Текст книги "Концы узла"

32

Придя на работу после бессонной ночи, Гержавин надел на себя белый халат и первым делом прошел к пациенту. Сидевшие у двери охранники вскочили на ноги, провожая его вялыми взглядами. Пациент был без сознания. Сергей Сергеевич угрюмо посмотрел на него, на приборы, постоял в раздумье и вышел. Охранники опять вскочили со стульев. Он глянул отчужденно. Поначалу обилие охраны раздражало. Фокин поставил ее везде: у дверей в палату, на входных дверях в хирургическое отделение, около стола медсестры. Потом к охранникам быстро привыкли. Пройдя к себе в кабинет, Гержавин закрылся изнутри на ключ, набрал номер телефона. Никто не ответил. Минут пять посидел без движения. Эти пять минут для него растянулись в целую вечность. Слышал, как несколько раз кто-то дергал за ручку двери. Набрал номер телефона еще, долго ждал, но опять на другом конце никто не ответил. Растерянность и угнетенность блуждали по его лицу. Он не знал, что ему делать дальше. Он цеплялся, как за соломинку, за всякую мысль о помощи извне. Надеялся, что вот только стоит ему связаться с кем-то, и сразу все станет на свои места. Но как нарочно никто не отвечал. Открыв дверь кабинета, врач начал свой обычный рабочий день. Перед обедом медсестра догнала его в чистом белом коридоре, позвала к телефону на ее столе. И как обухом по голове, ему ударил в уши резкий отчетливый голос из трубки:

– Твоя семья у меня! Исполни то, что обещал, если хочешь видеть их живыми!

– Ну, почему? Вы ведь тоже обещали! – вырвалось у него изо рта.

– Обещание – вещь ненадежная. Обещанного, как известно, три года ждут. Я так долго ждать не могу. Мне нужно, чтобы твое обещание было исполнено без промедления! Теперь у тебя есть стимул, док, для исполнения своего обещания. Без стимулов, как известно, все стоит на месте. А если все стоит на месте, док, тогда конец бывает печальным. Очень печальным! – телефон отключился.

Трубка выпала из рук Гержавина. Медсестра удивленно уставилась на него, зачем-то передвигая на другое место журнал на столе.

– Ничего, ничего, – обронил он шепотом, на ватных спотыкающихся ногах уходя по коридору.

Внутри у него все оборвалось. Перед глазами поплыло, закачалось, поблекло. Подступила глухота, исчезла осознанность реальности. Он шел по коридору, не видя никого. Больные, попадавшиеся навстречу, торопливо уступали дорогу и удивленно смотрели вслед. С трудом врач добрался до своего кабинета, обмяк в кресле, отключился от происходящего вокруг него. Перед глазами кто-то мелькал, заходя в кабинет, что-то говорил. Но все это было как будто фантастическим, где-то далеко, происходило не с ним. Только одна мысль сверлила мозг: что делать?

Так прошло более часа. Наконец, он выпрямился в кресле, в глазах появилась осмысленность: он принял решение или подумал, что нашел решение или только попытался убедить себя в том, что такое решение есть. Вышел из кабинета. Закрыл на ключ. Было послеобеденное время. Гержавин прошел по коридору отделения, взволнованный и сосредоточенный.

В палатах стояла тишина. Он чувствовал, как неприятно потеют его ладони. Торопливо потер их. В его движениях были и одержимость, и нерешительность одновременно. Остановился перед дверью в палату к пациенту, но заходить не стал. Постоял и отошел. Охранники у двери переглянулись, удивленно посмотрели ему в спину. Стоять на месте он не мог. Двигался по коридору из конца в конец, смотрел себе под ноги и думал, думал, думал, как поступить? Несколько минут назад ему казалось, что он нашел решение, по крайней мере, так мерещилось. Но убедить себя в том, что это единственно верный шаг, он никак не мог. Мысли о семье, об опасности, в которой семья из-за него очутилась, мучили его. Он отчетливо сознавал, что только от него зависит их спасение. Только бы не навредить никому, только бы не это. Только бы не ошибиться. В ушах стоял резкий голос из телефонной трубки, разрывал на части голову, а жуткое предупреждение сдавливало виски. Но убить беззащитного, ни в чем не повинного пациента, у Гержавина не поднималась рука. Даже ради самых близких ему людей. Как же он будет жить после этого? Разумеется, было в его практике, когда на операционном столе умирал оперируемый. Но ведь это совсем другое. Он-то все делал, чтобы тот остался жив. Все, что мог. А теперь, чтобы выполнить требования ночных гостей, он должен отказать в жизни парню. Это же невозможно. Но тогда страшное может произойти с его семьей. По его вине.

