Текст книги "Ловля на рыбака"

После этого следует без какого-либо напряжения и без фанатизма сконцентрировать внимание на картинке перед закрытыми глазами. Скорее всего, это будет тот самый пустой экран, который мы обычно видим, закрывая глаза, но могут быть и какие-нибудь картинки. Главное, не двигать глазами и не напрягаться. Секунд через 15 внимание нужно переключить на слух, а еще через 15 на ощущения тела. Время определяется навскидку, без попыток считать секунды.

Попеременная концентрация внимания на зрении, слухе и ощущениях называется циклом. Циклы с переключением внимания через 15 секунд – короткими циклами. Таких циклов нужно проделать от 4 до 6.

Затем следует переходить к длинным циклам, в которых внимание удерживается на каждом из перечисленных чувств не менее 30 секунд. Медленные циклы делаются 3—4 раза.

После этого нужно уснуть, веря в результат. Элементарно, не так ли, Ватсон?

На этот раз мое усердие не было безрезультатным, и через пару недель я уже осознал себя во сне. Второе осознанное сновидение случилось через месяц, а дальше пошло по нарастающей. Причем степень осознанности постепенно росла.

Ведение журнала сновидений тоже не оставило меня без открытий. Как оказалось, индивидуальные черты в моих снах имели только главные действующие лица. Остальные были безликими статистами. Удивило меня и содержание сновидений, так как чуть ли не в каждом я с кем-то сражался или кого-то трахал, да так, что Джеймс Бонд был по сравнению со мной мальчишкой.

А однажды… Проснувшись среди ночи, я поленился записать сон, а утром поймал себя на том, что смутно помню оба сна. При этом стоило мне попытаться более четко вспомнить один из них, как второй тут же начинал забываться.

Но самое интересное происходило в обычных снах.

Однажды во сне я гулял по Пушкинской недалеко от библиотеки. Вдруг ко мне подошел молодой парень, одетый в костюм и галстук.

– О, я вижу, вы теперь один из нас, – сказал он и протянул руку.

– Вы правы, – ответил я, пожимая ее.

Проснулся я с уверенностью в том, что это была весьма важная, можно даже сказать, знаковая встреча…

Ты не устал? А то, может, прервемся на лирическое отступление? Я тут рассказ написал «Чудище»:

– Пойдем поиграем с чудищем? – предложил Ганя.

Будучи старше других на несколько месяцев, он претендовал на роль лидера и всеми силами пытался доказать, что круче других. Глеб и Руслан как всегда восприняли его идею с энтузиазмом, и Натке ничего не оставалось, как тоже согласиться. Она была моложе приятелей на год, а в детстве это целая вечность. Больше всего на свете она не любила, когда ее высокомерно называли малявкой, поэтому стремилась ни в чем не уступать более старшим друзьям.

Чудище было опасным. Любой даже взрослый, попав в его поле зрения, исчезал навсегда. С другой стороны, в его берлоге было полно мест, где можно спрятаться; оно вечно спало и было медлительным и неповоротливым. Поэтому дети частенько бегали играть в прятки к нему в берлогу, несмотря на строжайшие запреты родителей. Иногда, правда, оно просыпалось, но дети всегда успевали шмыгнуть в укрытие, так что это только приятно щекотало нервы.

– Смотрите, как я умею! – сказал Ганя и, забравшись на голову чудищу, застыл в вычурной позе, словно был памятником какой-нибудь знаменитости.

Его поступок только на первый взгляд казался отважным, так как по чудищу можно было хоть скакать – оно этого не замечало.

– Подумаешь, выпендрежник, – сказала знавшая это Натка и тоже полезла на чудище. Разве могла она упустить такую возможность утереть нос Глебу и Руслану?

Когда она была уже почти на самом верху, чудище пошевелилось, и Наткина нога, сорвавшись с носа, угодила ему прямо в глаз. Это было слишком даже для чудища, и оно проснулось. Дети бросились врассыпную.

