Текст книги "Полное собрание стихотворений"

(Ионический диметр)

 
«Приходи!» – страстно мечта стонет,
Но его ль тайный призыв -тронет!
Как ответ, ива чело клонит.
 
 
Тишина; речка внизу плачет;
Миновал избранный час… Значит, —
Для тебя горестный круг начат!
 
 
Суждено всем испытать то же:
Пережить сладкие дни дрожи,
Исчерпать страсть на ночном ложе,
 
 
А потом – горечь разлук, вскоре
Наблюдать скорбь в дорогом взоре
И испить, все до конца, горе!
 
 
Пред тобой черная здесь веха,
Ты зовешь, плачешь… на плач эхо
Прозвенит легкой волной смеха,
 
 
Лишь с тобой речка внизу плачет.
Роковой час миновал, значит, —
Для тебя горестный круг начат.
 

1918

(Античные ритмы)

(Дактиле-хореические дистиха)

(Гендикасиллабы)

(1-й асклепиадов стих Горация)

 
Вековечной воздвиг меди я памятник,
Выше он пирамид царских строения,
Ни снедающий дождь, как и бессильный ветр,
Не разрушат его ввек, ни бесчисленных
Ряд идущих годов или бег времени.
Нет, не весь я умру, большая часть меня
Либитины уйдет; славой посмертною
Возрастать мне, пока по Капитолию
Жрец верховный ведет деву безмолвную.
Буду назван, где мчит Авфид неистовый
И где бедный водой Давн был над сельскими
Племенами царем, из ничего могущ.
Первым я перевел песни Эолии
На Италийский лад. Гордость заслуженно
Утверди и мою голову Дельфийским
Благосклонно венчай лавром, Мельпомена.
 

<1912—1918>

(Гексаметры Авсония)

 
Все непрочное в мире родит, и ведет, и крушит Рок,
Рок, неверный и зыбкий, но манит нас льстивых
надежд рой,
Рой, что с нами всю жизнь, и с кем разлучит
нас одна смерть,
Смерть ненасытная, кою адская кроет в свой мрак ночь.
Ночь в свой черед умирает, едва воссияет златой свет,
Свет, этот дар богов, пред кем впереди предлетит Феб,
Феб, от кого не укрылся с Кипридой одетый в доспех
Марс,
Марс, что рожден без отца; его чтит фракийцев слепой род,
Род проклятый мужей, что свой в преступлениях зрит
долг,
Долг убивать, как жертву, людей; таков той страны нрав, —
Нрав свирепых племен, что законов признать не хотят
власть.
Власть, что в мире возникла из вечных природы людской
прав,
Прав благочестия дщерей, прав, где сказался богов ум,
Ум этот чувством небесным кропит достойный того дух,
Д|ух подобие мира, всей жизни начало, упор, мощь,
Мощь, бессильная, впрочем: затем, что все – шутка,
ничто все!
 

1911

(Ропалические стихи)

 
Пусть мечта рыдает горестными восклицаньями.
Даль горит, сверкает радостными ожиданьями!
Ты, опять доверясь обольщенью вековечному,
Жизнь предать согласен сновиденью бесконечному,
Вновь сожмешь объятья, трепетные, обольщенные!
Ах, тая проклятья, истинные, освященные!
Миг страстей настанет, совершится невозможное,
И любовь обманет, – повторится непреложное!
Мгла тебя отметит трепетами сладострастными,
И, губя, приветит лепетами полуясными…
Даль – свята, пылает радостными обещаньями,
Лишь мечта рыдает горестными восклицаньями.
 

1914

(Ропалические стихи XIV в.)

 
Жизнь – игра желаний мимолетных,
Есть – пора мечтаний безотчетных,
Есть, потом, – свершений горделивых,
Скук, истом, томлений прозорливых;
Есть года жестоких испытаний,
Дни суда, глубоких ожиданий;
Страсть везде незримо торжествует,
Льстит в нужде; гонима, знаменует
Дни побед холодным беспристрастьем…
Мир согрет бесплодным сладострастьем!
 

1918

(Разложение дактилического гексаметра)

(Двух-трехдольники)

(Параллелизм)

(Параллелизм)

(Силлабические стихи.)

