Текст книги "Ума палата"

В общем, произошла инверсия отношений экономической зависимости между США и остальным миром. И возник вопрос: как управлять экономически зависимой, но политически бесполезной сверхдержавой? Да просто экспортировать в мир нестабильность, чтобы возродить потребность в себе как «мировом жандарме»! Воевать там и сям – и взимать за это дань со всего мира! Остается вопрос, как может быть столь агрессивной демократическая страна? Ведь известно, что демократии воюют гораздо реже, чем автократии…

Тодд указывает, что мирной державой США считать больше нельзя по той причине, что их демократизм сильно преувеличен и быстро вытесняется олигархией. Это же касается и других «старых демократий» – Британии, Франции и т. п. Все они «постепенно трансформируются в олигархические системы». Еще один парадокс: в то время как весь мир становится более демократичным, демократия на Западе регрессирует! В развитых странах, констатирует автор, «появляется новый класс, на который приходится 20 % социальной структуры в количественном и 50 % – в денежном отношении. Этот новый класс начинает все с большим трудом переносить ограничения, налагаемые системой всеобщего голосования».

Олигархия наследует демократии – прямо по Аристотелю! «Странными предстают эти „демократические“ политические системы, в рамках которых сталкиваются элитизм и популизм, где существует всеобщее голосование, что не мешает правой и левой элитам договариваться о недопущении любой переориентации экономической политики, угрожающей сокращением неравенства. Все более и более бессмысленным представляется этот универсум, в котором предвыборная борьба в итоге титанической медийной схватки завершается сохранением status quo».

Этот процесс идет и в США, и в Британии, и во Франции, но в отличие от Америки последние две находятся в подчиненном положении в глобальной системе и поэтому должны следить за сбалансированностью своей внешней торговли. США же от такой необходимости себя избавили. Итак, их цель – не в защите либерального и демократического порядка (он и в самой Америке переживает упадок), а «в обеспечении политического контроля за мировыми ресурсами». Однако возможно ли это в мире, который стал «слишком обширным, слишком населенным, слишком грамотным и слишком демократическим»?

Чтобы этого добиться, нужно привести к подчинению силы, имеющие стратегическое значение. По мнению Тодда, это Евросоюз, Япония и Россия. Но эта цель для США недосягаема, несоизмерима с их возможностями, поэтому с ними приходится вести переговоры и чаще всего соглашаться с их условиями. Чтобы сохранить свое доминирование, США прибегают к «театральному милитаризму», угрожая реальным соперникам расправой над теми, кто мало что может ей противопоставить. Для этого нужно «не решать окончательно проблемы, чтобы оправдать нескончаемые военные действия», «сосредотачиваться на микродержавах – Ираке, Иране, Северной Корее, Кубе и т. д.» и создавать новые виды вооружений, оставляя всех остальных далеко позади.

Такая стратегия «превращает Америку в новое и неожиданное препятствие для сохранения мира во всем мире». Впрочем, автор рекомендует не терять голову и разоблачать слабость американской империи, переживающей распад, а не усиление.

Иван Крастев

После Европы

М.: Дело, 2018

Болгарский либеральный политолог Иван Крастев известен в России как яркая звезда восточноевропейской мысли периода после 1991 г. Его очередная книга посвящена мрачному будущему Евросоюза. После серии катастрофических событий – таких как Брекзит, миграционный кризис, кризис греческого долга и т. д., – это будущее оказалось под вопросом. И Крастев делает вид, что готов преодолеть табу, негласно существующее в ЕС-истеблишменте, и порассуждать о том, возможна ли жизнь в Европе без ЕС.

На самом деле никаких мыслей на этот счет у него нет, а книга содержит анализ факторов и трендов, разрушительных для единства ЕС. Автор начинает с того, что «европейский проект лишился телеологической привлекательности, а идея Соединенных Штатов Европы сегодня вдохновляет меньше, чем когда-либо… Континент переживает кризис идентичности», и это заставляет отбросить «наивные представления и надежды на будущее Европы и мира».

