Текст книги "39-й роковой"

Перед сном он ещё раз просматривает книгу Тарле. Он помечает для себя одно место:

«Это воззвание и было объявлением войны России: никакого другого объявления войны Наполеон не сделал. 23 июня Наполеон и со свитой и один ездил по берегу Немана. Строились три моста, постройка третьего закончилась в 12-м часу ночи с 23 на 24 июня. Четвертый мост, около Ковно, также мог быть использован для переправы. В ночь на 24 июня 1812 года Наполеон приказал начать переправу. Жребий был брошен…»

Блестящий стиль. Верный взгляд на историю. Пожалуй, товарищ Тарле не совсем верно изображает стратегический план Бонапарта. На чём был построен расчет? На том, что русские атакуют своим левым флангом. Тогда французы попятятся перед ними, но атакуют их своим левым флангом и развернут русские армии так, что и Багратион и Барклай будут окружены, а стало быть, и разбиты в первом же приграничном, генеральном сражении, после чего у России не останется войск, Россия принуждена будет пасть к ногам победителя как червивое яблоко. Подобный стратегический план был разработан им и Буденным во время Польской кампании: Первая Конная наносит удар на Львов и поворачивает на Люблин и Краков, тогда Пилсудскому придётся развернуть армию фронтом на юг, после чего Тухачевский двинет свои дивизии по беззащитному левому флангу и тылу поляков. Троцкий и Тухачевский план отклонили, товарищ Ленин их поддержал. Без флангового удара атака по фронту не могла иметь и не имела успеха, армии Тухачевского понесли большие потери и проиграли кампанию. Проиграл кампанию против России и Бонапарт. Тут товарищ Тарле убедителен выше всяких похвал: русские армии отступили и тем спаслись от полного поражения в приграничном сражении, которое Бонапарт полагал уже выигранным. Маневр поучительный.

К сожалению, Литвинова надо менять. Но кем заменить?

Проанглийская политика проваливается у него на глазах. Англия отклоняет собственный проект консультаций в случае новой агрессии, отклоняет, не утруждая себя объяснениями. Причины лежат на поверхности. Двадцать шестого марта Польша окончательно отвергает ультиматум по Данцигу и «восточному коридору». Польское правительство, теряя рассудок в национальном бреду, вдруг доводит до сведения фашистской, очевидно агрессивной Германии, что любое изменение статуса вовсе не польского города Данцига станет рассматривать как нападение на суверенное польское государство, хотя юридически это было бы нападением на Лигу наций, а Лига наций никогда не давала Польше полномочий себя защищать.

Мало того, что поляки морочат голову сами себе, вдруг морочат голову и советскому правительству и себе Хадсон и Сидс. Хадсон все свои дела закончил в трое суток. По итогам визита, как принято, составляется коммюнике. Коммюнике составляется Литвиновым, Микояном, Сидсом и Хадсоном в полном согласии. Коммюнике извещает мировое сообщество, что во время своего посещения Москвы господин Хадсон имел несколько бесед с А. И. Микояном и М. М. Литвиновым, а также был принят Председателем Совета Народных Комиссаров В. М. Молотовым, в ходе этих бесед между Великобританией и СССР состоялся обмен мнениями по вопросам торговых взаимоотношений, а также по вопросам международной политики, во время которого произошло взаимное ознакомление со взглядами правительств обоих государств и были выяснены точки соприкосновения между их позициями в деле сохранения мира. Коммюнике абсолютно пустое, беззубое, никого ни к чему не обязывающее. Понятно, что все четверо без колебаний подписали его и Литвинов отправил по существу своему бессмысленный текст в редакцию ТАСС. И вдруг в половине одиннадцатого Хадсон и Сидс разыскивают Литвинова и объявляют ему, что всякое упоминание о политике из текста следует исключить. Как исключить? Текст уже передан во все редакции ТАСС на территории СССР, его нельзя возвратить! Ему намекают, что это, мол, ваше дело, и требуют все упоминания о политике в полном объеме изъять. Литвинов просит к телефону товарища Сталина. Товарищ Сталин усмехается про себя: без сюрприза не обошлось, задумывается и через минуту советует у нас оставить как есть, коль воротить невозможно, а на запад отправить исправленный текст. Литвинов передает: на запад отправим исправленный текст. Хадсон и Сидс исчезают, но через полчаса возвращаются и объявляют, что на запад пусть идёт тот же текст, что и в СССР. На этом раскланиваются, тем не менее товарищ Сталин никак не может отделаться от впечатления, что главный-то сюрприз ещё впереди.

