Текст книги "Ума палата"

Другой важный фактор – неравномерность развития частей мирового хозяйства. Монополизм не ослабляет, а усиливает эту неравномерность и эти различия. «А раз соотношения силы изменились, то в чем может заключаться, при капитализме, разрешение противоречия, кроме как в силе?» Какое же может быть «иное средство, кроме войны, для устранения несоответствия между развитием производительных сил и накоплением капитала, с одной стороны, – разделом колоний и „сфер влияния“ для финансового капитала, с другой?» Ленин такого средства не видит: «при капитализме немыслимо иное основание для раздела сфер влияния, интересов, колоний и проч., кроме как учет силы участников дележа… А сила изменяется неодинаково у этих участников дележа, ибо равномерного развития отдельных предприятий, трестов, отраслей промышленности, стран при капитализме быть не может». И вот уже колонии из дорогостоящего бремени, каким они были примерно до середины XIX века, превращаются в желанный и необходимый элемент капитализма. Сначала это приводит к разделу мира между капиталистическими хищниками, а затем, когда мир уже поделен, к войнам за его передел, то есть к победе более сильных хищников над более слабыми, к их подчинению и поглощению.

В результате захвата и раздела мира «капитализм выделил теперь горстку (менее одной десятой населения земли…) особенно богатых и могущественных государств, которые грабят – простой „стрижкой купонов“ – весь мир». Сохраняя прибыль, получаемую за счет эксплуатации рабочих своей страны, капиталисты добавляют к ней сверхприбыль, эксплуатируя население других стран. За счет этой сверхприбыли «можно подкупать рабочих вождей и верхнюю прослойку рабочей аристократии. Ее и подкупают капиталисты „передовых“ стран». Эта подкупленная прослойка становится главной опорой буржуазии как правящего класса, ее агентами в рабочем движении. Порывая с революционной идеологией пролетариата, она проповедует во внутренней политике реформизм, а во внешней – шовинизм, ультранационализм. Как могут быть связаны эти две столь различные идеологии? Шовинизм, оправдывая империалистическую политику сверхэксплуатации других стран, колоний и полуколоний, дает передовым капиталистическим странам деньги и время на то, чтобы предотвратить социальную революцию, заменив ее постепенными и ограниченными социальными реформами. Предсказанная Марксом социальная революция в наиболее развитых странах даже не откладывается, а отменяется.

Чтобы там ни говорили либералы о том, что «демократии не воюют друг с другом», Ленин не видит возможности установления прочного и длительного мира между империалистическими державами. Отдельные союзы, сделки, пакты – да. Долгосрочный мир – нет. Все межимпериалистические союзы «являются неизбежно лишь „передышками“ между войнами. Мирные союзы подготовляют войны и, в свою очередь, вырастают из войн». Более того, финансовый капитал и монополии – господствующие силы империализма – «всюду несут стремления к господству, а не к свободе. Реакция по всей линии… Особенно обостряется также национальный гнет и стремление к аннексиям, то есть нарушениям национальной независимости». Однако тем самым империалистические хищники готовят собственную гибель – разрушая докапиталистические порядки в зависимых странах и колониях, развивая их производительные силы, возбуждают сопротивление со стороны их жителей и даже дают покоренным народам средства и способы для освобождения. Сам же капитализм не только усиливается, но и слабеет, загнивает, как всякая монополия, скатывается к паразитизму, тормозит технический прогресс, перебрасывает деньги из промышленности в сферу финансовых спекуляций, в общем, пытается из предпринимателя стать рантье. Такой путь бесперспективен, и капитализм неизбежно умрет, утверждает Ленин. И действительно, всего через полвека после выхода его книги империалисты были вынуждены освободить практически все свои колонии. А возникновение СССР как системной альтернативы капитализму и ядерного оружия со временем заставило капитализм найти новые формы выживания и развития в более сложном, но и более свободном мире.

