Текст книги "Господь и покойник"

Я пьянел, но не так, как пьянеют от алкоголя, а с ускорением свободного падения. Опьянение развязывало мне язык. Наверняка в коньяк было что-то подмешано, иначе я ни за что не стал бы высказывать свои мысли. «Никогда не позволяй кому-либо знать, что ты на самом деле думаешь»… Этот урок Дона Корлеоне я запомнил на всю жизнь. Сколько раз он меня выручал. А здесь же…

– Надеюсь, тебе не надо объяснять, кто такие вампиры? – спросил Глеб Валентинович, когда иссяк мой словесный понос.

– Смотрел несколько фильмов.

– Так вот, если отбросить всякую ерунду и оставить главное, получается весьма интересная картина: Весь род вампиров произошел от вампира прародителя, который появился на свет как простой смертный. Он живет жизнью героя, а в ряде легенд творит чудеса. В самом расцвете лет он погибает насильственным путем, затем воскресает вновь уже как совершенно новое, бессмертное мистическое существо, наделенное сверхчеловеческими возможностями. Как говорится в легендах, вампиры питаются человеческой кровью, и тот, чью кровь они выпивают, сам становится вампиром. Но это не более чем фольклор. Эзотерические источники сообщают, что вампирам нужна, скорее, кровь духовная или энергия жизни, которая, в частности, выделяется во время кровавых жертвоприношений или во время сексуальных практик. Если вампир хочет сделать кого-то вампиром, он совершает особый ритуал, во время которого угощает вновь обращенного собственной духовной кровью.

– Я думал, что легенды о вампирах пошли из-за эликсира стыда, – ляпнул я. – А пуританская стыдливость рассказчиков сделало местом добычи крови вены на шее или на руке.

– Откуда ты знаешь про эликсир стыда? – спросил меня Глеб Валентинович, и как-то уж слишком внимательно посмотрел мне в глаза.

– Вычитал где-то… Кажется, у Кроули.

Похоже, Глеба Валентиновича удовлетворило это объяснение.

– А теперь, – продолжил он, – давай рассмотрим другую легенду. Герой этой легенды рождается в простой семье. Практически с детства он демонстрирует свойства неординарной личности, а потом творит чудеса. Он погибает в 33 года от удара копья, как ты уже догадался, прибитым к кресту. Незадолго до своей смерти, он наказывает ученикам пить его кровь и есть его плоть. На третий, кажется, день после смерти он воскресает, и превращается в бессмертное сверхсущество, которое многие считают богом, многие пророком или просветленным учителем. А служители организованного в его честь культа постоянно приносят ему кровавые жертвы то под видом борьбы с еретиками, то под видом межрелигиозных конфликтов, а то и специально для этого создавая секты самоубийц.

– Подождите, вы что, хотите сказать, что Иисус и есть правампир?

– Ну что ты, – рассмеялся Глеб Валентинович. – Вампиры – это мифические существа, существующие разве что в нашем коллективном бессознательном. Я же хочу, чтобы ты ясно понимал, кому на самом деле служат священники, и каждый раз, придя в церковь…

Он говорил, и его ставший громоподобным голос, доносился сразу отовсюду и одновременно рождался в моей голове вместе с рисуемыми им картинами, которые навсегда врезались в мое сознание, превращая для меня христианство в черный культ.

Наверно нечто подобное делают с теми, кого хотят превратить в террориста смертника, фанатика-сектанта или другой вариант зомби.

– Так что с сегодняшнего дня ты должен практически каждое воскресенье ходить в церковь, – закончил он свою лекцию. – Считай это своей должностной обязанностью.

Через неделю после этого разговора я предстал перед сыном самого Сатаны, о котором мне рассказывала Эмма.

Получив в школе по географии пять, я постарался как можно быстрее забыть все эти муссоны-пассаты, Австралии-Зеландии, широту и долготу… короче все то, что мне вбивали на уроках в голову. Поэтому я не назову точные координаты острова, на котором жил маленький дьявол. Скажу лишь, что это поистине райское место: Маленький, полностью принадлежащий Глебу Валентиновичу остров там, где всегда тепло. Сам остров – поросшая тропическим лесом не слишком высокая гора с гладко выбритой тонзурой, на которой была построена шикарная вилла. На этой вилле в окружении фанатично преданных слуг и няни-кормилицы жил его величество дьявол.