А по чьей же еще? Именно он не спасет ее. Как тогда ему жить? Как? Это чувство было невыносимо тяжелым, ему так тошно, что хоть лезь в петлю. И в этот миг Гержавин вдруг вспоминал последний разговор с Ольгой. Тот выплыл на поверхность, как из пучины болотной. И настойчиво закрутился в голове. Тогда они находились в его кабинете, куда Ольга заглядывала время от времени, справляясь о здоровье мужа. Из нее потоком неслись слова благодарности, которые конфузили Гержавина, он отмахивался, стыдился их, считая, что он просто исполнял свой долг и не более того. В конце беседы она несколько раз повторила, чтобы Гержавин обращался за помощью к Корозову в любое время и по любому вопросу, когда ему это будет необходимо, что даже если Глеб что-то не сможет решить сам, он обязательно найдет выход из положения через свои связи. В то время Гержавин в ответ усмехнулся, чего, мол, она за мужа расписывается? Но Ольга ответила, что сейчас передает ему просьбу Глеба, как знак признательности и благодарности.

В настоящее время Сергей Сергеевич не знал, что произошло с Ольгой, не догадывался, почему Корозов самовольно покинул больницу и чем он теперь занят? И естественно он даже не подозревал, что парень в реанимации, из-за которого у него начались нынешние беды, находился непосредственно в эпицентре происшествия, связанного с Ольгой. Развернувшись, Сергей Сергеевич торопливо направился к себе в кабинет. Вновь закрыл дверь. Решительно подошел к телефону. И стал набирать номер Корозова. Долго никто не отвечал. Как будто на другом конце все вымерли. Но у Гержавина не было другого номера, и он продолжал и продолжал набирать один и тот же.

33

Утром, через день после звонка Корозову, Козырь, разбуженный собственным храпом, проснулся, потянулся, протер пальцами сонные глаза, спустил ноги с дивана. Краем глаза повел по зашевелившейся рядом с ним девушке и поднялся. Голый, лоснящийся от пота. Тупо перевел блеклые глаза на притихшую в углу Ольгу, пристегнутую наручниками к трубе отопления. Она, настороженно глядя, сжалась, голая беспомощная, осунувшаяся за эти дни. Опустив концы губ вниз, Козырь раздул ноздри короткого носа. Лицо помято, засаленные волосы взлохмачены. Пошлепал голыми ногами по грязному полу в кухню. За дверью комнаты в тесной прихожей, заваленной всякими ненужными вещами, зацепил что-то, уронил, выругался. Девушка оторвала голову с мальчишеской стрижкой от смятой свалявшейся подушки, которую нормальная хозяйка давным-давно выбросила бы на помойку, спросила:

– Чего ты там?

Не отвечая, Козырь взял не очень чистый стакан со стола, на котором лежала плохо вымытая посуда, набрал воды из крана, попил, жадно, громко глотая и отдуваясь. Потом сходил в туалет, шумно спустил воду. В ванной плеснул в лицо несколько пригоршней воды и вернулся в комнату. Остановился против Ольги:

– Ну что, сидишь? – грубо спросил, дергая короткими редкими бровями, подождал ответа, не дождался, сказал. – Сиди, пока твой мужик дозреет! Скоро я им займусь вплотную!

В постели томно потянулась и приподнялась на локте девушка, обронила:

– Долго тянешь! Пора уже!

– Не твоего ума! – оборвал ее Козырь. – Я сам знаю, когда пора, а когда нет! Не суйся, когда не просят!