– Мама! – завопило чудище. – Мама!

– Что, Милая? – спросило, входя в логово, огромное даже по сравнению со спавшим чудище. От ее слов в логове вспыхнул свет.

– У меня под кроватью монстры, – жалобно пророкотало спавшее чудище.

Услышав это, дети похолодели, так как они действительно спрятались там, и стоило чудищу заглянуть под кровать… К счастью для них оно ответило:

– Ну что ты, милая, монстров не существует. Спи.

– Я боюсь.

– Хорошо. Я побуду с тобой, пока ты уснешь.

С Пасифеей я познакомился в сне, похожем на слишком нудный, чтобы досматривать его до конца, фильм жутко именитого режиссера. На территории одного из заброшенных ростовских заводов кто-то устроил сексуальную ярмарку. Вход, разумеется, только для своих. Каким-то чудом там очутился и я. Больше всего обстановка ярмарки напоминала гламурный цыганский табор (в таборе я, кстати, никогда не был). Множество шатров с шикарными постелями, столы с дорогими закусками и выпивкой, закутанные в целые состояния дамы, изысканные кавалеры… Причем, стол и постель входили в стоимость пригласительного билета, так что на месте ни за что не надо было платить.

Неписанные правила гласили: раз ты пришел, значит, ты готов к случайному сексу без каких-либо обязательств, но только с тем, кто тебе достаточно приглянулся для этого. То есть, никаких уговоров и принуждений после произнесенного «нет». За соблюдением правил и порядком следили крепкие парни из службы безопасности организовавшей этот фестиваль соития фирмы.

Как я уже сказал, я был залетной птицей, поэтому чувствовал себя, как школьник на первом свидании. Я боялся то проколоться, то показать, что не вышел рожей, то того, что меня заставят платить. Поэтому я просто бродил по этому великолепию и наблюдал за чужим праздником жизни, не решаясь взять бокал или бутерброд, не говоря уже о том, чтобы с кем-то заговорить.

Когда я проходил мимо кафе, меня окликнули 2 заметно пьяные перезревающие красотки, которые, если судить по слишком вызывающей для их лет одежде, отказывались принимать свой возраст. Не успел я сеть за их стол, официант поставил передо мной бокал с шампанским и почти такие же, как в пирожных корзиночки с черной икрой.

В следующую секунду за наш стол села Пасифея. Она была в красивом синем платье и такого же цвета дорогущих туфлях на высоких каблуках. С ее появлением все остальное ушло на задний план.

– Помнишь меня? – спросила она.

– А мы знакомы? – растерялся я.

– Знакомы, но вижу, ты все забыл. Пасифея, – она протянула руку для рукопожатия, но я предпочел ее поцеловать, причем так, как это требует этикет, не касаясь губами.

– Пасифея твое настоящее имя? – поинтересовался я, представившись после целования ручки.

– Тебе ли не знать, что настоящее имя – это пригвождающая к личной истории булавка?

Тогда я в очередной раз перечитывал Кастанеду.

– Потанцуем? – предложила она.

Я с радостью согласился, хоть танцор из меня никакой.

Мы встали. Заиграла музыка, и летнее кафе тут же превратилось в бальную залу. На удивление мне танцевалось легко. Совсем не думая о движениях, я тонул в глазах Пасифеи. Ее взгляд пьянил, наверно, сильнее любого наркотика. В тот миг я был полностью в ее власти. Видя это, она улыбнулась. В ее улыбке было приглашение к продолжению. Я хотел, но не решался ее поцеловать.

– Должна предупредить. Если ты меня поцелуешь, я полностью завладею твоими чувствами и разумом. После этого назад дороги не будет. Так что подумай хорошенько прежде…

Ее слова придали мне уверенности, и я, не дав ей договорить, впился в ее рот страстным поцелуем, который стал моим приглашением в неизвестность.