Дипак Лал

Похвала империи. Глобализация и порядок

М.: Новое издательство, 2010

Экономист-международник индийского происхождения Дипак Лал широко известен своей трилогией, посвященной процессу экономического развития и влиянию на него различных факторов: политических («Политическая экономия бедности, справедливости и роста»), культурных («Непреднамеренные последствия») и, наконец, факторов, связанных с международными отношениями («Похвала империи»). Сразу нужно сказать, что Лал – принципиальный либерал в экономике, считающий глобализацию безусловным благом и отметающий возражения против нее как ангажированные и не отвечающие реальным данным. Если бы этим его позиция исчерпывалась, рецензии на его работы писать было бы слишком скучно. К счастью, анализ Лала столь же изощрен, сколь и необычен. Этот автор начинает обычно там, где другие останавливаются. Само название книги «Похвала империи» говорит о том, что экономический либерализм у него отлично уживается с политическим империализмом, а такое сочетание сегодня встречается редко.

Во-первых, Лал утверждает, что исторически роль империй в создании порядка, необходимого для мира и процветания народов, была положительной. И наоборот, «во многих частях постимперского мира от наступления эпохи национальных государств выиграли по большей части только хищные националистические элиты, неспособные предоставить населению даже такие элементарные, необходимые для обеспеченной жизни общественные блага, как закон и порядок». Во-вторых, он считает европейскую ситуацию (сосуществование многих относительно равных по силе небольших государств и отсутствие собственной империи) и сформированную ею «анархичную» мировую систему не правилом, а исключением из мировой истории. «Исторический обзор показывает естественность возникновения империй», на смену анархии практически всегда приходит гегемония самого сильного. И в-третьих, автор полагает, что имперская система, в которой лидируют США, способствует миру и процветанию – и может при определенных условиях делать это еще эффективнее. Максимально возможное процветание мира Лал видит только в рамках глобальной империи, и Америка для него – наилучший кандидат на ее роль. Согласимся, смелое высказывание во времена всеми признаваемого упадка мощи Америки!

Но начнем с глобализации. Ее Лал определяет как «процесс создания общего экономического пространства, ведущий к росту интеграции мировой экономики благодаря все более свободному перемещению товаров, капитала и труда». Это игра с положительной суммой, и это объективный процесс, развивающийся много столетий, а вовсе не идеология последних нескольких десятилетий. Она носит циклический характер и тесно связана с возникновением и падением империй. До XVIII века империи были локальными, что ограничивало масштаб глобализации и приносимых ею выгод. Затем Британии удалось создать первую действительно мировую империю и, соответственно, «первую подлинно глобальную экономику, первый либеральный экономический миропорядок». Другой предпосылкой его возникновения стала промышленная революция и радикальное снижение транспортных издержек. Сближение внешних и внутренних цен на товары массового потребления привело к более глубокой специализации в глобальном масштабе в соответствии с принципом сравнительных преимуществ. Мир в целом стал богаче и счастливее.

Однако уже к 1870-м годам экономическое доминирование Британии, на котором базировалась ее империя, стало подходить к концу, ее начали обходить две новые промышленные державы – Германия и США. Если бы американцы тогда присоединились к британцам и создали совместную империю, возможно, миру удалось бы избежать двух мировых войн, фашизма и коммунизма. Увы и ах! США «не захотели взять на себя имперскую ответственность», и Германия бросила вызов Британии. Либеральный экономический миропорядок рухнул…

Возможности для его восстановления вновь возникли только после краха СССР и Восточного блока в 1989–1991 гг. Новая глобализация «принесла неслыханное процветание многим странам третьего мира, в том числе беднейшим». С поражением коммунистической империи «США достигли глобального доминирования, невиданного со времен падения Рима». И, несмотря на это, «США и их лидеры по-прежнему отказываются принять реальность» и признать, что «их республика стала империей». Им трудно отказаться от морального представления о своей стране как о «сияющем городе на холме». Поэтому миропорядок, создаваемый США, с самого начала страдает целым рядом врожденных проблем, которые отсутствовали в британском миропорядке.