По худому телу девушки прошла волна недовольства, она яростно огрызнулась:

– Ты для чего тут ее пристегнул! Каждый день на нее зыркаешь, облизываешься! Я не слепая! Хочешь устроить притон в моем гнезде! Ищи для этого другой угол! Нарочно затягиваешь время! Вижу я по твоей морде, Козырь! Хватит вешать лапшу на уши! Шевелись, серый!

Глухо угрожающе Козырь распорядился:

– Не бузи и не канючь! Укороти свое жало! Будешь выкандрючиваться, пристегну с другой стороны!

Вспыхнув, девушка промолчала, знала, что Козырь вполне может привести свою угрозу в исполнение. Он добавил:

– Своди ее в туалет!

Нехотя девушка встала с дивана, почесала пальцами голову, зевнула, явно не желая выполнять команду Козыря, затягивая исполнение, лениво взяла на столе ключ от наручников, не спеша подошла к Ольге:

– Будешь брыкаться, прибью! – пообещала монотонно, но эта монотонность не вызывала сомнения в том, что она, как и Козырь, способна исполнить свое устрашение. Вопросительно оглянулась на него. – Долго она будет дрыгать тут своими голыми телесами? Может, одежонку на нее накинуть? – конечно, про телеса подруга Козыря загнула, ее просто раздирала зависть, когда она сравнивала свое тело с телом Ольги. И она понимала, что такими же глазами на Корозову смотрит Козырь.

– Подумаешь, цаца! Царевна Несмеяна! Может, ей еще корону нацепить и парчовый халат на нее напялить? – усмешливо растянул большой рот Козырь. – Обойдется без одежды! В таком виде ей удобней! – гоготнул.

Ревниво вспыхнув, девушка пробурчала:

– И тебе пялиться на нее тоже удобней, – расстегнула наручники.

Высвободив запястье, Ольга поднялась на ноги. Красивая до рези в глазах. Девушка ревностно кулаком, как костяшкой сердито ткнула Ольге под ребра. От злости ей выносило мозг: нежданно-негаданно у нее появилась соперница. И хотя это была невольная соперница, ненавидящая и презирающая Козыря, но все-таки ее конкурентка, которой Козырь вдруг стал интересоваться, хотя так и не смог попользоваться. Ольга оказалась ему не по зубам. И это безумно радовало подружку Козыря. И выводило из себя одновременно. Ибо, оставаясь недоступной, Ольга все сильнее привлекала внимание Козыря. И за это девушка готова была растерзать его. Особенно когда он грубо подминал ее под себя, качался над нею, шалел от удовольствия. А ей в эти мгновения казалось, что он тайком поглядывал в угол, где сидела Ольга. И еще сдавалось, что теперь в присутствии Ольги Козырь не получал с нею такого удовольствия, какое получал прежде. И она начинала яростно кусаться, царапаться и рвать на нем волосы, отчего он шалел и больно хлестал ее по щекам. Сейчас, смотря на Козыря исподлобья, она не противоречила ему, но хотела издеваться над Ольгой. Все это время она не упускала случая, чтобы причинить ей боль. Если не ударить, то ущипнуть, обозвать, унизить, показать свое превосходство. Когда занималась сексом с Козырем у Ольги на глазах, обязательно кричала ей: «Смотри, зараза, ты так не умеешь! Поучись, поучись! Потом заплатишь мне за обучение!»

Этот угол, эти наручники, яростная агрессия девушки, собственная беспомощность давили на Ольгу невыносимо. Между тем, всякий раз, когда к ней подступался Козырь, в Ольге пробуждалось невероятное упорство, такое мощное и сильное, что Козырь отступал, отворачивался и уходил в кухню. Он до сих пор помнил ту невыносимую долгую боль, которую получил от Ольги, когда попытался овладеть ею. Ему было неприятно сознавать, что он пасовал перед нею. Но он действительно пасовал.

Сводив Ольгу в туалет, девушка спросила у Козыря:

– Покормить, что ли?

– Пусть пошамкает! – согласился Козырь. – Не то подохнет с голодухи! А мне она пока живая нужна!

