Текст книги "Трагическая любовь атамана Артема"

Яков Гальчевский, в противоположность Артему Онищуку, был действительно жестоким человеком, который боролся за освобождения украинского народа от большевистского порабощения всеми доступными ему средствами. «Это было время, – писал он, – когда всех почти большевиков я со своими казаками пускал в „расход“ лично, чтобы их наибольшее количество встретилось „там“ с моим братом! Когда мне приходилось стрелять какого коммуниста, то обязательно он получал пулю в то место, где сходились брови. В это место, после страшных мучений, жид Хаим Бург из нагана застрелил моего младшего и единственного брата! Чувство мести есть страшным, и делает человека, пока она не успокоит жажды мести, также страшным. Всякие экзекуции мне были противны, но жажда мести и ненависть делали меня жестоким человеком, а главное – я имел силу сносить все, чтобы побольше насолить коммунистам».

«Жестокое время не имело к нам сантиментов, как и люди с противной стороны, – утверждал Гальчевский. – Не могли и мы иметь жалости к представителям советских застенков» [20]. Не имел жалости Гальчевский и к тем украинцам, которые предали свой народ и пошли на службу к оккупанту – их он истреблял особенно тщательно.

10. Отряд Северной повстангруппы

В дальнейшем, с целью создания сильного ударного кулака против красных, и руководствуясь приказами командующего Северной повстангруппой полковника Карого, Артем на некоторое время объединяется с отрядами атаманов Лыхо и Огня.

Здесь следует отметить, что перед этим объединением атаман Лыхо, который к тому времени еще находился под влиянием предыдущих разговоров с Артемом и Эльзой, сделал попытку сдаться большевикам. Но тот же Артем, который в свое время призвал атамана к амнистии, теперь был вынужден вернуться к повстанческим действиям, и имел отряд больший, чем отряд атамана Лыхо. Поэтому он, чтобы помешать сдаче, арестовал Лыхо и весь его штаб. Однако во время этого ареста отдельные члены штаба атамана Лыхо, такие как Кривонос, Флерка, Рюрик и Плахотнюк убежали вместе с атаманом Нечаем и сдались большевикам. Лыхо, теперь уже вместе с Онищуком, снова начал борьбу [2, 16].

За время, что прошло с 24-го по 27-е августа, объединенный отряд под общим командованием Артема имел четыре столкновения с частями 24-й красной пехотной дивизии в районе сел Кирнасивка-Демкивка-Ильяшивка. Однако, после боя в районе станции Демкивка, объединенный отряд, чтобы уйти от преследования красных частей, снова разделяется на несколько отдельных отрядов.

Отряд самого Артема после разделения направился в лес, который находится близ станции Кирнасивка. Со временем поступило сообщение, что этим отрядом, в составе около сорока всадников, на перекрестке дорог Печора-Рогизна-Вулыга убит помощник начальника милиции третьего района Брацлавского уезда. А в селе Рогизна раздет догола и отпущен начальник милиции городка Печора.

В то время разведка красных доносила: «банда отличается подвижностью и из постоянного района оперирования часто ходит в южные районы Брацлавщины и Липовеччины, после чего снова возвращается в предыдущий район». Отмечалась и социальная база повстанцев: «особенно бандитски настроены и относится сочувственно к банде Артема население сел Потуш, Соколинцы, Клещев, Дзвониха, Колюхов, Канава и Онитковцы, с молодежи которых и состоит банда». В частности, из официальных источников стало известно, что активно поддерживали отряд Артема в Соколинцах такие его жители, как Охримчук Алексей Азарович, Мельник Павел Федорович и Охримчук Артем Афанасиевич [2, 20].

Тридцатого августа 1921-го года отряд Артема Онищука осуществляет свое очередное нападение на Вороновицкий сахарный завод. Около одиннадцатого часа дня на территорию завода въехало около пятнадцати всадников. Охрана завода пропустила их беспрепятственно, считая за отряд красных казаков. Ошибка охраны произошла вследствие того, что всадники на голове имели будьоновские папахи и были одеты в штаны с красными лампасами.