Летели мы с Эммой туда сначала на личном самолете Глеба Валентиновича, затем в аэропорту какого-то города с непроизносимым названием пересели в вертолет. Едва наш самолет оторвался от земли, Эмма голосом сварливой жены наказала:

– Только постарайся на сей раз обойтись без фокусов. Делай все, что тебе говорят, и постарайся понравиться мальчику и его няне.

– Ну да, а иначе… – хотел я съязвить, но Эмма меня перебила:

– Иначе тебя бросят на съедение псам-людоедам, – сказала она, и было видно, что она не шутит.

Острый приступ страха сменился негодованием.

– Охуенно! – накинулся я на Эмму. – А раньше, когда ты мне сватала эту чертову работу, ты не могла сказать или хотя бы намекнуть?

– А ты бы тогда согласился? – спросила она.

– Конечно, нет! Я что, по-твоему, идиот? Я понимаю, рисковать чьей-то шкурой, но своей…

Я орал на Эмму всю дорогу, а она слушала с таким видом, будто бы так все и было задумано. Когда же я замолчал, она лишь сказала:

– Извини, но ты нам нужен.

А потом добавила:

– Нам, а особенно мне.

Я не ответил. Остаток дороги я провел, демонстративно разглядывая вид за иллюминатором.

– А что если я пошлю всех вас на хуй и останусь в самолете? – спросил я, когда подали трап.

– Тебя бросят к псам-людоедам.

– Похоже, выбора у меня нет, – пробурчал я и вышел из самолета.

У трапа уже ждал хоть и пожилой, но прекрасно сохранившийся членовоз, на котором нас доставили к зданию аэровокзала. Вертолет ожидался минут через тридцать, и мы решили провести это время в кафе.

– А теперь послушай меня внимательно, – сказала Эмма, когда нам принесли на удивление прекрасный кофе, и ознакомила меня с протоколом знакомства, состоящим сплошь из наших с Эммой унижений.

– Ты, главное, покажи им свой страх и подобострастие, – закончила Эмма.

– И вы думаете, что владельцы заводов, газет, пароходов захотят пройти через подобное? – спросил я.

– Они пойдут и не на такое, а потом не только очень сильно будут хотеть, чтобы все оставалось в секрете, но и пожелают, чтобы другие тоже прошли через это.

– Ну а нам это зачем? Мы же знаем, что он не настоящий?

– Вот поэтому мы тоже должны пройти посвящение, чтобы хоть сколько-то в это поверить, иначе клиенты почувствуют фальшь, и тогда…

– Понятно.

В вертолете было шумно, тряско и немного страшно. Зато в конце пути нас встретил настоящий рай. 24 градуса по Цельсию. Солнечно, тихо. Наисвежайший воздух с запахом цветов. Пение птиц. Да и сама вилла, похожая на дворец сказочных халифов…

– Ты все помнишь? – спросила Эмма у дверей в покои дьявола.

– Да, – ответил я.

Она старалась держать хвост пистолетом, но, зная ее, я видел, что она боится не меньше меня.

Мы сняли обувь, и слуга распахнул дверь в комнату размером со школьный стадион. Посреди нее в кресле сидела чертова няня. Ей было за двадцать с копейками. Не красивая, но и не страшная. Одета дорого, но безвкусно. Короче говоря, возомнившая себя владычицей морской ПТУшница. Когда мы подползли на коленях к ее креслу, она одарила нас презрительным взглядом. Похоже, она упивалась собственной важностью.

– Склоняясь к вашим ногам, мы покорнейше просим вас и вашего господина принять в дар жизнь, тело и душу этого человека, и даровать ему привилегию стать вашим покорным рабом. Он обязуется верой и правдой служить вам и вашему господину, выполнять все ваши приказы и по первому же требованию отдать за вас жизнь, – представила меня Эмма.

– Посмотри мне в глаза, – приказала чертова няня.