Проведя Ольгу в кухню, девушка толкнула ее к стулу, сдвинула рукой посуду на край столешницы, открыла холодильник, достала оттуда кусок вареного мяса в широкой тарелке. Поставила на стол и нарезала небольшими кусками. Потом достала хлеб, разрезала, подала Ольге вместе с вилкой.

– Ешь! – сказала с раздражением и подвинула ей тарелку с мясом.

Все это было как-то не по-человечески. Еда среди грязи на столе не лезла в горло. Но сознание заставило Ольгу взять хлеб и наколоть на вилку кусочек мяса. Она зажмурилась, положила в рот и стала жевать медленно, через силу. Девушка налила в кружку из чайника холодного кипятка и поставила перед Ольгой. Та взяла воду и стала пить, чувствуя, как утоляется жажда. Девушка села напротив, смотря неприязненно, как Ольга пьет, жует и глотает еду. Потом с каким-то злым удовольствием, она протянула к Ольге руку, ущипнула ей грудь, бросив:

– Ишь, сиськи выпятила!

Вскрикнув от боли, Ольга ударила ее по руке. Приподнялась со стула, готовая дать отпор. Но девушка отодвинулась, сверкнув глазами. Сказала:

– Наелась? Топай в комнату, а то мозги вышибу!

Выйдя из-за стола, Ольга долго не двигалась с места, вызывая ярость на лице девушки. И лишь когда та подскочила и стала толкать, она направилась в комнату. В дверях встретил Козырь:

– Ну, пошамкала?

Не ответив, Ольга прошла мимо. За нее с лютой ненавистью выпалила девушка из-за спины Корозовой:

– Нажралась, как корова!

Козырь остановил Ольгу за плечо, развернул к себе, провел жесткой шершавой ладонью по ее груди, животу, и в ответ получил удар под дых. Козырь не почувствовал сильной боли, но нервно дернулся и хлестнул ее по лицу. Щеку обожгло. Ольга сжала губы, чтобы не вскрикнуть, и опять ударила. Отчаянно, не видя, куда бьет. Козырь схватил ее за запястья, выдохнул с явным удовлетворением:

– Дикая кошка! То, что надо! Люблю укрощать непокорных!

Пытаясь вырвать руки из его цепких пальцев, Ольга готова была вцепиться в него зубами, как ощутила сильный тычок под ребра. Это ее стукнула девушка, как будто наказывая за упрямство, на самом же деле, ревностно ограждая от Козыря.

– Двигай в угол! – крикнула зло. – Ишь, расходилась!

Однако Козырь понял мотив своей подруги и не выпустил Ольгу, напротив, грубо прижал к себе. И пропустил ее удар коленом между ног. В эти секунды он не мог объяснить себе, почему второй раз наступил на одни и те же грабли? Боль заставила его перегнуться пополам. Между тем, он все-таки сумел яростно отбросить женщину от себя. И простонал девушке:

– Посади ее на цепь! Иначе я не ручаюсь за себя! – его блеклые зрачки заволоклись болезненной мутью.

После его команды, девушка с удовольствием набросилась на Ольгу, несколько раз, изловчившись, умело ударила по голове. Увертливая, с деревянным равнодушным лицом, била со знанием дела, без капли жалости, наоборот, с откровенным упоением. Ее умению Ольга не могла противопоставить ничего, кроме внутреннего упорства и попыток защититься от ударов. Наконец, видя, что Ольга, сопротивляясь, выбилась из сил, девушка костлявыми пальцами, как клещами, схватила ее за сосок и потянула в угол. Женщина вскрикнула от боли. Подруга Козыря пристегнула ее к трубе отопления. Козырь в это время корчился возле дивана. Уткнувшись в него лбом, он выбрасывал из горла бессвязные хрипы. Это для Ольги было, как бальзам на душу, отвлекало от собственной боли. Слезы в глазах высыхали, покусанные губы не чувствовали ран.

Придя в себя, Козырь сел на диван, долго люто смотрел на согбенное тело Ольги в углу, потом махнул рукой ожидавшей его слов девушке:

– Ладно! Черт с ней! Давно бы пришиб, если б не была нужна!

