Текст книги "Повести древних лет"

Оттар прислонился к дубу. Задумавшись, он не замечал, что над ним висят два окоченелых трупа, человек и волк, прильнувшие один к другому в трагическом уродстве насильственной преждевременной смерти.

Свободный ярл очнулся от хруста снега под ногами людей. Группа людей в длинных плащах с тащившейся по снегу бахромой медленно и молча двигалась к храму среди дубов. Впереди, опустив голову, шел мужчина среднего роста с короткой завитой бородой. Темно-зеленый плащ, удерживаемый бронзовой застежкой, свисал с одного плеча и волочился по снегу. Голова с копной слишком темных для потомков Вотана волос была обнажена, и длинные пряди падали на плечи. Латы покрывали грудь.

Человек прошел в трех шагах от Оттара, не заметив нидаросского ярла. Темноволосого догнал худой и безусый юноша. Костлявый, с большими руками и ногами он напомнил Оттару подросшего щенка крупнопородного волкодава. Юноша дружески поправил плащ на плечах темноволосого и что-то сказал. Мужчина обернулся встретился глазами с Оттаром и приветственно поднял руку. Оттар ответил тем же традиционным движением.

Черный ярл Гальфдан с сыном Гаральдом!.. С таким же успехом он мог бы показать Оттару обнаженный клинок или стрелу, знаки вражды и войны. Спокойный, хитрый… И осторожный. Он не расстается с латами! Наверное, и меховая шапка, которую он несет в руке подбита не гагачьим пухом, а железом. Под его плащом и под плащами его спутников найдутся не только латы, но и мечи. Любимец бондэров. Король не моря, а земли.

Оттар вышел на опушку священной рощи в ту минуту, когда раздались первые торжествующие крики:

– Гальфдан, Гальфдан!

Вначале нестройные, как треск грома в ущельях, крики делались ритмичными. Дружный и мощный выкрик: «Гальф!» – сменялся могучим ударом: «дан!», от которого, как от молота, казалось, сейчас треснет лед Маэларского озера.

Над священной рощей поднимались встревоженные вороны, которые жили на дубах и кормились жертвами. Крупные, черные как уголь птицы крутыми спиралями взвивались в пасмурное зимнее небо и сбивались в стаю. Следуя за вожаком, стая вытянулась и понеслась над рощей и над тингом круговым полетом, почти замыкая кольцо. Живой браслет Вотана…

Гальфдан избран. Церемония коронации не интересовала Оттара. Черный поклянется отменить страндхуг, бороться со своевольством свободных ярлов, пресечь укрывательство преступников и сделать многое другое, все на пользу бондэров.

Толпа втягивалась в рощу. Тинг шел к храму. Здесь были все дети Вотана, обрабатывающие землю, дерево, металлы. Если не сами, то их представители. Чей-то голос позвал:

– Эй, ярл! Эй!

Оттар не пошевелился. Внезапно перед ним оказались несколько бондэров, и один подошел к нему вплотную.

– Ты не узнаешь меня? – спросил он ярла. Не ожидая ответа, бондэр злобно выдохнул почти в лицо ярла густой запах пива и злобные слова: – Ха! А я тебя узнал. Я помню тебя, проклятая акула! Страндхуг сдох, понимаешь? Сдох! Если ты еще раз попробуешь явиться к нам, – и бондэр захлебнулся от ярости, – мы встретим тебя топорами! А если ты обидишь нас, король выжжет твою берлогу, и ты будешь висеть, висеть, висеть! Молчишь? Ага, здесь ты молчишь?!

Бондэр размахнулся для удара. Сейчас же товарищи, безгласно внимавшие его крикам, набросились на потерявшего голову нарушителя мира тинга. Бондэр ворчал и пытался стряхнуть с себя друзей, как медведь собачью стаю.

Оттар холодно смотрел на возню. Ярл мог бы одними кулаками расправиться с неловким богатырем, тело которого одеревенело от однообразного неблагородного труда. Он мог бы расправиться и с его товарищами, прежде чем они сообразят, откуда рушатся удары на их бородатые челюсти.