Несколько минут она словно иридодиагност на приеме рассматривала мои глаза. Затем, ни слова не говоря, немного придвинула ко мне ногу в дорогой туфле.

– Благодарю, госпожа, за оказанную честь, – сказал я положенную по протоколу фразу и поцеловал пол подле ее туфли.

Аудиенция была закончена, и мы задом наперед, чтобы не дай бог не повернуться к чертовой няне спиной, поползли на четвереньках в соседнюю комнату, где нас ждало маленькое дьявольское отродье. Он принял нас, восседая на троне.

– Склоняясь к вашим ногам, господин, мы покорнейше просим вас принять в дар жизнь, тело и душу этого человека, и даровать ему привилегию стать вашим покорным рабом. Он обязуется верой и правдой служить вам, выполнять все ваши приказы и по первому же требованию отдать за вас жизнь, – повторила заученную фразу Эмма.

Несколько минут дьяволенок с поистине дьявольской ухмылкой молча меня разглядывал. Эта тварь наслаждалась своей властью и моим ужасом, который пробрал меня правда что до костей. По его взгляду я понял, что ему нравится смотреть, как псы заживо разрывают людей. Потом он спросил:

– А на голове стоять ты умеешь?

– Когда-то умел, – признался я.

– Покажи.

С третьей попытки я встал на голову. Продержав меня в этой позе до предобморочного состояния, он милостиво сказал:

– Хватит.

А затем, когда я снова встал на колени, приказал.

– Подойди поближе.

Когда я подполз к самому трону, он встал на него, расстегнул штаны…

– Считай это моей печатью, – сказал он, и мне в лицо ударила струя мочи.

Он ссал мне в лицо, а я стоял перед ним на коленях, боясь даже прикрыть глаза. Как же я ненавидел его в этот момент!

– А теперь проваливайте, – приказал он, закончив свое дело.

– Все, пиздец. Теперь можно и напиться, – облегченно сказала Эмма, когда мы вошли в самолет.

– Ты так переживала, как будто не меня, а тебя в случае чего ждала бы участь собачьего корма.

– Эта участь ждала бы нас обоих, так как я за тебя отвечаю жизнью, – призналась она. – Что будешь пить?

– Надеюсь, ты не сильно занят? – услышал я в трубке голос Глеба Валентиновича.

– Да не очень, а что?

– Ты мне нужен.

– Когда?

– Сейчас. Машина уже ждет во дворе.

– Хорошо. Одеваюсь и иду.

Это был выходной, мой первый и единственный выходной за последний месяц. Для начала я решил просто выспаться, а потом тупо провести остаток дня перед телевизором, и на тебе. Не успел встать, а уже зачем-то понадобился начальству. Правда что, если хочешь нормально провести выходной, первым делом выключи телефон. Я нарушил это правило, и вот теперь…

Во дворе меня ждала черная «Бэха» с тонированными стеклами. Кроме водителя в ней на заднем сиденье сидели двое, вылитые крутые парни из шпионского боевика. Я сел рядом с водителем, и мы рванули с места.

– Куда едем? – спросил я у водителя.

– На пятый объект, – совершенно недружелюбно ответил он.

Мне это ни о чем не говорило, а парочка на заднем сиденье вообще не была настроена разговаривать. В результате в полном молчании мы прибыли на какой-то склад в промзоне на левом берегу Дона где-то между Ворошиловским и Западным мостами.

Глеб Валентинович уже был на месте.

Он поприветствовал нас ленивым взмахом руки, затем нырнул в дверь в подвал. Там в узком коридоре нас ждало еще трое. Двое таких же крепких парней, как те, что привезли меня, и привязанный к стулу мужчина с мешком на голове.

– Правило таково. Своим ходом отсюда уйдет только один из вас, – сообщил мне Глеб Валентинович. – Что скажешь?

– Что нужно сделать? – спросил я.

– Держи, – Глеб Валентинович вручил мне пистолет. – Сейчас с него снимут мешок, а потом у тебя будет ровно одна минута. Тебе все понятно?

Я кивнул.