Почему это важно? Потому что ЕС – одна из немногих в современном мире идеократий (наряду с Ираном и США), он являет собой «высокорискованную ставку на то, что развитие человечества пойдет в сторону более демократичного и толерантного общества. В идеологическом контексте… миграционный кризис ставит под сомнение абсолютно все». Книга написана до пандемии коронавируса и спецоперации на Украине, но хорошо рисует ту атмосферу морального упадка и неверия в будущее, которая воцарилась в Европе уже давно и во многом определяет ее политическую динамику сегодня.

Беспрецедентный иммиграционный приток из стран Ближнего Востока и Северной Африки в середине 2010-х годов вызвал «единственный по-настоящему всеевропейский кризис, он ставит под сомнение политическую, социальную и экономическую модели Европы». Изменив расклад сил в Европе, он стал для нее тем, чем для Америки стало 11 сентября 2001 г. Для жителей третьего мира пересечение границы ЕС «желаннее любой утопии», и они совершают «миграционную революцию», вдохновляемую фотографиями и видео богатой и спокойной жизни в одном из самых процветающих уголков планеты. Историю Европы в XXI веке творят не либеральные идеи, а «мигранты – субъекты истории». Благодаря им «дебаты о беженцах и мигрантах из разговора о правах и экономике перешли в плоскость безопасности… Открытые границы из символа свободы стали символом уязвимости».

«Светлое будущее» Европы после этого померкло надолго: «если еще вчера большинство европейцев ожидали, что глобализация изменит их жизнь к лучшему, то сегодня образ глобализированного мира будущего вызывает у них беспокойство». Жизнь следующего поколения, как теперь считается, будет хуже, чем нынешнего, а направление движения своих стран граждане ЕС все чаще признают неверным. Когда-то праздновавший «конец истории» и амбициозно экспортировавший собственные ценности и институты по всему миру Запад пришел к глубокому кризису собственной идентичности.

Вместо транснационального либерального мира мы видим повсеместные вспышки гнева и воинственные политические движения, возникающие на обломках ослабленных, однако не исчезнувших национальных государств. Это происходит «в мире, одержимом коммуникацией, но страдающем от экономического, политического и культурного неравенства». От разомкнутого, безбрежного мира 1990-х мы переходим к миру изолированному, разделенному на непересекающиеся сегменты. Это меняет суть демократических режимов: от поддержки эмансипации разнообразных меньшинств они возвращаются к отстаиванию интересов большинства.

Неспособность правящих элит ответить на вызов миграции вызвала антилиберальный поворот в европейской политике: «бунт против лицемерия либеральных элит в корне меняет политический ландшафт Европы». Встревоженное большинство «опасается, что приезжие захватывают их страны и угрожают их образу жизни, и усматривают причину кризиса в сговоре между космополитически настроенными элитами и иммигрантами». Старые партии – как левые, так и правые – теряют голоса, потому что им нечего ответить на возмущенные вопросы людей. Им на смену идут популистские движения и лидеры-популисты, которые завоевывают поддержку все большего числа избирателей. Так «движение людей через границы… похоронило мировой порядок, сложившийся после холодной войны».

Кроме тяжких идеологических последствий, миграционный кризис «одновременно укрепляет национальную солидарность и сводит на нет шансы на конституционный патриотизм в Союзе как едином целом». Иными словами, и без того проблематичный проект превращения греков, немцев, испанцев и др. в «европейцев» получает ядерную торпеду в борт! Это «поворотный момент в политической динамике европейского проекта», за которым он из инклюзивного и принимающего обращается в закрытый и исключающий. Изменения могут коснуться и распределения власти между странами и Брюсселем: если раньше оно однозначно, пусть и медленно, сдвигалось вверх, к уровню ЕС в целом, то миграционный кризис обозначил возможность разворота в обратном направлении.

А как иначе, если сегодня политические лидеры стран-членов отвечают перед своими избирателями за последствия решений, главные из которых принимаются не ими, а Еврокомиссией в Брюсселе? Такая «оскопленная демократия» вызывает естественное желание вернуть власть народу, что подрывает потенциал дальнейшей консолидации ЕС. Более того, Крастев обращает внимание, что, несмотря на наличие вступившего в жизнь космополитически и проевропейски настроенного молодого поколения, никакого широкого транснационального движения в поддержку евроинтеграции так и не возникло! А значит, расчеты на то, что стареющие «национал-патриоты» со временем уступят место молодым «истинным европейцам», не оправдались. В чем же тогда будущее Евросоюза?