Владетель Нидароса помнил, какими глазами этот бондэр смотрел на викингов, свежевавших взятую из его хлева свинью, одну из двух по праву страндхуга. Прельщенный ростом и шириной груди богатыря, Оттар предложил ему бросить недостойную жизнь земляного червя, сменить заступ и соху на весло и меч. Тогда бондэр не ответил. Здесь он нашел язык.

В группе свободных ярлов Оттара приветствовал новый человек, владетель Семскилен-фиорда Гольдульф. Восемь или девять лет назад дядя Гольдульфа, тоже Гольдульф, был случайно убит на улицах Хольмгарда-Новгорода.

Обняв Оттара, Гольдульф шепнул ему на ухо:

– В Скирингссал вернемся вместе. Я должен переговорить с тобой.

Конечно, предстоит еще одно предложение общего набега, второе после уже сделанного хаслумским ярлом Фреем. Так бывало каждую зиму. Ярлы создают союзы-сообщества, клянутся, отказываются от клятв, потом опять соглашаются – и так до самой весны. Много ловких и пышных речей, взаимных интриг.

Рекин, мечтая создать прочный, постоянный союз ярлов, принимал участие в сообществах, принимал участие в общих походах. Он ушел вместе с Грольфом и поплатился преждевременной Валгаллой. Оттар до сих пор плавал в набеги один и не мог пожаловаться на неуспех Получая предложения, нидаросский ярл не отказывался от сообщества, но опаздывал на сборные пункты. Так проще. Свое дело следует делать молча.

Оттар не спеша отошел от толпы ярлов и свиты. Гольдульф следовал за ним.

– Скажи здесь, – предложил нидаросский ярл семскиленскому. – Любое дело, достойное викинга, можно изложить в двух словах.

– Да, – согласился Гольдульф. – Мое дело достойно викинга. Но оно требует долгой беседы и полной тайны под торжественной клятвой.

Оттар невольно вздрогнул. Глядя Гольдульфу прямо в глаза, он шепотом спросил:

– Гальфдан?

Живое и хитрое лицо Гольдульфа выразило столько недоумения, что в его искренности не приходилось сомневаться.

– Какой Гальфдан? – спросил он, еле сдержав голос. – Этот, Черный? Что нам до него? Нет, мы будем говорить о настоящем деле.

Только набег… Что другое могут выдумать эти ярлы? Они начнут соображать, лишь когда увидят своими глазами, как под их ногами запылают фиорды. Они не понимают и не поймут, что именно этот тинг и был днем Рагнаради для свободных ярлов и викингов.

– Конечно, мы вернемся в Скирингссал вместе, – любезно согласился Оттар.

Часть третья
БОЛЬШИЕ ЗАМЫСЛЫ

Вернувшись с тинга, Оттар, не теряя времени, занялся важной работой вместе с опытными кормчими-мореходцами Эстольдом и Эйнаром. С помощью особенных инструментов, купленных у арабских и греческих купцов, они чертили свинцовыми палочками на гладких липовых досках новые драккары Нидароса.

Однако Оттар не забыл привезти в Скирингссал листы желтого пергамента с рисунками нового драккара. Над ними ярл со своими помощниками потрудился немало. Этот драккар, на пергаменте, был бы самым сильным из всего флота фиордов. Борт защищался железным поясом с длинными остриями, предохраняющими от абордажа. Две мачты, а не одна. На носу и на корме – платформы для камнеметов и самострелов, невиданных на море силы и размера. Подвижные навесы, чтобы укрывать стрелков и гребцов. На носу – голова женщины со змеями вместо волос, как на выпуклом рисунке белого камня в перстне, добытом Оттаром во франкском замке. Драккар заранее был наречен именем Гильдис, и жена ярла обожала его.

…Гильдис ждала сына. Она не сомневалась, что придет сын. Темные пятна портили красоту ее лица, но женщина не огорчалась. Она видела во сне Тора, и бог открыл ей тайну нерожденного младенца: он сделается героем и завладеет чужими землями.

Оттар был нежен с женой. Опытные в жизни женщины не отходили от Гильдис, следили за каждым шагом матери, чтобы она не повредила доверенную ей бесценную ношу.