Когда стихла музыка, декорации вновь поменялись. Теперь мы были на очаровательном острове. Была теплая ночь. В небе горели звезды. Неподалеку волны лениво накатывались на берег. А на лесной поляне горел костер. Мы стояли возле него.

– Красивое место. Я бы с удовольствием остался здесь навсегда, – мечтательно сказал я.

– Это Перекресток Всех Миров. Здесь нельзя остаться надолго, зато отсюда можно перенестись, куда угодно, – ответила она.

Санитарный инспектор знал это место. У того костра его учили межпиксельному перемещению между мирами.

Вновь заиграла музыка. На этот раз она была настолько сумасшедшей, что вдохновляла на безумие. Пасифея сбросила платье и пустилась в немыслимый пляс вокруг костра. Я тоже разделся и присоединился к ней. Затем она схватила меня за руку и потащила в огонь. Он оказался нежным, ласковым и совершенно нестрашным. Там мы слились в соитии в единое целое, перетекая на каком-то глубинном уровне друг в друга, а потом оргазм превратил нас в миллиарды миллиардов танцующих между звездами квантов.

Потом мы гуляли по странному городу с похожим на слово «глобус» названием. На площади с офигенной, похожей на трехмерное пятно Роршаха статуей Пасифея сказала, что ей пора уходить.

– Так вот как тебя занесло в Мелиополис, – пробурчал санитарный инспектор.

– Я увижу тебя еще? – спросил я, боясь услышать «нет», так как не мог уже жить без этой умопомрачительной женщины.

– Я найду тебя, – ответила она. – Очень скоро.

В свете фонарей и луны Пасифея казалась особенно неземной. Мне захотелось запечатлеть ее на холсте, написав в стиле мастеров эпохи Возрождения.

– Тебе дать кисти и краски? – рассмеялась она, когда я рассказал о своем желании.

– Я напишу тебя по памяти. Просто постой неподвижно пару минут, чтобы я смог запомнить все детали.

– Так пойдет? – спросила она, приняв немного небрежную позу рядом с памятником. За ее спиной стояла живописная офисная многоэтажка, поистине прекрасный фон для картины в стиле городское фэнтези.

«Живописной офисной многоэтажкой» был головной офис Инспекции.

После этого я проснулся. Статуя на той площади настолько меня поразила, что я тут же поспешил ее нарисовать и выложить на своей странице в «ВК».

Следующей ночью Пасифея пришла, едва я уснул. На этот раз на ней была футболка, джинсы и кроссовки. Ее глаза были заплаканы.

– Что случилось? – взволнованно спросил я.

– Как ты мог так опрометчиво поступить? Тебя же предупреждали, что надо сидеть тихо, а ты?

– Что я? – растерянно спросил я, так как совершенно не понимал, о чем шла речь.

– Как ты мог выставить на всеобщее обозрение рисунок памятника с площади Мелиополиса?

– Это же просто картинка из сна, – еще больше растерялся я.

– Если бы. Сон – это только тамбур между мирами. Ты нарисовал то, что вообще не должен был видеть, и теперь по твоему следу пойдут охраняющие покой человеческого стада псы. Они разорвут тебя ради мира и спокойствия, как нарушителя первопорядка, а потом сожрут твои останки.

– Хорошо. Я немедленно удалю рисунок.

– Это ничего не даст. Они учуют оставленный след. В любом случае чего теперь говорить об этом. К тому же у нас больше нет времени. Пойдем.

– Куда?

– На Перекресток. Тебя там ждут.

– Кто?

– Увидишь.

Когда мы прибыли на поляну с костром, там было некое незримое присутствие. Оно проявлялось исключительно на уровне понимания того, что мы не одни. Присутствие излучало дружелюбие.

– Давненько мы не виделись, – произнес в моей голове мужской голос, и меня обдало волной похожей на отеческую любви. Нечто подобное чувствуешь, когда после долгой разлуки тебя обнимает любящая мать или отец.

– Мы разве знакомы? – удивился я.

