Текст книги "Очень Крайний Север. Восхождение"

– А всё готово. Григорич, я Бурану вчерашнюю колбасу скормил.

– Балуешь ты его!

Буран услышал, что говорят про него, повернул к Славке глаза, вежливо постучал хвостом и тихо посвистел носом.

За завтраком они распланировали день:

Григорич идёт в дальний обход на восточную сторону месторождения; возможно, с ночёвкой, – у него там свои задачи лесника;

Игорь остаётся на базе на хозяйстве: заготовить дров, приготовить ужин; кроме того, он займётся дешифрированием аэроснимков, сличая их с местностью;

Серовы выбирают профиль под локацию и намечают точки контрольного бурения;

Буран, как пенсионер, сам выбирает, что ему делать.

Пока собирались, Буран всё крутился возле хозяина, но когда Юрий Григорьевич, закинув рюкзак за плечо, взял ружьё и свистнул пса – тот только грустно глянул на Григорича и побрёл к костру.

Всё! Закончилась молодость… Он и в прошлый выезд, без ночёвок, никуда с Григоричем не ходил. Вместе с младшим Колгановым он оставался на базе, где они на пару воровали печенье из общих запасов. Точнее, Сашка тырил, а Буран потом, припирал его к дереву и отбирал печенье. Сашка отпихивал пса ногой, но не тут-то было: восьмилетний пацан ничего не может сделать со взрослой лайкой, даже если та лайка – уже старик. В тот выезд все увидели, как собака может быть дальнозоркой. Буран натыкался на лопату, если она вдруг оказывалась у него перед носом. Причём натыкался до глухого удара мордой. Старость – не в радость.

И в этот раз Буран решил: не нужны ему все эти прогулки. Пошёл и лёг возле костра. Тем более уши, лоб и голое брюхо Григорич от гнуса намазал ему «Дэтой», а для носа пёс сам ещё с вечера выкопал яму, куда и прятал морду.

Григорич с досады крякнул и ушёл.

А ещё через полчаса ушли Серовы. Они собрались осмотреть западную часть месторождения, изучить раздувы… ну, и поглядеть: нет ли подходящих для рыбалки мест? Надежда поставить сетку не покидала космогеологов. Причём именно сетку, никто не собирался стоять с удочкой – просто некогда! В поиске рыбы Славка ориентировался на чаек, коих просто пруд пруди, разных видов и размеров. Но Славку не могло сбить такое изобилие пернатых. Он вооружился справочником «Птицы Севера», и был уверен: раз чайки есть – значит, и рыба здесь водится!

Ближе к полудню воздух прогрелся, и «наконец-то» появились комары – радость несказанная! Комаров налетало много, по самарским меркам – прямо-таки до хрена! Но старший уверял, что комар «вялый» и «не встал на крыло». Юрке от этого легче не становилось: он кутался в «энцефалитку» и мазался «Дэтой». Тщательно намазаться не мог – на руке была повязка. Но несмотря на все принятые меры, комар с нарастающим аппетитом безжалостно жрал Юркино нежное аспирантское тело. Славка посмеивался. Старший кроме справочника по птицам взял фотоаппарат и всё прикидывал: что бы ему такого снять. Это сейчас фотоаппараты нещадно эксплуатируют, нажимая кнопку спуска по любому поводу. А в те стародавние времена в аппарате была заряжена плёнка на 36 кадров. Особо не расщёлкаешься, да и превью нет. Но один кадр младший всё-таки выпросил. Юрка стоял в расселине по колено в снегу, а над его головой вилась туча комаров. Под фотографией Юрка потом подписал: «7 июня 1990 года» и отослал Ане.

К четырём Серовы вернулись на раздувы – и тут же были атакованы крачками, небольшими чайками с хвостом-вилкой, как у ласточек. Они умеют зависать в воздухе и из такого положения бесстрашно пикировать на незваного гостя. Старший решил, что это как раз «тот кадр». Он поставил младшего на возвышенность и велел не уворачиваться от чаек. Но Юрка, пугался бесстрашных птиц и отгонял их лопатой. А Славка кричал: «Не боись, брательник, они не кусаются!» Может и не кусаются, но схлопотать острым клювом по голове в Юркины планы не входило… и он продолжал размахивать лопатой. Наконец-то Славка поймал удачный кадр – как ему показалось, всё равно проверить нельзя – и Серовы повернули в сторону лагеря.