По утрам ей приносили чашу свежей крови, и она погружала кисти рук в таинственный сок, любимый богами. Она дожидалась, пока кровь не высохнет на коже и, смывая корку теплой водой, оставляла под ногтями темные ободки: герой должен привыкнуть к крови до дня своего рождения. Так поступали благородные матери: и мать Оттара, и мать Рекина, и другие.

Приходили викинги, рассказывали о героях и походах, о предках нерожденного, о Гундере Великом Гребце, который один греб парой весел драккара, о Рекине не знавшем страха, о смелой мудрости Оттара. Подчиняясь ритуалу, Гильдис слушала, чтобы плод запомнил.

Иногда женщина надевала лучшие платья и отправлялась развлечься к купцам. Жену ярла и ее женщин стерегла свита из викингов, закованных в латы, с мечами и копьями, со щитами, заброшенными за спину. Гордые, они шли как волки на охоте, готовые броситься на первый подозрительный шорох. Внутри железного кольца караула, на широких покойных санях, укутанная в соболий мех, сидела молодая женщина с усталым надменным лицом.

Она ничего не боялась, она могла ходить одна и сама защитила бы себя, тем более в городе, где нападение на женщину благородной крови каралось мучительной казнью. Но Оттар хотел, чтобы так было, и она повиновалась. Иногда Гильдис, волнуемая странной тоской и смутным раздражением против мужа-мужчины, капризничала. Но Оттар был всегда ровен, всегда спокоен и всегда так смотрел синими глазами, что женщина успокаивалась.

Запряженные смирной лошадью, белой, как кони Вотана, сани останавливались перед домом купца. Двое или трое викингов, предводительствуемые Грамом, входили первыми, чтобы Гильдис не столкнулась с какой-нибудь нежелательной неожиданностью.

Приказчики купца раскладывали перед благородной женой богатого нидаросского ярла ткани, и она наслаждалась необычайными рисунками и красками, причудливыми и нежными и вместе с тем страстными. За шелком лились тяжелые греческие и новгородские парчи, расшитые золотыми и серебряными нитями.

И вдруг появлялись кубки, бокалы, чаши; их стенки были прозрачны как воздух, их можно было бы не заметить, не отражайся свет от полированных поверхностей. В других – клубился собранный рукой волшебника серый, синий, розовый туман.

Купец играл маленькими фигурками, они летали над его ловкими руками и сами выстраивались перед Гильдис. В них черты человека чудесно смешивались с чертами зверя, они были и тяжелые, как железо, и легкие, как кость. Большие, маленькие, всех цветов, какие есть в природе и какие мог выдумать человек, они забавляли Гильдис, как ребенка.

А тем временем подручные купца развлекали викингов другими фигурками, теми, которых не показывают знатным женщинам.

Гильдис ступала по толстым, пушистым, как мох, коврам, глядела на себя в большие куски стекла, где отражались ее лицо и фигура, а через плечо жены ярла заглядывали женщины и викинги, и громко смеялись, и делали смешные и страшные гримасы.

Гильдис брала золотые, серебряные, глиняные, каменные сосуды и флаконы и вдыхала странные, приятные и возбуждающие ароматы, добытые в бесконечно далеких странах.

Там, по рассказам купца, камни превращаются в колоссальных чудовищ и зарываются в сухой песок, звери носят человеческие головы, а люди – звериные, и в чашечках громадных цветов спят ядовитые рогатые змеи, которых нужно уметь заклясть, чтобы взять у цветка его чудесный запах.

Купец приносил кувшины с неизвестными напитками, продляющими жизнь человека, и предлагал знатной посетительнице попробовать, только попробовать чудесной мандрагоры кончиком языка…

Но вмешивались спутницы Гильдис и отстраняли руку купца. Напиток, возможно, был очарован во имя неизвестных богов и мог повредить.

Купец улыбался – купцы всегда улыбаются – и усаживал Гильдис в кресло: она устала и пора развлечь ее новым зрелищем.

Под тонкий, прерывистый свист флейты и под сухой стук бубна появлялись женщины, привезенные купцом неизвестно откуда, быть может из тех стран, где каменные чудовища зарываются в песок, а змеи спят в цветах.