Крастев уверен, что ЕС устоит, и даже раздумывает, как именно его можно было бы спасти. Особое внимание он уделяет противоречиям между «старыми» (западными) и «новыми» (восточными) европейцами – две группы стран сегодня отличаются не меньше, чем несколько десятилетий назад (когда одни уже были в ЕС, а другие только мечтали туда войти). Прекрасно описывая причины этих противоречий, он мало что может предложить конструктивного, но все же… Во-первых, он обращает внимание на Эмманюэля Макрона, надеясь, что вслед за ним Европа увидит новое поколение талантливых политиков, которые вдохнут жизнь в разваливающийся европроект. Секрет его успеха – в смене вектора требований людей: вместо «без Европы» – к «другой Европе». Макрон и его будущие эпигоны, предполагает автор, смогут укрепить ЕС, но для этого им предстоит «радикально изменить политику Брюсселя». Во-вторых, уроки Брекзита помогут тем, кто остался в ЕС, не повторять британских ошибок (чем катастрофичнее будет ситуация в Британии, тем лучше для ЕС). В-третьих, нужно закончить играть с демократией и запретить проведение любых референдумов по темам, связанным с ЕС, – все они однозначно разрушают то, что еще осталось от европроекта.

Итак, только перекраска евроэлит, только отказ избирателям в праве высказывать свое мнение о ЕС напрямую, только пропаганда от противного («у других еще хуже, чем у нас, так что прекратите раскачивать лодку!»). Прямо скажем, мало вдохновлящие рецепты для Евросоюза придумал болгарский политолог.

Збигнев Бжезинский

Выбор: мировое господство или глобальное лидерство

М.: Международные отношения, 2007

Возникнув как независимая республика в борьбе против британского колониализма, Америка долгое время проповедовала отказ от вмешательства в «имперские разборки» европейских держав. Вместо этого она последовательно расширяла собственную территорию на североамериканском континенте – выменивая, покупая, а то и захватывая у Испании, Франции, России и Мексики все новые ее куски. На уровне идей все это время американцы жестко оппонировали европейскому империализму и колониализму, что и понятно: им никак нельзя было допустить нового европейского вторжения в Западное полушарие. Но в конце XIX века с так называемым изоляционизмом США было покончено: испано-американская война открыла эпоху войн за передел мира. Захватив Кубу и Филиппины, США превратились в такое же империалистическое государство, как и презираемые ими колониальные империи Европы.

Рост могущества Америки в течение XX века все больше превращал бывшую республику в империю. После распада СССР эта империя стала по-настоящему всемирной, а ее гегемония – бесспорной. Однако «момент однополярности» длился недолго. Уже катастрофическое президентство Буша-младшего породило сомнения в том, что этой гегемонии суждена долгая судьба. Начались поиски модели выживания американской империи в драматичные времена. Книга влиятельного американского политолога-международника Збигнева Бжезинского (1928–2017), экс-помощника президента Картера по национальной безопасности (1977–1981), написанная в 2003 г., представляет один из взглядов на пути сохранения этой гегемонии.

Как приверженец Демократической партии, он весьма критично оценивает курс Буша-младшего и группы «неоконов», приведший к концу нулевых годов к имперскому перенапряжению Америки и спаду ее влияния в мире. Бжезинский так формулирует выбор, лежащий перед США: мировое господство или глобальное лидерство. Мировое господство – это неприкрыто имперская политика в духе «я скажу вам всем, что вам делать, но не скажу, зачем, а все несогласные могут отправляться к черту!». Очевидно, что именно так пытались вести себя «неоконы» Буша-младшего. Мало того что они потратили триллионы долларов на бесконечные и бессмысленные войны, приведшие к дестабилизации целых регионов мира. Они еще и восстановили против Америки значительную часть человечества, а атмосферу внутри страны отравили тотальной слежкой, всеобщей секретностью и всемогуществом спецслужб! Нация взяла курс на «самоизоляцию, прогрессирующую национальную паранойю и все большую уязвимость на фоне повсеместного распространения вируса антиамериканизма».