Двадцать седьмого марта английские и французские генералы обсуждают мероприятия на случай войны. Они предполагают оказать военную помощь полякам, которые, отклонив ультиматум, прямо провоцируют Германию на войну? Нет, Польша не вызывает у них беспокойства, словно польские дела пребывают в полнейшем порядке. Обсуждается неизвестная, гипотетическая война. Если какая-нибудь такая война вдруг ни с того ни с сего приключится на белом свете, англичане первоначально пришлют на помощь французам две пехотных дивизии, спустя одиннадцать месяцев ещё две дивизии и две танковые дивизии полтора года спустя, дальняя авиация, не приспособленная к прицельному бомбометанию, с высоты десяти тысяч метров станет бомбить только объекты военного назначения, о действиях военно-морского флота не упоминается вовсе. Мероприятия предполагают исключительно оборону. Ни Англия, ни Франция не собираются ни на кого наступать, даже если вдруг где-нибудь в Европе будто бы ни с того ни с сего начнётся какая-нибудь война. Что могут этого рода мероприятия означать для Германии? Мероприятия сугубо оборонительного характера могут означать только то, что Германия может не беспокоиться за свой западный тыл, что на востоке она может действовать на свое усмотрение, может Польшу пожрать, может с Польшей военный союз заключить, может пожрать и Прибалтику, может и с Прибалтикой военный союз заключить, всё равно, главное – вперед на восток, на восток, а мы себя колючей проволокой обнесём, может быть, ещё и пару пулемётов поставим, слева и справа.

Что прикажете делать, что отвечать, о чём совещаться? Владея Клайпедой (Мемелем), Германия может с такой же лёгкостью покончить с Литвой, с какой только что покончила с Чехией. Много ли надо Литве для капитуляции? Одного слова фюрера. С тремя дивизиями, в которых числится семнадцать тысяч пятьсот небоеспособных литовцев, не повоюешь, даже если очень захочется повоевать. Сколько понадобится, чтобы на карте Европы не стало Литвы? Один день. Ещё двух дней достанет на то, чтобы не стало Латвии и Эстонии. В течение только трёх дней граница Германии может пройти по линии Нарва – Чудское озеро – Псков – река Великая. В течение только трёх дней может возникнуть плацдарм для нападения на Россию-СССР, в направлении Псков-Новгород-Ленинград на соединение с финнами и в направлении Калинин-Ярославль на Москву, Калинин-Смоленск – опять на Москву. Другой удар может быть нанесен из Румынии на Житомир и Киев, затем Воронеж-Орёл и опять на Москву. План может составиться почти гениальный, к счастью, только почти. Этим фланговым ударам пока что не достает фронтального удара на Минск-Оршу-Смоленск и оттуда уже с трёх сторон на Москву. Без фронтального удара немцам нельзя. Без фронтального удара в тылу наступающих войск останутся армии Белорусского военного округа. Если они нанесут удар по тылу и флангам, совместно с теми, кто встанет на защиту Москвы, от непрошенных орд ничего не останется. Что из этого следует? Из этого следует, что прежде чем приступить к осуществлению пусть и самого гениального плана в сторону несчастных, на данный момент никому не интересных прибалтов, фюреру необходимо разрешить польский вопрос. Польша, уже охваченная полукольцом немецких дивизий, либо удовлетворит все претензии фюрера и вступит с ним в военный союз против России-СССР, либо падет, подобно Эстонии, Латвии и Литве, хорошо если в течение нескольких месяцев, а не двух-трёх недель. Готовится ли фюрер разрешить этот явно назревший польский вопрос? Да, фюрер готовится его разрешить. В германском посольстве в Варшаве работает Рудольф фон Шелия, аристократ, из хорошей семьи. Он служит фюреру, но презирает его, плебея, с чином ефрейтора, воинственные планы фюрера считает безумием, которое закончится для Германии ещё более страшным разгромом, чем разгром в предыдущей войне. Он искренне надеется остановить это безумие обращением к Англии. Ему представляется, что стоит только Чемберлену прикрикнуть и топнуть ногой, как этот выскочка хвост подожмёт. С этой целью он часто беседует с знакомым немецким предпринимателем, твердо уверенный в том, что тот связан с английской разведкой, не догадываясь о том печальном для него факте, что милый человек каждое его слово пересылает в Москву. По милости болтливого Шелии товарищ Сталин знакомится с очередным донесением из откровенно враждебной Варшавы:

«В ходе дальнейшего осуществления германских планов война против Советского Союза остаётся последней и решающей задачей германской политики. Если раньше надеялись заполучить Польшу на свою сторону в качестве союзницы в войне против Советского Союза, то в настоящее время Берлин убеждён, что Польша по своему нынешнему политическому состоянию и территориальному составу не может использоваться против Советского Союза в качестве вспомогательной силы. Очевидно, Польша должна быть вначале территориально разделена…»

И не один Шелия служит фюреру, но презирает его, находит его воинственные планы безумием и втихомолку обращается к Англии в надежде, что Чемберлен перестанет валять дурака, прикрикнет и топнет ногой. Служат фюреру, но презирают его адмирал Канарис и генерал Бек, и потому в том же марте 1939 года их доверенное лицо передаёт английскому журналисту, что следующей, после Чехии, жертвой фюрер наметил Польшу. Канарис не останавливается на этом, один из его друзей передает англичанам, что нападение на Польшу состоится вскоре после двадцать шестого августа 1939 года. Служит фюреру, но презирает его статс-секретарь Вайцзеккер и предупреждает о том же, через английского поверенного в делах, помощника Галифакса. Служит фюреру, но презирает его начальник генерального штаба сухопутных сил Гальдер и не только предупреждает англичан, но и предлагает свой план спасения Польши: англичане вводят в Балтийское море эскадру боевых кораблей, перебрасывают во Францию две пехотных дивизии и группу стратегической авиации, а также вводят Уинстона Черчилля в состав кабинета Невила Чемберлена. Служит фюреру, но презирает его крупнейший финансист и промышленник Шахт и потому тайно, при содействии абвера, встречается в Швейцарии с работником английской или американской разведки и сообщает, что после Чехии горячо не любимый им фюрер намеревается захватить Данциг, Варшаву, затем советскую Украину и советский Кавказ, явно желая успокоить Чемберлена и Рузвельта, которых устроил бы именно такой поворот международной политики.

Таким образом, все эти ответственные лица нацистской Германии обращаются с серьёзным предупреждением к таким же ответственным лицам либеральной, почти демократической Англии, к тем именно ответственным лицам, которые обдумывают и принимают окончательные решения. И что же эти ответственные лица либеральной, почти демократической Англии отвечают ответственным лицам нацистской Германии, желающим положить предел безумным, по их убеждению, замыслам фюрера? Они не дают никакого ответа, вместо ответа они пожимают плечами или возвышаются до моральной проповеди о том, что сообщение сведений такого рода иностранному государству является государственным преступлением. И это всё? И это всё!

Между тем эти, действительно безумные, планы наглеющего не по дням, а по часам чёрного фюрера подтверждаются военной разведкой:

«По собственным словам Гитлера, сказанным им несколько дней назад Риббентропу, Германия переживает в настоящий момент этап своего абсолютного военного закрепления на востоке, которое должно быть достигнуто с помощью жестоких средств и невзирая на идеологические отговорки. За беспощадным очищением востока последует „западный этап“, который закончится поражением Франции и Англии, достигаемым политическим или военным путем. Лишь после этого станет возможным великое и решающее столкновение с Советским Союзом и будет осуществлён разгром Советов. В настоящее время мы находимся на этапе военного закрепления на востоке. На очереди стоит Польша. Уже действия Германии в марте 1939 года – создание протектората Богемии и Моравии, образование Словацкого государства, присоединение Мемельской области – были не в последнюю очередь направлены против Польши и заранее рассматривались как антипольские акции. Гитлер понял примерно в феврале этого года, что прежним путем переговоров Польшу нельзя привлечь на свою сторону. Таким образом, он решил, что необходимо силой поставить Польшу на колени. Если развитие пойдет в соответствии с германскими планами и если Польша добровольно не капитулирует в ближайшие недели, что мы вряд ли можем предположить, то в июле-августе она подвергнется военному нападению. Польский генеральный штаб считается с возможностью военных действий осенью, после уборки урожая. Действуя внезапно, мы надеемся смять Польшу и добиться быстрого успеха. Больших масштабов стратегическое сопротивление польской армии должно быть сломлено в течение восьми-четырнадцати дней… Завершение подготовки Германии к войне против Польши приурочено к июлю-августу… Весь этот проект встречает в Берлине лишь одну оговорку. Это – возможная реакция Советского Союза…»