Рабыни кружились в стремительной пляске, потом, под редкие удары бубна и пронзительные вскрики флейты, замирали, и извивались, как змеи, и тихо стонали не разжимая сведенного странной улыбкой рта. Викинги тяжело дышали пересохшими ртами, и их лица багровели.

Купец вспоминал ночевки на берегах бесконечных рек, когда приходилось не снимать брони и не выпускать из рук меча в ожидании налета неведомого врага, вспоминал просторы теплых морей и гроздья винограда в тенистых аллеях юга.

Женщины – женщины везде. Выгодный товар. Однако он не брал и не торговал такими белокурыми женщинами, как эта знатная посетительница. Северные женщины, несмотря на кнут и голод, бывают неукротимы. Они способны даже убивать себя, чтобы принести убыток.

Купец предлагал Гильдис купить одну или несколько рабынь, они будут развлекать госпожу и ухаживать за ее красотой и волосами. Гильдис небрежно отказывалась: она презирала эти существа, пусть похожие на цветы, но неспособные рождать героев.

Купец улыбался в бороду: действительно, редкая женщина сама введет в дом красивую служанку! – и отвлекал Гильдис новой игрушкой. Его приказчики сообщали викингам цены рабынь – на час, на два или на больший срок.

А живые игрушки, забившись в дальнюю темную комнату, ждали, когда понадобятся вновь. Заученные улыбки сменялись привычной гримасой тупого отчаяния, чудовищно жалкой на раскрашенных лицах. Но они не плакали, боясь испортить краску ресниц и щек и навлечь наказание плетью, зашитой в полотно и смоченной водой, чтобы удары ремнем не оставляли следов на теле.

Новгородские купцы широко распахивали тяжелые ворота своих складов перед знатной женщиной, боярыней, окруженной сильной свитой. Гильдис, наслаждаясь пушистой нежностью соболей, куниц и выдр, погружала руки в меха. Она любила упругость густого коричневого пуха бобров.

Новгородец рассказывал, что бобры умеют рубить деревья, запружать реки, строить дома и говорить между собой лучше всех других зверей, так как они работают вместе, ватагой.

Бобров совсем не было в дани, приносимой нидаросскому ярлу желтолицыми лапонами-гвеннами, а их соболя и куницы имели худший мех…

Пятнисто-цветистые шкуры рысей-пардусов иногда были искусно выделаны вместе с головами. Гильдис приближала лицо к оскаленной пасти громадной дикой кошки. Но ей больше нравилось дразнить живых рысей, которые шипели и бранились в клетках. Она хотела бы купить рысь, нет, лучше двух, чтобы сразиться сразу с обеими в кругу, окруженном высоким забором. В одной руке копье, в другой – нож, как забавлялся Оттар, будучи юношей. Его левая рука и грудь носили следы когтей.

Сейчас она не одна, и Оттар не позволит ей такое желанное, но слишком острое развлечение. Потом, потом… если она не остынет, как остыл сам Оттар, к подобным детским забавам.

С помощью своих людей, таких же дюжих, как он сам, новгородский купец раскатывал перед Гильдис длинные куски льняных тканей, толстых, крепких, отлично пригодных для шитья парусов драккара и для мужского кафтана. И другие – тонкие, почти прозрачные, необходимые для красивых женщин и новорожденных младенцев. И льняное волокно, расчесанное, как волосы, светлое, как косы Гильдис, но еще более нежное.

В складах воска стоял, как невидимый туман, особенный, густой, плотный, тяжелый и вместе с тем добрый запах. Воск был в бочках, кадках, больших, как жернова, кругах и в уже готовых свечах, беленных солнцем, темно-желтых или почти черных, которые побеждают мрак длинных зимних ночей и делают их короткими.

Деревянные ложки, миски, ковши, кружки, тарелки для мяса и рыбы были самых разнообразных цен и вида, простые, гладкие и резные, в форме птиц, рыб и причудливых, небывалых животных, украшенные знаком Солнца в виде колеса со спицами. Луны, изогнутой серпом земледельца, усыпанные звездочками, цветами, глазками.

Купец, серьезный, важный и немногословный, медленными жестами указывал на посуду из глины, бронзы, кованого железа, предлагал ожерелья из рысьих, медвежьих и бобровых зубов, которые придают силу мужчине и очарование женщине.