По лицу девушки расползлось удовлетворение. Козырь видел, что она ревновала его к Ольге, и это ему было по вкусу. Но все это было второстепенным. Сейчас главное – не это. В его голове мысли кружили, как вороны. Козырь знал, что его подружка права. Он действительно затягивал время. И это могло ему навредить. Он всегда полагал, что ковать железо нужно горячим. Корозову нельзя больше давать время на обдумывание и на подготовку. Пора вплотную заняться им, чтобы посадить на цепочку возле жены.

Молча натянув штаны, Козырь вышел в кухню. Девушка надела трусики и последовала за ним, загремела посудой, поставила чайник на плиту, захлопала дверью холодильника, зашумела водой в раковине. Оба все это время безмолвствовали. Наконец, Ольга услыхала ее громкий голос. Девушка сказала:

– Нельзя долго держать ее в этом гнезде. Не нравится мне такая волынка. Как бы соседи чего не пронюхали. Визгу от нее иногда много. Решай быстрее, Козырный! Кончай историю с Корозовым! Ищут ее, сам понимаешь. В полиции тоже не дураки работают! Как бы из-за нее нам не пришлось мотать отсюда прежде времени.

Глухой раздраженный причмокивающий голос Козыря ответил:

– Без тебя знаю! Не дурак! Не только ее ищут. И по мою душу рыскают! Тебя тоже нащупать не прочь. Но только я первый Корозову печать на лбу поставлю! Потом остальным достанется! – Он не сказал, кого еще имел в виду, а девушка не спросила.

Опять в кухне наступила тишина. Притихшая Ольга прислушивалась. И вскоре до нее донеслось примирительное мурлыканье подруги Козыря:

– Ты смелый! У меня от тебя дух захватывает! – Сказала каким-то слащавым не своим тоном, как будто забрасывала леща.

– Я припомню им всем! – глухо пообещал Козырь. – Насмотрятся они кровавых зайчиков!

Еще прошло какое-то время без слов, только слышалось шуршание, возня, стук столовых приборов. Ольга догадалась, что они ели. Проглотив очередной кусок, напарница Козыря снова подала голос. На этот раз он был без какой-либо слащавости, как стук деревянной колотушки. Достаточно приглушенный, тупой. Впрочем, напрягаясь, Ольга разобрала заданный вопрос и почуяла, что тот касался ее. По тону ощущалось, что она девушке, как кость в горле.

– Что с нею намечаешь сделать? – спросила та.

Ответ от Козыря последовал не сразу. Сначала он прожевал, проглотил, запил чаем, довольно громко причмокнул губами. Ольга вся превратилась в слух, ждала. А услыхав ответ, обмякла от ужаса.

– Кровь пущу! – пробормотал Козырь.

Похоже, для девушки это стало неожиданностью, определенно она предполагала иной поворот в деле, ревнуя Козыря. Потому оторопело спросила:

– Здесь что ли? Этого еще не хватало. Здесь не надо, Козырный! Не стоит гнездо пачкать!

Последовавшее молчание Козыря еще больше надавило на Ольгу. Сердце защемило. Вжавшись в угол, она закрыла рукой лицо, не плакала, нет, слез не было, но появилась злость на собственное бессилие. Как она могла так нелепо вляпаться? За эти дни и ночи столько передумала. Глаза ввалились, лицо почернело. Мысли притупились. Измучилась от них. Ругала себя последними словами, какие только приходили в голову. И не находила выхода. Но и покорно ждать конца не собиралась. Не из того теста она. Не из того.

Из кухни, шлепая подошвами ног по грязному полу, в комнату вошла девушка. Странно, но за все время Ольга ни разу не услышала ее имени. Козырь никогда не называл, а сама она тем более. Сейчас, отняв ладонь от лица, Ольга как-то совсем не ко времени подумала, какое бы имя девушке больше всего подошло? И никакое не пришло на ум. Как будто подобрать к ее образу имя было неразрешимым вопросом. Неприятно смотря на Ольгу, та подошла вплотную. Дотронулась до головы, как бы пытаясь погладить, но тут же получила отпор: Ольга оттолкнула ее. Девушка усмехнулась и безразлично произнесла:

– Потерпи, зараза. Недолго осталось! – постояла, подумала, добавила. – Скоро, скоро уже. Скоро с твоей помощью Корозова хомутаем, а там и твоя очередь наступит!