Во-первых, в отличие от Британии с ее принципом «односторонней» свободы торговли, США открывают свою экономику другим странам только на основе принципа взаимности. Во-вторых, США далеко ушли от поддержки свободного предпринимательства в духе принципов laisser faire, что искажает рыночную игру в пользу монополий и квазимонополий и снижает благотворные возможности экономического роста. К тому же это стимулирует возникновение опасных антиглобалистских движений разного рода, выступающих против несправедливости такого глобального порядка. В-третьих, в отличие от Британии, США не просто утверждают либеральный экономический миропорядок, но и считают себя «единственным носителем нравственности, стремящимся к утверждению универсальных ценностей». На самом деле это «всего лишь ценности вполне определенной культуры, западного христианства», и в таком качестве они никогда не будут приняты представителями других цивилизаций.

Абсурдный мессианизм Запада подрывает глобализацию и дискредитирует ее в тех многочисленных и все более могущественных странах, которые хотят модернизации, но отвергают вестернизацию. «Это может быть использовано культурными националистами по всему миру для провоцирования реакции против глобализации». Вообще, глобальная демократия, считает Лал, это ложная цель: она «не обязательно способствует миру и процветанию… Политическая свобода, особенно в форме мажоритарной демократии и демократии участия, с точки зрения глобализации может оказаться даже нежелательной. Попытка создать международный моральный порядок… есть путь к глобальному беспорядку». Этот «западный джихад» даже может привести к откату в процессе модернизации! В целом Американская империя развивается по плохому пути.

Лал вслед за Майклом Оукшотом различает два вида государств: «государство как ассоциация-предприятие и государство как гражданская ассоциация. Государства первого типа стремятся реализовать некие собственные проекты, связанные с религией, захватами и всевозможными разновидностями светской морали; вторые же ограничиваются созданием и поддержанием гражданского порядка. Длительно существовавшие империи… по достижении зрелости приходили к пониманию государства как гражданской ассоциации». США, похоже, эволюционируют в противоположном направлении, прежде всего под давлением сонма самозваных моралистов в лице неправительственных организаций и бюрократии международных институтов, когда-то созданных при участии США и теперь только мешающих им эффективно управлять миром. Превратившись в площадку для деятелей «глобальной Армии спасения», они мечтают сокрушить новый либеральный экономический миропорядок во имя мифического международного гражданского общества.

Впрочем, считает Лал, еще не поздно направить Америку на путь истинный! Для этого надо признать факт имперского характера ее нынешней мощи и начать открытую дискуссию об источниках и способах эффективного управления империей. Он рекомендует отказаться от нереалистичных бредней вроде «построения международного морального порядка», которые распространяют международные организации. Вместо этого США нужно просто «в одностороннем порядке ввести режим свободы торговли со всеми, за исключением, пожалуй, Евросоюза, пока он сам полностью не откроет свои экономические границы для мира». Главной же целью Американской империи должно быть поддержание миропорядка, необходимого для глобализации, как это с успехом делала полтора века назад Британия. Управление империей тоже должно быть, по британскому примеру, преимущественно непрямым – так проще и дешевле. «Войну с террором можно рассматривать как продолжение этой задачи», а отнюдь не как способ насаждения демократии в слаборазвитых странах (книга вышла в 2004 г., в разгар войн в Афганистане и Ираке). Создание настоящей рыночной экономики в странах ислама гораздо быстрее поможет обуздать вирус терроризма, чем попытка ввести там демократические порядки (оппонентам рекомендуется вспомнить, к чему привела демократизация Ирана в 1970-х годах и Алжира в 1980-х).

Другая важнейшая задача – урегулировать, ввести в мирное русло неизбежные конфликты США с другими потенциальными империями, прежде всего Китаем и Индией. «Американцам стоило бы обуздать своих моралистов прежде всего в том, что касается отношений с восходящими великими державами». Если же США по внутренним причинам так и не решатся открыто принять на себя глобальную ответственность, предупреждает Лал, ее со временем возьмут на себя Индия или Китай.

Параг Ханна

Второй мир

М.: Европа, 2010

Американский политолог-международник с индийскими корнями Параг Ханна известен как автор нескольких интересных книг по современным международным отношениям. «Второй мир», написанный им в 2007 г., посвящен классификации различных государств, которую автор предлагает переосмыслить с учетом изменений, произошедших после завершения холодной войны. Если в прежние времена под первым миром понимался Запад, под вторым – Восточный блок, а под третьим – вся остальная планета, то теперь все поменялось!