Гильдис не интересовалась складами кож, смолы, сала, вяленого мяса, копченой и сушеной рыбы.

Жена ярла проходила мимо мечей, боевых топоров, копий, стрел, луков, кольчуг, бахтерцев, шлемов с наличьями и простых. Это оружие казалось ей слишком тяжелым, простым, грубым после того, которым торговали арабы и греки.

Но викинги свиты рассматривали новгородские изделия с интересом воинов, которым всегда мало того оружия, что уже им принадлежит. Им нравилась новгородская работа – работа для мужчин, не обязанных думать о красоте, но желающих побеждать. И Гильдис с уважением останавливалась и не торопилась, чтобы Рагнвальд запомнил мнения бывалых воинов.

Из темного закоулка за кипами льна новгородцы выносили на свет длинную тяжелую кость. Она была как клык старого моржа, с желтизной, изогнутая и тупая на конце. Но такой морж был бы величиной с кита!

– Откуда это? – спрашивал Грам, гладя рукой громадную кость. – Откуда эти? – повторял старый викинг, указывая на моржовые клыки.

Цены на моржовую кость падали, и до сих пор Грам не сумел выведать путей, которыми она попадала к хольмгардским купцам.

Новгородец, наблюдавший за Грамом, чтобы понять серьезный ли перед ним покупатель, или просто праздный человек, отвечал безразличным голосом:

– В наших землях всего много, наши охотники далеко ходят и добывают всякого зверя.

…Гильдис не посещала рынки траллсов. Рабы ничтожны, безобразны. И среди них могли оказаться колдуны низких племен, дурной глаз которых был бы вреден слабому плоду. Иногда Грам приносил жене ярла понравившиеся ей вещи, иногда – нет, когда находил цену чрезмерной, а вещь ненужной даже женщинам. Гильдис не замечала хитростей домоправителя, она забывала случайные желания, она хотела родить героя и заботливо, настойчиво погружалась в свое дело, как до нее мать, бабушка и все сорок девять поколений женщин, отделявших будущего героя от Отца Вотана. И как женщины, давшие ей мужа, Оттара.

Вечером скальды пели и рассказывали саги о прекрасном Бальдуре, Могучем Торе, воплощениях красоты и силы, о валькириях, заботящихся о героях, и о самих героях. В начале ночи приходил жрец и читал заклинания; женщина повторяла за ним. Не понимая смысла слов, она верила в магическую силу созвучий.

Жрец чертил пальцем в воздухе знаки могущественных рунир. Он удалялся, отступая спиной от зачарованной им постели дочери Вотана, и не забывал оградить рунирами порог, чтобы злые духи не приблизились к Гильдис в часы сна, когда слабеет воля.

Утром жрец особенными движениями, установленными священным ритуалом, закалывал белую козу и собирал кровь в бронзовую чашу, зачарованную знаками рунир, чтобы жена знаменитого нидаросского ярла совершила очередное омовение.

Так шли дни Гильдис, которая не знала, что Рагнаради свободных ярлов уже началось.

А Оттар знал. Поэтому он не будет строить драккар «Гильдис». Великолепный и самый могучий драккар земли фиордов умер, не родившись. Поэтому-то так и трудились ярл и его кормчие, его лучшие кормчие, сведущие в морском деле.

Взамен драккара с женской головой и змеями вместо волос будут построены два драккара, на двенадцать румов каждый, как «Орел», сын «Волка» и внук «Змея», но не похожие ни на них, ни на «Дракона».

Они будут низкие и узкие, что даст им неслыханно быстрый ход. Чтобы проходить по мелким рекам и вонзаться в чужие земли так легко, как меч викинга входит в тело врага, им вредна глубокая осадка. Их днище будет обшито листами меди, усиленной ковкой, для предохранения от подводных камней и речных порогов.

А что произойдет в открытом море, в бурю? Волны зальют драккар через низкие борта, он не сможет идти вместе со старшими. Сможет. У него будет запасная кожаная палуба. Во время волнения она затянет драккар, как непотопляемую лодку лапона-гвенна. Но драккар не будет остойчив на волнах, а парус опрокинет его? Нет, у него будет пустой киль, наполненный железными брусками. Когда придется входить в мелкие реки, железо из киля можно извлечь.