Должен сказать, что, несмотря на криминальный характер моей работы, лично убивать людей мне еще не приходилось, так что чувствовал я себя преотвратно. Но настоящий шок я испытал, когда с него сняли маску. Человеком, которого я должен был пристрелить, был я. Не кто-то, похожий на меня, не двойник, а я собственной персоной. Рот у того меня был заклеен скотчем, но все, что он хотел сказать, было написано у него в глазах.

Разумеется, он не хотел умирать, а я не хотел его убивать, но умирать я хотел еще меньше, поэтому, когда Глеб Валентинович сказал: «Тридцать секунд», я нажал на спусковой крючок, а потом еще и еще…

Говорят, мне пришлось разжимать пальцы, чтобы забрать пистолет. Что я чувствовал потом, когда вышел из шока? Ничего. И это «ничего» заставило меня почувствовать сначала вину, – как же так, я убил человека, и мне пофигу, – потом досаду из-за вины, потом досаду из-за досады… Короче, полный спектр мелодраматической хренотени. В конце концов, меня стало тошнить от собственной чувствительности к собственному бесчувствию. А потом прошло и это.

Мое гротескно-сюрреалистическое самоубийство было лишь преддверием настоящего кошмара. Решив, что я достойно справился с испытаниями, Глеб Валентинович назначил меня куратором маленького ублюдка, сына Сатаны, этого дьявольского отродья!

На первый взгляд мне грех было жаловаться. Примерно две из четырех недель каждого месяца я проводил на вилле. Самого мальчишку я практически не встречал, да мне он и не был нужен. Основные вопросы приходилось решать с начальником охраны, вполне, кстати, нормальным мужиком, который совершенно непонятным мне образом влип в это дело. Делами на вилле я занимался не более двух-трех часов в день. Все остальное время я либо отсыпался, либо обжирался деликатесами, либо торчал на берегу океана. В общем, далеко не каждый состоятельный человек мог так отдыхать, как я работал. Дорога тоже состояла из удовольствий. Сначала это был перелет на частном самолете, затем, если позволяли погода и время, меня везли на остров на скоростном катере. В противном случае туда приходилось тащиться на вертолете, но к этому монстру с винтами над головой я скоро привык, и мне стало даже нравиться на нем летать.

Ложкой, я бы даже сказал ведром дегтя в этой бочке меда была чертова няня, которая изводила меня при каждой встрече. Вот уж кто был непревзойденным мастером моральных пыток! Не то, чтобы она устраивала скандалы или садо-мазо шоу с наступанием каблуком на мошонку и вытиранием об меня ног. Внешне все выглядело вполне вежливо и прилично. От меня больше не требовалось ни коленопреклонений, ни каких-либо еще верноподданнических жестов. При встрече мы обменивались рукопожатием и обращались друг к другу на «вы» и по имени отчеству. Вот только она при этом умудрялась чуть ли не каждым своим взглядом, каждым жестом, каждым словом заставлять меня чувствовать себя конченым дерьмом, даже не пытаясь при этом меня явно оскорбить или унизить. Ни намека, и, тем не менее, уже после минутного разговора с ней мне хотелось повеситься. Как же я ненавидел ее за это! И она это видела! Видела, и демонстрировала свое полное презрение к моей ненависти, еще раз подчеркивая, что я настолько ничто, что моя бессильная ненависть даже неспособна ее задеть.

Единственным моим утешением было понимание того, что уже скоро чертовой няни не станет, как не станет никого из тех, кто мог бы оказывать влияние на этого ребенка. Мальчишке промоют мозги, и он будет говорить и делать, что скажет Глеб Валентинович, а главным представителем Глеба Валентиновича в Ордене Сатаны уже назначен я, так что…

Но этому сценарию тоже не суждено было осуществиться.

Ночью за сутки до тех событий меня разбудил телефонный звонок.

– У нас проблемы, – выдал начальник службы безопасности, даже не поздоровавшись.

– Что там еще? – недовольно спросил я.

– Валентина Александровна убита.

Совсем забыл сказать, чертову няню звали Валентиной Александровной.

– Что?! – забыв про сон, я вскочил с постели. – Какого хрена?! Как?!

– Одна из служанок собиралась убить господина, но Валентина Александровна что-то там заподозрила… В общем, она спасла его ценой своей жизни.

– Что говорит эта сука?