Ханна предлагает четыре критерия, по которым государства можно расположить, как химические элементы в периодической системе: размер, уровень стабильности, благосостояния и (!) мировоззрение. «Стабильные и процветающие страны первого мира во многом получают выгоду от установившегося в наши дни международного порядка. В отличие от них бедным и нестабильным странам третьего мира никак не удается изменить свое плачевное состояние. А вот государства второго мира оказались между этими двумя группами, причем у большинства из них обнаружился набор свойств, присущих как тем, так и другим. Страны второго мира можно разделить на победителей и побежденных, богатых и неимущих». Страны первого мира – к ним Ханна относит США, Евросоюз и (!) Китай, – автор именует империями, в третьем мире государство – «не более чем посмешище», а страны второго мира занимают промежуточную, нестабильную позицию, оказываются как бы «на растяжке».

Почему именно Америка, ЕС и КНР могут сегодня считаться империями? Потому что только они, утверждает Ханна, демонстрируют способность к развитию и расширению, формулируют собственные системы ценностей и распространяют их вовне, «в мире параллельно происходит американизация, европеизация и китаизация». Стили трех империй различаются: у американцев он коалиционный, у европейцев – консенсусный, у китайцев – консультативный. Имперские проекты перекраивают мир, не церемонясь с цивилизационными границами. По методам они сегодня носят в основном не военный, а экономический и идеологический характер. Круг великих держав XXI века уже определен, и места другим в нем нет.

Соперничество между тремя империями, указывает политолог, расшатывает существующую систему глобального управления. Пока ни одна из них «не обладает достаточной мощью, чтобы поставить под свой контроль всю систему целиком». Более того, кроме взаимной конкуренции господству империй угрожают другие страны. Конечно, это не страны третьего мира – «пассивные объекты политики неомеркантилизма супердержав». Барьеры на пути нового империализма могут поставить только страны второго мира, которые имеют гигантский, но лишь частично реализуемый потенциал. Благодаря совокупному действию этих двух факторов глобализация постепенно переходит в регионализацию, и даже сверхдержавы постепенно ограничивают свое доминирование ареной соответствующего региона (США не исключение). По разным причинам наблюдаются признаки упадка в каждой из трех сверхдержав, и их роль опор современного мира постепенно ослабляется.

А что же страны второго мира? Они «недоразвиты» по сравнению с первым, но «переразвиты» по сравнению с третьим. Это дает им надежду на дальнейший рост и развитие – и одновременно угнетает и фрустрирует невозможностью сократить разрыв с по-настоящему развитыми и богатыми странами. Их позиция – самая невыгодная и неустойчивая, а потому ресурсозатратная и нервная. Настоящее и будущее стран второго мира автор и сделал главной темой своего исследования.

Развилка, стоящая перед ними, такова: присоединиться к одному из центров первого мира в качестве периферии (как это сделали Южная Корея, Сингапур и государства Восточной Европы после развала Варшавского договора) – или провалиться в третий мир. В этом смысле второй мир представляет собой огромный полигон для верификации разработанных на Западе теорий экономического и демократического развития. Важно, что ни одна из стран второго мира не может подняться через конфронтацию с первым – это самоубийственная политика.

Впрочем, зависимость здесь обоюдная: «будущее второго мира зависит от того, как он станет относиться к трем сверхдержавам; и наоборот, будущее любой сверхдержавы зависит от того, сможет ли она управлять вторым миром». Ханна отказывает даже самым сильным и амбициозным из держав второго мира – России, Японии (!) и Индии – в перспективе стать сверхдержавой военным или любым другим путем. Их участь – быть балансирами, «чья поддержка (или отказ в таковой) способна подкрепить или лишить опоры заявку на доминирование, исходящую от любой из трех сверхдержав».

