Текст книги "Хилер особого назначения. Книга 1"

Глава 6

Мы сидели на диванчике, попивали кофе и мило беседовали. Обо всем понемножку. Обсудили лечение пациента, потом переключились на недавнюю конференцию, затем вспомнили про аварию, из-за которой я застрял в операционной на трое суток, и так, слово за слово, переговорили на множество тем, включая политику, воспитание детей, погоду и (неожиданно!) чемпионат чего-то там по бобслею.

Из всего этого я сделал следующие выводы:

а) я могу общаться с коллегами, как нормальный человек;

б) в клинике есть люди, которые ко мне хорошо относятся и даже не считают меня психом;

г) понятно, почему этому дядьке так доверяют пациенты;

д) это сон?!

– Алекс, что-то не так? – видимо, каким-то своим профессиональным чутьем уловив направление моих мыслей, спросил он.

– Да нет, просто я жду, когда вы достанете пистолет и снесете мне башку – мой предыдущий сон именно этим и закончился, – пояснил я.

– Тебе снился я? – удивился доктор… черт, когда же я начну запоминать их имена?!

– Ну нет, что вы! Я же нормальный мужчина! – пожал я плечами. – Мне снилась, как и положено, очаровательная блондинка. С кофе и… пистолетом.

– Действительно, все как и положено, – понимающе кивнул он. – Всем нормальным мужчинам снятся блондинки с пистолетами.

– Ну вот видите…

– Я только не понял аналогии, прости, – уточнил он. – Я у тебя ассоциируюсь с блондинкой или с пистолетом?

– Да нет, просто там тоже началось все с кофе… И безобидной беседы.

– Ах, ну да, это другое дело, – снова кивнул он. – Кофе и безобидная беседа – что еще может быть подозрительнее? Это же так редко происходит… Такое нестандартное действие… Зашел человек, сел пить кофе, завязалась безобидная беседа… Согласен, действительно тревожный знак.

Я почувствовал, как начинаю смущаться, и это окончательно сбило меня с толку.

– Так, погодите! – попытался я остановить охватывающую меня панику. – Вы считаете, у меня паранойя?

Он пожал плечами.

– Я считаю, что ты слишком много работаешь, – прищурился он.

– Это плохо?

– Ну смотря с какой точки зрения посмотреть, – покачал он головой. – С общечеловеческой точки зрения это прекрасно, так как ты спасаешь жизни. С экономической – тоже, так как ты обеспечиваешь стабильный доход клинике. А вот что касается тебя лично… – он вздохнул, грустно прищелкнув языком. – Ты незаменим, Алекс. А это плохо. Потому что если в механизме сверх меры нагружать только одну деталь, в один прекрасный день она просто сломается.

– То есть вы хотите сказать, – предположил я, – что я перетрудился и из-за этого свихнулся?

– Нет, конечно! – горячо заверил меня он. Слишком горячо. Чуть меньше эмоций, и это звучало бы как правда.

– И правильно, что нет. Я свихнулся гораздо раньше.

– Алекс! – он с обидой всплеснул руками. – Тебе нужно отдохнуть.

– Ну я как бы именно это сейчас и делаю.

– Нет, я не об этом. Тебе надо в отпуск.

– Свежая идея, – одобрил я. – Последние два дня я только об этом и слышу. Только потом что-то вдруг происходит, и выясняется, что кроме меня мир спасать некому.

– В общем, так, – он поднялся с места. – У меня есть знакомый отельер. Если соберешься в отпуск, скажи мне, я с ним свяжусь, и тебя примут бесплатно в любом отеле его сети, на твой выбор.

– Спасибо за предложение, но вряд ли я им воспользуюсь – у меня аллергия на бесплатный сыр.

– Ну хорошо, он может принять тебя не бесплатно, если это для тебя так важно.

– Важно, – кивнул я. – Простите, если мои слова вас заденут… Но я вырос в системе рыночных отношений, и убежден, что самый простой и понятный способ взаиморасчетов – это денежный.

– Если бы эту мысль высказал не ты, я бы ответил, что понял, – остановился он в дверях. – Но с тобой я этого предположить не рискну, поэтому будет лучше, если ты пояснишь – иначе потом окажется, что я понял все с точностью до наоборот.