 
Вода едва качает
Абрисы темных ив;
День, убывая, тает;
Свет вечерний пуглив.
Словно лестницей длинной,
За ступенью ступень,
Лишь дрожа беспричинно,
Идет ночная тень.
Вот воцарились всюду
Тишина, темнота;
Верит невольно чуду,
Опьянена, мечта.
Кажется, все вернется,
Что было час назад;
Склонится, улыбнется
Близко – желанный взгляд!
И будет миг свиданья
Дивен, сладок вдвойне,
В святом кругу молчанья,
При встающей луне.
Сознавая невольно
Власть ее волшебства,
Качнулась богомольно
Под ветерком трава.
И не жаль, что утрачен
Миром – колдуний дар,
Когда встает, прозрачен,
За лесом лунный шар!
 

1918

(Свободный стих Гете)

 
На всех вершинах —
Покой.
В листве, в долинах,
Ни одной
Не вздрогнет черты…
Птицы дремлют в молчании бора.
Погоди только: скоро
Уснешь и ты!
 

<1915>

(Ритм)

(Свободный стих Верхарма)

 
Как длинные нити, нетихнущий дождь
Сквозь серое небо, и полон и тощ,
Над квадратами луга, над кубами рощ
Струится нетихнущий дождь,
Томительный дождь,
Дождь…
 
 
Так он льет со вчера,
Так он мокрые тянет лоскутья
С тверди серой и черной;
Терпеливый, упорный,
Так он льет со вчера
На перепутья,
Необорный.
 
 
По путям,
Что ведут от полей к городам,
По дорогам, безмерно скривленным,
Шагом сонным,
Монотонным,
Утомленным,
Словно дроги путем похоронным,
 
 
Проезжают возы, в колеях,
Для того без конца параллельных,
Что они исчезают в ночных небесах,
И сливаются в далях предельных…
А вода,
Час за часом, струится всегда;
Плачут травы, деревья и домы
В бесконечности краткой истомы…
Перейдя за гнилые плотины,
Разливаются реки в долины
Серой пеной,
И плывет унесенное сено;
 
 
Ветер хлещет орешник и ивы;
И, хвостами в воде шевеля,
Стадо черных быков наполняет мычаньем поля;
Вечер близится; тени – пугливы,
И неслышно ложатся вдоль сумрачных рощ;
Твердь – все та же;
Так же льется нетихнущий дождь,
Долгий дождь,
Дождь густой и прозрачный, как сажа.
Долгий дождь
Нити вытянул ровно и прямо;
Ткет ногтями своими упрямо, —
 
 
Петля за петлей, стежок за стежком
Одеянье,
Закрывая в свой плащ каждый дом,
Каждое зданье,
В плащ изодранный, жалкий,
Что виснет тряпьем,
Как на палке…
Голубятня под крышей зубчатой;
Слуховое оконце, бумагой заткнутое грубо;
Водосточные трубы,
Что крестом стоят над коньком;
 
 
На мельницах крылья с заплатой;
Крест над родной колокольней, —
Под долгим дождем,
Непрерывным дождем
Умирают зимой в агонии безбольной…
О, нетихнущий дождь,
В серых нитях, в морщинах, с большой
бородой
 
 
Водяной!
О, нетихнущий дождь
Старых стран,
Многодневный, седой, облеченный в туман!
 

<1915>

(Склад народных песен)

 
Да притихнут щекоты славие,
Да примолкнут говоры галичьи,
Да не грают вороны черные,
Да сороки не стрекочут, пестрые!
Сокол правит путь в поднебесье,
По чистым полям громок конский скок,
На червленый щит взвыл голодный волк,
Далеко по земле слышен орлий клект.
 

 
Высоко, высоко до поднебесья,
Глубоко, глубоко до морского дна,
Кто, богатырь, сошел во глубь земли,
Кто, ведун, возлетел под облаки?
Чудеса вместил в себя божий мир,
Ни сказать, ни спеть, что на свете есть.
 

 
Как по морю, морю синему,
Мимо ль острова неведомого,
Выплывали, выгребали в ширь
Ровно тридцать три кораблика,
А на первом па кораблике
На корме беседа – рыбий зуб…
 

 
Кто пришел, кто стоит
Там у притолки?
Кто кивнул головой
Нам из сумрака?
Это – сон, он пришел
Да за дитяткой,
Спи, мой милый, усни,
Я баюкаю…
 

<1918>

(Склад новонародных песен)

 
Я присела на крылечко,
Вася подарил колечко.
Я прошлася на лужочек,
Федя мне принес платочек.
Я вечор гоняла кошку,
Митрий преподнес мне брошку,
А когда я вышла в сени,
Подзатыльник дал мне Сеня.
Как подарки позабыть?
Буду каждого любить.
 