– Нас связывают долгие годы дружбы.

– Тогда почему я их не помню?

– Потому что ты забывал меня, едва мы расставались. Так было нужно для твоей безопасности, потому что иначе ты бы выдал себя намного раньше, и совсем не был бы готов.

– К чему?

– Об этом тебе расскажут воспоминания, – сказал он, и с моей памяти словно сняли блокировку.

Сначала я вспомнил пляж, который снился мне чуть ли не каждую неделю. Это был закрытый для посторонних участок речного берега, на который можно было попасть только если знаешь тайную тропу в камышах. Это был мир немногих избранных, поэтому там всегда был чистый песок, на котором можно валяться под лучами ласкового солнца хоть целую вечность. Там было принято уважать чужое жизненное пространство, поэтому никто ни к кому не лез без приглашения, но все чувствовали себя друзьями.

Кстати, дружище, если нечто подобное снится и тебе, вполне возможно, что ты – один из нас.

Санитарный инспектор вздрогнул. Ему тоже снился хитрый пляж. Для того чтобы туда попасть, надо было проехать по идущей вдоль речного берега дороге до ее поворота на 90 градусов, съехать на поросший высокой травой луг и проехать по нему, держа курс на пустое пространство между двумя лесополосами. За ними опять начинался асфальт, который вел прямо к пляжу, где тоже собирались исключительно свои.

Раньше мне казалось, что я там только купался и загорал, теперь же я вспомнил мужчину средних лет. Мне тогда было около 17. Как и большинство моих ровесников, я хотел быть непохожей на других личностью, для чего одевался почти что в стиле Незнайки из Солнечного города. Об этом и была вспомнившаяся первой беседа.

– То, что ты всеми силами пытаешься быть не таким, как все, автоматически делает тебя похожим на миллионы твоих ровесников, у которых, как и у тебя, включилась программа юношеской эмансипации, благодаря которой наши предки уходили из-под родительской опеки во взрослую жизнь. Более того, эта программа роднит нас с множеством представителей других видов, так что ничего уникального в ней нет.

Неважно, живешь ли ты, боясь осуждения окружающих, или демонстративно пренебрегаешь их мнением и ценностями, в обоих случаях тобой управляет толпа. Только открыв свой индивидуальный путь, можно стать действительно независимым от довлеющего над каждым из нас инстинкта принадлежности к стаду, будь то страна, круг друзей, родня или любимый футбольный клуб. Не имеет значения, к какому эгрегору ты подключен. Важен сам факт твоего подключения или же свободы от них. Разрывая связь с эгрегорами, ты становишься предельно одиноким, так как только они способны дать то сладостное мы-чувство, с которым у нас ассоциируются такие эмоции, как чувство того, что ты нужен, что рядом есть если не близкие, то, по крайней мере, ближние люди, а главное – это чувство безопасности, защищенности, связанное с интуитивной уверенностью в том, что в случае чего, к тебе придут на помощь, и никогда не оставят одного. Раньше разрыв с базовым эгрегором был нестерпимо мучительным, поэтому зачастую изгнание из племени было более страшным наказанием, чем смертная казнь. Взамен эгрегор забирает практически всю твою жизненную энергию, оставляя лишь необходимый для жизни минимум. Другими словами он твоя доярка, а ты его корова.

Сейчас многое изменилось. Среди людей появились те, кто эволюционно развились в индивидуальность, способную идти по жизни, руководствуясь не общим вектором движения стада, а опираясь исключительно на согласие ума и души. Созревший для этого человек начинает слушать похожий на журчание ручья внутренний голос сердца. Следуя за ним, он обретает свой путь, который рано или поздно приводит его к Лете. Ее вода позволяет освободиться от связи с эгрегором, в результате душа такого человека сама становится источником освобождающей воды.

Таких людей мы называем Мастерами Воды, и у тебя есть шанс стать одним из них.