Мастера привыкли строить драккары. Обычно ярлы указывают лишь число румов и украшение носа. Поэтому все ярлы плавают на похожих драккарах. Новые драккары Оттара будут особенные, как особенным был бы и «Гильдис». Поэтому Оттар и его кормчие должны сами вычертить все.

Пусть Гильдис не ступит на палубу драккара ее имени. Зато сын Оттара и Гильдис будет стоять на двух ногах-драккарах. Оттар назовет их «Акулами», это хорошее имя для драккара. Будут две «Акулы» – «Черная» и «Синяя», достойные сестры северных морских акул.

После избрания Черного Гальфдана королем нужны драккары, способные ходить по новым морям и неизвестным рекам.

Выбраны брусья и доски, выпиленные из лучших дубовых бревен с озера Нево. Дерево выдерживалось несколько лет на складе купца без доступа солнечных лучей, укрытое от дождя и снега. Доски не имеют сучков, древоточины и вредной синевы.

Тщательно подобраны медные гвозди и болты новгородского изделия, закаленные, как железо. Запасены новгородская смола, пряди льна для пазов и тюленьи кожи для шитья палуб.

Лучшие мастера Скирингссала ждут заказа. Чтобы они не занялись другой работой, им платят за дни вынужденной праздности. Нидаросский ярл не любит платить, и он торопится закончить рисунки «Акул». Но торопится разумно, без спешки: драккар – это железное оружие викинга. Могущество железа чтил даже тот глупый народ, который презирал золото.

К Оттару подкрадывался старый Грам. Домоправитель с суеверным почтением глазел на линии, нарисованные серым свинцом. Вот те особенные руниры, с помощью которых мысль ярла родит новые драккары!.. И правда, Грам различал изогнутость борта, ребро… Но он пришел за другим делом.

Грам нашептывал своему ярлу новости, много интересных новостей о торговых и прочих вещах. У него есть помощники, они, как и сам старик, бродят у пристаней и причалов, присаживаются к столам в веселых домах, оплачивая выпивку нужного человека, завязывают знакомства со сторожами драккаров, барж и складов, болтают с бондэрами, трутся около купцов, не брезгают поболтать и с траллсом.

Как викинг на драккаре гонится за купеческой лодьей, как собака идет по горячему следу, так и Грам охотится за тайнами торговли. Его бормотанье развлекает ярла, и Оттар вслушивается.

– Тебе предлагают сделку на все сало, мой ярл.

– А цена? Нет. Еще рано, нужно ждать. По такой цене пусть отдают те, кто не может ждать. Мы можем, Грам.

– Домоправитель Эрика Красноглазого просит в долг триста золотых монет? А обеспечение? Нет, его меха плохи, пусть сам торгует ими, а не пытается всучить их мне под видом залога. Возьми его серебряную посуду или гони его домоправителя вон, Грам.

– Явился старый ярл Фиольм с сыном? Чего он хочет? Это дурно, Грам, что ты заставил его ждать! Пусть он друг Черного Гальфдана, следует соблюдать приличия. Что ему нужно? Броню? Принеси одну из тех, которые сделал траллс, собиравшийся умереть и изменивший свое желание. Уже показывал?

Оттар выходит к знатным покупателям. Они обнимаются, пьют вино из одного ковша, лучшее вино горда Оттара.

Нидаросский ярл предупреждает старого Фиольма, что к весне цены на доспехи и оружие еще повысятся, как всегда, что, назначив указанную цену, он терпит убыток против будущих цен. Тщетно. Покупатели уходят не сговорившись. Но Оттар знает, что завтра они или придут сами, или пришлют золото с домоправителем. Он присмотрелся к Фиольму. Такой отец не откажет сыну.

Старый Грам все время твердит, что Черный Гальфдан и его друзья скупают оружие, много оружия. Следует заказать после первых «Акул» еще две. Золота хватит, и нечего его жалеть. В Македонии жил король Персей, дальний потомок Великого Александра. Он поскупился потратить свои сокровища на постройку драккаров и наем воинов. Римляне победили выродка Персея и взяли его золото. Скряги копят деньги для своих врагов.