыжие куницы. Весной прилетает много птиц с перепончатыми лапками, которые дают яйца и пух. Все это друзья или почти друзья. Враги – это волки. Летом одиночные волки нападают на стада и похищают малых, слабых оленят. Зимней ночью волки сбиваются в большие стаи и стараются сразу лишить человека всех оленей. Нельзя крепко спать, нужно сторожить оленей с помощью верных товарищей – чутких и зорких собак. Когда человек не ленится, даже волки не в силах сделать слишком много зла…

Рядом с землей течет большая соленая вода. На высоких крутых берегах гнездятся прилетные птицы. Их так много, что скалы белеют от помета. Птицы устилают гнезда мягким пухом и кладут вкусные яйца. Ловкий и смелый человек лазает за ними по скалам.

В соленой воде еще больше рыб, чем в пресных ручьях и озерах. Нужно знать время, когда рыбы подходят к берегу. Рыбу достают острогами с костяными наконечниками с лодок, сделанных из ивовых прутьев и кож. В такой лодке легко перевернуться, но так же легко опять поставить лодку прямо. Она не тонет она сверху затянута кожей, которую человек завязывает вокруг пояса, и вода не проникает внутрь. Только лапоны умеют плавать в таких лодках.

По соленой воде плавает много громадных зверей. Очень умелый и храбрый человек с очень острой острогой может подплыть к морскому зверю, ударить его под лопатку и достать сердце. На такое дело решается не каждый. У зверей толстая шкура и много жира под шкурой, их трудно пробить. И нелегко увернуться, когда раненый зверь бьет хвостом…

На китов нападают с железными гарпунами. Железные гарпуны, железные ножи, котлы для варки пищи, наконечники для копий и стрел, которыми хорошо валить медведей и бить волков, оленные люди доставали у людей фиордов, обитающих на юге.

Прежде оленные люди летом кочевали на юг и там менялись с высокими светловолосыми людьми фиордов, у которых на лицах растут густые волосы, а не редкие и черные, как у оленных людей.

Так было до того времени, когда в Нидарос приплыл Гундер на больших деревянных лодьях, похожих на чудовища, которых человек видит только в страшном сне, в ночи голодовки. Гундер построил дом над берегом Нидароса и менял железные вещи на меха, пух и кожи, которые приносили оленные люди. Он требовал больше, чем те люди, похожие на Гундера, к которым прежде ходили на юг оленные люди.

Но Гундер жил ближе, и пути на юг шли через Нидарос. Ярл приказал, чтобы оленные люди не смели ходить дальше его дома. Несколько семей не послушались. Но никто не вернулся: ни люди, ни олени, ни собаки.

Когда же другие оленные люди навестили Гундера, они увидели на острых кольях его ограды ужасные сухие головы и узнали своих исчезнувших братьев. Гундер сказал, что злые духи преградили прежнюю дорогу на юг. Злые духи убили людей и прислали ему головы, чтобы он показал их лапонам-гвеннам и предупредил их никогда больше не ходить южнее Нидароса. Не Гундер ли убил людей? Нет, конечно, нет! Ведь он сказал, что злое дело совершили злые духи. Не выдумал же он.

Ноанды-колдуны били в бубны, раскрашенные кровью медведя, сваренной вместе с корой черной ольхи и оленьей кровью. Ноанды надевали священные маски из березовой коры, устрашающие злых людей и злых духов, навешивали гремучие пояса и ожерелья из сухих позвонков осторожных выдр, смелых горностаев и свирепых соболей и произносили заклинания. Ноанды зажигали волшебные костры, вызывали злых духов и победили их всех.

Пять семей отправились первыми на юг по освобожденным путям через горы. Скоро и их головы оказались на высоких кольях вокруг дома Гундера…

Гундер призвал лапонов и объяснил, что злые духи очень обиделись на непослушных людей. Злые духи хотят перебить всех лапонов, и только Гундер может их спасти, потому что злые духи боятся его одного. А за свое спасение каждая семья обязана давать Гундеру в год пять соболей, или песцов, или выдр, одну шкуру медведя, трех оленей и пять полных мер отборного гагачьего пуха. Сначала лапоны думали, что за все это Гундер будет давать им хорошие железные вещи. Но они ошиблись. Пока оленные люди раздумывали и ждали, Гундер пришел вместе со своими викингами и напал на лапонов. Из числа попавших в его руки Гундер убил каждого пятого мужчину и объяснил оставленным в живых, что такова воля злых духов. Иначе злые духи сами бы набросились на лапонов. Они хотят перебить у лапонов всех женщин. Кто же тогда будет рожать детей?