Это была далеко не первая, но и не последняя наша встреча. Мастер Воды вел меня по жизни, читая мою душу и бережно направляя в нужную сторону. Просыпаясь, я напрочь забывал о нем, но его уроки проходили не зря, так как то, чему он меня учил, всплывало в моем сознании под видом моих собственных наитий. В результате к описываемому моменту я уже почти готов был наполниться собственной водой. Мне было нужно лишь время, которого я сам себя лишил.

– Тебя может спасти только квантовый переход через огненную дверь. Это рискованный шаг, так как, сжигая все наносное, пламя сожжет и тебя, если ты еще не достаточно кристаллизовался и окреп для такой встречи, – сообщило присутствие, убедившись, что я все вспомнил.

– А если я откажусь? – на всякий случай спросил я, уже зная, что ни за что не упущу этот шанс.

– Ты умрешь, как обычный человек.

– Хорошо, тогда пусть будет огонь.

Получив мое согласие, присутствие материализовалось в Мастера Воды. За это время он ни капли не постарел. Увидев его, я несказанно обрадовался, ведь это была встреча с самым родным мне человеком.

– Выпей, – сказал он, протягивая мне чашку с водой. – Вода Леты облегчит освобождение от всего лишнего.

Поблагодарив его, я залпом выпил воду.

Через каких-то пару минут костер с нарастающем гулом стал превращаться в воронку, в центре которой разрасталась черная дыра. Она росла, завораживая своим великолепием. Когда она стала достаточно большой, Мастер Воды сказал, пора, и я, мысленно матерясь, бросился в нее, как Офелия в омут.

Затем было ничто, нигде и никогда. Иначе не скажешь. Потом я проснулся с пониманием того, что надо сделать.

Практически за месяц я написал рассказ о путешествии рыцарей, вложив в него погружающую тебя и только тебя в состояние сна ритмическую основу. Затем еще где-то за месяц нарисовал первый выпуск нового графического романа. Сюжет мне подсказала прочитанная накануне книжка по НЛП, в которой человека сравнивают с компьютером: сознание аналогично картинке на мониторе, подсознание – наш жестки диск, а коллективное бессознательное играет роль интернета.

На эту готовящую тебя к встрече с Мастером Воды исповедь у меня ушел один сон, в котором я провел несколько замечательных дней в живописном домике на берегу реки. Днем я писал настоящим гусиным пером, макая его в чернильницу, гулял или купался в речке. Вечером разводил огонь в камине и открывал бутылку вина. Это служило своего рода приглашением для Пасифеи, с которой мы предавались любви почти до самого утра. Когда она уходила, я ненадолго засыпал, чтобы утром, приведя себя в порядок, вновь сесть за письменный стол, и до завтрака, на который меня звал безликий слуга в столовую (комнату, а не забегаловку), написать пару страниц.

Описав свой прыжок в пламя, я отнес рукопись в библиотеку.

Вчера мне приснилось имя «Марго». Я произнес его в слух, и в следующее мгновение увидел злорадно-торжествующее лицо шмыгающей бабы. Это была алкашка лет 50 на вид с фингалом под глазом. Оказывается, эта тварь следила за мной во сне!

Поняв, что теперь меня точно скоро убьют, я не на шутку расстроился. Умирать не хочется ни капли, но я тут не властен. Увы.

Решив, что это важно, я вернулся в библиотеку и дописал свою исповедь. На этом все. Точка.

ПС: Зачистка пространства осуществляется путем полного самоудаления.

Прощай, мой читатель. Желаю тебе обрести свой источник. Правда, толком не знаю, что это означает. Знаю лишь, что что-то хорошее.

Ну все. Мне пора. Удачи!

Библиотекарь словно следила за санитарным инспектором. Едва его глаза пробежали по последней строчке «исповеди», она возникла перед столом.

– Ваше время истекло, – чеканя каждое слово, произнесла она.