Конкуренция между тремя лидерами, регионализация их сверхдержавного статуса и относительное замедление их роста дает странам второго мира шансы для скачка и пространство для маневра. Но использовать эти возможности по силам далеко не всем. Нас, конечно, больше всего интересуют перспективы России. Увы – ее время, утверждает автор, прошло. «Россия стала типичным петрогосударством с чрезмерными затратами, перекосами в развитии, элитой, которая борется за контроль над богатыми природными ресурсами, в то время как подлинные общественные потребности игнорируются». Богатства и потенциал России являются причиной недружелюбного и крайне потребительского отношения к ней со стороны всех трех сверхдержав, ведь ни одна из них не желает укрепления России.

Так как система управления России и ее дипломатия низкоэффективны, страна постепенно превращается в зону соперничества между Китаем и Европой, причем первый развивает экспансию в Центральной Азии, а вторая – в Восточной Европе. Наилучшим выходом для нашей страны, полагает автор, было бы стать главным партнером и союзником ЕС на Востоке, или «евразийского моста», но пока это место занято Турцией. На словах наша элита к этому стремится, на деле – ничего не происходит. Более того, у России лучше получается «расчленять бывшие братские республики, чем восстанавливать» постсоветское пространство.

Изолированная от Европы, Россия имеет все шансы стать «северной Нигерией», то есть страной, вопиюще бездарно растрачивающей свое природное богатство и безнадежно утратившей шансы на возвышение. Такова плата за отсутствие трезвой оценки возможностей и неумеренные амбиции элиты, неподкрепленные реальными действиями. Примеров стран-неудачниц во Втором мире автор приводит немало: Ливия, Египет, Венесуэла, Иран… Их объединяет авторитарный стиль управления, боязнь любых, даже умеренных перемен, широко распространенная коррупция, а зачастую и «идеологическое умопомешательство».

Какова же альтернативная стратегия, позволяющая стране второго мира по максимуму использовать свои шансы и подняться почти до уровня первого? Ее пример Ханна видит в Бразилии, Малайзии, Турции и ОАЭ. Ввиду слабости институтов в таких странах всегда играет повышенную роль личность национального лидера. Однако стараний лидера недостаточно, для прорыва нужно консолидировать усилия нации, что невозможно без современной системы управления. Скажем, Дубай «управляется как современная корпорация; он реагирует не на политическое давление, а только на угрозу своим прибылям». Его стратегия – максимальная интеграция в мировую экономику и повышение собственной конкурентоспособности.

Этой цели и служит корпоративная система управления, удачно контрастирующая с более распространенной моделью кланового государства, узурпированного кучкой родственников или связанных другими узами лиц. Иными словами, хорошее управление и хорошее понимание современных реалий гораздо важнее для успеха стран второго мира, чем уровень вестернизации и демократизации.

Ричард Лахман

Пассажиры первого класса на тонущем корабле. Политика элиты и упадок великих держав

М.: Циолковский, 2022

Последняя книга замечательного американского историка и социолога Ричарда Лахмана (1956–2021), вышедшая в 2020 г., посвящена причинам становления и гибели великих гегемонических держав. Строго разделяя империи (просто территориально обширные государства) и гегемонов (те из них, которые на определенный момент смогли навязать свое доминирование большей части мира), автор внимательно изучает историю последних, чтобы вскрыть причины их взлета и падения. Список гегемоний короток, их всего три (Нидерланды, Великобритания и США), и столько же неудачливых претендентов на эту роль (Испания, Франция и Германия).

Османскую, Российскую и Австро-Венгерскую империи Лахман не считает претендентами, ведь они не могли и «даже не стремились выгодно использовать свою коллекцию зависимых территорий для достижения военного могущества за пределами Евразии или какой-либо формы экономического доминирования». Не был таким серьезным конкурентом и СССР, чье влияние в мире ограничивалось Восточной Европой. Таким образом, анализ истории взлета и падения всего шести держав должен дать ответ на вопрос о движущих силах всемирной гегемонии.

В отличие от сторонников экономических, демографических или геополитических теорий, Лахман первоочередное внимание уделяет внутренним, а не внешним причинам возвышения и ослабления гегемонов. Ключом к разгадке он считает внутреннее взаимодействие элит каждой из держав. «Империи используют свое могущество для извлечения ресурсов из собственных колоний и зависимых территорий», тем самым изменяя их социальные структуры. Но со временем колониальное господство и приносимые им выгоды меняют и сами имперские метрополии. Таким образом, гегемонизм трансформирует социальную и элитную структуру и колоний, и метрополий. Возникают новые элитные конфликты и структурные изменения.