К шести часам они добрались до своей кочки. Игорь к тому времени вместе с Бураном приготовил рисовую кашу с тушёнкой, что было как нельзя кстати: есть хотелось неимоверно.

Так прошёл второй день.

Григорич на базу не вернулся, но его и не ждали: тот с самого начала рассчитывал на пару дней соло.

На сон грядущий старший почитал вслух книжку «Птицы Севера». Оказалось, чайки питаются чем угодно, до целлофановых пакетов включительно, поэтому места их обитания никак не связаны с рыбой… А крачки стаями способны прогнать медведя, бесстрашно атакуя его острыми клювами. «Не укусят они меня… ага», – ворчал Юрка.

Ночь ему опять снились цветные сны: но какие и про что – он, слава богу, не запомнил.

Наутро Славка снова поднялся раньше всех, и приготовил молочную кашу – полевые бригады возили с собой банки концентрированного молока. Остатками вчерашней – накормил Бурана.

За завтраком старший предложил, времени не терять и втроём идти на профиль: сразу и лоцировать, и бурить. И завтра, опять же втроём, пройти в крест сегодняшнему профилю – таким образом получить полное представление о грунтах месторождения. А чтобы вечером было чем ужинать, Славка наварил каши с тушёнкой. После чего все собрались и ушли. Буран, когда мужики уходили, поднялся и долго провожал их взглядом, пока те не перевалили за очередной мерзлотный бугор.

В целом день получился обыкновенный. Славка лоцировал, Юрка с Игорем пробурили пять скважин на восемь метров – зафиксировав, по выражению Игоря, «пески до глубокого обморока». Как, впрочем, почти везде на Севере Западной Сибири.

К шести они вернулись на базу и застали там Григорича. Он возился с костром, собираясь разогревать кашу.

– Б-буран с вами? – первым делом поинтересовался он.

– Нет, – Славка снял с себя аппаратуру, отстегнув провода. – Он на базе оставался, когда мы уходили. Может, где спит? Или погулять пошёл?

– М-может… Я полчаса назад пришёл – его не было. Ладно, хрен с ним. Побегает – вернётся, – и Григорич продолжил разогревать кашу, помешивая её длинной ложкой.

– Ага, – негромко заметил Игорь, – побегает. Собака-то совсем молодая…

Золевский глянул на Вокарчука, но ничего не сказал, только недовольно промычал.

После ужина Серовы занялись выводом на самописец. Игорь делал описание проб, а Золевский разбирал какие-то свои травки, что принёс с собой.

Часов в десять, когда уже стало холодать, Славка осторожно поинтересовался у Григорича, что он думает делать – Бурана-то нет?

– Ага! Искать его пойду! – взорвался Григорич. – Мне делать больше н-не хрен, как только лайку, за-заблудившуюся в тайге, искать!

– Старый он у тебя, – возразил Славка.

– Пропадёт – и хрен с ним! – плюнул Золевский. – Спать давайте!

Они легли, но никому не спалось. То один, то другой поднимался, выбирался из палатки, садился на бревно, курил, вороша костёр и разглядывая солнце, которое никак не хотело садиться за горизонт. Наконец, к двенадцати угомонились.

К утру Буран не вернулся.

Золевский уже не хорохорился и ходил как туча.

– Вот куда он, зараза, пропал?! – в конце концов, не выдержал он.

– Искать надо, – предложил Славка, собирая рюкзак на профиль.

– Где? Куда идти-то?

– По твоему вчерашнему маршруту – он же тебя встречать пошёл.

– А работать к-когда будем? – Золевский был расстроен, растерян и не знал, что делать.

– Ну, хорошо… – Славка отложил рюкзак и взялся за аппаратуру. – Давай подождём до вечера. Действительно, стрёмно лайку искать в тундре. Мужики, вы готовы?!

– Готовы, готовы… – Юрка с Игорем выбрались из палатки.

И они разошлись. Григорич ушёл на запад, а у остальных был профиль в крест.