Альтернативный, менее раздражающий и дорогостоящий стиль имперской политики Бжезинский называет «глобальным лидерством». Главное отличие состоит в признании реалий резко выросшей – благодаря глобализации – мировой взаимозависимости. Исходя из этого, автор предлагает строить не «крепость на холме», а «новую мировую систему, основанную на совместных интересах». В первом случае глобальная мощь Америки используется для упрочения ее собственной безопасности. Во втором безопасность понимается как общая и неразделимая.

Главное средство ее достижения – многосторонние соглашения и союзы. Необходимо всячески поддерживать и расширять НАТО, связывать все более обязывающими соглашениями партнеров США в других регионах. Этому же способствует и коммуникационная революция, которая ведет к складыванию глобального сообщества вокруг американских ценностей. Жертвовать интересами США в угоду союзникам не предполагается ни в каком случае, так что политика альянсов, предписываемая автором, означает просто большее внимание разнообразным усилиям по эксплуатации ресурсов сателлитов во имя американских целей – но никоим образом не повышение их субъектности. И если для этого потребуется больше времени и сил вкладывать в контроль за поведением элит других держав во всех аспектах, это не кажется значительной платой. Не таской, а лаской, но с идентичными целями – так выглядит рецепт правильной американской гегемонии. Она должна обойтись дешевле и меньше раздражать жителей планеты за пределами США, чем это происходит в случае грубой, бесцеремонной и сугубо силовой политики «неоконов».

Наиболее же интересная тема, поднимаемая в книге, связана не с традиционной конкуренцией стилей льва и лисы в американской внешней политике. Бжезинский констатирует противоречие между могуществом этого государства и новыми реалиями американского общества. Это противоречие «стимулирует развитие таких глобальных социальных тенденций, которые подвергают эрозии традиционный государственный суверенитет».

Лобовое столкновение обеих сил может «ввергнуть мир в состояние хаоса, а Америку превратить в осажденную крепость». Что же это за тенденции? «Вдохновляемая Америкой глобальная культурная революция… изменяет социальную мораль, культурные ценности, личные вкусы, сексуальное поведение и материальные запросы молодого населения почти всего мира. Это молодое поколение, особенно его городская часть, все в большей степени характеризуется унификацией интересов, способов развлечений и приобретательских инстинктов». Коммуникационная революция продвигает в мир американскую массовую культуру, весьма привлекательную и покоящуюся на трех китах: социальный эгалитаризм, индивидуализм и стремление к личному богатству.

И вот уже «движимая этой притягательной силой Америка стала „внеплановым“ и политически неуправляемым средством культурного соблазна, который просачивается, захватывает, меняет поведение» человечества. Сопротивляться ей могут только совершенно закрытые и изолированные страны типа Бутана или КНДР. Американское культурное доминирование «только усиливается по мере того, как мир урбанизируется, усиливаются глобальные связи человечества». Оно проявляется «в области кино, популярной музыки, интернете, узнаваемости брендов, массовых гастрономических привычках, в языке, в сфере высшего образования и менеджменте», в общем – в «мягкой силе».

В ее авангарде – Голливуд и американская поп-музыка. Интернет же «создает более тесную глобальную информационную среду, в которой гораздо труднее как-то ограничить распространение» масскульта Made in USA. Даже стиль мировой политики меняется – как результат «американского маркетинга, экспорта за рубеж американских технологий рекламы в СМИ… и системы манипуляции обликом политических деятелей». Чем же это опасно и почему это противоречит американской государственной политике? Бжезинский убежден, что прививка масскультом «раскрепощает личность, опрокидывает существующие обычаи, вызывает – чаще всего неосуществимые – социальные амбиции и подрывает основы существующего порядка». Американское общество своим культурным экспортом подрывает политическую стабильность в других странах – ту самую стабильность, которую госдепартамент и ЦРУ с таким трудом пытаются укрепить.