– Ничего. Когда она поняла, что у нее ничего не получится, она покончила с собой при помощи яда.

– Хреново, блин!

– Не то слово.

– Ладно, я скоро перезвоню.

Я сразу же позвонил Глебу Валентиновичу.

– Тебе что, не спится? – спросил он после целой вечности гудков.

– У нас покушение. Погибла няня и исполнитель.

– Что?

Я повторил.

– А ты где?

– Дома.

– Какого хрена ты еще там? Дуй на остров. Готовьтесь к эвакуации.

– Понял.

Предупредив начальника охраны, что я еду к ним, я приказал пилотам запрягать и вызвал такси.

Что было потом, я уже рассказал. Но почему вместо того, чтобы, следуя инструкциям, плыть по подземной реке до того места, где нас должна была ждать подмога, я бросил лодку, а сам с дьяволенком забрался в пещеру? И о каких вариантах я говорил?

Посмотрим на эту историю с другой стороны.

3

Дело было у Андроши. Мы сидели, пили чай, разговаривали ни о чем…

Андроша – единственный из моих друзей, кому я по-хорошему завидую белой завистью. Еще в школе, он для себя решил, что изучать надо лишь те предметы, которые помогут зарабатывать деньги, и большую часть времени посвятил изучению иностранных языков. Класса с четвертого он уже делал за деньги какие-то переводы, писал курсовые, в общем, уже с тех пор зарабатывал на карманные расходы сам.

К своим сорока он без каких-либо связей стал достаточно большим начальником в достаточно крутой компании, что не помешало ему остаться вполне нормальным, неглупым и интересным человеком.

– Вчера по долгу службы я выгуливал японцев, – рассказывал Андроша.

К ним в контору приехали трое японцев и сопровождающий из Москвы. Как рассказал сопровождающий, решили они вечером пойти куда-нибудь выпить, и не нашли ничего лучше, как зарулить в кабак при «Интуристе». А его как в девяностые облюбовали братки, так с тех пор ничего не изменилось. Тот же «Владимирский централ» и так далее.

– Там… – (пусть будет Сергей Петрович), – там Сергей Петрович гуляет, но вам можно, он посетителей не обижает, – сообщил им охранник у входа.

Сергей Петрович оказался ОМОНовским начальником. Напившись, он с приятелями заказали несколько стопок тарелок и начали швырять их в музыкантов. Сначала кидали сами, а потом стали предлагать присоединиться к ним всем желающим.

Понятно, что японцы, мягко говоря, были шокированы.

В ответ я рассказал историю о работниках военкомата: майоре и подполковнике, которые, упившись до потери рассудка, решили сразиться. Они расходились в разные концы коридора, затем бежали друг другу навстречу и бились лбами. Благо за лбами у военных обычно кроме затылка ничего больше нет…

– Ну а как у тебя дела? Как госслужба? – спросил Андроша, когда у нас закончились свежие байки.

– Прекрасно. А с госслужбой я порвал. Надеюсь, что навсегда.

– Ушли или сам?

– Сам.

– Чем собираешься заниматься?

– Мне Эмма работу нашла. Так что теперь я работаю личной шлюхой Миронова. Знаешь такого?

Тогда я всего пару недель как работал у Миронова Глеба Валентиновича.

– Слышал. Ну и как на новом месте?

– Да вроде ничего, а там видно будет.

– На завтра какие планы?

– Да никаких.

– Тогда приезжайте с Эммой к нам на дачу.

– А кто будет?

– Кроме нас со Светланой (жена Андроши) только вы и Максим с женой. Максим обещал поразить нас своим шашлыком.

Если верить Андроше, а он обычно не врал, Максим был непревзойденным специалистом по приготовлению мясных блюд и ухи.

Шашлыки действительно были выше всех похвал. Вино тоже не подкачало. Захмелев, девчонки захотели танцевать. Включили музыку. Во время очередного медленного танца моей партнершей стала жена Максима (тогда я благополучно забыл ее имя сразу же после знакомства).

– Я должна тебе что-то сказать, – прошептала она мне на ухо, – выслушай меня, пожалуйста, до конца.

– Хорошо, – пообещал я.