«Элиты создают империи, а империи создают новые элиты и меняют структуру отношений между старыми и новыми элитами». Значит, нужно установить «причинные связи между элитным конфликтом, структурой элит и классовыми отношениями», специфичные для каждой конкретной державы. Сами элиты автор определяет как «группы наделенных властью людей, составляющих особый организационный аппарат», способный изымать ресурсы у всех остальных. Подобно правящим классам, они существуют за счет эксплуатации производящих классов. Но есть два отличия: принципиально конкурентные отношения между различными элитами и зависимость успеха элит в преследовании своих целей как от межклассовых, так и от межэлитных отношений. Когда структура этих отношений меняется – меняются и возможности отдельных элит.

Разрешение межэлитных конфликтов создает государственные институты, а они уже образуют империи. Сила этих институтов зависит от конкретной элитной конфигурации. Таким образом, «ошибочно рассматривать государства или империи как нечто единое и функционирующее под водительством отдельно взятого правителя или элиты». Они всегда – плод межэлитной и межклассовой борьбы и компромиссов.

В отличие от древности, элиты Нового – капиталистического – времени гораздо более разнообразны. К земельной аристократии и военачальникам в этот период добавляются капиталисты и госчиновники. Количество элит, их локация и отношения между ними – три главных фактора, определяющих конкретную элитную конфигурацию и ее успешность или неудачливость в имперском строительстве.

Лахман формирует свою типологию империй, фокусируясь на структуре отношений между элитами метрополий и колоний. Высокая автономия колонистов и их сильное влияние на политику и экономику метрополий не дает империи возможности развиться в гегемонию (таковы примеры Испании и королевской Франции). Низкая автономия и слабое влияние колоний на метрополии – альтернативный тип неэффективной и недолговечной империи (Наполеон и нацистская Германия). Высокая автономия колоний при их слабом влиянии на метрополию характерна для империй древности.

Все три империи, ставшие мировыми гегемонами, относятся к четвертому типу, сочетая низкую автономию колониальных элит с их высоким влиянием на метрополии. Именно такая конфигурация позволяет успешно консолидировать ресурсы империи и использовать их для создания и поддержания мировой гегемонии. Ее разложение, в свою очередь, подрывает гегемонию и дает шанс ее конкурентам вырваться вперед.

Как же получается, что со временем гегемонизм начинает действовать против его создателей и бенефициаров? В какой-то момент, в условиях растущей внешней конкуренции – военной, экономической и технологической – гегемоническим элитам приходится пересмотреть свои альянсы и поступиться частью монопольных прибылей. Но сделать это обычно не удается, так как элиты сосредоточены на извлечении прибылей из своего господствующего положения, не хотят ими делиться и в целом меняться. Гегемония рассыпается, но элиты отчасти сохраняют свои доходы. Как? Интегрируясь на финансовом, персональном и семейном уровнях с элитами нового гегемона. Именно поэтому борьба с ним не носит антагонистического характера и проходит сравнительно спокойно, постепенно, но неуклонно.

Так в свое время нисходящие голландские элиты разделили свою судьбу с восходящими британскими, пожертвовав ради этого гегемонией Нидерландов. Затем скорбный путь повторили британские элиты, в конце XIX века отказавшись реформировать свою империю, что повлекло за собой ее демонтаж после двух мировых войн. Теперь мы наблюдаем аналогичный процесс в США. Их упадок, как показывает Лахман, необратим, их проблемы принципиально нерешаемы, их гегемония быстро распадается. Ждем нового гегемона?

