Текст книги "Смотрящие в бездну"

Блестяще прочитав лекцию в отведенное на занятие время и закончив ее за пять минут до конца, Силман поблагодарил учеников за присутствие, пожелал им удачи, передал ключ от кабинета заместителю старосты, чтобы тот его закрыл, и удалился на собрание кафедры.

Маркус сложил вещи, что вызывало ощутимый дискомфорт в поврежденной руке, закрыл дипломат и вышел из аудитории нарочито неспешным шагом, чтобы дождаться свою соседку по парте. Когда он краем глаза увидел ее за своей спиной, то пальцами правой руки зацепил ручку двери, открыл ее и галантно пропустил девушку вперед, после чего вышел следом за ней на улицу.

Они параллельно спускались по ступенькам. Солнце перевалило на своей колеснице за зенит и медленно клонилось к горизонту. Маркус украдкой поглядывал на девушку, рассматривая ее в море ярко-желтого света. Как она отнюдь не грациозно, а чуть похрамывая на левую ногу, шла, неся небольшой рюкзак на одном плече, а волосы, ниспадающие чуть ниже плеч, волновались и переливались, словно водопад в самый разгар дня. И, казалось, что сам воздух дрожит вокруг нее и сгущается.

В голове словно звякнул звоночек на кухонном таймере. Диакон осекся. Она хромает, подумал он. Едва заметно, но на ступеньках эта особенность была более выражена. И это подергивание воздуха по контуру ее тела, словно сам свет поглощался или рассеивался вокруг нее, оставляя четкий контур в пространстве, словно она и была тень.

У Маркуса засосало под ложечкой. В голове кавалькадой пробежались воспоминания о вчерашнем дне, вызвав дурноту, подкатывающую к горлу, но юноша смог отогнать плохие мысли прочь и проглотить ком со вкусом желчи.

– Ногу отсидела? – словно невзначай спросил он.

– Ага, – Элари моментально соврала. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

Они спустились до самого тротуара и встали друг напротив друга, как во всех идиотских романах, которые так любит мать Маркуса.

– Спасибо, – сказала она, – за вчера.

Маркус выудил яблоко из кармана и с громким хрустом откусил его. Капли сока побежали по его пальцам, сорвались и упали на разогретый асфальт.

– Тее тозэ, – ответил он, улыбнувшись, а потом развернулся на пятках и пошел прочь.

Элари улыбнулась самыми уголками губ ему в ответ и направилась на остановку.

Эдди стоял на выходе из корпуса, скрестив руки на груди и с долей обиды вперемешку с ненавистью наблюдал за происходящим. Внутри него шла целая буря, которая завывала и рвала Эдварда на части, скручивая его внутренние органы так, что желудок отказывался принимать пищу, а в солнечном сплетении ощущалась тяжелая ноша, словно туда положили пуд соли. Или дерьма.

Беккер не знал, чего именно, но ясно ощущал и понимал одно – неприятно и больно. Ему еще никогда так резко и так настойчиво никто не отказывал. Отец учил Эдди, что все замки рано или поздно можно взять: либо нахрапом, либо изнурительной осадой. Девушка, говорил ему отец, это как статуя, только первая сначала падает, а потом – ломается, а девушка – наоборот. Сечешь, говорил он, сынок?

И Эдвард сек.

Он вышел родом и лицом, и за это спасибо это предкам. И все замки падали по его прихоти, но только не этот, нет. Этот замок стоял неприступный и нетронутый, и каждая атака Эдди жестко сминалась, даже не успев начаться. Все его обаяние, которым он так гордился, и вся его харизма, которой было хоть отбавляй и раздавай малоимущим – были бесполезны.

Все это никуда не годилось и оказалось никчемным на фоне щуплого святоши, который в основном молчал, изредка отпускал язвительные комментарии и сегодня имел наглость трогать, думал он, меня, Эдварда Беккера, за руку. Да я ему ее сломаю, думал он.

Но почему-то не сломал. Что-то остановило его, сбило с толку, и от этого становилось еще обиднее, еще более злостно. Скверные чувства росли у него в грудной клетке так стремительно, словно обещали вот-вот схлопнуться и родить что-то новое, неизведанное. Парень спустился вниз по лестнице и в сердцах пнул воздух, чиркнув подошвой по асфальту.

– Сукин выблядок, – прошипел он.

– Ты прав, Эдвард, – раздался голос позади него. – Этот юноша со своей напущенной святостью никак не заслуживает такой красавицы.

Эдвард повернулся на голос и увидел перед собой мужчину среднего роста в строгом деловом костюме и тростью, на которой он элегантно сложил руки одну на другую. Его осанка была прямая, хотя сам он едва ли доставал Беккеру до подбородка. Он мягко улыбался, глядя на него, и эта улыбка могла показаться лукавой, если долго в нее всматриваться.

– Твое какое дело, старикашка? – ответил Эдвард. – Отъебись, – бросил он, после чего развернулся, накинул капюшон, сунул руки в карманы и размашистыми шагами пошел вдоль по улице.

Мужчина в деловом костюме смотрел ему вслед, и улыбка его медленно сползла с лица. Он недовольно хмыкнул себе под нос и так же медленно рассеялся в лучах полуденного солнца.

5

В стенах Герширдского университета преподавали самые компетентные и отзывчивые учителя маленького города. Они любили свою работу, любили детей и старались передать им все то, что знали сами. Конечно же, не все ученики шли навстречу. Так не бывает.

Зато бывает так, что, каким бы замечательным ни было учебное заведение, ему может не хватить средств для покрытия всех расходов. Именно поэтому Герширдский университет открывал множество курсов, давая возможность как заработать дополнительно преподавателям, так и увеличить общий доход самого учебного учреждения.

Курсы латыни не были исключением.

Лизи Голд, которую друзья коротко называли «Эл Джи», стояла напротив окна первого этажа, выходящего на главную лестницу и площадь перед университетом, прижав учебники к груди, и с легкой грустью и щемящим сердцем наблюдала за разыгрывающейся драмой. Как новенький, неизвестный ей юноша, вышел на улицу, чуть ли не под руку с Элари Браун; они мило поулыбались друг другу и разошлись. Как ее возлюбленный Эдвард Беккер, синея, краснея, багровея от злобы, спустился за ними следом, пнул ни то камень, ни то воздух, крикнул что-то новенькому вслед, накинул капюшон, как он обычно его накидывал, когда был чем-то подавлен, развернулся и ушел.

Лизи глубоко вздохнула. Ей было жалко Эдди несмотря на то, что они расстались три месяца назад. Ее сердце каждый раз дрожало, сбиваясь в аритмичном танце, когда он появлялся на горизонте: спокойный, улыбчивый, широкоплечий, с необъятной харизмой и ловким языком. Ее мысли выступили румянцем на щеках. Лизи одернула сама себя и вновь вернулась в прежнее течение мыслей – Эдди и его новый объект вожделения. Объект, который всячески отвергал его, отчего улыбка возлюбленного Лизи погасла, плечи ссутулились, и сам он словно усох, замкнулся в себе. Даже его единственный, самый близкий друг Дэн, которого Лизи иногда вылавливала в коридорах, чтобы узнать свежие новости, начал беспокоиться об Эдди.

Эл Джи перехватила книги поудобнее и вышла на улицу. Полуденное солнце обожгло ее бледное личико – она прищурилась, приставив ладонь козырьком ко лбу, и посмотрела на площадь: по периметру стояли ряды столетних вязов, создающих тень. Прямо под ними стояли длинные деревянные лавки, на которых щебетали студенты, широко улыбаясь и толкая друг друга в плечи.

Девушка спустилась по лестнице, направляясь к остановке, когда ее окликнул мужской голос. Она обернулась. Позади нее стоял мужчина в годах, все в том же строгом костюме и с тростью в руках.

– Ты – Лизи Голд, верно?

– Я вас знаю? – спросила девушка, робко отступив на шаг.

– Наверное, нет, – сказал мужчина. – Я профессор с кафедры юриспруденции, и я также интересуюсь состоянием Эдварда, как и ты. Его оценки стали стабильно ухудшаться, и я хотел бы знать причину.

Он посмотрел вдоль улицы, после чего согнул руку в локте и заглянул девушке прямо в глаза. И что-то в этих глазах заворожило Лизи. Да и как тут откажешь, когда речь идет о твоем возлюбленном и таком родном Эдди Беккере. Голд взяла незнакомца под руку.

– Ты мне не расскажешь? – спросил он, неспешно ведя девушку к остановке.

И она рассказала.

Рассказала во всех подробностях и деталях, начиная с их самого первого дня знакомства и по сегодняшний день, не упуская ничего.

Рассказала, не обращая внимания на обеспокоенные взгляды людей, которые видели, как красивая девушка идет по улице и разговаривает сама с собой.

Они подошли к автобусной остановке; мужчина высвободил руку и уложил ее на набалдашник трости. К тому времени Лизи была полностью очарована своим новым знакомым профессором с кафедры юриспруденции и верила ему, как себе. Верила, что Эдди нужно помочь (она и сама понимала это, без него, но не знала, как). Соглашалась, что нужно что-то предпринять.

– Но что? – спросила она, нервно разведя руки в стороны. – Что сделать, если он ходит за этой куклой, как кобель за сучкой, а она только и крутит перед ним хвостом?

Люди на остановке шарахнулись от девушки в разные стороны. Никто даже не пытался с ней поговорить или обратиться в полицию. Мало ли городских сумасшедших есть в этом мире. Да и меньше лезешь в чужие дела – меньше проблем потом сыплется на твою голову, тем более, когда своих и так полна коробочка.

– Все просто, – ответил мужчина. – Ее нужно убрать.

Лизи побелела. Глаза девушки округлились, а губы задрожали, словно ее окатили из ведра, а потом начали обдувать холодным воздухом. Шестерни ее светловолосой головы начали крутиться с увеличенной скоростью, и с каждым мгновением кровь возвращалась в сосуды, а дрожь уходила.

Мужчина положил свою кисть на плечо Лизи, а рукояткой трости мягко поднял ее голову, уперев в подбородок.

– Поверь мне, Эл Джи. Так будет лучше, – сказал он, улыбаясь. – Для всех.

Отрешение уходило из ее взгляда, и в нем стала появляться сталь – такая же холодная и такая же тяжелая.

– Я согласна, – сказала девушка. И взгляд ее вновь стал нежным и немного непонимающим. – О, я забыла! Как вас зовут?

– Твой автобус уходит, Лизи, – все также мягко улыбаясь, чуть прикрыв веки, сказал мужчина.

Она обернулась и увидела: автобус действительно отходил от остановки. Лизи Голд замахала руками, чтобы водитель остановился.

– До встречи! – крикнула она.

Мужчина с тростью кивнул ей в ответ, и улыбка его росла с каждой секундой, пока не стала напоминать оскал.

6

Почти дойдя до остановки, Элари решила повременить с возвращением домой. Желудок свело, будто она наглоталась горстки лезвий, которые теперь нещадно царапали его и пробирались к остальным органам. Узнай тетя Люси, как нерегулярно она питается – там перекус, здесь перекус, бутерброд, булочка, кусок пиццы – то заказала бы ей превосходно готовящую служанку, лишь бы племянница не забывала о еде. Вообще Элари любила приложиться к вкусностям, и даже очень: она могла в одиночку съесть огромную лазанью, залить все это сверху черным чаем и двойной порцией кремовых пирожных, но при всем этом абсолютно не толстела. Хороший обмен веществ, доставшейся ей от покойной матери, делал свое дело.

Тому, что Элари ела, как придется, способствовали учеба и работа за компьютером, отнимающие много времени. А если очень войти во вкус и зарыться в какое-нибудь занятное дело с головой, можно забыть даже дышать и моргать, не говоря уже о каких-то других потребностях организма. Однако сейчас они напоминали о себе острой болью, не терпящей промедления – и Элари оглядывалась по сторонам в поисках какого-нибудь продуктового магазинчика. Ее взгляд зацепился за вывеску «DEEP FLOYD» на другой стороне улицы: кафе, которое она видела каждый день по пути на учебу и обратно, но в которое никогда не заходила.

Ну, что ж, сейчас самое время.

Движение было оживленным. Люди спешили из дома на работу, с работы домой, по своим и чужим делам или просто в удовольствие катались по городу, создавая своими автомобилями разноцветный металлический вихрь, который Элари пережидала на тротуаре. Она наблюдала за милым желтым автобусом старого образца, поскрипывающим, но уверенно ползущим по своему маршруту, когда для пешеходов загорелся зеленый и поток транспорта расступился. Девушка проводила автобус взглядом и перешла на другую сторону улицы, остановившись у входа в кафе.

На одной из дверей висела огромная афиша. Она сразу бросалась в глаза, но не отталкивала, а лишь подогревала интерес своим рисованным в духе рок-н-ролла текстом и изображением гитарного рифа:

SATANI, SATANI

E VADE RETRO SAGITTA!

СЕГОДНЯ

В 22:00

COVER-КОНЦЕРТ

ЛЕГЕНДАРНОЙ HEAVY-METAL-ГРУППЫ

POWERWOLF !!!

ДРАЙВ И КОКТЕЙЛИ ЗА СЧЕТ ЗАВЕДЕНИЯ

ЖДЕМ ВАС В «DEEP FLOYD»

(СТОРОГО 18+)

Элари прикинула, планировала ли она что-то сегодня вечером. Разве что прочесывать интернет-статьи, но это дело могло подождать до завтра или до послезавтра, если придется отсыпаться после намечающейся вечеринки. Грандиозной ли она будет? Вопрос. Пока не проверишь – не узнаешь, и Элари твердо решила, что раз обстоятельства подкинули ей приглашение послушать песни одной из ее любимых групп, значит, им нужно воспользоваться. Она вошла в кафе, вспоминая содержимое своего шкафа и обдумывая, что бы такого надеть.

Помещение «DEEP FLOYD» было не таким уж небольшим, но, за счет грамотно расставленных круглых столиков из темного дерева и мрамора, стеклянных витрин с угощениями, светящейся барной стойки и сцены, расположенной у самой дальней стены, все равно казалось достаточно просторным. Теплые лампы под потолком, сделанные в духе стимпанка, добавляли кафе атмосферу старых кабаков, где прежде всего ценились уют и элегантность. В воздухе витал дух настоящего, добротного рока. Элари еще раз убедилась, что не может пропустить этот концерт.

Она выбрала круассан с корицей и орехами и чай в бумажном стакане с пластиковой крышкой, который удобно пить на ходу. Поблагодарив молодого официанта и забрав свой заказ, она проследовала к выходу, но прямо в дверном проеме столкнулась нос к носу с белокурой девушкой. Элари сделала шаг назад, пропуская незнакомку вперед, но та почему-то не спешила проходить. И тут Элари осенило: она знает эту девушку. Ну, конечно. Эл Джи. Бывшая пассия Эдди.

– Элари! Какая встреча, – воскликнула Лизи и вся засияла. Она была одета в светлое платье чуть ниже колен, такую же светлую кожаную куртку и белые кроссовки, и Элари, вся в черном, рядом с этой девушкой казалась сгущающейся дождевой тучей. – Не ожидала увидеть тебя здесь! Неужели Эдди позвал на свидание?

Ну, началось.

По гулявшим в стенах университета слухам Элари знала, как тяжело дался Лизи разрыв с Беккером, который бросил ее, толком не объяснив причин. Поэтому, стараясь не быть втянутой в этот глупый разговор, Элари все же дождалась, когда Лизи войдет в кафе, потом обошла ее и на ходу сказала:

– Прости, Лизи, у меня нет времени на болтовню. Удачи.

Наблюдая за удаляющимся силуэтом соперницы, Лизи хмыкнула, изогнув губы. Она видела, как внимательно Элари-чертова-Браун изучала содержание афиши, и была почти уверена, что встретит ее на сегодняшней вечеринке.

О, да, это будет персональная вечеринка Эл Джи с приветом возлюбленному.

^***

Вернувшись домой, Элари скинула с себя одежду, приняла душ и начала собираться на концерт. Она стояла перед шкафом, придерживая у груди полотенце, и размышляла, что в целом ее любовь к темным оттенкам ткани отлично подходит под этот случай. Девушка вытащила две вешалки – на одной висела черная футболка с изображением цикла луны в виде полукруга, на другой – черные джинсы с нашивками, рваные по всей длине.

Примерив и то, и другое, Элари поставила отражению в зеркале отметку «неплохо». Футболка была велика ей на пару размеров, но с обтягивающими джинсами и массивными ботинками оверсайз очень даже гармонировал. То, что нужно для рок-концерта.

Поддавшись предвкушению крутого вечера и суете сборов, Элари не вспоминала ни о тетушке Люси, которую, наверное, хватил бы инфаркт, узнай она, что ее всегда спокойная и сдержанная племянница собирается провести в баре всю ночь; ни о слишком довольном лице Лизи Голд и о постоянно крутящейся рядом фигуре Эдди Беккера; ни о палате семьсот девятнадцать, куда Элари пообещала себе вернуться, чего бы ей это ни стоило; ни о профессоре Силмане, ни о Маркусе Лейне, который стал ее соседом по парте и чьего титула она, можно сказать, остерегалась.

Этот священник.

Только священника ей не хватало.

Элари не испытывала к юноше неприязнь, но и симпатии не испытывала. Он казался ей сверхдисциплинированным добряком настолько же, насколько бесшабашным раздолбаем, и пока не было ясно, какое из впечатлений правдиво. Зато было ясно другое: его присутствие каким-то образом влияло на Элари. И дело было не в его титуле, нет; здесь в игру вступало что-то, чему нет ни имени, ни названия.

Девушка еще раз посмотрелась в зеркало: образ был завершен несколькими зелеными прядями, которые она покрасила специальными мелками, а после плойкой сделала кудри. Зеленые локоны контрастировали с ее темно-каштановыми волосами; довольная результатом, Элари подхватила рюкзак и вышла из дома. Часы показывали двадцать один тридцать.

7

За окном смеркалось. Вечерние птахи громко кричали, мечась между высотками каменных джунглей, добывая себе пропитание. Горизонт окрасился алым цветом, градиентом уходя в синий.

Юноша распахнул окна, пуская свежий вечерний воздух в свою крохотную квартиру, выгоняя полуденный зной, накрепко засевший в углах помещения. Он высунулся в окно и вдохнул так глубоко, что заломило в грудной клетке.

– Хорошо, – сказал он. – Хорошо!

Потом стукнул ладонями по подоконнику, развернулся и принялся за сборку. Первым делом он скинул с себя рубашку с белой колораткой, снял джинсы и принял душ. Разогнав пар, Маркус посмотрел на себя в зеркало, критично оценивая проступившую к вечеру щетину; почесал подбородок ногтями и махнул рукой, решив, что и так сойдет.

Вторым делом он обработал правую руку, которая все еще болела. Волдырь, полный сукровицы, лопнул и адски болел. Кожа обнажилась, и под ней были видны гноящиеся язвы, которые возникли из ниоткуда за такой короткий срок. Маркус нахмурился. Он приложил левую руку к правой, закрыл глаза и зашептал, концентрируясь.

На темном фоне заплясали звездочки, а ноги немного подкосились. По телу его пробежала дрожь. Маркус открыл глаза – рука была в более приемлемом состоянии, боль немного притупилась, нарос эпидермис. Вот только гноящиеся язвы никуда не делись, хоть визуально и казались подсушенными.

Диакон наложил заживляющую мазь, приложил сверху ватный диск и перемотал руку бинтом. Вновь критично осмотрел свою работу и вновь решил, что – покатит.

Распахнув шкаф с одеждой, Маркус перекрестился, глядя в потолок.

– Я надеюсь, ты не обидишься, правда? Мы же так уже делали, и все было нормально. – Он сложил руки ладонь к ладони, закрыл глаза и помолчал минуту. – Amen, – после чего вытащил футболку с коротким рукавом и крестом по центру, натянул ее на себя и глянул в зеркало. Одобрительно скривился, обнажая зубы.

– Кайф, – сказал он. Натянул синие джинсы, брызнул под футболку антиперсперантом, помазал шею одеколоном, накинул на себя кожаный жилет и подошел к своей гитаре. Парень нежно смотрел на нее, как на возлюбленную, после чего аккуратно, словно боясь сломать или дотронуться до запретного плода, провел рукой по грифу, опустился к деке и задержал пальцы на холодном лакированном дереве, словно ждал отклика.

– Прости меня, детка, – сказал он, глядя на нее.

Зазвонил телефон. Номер был неизвестен. Маркус напрягся: он не любил говорить по телефону с незнакомцами.

– Алло?

– Хером по лбу не дало? – отозвались оттуда. – Ты где?

Маркус улыбнулся.

– У тебя новый номер? – спросил он, пропуская вопрос говорящего мимо ушей.

– Не, это моей тян².

– Опять денег нет на счету?

– Ага, – ответил голос. – Ты выходишь?

– А может быть иначе?

– Жду. До встречи.

Маркус нажал «отбой», сунул телефон в карман, вышел в коридор, обулся, после чего еще раз осмотрел квартиру на наличие невыключенной техники и уперся взглядом в распахнутые окна.

– Гадство, – сказал он, глядя на свои ботинки, потом махнул рукой и на носочках пробежался по ковру, закрывая створки.

Выйдя в прихожую еще раз, Маркус взял ключи, вышел в подъезд и закрыл двери. Снаружи дурно пахло мочой и спертостью. Его многоэтажка не отличалась ни богатством, ни порядочностью. Соседи, когда узнали, что у них поселился священник, стали частенько к нему захаживать с просьбами освятить одно-второе, помочь с делами, благословить в путь-дорогу. И после того, как он объяснил, что он лишь диакон и не имеет полного права все это совершать, Маркус однажды утром нашел на своей двери надпись «жлоб» и чуть ниже «лжец», а еще чуть ниже «пидор». И если с первым и вторым он еще был согласен, то с третьим с крайне большой натяжкой и сотнями допущений. Тогда он лишь усмехнулся. Написано было черным маркером, и юноша сомневался, что оный был гидрофобным, и его нельзя бы было стереть обычным спиртом. И не прогадал.

Но чуть позже людская мерзость перевалила все границы, и к вечеру, возвращаясь со службы, Маркус обнаружил кучу дерьма под дверью на новом половом коврике. Делать ничего не оставалось, как что-то предпринять.

И он предпринял.

Предупредив настоятеля, что он задержится или не придет вовсе, Маркус стал ждать. Он жил на верхнем, последнем этаже – дальше была только пожарная лестница на крышу, к которой вел небольшой пролет. Постелив на нем себе плотное покрывало, Лейн сел и стал ждать.

Когда уже светало, а Маркус начал клевать носом и хотел бросить затею, явился его ненавистник. Женщина преклонного возраста (чего и следовало ожидать) тихой сапой кралась к его дверям, чтобы вновь справить свою нужду. Маркус смотрел. Он был в прямой видимости своего врага, но до сей поры был не замечен престарелыми радарами.

Женщина задрала подол и стала воровато оборачиваться по сторонам. Ее взгляд встретился с задумчивым взглядом диакона, который сидел на пролете, подперев подбородок ладонью.

– На это тоже благословить? – спросил он.

Ответа не было. Зато был мат, проклятия и звуки быстрого топота вниз по лестнице. Нападки прекратились и отсутствовали поныне. Маркус улыбнулся этим воспоминания, стоя в скрежещущем лифте, явно нуждающемся в ремонте. Его двери распахнулись, Лейн свернул направо, потом налево, пробежал по ступенькам, чуть ли не пританцовывая, и толкнул тяжелую металлическую дверь. Она легко поддалась и выплюнула парня наружу.

Душа у него пела, а крест на груди, нарисованный светоотражающей краской, сверкал во все стороны. Он прихлопнул себя по бедрам и пустился в путь, напевая «Uhn Tiss Uhn Tiss Uhn Tiss, baby».

8

Мечта Бенедикта сбылась. Несмотря на запреты его родителей, он все же стал рок-звездой, пускай небольшого масштаба, и собирал он не стадионы, а лишь небольшие залы в подземных пабах и рок-кафешках, но это было неважно.

И этим вечером ему предстояло давать концерт вместе с друзьями в одном из пабов под названием «DEEP FLOYD». Бенедикт думал, что это было не самое оригинальное название, но зато почти все местные любители рока всех мастей его знали. Да и условия, на которых они пускали на сцену, были более, чем выгодными. Если количество слушателей переваливало за граничащее значение, то удавалось даже кое-как подзаработать, а это – уже победа.

В двадцать один тридцать пять Бен уже был на месте. На этом концерте им обещали сделать грим, чтобы максимально приблизиться к антуражу группы, песни которой они собирались сегодня отыграть.

Бен нервничал: ладони потели, а тело била мелкая дрожь. Его усадили на кресло и начали экзекуцию, а через двадцать минут ему было трудно узнать самого себя. Парик с длинными волосами, искусственная козлиная бородка и макияж в черно-белых тонах, который, как сказала ему визажист, играет на контрасте резкой смены цветовой палитры в помещении – будет выглядеть здорово и устрашающе одновременно.

Парень перевязал предплечья черными полосками ткани для большей экстравагантности, которой и без того уже хватало с излишком. Больше всего выделялись исписанные татуировками руки в непонятных символах и завитках, смысл которых был известен, наверное, только их носителю.

Но самым любимым атрибутом для сегодняшнего концерта у Бенедикта была футболка.

Футболка с перевернутым крестом.

Парень посмотрел на себя в зеркало – он нравился сам себе в таком прикиде, – и улыбнулся своим товарищам, которые заканчивали прихорашиваться.

– Готовы, девочки? – спросил он, проходя мимо и шлепнув по заднице одного из них, который попытался ударить его в лодыжку в отместку.

– Пошел в жопу! – хором ответили ему.

– Погнали, – сказал Бенедикт сам себе.

Лучи прожекторов навелись на центр, подали искусственный дым, который таинственно стелился по сцене, а следом раздвинулись маленькие кулисы, за которыми стояли пятеро мужчин, отдаленно напоминающих бездомных в порванных вещах и с грязными волосами.

Сидящие слушатели в зале зааплодировали. Кто-то громко свистел. Сердце у Бенедикта бешено случало, а его пальцы судорожно гуляли по грифу гитары. Каждый раз все приходилось переживать сначала. Каждый раз он боялся так, словно сейчас опозорится с треском.

«Хоть бы не обосраться», – подумал он, и, наверное, сказал это вслух, поскольку их басист ободряюще подмигнул ему.

Шторы раскрылись, и в этот момент орган заиграл вступительную мелодию песни «Prayer In The Dark». Ее жуткие мотивы холодили нутро, заставляя вздрогнуть неподготовленных к такому или просто сидящих в расслабленной позе зрителей.

Место под сценой пока что пустовало. Слушатели вели себя, словно они пришли на концерт классической музыки, и лениво потягивали коктейли, сидя за столиками и у бара. Бен успокаивал себя: они сыграют три четыре песни, и тогда люди втянутся. Им всего нужно продержаться полтора-два часа, а дальше – как пойдет.

Бен начал вести ритм, умело перебирая аккорды. Второй гитарист вел свою партию. Сэм, сидящий за органом, играл так манерно, что могло возникнуть впечатление, что у него в брюках сидят змеи, либо его подключили к сети напряжения. Бен улыбнулся сам для себя, поскольку его «хаер» дергался в разные стороны, и сам он сотрясался при каждом сильном ударе по струнам, чтобы выделить в нужном такте нужную гармонику на фоне общего звучания.

Из зала стало слышно, как кто-то «втянулся» и стал подпевать вокалисту. Сам Бенедикт редко пел на их концертах, потому что не обладал настолько широким диапазоном, как его товарищ, умудрявшийся из баса выскочить в фальцет и даже не вспотеть за полчаса таких извращений. Его устраивали кавер-концерты на группу Bloodhound Gang или Pink Floyd. То есть там, где особо не нужно было рвать связки или стараться идеально попасть в ноту.

Песня подходила к концу, и Бенедикт выдохнул. Правую руку ломило из-за долгого перерыва, и сам он тяжело дышал. Их вокалист вошел в синхронизацию с клавишником, и они вместе довели хороший старт к не менее прекрасному финалу только первого номера. А впереди еще несколько десятков.

Им бурно захлопали. Более бурно, чем Бен ожидал. Некоторые люди повыскакивали со своих мест и подбежали к специальной площадке для рейва, начиная медленно слэмиться.

Бен подставил микрофон к своему рту и, опустив голос до неистовых низин, чуть ли не рыча, произнес «We drink you’r blood» и в следующее мгновение ударил по струнам. Стоящие на сцене запрыгали, бешено размахивая руками в разные стороны, толкая друг друга и подпевая выступающим.

Бенедикт был счастлив в такие моменты. Он добился того, к чему стремился, в эти дни его ничто не угнетало и жилось так легко, как никогда раньше. Юноша сделал вывод: ему не нужно пить, чтобы становиться пьяным, – достаточно эмоций и крышесносящего драйва, происходящего в полуподвальных помещениях, где фонари излучают весь спектр радуги с ядовитой яркостью и контрастностью. Абсолютно все заливается этими красками и преображается в некий бэд-трип, только с приставкой «гуд». Да, думал Бен, неустанно молотя по струнам и выкрикивая «We drink you’r blood» во время припева, это – гуд-трип, не иначе.

Они доиграли вторую песню. Третью. Пятую. Как Бенедикт и предполагал, почти все стянулись к танцполу и активно принимали участие в броуновском движении слушателей подле местных рок-звезд.

Вокалист попросил дать ему отдышаться, и, пока он это делает, все из участников группы могут попить воды и отойти справить нужду.

Бену хотелось курить. Он почти не позволял себе эту вольность, но сейчас, ему казалось, самое время. Он спустился со сцены, попутно раздавая десятки «пятюнь» налево и направо, по-дружески обнимаясь и делая дурацкие селфи прямо на ходу, которые, он был уверен, окажутся смазанными.

И слава Богу, думал Бенедикт.

Он вырвался из толпы, скорым шагом направляясь к выходу, как край его глаза уловил маленькую деталь. Такая незначительная в свете обычного освещения, она заставила его повернуть голову. Бену показалось, что он знает, что так блестит, потому что книжек за свою жизнь он перечитал много, и именно описание оттуда ему пришло на ум.

«Холодная сталь зловеще сверкнула в лунном свете». Вот такой кавалькадой пронеслась у него мысль, а тело развернулось автоматически к источнику потенциальной угрозы – девушке в маске безобидного кролика.

Этим вечером гости были в масках: требование паба. И выступающая группа была не против. Они – под гримом, слушатели – под масками. Все равны и все довольны, никто не обижен.

Но, видимо, эта девушка по непонятной причине была обижена. Она держала выкидной нож неумело, явно с отсутствием предыдущего опыта, но именно такие удары чаще всего имеют впоследствии огромные неприятности. Вместо задуманной смерти – пожизненная инвалидность, и поди реши, что все-таки хуже.

Бенедикт шел ей навстречу в надежде отвлечь ее, а она двигалась к девушке с маской демона и зелеными прядями в волосах, сидящей, как ни в чем не бывало. Возможно, думал Бен, они подруги, и эта хочет ее разыграть. Но это лишь возможно, переубеждал себя Бенедикт. Он уже приблизился к сидящей девушке и нарочито неуклюже споткнулся о ножку стула, ухватившись за ее плечо, но продолжая падать вперед, чтобы найти свою точку опоры (а точнее выбить ее) у идущей навстречу.

И в этот момент, когда кончики пальцев Бена только коснулись плеча зеленоволосой – он познал ее. Не в каком-то плотском смысле, а намного, НАМНОГО глубже. Маленькая молния проскочила между их телами, и они, точно два компьютера, подключились друг к другу, узнали все то, что было записано в самых глубоких папках и никогда не доставалось из оных. Они оба поняли друг друга где-то там, глубоко, да так, что обычными словами не выразить всего того, что они ощутили.

И длилось это чувство меньше одного удара сердца, меньше скорости одного моргания глаза. В тот момент, когда Бенедикт упал на Лизи Голд, он действительно потерялся в пространстве. И по самой счастливой случайности, а, может, божественному вмешательству, охотничий нож Эл Джи, который она неуверенно держала трясущимися и мокрыми от волнения руками, выскользнул на пол, глухо стукнувшись о ковровое покрытие, и не зацепил никого из упавших.