– Скоро тебе придется кое с чем столкнуться. Тебе понадобится помощь. Позвони… – она сунула визитку мне в карман.

– О чем ты? – спросил я.

– Если я скажу, ты не поверишь.

– Но как же я тогда узнаю, что это именно то, о чем ты предупреждала?

– Вот когда случится то, во что ты не сможешь поверить, тогда и звони. Только не потеряй номер. Поверь, сам ты из этого не выберешься.

– Хорошо, я позвоню, – пообещал я, решив, что так от нее проще будет отделаться.

Не люблю сумасшедших баб, даже красивых. Она красивой не была. Милая, но не больше…

Андроша позвонил мне на следующий день.

– Ты поговорил с Леной? – спросил он, едва я сказал «алло».

– Ты о ком? – не понял я.

– Лена – это жена Максима. Вы сумели поговорить?

– Да, но я ничего не понял.

– Когда придет время, поймешь. Просто сделай все так, как она просила.

– Может, ты мне все-таки объяснишь?

– Я не знаю, о чем вы говорили.

– Тогда какого хрена?..

– Я хорошо знаю ее. Поверь, она ничего зря говорить не будет.

– Понятно. Ты вечером где?

– Уезжаю в командировку.

– Далеко?

– Сначала в Германию, а потом во Францию.

– Приедешь – звони.

– Ладно, мне пора, – сказала Эмма, закончив свой рассказ о Клубе.

– Может, останешься?

– Зачем? Ты все равно не в форме. К тому же я терпеть не могу перегара. Не скучай.

Поцеловав меня на прощанье в щечку, она ушла.

Закрыв за ней дверь, я сварил крепкий кофе, набил папиросу хорошим дорогим табаком и погрузился в размышления. Единорожденный сын Сатаны… В такое я действительно не в состоянии поверить. Однако есть фотографии, есть ребенок, есть достаточно правдоподобная, чтобы в нее мог поверить народ, история… Мне что со всего этого? То, что господин Миронов – человек более чем серьезный, я к тому времени уже понимал. Вопрос был в другом: Насколько серьезны те, кто решил с ним тягаться? И как сильно они планируют испортить мне жизнь, если я невзначай потеряю их телефонный номер? И как выбраться из этого дерьма с наименьшими потерями?

Когда кофе и папироса подошли к концу, я понял, что Гамлет из меня никакой. Короче говоря, я позвонил.

– Здравствуйте, – услышал я приятный мужской голос.

– Здравствуйте. Вас беспокоит…

– Я вас узнал, Василий Петрович, – перебил он меня. – Через часок вас устроит?

Не зная, что на это ответить, я сказал «да».

– Очень хорошо. Приезжайте. Буду рад вас снова видеть.

Интересно, это шизофрения или конспирация? – подумал я, но на всякий случай решил включиться в игру.

– Только напомните, пожалуйста, адрес, – попросил я.

Минут через тридцать я уже смотрел, как баран на новые ворота на искомый дом, расположенный практически на пересечении Суворова и Ворошиловского. Кроме жилых квартир, куда меня точно не приглашали, в доме расположилась какая-то юридическая или нотариальная контора, парикмахерская, суши-бар и стоматологический кабинет. В одну из этих дверей мне предстояло войти, но куда?

Из стоматологического кабинета вышел тощий, но, тем не менее, с животом мужик лет пятидесяти в медицинской униформе.

– Здравствуйте, Василий Петрович. Проходите, пожалуйста, – сказал он.

– Сюда, пожалуйста, – он указал рукой на стоматологическое кресло.

По моей спине, чеканя шаг, прошли мурашки.

– А это обязательно? – спросил я.

– А вы сами подумайте: Сначала вы записываетесь на прием к стоматологу, затем приезжаете, но вместо того, чтобы сесть в кресло, ограничиваетесь разговорами.

– Вы правы, выглядит весьма подозрительно.

– Тогда прошу вас.

– Только доктор… Я вчера перебрал… – признался я, садясь в кресло.

– Ничего это не смертельно. Откройте рот.

– Что вы собираетесь делать? – насторожился я.

– Только осмотреть. Да не бойтесь вы так!

– Извините, это у меня с детства.