Что же выходит? Выходит, что именно открыто враждебной реакции Советского Союза жаждет хитроумная Англия во главе с приглуповатым миротворцем и твёрдым прагматиком Чемберленом, а у неё за спиной ещё более хитроумный миротворец и твёрдый прагматик господин президент Соединенных Штатов Америки: пусть воюют против чёрного фюрера, как воевали против Наполеона и кайзера, дорожка протоптана. А именно этого нельзя допустить. Польша – заслон, Польша – барьер, Польша – санитарный кордон, когда-то созданный той же хитроумной, в течение веков агрессивной Англией против России-СССР, нынче ставшая санитарным кордоном для России-СССР против нацистской Германии. Пока она существует, хотя бы наполовину, хотя бы лишенная своих западных, бывших немецких провинций, пока она не вступает с Германией в военный союз, мир на западе нам обеспечен. Следовательно, Польшу надо спасать. Но как спасать того, кто не желает спасаться, кто прёт на рожон, кто объявляет мобилизацию и явным образом вызывает Германию на войну, как напоить осла, который не хочет пить? Того, кто сам не желает спасаться, может спасти только союз Англии, Франции и России-СССР, военный союз, разумеется, а не болтовня о союзе.

Однако это опасный, крайне опасный военный союз. Вполне вероятно, что в том случае, если Россия-СССР вступит в военный союз с Англией и Францией, чёрный фюрер откажется от нападения на Польшу после двадцать шестого августа и станет искать соглашения с Западом. Война будет предотвращена, но предотвращена только в этом году. В дальнейшем события не могут не принять для нас более опасный, исключительно неблагоприятный характер. Какой именно, невозможно предугадать. Твёрдо известно только, во-первых, то, что пока единственная страна социализма существует в сплошном окружении капиталистических стран, всегда остаётся опасность интервенции с их стороны, что никаких усилий одной страны социализма недостаточно для того, чтобы полностью гарантировать её от опасности интервенции, во-вторых, то, что Англия и Франция уже втягивали Россию в войну за их интересы, то есть за приобретение ими новых колоний, и не покладают рук, чтобы втянуть её в новую войну за их интересы, то есть за сохранение уже приобретённых ими колоний. Из этих абсолютно очевидных обстоятельств безоговорочно следует, что Англия и Франция либо спровоцируют против нас военную интервенцию, либо не мытьём так катаньем вынудят воевать нас за то, чтобы они сохранили за собой те колонии, которые они отобрали у Германии после победы в предыдущей войне.