 
Мою милку не забуду,
Потому что хороша.
Разопью я с ней посуду,
Гуляй, вольная душа!
Буду верен две недели,
Приходи на сеновал!
Засмеют меня соседи,
Дескать, паренек пропал,
Не хочу только жениться,
Душе воля дорога.
Будешь в омуте топиться,
Туда и дорога!
 

 
Ворожила мне маменька:
Не быть тебе старенькой,
Слишком милого любишь,
Свою душу загубить.
Я же маменьке ответила:
Проживу жизнь весело,
Ежели подчас тоскую,
Зато милого целую.
Говорила я маменьке,
Сидя на заваленке,
А сама была не своя:
Бросил милый мой меня.
 

18 декабря 1914

Опыты по евфонии (звукопись и созвучия)

(Укороченные рифмы)

 
В небе – яркость повечерия:
Реют птиц волшебных перья,
Гривы странного зверья…
 
 
Словно вырос там, над городом,
Пред владыкой грозно-гордом
Некий дивный ипподром.
 
 
Как в торжественной басилике,
Всюду – облики и лики,
Толпы дивно велики;
 
 
Все скамьи людьми унизаны;
По одеждам жемчуг ризный
Блещет с темной крутизны.
 
 
Ждут ли толпы гладиатора
В рдяной алости театра,
В круге синего шатра?
 
 
Вот и он, боец невиданный!
Меч возносит серповидный,
В тучах руки чуть видны…
 
 
Решена борьба заранее:
Полетит на стон страданья
Черный облак воронья.
 
 
Крыльев, кровью отороченных,
Ляжет взмах, в углах урочных,
Точно сотня створ ночных.
 
 
И лишь звезды сквозь расщелины,
Озирая мрак земельный,
Будут искриться, хмельны.
 
 
Да вверху над стихшим городом
Будет спать в молчаньи гордом
Нам незримый ипподром.
 

1918

(Омонимические рифмы)

 
Ты белых лебедей кормила,
Откинув тяжесть черных кос…
Я рядом плыл; сошлись кормила;
Закатный луч был странно-кос.
 
 
По небу полосы синели,
Вечеровой багрец кроя;
В цветах черемух и синели
Скрывались водные края.
 
 
Все формы были строго-четки,
Миг ранил сердце сотней жал…
Я, как аскет сжимает четки,
В руке весло невольно жал.
 
 
Вдруг лебедей метнулась пара…
Не знаю, чья была вина…
Закат замлел за дымкой пара,
Алея, как поток вина.
 
 
Была то правда ли, мечта ли, —
Уста двоих слились в одно.
Две лодки, как и мы, мечтали,
Как будто вонзены во дно.
 
 
Я свято помню эту встречу:
Пруд, берег, неба яркий плат…
Миг тот же если вновь я встречу, —
И жизнь ничтожная из плат!
 

12 декабря 1914

(Омонимические рифмы)

(Разноударные омонимические рифмы)

 
Я – под синим пологом
На холме пологом.
 
 
Все вокруг так зелено;
Шум – в траве зеленой.
 
 
Вот – ромашка белая;
Как она, бела я.
 
 
Сосенки! вы в горе ли?
Мы, как вы, горели.
 
 
Но изжита, минута
Страшная минута!
 
 
В сердце – радость виденья:
Сгинули виденья.
 
 
Счастья нужно ль большего?
Будет и большого.
 

1914, 1918

(Глубокие рифмы)

 
Рвется ветер одичалый,
Буря знак дала погонь…
С бурен споря, родич алый,
Машет сотней лап огонь.
 
 
Рамы трески, двери скрежет,
Балок грохот, гуд и рев…
Буря с боя вереск режет,
Гнет стволы в дуги дерев!
 
 
Страшен ты, Кашей летучий!
Но, как светлый сердолик,
Месяц вниз, сквозь щели тучи,
Клонит милосердо лик.
 

1918

(Глубокие рифмы)

 
Она прелестна, как весной лился,
Как ель стройна, как серна сложена;
А дряхлый муж, ее плечо лелея,
Лукаво говорит: «Моя жена!»
 
 
Давно ль она, в мечты погружена,
С других кудрей вдыхая хмель елея,
Дрожа, шептала клятву Галилея:
«Я все ж люблю! я счастьем сожжена!»
 
 
Тому не быть! что было – миновало,
И больше ей не целовать овала
Того лица, твердя: «О милый мой!»
 