– Ну что я на это скажу… Вы не одиноки. Редко кто из моих пациентов, несмотря на полное отсутствие боли, не теряется, оказавшись в кресле.

Так вот еще почему он усадил меня на это пыточное ложе!

– Да… позвольте представиться: Лопатин Вениамин Константинович.

Присутствие стоматологического инструмента во рту избавило меня от необходимости произносить положенную в таких случаях банальную чушь.

– Как я понимаю, вам уже рассказали о ребенке? – спросил он, вытаскивая зеркало из моего рта.

– Прежде чем разговаривать на эту тему, я хотел бы услышать, как вы узнали, о том, что мне понадобится помощь.

– Все очень просто. Мы уже достаточно долго за вами наблюдаем. С того самого дня, как вы устроились на работу к Миронову. Как мы узнали про Миронова и вообще про ребенка? Все очень просто. Насколько я понимаю, вам уже нет надобности объяснять, что такое Клуб?

– Будем считать, что так.

– Тогда скажите мне, как, по-вашему, Миронов собирался заявить о себе?

– Если честно, я даже не догадываюсь.

– Так вот, есть только один способ заявить о себе Клубу, а именно стать для него интересным. Для этого Миронов организовал утечку информации.

– Ну а с чего вы взяли, что мне что-то угрожает?

– Видите ли, Василий Петрович, для того чтобы этот младенец действительно превратился в олицетворение зла, необходимо, чтобы он стал мифочеловеком, а для этого нужно сократить до минимума его человеческую сторону. Именно поэтому нигде не упоминается о детстве Христа, для этого же придумано непорочное зачатие и все остальное. Между богом, а в нашем случае дьяволом и людьми должна быть непреодолимая стена или пропасть, некое таинство, загадка, тайна… Для этого нужно ликвидировать всех, кто бы смог стать своеобразным мостом через эту пропасть. Нет, я, конечно, не могу гарантировать, что вас уберут как один из таких потенциальных мостов, но кто может гарантировать, что они этого не сделают? У вас небольшой кариес в правой сверху пятерке. Думаю, больно не должно быть, так что решайте сами: потерпите или с уколом?

– Я не взял с собой деньги.

– Ваши деньги мне не нужны.

– А что нужно?

– Нам нужно, чтобы вы стали одним из нас, тем более что вы уже один из нас.

– Тогда давайте с уколом.

– Очень хорошо. Откройте рот… А теперь подождите, пусть лекарство подействует.

– Надеюсь, вы не собираетесь сделать из меня героя? Потому что я не герой, – сказал я, когда мне разрешили закрыть рот.

– Ну что вы, разумеется, нет. Для этого вы слишком умны, циничны и слишком сильно себя любите. Поверьте, мы достаточно давно за вами наблюдаем, чтобы понять, чего можно от вас ждать, так что ничего сверх того мы от вас требовать не будем. Хотя бы потому, что это чертовски глупо требовать от человека то, на что он в принципе не способен.

– Хорошо, что вы это понимаете.

– Ну, вот и все, – сказал Лопатин, закончив возиться с пломбой. – К сожалению, теперь все ваши зубы в порядке.

– Почему к сожалению? – не понял я.

– Потому что теперь нам надо изобретать повод для наших встреч. Как вы, кстати, смотрите на то, чтобы выровнять и отбелить зубы. Будут как у какой-нибудь поп-звезды, причем совершенно бесплатно.

– А это не больно?

– Совершенно.

– Не опасно?

– Ну что вы как маленький.

– Тогда я согласен.

– Вот и хорошо. Тогда на сегодня все. Дальше созвонимся… Да, чуть не забыл! Я буду очень вам признателен, если вы найдете время, чтобы приехать к нам сегодня вечером. Время любое, хоть самое позднее. Вот адрес, – он протянул мне клочок бумаги.

– Я постараюсь, – ответил я.

– Надеюсь, ваши старания увенчаются успехом.

Мои старания увенчались успехом. Примерно в восемь вечера я стоял у ворот частного трехэтажного дома из красного кирпича и ждал, когда кто-нибудь ответит на мой вызов по домофону. Дом, куда меня так настойчиво приглашал Лопатин, выглядел милым уголком Европы среди трущоб района Центрального рынка Ростова, столь же уместным здесь, как пингвин в Сахаре.