Как обычно, к шести радиолокационая группа вернулась. Григорича ещё не было, впрочем, как и Бурана. По-быстрому сварганили макароны с тушёнкой, Славка при этом приговаривал: «Щас дух тушёнки до них дойдёт – и они оба прибегут, как миленькие…» Но прибежал только Золевский. Причём он пришёл с востока и был сильно расстроен. Он вернулся уже часа полтора назад и сразу ушёл по своим старым следам – искать Бурана. И… не нашёл.

Григорич сидел, курил, рассуждая вслух, куда могла пропасть собака.

Серовы молчали, а Вокарчук разглядывал снимок, будто на нём можно было разглядеть, где сейчас Буран.

– Ладно, – сказал Славка, затушив сигарету, – с таким настроением всё равно жрать не хочется. Пошли искать! Чего ты там, Игорь, высмотрел? Рассказывай!

– Смотрите, – Вокарчук разложил снимок на полене, – вот так шёл Григорич… А вот здесь, южнее, длинное озеро. Если Буран ушёл туда, то тогда он не может пройти к нам. Напрямую – озеро мешает, а в обход – сил нет. Посмотрим?

– Километра… три получается? – прикинул Славка.

– Три д-двести, – автоматически уточнил Григорич. – Пошли.

– Ага. Только давай звать.

Они двинулись веером. Золевский пошёл своей старой дорогой, Игорь – на южный конец озера, а братья – к озеру напрямую. Толку от Серовых ожидалось немного, но учитывая, что пёс был белый, они могли его разглядеть первыми.

Минут через тридцать первым собаку позвал Золевский. Потом крикнул Бурана Игорь. Потом стали орать Серовы. Ещё минут через десять братья подошли к озеру. И тут Славка вдруг встал, внимательно вглядываясь на ту сторону.

– Юрка! Смотри, во-о-о-он там! Это что белое?

– Где? – не мог сориентироваться Юрка и вертел головой.

– Да вон! В той лощине! Видишь – между двух листвянок?

Там действительно шевелилось что-то белое.

– Думаешь, Буран?

– Вроде собака…

– Пошли к Золевскому?

– Ты иди к Григоричу, а я – к Игорю. Мы его, паразита, в кольцо возьмём! – И Славка двинулся вдоль озера направо.

– Только ты это… – окликнул его Юрка. – Не зови уже… Не сбивай.

– Ладно, – махнул Славка и пошёл, высоко задирая на кочках ноги.

Юрка ещё раз глянул в сторону Бурана и направился к Григоричу.

Меж тем Золевский продолжал кричать и высвистывать пса. Юрка шёл вдоль озера и видел, что Буран – а теперь его уже отчётливо было видно на фоне серо-зелёной тундры – движется навстречу Григоричу. Когда до Григорича оставалось метров пятьсот, Юрка стал ему жестами показывать в направлении Бурана. Григорич обратил на Юрку внимание, остановился и стал вглядываться. Звать он в этот момент перестал. И Буран лёг! Он не видел людей. Он шёл на голос.

– Зови его! – крикнул Юрка. – Зови!

– Бура-а-ан!!! – изо всех сил заорал Григорич. Пёс поднялся и пошёл.

Через двадцать минут Золевский добрался до него, поднял, перекинул на шею и развернулся обратно.

Юрка тоже развернулся и пошёл к базе. Не доходя километра, он нагнал Григорича.

– Н-нет у него сил, – Григорич шмыгнул носом, – с-совсем… Боюсь, с-сдохнет.

– Да ладно… – начал Юрка, но осёкся. Голова пса безвольно висела на плече хозяина, из носа стекала струйка крови, глаза были открыты, но в них – такая тоска… что Юрке самому захотелось завыть.

Дойдя до палатки, Григорич аккуратно положил пса на землю, вытер нос, налил в миску воды и подсунул псу под морду. Почуяв воду, Буран несколько раз лизнул, но потом убрал голову и закрыл глаза.

– Как он? – поинтересовался Славка, когда они с Игорем подошли.

– Хреново… – Григорич сидел на бревне напротив Бурана и курил.

– Может, мы его это… в палатку сегодня?

– Обойдётся – пусть здесь отходит… если отойдёт… Или уже совсем отойдёт, – Золевский бросил в костёр папиросу, поднялся и открыл банку рыбных консервов в томате.