Проблема в том, что «Америку как источник культурного соблазна нельзя остановить политическим указом». И часто завышенные ожидания, формируемые масскультом – при невозможности их достижения или столкновении с жестокими реалиями американской политики и бизнеса, – приводят в конечном счете к антиамериканизму! Молодые люди за пределами США «являются пленниками и чаще даже активными участниками американской массовой культуры, но в то же время… их голос не слышат те, кто принимает решения». Можно сказать, что Бжезинский как минимум предсказал Арабскую весну! А зафиксированное им противоречие – действительно важное – не разрешено и сегодня.

Збигнев Бжезинский

Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы

М.: Международные отношения, 2010

Эту книгу ведущего американского геополитика можно было бы назвать просто: «Как Америка упустила свой момент однополярности». Написанная в 2007 г., она подводит итоги внешней политики трех президентов: отца и сына Бушей и Билла Клинтона. Пятнадцать лет, которые они возглавляли США, стали периодом глобальной гегемонии и беспрецедентного расширения присутствия вооруженных сил США повсюду в мире – и не только присутствия, но и военных и полицейских действий. «Большинство стран мира должны были жить, имея у себя под боком сухопутные или морские силы США».

Миссия гегемона, по оценке Бжезинского, была троякой: руководить и направлять силовой баланс; сдерживать и прекращать конфликты; искать решения социальных, экономических и экологических проблем человечества. В американском внешнеполитическом сообществе боролись два подхода к тому, как реализовать эту миссию.

Первый, оптимистичный и инклюзивный, делал ставку на глобализацию, предполагая, что она выгодна и Америке, и всему миру: «путь к всеобщему равновесию», дающий выгоды многим и компенсирующий трудности немногих. Второй подход, неоконсервативный, был пессимистичным и эксклюзивным, на место рухнувшего коммунизма как главного врага Америки и свободного мира он ставил незападные культуры, с которыми демократия вступает в «экзистенциальный конфликт в вопросе основных ценностей».

Все три президента, по мнению эксперта, оказались не на высоте стоявших перед ними задач и возможностей. Буш-старший видел себя «полицейским, полагавшимся на силу и законность, чтобы сохранить традиционную стабильность». Наиболее опытный и искусный в дипломатии, он, однако, не имел четкого плана действий в чрезвычайно необычный и драматический момент мировой истории, вознесший Америку на пьедестал мирового гегемона. Клинтон хотел быть «адвокатом социального благоденствия» и рассчитывал использовать энергию мифологизированной им глобализации для прогресса страны и мира. Ему, однако, «не хватало стратегической последовательности, чтобы использовать мощь Америки».

Буш-младший мнил себя «человеком действия, воспользовавшимся возникшими в отечестве страхами, чтобы вести войну против сил зла». Увы, он не понимал и не хотел понимать всей сложности глобальных проблем и цены, которую приходится платить за упрощенчество и манихейское (черно-белое) видение мира. К чему пришла руководимая этой троицей сверхдержава? Она стала «одинокой, внушающей страх демократией в политически враждебном ей мире». Ни одна из трех ее важнейших миссий не была реализована!

Ощущение небезопасности в «американском мире» стало всепроникающим; ядерное оружие заполучили еще четыре страны; «прогресс в сфере социального благосостояния был ограниченным и случайным, а проблемы охраны окружающей среды не стали высокоприоритетными». Американское лидерство «утратило во многом свою легитимность, доверие к американскому руководству во всем мире было подорвано и моральная позиция Америки стала неубедительной».

Среди главных просчетов Бжезинский называет отказ от разрешения израильско-палестинского конфликта, для которого сложились все возможности в 1991 г., после разгрома Саддама Хусейна в Первой войне в Заливе. Вместо этого США, манипулируемые израильским лобби, потеряли роль посредника, и ближневосточный тупик стал еще более безысходным. Нерешительность Клинтона не позволила продвинуться в вопросе нераспространения ядерного оружия.

Наконец, 11 сентября 2001 г. дало Америке «уникальную возможность выковать глобальную коалицию». Вместо этого Вашингтон предпочел одностороннюю политику по принципу «кто не с нами – тот против нас»… Символом США в мире вместо статуи Свободы стала тюрьма в Гуантанамо. Расширение НАТО не привело к созданию трансатлантического процесса принятия решений. Попытка втянуть Россию в более тесные отношения с Западом провалилась. Потерпел крах и переговорный процесс в рамках Всемирной торговой организации («Доха-раунд»).