Лавочникам, именующим себя демократами, готовящим нам такую неприглядную, смертельно опасную роль, пока невдомёк, что они тоже всё больше и больше склоняются к самоубийству. Кого ни захватывай чёрный фюрер в Европе, каких безобразий ни вытворяй, Даладье отделывается молчанием, господин президент Соединённых Штатов Америки тоже молчит, давая понять, что его ни с какой стороны не касаются малозначительные факты европейской политики, что где-то там очередной волк в очередной раз сожрал очередного ягнёнка, на этот раз вырвал клок у Литвы, местонахождение которой господину президенту представляется довольно туманно, поступил с Румынией как заправский пират, местонахождение которой тоже довольно туманно. Говорит один Чемберлен. Такое чувство, что господин первый министр великой державы только и делает, что говорит, по недомыслию повторяя нашего водевильного Керенского: Фигаро здесь, Фигаро там. Когда ему что-то делать, знакомиться с документами, с информацией дипломатов, с донесениями внешней разведки, главное когда ему думать, хотя бы попробовать думать и что-нибудь разглядеть на полшага вперёд, когда он говорит без конца. Поневоле приходится излагать: только те жалкие вещи, которые ему по плечу. Вероятно, ничего нового не имея сказать, он бы молчал, однако ему не позволяют молчать. Деловая Англия встает на дыбы. В её потрясенном сознании встает призрак нового владыки Европы, а там, глядишь, и всего мира. Деловую Англию такие видения всегда приводили к истерике. В таких случаях, чтобы избавиться от действительного, только возможного или вовсе мнимого конкурента, Англия всегда затевала истребительную войну, причем всегда вела истребительную войну чужими руками. Против Испании за интересы Англии воевала Голландия, лютеране мелких германских княжеств, а также пираты, которых финансировали крупные английские банки и сама королева, недаром прославленная ими королева-девственница. Против Людовика XIV воевал Вильгельм Оранский и разные персонажи, вроде Бранденбурга и Швеции, науськанные на Францию Англией. Против Наполеона, тоже науськанные, воевали и Пруссия и Австрия и Россия. Против кайзера Вильгельма воевали Франции и Россия, те да се, Италия и даже Япония, едва-едва смогли одолеть. А против фюрера кто? Франция, подточенная внутренне демократией, довольно слаба. Нужен кто-то ещё, а кроме России нет никого. Газеты, особенно «Дейли телеграф» прямо требуют от Чемберлена быстрых и решительных мер. Депутаты шепчутся между собой, что пора Чемберлена менять. И Чемберлен выступает перед палатой с внешне прекраснодушной, внутренне подлой, предательской речью, предательской не в отношении интересов высокочтимой им Британской империи, предательской в отношении европейского мира. Видите ли, он готов идти значительно дальше простой консультации, державам, с которым он уже ведёт консультации, он дал ясно понять, на какие действия в определённых обстоятельствах он может пойти, причем умалчивает, что никаких консультаций с Россией он не ведёт. В комитете по внешней политике сложилось общее мнение, что на первом этапе желательно создать союз четырёх – Англия, Франция, Польша, Румыния – причём первые две державы дадут обязательство защищать силой оружия последние две в случае, если их атакует Германия. А Россия? Россия остаётся пока в стороне, Россия может быть привлечена на втором этапе переговоров. Какие формы, какой характер сотрудничества с Россией предполагается им? Формы и характер сотрудничества с Россией пока что кабинетом не обсуждался. Однако он непримиримый противник создания блоков, которые бы противостояли друг другу, Европа должна быть единой, и прочая дребедень, точно, во-первых, Европа уже не является блоком, направленным против России-СССР со времён интервенции и развязанной интервенцией Гражданской войны, точно Европа и по сей день не едина в своем стремлении уничтожить Россию, уничтожить Советскую власть и растоптать завоевания социализма, достигнутые с такой неожиданной быстротой, а во-вторых, в Европе будто уже не возник блок воинствующих фашистских держав, только с одной стороны направленный против России-СССР и завоеваний социализма, с другой же направленный против демократических стран, слишком, по мнению фашистских держав, отягощённых источниками сырья и рынками сбыта в бесчисленных и разнообразных колониях.

На всякий случай Майский встречается с постоянным заместителем министра иностранных дел Кадоганом и зондирует почву, к чему привели консультации, о которых говорил Чемберлен. Он не может скрыть удивления, поскольку он знает, что английскими военными принят всего лишь оборонительный, а не наступательный план: чтобы английское правительство когда-нибудь кому-нибудь давало твёрдые обязательства, такого благородства с Англией не случалось и случиться не может, в связи с чем он пробует принудить заместителя министра к прямому ответу:

– Положим, завтра Германия нападает на Польшу, объявит ли Англия в таком случае Германии войну? Станет ли блокировать порты Германии, подвергать бомбардировкам с моря и с воздуха её укрепления?

– Да, объявит войну, блокирует порты, подвергнет бомбардировкам с моря и с воздуха её укрепления. Разумеется, если кабинет примет весь план, в настоящую минуту, может быть, он уже принят. Сейчас как раз заседает правительство.

На эту явную демагогию Майский отвечает улыбкой. Заместитель Галифакса интересуется с явным недоумением в голосе и в лице:

– Чего усмехаетесь? Вы мне не верите?

– Я усмехаюсь, потому что ваш новый план, если он вообще будет проведён в жизнь, в чем я далеко не уверен, представлял бы собой что-то похожее на революцию в традиционной внешней политике Великобритании, а, как известно, у вас революций не любят.

– Да, конечно, это было бы революцией в нашей внешней политике. Оттого мы так долго не можем принять окончательного решения. Однако настроения в стране таковы, что твёрдые гарантии Польше и Румынии становятся неизбежны.