Но если и дальше лапоны не будут слушаться Гундера, он будет продолжать избиение мужчин, потому что он полюбил лапонов и хочет спасти от мести злых духов хотя бы часть оленного народа.

Тогда лапоны поняли, что они обязаны слушаться Гундера, и привыкли платить ему дань.

Гундер, который спас оленных людей от злых духов, исчез где-то в соленой воде. Его сын Рекин сохранил дань в тех же размерах, и лапоны без спора платили дань. Так же было вначале и с сыном Рекина, но внезапно Оттар потребовал больше, да, гораздо больше.

Оттар захотел получать от каждой семьи, где есть взрослый мужчина, не пять, а пятнадцать соболей, или песцов, или выдр, вторую шкуру медведя, двойное количество пуха. И десять оленей. И, сверх того, по два каната толщиной в руку, сплетенных из китовой кожи и длиной в сто двадцать брассов, в двести сорок полных шагов!

Непонятно! Разве опять появились злые духи, как при Гундере? Но, может быть, злых духов уже и нет? Как и люди, духи могли состариться и умереть. Не ошибается ли внук Гундера? Оленные люди пришли к стенам горда и спросили ярла обо всем этом. Оттар ответил, что злой дух лапонов – это он сам! И он станет еще злее, если они откажут в послушании. И еще сказал Оттар, что лапоны бьют морских зверей железными гарпунами, которые они получили от Гундера, Рекина и продолжают получать от него, от Оттара. Они ловят пушных зверей железными капканами, едят пищу из железных котлов. Откуда у лапонов все это: и железные копья для медведей, и железные стрелы, которыми лапоны защищают от волков свои стада?

Сказав, что они будут думать, лапоны ушли, и ярл отпустил их мирно.

Это случилось недавно, быть может всего за месяц до дня, когда Оттар потушил искру начавшейся было опасной болезни неповиновения среди траллсов-кузнецов.

Оленные люди думали и думали. И нидаросский ярл, вернувшись с охоты на морских зверей, думал о лапонах-гвеннах за трапезой в большом общем доме своего горда.

Кресло ярла стояло на помосте, устроенном вдоль короткой стены зала. Ниже него поместились кормчие Эстольд и Эйнар.

Напротив, в другом конце зала, на таком же помосте стояло точно такое же кресло, предназначенное для почетного гостя или гостей. Редко-редко в далекий Гологаланд заплывали другие ярлы.

Нужно было сделать почти сто шагов, чтобы пройти от одного почетного места до другого – таким большим построил дом викингов Рекин руками своих траллсов.

Острая двускатная крыша, обычная во времена, когда очаги не имели труб, а были, в сущности, кострами, имела необходимое в те годы устройство. Верхняя крыша не доходила своими скатами до стен, а от стен, под верхней крышей, были устроены навесы, которые, в свою очередь, не достигали продольной оси зала. Таким образом, по всей длине и с обеих сторон открывались длинные продухи, куда не мог попадать дождь и свободно вытягивался дым очагов. Продольная матица верхней крыши опиралась на столбы. Ряды столбов принимали навесы, проходили через них и служили опорами свесов верхней крыши.

Зал был истинным сердцем горда. В нем, перед очагами, викинги ели, развлекались, обсуждали свои дела, слушали ярлов. На стенах и на столбах висело оружие, как в арсенале. У каждого викинга, входившего в возглавляемое ярлом военное братство, было свое место на скамье, перед столом, собранным из толстых досок.

Траллсы, под наблюдением женщин благородной крови, приносили на деревянных блюдах жареную и вареную рыбу, говядину, конину, дичину. Тащили миски с ржаной и овсяной кашей, с овощами, обходили столы с бочонками меда и ячменного пива.