– Зубы обломаете, – неожиданно для себя выдавила Ольга. И оттого, что эти слова вырвались у нее из горла, ей стало легче и увереннее на душе. Сразу куда-то ушло бессилие и растерянность. Ольга словно вдохнула в себя глоток свежего воздуха, будто вырвалась из этого спертого кислого комнатного духа, где постоянно наглухо закрыто шторами окно и не открывается форточка.

– Ну, ты! – зло прикрикнула девушка и замахнулась, но не ударила, бросила коротко. – Поглядим еще!

Вошел Козырь. Уставился на Ольгу, нагнув голову. Постоял, ничего не сказал ей, повернулся к девушке:

– Пусть тявкает. Не обращай внимания. Помоги собраться мне. Подмалюй. Сделай мне другую личину! – сел за стол, отодвинул локтем посуду.

Вытащив из тумбочки все необходимое для грима, напарница села рядом с ним и принялась за работу. Терпеливо дождавшись, когда все закончилось, Козырь быстро собрался и ушел.

34

Поисками Козыря занимались оперативники, охранники Корозова, люди Фокина, Хичкова. Все известные злачные места взяты под контроль. Такое обилие поисковиков не могло не дать результаты. Первому повезло Вадиму, его людям удалось повиснуть на хвосте у Козыря. Но тот обнаружил хвост быстро. Он не знал точно, сколько людей заинтересовано в его поимке, но чуял, что всем он нужен живым и что оказаться в их руках для него смерти подобно. Попытался оторваться. Долго кружил по городу. Особое чутье уводило от опасности. В какой-то момент подручные Хичкова поняли, что Козырь обнаружил хвост и теперь водит их за нос, и может уйти, как песок сквозь пальцы. Попытались плотно обложить его, чтобы загнать в тупик, прижать к стенке, сквозь которую он не в состоянии будет просочиться. Но Козырь вдруг мгновенно исчез, испарился. Подручные заметались, бросились врассыпную, обнюхивая его след. Крутились, как ошпаренные, рыская по подворотням. И расписались в бессилии. Позвонили Вадиму:

– Что делать, Вадим? Потеряли. Он обнаружил хвост. И, кажется, смекнул, кто его пасет!

На месте Хичкова любой мог бы сейчас вспылить, но только не он. Хотя он тоже умел взрываться, однако считал это недопустимой роскошью для себя. Взрывной человек легко теряет контроль над собой, стало быть, теряет способность адекватно мыслить. А это в его профессии недопустимо. И если все-таки иногда ему приходилось попирать собственное хладнокровие, он быстро брал себя в руки и его ровный тон становился более убедительным, чем крик. Выслушав доклад, он негромко выговорил:

– Я же говорил, что он не дурак! И как видите, он оказался умнее всех вас! Смотрите, не наследите там больше, чем уже сделали. Чтобы полиция не взяла вас на крючок. Уберитесь по-тихому.

Рано утром следующего дня Хичкова разбудил звонок телефона. Вадим спал на кожаном диване в своем кабинете. Заснул под утро, поэтому звонок ошарашил его. Он не мог сразу сообразить, где вечером положил телефон. Рука сначала метнулась под подушку, привычно нащупывая рукоять пистолета, потом потянулась к журнальному столику, и уже после упала на пол, где на ковре лежал телефон. Вспомнил, что, ложась на диван, держал телефон в руке и поленился тянуться к журнальному столу, поэтому положил его там, где было проще. Сейчас схватил, не глядя на дисплей, поднес к уху. И неожиданно для себя услышал причмокивающий голос Козыря. Сон как рукой сняло. Он сел, опустив ноги с дивана. Вслушался. Козырь говорил:

– Знаю, Вадим, ты всегда избавляешься от свидетелей! Но со мной у тебя осечка. Потому что я не свидетель, Вадим, – говорил он глуховато и размеренно. – Я знаю свое дело. Со мной этот номер не пройдет! Я отдам тебе Корозова, если ты уберешь своих пастухов. В моих руках стимул для Корозова! К тому же мне терять нечего! А тебе не мешало бы позаботиться о собственной голове! Так ты хочешь получить Корозова?