– Опять ты ему гадость! – возмутился Славка.

– Н-не ори! – осадил его Григорич, – любит он эти консервы. Любит.

К утру пёс не сдох и даже оклемался. Он выпил всю воду, съел консервы и поел немного макарон. Когда мужики поднялись, он встретил их в любимой позе возле потухшего костра: морда на передних лапах, уши торчком.

Золевский посмотрел на него и дрогнувшим голосом в сердцах произнёс:

– Лучше бы ты с-сдох вчера… За-зараза.

Буран виновато присвистнул и постучал хвостом.

В тот день он от костра не отошёл ни на шаг. И в следующий. И даже когда космогеологи затеяли пробурить на вершине бугра скважину в мерзлоте, и надрывно выли мотобуром почти три часа, он только перешёл немного дальше и снова лёг, всем видом показывая, он никуда не пойдёт. Хватит. Нагулялся.

***

На шестой день ждали вертолёта. Он обещался быть часов в десять, было уже двенадцать, но ни один пролетающий мимо вертолёт не интересовался четырьмя экологами с собакой.

Они лежали на накидке, раздевшись по пояс – ветерок отгонял от них комаров, – и грелись в прохладных лучах северного летнего солнца. Буран пристроился в ногах у хозяина. За пару дней он полностью оклемался, но всё равно не отходил от палатки ни на шаг.

Время шло, вертолёта не было.

Самое гадкое – вот так ждать! Хорошо, если погода приличная. Можно и палатку снять, и печку затушить. А если дождь и снег? Не дай бог…

– Всегда так ждать приходится? – вяло, не открывая глаз, поинтересовался Юрка.

– Когда как… – Вокарчук поднялся и окинул взглядом небо. – Они капризные, вертолётчики эти…. Тебе Ярослав Палыч не рассказывал, как мы общались с ними на Чучу-Яхе?

– Не рассказывал, – Славка приподнялся на локте, достал сигарету и закурил. – Это когда было-то? Ровно год назад, что ли? Мы, когда прилетели на точку – я её два дня по снимкам выбирал, – командир так же отказался садиться, куда я показал. Сказал, там берёза высокая, – за лопасти опасался. И посадил нас прямо в болото. Чуть не в няшу! – Славка затянулся и выдохнул. – Потом задолбались вещи таскать на гриву. Метров двести по болоту. Хорошо, вещей тогда было меньше. Я напоследок ему сказал: вырублю всю эту берёзу к хренам и построю ему вертодром, гаду! Сколько дней там жили, ходил с утра – строил площадку. Вырубил берёзу под корень, поросль сжёг… – Славка сделал ещё несколько затяжек, затушил сигарету и выкинул её в лужу. – Я ему даже крест выложил…

– И чего?

– «Чего-чего…» Ничего! Он прилетел и сел в пятидесяти метрах от площадки в такой же березняк. По хрену ему была та берёза – он её потоком от лопастей гнул. Двигатели же он не останавливал!

– А мы, как балбесы последние, таскали вещи с площадки к вертолёту! – посмеивался Игорь. Он достал из ящика пачку печенья и распечатывал её, Буран услышал знакомое шуршание и ползком перебрался поближе к нему, метя хвостом.

Славка продолжил:

– Спрашиваю: чего на площадку не сел? Он: а там песок! А пылезащитников у меня нет! Такие они орлы… вертолётчики эти, – И Славка опять откинулся на полог. – Золевский! Ты спишь?

– Не-а.

– Как думаешь: будет вертолёт сегодня?

– А хрен его знает! Сейчас вот так полежим-полежим и п-пойдём палатку ставить.

Игорь и Буран хрустели. Пёс не переживал, будет сегодня вертолёт или не будет, – он лежал рядом с хозяином, его угощали любимым печеньем, а остальное ему было до лампочки.

И всё-таки в тот день за ними прилетели!

К часу дня на горизонте показался Ми-6. Поначалу они на него даже не взглянули. Какой чудак будет посылать «грузовик» за экологами-геологами куда-то в таркосалинские болота? Но чем ближе приближался характерный свист пятнадцатиметровых лопастей воздушного гиганта, тем меньше у них оставалось уверенности, что таких чудаков нет. Когда вертолёт завис над ними, размётывая незакреплённые вещи, они кинулись одеваться и собирать.