В тот же миг пол под его ногами исчез, и он с высоты нескольких этажей свалился в свое спящее тело. От удара у него внутри все разом хрустнуло а тело жалобно заскрипело, как старый диван, на котором он спал в далекой юности.

Составители учебной программы для будущих санитарных инспекторов считали, что армейская муштра и казарменный образ жизни хороши лишь для того, чтобы отбивать у людей способность мыслить вне поставленной задачи, а особенно задаваться такими подрывными вопросами, как «Ради чего я должен рисковать собой?». В отличие от военных, санитарные инспекторы должны уметь решать неалгоритмизированные (то есть такие, для которых нет заранее известного образца или алгоритма решения) задачи.

Поэтому 18-летних воспитанников переводили из интерната в ведомственные квартиры, где в условиях практически полной свободы они учились самостоятельности и ответственности в виде принятия последствий своих поступков. Правда, учеба отнимала у них практически все время, и сильно разгуляться они не могли.

В редкие выходные будущий санитарный инспектор шел в милое кафе возле городского университета. Там он заказывал кофе и блинчики с маскарпоне. Во время еды он осматривал зал, в котором всегда было полно студенток. Выбрав наиболее приглянувшуюся, он подсаживался за ее стол, и вскоре они шли к нему домой, так как методы косвенного внушения действовали безотказно.

Возможно потому, что все остальное ему приходилось делать практически бегом, отдыхать, а особенно заниматься сексом он любил медленно. И когда диван поскрипывал в такт движению, он представлял себя плывущим на небольшом парусном корабле, скорее даже в лодке в открытом море.

Воспоминание длилось не больше потребовавшегося на пробуждение мгновения. Едва продрав глаза, санитарный инспектор набрал Благородного Дона.

– Что там у тебя? – спросил тот сонным голосом.

– Запрашиваю подтверждение приказа.

Деятельность ГСИ охватывает все, что только может представлять интерес, поэтому нередко между отделами возникают конфликты интересов. Инструкция требует в случае обнаружения возможности такого конфликта немедленно докладывать о нем руководству. Запрашивание подтверждения приказа было заявлением о конфликте.

– Говори, – проснулся Благородный Дон.

– Скорее всего, Комиссарова устранили наши люди, – отрапортовал санитарный инспектор.

Благородного Дона это известие не удивило, так как ГСИ не гнушалась подобными методами, когда их применение было оптимальным.

– Насколько ты уверен? – спросил он.

– Процентов на 80.

– Что с доказательствами?

– Их нет. Это интуитивное прозрение.

Санитарный инспектор решил, что лучше сослаться на уже заслужившую уважение среди коллег и руководства интуицию, чем рассказывать о прочитанной во сне рукописи убитого.

– Ладно. Жди звонка.

Только после окончания разговора санитарный инспектор посмотрел на часы. Было 5 утра. Злорадно усмехнувшись, он сходил в туалет и вернулся в постель. Поспать ему не удалось. В 5—35 позвонил Благородный Дон.

– Тебе надо было видеть рожу Боба, когда я передал ему твои слова, – сказал он.

– Представляю, – ответил санитарный инспектор, ни на минуту не поверив в то, что они встречались в такую рань.

Боб или Боб Фишер (причем, именно Боб, а не Роберт) заведовал отелом внутренней безопасности. Ему было под 60. Низкий, коренастый, кривоногий, с лицом питекантропа и расплющенным в драке носом, он мог показаться клиническим идиотом. Умом в смысле развитым интеллектом он действительно не отличался, зато в плане хитрости мог дать сто очков форы любому пройдохе. К тому же он легко читал лица людей. Не удивительно, что он был чемпионом Инспекции по покеру и интригам. В случае необходимости он, не моргнув глазом, отдавал приказ о ликвидации, но без особой нужды не трогал даже мух.

– Ладно, докладывай, – перешел к делу Благородный Дон.

– Из попавшего мне в руки дневника Комиссарова стало известно, что несколько лет назад он стал членом мистического культа Братство воды. С другими членами культа, а также с его наставником или Мастером Воды он контактировал в сновидениях…

– Ты, случайно, не обкурился? – перебил его Благородный Дон.

