Текст книги "Ковчег царя Айя. Роман-хроника"

Но сколько бы Кирилл не всматривался в ночь, никаких вспышек он не заметил. Зато усмотрел другое, оказывается, сейчас полнолуние, и фонарик с огромным запасом взятых впрок батареек теперь не нужен. Его можно выключить и засунуть в рюкзак. Странно, как это он сразу не заметил над головой огромный диск луны? Или его мозги были заняты чем-то другим, либо луны не было. Но когда же она появилась? Надо спросить у Аллы. Руданский уже открыл было рот, но Алла его опередила.

– Да, царь Айя оказался прав.

– Ты о чем?

– О тех дорогах, что ведут к истине. Он ведь сказал тебе, что вторично, как в прошлом году, у тебя не выйдет. Та мистерия, на которую ты надеялся, не происходит. Так ведь?

– Да, – сознался Руданский, – но я так хотел… Думал, вдруг Саша ошибается. Теперь вижу – он был прав.

– Разве царь Айя может ошибаться?

– Ну, если Сашу считать не человеком по фамилии Коридзе, а фантастической личностью – царем Айя, тогда, конечно, не может.

– Но ведь ты сам сейчас убедился в правдивости его слов, – не отступала Алла, – значит, он в первую очередь – царь Айя, а уж во вторую – Саша Коридзе.

– Ладно, – вздохнул Руданский, – спорить не буду. Сейчас надо решить, что делать дальше.

– Но ведь он ясно сказал – идти к храму Геи, где есть эта…

– Пульсирующая дымка?

– Ну да.

– Ты, Алла, даже не представляешь, что это такое. Посылать нас туда равносильно тому, чтобы отправлять вовнутрь атомного реактора.

– Но ведь он просил… Иначе ничего у тебя не получится.

– У нас, – поправил ее Руданский.

– Да я уже о себе молчу.

Кирилл прислушался к чему-то, поднял вверх указательный палец.

– А ну, погодь…

Он сделал несколько глубоких вдохов, успокаивающих дыхание, и, закрыв глаза, проникновенно прочел первые слова молитвы:

– Царю небесный, Утешителю…

Алла подошла сзади и мысленно вторила каждому слову Руданского, напрямую обращенному к Духу Святому. Больше она ничем не могла помочь Кириллу. Это ее смущало и волновало одновременно.

Занятая своими внутренними ощущениями, Алла не заметила той разительной перемены, которая произошла над морем.

– …и спаси, Боже, души наша, – Кирилл закончил последние слова молитвы. И открыл глаза.

– Началось, началось, Алла, – взволнованно воскликнул он, – смотри на море.

Теперь уже и Алла заметила над морем какую-то светлую дымку. Она словно бы по велению Сил Небесных двигалась по кругу, постепенно образуя над морской бездной огромную, слегка подсвеченную луной спираль.

– Это же спираль! – воскликнула Алла.

– Да, спираль, – подтвердил Руданский, – одно из главных проявлений работы Глаза. Я ее видел и в прошлом году.

Кирилл и Алла, как завороженные, смотрели в висящую, словно сотканную из облаков, спираль. Не было сил отвести глаза от этого зрелища. Наконец Алла, словно очнувшись, спросила:

– Который час?

Кирилл машинально поднес к глазам руку:

– 3 часа.

– Точно 3часа?

– Да, 3 часа. Тут, сколько ни стой и сколько ни смотри, всегда будет 3 часа.

– Ах, да, кажется, Женя мне говорила. Как, однако, чудно.

Постояв еще какое-то время, Руданский взял Аллу за руку и повел к лестнице. Все, пора уходить. Никаких мистерий не предвидится. Они спустились по ступенькам вниз и, поклонившись в последний раз храму Духа Святого, двинулись в обратный путь. Только теперь Алла увидела, как величественна картина, представшая перед ее глазами: огромная, висящая почти над ее головой луна, чуть вдалеке бесшумно вращающаяся спираль Глаза, а между ними, как небесная просфора – тонкий изыск храма Духа Святого.

Руданский шел молча, все время думая о предложении Саши Коридзе. Если он его примет, то сейчас придется идти не к палаткам, где блаженно спят их друзья, а в противоположную сторону, где ждет его пульсирующая дымка. Да, возможно, Кирилл преодолеет страх и проникнет вовнутрь ее, увидит, что там находится. Далее заберется на нечто, о существовании чего намекнул Коридзе. Ну, допустим. А дальше-то? Возможно, с ним случится еще одна мистерия, и он сумеет расшифровать два манускрипта, лежащие сейчас в рюкзаке. Но вернуться назад… Кажется, никаких шансов у него нет. Не выпустит его дымка. Тогда пропадет весь смысл в расшифровке! Никто, кроме него самого, не узнает той информации, которая содержится в древних свитках.

Руданский покосился на Аллу. Так ведь она сможет… Если не войдет в дымку. Ну да. Он громким криком передаст ей содержание свитков. В конце концов, зачем-то она дана ему? Не для того же, чтобы с помощью золотого стержня найти мифические сокровища, о которых бредила все последние годы.

– Алла, у тебя ручка и блокнот есть?

– Есть, а зачем тебе?

– Надо.

Руданский принял решение. Надо идти к дымке. Так, значит – так. От себя и собственной доли не уйдешь. Он повернул на маргаритковую поляну, где год назад уснула изможденная от усталости Женя и, пройдя ее, объявил:

– Мы идем во Время. К храму Геи. Ты готова?

Алла машинально кивнула:

– Готова.

Руданский пересек поляну и стал углубляться в лес. Здесь влияние луны стало минимальным, ибо густая крона почти не пропускала ее мягкого матового света. Пришлось доставать из рюкзака фонарь. Пока Кирилл копался, Алла настороженно оглядывалась по сторонам.

– Гиблое место, – наконец сказала она.

– С чего ты взяла?

– Кирюша, я шкурой чувствую. Очень тяжелое.

– Сейчас, сейчас, – Руданский щелкнул кнопкой, и тонкий луч забегал по кустам, нащупывая спасительную тропу, – пошли!

Они двинулись дальше. В этот момент ни Алле, ни Кириллу не пришло в голову, да и не могло прийти, что они миновали то место, где когда-то так истово молил Господа о прощении своих грехов вначале Кудеяр, а затем и Василий Корень. Действительно, тяжелое место, и Алла своей тонкой женской интуицией его почувствовала. Но могла ли она знать, что золотой стержень, так бережно ею хранимый в кармане штормовки, имел к злоключениям Кудеяра на мысе Айя самое непосредственное отношение? Конечно, нет. Здесь никакой интуиции не хватит.

Однажды Кудеяр в порыве отчаяния назвал самоцветы, хранимые в ларе, окаянными. Всем понятен прямой смысл данного определения, но атаман невольно обозначил символически одним словом их суть – это самоцветы, принадлежащие Оку (Глазу), где им суждено было храниться долгие годы. Да и сам он не раз будто чувствовал какую-то неведомую ему притягательную силу, толкающую его, как слепого, не разбирающего дороги, именно на мыс Айя. Но Кудеяр все-таки сумел вырваться из крепких объятий Айя, изменить собственную жизнь и собственную судьбу. А вот Василий Корень пошел другим путем. И причитавшуюся ему долю драгоценностей из ларя себе не оставил.

Но прежде чем рассказать о дальнейшей судьбе самоцветов, принадлежащих Василию, давайте вспомним историю их возникновения. Откуда они взялись? Мы располагаем сведениями, что это фамильное достояние семьи баронов Эберлайненов, обитавших в Ливонии, в родовом замке Лайнов, который был построен на средства, вырученных от проданной части самоцветов (мизерной!), взятой из ларя. Считалось, и справедливо, что Эберлайнены были богатейшими людьми своего времени. Кроме того, известно, что они состояли в прямых родственных отношениях с императором Фридрихом I Барбароссой. Данное обстоятельство частично приоткрывает нам тайну богатства Эберлайненов, но не более.

Знаем мы и то, что один из представителей этого рода участвовал в крестовом походе на Святую Землю уже при императоре Фридрихе II. И будто бы вывез с Ближнего Востока какие-то великие ценности. Есть даже предположение, что они связаны с сокровищами царя Соломона. Возможно, даже мы еще вернемся к самому факту появления тех сокровищ в Ливонии, но сейчас нас больше интересует другое: почему они приносили людям столько несчастий?

К сожалению, начало этой истории пока скрыто от нас завесой тайны. Мы лишь можем констатировать следующее: Густав фон Эберлайнен отправил свою дочь Софью в Крым с определенной миссией, снабдив ее и фамильными драгоценностями. Почему он так поступил? Мы можем лишь гадать. Но известно, что Густав владел многими тайнами, и все его действия были тщательно спланированы и выверены.

Спустя много лет его внук – Юрген (Георгий) – переселился из Ливонии в Балаклаву, отыскал ларь, хранившийся здесь со времен смерти Софьи, и… почему-то не стал пользоваться теми несметными богатствами, которые давали власть, силу, наслаждение и многие другие земные блага. Он лишь воспользовался мизерной долей сокровищ для строительства скромного замка и более-менее сносного и даже незаметного существования до последних дней жизни.

Как мы знаем, он не желал кому-либо еще передавать эти сокровища после своей смерти, решив раз и навсегда захоронить их в одном из тайников близ Мангупа. Понятно, что именно так он поступал лишь по одной причине: ему доподлинно была известна тайна этих самоцветов. Он знал о той беде, которую принесут драгоценные камни новому владельцу.

А вот Вильям решился забрать драгоценный клад себе. Что из того вышло, мы уже знаем. Через несколько лет после гибели Вильяма из Ливонии в Балаклаву приехал некий Эрик фон Бархаузен, родственник Юргена фон Эберлайнена. Еще дома он был весьма наслышан о баснословных богатствах, оставшихся после Юргена, и решился на авантюрный шаг: вложить все имеющиеся у себя средства в поиски сокровищ Эберлайненов. В конце концов, он построил в Балаклаве, на западной стороне бухты, замок и принялся методически разыскивать старые схроны, которые остались еще со времен княжества Феодоро.

Конечно, удача обошла его стороной. К тому же в результате одного несчастного случая сгорел и его замок. Эрих вынужден был вернуться в Ливонию нищим и потерявшим веру в себя человеком. Окаянные самоцветы даже косвенно «мстили» тем, кто стремился завладеть ими неправедным путем.

Если же говорить о доле, доставшейся Кудеяру и схороненной им в ларе на мысе Айя, резонно пока умолчать о судьбоносных событиях, связанных с фактом их обнаружения почти через 200 лет. А вот относительно самоцветов, перепавших Василию Кореню, то здесь возникает более-менее ясная картина.

Добрая половина их осталась на поляне, где Вильям с такой старательностью выкладывал «мозаичные» полотна. После ухода отсюда Василия Кореня они долгое время оставались на виду, пока постепенно не погрузились в землю. Именно сюда, на эту поляну, шли по тропинке Кирилл и Алла после того, как они покинули маргаритковую поляну и прошли «гиблое» место, где когда-то каялся Кудеяр.

Вторая часть сокровищ, доставшаяся Василию Кореню, осталась в пещере, где тот хоронился от дождя и ветра. С собой бывший подельник Кудеяра не взял ни камня. Нам известно, что какие-то беглые люди воспользовались мизерной частью этих самоцветов для собственного пропитания. Но как сложилась их судьба, выяснить не удалось.

Вполне возможно, что на протяжении нескольких веков в пещеру заглядывали и другие люди, истощая запас драгоценных камней. А, может быть, он оставался в неприкосновенности до середины ХХ века. Именно тогда, в период Великой Отечественной войны, двое ребятишек из Балаклавы, скрывавшиеся от немецких оккупантов в горах, набрели на полуразваленную от времени пещеру, чтобы схорониться от непогоды. Они-то и обнаружили внутри схрон с самоцветами. Как поступить с таким богатством ни мальчик, ни девочка не знали. Почему-то им пришла в голову странная мысль: набрать побольше камней и тайно отнести их в Балаклаву, где давно пустовал их родительский дом. Так и сделали.

Но по пути, уже в пределах видимости города (район горы Спилии), ребят остановил немецкий офицер из числа тех, кто призван был обеспечивать охрану подступов к Балаклаве. Предполагая связь между детьми и партизанами, офицер обыскал их и нашел… целую шапку самоцветов. Можно было представить, какой ужас охватил ребят. Они дрожали от страха, не представляя, что сейчас с ними случится. А немец, завидя сокровища и прикинув их ценность, стал допрашивать балаклавцев, требуя показать место, где они нашли клад. Но ребята клялись, что в той пещере больше ничего нет. Не добившись желаемого результата и дабы избавиться от свидетелей, офицер подвел детей к обрыву и столкнул их в пропасть.

Случилось это в преддверии весеннего наступления советских войск в 1944 году на Севастополь. Вскоре стремительным броском Балаклаву освободили. Немецкий офицер был убит в первом же бою здесь же, на горе Спилия, попав под артобстрел наступающих советских войск. Шапка с просыпавшимися самоцветами еще какое-то время валялась недалеко от казематов южного форта, пока один из советских бойцов не обратил на нее внимания. Он собрал в нее, сколько смог, драгоценных камней (остальные так и остались в земле) и отнес в ближайший каземат, где располагался штаб его части. Все происходило в пылу боя, и, естественно, в тот момент о сокровищах никто не думал. Но сразу же после освобождения этого южного городка командир доложил по инстанциям о находке.

Прибывшие эксперты пересчитали и составили подробную опись драгоценностей. После чего они вновь были сложены в детскую шапку и отправлены куда следует. Как предполагается – в Москву. Дальнейшая судьба этих самоцветов неизвестна. Доподлинно лишь можно утверждать, что ни боец, нашедший их, ни его командир, руководивший боем из казематов, не присвоили себе ни единого камушка. Возможно, убоялись, а, может быть, так были воспитаны – не брать чужого. Хочется верить, что в судьбе этих окаянных самоцветов были и другие случаи, когда не алчность и желание разбогатеть руководили людьми, в чьи руки они попадали. Хотя бы на короткое время.

Руданский высвечивал фонариком тонкую нить тропинки, петляющую между деревьями. По опыту прошлого года он знал, что через несколько минут лес закончится, и тропинка выведет их на довольно большую полянку, в центре которой растет старая дикая яблоня. Здесь журналист рассчитывал сделать небольшой привал перед утомительным переходом к храму Геи. Алла шла сзади, стараясь не отставать от Руданского ни на шаг. Пока все складывалось благополучно. Как и в прошлом году, начиная от маргаритковой поляны, их сопровождала одинокая кукушка, напоминая не столько о своем присутствии, сколько о Времени, во внутреннюю структуру которого Кирилл и Алла сейчас проникали.

Подойдя к яблоне, Руданский предложил:

– Давай отдохнем.

Алла согласилась и, ловко сбросив рюкзак, уселась прямо в траву. Лунный свет заливал поляну, создавая иллюзию какой-то, пока неведомой им обоим, сказки. Алла нащупала в кармане футляр с золотым стержнем – все в порядке, он на месте. Могло ли ей сейчас прийти в голову, что она сидит на земле, в которой разбросаны сотни самоцветов, когда-то принесенные сюда Вильямом? Но сейчас ее мысли были заняты луной, висевшей над головой огромным диском, яблоней, величаво раскинувшей ветви, да…

– Ой, сколько светлячков! – воскликнула она, – Кирилл, ты только посмотри.

Руданский нехотя обвел взглядом поляну. Сейчас он меньше всего думал о жучках-паучках.

– Посмотри, посмотри, – не отступала Алла, – они, как сотни самоцветов, рассыпаны вокруг нас. Как красиво!

– Собери их, – предложил Руданский, – и в этом странном мире станешь богаче, чем сейчас. Или, на худой конец, уложи их на ладонь, пусть освещают тебе путь.

– Надо же! – воскликнула Алла, не слушая Кирилловых рассуждений, – я стремилась найти самоцветы, – а они-то вот какие.

Руданский еще раз скользнул взглядом по поляне, и вдруг его внимание привлекла тень, отделившаяся от ближайшего к нему дерева. Показалось? Он весь напрягся и уже пристальней вгляделся в лесные заросли. Нет, не показалось. К ним навстречу шел человек.

– Кажется, к нам гости, – вполголоса проговорил Кирилл.

Алла тоже насторожилась:

– Как это может быть?

– Не знаю. Но случайные люди здесь не ходят. Это факт.

Между тем, человек приближался, и Руданский явственно увидел Сашу Коридзе.

– Так это же Саша! – облегченно воскликнул он.

Алла вскочила на ноги, забыв о светлячках-самоцветах. Она радостно помахала рукой Коридзе, крикнув ему:

– Я приветствую Вас, Ваше Величество, – а затем шепнула Кириллу, – я знала, что царь Айя не оставит нас своим вниманием.

Коридзе подошел и участливо спросил:

– Я вас не испугал?

– Чуть-чуть, – сознался Руданский, – откровенно говоря, я не ожидал здесь кого-либо увидеть. Ибо каждая встреча во Времени таит в себе неизвестность. А неизвестность очень часто оборачивается своей негативной стороной.

– Да ты пессимист, – удивился Коридзе, – я и не знал.

– Царь Айя, не слушай его, – весело сказала Алла, – мы очень рады тебя видеть. Правда, правда.

– Правда, – подтвердил Руданский, – особенно сейчас. Как видишь, Саша, я решился идти к храму Геи.

Коридзе утвердительно кивнул головой

– Я рад, что ты сделал такой выбор.

– А у меня были иные варианты? – Кирилл поднял брови.

– У человека всегда есть варианты…

Коридзе сел рядом и положил возле ног небольшой кожаный мешок.

– Я здесь кое-что принес на дорожку. Вам обязательно пригодится.

– О! – хмыкнул Руданский, – так матери своих сыновей раньше провожали в дальний путь.

– Похоже, – согласился Коридзе, – только у меня в мешке не хлеб с водой, а кое-что иное.

– Что же? – не выдержала Алла.

– Пепел, – четко произнес Саша.

– Пепел? – удивился Кирилл, – ты шутишь, наверное. Зачем нам пепел?

Не говоря ни слова, Коридзе развязал тесемку и как можно шире открыл горловину мешка.

– Смотри сам.

Кирилл наклонился и, действительно, увидел нечто, напоминающее пепел. Для верности он аккуратно приподнял мешок – легкий.

– Действительно, – согласился журналист, – похоже на пепел. Но я не могу понять, зачем он мне?

– Я хочу тебе помочь расшифровать свитки, которые ты несешь в рюкзаке. А пепел – это принцип, с помощью которого ты попытаешься это сделать.

– Саша, – взмолился Руданский, – не говори загадками. Я пока ничего не понимаю.

– Все проще простого, – сказал Коридзе, – дойдете до храма Геи, найдешь пульсирующую дымку и вместе с Аллой войдете вовнутрь ее. Там… постамент… даже не постамент, а нечто большее… увидишь – поймешь. Найдешь способ забраться на него. Только обязательно захвати с собой этот мешочек с пеплом. И уже оттуда, сверху, вытряхни его. Пусть пепел летит по ветру. Теперь посмотри во-он туда, – Коридзе указал в сторону Глаза, – видишь огромную спираль, висящую над морем?

– Конечно, – сказал Руданский, – когда я был у храма Духа Святого и прочел его молитву, спираль явственно проявилась.

– Так вот, – Коридзе удовлетворился словами журналиста, – когда ты поднимешься на постамент, спираль будет висеть прямо над твоей головой. Возможно, ты даже почувствуешь дуновение ветра, производимого ее вращением…

– Я понял! – воскликнул Руданский, – этот ветер подхватит пепел, и он, втянувшись в спираль, начнет вращаться вместе с ней по контуру Глаза. Пронесется над всеми храмами от первого, то есть от храма Геи, до двенадцатого – храма Девы на Феоленте. А дальше?

– Сам увидишь, – улыбнулся Коридзе, – именно увидишь.

– Постой, постой. Кажется, я начинаю понимать… Ведь этот путь проходят эмбрионы человеческих душ прежде, чем они сформируются в «полноценную» душу. От первого храма до двенадцатого… Так ведь? По кругу.

– Да, – подтвердил Коридзе, – ты это знаешь.

– Так, так… Иными словами, движение по кругу, то есть по контуру Глаза, помогает преобразиться… Это принцип работы Глаза, касающийся души. А что будет с пеплом? Пройдет один виток, он тоже преобразится и…

– Не гадай, на месте сам во всем разберешься.

– Разберусь… Скажи, Саша, ты так уверенно рассказываешь об этом принципе и так уверен в положительном результате, будто сам там побывал и бросал на ветер пепел.

– Так и было, – спокойно сказал Коридзе, – и ветер, и пепел…

– Вот как! – удивилась Алла, – Ваше Величество, расскажите, пожалуйста, нам подробности.

– Да нечего рассказывать. Я тоже преодолел страх, тоже нашел способ забраться на постамент и на его вершине… сжег свою книгу.

– «Софию»! – изумился Руданский.

– Да. «Софию. Книгу тайн».

– Но зачем? – удивленно спросила Алла.

– Нет, нет, – сказал Руданский, – кажется, я понимаю, тебе надо было получить пепел. И ты его получил, а затем развеял по спирали Глаза. Так, так, так… Теперь пепел вращается вместе с «новыми» душами… Стоп! Я понял – не пепел, нет. Вращается информация, содержащаяся в книге, то есть ты, образно говоря, запустил свою книгу по тому же маршруту, по которому следуют «новые» души. Все дело в информации… Значит, эта информация может «контактировать» с этими душами. Они что, ее воспринимают?

– Да. Воспринимают. Но ты прозорлив! – удивился Коридзе. – Как догадался…

– Значит, структура информации, содержащейся в книге или любом другом рукописном источнике…

– И даже мысли! – воскликнула Алла.

– …и даже мысли, – согласился с ее дополнением Руданский, – сродни структуре души. Поразительно! Хотя что же здесь поразительного… Итак, я делаю вывод, что теперь каждая новая душа, вселяющаяся в младенца, кроме всего прочего, ей полагающегося, несет и информацию о твоей книге «София…».

– Я так полагаю, – сказал Коридзе.

– Замечательно! Новые люди будут сразу знать «Софию…», даже не подозревая, откуда появились у них эти знания. Замечательно! Но ведь так…

Руданский уставился на Коридзе, и тот утвердительно кивнул головой.

– Можешь не договаривать. Твоя мысль верна.

На несколько секунд на поляне воцарилась тишина, которую нарушила Алла.

– Значит, пепел, который Вы, Ваше Величество, хотите отдать Кириллу, тоже несет в себе информацию от сожженных книг?

– Рукописей, – поправил ее Коридзе.

– Ваших?

– Нет.

– А чьих?

– Там, на месте разберетесь.

– Но это важно? – уточнил Руданский.

– Очень важно. Для всех.

– Как интересно, – предположила Алла, – получается, если мы сожжем два свитка, которые Кирилл сейчас несет в рюкзаке, то и пепел от них…

– Да, – коротко сказал Коридзе.

– И каждый вновь родившийся будет нести на «генном» уровне в себе информацию, содержащуюся в них?

Коридзе утвердительно кивнул головой.

– Да, но ведь так можно…, – Алла серьезно посмотрела на Коридзе, – можно манипулировать человеком и вообще человеческой цивилизацией.

– Твоя догадка верна чисто теоретически, – сказал Коридзе, – на практике ее реализовать невозможно.

– Но почему! Мы ведь сейчас идем развевать этот самый пепел, – не сдавалась Алла, – значит, мы уже как-то повлияем на сознание тех людей, которые вскоре появятся на свет.

– Здесь, во Времени, никаких случайностей не бывает. Вы лишь донесете то, что должно было быть известно людям раньше, но по ряду причин «застряло» на Айя. К тому же войти во Время, как это сделал Кирилл, может лишь назначенный для этого человек. Другим путь заказан. И нет силы, способной порушить этот закон.

– Разве я назначен для такой миссии? – удивился Руданский, – мне кажется, во всем присутствует моя воля.

– Воля выбора, – добавил Коридзе, – но вначале ты избран был для того, чтобы такой выбор сделать.

Руданский хотел еще что-то сказать, но лишь обреченно махнул рукой. Сейчас не говорить, а действовать надо. В конце концов, он же сам сюда стремился. Алла, уловив состояние Кирилла, не обращаясь ни к кому конкретно, проговорила:

– Царь Айя знает все. И нам остается лишь довериться ему.