Какие могут быть у них «революции»?

И что прикажете делать товарищу Сталину? Предупредить поляков и немцев, что он не потерпит военного конфликта на этот раз прямо на советской границе? Такое заявление напрашивается само собой, однако от него приходится отказаться. Почему приходится отказаться? Потому приходится отказаться, что подобное заявление может спровоцировать или военный конфликт или, что ещё хуже, военный союз поляков и немцев, направленный против СССР. Имеется всего лишь маленькая возможность предупредить обоих волков, предостеречь от нападения на прибалтийские страны. Возможность ничтожная, но и этой возможностью нельзя пренебречь. Двадцать восьмого марта от имени советского правительства нарком иностранных дел СССР Литвинов вручает заявление посланнику Латвии в СССР Коциньшу, а также идентичное заявление посланнику Эстонии в СССР господину Рею:

«Советско-латвийский (советско-эстонский) договор от 11 августа 1920 г., а равно и договор о ненападении от 5 февраля 1932 г. имели своей презумпцией получение латвийским народом и сохранение им полного самостоятельного и независимого государственного существования, как соответствующего воле латвийского народа. Из этой же презумпции советское правительство исходило при досрочном введении в силу пакта Бриана-Келлога, при продлении на 10 лет договора о ненападении, а также при принятии на себя обязательств по уставу Лиги наций.

Латвийскому правительству известно, какие усилия советское правительство делало в течение последних 15 лет для обеспечения ненарушимости границ Латвийской республики, причём оно опять-таки руководствовалось той же презумпцией. Из сказанного следует, какое огромное значение советское правительство неизменно придавало и придаёт сохранению полной независимости Латвийской, как и других прибалтийских республик, отвечающему не только интересам народов этих республик, но и жизненным интересам Советского государства. Отсюда должно стать также ясно, что какие бы то ни было соглашения, добровольные или заключённые под внешним давлением, которые имели бы своим результатом хотя бы умаление или ограничение независимости и самостоятельности Латвийской Республики, допущение в ней политического, экономического или иного господства третьего государства, предоставление ему каких-либо исключительных прав и привилегий, как на территории Латвии, так и в её портах, признавались бы Советским правительством нетерпимыми и несовместимыми с предпосылками и духом названных договоров и соглашений, регулирующих в настоящее время его взаимоотношения с Латвией, и даже нарушением этих соглашений, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Настоящее заявление делается в духе искренней доброжелательности к латвийскому народу с целью укрепления в нём чувства безопасности и уверенности в готовности Советского Союза на деле доказать, в случае надобности, его заинтересованность в целостном сохранении Латвийской Республики, её самостоятельного государственного существования и политической и экономической независимости, а также невозможности для Советского Союза оставаться безучастным зрителем попыток открытого или замаскированного уничтожения этих самостоятельности и независимости».

Таким образом, советское правительство предупреждает правительства Латвии и Эстонии о военной угрозе, нависшей над прибалтийскими государствами. В связи с этой угрозой советское правительство заявляет, что не останется сторонним наблюдателем по отношению к любым попыткам открыто либо замаскировано захватить соседние страны и создать угрозу безопасности западным границам СССР. Заявление делается публично. Его публикуют газеты. Оно становится известно всем заинтересованным сторонам. Польша уже едва ли решится устремиться на север. Германия поостережется оккупировать прибалтийские страны, пока не будет готова к войне с Россией-СССР. На какое-то время хотя бы с этой стороны нападения можно не ждать.