Между столами бродили волкодавы; псы рычали на траллсов и приставали к викингам, дрались из-за подачек, привлекая общее внимание. Все говорили сразу, и пронзительный визг побежденного не всегда пронзал людской крик и гам.

Молча и жадно утоляя голод, Оттар рвал рыбу руками и отхватывал ножом большие куски мяса. Птичьи косточки хрустели на его крепких зубах. Не вытирая жирных губ, ярл опорожнял добытую у саксов золоченую чашу для причастия по католическому обряду, взятую из аббатства в устье Темзы. Ярлу неотступно прислуживал траллс, опытный дворецкий и бывший виночерпий франкского графа Эрве, одного из валландских владетелей, ограбленного еще Рекином. Нидаросский ярл насыщался так, как едят вестфольдинги, умеющие поститься неделями, но способные поглотить сразу количество пищи, показавшееся бы чудовищно неправдоподобным обыкновенному человеку.

В кресле ярла хватало места для троих, но Гильдис недовольная тем, что острое и забавное развлечение не состоялось, злилась на мужа и устроилась в другом конце зала, на помосте почетных гостей. Оттар забыл о женщине. Постепенно сознание туманилось от мяса, меда, пива, но ярл, побеждая опьянение силой воли, превращал хмель в буйство мысли. В его возбужденном мозгу неслись картины яростных погонь, схваток, поголовных истреблений. Отнюдь не бесцельных! Нидаросский ярл был жесток, как хорек, и недоступен жалости, как акула, но его жестокость и склонность наслаждаться страданиями людей были всегда подчинены холодному расчету, выгоде. Он думал о непокорных лапонах-гвеннах, он искал способы подчинить их без ущерба для численности данников Нидароса, и он, наконец-то, нашел!

Оттар яростно, обеими руками оттолкнул мешавшие ему серебряные блюда с обглоданными хребтами рыб, костями конины, оленя, диких птиц. Он лег животом на грязный стол и крикнул вниз Эстольду:

– Я знаю, как укротить лапонов! Понимаешь? Без драки. К чему уменьшать доходы от данников? Ха-ха, слушай! – и ярл тихим голосом сказал своему лучшему кормчему и помощнику несколько слов.

Эстольд оторвался от свиного бока, который он обгладывал.

Эйнар, не расслышав, что сказал ярл, ударял товарища кулакам в бок, требуя объяснений, а Эстольд отталкивал его локтем. Слова Оттара постепенно проникали в сознание. В густой рыжей бороде кормчего «Дракона», залитой салом, с налипшими кусками пищи, открылась широкая пасть с твердыми желтыми клыками:

– Хо-хо-хо! – заорал Эстольд. – Клянусь Бальдуром, но ведь ты прав, мой ярл! Ты прав, мой Оттар прав как Судьба! Ы-ах!

И оба, глядя друг на друга, оглушительно хохотали. Постепенно они привлекли к себе общее внимание. Крепкие напитки кружили голову, викинги заражались весельем, не зная причины. Раскаты хохота потрясали крышу.

Заинтересованная Гильдис решила сменить гнев на милость и узнать причину радости мужа. Но пока она пробиралась среди столов, пачкая длинный бархатный подол о кучи объедков, с которыми не могли справиться обожравшиеся псы, Оттар в последний раз опорожнил чашу и улегся спать прямо на помосте.

Сказались утомление, и бессонница, и пресыщение. Молодой ярл дышал могуче и ровно, как кузнечный мех. Сейчас его могло бы разбудить только раскаленное железо. В поисках последнего сладкого куска, пес ярла забрался на стол, показал зубы траллсу-мажордому, которого он так же презирал, как любой викинг, потом спрыгнул вниз и заснул рядом с хозяином чутким сном преданного сторожа.

Зал успокаивался. Одни викинги вышли, другие, как Оттар, заснули там, где ели. Тишина нарушалась жужжаньем мушиных роев, ляском собачьих челюстей, ловивших муху, храпом и вскрикиваниями тех, кого давили вызванные хмелем и обжорством кошмары. Как всегда, сочился тленный смрад из фиорда и из рва, смешиваясь под крышей зала с вонью грязных человеческих тел и запахом жирной пищи. Это был своеобразный аромат, знакомый викингам, многообещающий запах богатого и процветающего горда.