Текст книги "Пенелопа и огненное чудо"

30
Черная Топь

В отличие от окружающего пейзажа, лес, к которому подошла Пенелопа, производил приятное впечатление: в нем было светло, воздух пах смолой. Глубоко дыша, она старалась идти прямо, насколько это было возможно. Вскоре впереди показалась опушка. Стоя на пригорке, Пенелопа, затаив дыхание, посмотрела вниз. Она пришла! Внизу начиналась деревня Черная Топь.

Скорее скатившись, чем спустившись по склону, поросшему редким кустарником, Пенелопа побежала по дорожке, посыпанной гравием, и через несколько минут уже стояла среди домов. Как и в Поленцах, на улицах не было ни души – только маленький джек-рассел-терьер, заливисто лая, прыгал на забор. Пенелопа нащупала в рюкзаке тюбик клея. Хоть бы поскорее отыскать все ящики! Ноги у нее немного ныли – не потому что она много прошла, а потому что мало спала, а еще ей не нравилось, что она потеряла чувство легкости. Во дворике возле одного из кирпичных домов кудахтали куры. Из дома вышла полная женщина и с удивлением уставилась на Пенелопу.

– А ну не дрейфь! Соберись! Сэкономишь массу времени и сил, – пробормотала себе под нос Пенелопа и обратилась к женщине:

– Добрый день! Не подскажете, где ближайший почтовый ящик?

Дама так на нее посмотрела, будто не могла решить, стоит ли вообще разговаривать с незнакомыми девочками. Пенелопа улыбнулась ей как можно шире. Опущенные вниз уголки губ женщины дрогнули, и она произнесла:

– Ближайший ящик на почте. Вон там, впереди. Завернешь за угол – перейди дорогу, и справа увидишь площадь. Ту, где сберкасса и магазин. Почта в том же доме, где магазин. Но откроется она только через час.

И женщина вернулась в дом. Поблагодарив ее – вернее, захлопнувшуюся за ней дверь, – Пенелопа зашагала дальше.

У входа в магазин она обнаружила не только желтый почтовый ящик, но и доску объявлений. На ней под прозрачным стеклом висели местные объявления, часы работы ратуши и карта. Красная стрелка указывала на точку, под которой значилось: «Вы здесь». Еще несколько стрелок указывали, где находятся начальная школа, церковь, площадка для барбекю и так далее. Еще, если верить карте, на Городецкой улице был общественный туалет, в Новом переулке – памятник героям войны, а в Розовом переулке и на площади Топь – почтовые ящики. Пенелопа и подумать не могла, что ей так повезет! И отправилась на разведку.

«Розы тут, может, и растут, но этому переулку больше подходит название „Каменные стены“», – думала она, шагая вдоль вот уже пятой ограды высотой в человеческий рост. Видимо, местным жителям не нравилось, когда кто-то заглядывает к ним в сад. И это было очень кстати, поскольку Пенелопе вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь, выглянув из окна, увидел, как темно-русая девочка достает огромный тюбик с клеем, обмазывает им щель почтового ящика, захлопывает крышку и крепко прижимает. А потом еще для проверки дергает за нее, но крышка не поддается – и тогда девчонка, усмехнувшись, вприпрыжку убегает.

Что ж, в Розовом переулке герр Говиндер сегодня точно не опустит письмо в ящик. Не прошло и получаса, как та же участь постигла ящик на площади Топь и у дверей самой почты.

31
Ожидание

Пенелопа постояла посреди площади на одной ноге. Потом на другой. Потом на цыпочках. Ей было скучно. Когда же дурацкий магазин наконец откроется? Сколько ей еще торчать на площади в ожидании отца? Или хоть кого-нибудь? Вероятно, во всей Черной Топи вообще нет никого, кому нравится ходить по магазинам. Только высоченные ограды и мрачные толстые тетки с выводком цыплят во дворе.

– Ты что, на сцене выступать собралась?

Пенелопа вздрогнула, обернулась и увидела усатого мужчину, прислонявшего к стене велосипед. Она не услышала, как он подъехал.

– Да нет… Я… В общем, мне просто нечем заняться, – покраснев, ответила она.

– Ах вот как! Нечем заняться! Мне бы такую жизнь, – пробормотал мужчина, звякнув ключами. Отперев решетку, закрывавшую вход в магазин, он скрылся внутри. «Наконец-то, – подумала Пенелопа. – Почта заработала!» Как только появится первый клиент, нужно будет сосредоточиться.

Первой оказалась старуха с клюкой. Шаркая, она так медленно плелась через площадь, что у Пенелопы было предостаточно времени, чтобы ее изучить. Уж она точно не могла быть ее отцом. Во-первых, это была женщина, а во-вторых, лет ей было как минимум девяносто, а то и все сто. Исчезнув за дверью, она вскоре вышла, держа в руках газету и небольшой сверток. Следующей пришла молодая мама с двойняшками в большой коляске. Затем на площадь въехал красный спортивный автомобиль. Из него вышла коротко стриженная блондинка и, громко цокая высокими каблуками, направилась к ящику. Попытавшись отодвинуть заслонку, но ничего не добившись, она тоже скрылась внутри здания.

В животе у Пенелопы заурчало. Но едва она собралась достать второй бутерброд, как раздался громкий звук – это зазвонил телефон в сумочке у дамы, которая к тому моменту уже вышла обратно на площадь. Пенелопа обернулась и внимательно посмотрела на блондинку. Лет ей было примерно столько же, сколько и ее маме. Видно было, как блестят ее наманикюренные ногти, пока она роется в сумочке в поисках мобильника. Бросив беглый взгляд на девочку, дама быстро отправила кому-то сообщение, цокая каблуками, подошла к машине, села в нее и уехала.

«Какая же я глупая!» – пронеслось у Пенелопы в голове. А что, если отец не сам отправится на почту, а пошлет кого-нибудь вместо себя? Например, свою новую жену? Нет, это же надо быть такой недотепой!

И почему она раньше не догадалась, что ждать надо не снаружи, а внутри, чтобы видеть, что люди покупают или отправляют? И если мимо нее только что прошла новая фрау Говиндер, выходит, всё путешествие было напрасно…

Под ложечкой опять засосало. Пенни наконец достала бутерброд, откусила кусок, прожевала и щелкнула языком.

– С другой стороны, – пробормотала она, – с другой стороны, это никак не могла быть его новая жена. Я совершенно ничего не почувствовала при ее появлении. У меня не дергалась шея, не бежали по спине мурашки. А в письме, которое он когда-то отправил моей маме, Леопольд Говиндер писал, что встретил женщину, такую же, как он сам. Значит, можно успокоиться. Осталось только немного потерпеть…

И, вздохнув, она убрала со лба темно-русую прядь.

32
Человек с рыбьими глазами

Часы на колокольне пробили полдень. Солнце над площадью стояло в зените. Усталая Пенелопа словно в оцепенении сидела в тени клена, которая не очень-то спасала от пекла. Глаза у нее были закрыты. Организм требовал лечь прямо на асфальт, забыть обо всем и уснуть. «Если отец не появится в ближайшее время, я засну и даже не замечу, дернулась у меня шея или нет», – думала она.

– А я буду колу! Мне уже разрешают пить колу!

– Ха! Да я давно пью колу, ты, молокосос!

– А я хочу кислых червячков!

Прозвучали торопливые шаги, детский смех и крики. Кто-то толкал кого-то в бок. Промелькнули разноцветные рюкзаки и светлое льняное платье учительницы.

Пенелопа смотрела на всё словно сквозь пелену тумана. «Отца среди школьников явно нет, поэтому внутрь можно не заходить», – лениво подумала она и вновь прикрыла глаза.

Что было сначала – услышала она визг тормозов, хлопанье дверцы, или же почувствовала, как по спине пробежала легкая дрожь, – Пенелопа сказать не могла. «Не пропусти таких, как ты! – застучало у нее в голове. – Не пропусти таких, как ты!»

Она вскочила. Вон он! Пенелопа сразу его узнала, ведь в руке он держал серый конверт. Машина, из которой он вышел, тоже была серой, серым был и дорогой костюм – только футболка под пиджаком была светло-сиреневой, и повязанный вокруг головы тюрбан отливал черным. Мужчина быстро приближался. В его походке было что-то необычное – он то скользил, как змея, то вышагивал, словно напыщенный индюк. Подойдя к почте, он на секунду остановился, сунул руку в карман пиджака, достал очечник и надел темные очки в золотой оправе. Он прошел мимо Пенелопы, не удостоив ее даже взгляда, и сердце у нее екнуло. Глядя ему в спину, она хотела окликнуть его: «Папа!», но не смогла. Слово «отец» ему совершенно не подходило. И вообще, она не собиралась звать папой того, кто присылал им эти гадкие письма.

Мужчина тем временем подошел к ящику, собираясь бросить в него серый конверт, и дернул за приклеенную заслонку. Та не шелохнулась.

– Проклятие! И здесь то же самое! – прошипел он и вошел в дверь. Пенелопа бросилась следом за ним.

В магазине царили шум и гам. Несколько школьников послушно встали в очередь, но остальные толкались и пихались, кричали и визжали. Мужчина остановился, как вкопанный, но потом всё же встал за детьми, хотя ему этого явно не хотелось.

– Папа… – опять прошептала Пенелопа. Но и эта попытка ничего не дала. Слова скользили по этому человеку, словно это был айсберг, и отлетали прочь. «Это не он! – догадалась Пенни. – Разумеется, это не он! Это просто не может быть мой отец! То, что он держит в руках серый конверт, еще ни о чем не говорит. Он же не один в целом мире такими пользуется! Наверняка, это письмо адресовано вовсе не нам!»

Она почувствовала облегчение. Человек в сером костюме был просто еще одним из таких, как она. И сегодня ему случайно тоже понадобилось отправить письмо. В точно таком же сером конверте. Да, так и есть. Просто совпадение.

«Если бы я только могла прочитать адрес на конверте, я бы точно знала, что это случайность», – подумала она. Но, увы, это было невозможно. Человек в сером костюме подошел к стойке и протянул письмо. Чтобы что-то разглядеть, глаза у Пенелопы должны были быть на рожках, как у улитки, а еще лучше – на подвижных телескопических трубах. А еще лучше…

«Где, как не за далью дали прошлому быть? Нужно опуститься, чтобы взмыть… – гулко отозвалось у нее в голове. – Мани треногу! Мани треногу!»

Внезапно ее ударило током, причем довольно сильно. Она зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть, и почувствовала, как что-то внутри оборвалось, или как невидимая часть ее, отделившись, просочилась наружу и, словно ветерок, заскользила между стоящими впереди детьми к кассе. Это бестелесное, невесомое нечто нагнало мужчину, забилось под серые подметки его ботинок, проникло сквозь подошвы, пробралось в стопы, поднялось по ногам, пролетело насквозь прямо в голову и наконец, мягко плеснувшись влево и вправо, сбавило скорость и замерло на уровне глаз. Пенелопа увидела прямо перед собой жилистую руку – так близко, словно она была ее собственная. Рука держала конверт с наклейкой: «Лючии и Пенелопе Говиндер». А напротив возникло лицо усатого продавца за стойкой, который и взял конверт. Пенелопе стало дурно и захотелось назад, в свое тело, к своим глазам. Хотелось поскорее убраться из чужой оболочки. Ведь она уже увидела, что хотела. Но вырваться не получалось – что-то удерживало ее и тянуло вниз, в серый туман, пахнущий сыростью, алчностью, деньгами, паленой шкурой… Кто-то пронзительно расхохотался…

– Тебе плохо? – зазвучал откуда-то голос учительницы в льняном платье. – Эй, девочка, что с тобой? – Она тронула Пенелопу за плечо, та не реагировала, и учительница принялась ее трясти. Пенелопа чувствовала это, так же, как и запах сырости. Она должна была узнать, кто смеялся, над чем смеялся, узнать… Да нет же! Ничего ей не нужно знать! Ей нельзя дольше оставаться в чужом теле, пора возвращаться в свое. Иначе она потеряет себя. Вжух! Та часть ее, что проникла в другого человека, резко метнулась обратно и ухнула куда-то внутрь.

– Спасибо, уже всё в порядке, – пробормотала она, глядя на учительницу, хоть и сама еще не поняла, что только что произошло. В этот момент мужчина обернулся и, сорвав с носа очки, взволнованно оглядел помещение. Взгляд его скользнул по учительнице, Пенелопе, другим детям, на долю секунды задержавшись на каждом. В его глазах – узких, серых и холодных, как у мертвой рыбы, – читалось полное непонимание. Нет, это были вовсе не те глаза, что она помнила по фотографии!

Губы мужчины шевелились, он что-то бормотал. Еще раз яростно окинув взором толпу, он уставился на Пенелопу, помедлил, как будто размышляя, она это или нет, а потом бросился к ней, расталкивая детей… И схватил за руку рыжеволосого мальчика, стоявшего прямо позади нее. Тот вскрикнул.

– Что вы себе позволяете! А ну-ка отпустите моего ученика! – Учительница хотела встать между ними, но мужчина словно не замечал ее. Мальчик побледнел, но незнакомец лишь сильнее сжал пальцы.

– Сейчас я тебе покажу, каково это – оказаться на моем месте!..

– Оставьте свои угрозы при себе, герр Фелльзейфер, и немедленно ступайте вон! – раздался голос кассира.

Человек с рыбьими глазами прищурился.

– Вы меня слышали, герр Фелльзейфер? Немедленно отпустите ребенка и уходите, иначе я вызову полицию!

Усатый продавец вышел из-за стойки и начал пробираться вперед мимо перепуганных школьников.

Мужчина по фамилии Фелльзейфер, не спуская глаз с рыжего мальчика, медленно разжал руку.

– Прошу прощения, обознался! – вдруг рявкнул он, еще раз огляделся и протиснулся в полуоткрытую дверь.

Как бы Пенелопе ни хотелось остаться здесь с учительницей и ее классом, она должна была проследить за тем человеком. И немедленно. Глаза у него были не те, и фамилия другая – не Говиндер. Но у него в руках было то самое письмо, а значит, что-то связывало его с отцом.

33
Погоня

Оказавшись на улице, человек с рыбьими глазами, не оборачиваясь, быстрым шагом направился к машине. Пригнувшись, Пенелопа поспешила за ним, прячась за стоявшими у обочины автомобилями. Она бежала, хоть и не очень быстро – заклятье лишило ее последних сил, ноги и руки словно налились свинцом.

Заурчал мотор. К счастью, выезд перегородил большущий грузовик: это позволило Пенелопе догнать машину рыбьеглазого. Пока серый автомобиль тащился за грузовиком, она не отставала, но стоило грузовику свернуть, как двигатель взревел, и машина Фелльзейфера скрылась из виду.

– Ах, дорога! Прошу тебя! Мне нужно догнать того человека, причем немедленно, – взмолилась Пенни. – Пожалуйста, поторопись! Для тебя ведь это совсем близко!

Ответа не последовало, и Пенелопа топнула ногой.

– Знаю, ты живешь по своим законам, но если я не догоню его, тогда… Тогда… – Она опустилась на землю и, почти касаясь мостовой губами, прошептала: – Пожалуйста, по-жа-луй-ста!.. Ну что тебе стоит мне помочь?!

– Ты всегда разговариваешь с тем, что у тебя под ногами?

В двух шагах от Пенелопы со скейта спрыгнул долговязый мальчишка в зеленых кроссовках. Подняв глаза, Пенелопа почувствовала себя немного неловко.

– Я кое-что потеряла.

– Деньги? Сережку? Губную помаду? – усмехнулся мальчишка.

– Машину, – встала с земли Пенелопа.

– Машину? Ну и что такого? Вот если б ты потеряла скейтборд, я бы понял…

– Всё зависит от ситуации. А ты случайно не знаешь, где живет господин Фелльзейфер?

Мальчишка тут же перестал улыбаться.

– Тот странный тип? А тебе зачем? Вы что, знакомы?

– Нет, но если ты мне скажешь – кто знает, возможно, и познакомимся, – как можно более безразличным тоном ответила Пенелопа.

– Он с еще одним таким же типом живет в Розовом переулке. В самом последнем доме, рядом с запущенным садом. Вот что я тебе скажу: я бы не стал с ним знакомиться, у него не все дома. Не нравятся мне эти двое. Так что я бы на твоем месте…

– Но ты не на моем месте, – перебила его Пенелопа. – А теперь прости, мне пора.

И, оставив его стоять с разинутым ртом, она бросилась бежать. Но спустя пару шагов до нее вдруг дошел смысл его слов. Человек с рыбьими глазами живет в одном доме с еще каким-то мужчиной. Таким же, как он. Это мог быть ее отец! Может быть, он не сам ходит на почту а посылает рыбьеглазого. Развернувшись, она снова подбежала к парню со скейтом.

– Ты сказал, у этого Фелльзейфера есть сосед? Он не рыжий случайно?

– Понятия не имею. Да нет, волосы у него скорее такого цвета… Никакого. Как у мокрой крысы.

– Как это – никакого? Хочешь сказать, серого? То есть, он седой? Или пепельно-русый?

– Точно! Волосы у него такие… грязноватые… как будто он их осветляет. Короче, не знаю. А теперь мне пора! – Мальчишка вскочил на скейт. – Удачи с этими чокнутыми. Может, они будут поразговорчивее, чем асфальт!

И он укатил прочь.

Уже второй раз за день Пенелопа шла мимо высоких оград Розового переулка. Теперь, когда она знала, куда идет, можно было не торопиться, отдышаться и привести мысли в порядок. Но она была слишком взволнована. Сердце ее бешено колотилось, и ноги, несмотря на всю тяжесть, несли ее вперед. Миновав последнюю изгородь, она увидела запущенный участок. На нем были свалены бревна и стояли какие-то вазоны, увитые темным плющом. В зарослях крапивы виднелся остов развалившегося автофургона. На земле валялись ржавые трубы, кости, опутанные паутиной… Прочь отсюда, скорее!

Ох! Шея у нее дернулась раз, а потом другой. Пусть даже почти незаметно. И всё же Пенелопа почувствовала, что рядом находится не один, а сразу двое таких, как она. Присутствие одного она ощущала отчетливо, а другого – совсем слабо, словно это был трепещущий на ветру огонек. Но несмотря на то, что второе ощущение было таким слабым, Пенелопа знала, что оно – совершенно иного рода. «Такое чувство, что где-то там еще одна я, – подумала она. – Меня как будто пробирает дрожь от моего собственного присутствия».

– Папа, – прошептала она. И на этот раз не ощутила никакого внутреннего сопротивления.

Изгороди тут были в человеческий рост, но стена, окружавшая последний дом по Розовому переулку, оказалась еще выше. Кроме того, по верху шла колючая проволока, а кое-где торчали гвозди и осколки стекла.

– Что ж, не очень-то тебе тут хорошо живется, Леопольд Говиндер. Тебе и твоему подозрительному дружку, – произнесла Пенелопа в абсолютной тишине. – Если поселишься в таком месте, как это, не стоит удивляться, что в один прекрасный день начнешь слать людям по почте песок. Или еще как-нибудь странно себя вести.

В стене были большие стальные ворота.

«Вот бы хоть глазком заглянуть за стену», – подумала Пенелопа и вернулась к заброшенному саду. Протиснувшись мимо старого фургона, она влезла на поленницу, но и оттуда ничего не увидела. Значит, надо попробовать по-другому. Недолго думая, она вытащила из рюкзака бутылку, привычным движением облила голову, зажмурилась и пробормотала: «Семус триокко!»

Ничего не произошло.

– В чем дело? – Пенелопа на всякий случай плеснула на темно-русые волосы еще воды, слезла с поленницы и попробовала снова, стоя на земле. – Семус триокко!

Ничего.

– Семус триокко! Семус триокко!

«Почему же я не взлетаю?! – возмутилась Пенелопа. – Я что, сплю? Во сне всегда так: сколько ни бейся, ничего не получается…» И она задумчиво запустила пальцы в волосы.

Вдруг шея у нее снова дернулась, по спине пробежала ледяная дрожь. Послышалось знакомое тарахтение.

Высунувшись из-за фургона, она увидела, как на пригорок поднимается зеленый трактор с двумя парами огромных тяжелых колес. Как-то раз они уже встречались, вот только не в Черной Топи, а неподалеку от драконьего дома. Пенелопа сжала кулаки. Что здесь вообще происходит?!

Она едва успела спрятаться. Проехав мимо, трактор остановился прямо у ворот. Мужчина, сидевший за рулем, тоже был в дорогом костюме, только в черном. Вытащив из кармана телефон, он набрал номер, что-то сказал и ворота распахнулись. Трактор, грохоча, въехал во двор, и створки начали медленно закрываться. Пенелопа выхватила из рюкзака противоглаз, нажала кнопку и, никем не замеченная в последнюю секунду прошмыгнула внутрь.

Колеса трактора шуршали по белому гравию дорожки.

Спрятавшись за большим розовым кустом, Пенелопа смотрела во все глаза.

34
За стеной

Дорожка вела к большому светло-коричневому дому с колоннами. Подкатив к крыльцу, трактор остановился. Мужчина в костюме с трудом сполз вниз. Вдруг он обернулся и повел носом, как волк, учуявший добычу. У Пенелопы перехватило дыхание.

«Он не чувствует меня. Я в безопасности, он не чувствует меня», – успокаивала она себя. Когда мужчина, скрылся за дверью, она вздохнула. Только теперь она увидела, что вдоль дорожки стоят на постаментах белоснежные мраморные статуи: хрупкие девушки в струящихся туниках, с венками в волосах – и огромный четырехкрылый ангел с ребенком на руках. «Странный выбор украшений для сада», – подумала Пенни и снова посмотрела на дом. Ей вспомнилось, что говорил о его обитателях парень на скейте, и она почувствовала, как ей снова становится не по себе. Кто эти люди – этот с трактором и тот, с безжизненным рыбьим взглядом? И что у них общего с ее отцом? Если у него такие друзья, то и сам он, вероятно, человек опасный. Почему она не подумала как следует, прежде чем войти в эти ворота?!

«Я – Пенелопа Говиндер! И если я буду бояться, это мне никак не поможет! – сказала она себе. – Но вот разговаривать с отцом, может, все-таки не стоит: целее буду… А сорняки я тут обязательно посажу. За маму и за себя! И чем ближе к дому, тем лучше – под окнами от них больше всего вреда!»

Не дожидаясь, пока страх возьмет верх, Пенелопа, пригнувшись, прыгнула к следующему кусту и немного подождала. Кажется, никто ее не видел – по крайней мере, никто не вышел из дома. Чуть дальше впереди начиналась плотная живая изгородь, спрятавшись за которой, можно было обогнуть дом и проползти на задний двор – а там уже и подобраться ближе к стенам, не опасаясь, что тебя заметят.

В саду за домом тоже было полно мраморных статуй. Вот только они не стояли на постаментах, а валялись в траве. Взгляд Пенелопы скользнул по крохотному ангелочку с обломанными крыльями, затем по громадной плите из кованого железа. Размером она была примерно с ее комнату в драконьем доме. К плите крепилась толстая цепь, намотанная на огромный ворот. Прячась за изгородью, Пенелопа раздвинула ветки, чтобы получше разглядеть плиту. Та напоминала крышку от люка. «У них тут что, какая-то сокровищница в саду? – подумала она. – А что еще это может быть?» Вдруг послышались шаги. Сердце Пенелопы зашлось, внутри всё будто завязалось узлом. Съежившись, она сжала в руке противоглаз. Шаги приближались. Из укрытия Пенелопа могла разглядеть ноги в черных брюках и черных лакированных ботинках. Человек прошел мимо, ничего не заметив, но Пенелопа сидела, затаив дыхание. Слишком велика была опасность, что человек в ботинках ее услышит.

Но в следующую секунду эта предосторожность уже оказалась излишней. Раздался такой оглушительный звон и грохот, что даже если бы Пенелопа закричала, никто бы ее не услышал. Она поползла вперед. Там стоял человек, который приехал на тракторе. Его редкие, бесцветные волосы липли к голове. Правой рукой он повернул ключ, торчавший из металлической коробки, находившейся рядом с люком. Ворот начал вращаться, цепь с грохотом наматывалась на него, люк со скрипом поднимался.

Скривив губы в презрительной усмешке, он склонился над люком.

– Эй, Говиндер!

Пенелопа вздрогнула. Что?! Неужели?..

– Просыпайся, полдень на дворе! – мужчина говорил негромко, но голос его звучал холодно и резко.

Из люка доносились обрывки фраз, но разобрать слов Пенелопа не могла. Мужчина в костюме коротко усмехнулся и прошипел:

– Фелльзейфер уже сходил на почту, твое письмецо в пути. На этот раз ты вел себя хорошо, Говиндер, а значит, твоя семья снова получит деньги. Мы ведь держим слово! – Он провел рукой по волосам и сплюнул. – Завтра тебя ждет трудный день. Поэтому сегодня ты даже получишь еды. Фелльзейфер что-то там тебе готовит… А пока он возится, я оставлю тебе щелку подышать. Вот как мы нынче щедры с тобой, Говиндер! Надеюсь, завтра ты об этом вспомнишь и отблагодаришь нас как следует!

Щелкнув пальцами, он повернул ключ, и крышка люка со свистом полетела вниз, остановившись у самой земли. Вытащив ключ, человек в черных ботинках неторопливо вернулся в дом.

Сжавшись за изгородью, Пенелопа прикрыла рот рукой. Больше всего ей сейчас хотелось закричать или расплакаться. Нет, это, должно быть, сон. Это слишком ужасно, чтобы быть правдой. Она хотела проснуться, хотела, чтобы всё это кончилось или оказалось неправдой. Но проснуться никак не получалось. Она по-прежнему лежала на земле под стеной чужого дома, и этот сальный урод в начищенных башмаках только что говорил с человеком, сидевшим в глубокой яме под железной плитой. И человека этого звали Говиндер. А его семье снова отправили деньги. Слезы струились по щекам Пенелопы.