Написанная перед выборами президента в 2008 г. (на которых, напомним, победил Барак Обама), книга Бжезинского отвечала на вопрос, есть ли у Америки шанс на восстановление своего лидерства – и если да, то в чем он. Элита этой страны, по мнению автора, слишком заигралась в имперские игры, и восстановление лидерства США требует совсем другого стиля. Больше недостаточно только военной силы, даже подкрепленной экономической мощью и изощренной стратегией. «Теперь глобальное лидерство должно сопровождаться социальной сознательностью, готовностью к компромиссам, касающимся собственной суверенности, культурной привлекательностью, не сводящейся к гедонистскому содержанию».

Наступила постимперская эра, и восприятие политики Америки как имперской отныне наносит ущерб ее доминированию. Нельзя выглядеть «эгоистически безразличной в условиях беспрецедентной глобальной взаимозависимости и уверенной в собственной культурной ценности в религиозно разделенном мире». Идти таким путем – значит превратить кризис американской сверхдержавы в ее агонию. Но разумный президент способен «извлечь из запаса доброжелательного отношения к Америке все, что еще осталось». И даже в этом случае актуализация американского лидерства потребовала бы решения как минимум трех крупных проблем.

Во-первых, внутреннее устройство американской системы принятия решений: готова ли она «формулировать и проводить глобальную политику, которая не только защищала бы американские интересы, но и способствовала бы глобальной безопасности и благополучию?» Анализ реальных политических процессов приводит автора к выводу о примате внутренней политики США над внешней и ее критической зависимости от больших денег. А значит – и от манипулирования в интересах многочисленных иностранных лобби: израильского, греческого и т. п.

Во-вторых, сомнительна способность американского общества сменить собственную социальную модель бездумного потребительства и расточительства на более гармоничную, ответственную и привлекательную для внешнего мира. Возможны ли здесь самоограничение и бо́льшая чувствительность к мировым проблемам? Не похоже.

Наконец, в-третьих, назрело осознание новой ситуации в мире, и прежде всего процесса «глобального политического пробуждения». Его стержень, по мнению Бжезинского, во «всеобщей устремленности к обретению человеческого достоинства». И Америке «необходимо отождествить себя с поиском универсального человеческого достоинства, в котором воплощены свобода и демократия, но которое одновременно предполагает уважение к культурному многообразию и признание, что существующие социальные несправедливости должны быть устранены».

Во время трех последующих президентств – Обамы, Трампа и Байдена – не была решена ни одна из трех принципиальных проблем. Их актуальность только выросла, а ценой их нерешенности стали глубокий внутренний раскол Америки и стратегическая дезориентация Запада.

Збигнев Бжезинский

Стратегический взгляд: Америка и глобальный кризис

М.: АСТ, 2012

Политическое завещание известного американского политолога-международника Збигнева Бжезинского вышло в 2011 г. – после Великой рецессии 2008–2009 гг., Арабской весны 2010–2011 гг., на третьем году президентства Барака Обамы. Еще не произошло Евромайдана в Киеве, воссоединения Крыма с Россией, Брекзита и многих других важнейших событий последнего десятилетия. Это был момент, когда Обама попытался улучшить имидж Америки после катастрофических неудач Буша-младшего в Ираке и Афганистане, перестать размахивать оружием и восстановить подорванные отношения с другими странами.

Попытка не удалась, но благие намерения были восприняты позитивно и даже удостоились – авансом! – Нобелевской премии мира. Надежды на возвращение Америке статуса мирового гегемона через более умное, терпеливое и дипломатичное поведение высказывал в тот момент и Бжезинский. Хотя его оценки весьма скептичны, он все-таки признал возможность реванша, «второго шанса» продлить мировое господство США.

Автор насчитал шесть уникальных преимуществ, которыми можно воспользоваться: экономическая мощь, инновационность, крепкая демографическая база, способность к стремительной мобилизации, защищенность границ и идеологическое преимущество в виде популярных «американских ценностей». Однако проблемы Америки не менее значимы: это непрерывно растущий госдолг, «подгнившая» финансовая система, чрезмерное неравенство доходов в совокупности со стагнацией социальной мобильности, упадок национальной инфраструктуры, слабые познания американцев о внешнем мире и дисфункциональная политическая система.