Еще приблизительно до трех сотен всадников окружили территорию завода со всех сторон. В тот день повстанцы реквизировали с кассы завода около пяти миллионов карбованцев. Частично эти средства были использованы атаманом для выплаты казакам своего отряда денежного вознаграждения. Оставляя территорию, повстанцы отобрали у милицейской охраны завода затворы от их винтовок.

После этого, в ночь с 30-го на 31-е августа отряд Артема приблизительно в полторы сотни всадников, вооруженный ручными пулеметами и при четырех пулеметах «Максим», размещенных на тачанках, осуществил нападение на Рубанский волосной исполком. Во время этой акции были уничтожены все официальные документы волосной власти. Повстанцы также реквизировали для своих нужд телефонный аппарат и четыре комплекта обмундирования для милиционеров.

Десятого сентября 1921-го года отряд повстанцев в составе тридцати четырех конных всадников занимает село Пыляву, в котором реквизирует заготовленные для продналога шесть пудов овса и четыре пуда ячменя. Атаман оставляет в этом селе записку, в которой предлагает большевикам держать в каждом населенном пункте охрану в размере не меньше полутора сотен сабель, иначе продразверстка в Москву не дойдет.

После бурных разговоров с Артемом и полковником Карим, которые состоялись в период между пятнадцатым и двадцатым сентября 1921-го года, атаман Лыхо отделился со своим отрядом от отряда Артема, оставшись в Липовецком уезде. С момента обособления, уже из двадцатого сентября атаман Лыхо стал действовать самостоятельно. Однако эта деятельность, всего через две недели спустя, была навсегда прекращена большевиками.

Уже четвертого октября 1921-го года атаман Лыхо вместе с шестью десятками казаков его отряда был окружен превосходящими силами красных возле села Рахны-Собови (теперь Гайсинский район). В распоряжении красной части, которая окружила отряд атамана, к тому времени была даже артиллерийская батарея. Помог ликвидировать отряд атамана Лыхо, раньше амнистированный большевиками, атаман Голенко.

В том же бою четвертого октября Голенко, вызвав Лыхо на переговоры, ранил атамана в ногу. Получив ранение, атаман вместе с несколькими казаками попытался прорвать окружение красноармейцев, однако неожиданно натолкнулся на их засаду. Не желая живым попасть к рукам ненавистного врага, раненный атаман застрелился. Тело мертвого атамана чекисты привезли в город Гайсин, где победно демонстрировали его местным жителям. Остатки отряда, которые вырвались из окружения под командованием сотника Галайды, в дальнейшем частично добровольно разошлись по домам, а частично сдались власти по амнистии в ноябре [16].

Последняя декада сентября 1921-го года прошла для отряда Артема Онищука в мелких столкновениях с красными войсками и нападениями на отдельные хозяйственные объекты в разных населенных пунктах Брацлавского уезда. Так двадцать второго сентября было осуществлено очередное третье нападение на Вороновицкий сахарный завод, во время которого повстанцы реквизировали одного коня и четыре пуда овса. На следующий день аналогичное нападение отрядом в составе тридцати всадников было осуществлено на Тростянецкую экономию.

В эти дни в отряде Артема временно находился, возможно, как пленный, один из милиционеров охраны Вороновицкого сахарного завода. По его свидетельству, сам Артем вооружен винтовкой и пятью револьверами разных систем. К тому времени атаман имел в своем распоряжении около сорока пяти человек конных казаков. Кроме того, в отряде иногда находились также двадцать пять казаков командующего Северной повстангруппой полковника Карого. Полковник находился в отряде Артема в период с 15 по 20 сентября вместе со своим помощником и начальником штаба повстангруппы поручиком Шевчуком.