В такие огромные вертолёты садиться и грузиться трудно, особенно с болота. Им помог экипаж, коего в Ми-6 аж пять человек, – у них даже штурман есть (непонятно зачем). Про него сами вертолётчики сочинили стишок: «Ручки вместе, ножки вместе – получаю тыщу двести».

Через полчаса они были в Тарко-Сале, где их ждал Гришка. Он подогнал «уазик» прямо на поле вертодрома под разгрузку, помог мужикам загрузиться и перед тем, как тронуться, заглянул в салон и поинтересовался:

– У меня два вопроса: как Буран и как у Юрки рука?

Юрка разбинтовал руку и посмотрел на неё – уже совсем поджила.

– Смотри, – показал он Гришке.

– Тогда поехали. Буран, я и сам вижу, хорошо…

– Люди забыли эту истину – сказал Лис. – Но ты не должен её забывать. Мы всегда будем в ответе за тех, кого приручили. И ты отвечаешь за свою розу…

– Я отвечаю за свою розу… – повторил Маленький принц, чтобы хорошенько это запомнить.

(Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький принц»)

Интермедия: Ваня

Полгода, после переезда в Северный, Юрка жил у Ярослава. Старший брат взял его в семью… третьим ребёнком. Юрке даже раскладушку поставили в детской комнате. Там на двухъярусной кровати спали его племянники: Славка одиннадцати и Сашка (Александра) двенадцати лет. Бесконечно так продолжаться не могло, Юрка жил без прописки, а значит без талонов на сигареты, водку, масло и сахар. Последние два пункта стали головной болью жены Ярослава, Инны. Семья большая и лишний рот без талонов – проблема для хозяйки. Да, времена были тогда такие – невесёлые.

Осознав сложность ситуации, Юрка вытребовал себе жилплощадь в общежитии. Метил на комнату Вокарчука, но Игорь сам завис на неопределённое время. И в ноябре Серов вселился в «семиэтажку», в комнату, где уже было два жильца: татарин Ильдар и чуваш Иван.

Чем занимался Ильдар – не знал никто. Вроде бизнесом. Тогда модно стало «заниматься бизнесом», и это могло означать простую перепродажу всего чего угодно куда угодно. Вёл себя этот бизнесмен вызывающе: тогда, кроме бизнеса – в моду входил татарский сепаратизм, и у Юрки с Ильдаром из-за этого были отдельные проблемы. Хорошо, что Ильдар появлялся в общежитии редко, жил у какой-то своей подруги.

Другое дело – Ваня, простой рабочий парень, водитель «лаптёжника» («КрАЗ-225»). Юрка познакомился с ним ещё когда приходил смотреть комнату. Разговаривал Иван с большим акцентом: как потом Юрка узнал – родом он из деревни. Был Ваня крепкий, неуклюжий – весь какой-то похожий на медведя. Первые встречи, пока Юрка только заселялся и перевозил вещи, держался насторожённо. Никуда не сдался ему в простом рабочем общежитии очкарик и интеллигент Юрка. И потому не мог Ваня выстроить линию общения. А строить было нужно.

В день заселения Серов пришёл уже поздно, часов в девять. Ваня с товарищем сидели за столом и выпивали. Юрка поздоровался, сходил в ванную умылся, разделся и собрался ложиться спать. Ваня предложил Юрке выпить, мол, не по-людски: надо бы посидеть, познакомиться. Но у Юрки настроения не было, он без обиняков так и сказал: вернулся с полевых, сил нет… лёг и тут же задремал. Проснулся оттого, что Ваня несколько раз не по-доброму помянул его имя:

– Вот… б…ь, заселили очкарика… б…ь, пить он с нами не шелает… разговаривать не шелает… как же, интеллигенция! – говорил Ваня глумливым голосом, а собутыльник гадко хихикал.

Юрка повернулся в их сторону, глянул на стол, там стояли початая бутылка водки и два стакана, наполненных на треть. Пока он дремал, они успели ещё раз куда-то сбегать: в семиэтажном общежитии была куча точек, где можно разжиться водкой в любое время суток. И теперь, изрядно поддав, парни искали развлечения.