– Василий Петрович! Входите, пожалуйста, – произнес женским голосом динамик домофона.

Послышался щелчок, и открылась калитка.

Я вошел во двор. Тротуарная плитка, газон, деревья, клумба… Все было милым, аккуратным и ухоженным, причем без малейшего намека на большевистский маразм в виде уборки листьев из-под деревьев и побелки бордюров. Мне понравилось.

У дверей дома меня встречала милая на вид женщина примерно сорока лет. Средний рост, симпатичное лицо, темные волосы. Одета в брючный костюм. На ногах туфли.

– Василий Петрович, здравствуйте, – сказала она, улыбнувшись так, словно я был ее старым другом, – входите. Ни в коем случае не разувайтесь! Проходите сюда.

Она привела меня в просторную гостиную, где за круглым столом сидело несколько человек. Все они мне были знакомы.

– Василий Петрович! Еще раз здравствуйте, – торжественно, словно я был неким высокопоставленным лицом, произнес Лопатин. При моем появлении он встал из-за стола и сделал несколько шагов мне навстречу. – Рад, что вы нашли время посетить нашу скромную обитель. Насколько я понимаю, вы всех уже знаете. Андрея и Светлану вы знаете даже дольше, чем я. С Максимом и Леной вы уже встречались. Ну а с моей супругой Алиной вы только что познакомились.

– Проходите к столу, присаживайтесь, – пригласила меня Алина.

– И добро пожаловать в наш чайный клуб, – подхватил Лопатин. – У нашего небольшого общества есть несколько правил: Мы обращаемся друг к другу только по имени и на «ты»; стараемся быть взаимовежливыми; мы не говорим здесь о работе, политике и прочих удручающих вещах; и все мы любим чай. Вот, пожалуй, и все правила. Надеюсь, тебе здесь понравится, и ты станешь частенько заглядывать к нам как один, так и с Эммой.

– Если честно, я думал, вы попросите ей не говорить, – признался я.

– Ты, – поправил меня Лопатин.

– Я имел в виду всех вас.

– Наоборот, было бы неплохо, если бы ты рассказал про клуб и Миронову, – вступил в разговор Андрей. – Пусть знает, что ты сюда ходишь пить чай.

– А теперь, – сказал Лопатин, когда мы испили дорогущий тегуанинь по всем правилам гун фу ча (китайская чайная церемония), – Лена должна тебе кое-что показать. И это уже должно оставаться в тайне.

– Пойдем, – пригласила она меня.

Вопреки моим ожиданиям мы без всякой торжественности встали из-за стола и прошли не в какую-нибудь тайную комнату с различными священными безделушками, где, как я предполагал, меня должны были врубать в очередную эзотерически-шизофреническую чушь, а в подвал, где хранился садовый инвентарь.

– Ну что, готов к встрече с тайной? – с хитрой улыбкой на устах спросила Лена.

– Только если она не кусается, – ответил я.

– Не бойся, тебя не укусит.

– Тогда я готов.

– Тогда добро пожаловать в Атлантиду, – сказала она и нажала на кнопку похожего на автомобильный брелка. В следующее мгновение шкаф с каким-то барахлом беззвучно отъехал в сторону, открыв нашему взору лифт. Панели с кнопками в кабинке не было.

Когда мы вошли, Лена снова нажала на кнопку брелка, и лифт рванул вниз. Всю дорогу, а ехали мы минуты три, не меньше, Лена молчала с загадочным выражением лица. Я же терзался вопросом: действительно мы спускаемся хрен знает куда под землю или это какой-то диснейлендовский аттракцион для простаков вроде меня.

Когда двери лифта открылись, за ними была пещера. В нескольких шагах впереди тускло горела единственная лампочка. Рядом с лифтом стояла керосиновая лампа – когда-то на даче у нас была такая же.

– А что, дальше свет провести не успели? – спросил я.

– Лабиринт не терпит электричества, – ответила Лена, зажигая фонарь. – Пойдем, – пригласила она.

– Куда? – спросил я.