Двадцать пятого сентября отряд Артема, захватив в городке Шпиков в плен трех красноармейцев и двух продагентов, отправляется в направлении на село Жабокрич. После чего уже 26 сентября 1921-го года отряд Артема Онищука, подготовив необходимый обоз из десятка подвод, которые предоставили ему крестьяне окружающих сел, в очередной четвертый раз осуществляет акцию на Вороновицком сахарном заводе. На этот раз, в отличие от предыдущего нападения 22-го сентября, повстанцы загружают на крестьянские телеги 266 пудов (больше четырех тон) сахара из нового урожая. Этот сахар атаман в основном распределяет между своими казаками и крестьянами окружающих, лояльных к повстанцам, сел. Небольшую часть сахара Артем распорядился отвезти на тайную базу отряда, которая была заложена в Шендеровском лесу.

Ощутимые потери продовольствия и сахара вызвали естественную реакцию у большевистской власти и на поиски атамана были командированы регулярные части красных казаков. Преследуя отряд Онищука по следам телег с сахаром, на следующий день 27-го сентября 1921-го года красные войска, натолкнулись на его заставы на окраинах леса, который находится на восток от села Шендеров. В ходе этого боя было убито (по официальным данным) шесть повстанцев и одного агента губчека.

Другое информационное сообщение детализирует картину этого боя [2,20]. Вот что, в частности, сообщалось в этой связи: «По агентурным данным банда Артема в 20–30 человек при плохом вооружении и недостаточном количестве патронов с одним неисправным пулеметом „Шоша“ 27-го сентября находилась в лесу между селами Потуш и Шендеров, где была почти окружена первой сотней четвертого полка красного казачества.

Будучи окруженной, банда Артема старалась переправиться через реку Буг в направлении села Соколинцы, но была отражена пулеметным огнем красноармейского взвода, расположенного по ту сторону реки Южный Буг. Затем сотрудник особого отдела конного корпуса Кондратюк, который находился при сотне казаков, выбросил белый флаг и поехал к Артему, чтобы передать ему письмо о добровольной сдаче. Артем выехал вперед своей цепи, навстречу Кондратюку, и сказал: „дай письмо“.

Когда Кондратюк начал вынимать письмо, Артем выстрелом из револьвера наповал его убил, после чего вместе со всей бандой прорвался через окружающую его цепь и спрятался в глубине Шендеровского леса. Во время перестрелки убиты два бандиты, захвачено четыре лошади с седлами.»

Последняя вспышка боевой активности отряда повстанцев под проводом Артема Онищука наблюдалась в начале ноября 1921-го года. После предыдущего боя Артем оказался в очень затруднительном положении. В этот период отдельные отряды четвертого полка красных казаков были расквартированы почти по всех окружающих селах, которые поддерживали повстанцев. Местные большевики, вместе с красными казаками начали тотальную проверку наличия в селах отдельных жителей, не безосновательно подозревая тех в участии в повстанчестве.

Поэтому Артем, чтобы не подставлять под удар власти лояльных к себе крестьян, был вынужден распустить основную часть своего отряда по домам на зимние квартиры. Об этом свидетельствуют отдельные сообщения властных структур [2,20].

Так в частности, в ночь на девятое ноября отряд Артема в количестве семи человек побывал в селе Стрельчинцах, где, при попытке реквизировать продовольствие, завязался бой с размещенной в селе заставой красных казаков. В этом бою убит один казак четвертого полка красных казаков, а другой казак был ранен.

Одиннадцатого ноября отряд повстанцев в составе восьми человек занял центр соседней волости село Обидне. В этом селе они никого не убивали, а только разоружили помощника начальника волосной милиции и политработника четвертого полка красных казаков. Последняя акция отряда состоялась шестнадцатого ноября 1921-го года в селе Дзвониха. В этом селе повстанцы хорошо проучили плетьми члена сельского исполкома и реквизировали для своих нужд трех лошадей.

После этого, нападения повстанцев на представителей большевистской власти в Брацлавском уезде прекратились. Этому содействовало наступление холодов и периодическое выпадение раннего снега, которое значительно повышало риск быть выявленными по следам лошадей. Поэтому Артем, руководствуясь здравым смыслом и известной инструкцией повстанческого штаба, принял взвешенное решение и решил приостановить боевые действия до наступления весны. С атаманом остались наиболее активные участники повстанческого отряда, которые в той или иной мере были известны власти, как явные ее противники и не могли открыто появиться в местах своего постоянного обитания.

Почти целый месяц с середины ноября по середину декабря Артем со своим штабом занимался подготовкой к зимовке. Для этого было определено три базы пребывания отряда, главной из которых был дом лесника в лесу около села Дзвониха. Запасными базами были дома лесников в Никифоровецком и Шендеровском лесах. Чтобы не наражаться на опасность обнаружения отряд периодически ночью передислоцировался с одной базы на другую. Передислокация, как правило, проводилась при условии благоприятной осенней погоды, при которой на земле не оставалось следов от подкованных копыт коней.

Передвигаясь с одной базы на другую, Артем иногда заезжал к сестрам Татьяне и Софии. Полностью полагаясь на Татьяну и Ивана, он сообщил им, где его можно было бы найти в случае какой-то срочной оказии. По всей вероятности, в глубине своей души Артем все же надеялся получить какую-то весть от Эльзы, несмотря на то, что прошло уже довольно много времени.

Последний раз такая встреча с родственниками состоялась уже в самом начале декабря 1921-го года, когда отряд в очередной раз перебазировался с Шендеривского в Дзвониский лес. Атаман распорядился по прибытию на базу выставить по окраинам сторожу и ожидать его возвращения. Сам же он заглянет на часок к Татьяне и ее мужу.

Как всегда, в эту позднюю вечернюю пору Татьяна с Иваном готовились к сну. Хотя на улице уже почти стояла зима, однако работы на крестьянском дворе всегда хватало, поскольку на хозяйстве были две лошади, корова с теленком, свиньи, куры и гуси.

На тихий стук в окно выглянул сам Иван, напряженно рассматривая в ночной тьме непрошеного гостя. Увидев знакомый профиль брата Татьяны, он пошел открывать входные двери. Артем зашел в дом, поздоровался с родственниками, но лампу попросил не зажигать. Не нужно соседям знать, что их ночью посетил какой-то гость. В доме помещика Врублевского снова расположилась очередная застава красных казаков, то не дай Бог кто-то из местных активистов доложит.

Артем не надолго задержался в доме. Он только попросил Татьяну с Иваном рассказывать всем любопытным, что его они уже почти месяц не видели. Последний раз он им, сказал, что снова собирается перейти границу, потому что уже очень прижали его здесь большевики. В то же время сам он будет находиться в лесу около села Дзвониха. И только в случае, когда придет посильный от Эльзы, нужно чтобы Иван ему об этом срочно сообщил.

В середине декабря надежды Артема таки сбылись – весть от Эльзы, наконец, поступила.

11. «Невеста» смерти

В кабинете Михаила Констандогло члена коллегии Подольской губчека было довольно жарко, хотя на улице уже стояла зимняя декабрьская прохлада. Напротив Михаила сидела в кресле невысокая смуглявая женщина, с загадочными зеленоватыми глазами. Одета она в кожаную куртку, перехваченную ремнями, в юбке военного кроя, обута в изношенные, но еще целые ботинки. Свою овечью шапку-папаху с пятиконечной звездой она положила на письменный стол собеседника.

– Вот мы и снова встретились, Эльза, – тепло улыбаясь произнес Михаил, – так и не удалось тебе от нас надолго убежать в свой Харьков.

– Мне тоже приятно снова увидеть тебя, Михаил – улыбнулась в ответ Эльза.

Она давно догадывалась о тайной влюбленности Михаила, однако не придавала этому большого значения. Для таких отношений, на которые имел надежду Михаил, у Эльзы не было ни времени, ни особого желания. Ей все еще не сходил с памяти широкоплечий соколинецкий парень, с которым она приводила к амнистии атаманов Ходака и Нечая, и с которым тогда так самоотверженно занималась любовью [23]. Между ними в то время даже велись разговоры о том, чтобы со временем сыграть небольшую свадьбу и зажить открыто, как муж и жена.

– А это правда, Михаил, что Артем Онищук организовал большую банду и промышляет разбоем на Тывровщине?

С тайной надеждой на негативный ответ спросила Эльза.

– И куда же здесь правду деть, Эльза. Я знаю твое отношение к Артему, да и у меня была надежда, что те инструкции, которые он получал от полковника Карого, им не выполнялись. Но после того, как он появился в августе во главе отряда и начал разбойничать, те сомнения совсем и навсегда исчезли, – развеял тайную надежду Эльзы Михаил.

Темная задумчивость легла на лоб Эльзы. Значит, Артем не соблюдал их договоренности относительно отхода от повстанчества, снова взялся за оружие. Понятно, что и ее неопровержимая вина в этом была, потому что не подавала она Артему никаких вестей с того летнего вечера, когда они так быстро расстались. Она же обещала уладить ситуацию и известить об этом Артема через семью Кулибабчуков. Но здесь неждано-негадано из Харькова вызвал ее для срочных чекистских дел Евдокимов. И Эльза, совсем забыв о своих недавних обещаниях, как на крыльях полетела к объекту своего давнего и тайного увлечения – Ефиму Евдокимову.

Вследствие этого Эльзе нужно теперь решать, на чьей она сейчас стороне. Понятно, что после тех встреч с Евдокимовым, когда она Артема и их встречи за пять месяцев почти забыла, решение Эльзы не трудно было предвидеть. Да и казалось ей теперь та любовь с расстояния почти в полгода времени чем-то не совсем реальным, и очень уже похожим на предыдущие, почти забытые, кратковременные революционно-полевые романы. И уже совсем тускнел образ Артема, когда на ум Эльзы приходили воспоминания о Ефиме.

Собравшись на ночное заседание коллегии губчека, немногословные члены коллегии Кузьма Горин, Михаил Констандогло, комендант ЧК Тибор Киш и член чрезвычайной комиссии Иван Гарин, были поражены смелой жестокостью плана Эльзы Грундман. Эльза, которая в последнее время, по просьбе начальника секретно-оперативной части Всеукраинской ЧК Ефима Евдокимова, была временно откомандирована в Харьковскую ЧК, недавно вернулась с директивами по ликвидации банд, которые действовали на территориях Винниччины [23,24].

После выслушивания мыслей Констандогло и Грундман относительно плана ликвидации отряда Артема Онищука, присутствующие ожидали на реакцию главы Подольской ЧК Леонида Заковского. Держа в руках зажженную папиросу, он тем временем задумчиво рассматривал что-то за окном кабинета.

– Ну, а если Артем не поверит нашим обещаниям. Он же не такой дурак, чтобы надеяться на повторную амнистию? Знает, что повторных амнистий мы не практикуем. Тех, кто вторично стал бандитом расстреливаем, – произнес, в конце концов, Заковский – Понимаешь, Эльза, на что ты идешь?

– Я уверена, что лично мне он поверит. Не может не поверить, он хитрый, но я все таки женщина, и его перехитрю.

Заковский встал из-за стола, немного хромая на раненную ногу, подошел к окну затянутому легкой изморозью. Потом медленно вернулся и подошел поближе к Эльзе. Рука Заковского ласково легла на ее хрупкое плечо.

– Конечно, мы все понимаем, какой риск это будет для тебя, Эльза. Но Артема нужно за всякую цену обезвредить. Учитывая же ваши предыдущие отношения, шила же в мешке не утаишь, он поверит разве что только тебе одной. Придется все же рисковать, чтобы через эту личную свою жертву довести преданность делу революции, – продолжил глава ЧК свою речь.

– Но как мы сообщим Артему, что ты снова появилась в Виннице и хочешь с ним встретиться?

– Я думаю, что это можно сделать через его сестру Татьяну и ее мужа Ивана Кулибабчука, которые проживают в Колюхове и знают меня, как невесту Артема. Когда-то мы с Артемом обговаривали такую возможность, – продолжила свою мысль Эльза.

– Я думаю, что Иван знает, где находится Артем и передаст ему мое письмо.

– Вот и хорошо! Завтра же отправляем гонца в Колюхов, – Заковский встал из своего кресла, – а теперь все свободны.

Загремели стулья, чекисты, поправляя свои ремни и надевая фуражки и кожанки, один за другим, выходили в коридор. Последними из кабинета вышли Констандогло и Грундман, которые вместе пошли в кабинет Михаила уточнять дальнейшие детали плана действий.

На следующий день в Колюхов помчал посильный с письмом от Эльзы Грундман к Артему Онищуку. В том письме Эльза приглашала Артема прибыть в Винницу. Она ставила в укор Артему, то, что он забыл их договоренность пересидеть где-то в подполье неблагоприятный период, а снова пристал к повстанчеству. Однако, все еще можно исправить и ей таки удалось убедить Заковского начать с Артемом переговоры об амнистии его лично и отряда.

Лунного декабрьского вечера молчаливыми улицами Винницы, которые уже потихоньку отходили к сну, в обратном направлении снова промчал таинственный всадник, глухо грохоча копытами коня по каменной мостовой. По коню, который тяжело дышал, было видно, что дорога выдалась не очень близкой. Всадник остановился возле ворот Подольской губчека, и, не слезая со своего коня, постучал по ней ручкой нагайки. Когда в приоткрытом отверстии входной калитки показалась голова часового, всадник тихо произнес осипшим голосом:

– Пропусти меня к Эльзе, письмо ей имею от Онищука.

В своем письме Артем в свою очередь ставил в укор Эльзе, что она тоже его забыла, потому что уже почти полгода не было от нее никаких вестей. Однако, он все же согласен начать переговоры с губчека, но только при условии того, что губчека предварительно пришлет к нему для переговоров саму Эльзу.

Такое требование Артема было, конечно, предусмотрено планом Эльзы и коллегии губчека. С одной стороны он имел желание лично встретиться со своей «невестой», чтобы понять насколько изменилось за это время ее отношения к бывшему «жениху». А с другой стороны он мог бы тогда оставить Эльзу в своем отряде в качестве заложницы, чтобы гарантировать свою жизнь при не достижении согласия в переговорах. Единственно чего не знал Артем, это того, что этот коварный план коллегии Подольской ЧК, разработан и предложен непосредственно самой Эльзой Грундман, и состоял он в том, чтобы за любую цену выманить его в Винницу, а там арестовать.

Если все задуманное удастся, то арестованный Онищук возможно не очень будет опираться и напишет письмо своим казакам, что переговоры завершились удачно. А в дальнейшем, предложит им прибыть вместе с Эльзой в Винницу для амнистии.

А если и эта уловка не сработает, то она уже сама, или с помощью Тибора Киша, который будет ее сопровождать попробует освободиться из под стражи бандитов. Не впервые же ей, кавалеру четырех орденов Боевого Красного Флага, было играть в такие жестокие игры с врагами революции, удастся такая игра и на этот раз. А как запасной вариант, за ними поедет еще один сотрудник губчека замаскированный под местного крестьянина, чтобы по следам коней определить дорогу к зимней базе банды, а потом приведет туда отряд красноармейцев.

И все здесь было бы логическим и оправданным, если бы это был не Артем Онищук, с которым она провела почти месяц в поездках к атаманам и длинные ночи любви. Догадываясь об этой особенности, даже закаленные революционным «беспределом» члены коллегии и сотрудники губчека смотрели на эту жестокую красивую женщину с едва скрытой боязнью.

К местоположению отряда Артема Эльза и Тибор Киш ехали в сопровождении посланца Артема. Того звали Николай Бондаренко и он, за его словами, был у атамана за помощника. Николай сопровождал подорожних к базе отряда окольными путями, большей частью через леса, чтобы они не смогли запомнить дороги. Тем более, Артем его предупреждал, что за ними может быть тайное сопровождение, для того чтобы разведать дорогу.

Поэтому Николай, развлекая в пути Эльзу сельскими небылицами, выехав из Винницы, не взял прямого направления на городок Тывров. Он поехал полевыми и лесными дорогами вблизи русла реки Южный Буг, обходя села Бохоники, Ровец, Могилевку, Борсков, Сутиски, чтобы выехать с противоположной к Колюхову стороны леса.

Николай несколько раз останавливался, слазил с коня, и приглашал путешественников подражать его примеру. Эльза понимала, что все это Николай делает для того, чтобы убедиться – не преследует ли кто их. В районе сел Ровец, Могиливка и Борскив Николай применил еще один метод, чтобы оторваться от возможных преследователей. Для этого он направлял свою лошадь в русло небольших рек, которые впадали в Южный Буг возле этих сел, и принуждал их ехать этим руслом с километр, или полтора, пока не встречалась какая-то дорога с колеями, укатанными санями и конями.

Таким образом, путешественники двигались до места назначения почти целый день, и только под вечер приблизились непосредственно к лесу около села Дзвониха. Перед въездом в лес Николай предложил Эльзе и Тибору завязать глаза платками, сославшись на соответствующее распоряжение атамана.

– Также атаман приказал сдать пушки, так что, будьте добры, передайте их мне, – добавил Николай.

Когда глаза были завязаны и пистолеты оказались за поясом у Николая, тот взял за повод лошадь Эльзы и направился на неширокую лесную дорогу. Лошадь Тибора сама шла за предыдущими двумя лошадьми, не отставая от них ни на шаг. Громко трещали под копытами лошадей сухие лесные ветви, лавинами осыпал на всадников снег из окружающих деревьев. В скором времени возле дороги послышалось тревожное восклицание:

– Стой, кто там едет?!

Николай потянул за повод и остановил свою лошадь. За ним сразу же остановились и другие две лошади каравана. Из леса снова послышалось:

– А это ты Николай, атаман тебя уже заждался, переживает – не произошло ли чего плохого.

– Пока что Бог миловал, вот везу батьке гостей из Винницы, – ответил Николай часовому.

Лошади тронулись дальше, и в скором времени выехали на большую лужайку перед домом лесника, где и остановились.

– И развяжи, Николай, наконец, гостям глаза, чтобы, не дай Бог, не ослепли – услышала затем Эльза, охрипший от лесного отдыха, голос Артема. И когда его приказ был выполнен, атаман продолжил.

– Разыскала таки меня, наконец, «невеста». Так, может быть, начнем сразу же к свадьбе готовиться?

Голос атамана звучал довольно насмешливо.

– Тогда я сейчас пошлю к Ивану с Татьяной гонца, потому что не могут, горемычные, дождаться, когда и на моей свадьбе погуляют.

– А ты что, прямо сейчас жениться собрался?! Или немного обождешь, пока я с дороги умоюсь и отдохну, – настороженно, но поддержала шутливый тон атамана Эльза.

– А чего ждать? Я здесь уже почти полгода тебя дожидаюсь, то уже и надежду по лесам растерял. Когда-то же мы на эту тему часто разговаривали, тогда тебе нравилось. А сейчас что-то ты вижу не в юморе, – не останавливал атаман своих издевок.

– Я для этого и приехала, чтобы поговорить, но, наверное, немного позже, когда останемся наедине, без этих твоих любезных, но довольно заросших сватов – не соглашалась Эльза с таким быстрым переходом к подготовке свадьбы.

Услышав те слова «невесты», Артем прекратил наконец словесную перепалку и распорядился провести ее в свою комнату. Тибора, тем временем, отвели в флигель, где расположились немногочисленные казаки отряда Артема. Когда Эльза привела себя в порядок после долгой дороги, начался ее трудный разговор с Артемом. Тот долго не желал верить, что Эльзу привело сюда в заснеженный зимний лес только их бывшая любовь, очень уже длинной оказалась та дорога. Эльза же, как могла, убеждала атамана, что в самый раз только любовью и руководствовалась, потому что иначе и не поехала бы – слишком большой был для нее риск той поездки.

За разговорами и упоминаниями об общих путешествиях к атаманам, о днях и ночах любви, прошел вечер, и когда после сытного ужина Эльза без особой нерешительности, как и раньше, пылко и страстно, отдалась Артему, то у того исчезли последние сомнения относительно ее чувств. Однако сомнения в атамана исчезли только относительно самой Эльзы, вследствие того, что она, как и почти большинство женщин, в глубине своей души была очень хорошей артисткой. Сомнения же относительно результатов будущих переговоров с Заковским не оставляли голову атамана даже во времена той ночной амурной бессонницы.

Однако утром, сразу же после завтрака, Артем приказал своему ординарцу Семену Сычу седлать лошадей и ехать с ним в Винницу. А Эльзе сказал:

– Хорошо, любимая, я верю тебе, и потому поеду на разговор с Заковским. Однако, хотя я тебе лично и верю, однако не уверен в том, что в ЧК задумали то самое, в чем ты меня так пылко убеждаешь. А потому я оставлю пока что вас с Тибором здесь в отряде, как заложников. В случае, когда меня там арестуют, вы оба умрете.

Непосредственный свидетель и участник тех событий, бывший чекист Никифор Арсеньевич Новиков, в своих воспоминаниях писал [20]:

– «Успехи Красной армии на фронтах и ликвидация многих банд на Подолье заставили Артема обратиться в Подольскую губчека с просьбой о помиловании. Комиссия дала согласие на переговоры и пригласила Артема в Подгубчека. Он прибыл на переговоры со своим штабом – 5 человек, а весь отряд находился в лесу. Переговоры велись в кабинете главы Подгубчека тов. Заковского. Артем сидел в кресле напротив Заковского, держал в руке маузер на боевом взводе, а остальные бандиты стояли. Нас чекистов в кабинете было человек восемь. В нашу задачу входило обезоружить бандитов. Эта операция была выполнена успешно. Один из наших сотрудников крепким ударом по руке Артема выбил маузер, других мы немедленно обезоружили.

После этого председатель Подгубчека Заковский дал Артему лист бумаги и последний писал под диктовку Заковского указания своему отряду, который находился в лесу, чтобы весь отряд прибыл в Губчека, поскольку переговоры закончились успешно. На следующий день прибыл из леса отряд в полном составе, приблизительно 160 человек. На заседании Коллегии были вынесены решения – всех бандитов, которые попали в банду впервые подвести под амнистию и распустить по домам. Что касается тех, которые уже будучи амнистированы, снова пошли в банду, применить к ним соответствующие меры наказания.»

Примечание автора. Здесь кое-что в воспоминаниях очевидца, возможно в связи с его преклонным возрастом, не соответствует информации, полученной из других исторических источников. Так известно, что отряд Артема в начале ноября 1921 года был распущен им на зиму по домам, о чем свидетельствуют официальные сообщения власти за последний месяц деятельности отряда. В середине декабря 1921 года Артем появился на переговоры с Заковским только вдвоем с ординарцем, а на следующий день в Винницу для амнистии прибыло еще шесть человек, что дополнительно подтверждается списком расстрелянных повстанцев и упоминаниями о численности отряда в период с 7 по 16 ноября.