– Чего надо? – спокойно поинтересовался Юрка.

– Да так… стрёмно… Нет пы путылочку принёс тля знакомства или хоть пы выпил за компанию, – гнул свою линию Ваня.

Юрка вздохнул, скинул с себя одеяло, поднялся, подошёл к столу, взял пустой стакан, дунул в него, поставил, взял бутылку и, не глядя на Ваню и его друга, налил полный стакан, поставил бутылку, поднял стакан на уровень груди, вдохнул-выдохнул и, не отрываясь, выпил до дна. Последние глотки дались с трудом, но Юрка задавил тошноту. Поставив стакан, он взял кусок хлеба, занюхал, куснул, положил на стол и, жуя, отправился к себе в кровать.

– Ни х… себе! – оценил Ванин друг.

– Юрка, ты кте так пить научился? – обалдевший Ваня рассматривал пустой стакан.

– В авиационном, – присев на кровать, доложил Юрка, – на радиотехническом. А теперь, мужики, всё! Спать хочу. Бутылку за знакомство принесу завтра. Договорились?

– Пес пазара, – Ваня сгрёб всё со стола, и ушёл с товарищем квасить в другое место.

Вот так – классически, по-шолоховски – Юрка познакомился с Ваней. Но друзьями они стали позже.

В середине декабря Юрка вернулся из Тюмени, из Центральной партии. Вернулся и после пятидневного отсутствия застал Ваню в совершенно безнадёжном состоянии. Ваня тогда не работал… а русский мужик, даже если он чуваш, и если не работает – то пьёт. Особенно когда у него нет женщины. Женщины у Вани не было, а потому все пять дней он пил, не просыхая, и допился до того, что, когда Юрка вошёл, удивился: откуда это Серов так поздно? Юрка переспросил, в каком смысле? «Ну как же, сейчас же три часа ночи!» – бредил наяву Ваня. В декабре, конечно, темнеет рано, но на три часа ночи ситуация не тянула. Юрка присмотрелся и увидел красные глаза, одутловатое лицо, растрескавшиеся губы. И ещё, хотя Ваня лежал под одеялом, его била крупная дрожь.

– Давно бухаем?

– Как… ты… уехал, – икающим голосом признался Ваня.

– Ясно. Давно, значит… Чего-нибудь жрал? – на столе стояла пустая консервная банка, валялся засохший кусок хлеба и одиноко возвышалась пустая же водочная бутылка.

– Не. Неохота. Юр, а у тепя… чиколон есть? – последнюю фразу Ваня произнёс жалобным просящим тоном.

– Нет, – задумчиво произнёс Юрка. По пятницам в Аэрокосмогеологии была баня. Вести Ваню в таком состоянии в баню – опасно: мог и окочуриться. Но, с другой стороны, как-то надо было выручать дурака. Разве что – ещё купить водки? Но он же выпьет и через полсуток опять будет в таком же состоянии.

– В баню пойдёшь?

– В паню? – Ваня присел на кровати. Руки у него тряслись так, что если бы ему вручить барабанные палочки и барабан, то Ваня выстучал бы ритм не хуже Ринго Старра. – А мошно?

– Можно-можно. Только, смотри, не сдохни!

И Юрка стал собирать для бани вещи. Сосед продолжал сидеть, потрясываясь.

– Чего сидим? – Юрка бросил в него полотенце. – Собирайся!

Через полчаса они шли по улице в сторону бани, а Ваня всё забегал вперёд, заглядывал Серову в глаза и выспрашивал: выпьют они после бани или нет? «Выпьем-выпьем…» – успокаивал его Юрка.

В бане, увидев толпу очкастых и бородатых дядек, Ваня совсем растерялся – видимо, подумал, что попал в какое-то благопристойное место, поэтому потихоньку разделся и сел в уголочке, сложив на коленях свои заскорузлые с чёрными пальцами руки.

– Сосед мой. Ваня, – представил Юрка своего чуваша главному инженеру партии Нестору Богдановичу Полещуку.

Нестор внимательно посмотрел на кадра и покачал головой:

– Давно пьёт?