 
Здесь на груди, сокрытое глубоко,
Чтоб на него не посягнуло б око,
Лежит посланье с траурной каймой.
 

<1918>

(Богатые рифмы)

 
Задумчиво я слушаю
Хруст снега под ногой.
Над морем и над сушею
Мучительный покой.
 
 
Иду один вдоль берега,
Везде лишь снег да лед,
И профилем Тиберика
Далекий холм встает.
 
 
Мне кажется, смеется он,
Качая головой.
Кончая свой симпосион
Насмешкой роковой.
 
 
«Как жаль, что не единая
У мира голова!»
Один иду на льдины я.
Пустынна синева.
 
 
Все тихо. Тщетно слушаю:
Лед хрустнет под ногой, —
И над водой и сушею
Опять глухой покой.
 

19 ноября 1914

(Семисложные рифмы)

 
Ты – что загадка, вовек не разгадывающаяся!
Ты – что строфа, непокорно не складывающаяся!
Мучат глаза твои душу выведывательностями,
Манят слова твои мысль непоследовательностями.
 
 
Ты – словно нить, до сверканья раскаливающаяся,
Ты – как царица, над нищими сжаливающаяся.
Небо полно золотыми свидетельствованиями
Всех, кто твоими был жив благодетельствованиями!
 

Ноябрь 1914

(Уменьшающиеся рифмы, от 7 слогов до 1)

(5-сложные рифмы)

(Рифмы 5 и 4-сложные)

 
С губами, сладко улыбающимися,
Она глядит глазами суженными,
И черны пряди вкруг чела;
Нить розоватыми жемчужинами
С кораллами перемежающимися
Ей шею нежно облегла.
 
 
Она как будто не догадывается,
Движеньем легким грудь показывая,
Как странно-мутны взоры всех.
И лишь ее накидка газовая
В причудливые складки складывается,
Дрожа под затаенный смех.
 
 
Она встает, и зыбко свешиваются
Алмазы, искрами утроенные,
Горящих в локонах серег;
Порывы, у тигриц усвоенные,
С газельей медленностью смешиваются
При каждом шаге легких ног.
 
 
И меж изгибов, жадно впитываемых
Глазами, жалко не ответственными,
Безумцев, ведающих страсть,
Нет, что не дышат снами девственными!
То над толпой рабов испытываемых
Владычица являет власть!
 

3 января 1916

(4-сложные рифмы)

 
Реет река, лиловеющая
В свете зари предвечерней,
Даль, неоглядно темнеющая,
Тянется дивно безмерней.
 
 
Радости вечера длительного,
Вас всей душой я впиваю!
Яркость заката слепительного —
Двери к последнему раю!
 
 
Нет, не чета новоявленная
Встала здесь, – Ева с Адамом:
Сзади – дорога оставленная,
Ночь – за торжественным храмом.
 
 
Путь с его рвами и рытвинами
Пройден: не будет возврата!
Жажду с мечтами молитвенными
Медлить во храме заката!
 
 
Длитесь, мгновенья темнеющие!
Даль, разрастайся безмерней!
Струи скользят лиловеющие
В свете зари предвечерней.
 

1913. 4 января 1915

Как дельфин тропических морей…

Вордсворд

 
Как дельфин тропических морей,
Тишь глубин я знаю, но люблю
Выплывать под знойный меч луча,
Режа гладь морскую на бегу.
 
 
Хороши сквозь воду светы дня!
Там, в тиши, все – чудо; груды, стаи рыб
Там плывут, как призрачная рать;
Страшный спрут, как царь, таится там;
 
 
Бел и ал, со дна растет скалой
Там коралл, и тысячью цветов
Анемон гнездится меж камней,
Окружен живым кольцом медуз.
 
 
Но свой взор насытив странным сном,
На простор спешу я снова всплыть,
От чудес безмерных глубей я
В глубь небес опять хочу смотреть.
 
 
Мир объят пожаром заревым,
И закат кровавит сини вод:
Я, волну чуть зыбля на лету,
Тишину дневную жадно пью.
 