– Я тоже думал, что подобное невозможно, пока этой ночью они не вышли в сновидении на связь со мной.

– Продолжай.

– В сновидении он познакомился с некой Пасифеей, прозванной сновидцами, – это те, кто занимается осознанными сновидениями, – призраком сновидений за способность не только входить в чужие сны, но и управлять там сюжетом и декорациями. Этой ночью Пасифея заявилась в мой сон. Она отвела меня в расположенную в коллективной области сна, – не спрашивайте меня, что это такое, – библиотеку. Там я прочел исповедь Комиссарова, в которой он намекнул на то, что его скоро убьют те, кто контролирует человеческие массы, а это мы. Также из его рукописи я узнал, что Пасифея во сне водила его как на Перекресток Всех Миров, так и в Мелиополис. Вот каким образом он смог увидеть памятник Неизвестного Неизвестного. Решив, что контакт с Пасифеей в купе с конфликтом интересов заслуживает пристального внимания, я позвонил вам.

– Ты понимаешь, как это выглядит?

– Вы не первый год меня знаете…

– Да я в тебе не сомневаюсь, но как со всем этим идти к начальству? Ладно, займись водным культом и Пасифеей, или как ее там. Что это, кстати, за имя?

– По версии Гомера Пасифея – младшая из харит, больше известных, как грации. Жена бога сна Гипноса.

– Ты выяснил, кто ее муж?

– Скорее всего, она не замужем.

– Выясни это наверняка. И держи меня в курсе.

После разговора с Благородным Доном санитарный инспектор вернулся в постель, но ему не спалось. Поворочавшись минут 20, он решил, что пора вставать. Выполнив комплекс упражнений цигун, он принял душ, затем сварил чашку крепчайшего кофе, во время питья которого осознал, что совершил нечто невозможное в принципе.

Дело в том, что люди – довольно-таки легко управляемые извне существа. Поведение большинства из нас управляется несколькими относительно простыми командами, совокупность которых определяет как картину нашего мира, так и способы нашего поведения. Базовый пакет программ, управляющих жизненной стратегией человека, получил с подачи Эрика Берна название жизненный сценарий. Что же до так называемого разума, то за редким исключением он служит лишь генератором отмазок, благодаря которому мы находим подходящие объяснения для своего и чужого поведения.

Существует 3 уровня программ: импринтирование, кондиционирование и обучение. Импринтирование – это впечатывание в определенные моменты жизни в нашу психику базовых поведенческих моделей, которые в случае отсутствия серьезных проблем с мозгом или довольно-таки серьезного специального вмешательства будут управлять нашей жизнью до конца дней. Зачастую импринтирование осуществляется практически мгновенно. Кондиционирование – это выработка устойчивых реакций на повторяющиеся стимулы, как у собаки Павлова в эксперименте с выделением желудочного сока из-за включения лампочки. Накладывается поверх импринтных программ. Самый поверхностный уровень – обучение, с которым все мы сталкивались, например, в школе. Негативно-принудительное перепрограммирование на всех уровнях получило название промывка мозгов. Сегодня она позволяет превратить любого нормального человека в шахида за несколько суток. С другой стороны, грамотное перепрограммирование человека способно избавить его от целого ряда серьезных психологических, психических и соматических проблем.

Разумеется, специ из Инспекции готовили будущих сотрудников с использованием всех уровней программирования. В результате в их психическом аппарате, словно в позитронном мозге роботов Азимова, прописывались базовые правила поведения. Так те же санитарные инспекторы в первую очередь всегда и везде были санитарными инспекторами, и только потом друзьями, родителями, супругами… Поэтому ни один санитарный инспектор в принципе не способен отказаться от выполнения приказа или утаить от начальства касающуюся дела информацию.