– Пятый день, – Юрка снял крестик и положил на полку в шкафчик. Всякий раз забывает его снять, а потом обжигается в парной.

– Хреново… Веди в парилку. Только следи, чтобы копыта не откинул!

Юрка махнул Ване и повёл париться.

Надо сказать, баню Юрка не любил. Вот как-то так он устроен. Он многое не любил из того, что любят другие. В баню Юрка ходил только так сказать «из корпоративного духа» – правда, и это не красило его белые вороньи перья. Но он знал, как люди любят баню, и видел, как могут они самозабвенно париться. Но так, как парился Ваня, Юрка видел впервые.

Сорок минут! Сорок минут тот не вылезал из парилки. Он поддавал и поддавал, разогнал температуру до 120, опять поддавал и, в конце концов, залил всю печку, гад. При этом, когда Юрка заходил – нет, забегал в парную, чтобы не ошпариться, – поинтересоваться, как он? – Ваня стегал себя веником, рычал и приговаривал: «Как я, п… ть, люплю паню! Ты, Юрка, претставить сепе не мошеш…»

Из бани они выбрались часам к девяти. Ваня шёл по тёмной морозной улице распаренный, расслабленный, но не умиротворенный – видно было: душа горит у него. Не доходя до общаги, Юрка завернул на стоянку такси и купил водки (90-й год – «сухой закон»). Потом зашли в круглосуточный магазин и купили каких-то рыбных пельменей, хлеба, томатной пасты, ржавого сала и банку рыбных же консервов в томате.

Придя в общежитие, Юрка поставил воду для пельменей, нарезал хлеба, открыл консервы, покромсал сала. Ваня за подготовительной процедурой наблюдал, пуская слюну, как голодный пёс. Только он, гад, не жрать хотел, он выпить хотел. Но понял – Юрка ему нальёт, только если он что-нибудь съест.

Последние двадцать минут, пока варились пельмени, для чуваша были самыми тяжёлыми. Наконец, Юрка разложил пельмени, добавил в них томатной пасты, налил Ване полстакана водки и, держа его за руку, поставил условие: вторые полстакана тот получит после того, как всё съест.

Кажется, Ваня не жевал. Он пропихнул в себя горячие пельмени чуть не с тарелкой. И пока Юрка ел, следил голодными глазами – когда же Серов нальёт ещё. И Юрка налил. А Ваня выпил. Выпил, повеселел и стал собираться ещё за водкой. В бутылке оставалось грамм сто пятьдесят – Юрка себе тоже наливал. Когда он уже оделся, между делом, вслух рассуждая, у кого бы занять деньги – Юрка сказал, что потратил последние, – то обнаружил, что дверь закрыта на ключ, а ключа нет.

– Юрка-а-а-а! Ключ пропал… – сообщил он упавшим голосом.

Хотя, конечно, понял, что никуда ключ не пропадал…

А Юрка сидел и молча наблюдал, прикидывая: убьёт его Ваня за ключ или не убьёт? Не убил. Постоял пару минут у двери, вернулся к столу, постоял там, стянул куртку, бросил на кровать, посмотрел на Юрку глазами больной собаки – Серов помотал головой, – и упал на кровать лицом к стене, накрыв голову подушкой.

Юрка убрал со стола, спрятал бутылку с оставшимися ста пятьюдесятью граммами и лёг читать – телевизора у них не было. Часов в одиннадцать разобрал кровать и лёг спать. Ваня за это время ни разу не пошевелился – Юрка даже беспокоиться начал: уж не помер ли? Но когда он выключил свет, Ваня сбросил подушку с головы. Не помер… И Юрка заснул.

Проснулся Серов оттого, что кто-то копошился под его кроватью. Юрка посмотрел на часы – было начало третьего. Долго Ваня продержался – молодец!

– Вань. Ты чего?

Ваня под кроватью замер, потом выбрался, сел и, схватившись за голову, раскачиваясь из стороны в сторону, стал тихо подвывать.

– Ясно! – Юрка поднялся, включил свет, достал из рукава куртки бутылку и налил Ване остатки. Ваня осторожно подкрался к столу, аккуратно двумя пальцами взял стакан, почмокал, не спеша выпил, зашмыгнул носом и опять упал на кровать лицом к стене.