Только с этой, при условии, что упрямую Польшу удастся спасти, а надежды на спасение Польши не то что бы с каждым днём, с каждым часом становится всё меньше и меньше. В самом деле, для военных разведок Европы едва ли остаётся секретом, что английские и французские генералы уже приняли оборонительный, а не наступательный план, что они никого не собираются защищать, никому не собираются помогать. На какие же чудеса рассчитывают самодовольные, самоуверенные польские генералы? Очевидно, что самодовольные, самоуверенные польские генералы рассчитывают расправиться с Германией один на один. Во всяком случае польское правительство не обращается за военной помощью ни к кому, включая Чемберлена и Даладье. Тем не менее Чемберлен, твёрдо зная, что его генералы более двух пехотных дивизий на континент не дадут, вдруг проявляет инициативу, причём поступает в высшей степени подло. Подлость эта, конечно, исконно английская, однако именно в этот крайне важный, не для дела мира, а для судьбы Чемберлена, момент речистый Хадсон всё-таки преподносит новый, явно провокационный сюрприз: пробыв в Советском Союзе всего трое суток, он вдруг заявляет на всю Англию, стало быть, на весь мир, что он считает абсолютно неприемлемым какое-либо углубление отношений с Россией, поскольку её оборонный потенциал не эффективен в такой мере, что с её оборонным потенциалом можно вообще не считаться. Разумеется, английским политикам, прежде всего Чемберлену, следовало бы полюбопытствовать, каким образом за трое суток глава департамента по вопросам заморской торговли умудрился с такой точностью определить состояние оборонного потенциала России. Зачем интересоваться? Он был там, стало быть, знает. Возможно даже, что ради этой провокации ему и организовали эту поездку. Во всяком случае Чемберлен моментально уверовал, что в военном отношении Россию было бы крайне опрометчиво принимать во внимание Искренне полагая, что переговоров со слабой стороной не ведут, не совещаются с ней, слабой стороной пренебрегают, и если слабых не бьют, то их презирают и оскорбляют публично, Чемберлен готовит выступление в нижней палате и поручает Галифаксу ознакомить с его текстом полномочного представителя СССР, однако именно как представителя презренного, слабого государства ознакомить в самый последний момент. Советского полпреда Галифакс не приглашал к себе в течение двенадцати дней, а Сидс в Москве не выражал желания встретиться с Молотовым, кроме того случая, когда он сопровождал на встречу с ним красноречивого Хадсона. В течение двадцать девятого и тридцатого он назначал Майскому встречу по три раза на дню и всякий раз её отменял. Только тридцать первого Галифакс приглашает его – за час до открытия заседания нижней палаты, извиняется многословно и нудно, вручает ему, на ходу, в коридоре, наскоро исписанный лист и сухо, коротко предлагает:

– Прошу ознакомиться с этим.

Так Майским первым знакомится с заявлением правительства его величества о том, что впредь до окончания переговоров с другими державами, то есть с Францией и Советским Союзом, Англия сочтёт себя обязанной немедленно оказать польскому правительству всю поддержку, «которая в его силах», если произойдет какая бы то ни было акция, угрожающая польской независимости, а польское правительство посчитает такую акцию настолько важной, что окажет ей сопротивление своими вооружёнными силами.

Мало того, что правительство его величества не требует от Польши встречных обязательств, точно они разумеются сами собой, оно впервые в истории ставит Англию в зависимость от решения другого, явно слабейшего государства, вступать или не вступать ей в войну. Именно это залихватское заявление лишний раз дает право считать, что Англия не собирается защищать Польшу ни при каких обстоятельствах и никакими средствами, поскольку о средствах в заявлении не имеется даже намёка. Но и это ещё не самая гнусная подлость. Самая гнусная подлость заключается в том, что правительство его величества обещает, столь туманным образом, оказывать поддержку только в том случае, если возникнет угроза независимости Польского государства, но не целостности его территории. В сущности, эта ловкая, иезуитски построенная формулировка выдаёт Польшу нацистской Германии на растерзание, правда, не целиком, а всего лишь по частям. Перед нацистской Германией открывается замечательная возможность оторвать от Польши Данциг, Силезию, всё, что нацистской Германии будет угодно, как она только что оторвала от Литвы Клайпеду (Мемель), притом, что какая-то часть Польши, как и некоторая часть Литвы, сохранит независимость. Главное для правительства его величества, как видно, не коллективная безопасность, не Польша, и уж конечно не Данциг, не Силезия или пусть даже Познань. Главное для правительства его величества заключается в том, чтобы не позволять нацистской Германии развернуться в Европе, не допустить, чтобы она получила в Европе преобладание, стала её гегемоном, поскольку гегемоном Европы является Англия. Иное дело – Советский Союз. Над Советским Союзом у Англии преобладания нет. Советский Союз можно лишать и независимости и хоть всей территории до самого Тихого океана, чай не Европа. Недаром с советским-то представителем Галифакс находит возможным разговаривать высокомерно и нагло, точно так, как Гитлер только что разговаривал с несчастным президентом Чехословацкой республики, а Риббентроп с не менее несчастным министром иностранных дел полу-Литвы: