Текст книги "Концы узла"

69

Вскоре привезли Гержавина. Видно, ему не объяснили, зачем он тут нужен, потому что он влетел в комнату, как угорелый. Глазами забегал по всем лицам. Не успел удивиться, увидев здесь Корозова, и бросился к своей семье. Обнял, целуя всех сразу. Пустил слезу вместе с женой и детьми, твердя одно и то же:

– Вы живые, вы живые, вы живые.

Дети и жена облепили его и тоже что-то говорили, но, казалось, никто никого не слышал, только радость и надежда были в голосах. Женщина видела, как осунулся и поседел ее муж, и жалость сдавила ее сердце. Она сейчас не помнила о том, что сама пережила с дочерями, она думала, что пришлось пережить мужу, и как тяжело он это перенес.

Есть женщины – жертвенные натуры. Ради близких людей они готовы бросить все и забыть о себе. И собственная боль для них не боль, когда больно тем, кого они любят. Такие женщины пойдут в огонь и в ад, только бы защитить и спасти от этого своих близких. На таких женщинах держатся семьи, на таких женщинах держится государство. Если бы не было таких женщин, то мужчинам некого было бы защищать, не за кого было бы воевать, потому что эти женщины – Матери. А Матери – это тыл. Матери – это Родина.

Стоя у другого дивана, Глеб и Ольга молчали, понимая состояние Гержавиных. Хичков от двери смотрел хмуро и безразлично. Подельник беззвучно кривил лицо, косясь на Вадима. Тот, наконец, подал голос:

– Ну, хватит, док, слезу пускать! У тебя здесь работа! Ты тут по просьбе Корозова! Посмотри его жену!

Оторвавшись от своей семьи, Сергей Сергеевич повернулся к Корозовым. Лицо было другим, словно умытое живой водой. Только волосы по-прежнему седые-седые. Подошел к Глебу, схватил его руку, прошептал:

– Спасибо, спасибо…

От двери опять раздался недовольный окрик Хичкова:

– Док, в чем дело? Прекрати слюни пускать! Это мне ты должен говорить спасибо, а не ему. Я мог и не привести тебя сюда! Займись работой, док!

Поймав в рукаве куртки локоть Ольги, Гержавин пожал его, глянул в сторону Вадима и его подручного, и вдруг потребовал твердым докторским тоном, который удивил Хичкова:

– Посторонних попрошу выйти!

Громко недовольно Вадим стукнул кулаком по дверному косяку:

– Док, здесь посторонних нет! Не зли меня! А то больше никогда не увидишь свою семью! Ты тут потому, что Корозов заплатил за свою жену и за твое лечение! Поэтому не разевай рот, а принимайся за дело! Иначе я сам начну лечить, и в первую очередь примусь за тебя!

Вытянувшись во весь свой рост, Сергей Сергеевич терпеливо выслушал и, наклонившись к Ольге, проговорил:

– Вот видишь, Оля, как все получилось. Опять ты моя пациентка. Дай-ка, посмотрю, что у тебя? – снял с нее покрывало с курткой и протянул Глебу.

Взяв все это из его рук, Корозов положил на диван. Гержавин осмотрел синяки и ссадины Ольги. Кровавые полосы ниже спины вызвали у него возмущение. Себе под нос он шептал слова, которые, если б их слышал Хичков, были б восприняты им враждебно, и врачу пришлось бы после этого несладко. Закончив осмотр, Гержавин сам накинул на плечи женщине куртку и подал покрывало, а Вадим, опираясь рукой о косяк, спросил:

– Ну, что, док, жить будет? Ничего страшного? – глянул на Глеба. – Ты доволен, что док осмотрел твою жену? Мое слово – золото! – сделал паузу.

Уловив паузу, Гержавин торопливо взволнованно вставил:

– Ее нужно лечить.

Безразлично пожав плечами, Хичков пробурчал:

– Нас всех нужно лечить, док! Но здесь не лазарет, док! Я только выполнил свое обещание! На этом, все! Собирайся, док! Тебя уже ждут!

– Куда? А моя семья? – ошалело заморгал Сергей Сергеевич, заметался взглядом по жене и детям.

– Ты уже попрощался, док! – Вадим отстранился от дверного косяка, сунул руки в карманы.

– Как попрощался? – Гержавин совсем растерялся, перестал чувствовать под собой собственные ноги.

У его жены упало сердце, она обмерла, и вдруг какая-то внутренняя сила подхватила ее с места, она, заслонив собой детей, выступила вперед:

– Вы не имеете права! – крикнула Хичкову. – Как вы смеете? – вся преобразилась, готовая броситься на Вадима с кулаками, чтобы защитить мужа.

– Брысь! – отмахнулся Вадим. – Я смею!

Переводя возбужденный взгляд с мужа на Глеба и обратно, женщина вскрикнула, упрекая мужчин:

– Что же вы молчите? – возглас ее больше всего относился к Корозову. В нем она чувствовала силу, которая может противостоять преступнику. Мужа знала хорошо. Да, он прекрасный семьянин, любящий отец и любящий муж, настоящий врач, отличный доктор. Когда он у операционного стола, он царь и бог, никто не смеет прекословить ему, потому что он врач от бога. Но в быту он не боец. К большому сожалению. Тем более в этот момент, когда находится под таким сильным прессингом Хичкова. Она любила его и ни на кого никогда не променяла бы. Но в такие минуты ей было жалко мужа. Ей хотелось видеть его сильным и уверенным, своим защитником, а приходилось самой становиться на его защиту.

Видя, чего хотела от него жена Гержавина, Глеб подался к Вадиму и попросил:

– Хичков, оставь их в покое! Ты взял то, что хотел! Что тебе еще от них нужно? Отпусти женщин!

Но просьба не возымела успеха, напротив, она разозлила Вадима:

– Здесь я судья, адвокат и прокурор! – отрезал он. – Не суйся, пока я тебе язык не подрезал!

Кровь ударила Глебу в лицо. Он качнулся, как будто под ним зашатался пол, вскипел, терпение лопнуло, и он сорвался:

– Ах ты мразь! Не понимаешь человеческого языка! Я раздавлю тебя, как таракана!

Навстречу ему ринулся подручный Вадима, преградил дорогу, но Корозов яростно отшвырнул его, наступая на Хичкова. Из-за спины того вынырнули другие подельники и в грудь Глебу уперлись два черных ствола. Но Глеб уверен был, что никто не воспользуется оружием, потому что заказчику он нужен был живой. И продолжал решительно напирать. Сбоку ударил подручного Вадима кулаком в скулу. Тот рухнул к ногам Хичкова. Вадим даже не повел ухом. Второй подручный подскочил к Глебу сзади, ударил его по ребрам, но в ответ получил такой удар, который отбросил его к стене. Началась потасовка. Вадим отошел в сторону. А Глеб отбивался от всех подручных. Бандиты свирепели. Они не могли свалить Корозова. Один из них повис на его плечах, пытаясь схватить за горло. Но на выручку Глебу неуверенно и лихорадочно бросился Сергей Сергеевич. Ударил подручного сзади по голове. Тот взвыл, отпустил Глеба и стукнул Гержавина в ухо.

Сбившись в кучу, женщины и дети притиснулись друг к другу. Женщины обе готовы были броситься на помощь своим мужчинам, но страх за девочек, что в этом побоище могли просто затоптать детей, останавливал их. Наконец Глеба ударили по затылку рукояткой пистолета, и он повалился на пол, а когда упал, его стали остервенело топтать ногами. Гержавина тоже смяли и долго били. Женщин подручные ножами злобно прижали к стене. Когда все закончилось, Корозова и Гержавина оттащили в угол и связали. Оба были окровавлены, без сознания. Хичков ледяным тоном предупредил женщин:

– На диваны, и сидеть тихо! Сунетесь помогать своим мужьям, порежу их на куски! – недобро жег их взглядом до тех пор, пока женщины не устроились на своих местах.

В комнате опять остался один подручный. Вспотевший и тоже в крови. Какой-то смятой тряпкой обтирал лицо и ожесточенно смотрел на женщин и детей. Сдавалось, была б его воля, он разорвал бы их прямо сейчас.

Выйдя в кухню, Хичков достал телефон, набрал номер и произнес:

– Твой заказ выполнен! Нет, привезти не могу! Обстоятельства не позволяют. Приезжай сам! – назвал адрес. – Буду ждать. Лучше ночью. Хорошо, буду ждать в это время! – отключил телефон, сел на стул, прижался к спинке, вытянул ноги.

70

В условленное время, глубокой ночью, когда Глеб и врач уже пришли в себя, и Вадим разрешил женщинам обтереть с их лиц кровь, чтобы, как он выразился, придать товарный вид, к подъезду, отключив фары, подкатил автомобиль, высадил троих человек, направившихся к подъезду, и отъехал чуть в сторону. Хичков выглянул в темное окно, удовлетворенно откашлялся, зашел в комнату, где горело одно бра, грубо отогнал женщин от мужчин, известил Корозова:

– Твой заказчик прибыл по твою душу! Приготовься!

Оставаясь неподвижным, Глеб заплывшими глазами смотрел на Вадима, как на пустое место, с которым уже не имело смысла разговаривать. Сейчас он увидит заказчика. Сейчас станет ясно, что вообще происходит?

Через некоторое время к автомобилю, из которого высадились трое, подкатил внедорожник с ярким светом фар. Нос к носу, капот к капоту. Свет ослепил водителя в стоявшем автомобиле. Из внедорожника выскочили несколько человек, и не успел ослепленный светом водитель сообразить, что произошло, как его выдернули на асфальт, разоружили, скрутили и положили в салон лицом в пол. Ему задали всего один вопрос. Он не ответил сразу. Ему ударили по ребрам. Он опять не ответил. Тогда по нему интенсивно заработали кулаками. И выбили все, что от него требовалось. Последним из внедорожника вышел Фокин. Застегнул на себе красивую осеннюю куртку, осмотрелся. Двор тихо спал. Зябкий ветер кружил, срывая остатки листвы с молодых деревцев. Светильники на столбах слабо рассеивали свет по черному асфальту. В доме тускло в разных концах светились несколько окон. За какими-то из этих окон не спал Хичков с подручными и пленниками. Остальные окна дома были темными, мрачными, холодными. Казалось, что за ними в квартирах такой же холод как на улице и люди спят в своих постелях, укутавшись в теплые одежды. К Борису подошли его парни. Один проговорил:

– Номер квартиры восемнадцать.

Неопределенно Фокин произнес:

– Ну-ну! – посмотрел исподлобья, в полумраке на круглом лице нельзя было разглядеть его выражения, спросил. – Надежно повязали? Не будет сюрпризов?

В ответ уверенно прозвучало:

– Надежней не бывает. Не будет никаких сюрпризов. Кляп забили.

Уверенной походкой Борис направился к подъезду. За ним – остальные.

В кухне свет не горел. Полоска тусклого света лежала на стене, пробиваясь из прихожей, где, как и в комнате, горело одно бра. Дожидаясь заказчика, Хичков вышел из комнаты и топтался в прихожей между столпившимися тут же подручными. Услыхав условный стук с площадки, Вадим кивнул подручному, стоявшему у входной двери, чтобы открыл. Тот щелкнул замком. Дверь подалась. На пороге возник силуэт заказчика с двумя охранниками. Вадим протянул ему руку, пригласил:

– Проходи!

Одет был заказчик в легкую летнюю неяркую куртку поверх неяркого костюма, словно осенний холод на улице с промозглым ветром был ему нипочем. Голова непокрыта, черный волос чуть растрепан ветром, но, похоже, немного приглажен ладонью. Лицо заказчика было опущено вниз. Хичков не зрел его, нахмурился. Походило на то, что, еще не видя результата работы Вадима, заказчик уже был чем-то недоволен. В прихожей столпилось много народу, было неуютно. Может быть, это вызывало отторжение у заказчика, но, возможно, были совершенно иные причины, о которых Хичков не догадывался. Чужая душа – потемки, говорит пословица. Однако Вадиму всегда не нравилось, когда он не понимал своих заказчиков. Это напрягало его. Ремесло, которым он занимался, не предполагало недопонимания между заказчиком и исполнителем. Опыт приучил его все раскладывать по полочкам. Четкое исполнение заказа было гарантией его процветания. Четкости он требовал от каждого, на кого возлагал исполнение. И не щадил никого, если что-то нарушалось. С этим заказом не все было просто, Хичкову приходилось вертеться, как ужу на сковороде. А потому сейчас недовольный вид заказчика встревожило его. Он отступил к комнатной двери. Заказчик спросил:

– Где?

Толкнув дверь в комнату, Вадим произнес:

– Здесь! – и отодвинулся от проема.

Ступив через порог, заказчик остановился, явно не ожидая увидеть в комнате кроме Корозова и его жены семью Гержавина. Вопросительно и раздраженно оглянулся на Хичкова, чуть попятился, угрожающе справился:

– А эти зачем?

– Балласт, – ответил Вадим, стараясь всем своим видом показать безразличие к пленникам.

– Заигрался! Засветил! – набычился заказчик.

– Без нагрузки не получилось! – оправдываясь, пробормотал Вадим. – Но я уберу эту проблему! Можешь быть спокоен! Мое слово – золото!

В комнате раздался раскатистый смех Корозова. Заказчик вздрогнул, повернулся к нему. Глеб лежал на полу в углу, связанный по рукам и ногам. Лицо в ссадинах с заплывшими глазами. Рядом с ним, так же избитый и связанный, лежал Гержавин. Корозов приподнял голову, выдохнул:

– А я-то весь мозг сломал, кто же этот таинственный заказчик на мою шею? А это оказывается Анатолий Вунин! Собственной персоной! Вот неожиданность! Правда, не ожидал! Хорошего компаньона отыскал себе Фокин. И чем же я тебе не угодил? Что-то не припомню, чтобы мы с тобой имели общие дела. Да и узнал-то я о тебе совсем недавно. Даже, по-моему, и познакомился с тобой не по-человечески.

Шагнув к Корозову, Вунин остановился против него, покачиваясь на ногах, молчком уставился на Глеба, прокалывая взглядом. Корозов легко выдерживал этот взгляд. Как и во время первой встречи, они оба чувствовали сейчас неприятие друг друга. Пошевелив связанными ногами и руками, Глеб воскликнул:

– Прикажи, чтобы развязали! Или ты меня боишься так же, как Хичков?

Не отвечая ему, Анатолий глянул на Ольгу, которая, привстав на локоть, в куртке и покрывале полулежала на диване, беспокойно следила за происходящим. Она видела правильные черты лица Вунина, какие, казалось бы, должны располагать к себе, между тем, у нее такого ощущения не было. Большие глаза всегда делают лица привлекательными, но о его глазах сказать этого было нельзя. Что-то скользкое было в его внешности и вместе с тем жестокое, отчего Ольге становилось не по себе. И она волновалась за мужа. Все как-то разом, в один миг поменялось. Хичкова как будто уже и не было. Его подручный стоял, прижавшись к стенке, и услужливо пожирал глазами Вунина. Даже перед Хичковым он так не трепетал, как перед Анатолием. Это было смешно наблюдать со стороны, но совсем не смешно чувствовать себя внутри этой неопределенности. К Хичкову уже как-то приспособились, было понятно, чего от него можно ждать в тех либо иных обстоятельствах. И совсем неясно, чем страшен Вунин. Сверля Ольгу взглядом, тот, как бы мимоходом, спросил:

– Ты и есть жена Корозова, из-за которой столько шума? Хороша! Хороша! – протянул удовлетворенно. – Зачем тебе этот бульдог? Давай, ко мне! Я моложе и темпераментнее! Со мной в постели тебе больше понравится! Этому бульдогу недолго осталось коптить небо, если мы с ним не договоримся сейчас!

– Мы с тобой никогда не договоримся! – перебил его Глеб.

Не глядя на Корозова, Вунин продолжил, обращаясь к Ольге:

– Вот видишь, он сам от тебя отказался! Только он не знает, что я в любом случае выиграю. А ты в любом случае можешь стать моим призом. Если я не передумаю. Пока я тебе предлагаю. Откажешься, верну Хичкову. А он живодер известный в наших кругах. Он только одного человека боится в этом городе, это меня! Он бы и меня убил, как убьет твоего мужа, да кишка у него тонка со мной тягаться! Разница между нами в том, что когда к нему залезают в карман, он отрезает руку, а я за мой карман отрезаю руку, ногу и голову! – повернулся к Корозову. – Ты все еще считаешь, что мы не договоримся?

Поморщившись от неудобного положения, в котором лежал, и, чувствуя, как затекли ноги, Глеб ответил:

– Ты бы не занимался пустой болтовней. Все это не стоит и горелой спички. Объясни хотя бы, что против меня имеешь, о чем собрался договариваться, чтобы мне понятно было все происходящее.

– Объясню, – хмурясь, сказал Анатолий. – Ты не представляешь, Корозов, как ты вставил мне палки в колеса! На кой черт тебе понадобилась часть бизнеса Суприна? У тебя несколько хороших магазинов, вот и пожинал бы там плоды! Так нет, ты влез, чтобы разрушить все мои намерения!

Вспомнив, какую скупую информацию Исай принес ему о Вунине, в которой были только хорошие отзывы, Глеб вздохнул. По этой информации Анатолий имел в городе несколько небольших табачных магазинов, и время от времени занимался оказанием мелких торговых посреднических услуг. В общем, как будто ничего серьезного, так, купи-продай. Однако на этом поприще преуспевал. На виду особо не маячил, и вместе с тем на слуху был у многих. Глеб опять вздохнул, жаль, что не пронюхал Исай главного. А главное, очевидно, совсем не то, о чем многим известно. Вероятно, кому-то известно и другое, но только все крепко держали рот на замке. Пожалуй, теперь понятно, почему не развязывали языки. Боялись. Знали, чем все это может для них кончиться. Но и Вунин должен помнить, что все когда-нибудь кончается. И на этот раз не на того напоролся. Не тому диктовать решил.

– Вот оно что? – усмехнулся Глеб. – Бизнес Суприна тебе не дает покоя! Тогда мне все становится ясно. Очевидно, ты решил предложить Борису в компаньоны себя вместо меня? Для этого надо было от меня избавиться. Но покушение сорвалось. И тогда ты решил все переиначить, сыграть по-крупному. Не просто избавиться от меня, а подмять под себя мой бизнес и все деньги. Для этого я нужен тебе живой. Хочешь, чтобы я подписал бумаги и как бы добровольно все передал тебе? Молодец. Молодой, да ранний. Ну, а дальше все по цепочке: Фокин и Суприн. Гениально.

Насупившись, Вунин качнул головой:

– Ты догадлив, Корозов. Тем лучше. Не надо долго объяснять.

Напружиниваясь, Глеб подтянул ноги, оперся плечом о стену, попытался сесть.

– Одна неувязка только, Вунин, – сказал после этого. – Хичков. Ты не подумал об этом. Не так ли?

Замолчав, Анатолий долго поедал Корозова глазами. Вадим, услышав свою фамилию, навострил уши. Слова Глеба как-то странно встревожили его. Вунин ничего не ответил, и всем стало ясно, что Глеб угодил в цель. Вадим, играя скулами, замер. Конечно, он наворочал много лишнего в этой истории. Главная его ошибка – Козырь. С него все началось. А потом покатилось, как снежный ком. Пациент в больнице, Гержавин, его семья. Сейчас это лишнее. Но откуда ему было знать заранее, что все так может получиться? Да и сам Вунин непоследователен. То ему подай труп Корозова, то подай ему Корозова в живом виде. А теперь Хичков, видите ли, стал неувязкой. Но ведь разгребать все равно придется ему. И разгребет. Никаких проблем не будет. Его ценила вся клиентура за то, что он хорошо помнил первое правило: что бы ни случилось, клиент всегда должен быть в тени и хорошо защищен.