– До утра доживёшь?

Ваня интенсивно закивал головой.

– Ну и молодец! – и Юрка выключил свет.

Утром Ваня был уже более-менее. Юрка его сводил в столовую около Аэрокосмогеологии и накормил завтраком. Потом сам пошёл на работу, а Ваню отослал в общагу, взяв с него обещание, что тот «без Юрки ни-ни!»

Вечером они поужинали, распив бутылку водки. Ваня насилу дождался. Но дождался! Ночь прошла спокойно, а на следующий день Ваня ожил.

Ещё через три дня он устроился на работу, и Юрка стал его видеть совсем редко. Работать Ваня умел, и работал как ломовая лошадь. Они встречались, только когда тот приходил отсыпаться, при этом Ваня, раздеваясь в полудрёме, рассказывал, как на Сугмуте – километров двести от Северного – он кого-то спасал, кого-то вытягивал из снега, куда-то возил громадные катушки силовых кабелей… В общем, лошадь – она и есть лошадь. Добрая, всех спасает, всех выручает, водки только нельзя наливать. Юрка и не наливал.

До Нового года они только один раз вместе выпивали, причём с ними выпивал и их сосед Ильдар, которого откуда-то принесло. А точнее, это они упали Ильдару на хвост: тот в одну из пятниц сидел и пил в одиночестве. Но Ильдар опять надрался и завёл свою любимую тему – об избранности татарского народа. Причём тут же хотел это доказать, набив Юрке морду и приглашая для этого развлечения этнически родственного чуваша. Ваня его оттащил от Юрки, скрутил и, глядя в лицо, громким, зловещим шёпотом произнёс:

– Русские для чувашей стелали фсё! Они таже в космос чуваша сапустили. Ты про Николаева снаешь? Снаешь?! Я спрашиваю! – Ильдар утвердительно кивнул. – Он третий космонафт. Третий! Ты понял. А если ты, татарская морта, ещё путешь Юрку опишать, я тепя б… упью на х… Понял? – и, дождавшись ещё одного утвердительного кивка, он толкнул Ильдара на стул, взял свой стакан и выплеснул в мусорное ведро, громко добавив: – Пить с топой не хочу!

На том инцидент был исчерпан.

А в январе Юрка привёз семью и ушёл на съёмную квартиру.

Но и после они продолжали встречаться. Ваня помог Юрке достать доски для кровати, которую они со Славкой собрали уже для новой Юркиной квартиры – не продавалась в магазинах мебель. Он занял Юрке денег на подержанный цветной телевизор. Не продавались телевизоры в магазинах.

Ваня вообще никогда не жалел денег. Когда они у него были – раздавал налево и направо. Такая неуёмная щедрость как-то его подвела. Ване предложили поучаствовать в «бизнес-проекте»: привезти пива и водки из Сургута и продать в общаге подороже. Пиво и водку привезли, но Ваня устроил праздник на всю общагу, и все всё выпили, даже не удосужившись расплатиться с Ваней. Наварил Ваня денег…

Уже летом 93-го, Ваня по собственной инициативе предложил братьям съездить на его «лаптёжнике» за грибами. «Я, Юрка, шареной картошки с грипами хочу, как мамка телала, только не снаю, кте они растут, как они растут, вы со Слафкой покашите, а мы фместе съестием».

К тому времени он уже был знаком со Славкой.

Братья и рады бы показать, но на «лаптёжнике» в такие места не проедешь.

Они всё равно съездили – не в грибах, в конце концов, дело! И даже что-то насобирали. Возле Северного – и не в грибных местах, да и не в грибной год – всегда можно найти грибы. И Ваня насобирал, хотя, как оказалось, действительно совсем не разбирался в грибах – это десять лет-то прожив на Севере! Из леса они вернулись к Славке, нажарили общую «добычу» с картошечкой и лучком и употребили всё это под холодненькую водочку.

Потом они виделись всё реже… реже.

Совсем Ваня пропал осенью 94-го. Уехал в отпуск на Большую землю, на родину – в свою чувашскую деревню – и не вернулся.

Что больше всего обидно Юрке – он даже фамилии его не помнит…