– Да ну что вы, все ведь просто! – развел я руками. – Я считаю, что человеческая благодарность – это ловушка, в которую очень легко загонять людей с наличием ну хоть какой-нибудь совести. Ну например, заболел у вас зуб, пошли вы к дантисту, он вам этот зуб вырвал – не бог весть какой подвиг, но вы ему благодарны, парень вроде как сделал вам доброе дело. А назавтра вы его случайно встретили на улице и подвезли – тоже доброе дело, и вы вроде как квиты. А если, вырвав этот зуб, он вам жизнь спас? Как быть тогда? Или вы его подвезли на самую важную встречу в его жизни, куда бы он опоздал, не подвернись вы под руку? И что вам теперь делать с этим незакрытым счетом? Где мера благодарности? Вам что, теперь до конца своих дней его возить? Или ему – лечить вас и всех ваших знакомых? То ли дело у меня… Я лечу пациента, и получаю за это заработную плату. Если меня кто-то подвозит, я плачу за проезд. Нужен совет по какому-то вопросу – записываюсь на консультацию, плачу за прием. Всё! И никаких там «ой, спасибо-расспасибо, что бы я без вас делал!», – он неодобрительно нахмурился. Все-таки он действительно хороший человек. – Ну вот смотрите, – пояснил я, доливая себе еще кофе. – Вот допустим, ко мне попадает в тяжелом состоянии продавец из магазинчика «Подарки для бабушки». Я спасаю ему жизнь. И сколько вазочек из макраме я после этого имею право приобрести у него бесплатно? Или со скидкой? И если да, то с какой? Или наоборот – я купил люстру, она упала и убила мою тещу. Кого я после этого должен лечить бесплатно? Того, кто ее вешал? Или ее производителя – за то, что догадался сделать рожки из чугуна? Или мастера фэн-шуй, который поставил тещину кровать под люстрой, чтобы она купалась в энергии света? Или проектировщика дома, в котором вся мебель трясется, когда мимо поезд проезжает? А если они все здоровы? Что мне тогда делать?

– Алекс! – вздохнул онколог. – Ты меня почти убедил. Особенно вот этими чудными метафорами про макраме, фэн-шуй и тещу. Я даже не сразу понял, что у тебя никогда не было тещи…

– Да, повезло. Не пришлось разоряться на люстру. И на квартиру рядом с железной дорогой.

Он покачал головой.

– Хорошо, я тебя понял. Но в отпуск ты все-таки слетай. И перед этим сообщи мне. Не переживай, больше бесплатных вариантов предлагать не буду – наоборот, сдеру с тебя по тройному тарифу, чтоб тебе было спокойнее.

– Спасибо, – искренне поблагодарил его я. – За предложение и вообще за заботу. Но не переживайте за меня, я большой мальчик. И даже временами самостоятельный…

Он посмотрел на меня с таким насмешливым удивлением, как будто я сморозил откровеннейшую глупость, но ничего не сказал. Тактичный.

– Макраме! – обернулся он на пороге. – Господи, как в твою голову попало это слово?

– Я получил разностороннее образование, – мило улыбнулся я.

Он в очередной раз вздохнул и покинул мой кабинет. Я задумался. Что-то не так. Не с ним, вообще – что-то не так. Этот звонок, этот странный сон, всеобщая доброжелательность – смех смехом, но это тоже подозрительно. Причем, подозрительна не сама доброжелательность, а то, что мне это кажется подозрительным. У меня хорошее чутье, и просто так я не впадаю в панику. Хотя… Может, это просто еще один симптом? Надо поговорить с Никой. Нет, с Никой нельзя, шеф мне этого не простит – она хороший специалист и ценный сотрудник. Ее предшественник после разговора со мной уволился…

Я взял из пачки сигарету, чиркнул зажигалкой. Закурил.

Кстати, может, с ним и поговорить? У меня же был его телефон… Телефон! Мне надо купить телефон! И черт возьми, как-то выяснить, кто мне звонил в 6:30…

Стоп. Прежде всего мне надо зайти к шефу и написать заявление об отпуске. И отправиться домой. А потом влезть в интернет, убить вечер за просмотром туристических сайтов и, так ничего и не выбрав, позвонить онкологу и принять его предложение… Всё!