Страна «рискует съехать назад в системное устаревание, вызванное отсутствием прогресса в социальном, экономическом и политическом реформировании, и пожать плоды ошибочной внешней политики». В этом случае ее ждет «утрата способности играть ведущую роль на мировой арене. Нерешенные внутренние и затягивающиеся внешние проблемы выжмут из нее все соки». Прогноз Бжезинского: «где-то к 2025 г. на фоне международной нестабильности Америка де-факто лишится триумфально провозглашенного владычества над XXI веком». Осталось ждать уже недолго – но что же придет на смену агонизирующему гегемону?

Очевидным преемником в этой роли видится Китай, но точка зрения автора иная. Он считает маловероятным, что лидерство перейдет какой-то одной стране: «нет и не предвидится необходимого сочетания экономической, финансовой, технологической и военной мощи, позволяющей хотя бы приблизиться» к этому. Китай «благоразумно принимает существующую мировую систему… Он сознает, что его собственный успех зависит от того, чтобы система не рухнула, а, напротив, развивалась в сторону постепенного перераспределения власти… Китай на данном этапе не вынашивает ни революционных, ни мессианских, ни манихейских планов» и хорошо понимает, что «резкая утрата Америкой мирового первенства приведет к всемирному кризису, который нарушит благополучие самого Китая и его долгосрочные перспективы».

Скорее всего, «обширный кризис американской системы вызовет стремительную цепную реакцию, ведущую к глобальному экономико-политическому хаосу». Ни одна держава к этому моменту не будет готова в одиночку примерить на себя роль мирового гегемона. Нас ждет «продолжительный этап довольно хаотичных перестановок глобальных и региональных сил, в которых проигравших будет гораздо больше, чем очевидных победителей».

Ослабление арбитража со стороны гегемона спровоцирует усиление трений между державами. Соперничество за доминирование в отдельных региона мира усилится и может перейти даже в военную форму. В опасности окажутся наиболее слабые страны. Среди них Бжезинский называет в основном постсоветские, восточноазиатские, ближне– и средневосточные: Грузию, Белоруссию, Украину, Тайвань, Южную Корею, Израиль, Афганистан и Пакистан. «Ослабление Америки даст карт-бланш потенциальным агрессорам». Обострятся и глобальные проблемы, которыми некому будет заниматься: ядерное нераспространение, изменение климата и др.

Возможно ли предотвратить подобный сценарий? Бжезинский после долгих размышлений приходит к выводу, что нет. «Усложненность стратегической мировой обстановки XXI века (продиктованная ростом политической активности мирового населения и рассредоточением мировой власти)» делает американское глобальное лидерство недостижимым. «Нынешний мир гораздо менее склонен подчиняться одной державе», однако издержки ослабления Америки можно снизить, а сам его процесс растянуть и сделать плавным и постепенным. Сохранение стабильности глобального порядка в такой ситуации «зависит от способности Америки к обновлению».

Конкретные рецепты, позволяющие Америке восстановить пошатнувшиеся позиции в мире и укрепить разваливающееся глобальное равновесие, автор дает такие. Во-первых, сама страна должна «обрести второе дыхание», то есть серьезно перестроить свои социальные, экономические и политические структуры. Никакой перестройки за прошедшее с момента выхода книги десятилетие не произошло, стагнация продолжается, все попытки ее прервать парализуются бенефициарами статус-кво.

Во-вторых, нужно «способствовать формированию расширенного и более энергичного Запада». Это предполагает консолидацию Евросоюза и подключение к нему на особых условиях двух «ревизионистских» держав – России и Турции. ЕС за это время, как мы знаем, потерял Великобританию, интеграционный процесс с Турцией окончательно прерван, а с Россией ЕС находится в состоянии «гибридной войны». В-третьих, Америке следует укреплять «сложное равновесие на Востоке, с тем чтобы конструктивно воспринять повышение глобального статуса Китая и избежать общемирового хаоса». Никакого конструктива в отношениях США и КНР давно нет, а есть торговые и санкционные войны и кризисы вокруг Тайваня.