Эмманюэль Тодд

После империи. Pax Americana – начало конца

М.: Международные отношения, 2004

Известный французский историк и журналист Эмманюэль Тодд написал свою книгу о закате американской империи два десятилетия назад, в 2002 г. Вспомним в общих чертах то время: «момент однополярности», наставший в мире после краха СССР, еще не завершился. Россия лежит в руинах, Китай только начинает превращаться в мировой завод, Евросоюз вводит евро и на всех парах движется к финансовой интеграции. Расширение ЕС и НАТО на восток – еще впереди. США подверглись террористической атаке 9/11, свергли режим талибов в Афганистане и объявили своей целью уничтожение «оси зла» (Иран, Ирак и КНДР). Вторжение в Ирак и антиамериканская тройка «Москва – Берлин – Париж», мюнхенская речь Путина 2007 г., война на Кавказе 2008 г., Великая рецессия 2008–2009 гг., Арабская весна 2011 г., Майдан 2014 г. в Киеве, иммиграционный кризис 2015 г. в Европе, Брекзит и избрание Трампа президентом США – все это еще впереди. Америка – в силе и славе, во главе ее «возрожденный христианин» Буш-младший с командой неоконов, планирующих под флагом борьбы против мирового терроризма уничтожить любую оппозицию США в мире. В политологическом сообществе в моде концепции «имперской Америки» (в положительном смысле) и «войны цивилизаций»…

Вот в такой интеллектуальной атмосфере французский исследователь неожиданно заявляет, что США слабеют, а не усиливаются, и именно слабость вынуждает их действовать наступательно и агрессивно, чтобы скрыть свое прогрессирующее ослабление! Они «все больше и больше становятся фактором международного беспорядка, поддерживая везде, где могут, неопределенность и конфликты. Они требуют от всей планеты признать, что некоторые второразрядные страны представляют собой „ось зла“».

Ожидалось, что «рана, нанесенная 11 сентября… приблизит Америку к общей участи человечества, сделает ее более чувствительной к проблемам бедных и обездоленных… Однако именно в этот момент поведение Соединенных Штатов на международной арене повлекло за собой начало пересмотра их образа». Речь – о нацеленности США на односторонние действия. «Облик Америки, самовлюбленной, возбужденной и агрессивной, пришел на смену облику нации униженной, симпатичной и необходимой для нашего равновесия». Вашингтон, похоже, реализует «„стратегию умалишенного“, призванную создавать у возможных противников образ безответственной страны, чтобы еще больше их устрашить».

Это происходит разными способами, в том числе через придание терроризму статуса универсальной силы, что «институционализирует постоянное состояние войны в масштабах планеты… Все происходит так, как если бы Соединенные Штаты стремились по туманным причинам к поддержанию определенного уровня международной напряженности, к ситуации ограниченной хронической войны». Такова «блуждающая агрессивная, напоминающая походку пьяницы стратегическая траектория „одинокой державы“».

Но почему Америка «стала так активна, порождая нестабильность? Потому что она всемогуща? Или, напротив, потому, что она чувствует, что нарождающийся новый мир ускользает из-под ее контроля?» Ответ Тодд предлагает искать в сфере ее слабости, а не могущества. Сами американские стратеги обеспокоены «недостаточной силой Соединенных Штатов, мощь которых в мире представляется уязвимой и находящейся под угрозой». Угроза маргинализации США «неотступно преследует американские элиты… Америка боится изоляции, боится оказаться одинокой в мире, который, возможно, не будет в ней нуждаться».

Дело в том, что реальной гегемонией США пользовались только в 1950–1990-х годах. Благодаря своей экономике, военной силе и идеологии США стали по-настоящему имперской державой. Но уже в начале 1970-х годов «появился дефицит в американском внешнеторговом балансе, ставший структурным элементом мировой экономики». Только за 1990–2000-е этот дефицит вырос со 100 до 450 млрд долл. Чтобы сбалансировать платежный баланс, Америка стала нуждаться в притоке капиталов извне. Когда-то страна была настроена крайне изоляционистски, теперь же она «начинает осознавать, что она не может больше обходиться без остальной части мира». И хотя Америка сильно сдала экономически, она продолжает обогащаться за счет мира – и делает это как хищница. Поэтому она «вынуждена вести политическую и военную борьбу, чтобы сохранить свою гегемонию, ставшую необходимой для сохранения уровня жизни».