А вот и не все. Чтобы позвонить онкологу, нужен телефон. И номер его телефона. Как много сложностей!

Я затушил сигарету, неожиданно обнаружив в пепельнице три окурка. Да, что-то сильно я задумался…

Так, хватит думать. Надо встать и пойти к шефу. Встал. Подошел к зеркалу, всмотрелся. Хм… Ну в принципе, меня уже можно выпускать в люди – есть шанс, что окружающие шарахаться не будут. Если несколько часов назад был похож на голодного вампира – кожа бледная, под глазами черные круги, глаза безумные, то сейчас – на… сытого вампира. То есть не то чтобы я сильно хорошо выглядел, но в кардиологии мне уже вполне можно появляться, не опасаясь, что больные при виде меня попадают с сердечными приступами, как листья осенью…

Я сунул в карман пузырек с таблетками и надел перчатки – не рабочие, обыкновенные, из мягкой ткани телесного цвета, чтобы не сильно бросались в глаза… Хотя они в глаза и так бросаются…

– Почему вы ходите в перчатках, Алекс? – спрашивал меня наш бывший психиатр.

– Как вам объяснить… Когда я прикасаюсь к людям, они для меня перестают быть людьми, превращаясь в анатомические пособия. Я начинаю видеть их внутренности, нервную систему, кровеносные сосуды, проблемные участки – все, с чем потом приходится работать. А задержав руку чуть дольше, я проникаю в их внутренний мир. Я слышу, о чем говорят его лейкоциты, знаю, о чем думают клетки его печени и что чувствует тромб…

– Ну что вы, это нормально! – разводит он руками. – Это специфика вашей профессии. Практически все врачи через это проходят – когда воспринимаешь человека не как личность, а как сплетение мышц и кровеносных сосудов…

– Все?! – взрываюсь я. – Если бы все так видели, я бы не зарабатывал больше, чем половина наших врачей вместе взятых! И я бы не жрал таблетки после каждой операции, чтобы хоть как-то сохранить рассудок! Доктор, вы что, не понимаете?! Это не метафора! Я в буквальном смысле так вижу!

– То есть? – приподнимает он бровь.

Я срываю с себя перчатку и хватаю его за руку. И сразу проваливаюсь. Потом через какое-то время выныриваю, спешно глотаю таблетку и выпиваю полграфина воды. Все это время он непонимающе смотрит на меня, с едва заметной долей ужаса.

– Значит, так, – выдыхаю я. – У вас спайки в сосудах здесь, здесь и здесь, – показываю я на нем. – А еще язва желудка. Вот здесь. Советую с ней не затягивать, потом будет лечить сложнее. Еще у вас когда-то был перелом правой руки вот здесь и двух ребер – тут и тут. Без последствий, но кость руки это до сих пор помнит и рассказывает об этом своим соседям при первом удобном случае.

Он бледнеет и потирает руку.

– Алекс, скажите, что все это вы прочли в моей медицинской карте!

– Не верите. Вам нужны подробности? Хорошо.

И я рассказываю ему все. О том, что он ел сегодня на завтрак и где в данный момент находятся различные фрагменты его пищи, сколько раз у него сегодня был секс с его женой, в какой позе и как интенсивно, в каких местах она его укусила, в каких – поцарапала, в каких – ущипнула, поцеловала, потерлась… А еще…

– Хватит! – вопит он, краснея, как девственница на приеме у гинеколога. Потом вскакивает с места, хаотично носится по кабинету, наконец, успокаивается, наливает нам обоим травяной чай и спрашивает:

– И давно это у вас?

– Алекс, ты здесь?

Я вздрогнул и потряс головой. Да, действительно сильно задумался.

– Не уверен, – честно отвечаю я голосу из-за двери.

– К тебе можно?

– Давай лучше к тебе – у меня сестра может на выходные нагрянуть.

– Тьфу, я не об этом… Ты занят?

– Занят.

– Чем?

– Ни чем, а кем. Одной черненькой из пульмонологии, она меня застолбила на две недели. Кстати, а почему «тьфу»? – возмутился я, выходя из кабинета. – О, а ты похожа на древнюю фурию, – радостно сообщил я Нике. – То есть, не на древнюю фурию, а на фурию из мифов Древней Греции.

– Алекс, я тебя убью!

– Ну что ты, я же оговорился, а потом поправился!

– Поправился он! Сейчас снова заболеешь!

– Ты мне зубы не заговаривай, ты мне скажи, почему «тьфу»? – уперся я.

– Это ты мне зубы не заговаривай, ты мне скажи, почему от меня Келлер шарахается?!

– Киллер?! Ну Ник, прости, но если от тебя уже киллеры шарахаются, действительно надо что-то с собой делать. Видимо, не так уж я был и не прав с «фурией»? – подмигнул я.

Ника сдавленно зарычала.

– Тут люди. И луна не полная, – предостерег ее я. – Так что полноценной трансформации все равно не получится. Будешь выглядеть облезло и некрасиво.

– Алекс, – прошептала она. – Во-первых, не киллер, а Келлер.

– Кто это?

– Алекс!!!

– Нет, не Алекс, себя я, слава богу, помню, и фамилия у меня другая. Хотя еще пару таких наездов, и я тоже начну от тебя шарахаться.

– Келлер – это Дэн.

Я нахмурился.

– Информативно. А Дэн – это кто? Только не говори «Дэн – это Келлер». Алиса – это пудинг, пудинг – это Алиса. Что-то такое было у Кэрролла… Кэрролл – Келлер… что-то в этом есть…

Ника опять начала ругаться сквозь зубы. Ну в чем я был не прав, назвав ее фурией?!

– Денис Келлер, врач, из терапевтического отделения…

– Врач?! Доктор Киллер?! – завопил я. – Вы что все, сговорились, что ли?! Доктор Ада, доктор Киллер! Господи, как нас еще не закрыли! Все, я не хочу больше ничего слышать, я ухожу в отпуск!

Я сделал рывок, но она ухватила меня за рукав.

– Алекс, ты никуда не пойдешь, пока не ответишь на мой вопрос.

– Ника, – замахал я руками, – я пойду, побегу, полечу если надо, потому что на твой вопрос я все равно не отвечу. Я не знаю никакого доктора киллера, а ты хочешь, чтобы я тебе объяснил мотивы его поступков! Матушка, да вы в своем уме?!

– Алекс, что ты гонишь?!

– Самогон! – гордо ответил я. – Да ладно, шучу. Ник, если бы я что-то гнал, мы бы с тобой не ругались, а сидели бы уже в полном ушлепе и довольные жизнью. Но я, к сожалению, ничего не гоню. Я гоню только к шефу, за бланком заявления, потому что очень хочу в отпуск.

– Алекс, Дэн Келлер – мой любовник.

– Хм… Откровенно, – цокнул я языком. – Ты кабинетом не ошиблась? Психолог у нас в другом крыле.

– Алекс!

– Ника, ну что ты ко мне привязалась? – дружелюбно спросил я, уже искренне перестав что-либо понимать. – Я ж не Дельфийский оракул, я на самом деле не все знаю в этой жизни.

– Что ты мне заливаешь, мы с ним тебя на коляске катали пару дней назад! И из туалета вытаскивали, а ты там на него кидался…

– Стоп! Ты тут мне своего киллера не примазывай. На коляске меня катало в жизни два человека: в детстве – мама, а три дня назад – твой Ромео. Кстати, он знает о твоих отношениях с этим самым терапевтом-убийцей?

Ника зарычала уже в голос.

– Так это он и есть!!!

– Кто?

– Денис Келлер, мой любовник, терапевт, которого ты почему-то упорно именуешь Ромео!

– Тьфу, так бы сразу и сказала! И что за проблема? – деловито спросил я, игнорируя ее возмущенный взгляд, который она тут же усмирила, видимо, сочтя, что как-то глупо орать, когда с тобой разговаривают спокойно и по существу.

– Он от меня уже второй день шарахается, – почти совсем спокойно ответила Ника.

– Хм… По-любому – психолог у нас в другом крыле.

– Алекс, ты что, издеваешься?! – о боже, кажется, сейчас она начнет плакать.

– Ник, ну я-то здесь при чем?! – я даже растерялся, совершенно искренне, должен заметить.

– Ты при чем?! – нет, все-таки не начнет. А вот я, возможно, начну – от боли: как-то она слишком воинственно настроена, того и гляди, открутит мне что-нибудь полезное. – А кто ему что-то там про меня наговорил?! Что ты ему сказал, гад?

– Я? Хм, ты думаешь, я помню?

– Алекс, я серьезно!

– Я тоже. Я имя его не мог вспомнить, а ты говоришь…

– Кстати, и давно это у тебя?

– Что?

– И давно это у вас?

Я долго смотрю в глаза психиатра, думая, стоит ему это рассказывать или нет. Но потом понимаю, что если не сейчас, то никогда. Я никому не рассказывал раньше и вряд ли расскажу кому-нибудь еще. Но если все носить в себе, рано или поздно сорвет крышу, а у меня она и так каждый день грозится слететь… Так что… Почему бы не воспользоваться случаем?

– Это случилось на первом курсе. Я тогда учился на архитектора… Да, в школе все считали, что я стану гениальным архитектором – мои чертежи всех восхищали точностью линий, и у меня никогда не дрожали руки, даже с похмелья… А вы же знаете, подростки совсем не умеют пить… Итак, я учился на архитектора…

Это был день первокурсника… Посвящение в студенты. Вечеринка. Очень много выпито… И выкурено… И принято чего-то еще… Первая красавица универа… «Алекс Лето? Алекс, подари мне лето! Или ты герцог Лето, Лето Атрейдес, как в Дюне? Посмотри в мои глаза, они синие от спайса!» Я смотрю в ее глаза… Они синие, как небо, и я улетаю… Я молод, пьян, безумен… Я счастлив, мне хорошо… Мы идем танцевать, хотя, господи, какое там танцевать, когда никто уже на ногах не стоит! Но мы танцуем, в центре круга, все нам аплодируют, отбивают ритм… Словно в каком-то древнем ритуале… Потом она повисает у меня на шее, мы целуемся и, срывая друг с друга одежды, вламываемся в первую попавшуюся комнату… Падаем на кровать. Я уже себя почти не контролирую, я хочу здесь и сейчас, все и сразу, но она опытный боец. Она доводит меня до абсолютного экстаза, у меня темнеет в глазах, шумит в ушах, я слышу голоса вселенной и вижу взрывающиеся звезды, я задыхаюсь, я схожу с ума… Я никогда не знал, что это может быть так прекрасно, что это вообще может быть ТАК… А потом, в самый важный момент, когда все, наконец, происходит, у меня что-то взрывается в голове и… И вместо первой красавицы у меня в руках оказывается обтянутый мышцами скелет… Причем, вполне живой и даже счастливый – движущийся, стонущий и даже…

– Еще, еще! – кричит скелет, – Алекс, подари мне лето!

Кажется, я тогда заорал. Что было потом – я помню очень смутно. Помню, что пытался выброситься в окно. Помню, что разбил бутылку, схватил за горлышко и грозился прирезать каждого, кто ко мне приблизится. Как я никого не покалечил и не убился сам – понятия не имею, вот это на самом деле чудо… Кто-то вызвал скорую… Меня увезли. Все тогда решили, что я перебрал с наркотиками. И вроде как даже не обиделись… Даже девушка… Меня поколбасило еще неделю, потом отпустило. Я вернулся в универ… И попросил меня отчислить – находиться там после того, что случилось, я не мог. Я вообще не мог нигде находиться. Потому что с тех пор моя жизнь превратилась в ад – стоило мне прикоснуться к человеку, я начинал видеть его внутренности… Стоило мне напиться или разволноваться, хоть как-то утратить над собой контроль – я начинал видеть так всех, даже не прикасаясь. Это потом я понял, что это такой дар, но тогда это для меня стало проклятием… Я шарахался от людей и жрал антидепрессанты, пока за мной опять не приехала скорая.

– Антидепрессанты? Зачем?

– Ну док, ну что вы глупые вопросы задаете? Ну что еще может жрать студент-первокурсник, пребывая в депрессии? Заметьте, к тому же не имея возможности напиться или уйти в загул со шлюхами – по понятным причинам.

– Но вы говорили, что такое с вами случалось как раз когда вы пребывали в состоянии повышенной возбудимости.

– Ну да, но это я сейчас такой умный, и знаю, что когда «кроет», надо принимать транквилизаторы. Но тогда я учился не на медицинском…

– Это поэтому вы носите с собой таблетки? – осеняет его.

– Нет, потому что я – наркоман! – возмущаюсь я. – Это диазепам, очень хорошо подавляет галлюцинации… Ну, в моем случае, – улыбаюсь я, но доктору совсем не смешно – он смотрит на меня, как на заговорившего василиска. – Если нужно быстро прийти в себя. У меня не всегда получается контролировать переходы из состояние в состояние. Так что приходится подстраховываться… Вообще я стараюсь не злоупотреблять. Но сами понимаете, когда видишь вокруг вместо живых людей одних персонажей из фильмов ужасов, успокоению это не способствует, – честно признаюсь я.

Он кивает. На лице его явственно читается одна мысль: «А что бы я сделал, если бы со мной произошло такое?!» Ужас в его глазах сменяется уважением. Ну вот, теперь я не псих, не чудовище, я – жертва обстоятельств, которая к тому же с честью из этих обстоятельств вырулила… Спасибо, парень. Хорошее отношение психиатра – это уже почти гарантия, что меня не упекут в психушку. Хотя надо бы…

– Алекс, и… как вы с этим живете? – каким-то надтреснутым голосом спрашивает он.

– Честно? – смеюсь я. – Ну вообще-то хреново. Да ладно, не смотрите на меня как на мученика, я уже привык.

Он смотрит на меня недоверчиво. Его взгляд просто кричит: «Алекс, чего ты врешь, к этому же невозможно привыкнуть!»

И он, конечно же, прав. Да, невозможно. Да, вру. А что мне еще остается? Пасть к нему на грудь с рыданиями «доктор, сделайте что-нибудь, я так больше не могу!»? А что он может сделать? Судя по охватившему его ужасу, видно же, что ничего. Закрыть меня в дурку? И смысл? Клиника лишится лучшего врача. Многие пациенты лишатся жизни. Но с другой стороны, оставить человека с больной психикой заниматься хирургией – это преступление. Но… кто сказал, что у меня больная психика? Как диагностировать эту болезнь? И болезнь ли это?

– Это не болезнь, это дар, – подхватывая цепь моих размышлений, изрекает он. – Или проклятие. Но не болезнь. Алекс, вы здоровы. Единственная ваша проблема – это чрезмерная нервная возбудимость. Ваш дар вас пугает, вследствие чего вы испытываете постоянный стресс. Научитесь с ним справляться – желательно без транквилизаторов, и возможно вам станет легче… Я понимаю, это звучит несколько… – он замялся, пытаясь подобрать нужное слово, но так и не придумал, какое…

– Да нет, вы правы, – киваю я. – Спасибо за понимание…

Он ничего не сказал. Прописал травяной настой, сделал какую-то безобидную запись в мою медкарту. С такой записью меня не то что в хирурги – в космонавты можно брать не глядя… А на следующее утро он уволился… Больше я его не видел. Его помощница передала мне его визитку: «Доктор сказал, что вы можете ему звонить в любое время». Визиткой я до сих пор не воспользовался. Но она у меня где-то все же осталась… Только где?

– Алекс, ты меня слышишь? – боже мой, это Ника. Она меня преследует, что ли?! – И давно это у тебя?

– Прости, задумался. Ты о чем?

– О провалах в памяти.

– О каких провалах?

– Алекс, прекрати паясничать!

– Я не паясничаю, я иду по своим делам, а ты ко мне прицепилась как клещ и разрушаешь мне психику, – отчеканил я. – У меня нет никаких провалов, и я не знаю, почему твой любовник тебя избегает. Я хирург, а не семейный психолог. Если ему понадобится что-нибудь отрезать – обращайся. А за мотивами его поступков – к другому специалисту, – с этими словами я сдержанно поклонился и отправился на поиски шефа.

– Ты забыл имя человека, с которым работал уже не первый год, ты считаешь, что это нормально? – завопила Ника, не оставляя меня в покое, хотя темп я взял достаточно приличный.

– Я не забыл, я не знал, это разница, – возразил я. – Не знал, потому что никогда этим не интересовался. Может, это и ненормально, но сигнализирует это не о проблемах с памятью, а о моем нежелании общаться за пределами клиники. Той информации, которой я владею, мне вполне хватает для совместной работы, а большего мне не надо.

– Алекс, но так нельзя! – развела руками Ника. – У человека должны быть друзья…

– Да ты что?! – изумился я. – Ника, ты слишком много смотришь телевизор. Обо всяких крутых, но несчастных социопатах, социофобах и прочих гениях, испытывающих проблемы с социальной адаптацией, которым в детстве недодали ласки, и теперь их надо воспитывать и жалеть. Так вот, это не ко мне. Я не крутой, не гений и не социопат. Я вообще не страдаю какими-то фобиями или -патиями. Детство у меня было счастливое, юность тоже, социально я адаптируюсь превосходно, карьера сложилась, работаю по призванию. А еще я соблюдаю правила, не бунтую против системы и даже перехожу дорогу на красный свет.

Ника замолчала и несколько секунд неслась рядом со мною молча, переваривая услышанное.

– То есть то, что ты не помнишь, как зовут половину сотрудников клиники…

– Не «не помню», а не знаю. Ника, а у тебя что с памятью? Только что же объяснял…

– Да, поняла. Ты не социопат и не социофоб. Ты просто мудак.

– Именно! Ну что, я теперь могу заняться своими делами?

– Хорошо, я от тебя отстану. Только ответь мне, что ты сказал…

– Твоему Ромео? – я остановился у дверей кабинета босса. – Ничего. Он взрослый мальчик и умеет сам принимать решения. И с головой у него, в отличие от меня, все в порядке. Если он тебя избегает, то по своим сугубо личным причинам, которые мне неизвестны. И спрашивать тебе об этом надо не меня, а его. Вообще, говорите друг с другом, и будет вам счастье. Проблема у кого? У вас. Значит решать ее должны кто? Вы. И не спрашивайте ни у кого советов, все равно ничего умного вам никто не скажет… А то наслушаются дурацких советов, а потом…

Ника прищурилась.

– Ты врешь. Но мне почему-то очень хочется тебе верить…

– И это правильно. Потому что врать тем, кто верить не хочет, намного сложнее.

Фурия опять что-то прошептала сквозь зубы и умчалась наводить порядок в своем Тартаре, Преисподней, или как там называется тот раздел ада, который ее исторгнул…

Ада! Именно это имя вспыхнуло у меня в голове огненными буквами, кажется еще до того, как я увидел Грэма, выходящего из кабинета шефа. Вернее, нет, оно вспыхнуло не до того, как я увидел, а до того, как я вообще что-либо осознал. Просто в тот же момент, как я взялся за дверную ручку, дверь распахнулась, и на пороге возник Грэм. Он не просто возник, он вырос, словно джинн из лампы, он был огромен как обычно, но страшен, как никогда. Он сверлил… Нет, не сверлил – он прожигал, испепелял, взрывал меня взглядом, и взгляду этому было имя Ада. Нет, не так, скорее «АДА!!!». Даже дверь скрипнула как-то соответствено: «А-а-а-а-да-а-а-а!»

– Грэм, – просипел я, пытаясь произнести что-нибудь членораздельное отнимающимся языком. – Подумай над тем, что ты сейчас хочешь сделать. Ты потом можешь об этом пожалеть…

Грэм и правда задумался на мгновение. Жаль, что этого мгновения мне как раз и не хватило, чтобы добежать до канадской границы…

– Нет, – заявил он.

– Что нет?

– Подумал. Не пожалею.

– Меня нельзя убивать, я полезный!

– История меня поймет. Пойдем поговорим, – он сделал шаг ко мне.

– Не-не-не! – завопил я. – Грэм, ты и так таскаешь меня уже второй день по всей клинике. Представляешь, что люди подумают?! Ну ладно я, мою репутацию уже ничего не испортит, но тебе…

– Давай-давай, шевелись, а то потащу тебя на болевом захвате, и плевать мне, кто что подумает.

– Никуда я с тобой не пойду, – возразил я. – Ты меня прибьешь и прикопаешь где-нибудь в фикусах.

– Не исключено, – не стал спорить Грэм. – Но тебе лучше прекратить пререкаться и сделать, как я сказал, тогда у тебя есть шанс, что я убью тебя безболезненно.

– Офигительная у вас бонусная система! – восхитился я. – Грэм, давай потом поговорим – шеф уже скоро домой свалит, а мне еще заявление на отпуск написать надо.

– Не-е-ет, – протянул он, зверея, – никаких «потом» и никаких заявлений! Ты увеешься в отпуск, а мне тут одному все это время, без выходных корячиться?! Нет уж, брат, натворил дел – разруливай!

– Так, тихо! – все-таки, по-моему, в отпуск пора не только мне. – Чего я такого натворил, пока спал? Насколько я помню, последний раз мы с тобой виделись после операции, и ты тогда выглядел более дружелюбным. Прости, но я даже не представляю, как я мог за такой короткий срок, не просыпаясь и не выходя из своего кабинета, довести тебя до практически невменяемого состояния.

Грэм шумно выдохнул, глядя на меня исподлобья… Сейчас пару раз стукнет об пол копытом, а потом поднимет меня на рога…

– Не представляешь? Хорошо, я тебе объясню… – он потер кулаки, но, заметив это свое движение, смутился и убрал руки за спину. Это хорошо. Значит, продолжаем нормальный разговор. Не придется принимать неприятных мер. – Ада отозвала свое заявление, она не будет работать у нас в хирургии!

– Угум, – одобрительно кивнул я. – Так, погоди, она совсем не будет работать в нашей больнице или именно в хирургии?

– Пока только в хирургии, – растерялся он, заметив мою реакцию.

– Отлично. Только вот орать было не обязательно – простого «спасибо» было бы вполне достаточно.

У Грэма на лоб поползло все, что только могло поползти, но до цели добрались только брови. Все остальное, хаотично пометавшись, вернулось на место… Но попытка была роскошной, я аж залюбовался.

– Алекс, – уже спокойно проговорил обладатель лица-трансформера. – У меня сейчас сложилось ощущение, что я чего-то не понял…

– Да все ты понял, – усмехнулся я. – Ты поэтому меня с ней и познакомил, чтобы она меня увидела, ужаснулась и передумала работать вместе с тобой. Что, думаешь, я не знаю как это бывает? Ты ей нравишься, она тебе тоже… А потом кому-то из вас приходит идиотская идея: «а как здорово все делать вместе!» И вы придумываете себе какое-нибудь дурацкое занятие, которое в жизни бы не стали делать поодиночке. Вы начинаете ходить на курсы лепки из хлебных катышей, разучиваете танцы народов севера, бегаете в мешках, и занимаетесь всей этой хренатенью не потому, что вам нравится этим заниматься, а просто чтобы что-то делать вместе! Но так как это занятие на самом деле не нравится вам обоим, скоро у вас появляется раздражение, перерастающая в ненависть – сначала к занятию, а потом друг ко другу. Но тут проблема решается просто – надо бросить это занятие и понять, что вместе надо делать совсем другое дело.

– Это к чему ты сейчас?

– Это я так издалека, слушай дальше, сейчас понятно будет, – я уселся на подлокотник кресла и уже жалел, что не пошел с Грэмом в курилку или на улицу – дико хотелось курить и послать кого-нибудь за кофе… Хотя нет, и того и другого мне, кажется, на сегодня уже хватит. – Это я тебе про такой, усеченный вариант рассказываю, который, в принципе, обратим, потому не так опасен. А есть более тяжелый случай. Когда эти два идиота, одержимые идеей что-либо делать вместе, для воплощения этой идеи выбирают работу. Им кажется, что это дико круто – общие интересы, общие проблемы, общие дела… Поначалу это действительно круто, но потом их жизнь превращается в ад. Домашние проблемы переносятся на работу, рабочие – в дом. В результате вы не отдыхаете ни от работы, ни от друг друга. Приходишь ты домой, а там тебе: «Ты подготовился к переаттестации?» или еще круче: «Нет, сегодня никакого секса, у тебя операция утром, а ты когда плохо спишь, швы неровные делаешь». И все, ты попал. После такой предъявы ты не то что плохо, ты вообще не спишь, а на работе только и думаешь, что ж не так с этими швами, всегда же было все в порядке?! А на работе – опять она. Ни сходить пива попить после работы, ни шары погонять, даже в курилке не потрепаться. И что потом? Менять либо женщину, либо работу. Только работа – это не курсы лепки из хлебных катышей, это – карьера, деньги и прочее, ее просто так не бросишь… Ну что, теперь ты понимаешь, к чему я клоню?