16 марта 1918

(Начальные рифмы)

 
Реет тень голубая, объята
Ароматом нескошенных трав;
Но, упав на зеленую землю,
Я объемлю глазами простор.
Звездный хор мне поет: аллилуя!
Но, целуя земную росу,
Я несу мой тропарь умиленный
До бездонной кошницы небес.
Не исчез дольний мир. Сердцем чую
Голубую, как сон, тишину
И весну, воплощенную в мае
Легкой стаей ночных облаков.
Но готов все забыть, всем забыться,
Я упиться хочу тихим сном;
Здесь, в ночном упоеньи над бездной, —
К тайне звездной земная ступень…
Реет тень…
 

29 апреля 1914

(Серпантин)

 
Я, печален, блуждаю меж знакомых развалин,
Где, давно ли, рыдал я от ласкательной боли!
Камни те же, и тот же ветер, медленный, свежий,
Мглу колышет, и берег маргаритками вышит…
Но иное томленье душу режет в покое:
Вместо жгучей печали – сон, как осень, тягучий!
Эти камни так тверды! и уныло близка мне
Эта башня под мхами, с ее думой всегдашней
О далеком, отшедшем, дорогом, хоть жестоком!
 

1918

(Рифма предпоследнего слова)

(Рифмы дактиле-хореические)

 
Высоко над городом,
В перелете гордом,
Словно птицы странные,
Реют монопланы.
 
 
А под ними, парами,
Грязным тротуаром,
Словно тени жуткие,
Бродят проститутки.
 
 
Может быть, воочию,
Этой самой ночью,
Тем же девам – летчики
Поднесут цветочки;
 
 
И в позорных комнатах
Волю неба вспомнят,
Ах! склоняясь ласково
Над застывшей маской!
 
 
Первый, в лете сниженном,
Кажется недвижным…
Не к земной улике ли
Монопланы сникли?
 

1918

(Рифмы дактиле-хореические)

(Рифмы дактиле-хореические)

(Сплошные рифмы)

(Сплошные рифмы)

(Внутренние постоянные рифмы)

(Внутренние постоянные рифмы)

(Ассонансы)

(Романские ассонансы)

(Ассонансы)

(Звукопись)

(Перезвучия)

(Перезвучия)

(Однозвучия)

(Однозвучия)

(Триолет-анафора)

(Стихи с созвучиями)

 
Слово – событий скрижаль, скиптр серебряный созданной славы,
Случая спутник слепой, строгий свидетель сует,
Светлого солнца союзник, святая свирель серафимов,
Сфер созерцающий сфинкс, —стены судьбы стережет!
Слезы связуя со страстью, счастье сплетая со скорбью,
Сладостью свадебных снов, сказкой сверкая сердцам, —
Слово—суровая сила, старое семя сомнений!
Слыша со стонами смех, сверстник седой Сатаны,
Смуты строитель, снабдивший сражения скрежетом, Слово
Стали, секиры, стрелы, сумрачной смерти страшней!
 

1918

(Палиндром буквенный)

 
Я – идиллия?.. Я – иль Лидия?..
.........................
Топот тише… тешит топот…
Хорош шорох… хорош шорох…
Хаос елок… (колесо, ах!)
Озер греза… озер греза…
Тина манит… ,
Туча… чуть…
А луна тонула…
И нет тени!
.........................
Еду… сани… на суде…
.........................
Топот тише; тешит топот;
Хорош шорох; хорош шорох…
Темь опять; я – память!
Ель опять; я – поле!
О, мимо! мимо!
А город? а город? о, дорога! дорога!
 

<1918>

(Палиндром буквенный)

 
Я – око покоя,
Я – дали ладья,
И чуть узорю розу тучи,
Я, радугу лугу даря!
Я – алая,
Я – и лилия,
Веду, Сильвана, в лесу дев,
Я, еле лелея
Небес эбен.
 

1915

(Палиндромы)

 
Я – арка края.
____
 
 
Атака заката.
____
О, лета тело!
____
Ала зола.
 

<1918>

(Словесный палиндром)

 
Жестоко – раздумье. Ночное молчанье
Качает виденья былого;
Мерцанье встречает улыбки сурово;
Страданье —
Глубоко-глубоко!
Страданье сурово улыбки встречает…
Мерцанье былого – виденья качает…
Молчанье, ночное раздумье, – жестоко!
 

1918

(Словесный палиндром)

 
Волн колыхание так наяд побеждает стремленье,
Моря Икарова вал, как пламенеющий Нот.
Нот пламенеющий, как вал Икарова моря, – стремленье
Побеждает наяд так колыхание волн.
 

<1918>

(Стихи обращенные)

 
Нежный стихов аромат услаждает безделие девы:
Кроет проделки богов нежный стихов аромат.
 

<1913?>

(Античные ассонансы)

 
Грушу с яблоней в саду я деревцами посадил,
На коре пометил имя той, которую любил.
Ни конца пет, ни покою с той поры для страстных мук:
Сад все гуще, страсть все жгучей, ветви тянутся из букв.
 

1911

(Топология Пентадия)

 
Пастырь, оратай, воин, пас, возделывал, низил,
Коз, огород, врагов – веткой, лопатой, мечом.
 

1907

(Метаграмма)

 
Что нам весной или за ней дано?
Одна мечта: знай сон и лей вино!
 

1918

Опыты по строфике (строфы и формы)

(Моностих Авсония)

 
Рим золотой, обитель богов, меж градами первый,
 

1911

(Моностихи его же)

 
Первый Юлий раскрыл чертоги царские Цезарь;
Августу он передал и власть над градом, и имя;
Правил потом Тиберий, сын его сводный; за этим
Кай, получивший прозванье Калигулы в лагере ратном;
Клавдий воспринял потом правленье; а после жестокий
В роде Энея последний Нерон; за ним, не в три года,
Трое: Гальба, старик, напрасно веривший в друга,
Слабый Отон, по разврату позорный выродок жизни,
И недостойный ни власти, ни смерти мужа Вителий;
Веспасиан, за ними десятый, судьбой был поставлен;
Далее Тит, счастливый краткостью власти; последним
Брат его, тот, кого звали римляне Лысым Нероном.
 

(Повторные дистихи Пентадия)

 
Да, убегает зима! оживляют землю зефиры.
Эвр согревает дожди. Да, убегает зима!
Всюду чреваты поля; жары предчувствует почва.
Всходами новых семян всюду чреваты поля.
Весело пухнут луга, листвой оделись деревья.
По обнаженным долам весело пухнут луга.
Плач Филомелы звучит – преступной матери пени,
Сына отдавшей во снедь, плач Филомелы звучит.
Буйство потока в горах стремится по вымытым камням.
И на далеко гудит буйство потока в горах.
Тысяча тысяч цветов творит дыханье Авроры.
Дышит во глуби долин тысяча тысяч цветов.
Стонет в ущельях пустых овечьим блеяньем Эхо.
Звук, отраженный скалой, стонет в ущельях пустых.
Вьется младой виноград, меж двух посаженный вязов.
Вверх по тростинкам лозой вьется младой виноград.
Клеит под крышей опять говорливая ласточка утром,
Строя на лето гнездо, клеит под крышей опять.
Где зеленеет платан, в тени, услаждает дремота;
Там надевают венки, где зеленеет платан.
Сладко теперь умереть! нити жизни, сорвитеся с прялки!
В милых объятьях любви сладко теперь умереть!
 

1 мая 1907

(Алкаический метр)

(Сапфическая строфа Горация)

 
Реже всё трясут запертые двери,
Вперебой стуча, юноши лихие,
Не хотят твой сон прерывать, и любит
Дверца порог свой,
 
 
Легкие, в былом двигавшая часто
Петли. Слышишь ты реже все и реже:
«Ты, пока всю ночь по тебе страдаю,
Лидия, спишь ли?»
 
 
Дерзких шатунов, жалкая старуха,
Ты оплачешь вновь, в темном переулке,
Фракийский когда буйствует под ново-
Лунием ветер.
 
 
Пусть тебе любовь ярая и жажда
(Бесятся какой часто кобылицы)
Неотступно жжет раненую печень,
Пусть ты и плачешь, —
 
 
Пылкая, плющом молодежь зеленым
Тешится всегда, как и темным миртом,
Мертвые листы предавая Эвру,
Осени другу.
 

5 апреля 1914

(Сапфический малый метр Горация)

 
Лидия! мне, во имя
Всех богов, скажи,
Почему
Любо тебе, что сгибнет
 
 
Сибарис наш от страсти?
Стал чуждаться он
Всех арен.
Солнца страшась и пыли,
 
 
Сверстников между смелых
Он скакать не стал
На коне;
Галльских уздой зубчатой
 
 
Он скакунов не колет;
Тело в желтый Тибр
Погрузить
Страшно ему; елея
 
 
Яда виперы словно
Стал он избегать;
На руках
Стер синяки доспехов
 
 
Тот, кто копье, бывало,
Кто, бывало, диск
Зашвырнуть
Мог через мету ловко!
 
 
Что он таится? прежде
Как таился сын
(Говорят)
Фетиды, нимфы моря,
 
 
Чтоб у несчастной Трои,
Мужа вид храня,
Не лететь
В ликийский строй и в сечу!
 

1916