Однако Вунин озаботился не этим. И не на это намекнул Корозов. Деньги. Деньги. Деньги у Хичкова. Корозов отдал Вадиму все деньги за жену. Такой поворот событий оказался неприятным для Анатолия. Не рассчитывал он, что у Хичкова так удачно все получится. Когда от Фокина услыхал, какую сумму выкупа требует Хичков с Корозова за жену, подумал, что Вадим слишком загнул, что Корозов вместо денег покажет ему хороший кукиш. И это будет разумно. Какому идиоту придет в голову отдать все деньги за бабу? И Вунин успокоился. Но, выходит, зря успокоился. Корозов оказался именно таким идиотом. Теперь ему придется наступить на горло Вадиму, чтобы вернуть с того свои законные, в этом он был уверен, деньги. Однако Хичков определенно отдать их не захочет. Тем более, что этого не было в условиях заказа. Сумма изрядная. Потеря этой суммы обнуляет многие последующие действия Вунина. Хичков за эти деньги вцепится ему в глотку. Легко может устроить сейчас здесь бойню. Одномоментно положит его вместе с охраной. Подручных собрал полную прихожую. Проблема. Серьезная. Ее во что бы то ни стало, надо устранить. Только после этого можно будет заканчивать игру с Корозовым. Но и с ним, видимо, все будет непросто. Не глуп этот Корозов, далеко не глуп. Вовремя забил такой арбуз. А ведь мог бы до поры до времени молчать, чтобы выставить потом дураком перед Хичковым. Вунин не на шутку забеспокоился. И как бы в подтверждение его опасениям, Глеб проговорил:

– Выходит нам с тобой договариваться не о чем! Тебе не повезло, Вунин. Утекло все сквозь пальцы. Не со мной тебе теперь надо решать вопрос, не со мной. А как все хорошо задумал. Хапнуть мой бизнес, убрать меня, и через долю бизнеса Суприна войти в бизнес Бориса, а потом и его к праотцам отправить. И следующий на очереди бизнес Суприна. Не так ли? Превосходный план! Если бы только он осуществился, Вунин! Но для этого, прежде всего, тебе самому надо остаться живым! В чем я совсем не уверен! – Глеб покосился в сторону Хичкова и язвительно посмотрел на Вунина.

Ощутив кожей его сарказм, Анатолий растянул губы в полуулыбке, хотя ему совсем не хотелось в этот миг улыбаться. Какие могут быть улыбки, если все так поворачивается? Кто бы мог поверить, что Хичков устроит этакую авантюру, захочет с помощью бабы не только хомутать Корозова для заказчика, но еще и до нитки обобрать его, положить в свой карман кругленькую сумму. Момент выбрал подходящий, и разыграл все, как по нотам. Не прицепишься, не за что прижать к стенке, заказ-то выполнил. Вунин был взбешен. Лихорадочно искал выход из положения. Глебу ответил:

– Я воспользуюсь твоим советом. Постараюсь остаться живым. И твой бизнес от меня не уйдет. Только ты этого не увидишь.

Подавляя себя, Корозов натужил мускулы:

– Прежде чем пыжиться, ты сначала справься со своими проблемами. Они у тебя серьезные. Ни для кого ты больше не авторитет, Вунин! – Глеб сделал паузу и продолжил. – Ты, кажется, не понял, что на твою шею уже накинута петля! – снова покосился на Хичкова, но так покосился, чтобы Вунин сообразил, о ком он сказал. – Тебе уже вынесен приговор. Выхода у тебя сейчас никакого, Вунин. Ты проиграл. Цена тебе – горелая спичка!

Мимолетно пробежав глазами по столпившимся в прихожей подельникам Хичкова, Вунин тяжело выдавил:

– Не люблю, когда трупы разговаривают!

До конца не понимая игры, которую затеял Корозов, пытавшийся стравить его и Вунина, не моргая, Хичков уставился на Глеба:

– Я тебя предупреждал, чтобы ты вел себя правильно!

– Я всегда говорю правду. Или я что-то сказал не так? – еще больше запутывая Вадима и Анатолия, отозвался Глеб.

Рядом зашевелился врач, пытаясь тоже что-то сказать, но, увидев это, по одним движениям головы и губ постигнув его намерение, на диване вскрикнула жена, боясь, что он скажет что-нибудь не так, чем вызовет недовольство преступников:

– Сережа!

Повернув к ней лицо с большим синяком под глазом, он вздохнул и лишь беззвучно прожевал губами. С другого дивана Ольга смотрела на Глеба. Он был совсем рядом, но она не могла ему помочь. Преступники пресекали всякую попытку сделать это. Оставалось только безотрывно смотреть и смотреть на мужа. И глазами, а иногда голосом поддерживать его.