За все время существования Инспекции глубоко прописанные правила были нарушены только раз, да и то благодаря вмешательству Аббатства 691. Об это окутанной мифами стохастической группе лиц с предельно развитым сознанием практически ничего не было известно наверняка, и Инспекции приходилось довольствоваться лишь предположениями.

Стохастической группой Аббатство было названо потому, что оно не является не только организованным, но и вообще как-либо структурированным объединением людей. После достижения необходимого уровня развития сознания человек не только автоматически начинает испытывать чувство глубинной близости с подобными ему людьми, но и принимает общую для них систему ценностей, которая включает в себя стремление помогать тем, кто стоит на грани трансформации своего сознания, то есть тем, кто готов пополнить их крайне малочисленные ряды.

По мнению специалистов Инспекции, эволюция сознания позволяет человеку проникать на значительно более высокие по сравнению с Мелиополисом уровни мультивселенной. Из-за этого Инспекция не способна им противостоять, поэтому сотрудникам ГСИ предписано держаться от Аббатства как можно дальше, а в случае вступления в контакт с его представителями, выполнять все их требования. Благо, дела мирские Аббатство практически не интересуют, и у него крайней редко бывают конфликты интересов с Инспекцией.

Нарушение санитарным инспектором прописанных правил заключалось в том, что он даже не подумал упомянуть во время доклада связанное с убийством Комиссарова имя «Марго». Казалось бы, мелочь, но мелочь невозможная в принципе. Такое поведение санитарного инспектора указывало на 2 весьма существенных момента: «Марго» была ключевой фигурой расследования, иначе бы его попросту не стали столь наглядно тыкать в это имя носом; На санитарного инспектора было оказано нейтрализующее базовые импринты воздействие.

Это пугало до чертиков, но еще страшнее было то, что санитарный инспектор продолжал действовать вопреки инструкциям. Вместо того, чтобы доложить о случившемся, он решил обратиться за помощью к работающему в аналитическом отделе Ли Паку. Нельзя сказать, чтобы этот высокий и тощий кореец был санитарному инспектору другом, но Климов оказал тому в свое время несколько услуг, и Пак был ему должен. Светиться в конторе санитарному инспектору не хотелось, и он решил как бы случайно встретить Пака по дороге на работу. Благо, тот всегда ходил туда пешком по одному и тому же маршруту в одно и то же время. Примерно в паре кварталов от здания Инспекции на пути следования Пака стоял милый жилой дом с лавочками во дворе.

Идеальное место для засады, – решил санитарный инспектор, садясь на одну из них.

Пак появился минута в минуту.

– Ты мог бы оказать мне услугу? – спросил его санитарный инспектор после короткого приятельского трепа.

– Наконец-то, – ответил Пак. – А то я уже начал подумывать, что ты бескорыстно рад меня видеть. Чем могу помочь?

– Можешь пробить по базе имя «Марго» в связи с этим лицом? – санитарный инспектор достал из кармана и протянул Паку страницу из комикса.

– Без запроса? – насторожился Пак, так как это было серьезным нарушением инструкций.

– На то есть веские причины, – ответил санитарный инспектор.

– Какие?

– Тебе лучше не знать. Извини.

Фетишизирующий свой интеллект Пак ненавидел тупой обман, поэтому, не придумав ничего достойного, санитарный инспектор не стал ему врать.

– Ладно, – оценил это Пак, – я посмотрю.

Решив, что теперь самое время поесть, санитарный инспектор зашел в любимое кафе неподалеку. Минут через 30 за его стол подсел Боб.

– Рассказывай, – сказал он.

– Что? – спросил санитарный инспектор.

– Ты прокололся, как может проколоться только идиот. Но ты не идиот, а это значит, что твой прокол был воплем о помощи. Я здесь. Рассказывай.

– Женщина на рисунке. Это ведь Марго? – спросил санитарный инспектор.

– Знаешь что, Климов, не заставляй меня думать, что я переоценил твою разумность, – разозлился от этой наглости Боб.