– Что ты мелешь, Козырь? – резко прервал его Хичков. – Корозов хвост распушил, открыто гуляет по городу!

– Потерпи чуть-чуть! – уверенно заявил Козырь. – Это его последние гастроли!

– Сколько раз ты мне уже обещал это? – спросил Вадим. – Я уже со счета сбился! Но если у тебя все-таки все на мази и ты сидишь на белом коне, тогда чего от меня прячешься? Приходи, поговорим! Обсудим все по порядку, в том числе гибель Палаша!

– Приду, когда завершу дело! – помолчав несколько секунд, пообещал Козырь. Упоминание о Палаше его обескуражило. Значит, Вадим догадался, кто приложил руку. Плохо. – Ты только не мешай! А то из-за твоих пастухов все бараны разбегутся, ищи тогда ветра в поле! Но мне-то терять нечего! А как тебе? – Сказал и отключил телефон.

Еще какое-то время Хичков не отрывал телефон от уха, потом, мрачно сжав зубы, отложил его, шумно втянул в себя воздух и поднялся с дивана. Он не поверил Козырю. Но ясно уловил, что тот ему угрожал. Этого стерпеть Вадим никак не мог. Чтобы Козырь угрожал ему! Ни в какие рамки подобное не вписывалось. Козыря он разотрет одним плевком! Между тем, загнанный в угол, тот способен представлять немалую опасность. Сбрасывать со счетов этого нельзя.

Спустя полчаса телефон зазвонил на прикроватной тумбочке Корозова. Глеб уже проснулся в это время, откинул одеяло, сел. Было еще рано, но какой мог быть сон, когда он не находил себе места после похищения Ольги? Каждую ночь он ворочался сбоку набок, по несколько раз просыпался, открывал глаза и смотрел в темный потолок. Засыпал с трудом, словно проваливался в какую-то яму, а затем спустя несколько минут вздрагивал и открывал глаза. И так все ночи подряд. Окончательно просыпался очень рано, голова гудела, наполненная туманом, долго отходила, прежде чем мысли приобретали определенную стройность. Сегодняшняя ночь не стала исключением. Глеб обхватил голову, глубоко задышал и усмехнулся, вспомнив пословицу: «Кто рано встает, тому бог дает». Давал кому-то бог или не давал, об этом история умалчивает, но, безусловно, Глеб напряженно ждал, когда получит новое известие об Ольге.

Звонок заставил его вскочить на ноги. Он схватил телефон, в котором раздался голос Козыря:

– Не ждал так рано моего звонка? Нам есть, что обсудить!

Как будто получив утреннюю встряску, Корозов мгновенно включил мозг, изгоняя остатки нервной бессонницы.

– У меня товар нужный тебе! – говорил Козырь. – Отменный товар! Высокого качества! Есть повод нам поговорить об этом!

Сдерживаясь и багровея одновременно, Глеб до хруста в пальцах сжал телефон:

– Что ты хочешь? – спросил, напружинивая мускулистое тело. – Отпусти ее! Я заплачу тебе!

– Я не торгую товаром! – прозвучало в ответ. – Но отдам его тебе, если ты сам придешь за ним! Один! Приведешь с собой полицию, твой товар пойдет по рукам и в расход! А товар исключительный! – повторил, причмокивая губами. – Уж ты не обессудь, но я пользуюсь им, пока тебя нет! – опять Козырь врал, чтобы заставить Корозова торопиться.

Это подействовало. Глеб готов был прямо сейчас сорваться с места и лететь куда угодно, лишь бы там была Ольга. Его голос натянулся до упругости струны:

– Куда и когда? – спросил он, натуживая слух.

– В любую минуту! Будь готов! – и связь прервалась.

Высокий плотного сложения Глеб не мог оторвать ноги от пола, они стали тяжелыми и неуправляемыми, как будто были чужими. А когда он все-таки сдвинулся с места, все вокруг заходило ходуном. Все, чего касались его руки, со стуком и звоном полетело на пол.