Текст книги "Шанс? Жизнь взаймы"

Незаметно пришел туда, куда надо было. Ноги сами принесли к меднику, торгующему различными котелками, медными тазиками и прочими необходимыми в быту вещами. Объяснив, чего мне надо, и поторговавшись вволю, заказал такой же набор для самогонного аппарата, как у меня уже работает, за восемьдесят пять монет. Дал ему сорок монет задатка и сказал, что забирать будет другой. Кто к нему подойдет, даст деньги и скажет, что заберет казан для казака Богдана, тому он и должен отдать готовый заказ.

Раз Авраам недоволен количеством готовой продукции, значит, будем увеличивать производство: как учит нас экономика, спрос рождает предложение. А выведывать секрет – пусть выведывает, без силовой поддержки хрен что выведает. Князьям сейчас не до нас. У них свои дела нерешенные, не до меду им казацкого. А без княжеских дружин что-то выведать нереально, с одной киевской дружиной, кстати, тоже. Больше тысячи войска князь не выставит, а тысяча как придет к нам – так и уйдет. Даже Черкассы, при всей халтуре тамошних укреплений, взять не смогут, особенно если им в спину постоянно стрелами из лесу бить.

Нужно было продолжать агитационную работу – пока искал, где ходят мои товарищи с женами и дочками, пошел рядами, расспрашивая купцов, куда они ездят. Если попадались районы, пограничные с ляхами, тут же просил передать весточку от переселенцев. Просил рассказать тамошним односельчанам, как их родичи здесь здорово устроились и чего сумели добиться за это время. Заодно расспрашивал всех, где можно нанять на работу столяров. Топором в это время владел каждый, но мне нужны были профессионалы, которые помогут дядьке Опанасу с водяным колесом. А в будущем неплохо было бы их к нам переманить – водяное колесо нужно не одно. А двери, окна, веретена колесные и еще много всего – ведь практически все делалось из дерева. В придачу к тем строителям, которых мы зафрахтуем, нужны мастера. Был, правда, вопрос, куда их поселить, но придется что-то придумать – в конце концов, весна вот-вот наступит, вполне можно и в шатре перекантоваться первое время.

Нашел атамана с товарищами в оружейных рядах, где они, ничего не покупая, злили оружейников, рассказывая, какое барахло те продают, и сравнивали их продукцию с теми образцами оружия и брони, в которую были обряжены сами. В этот исторический период толковых оружейников в Киеве не было. Старые мастера были вырезаны еще Батыем, а кто сохранился, убежал на север. Еще жило в Киеве то поколение, которое Золотой Орде дань платило, и никого из толковых мастеров не тянуло в приграничье, где кончались земли Литовского княжества и начиналось Дикое Поле.

Доложив Иллару о разговоре с атаманом, пошел в ремесленный квартал искать смелых подмастерьев. Долго не искал – как уже говорилось, столяров в эту эпоху хватало, а работы было недостаточно. В связи с постоянными татарскими набегами в Киеве строилось мало, а кто и строился, с деньгами не дружил, как наши новые знакомые в Куреневке. Выбрав двух хлопцев чуть старше меня, чьи лица были отмечены присутствием интеллекта, пошел с ними на базар, купил каждому по кобыле с седлом и договорился, что послезавтра с самого утра они приезжают в нашу корчму.

После этого вспомнил, что кроме нашего села существует и другой мир, в нем тоже что-то происходит, и неплохо было бы знать, как там идут дела. Осторожно побеседовав с купцами, узнал, что история развивается согласно с генеральным планом. Осада Гродно закончилась, войска, посланные киевским князем, вернулись. Торчали под стенами больше месяца. Витовт привел подмогу от крестоносцев, но не помогло, к Ягайлу пришел с конницей Дмитрий-Корибут, собрав дружины южных князей. Витовта с крестоносцами отогнали, но недалеко; поняв, что город не удержать, встречным ударом гарнизон прорвался к Витовту – и они вместе ушли на север, оставив победителям город, из которого еще заранее все ценное было вывезено.

Теперь нужно ждать центрального события этого сезона. Ближе к маю на восточных границах Золотой Орды должен появиться Тимур и подарить мне последующие годы более-менее спокойными от крымских набегов. В этом году Тохтамыш еще не проведет мобилизацию, крымчаки будут, но следующие четыре года он станет собирать все, что сможет, пока обескровленная Орда не скинет его самого и он с верными войсками не придет просить покровительства у Витовта.

А через год, в одна тысяча триста девяносто шестом году, уже мы пойдем вместе с Витовтом проведать крымчаков. Если все пройдет по плану, то уже ближе к осени можно открыто строить на полную катушку, зная, что впереди семь спокойных лет. Отдельные банды, безусловно, будут появляться, такого выгодного бизнеса никто просто так не бросит, но количество и качество отрядов должны существенно упасть.

Оставался открытым вопрос – как отнесется к нам Витовт, но с ним придется договариваться. Тем более что пока он доберется до юга, четыре года в запасе есть. Определенную опасность будут представлять поляки. С поляками у Витовта всегда были натянутые отношения, но до Ворсклы они и не думали лезть на эти территории. Что будет в этой реальности, если мы устроим массовые побеги поселян на наши земли, – вопрос открытый. Судя по организации польского королевства, менталитету и историческим фактам, обиженные шляхтичи соберут друзей и знакомых, организуют некое подобие войска и выступят ловить беглых холопов. Перейдя условную границу, они сразу начнут грабить всех по дороге, чем вызовут очередное пограничное столкновение, но более крупного масштаба.

Из этого следует, что к вопросу переселенцев нужно подходить с умом, щипать по чуть-чуть. В тех местах избыток рабочей силы и нехватка земли уже ощущается, и небольшой отток снимает тамошним землевладельцам головную боль, куда деть и как приспособить к полезному труду лишних людей. Поток с запада на восток лишних безземельных молодых людей уже присутствует, как выяснилось в разговоре с атаманом Куреневки: почти весь его поселок – беглые холопы с польских земель. Так что мы лишь слегка усилим тенденцию.

Еще одной неочевидной проблемой было занять казаков чем-то в спокойные годы. Хотя проблема, скорее всего, надуманная. В этот исторический период безработица людям, владеющим оружием, не грозила. Да и не все из них так уж и рвались сложить свою голову. Если предложить альтернативу в виде руководства определенным участком работы с достойной оплатой труда, часть из них обязательно заинтересуется такой возможностью.

Размышляя над тем, что день грядущий нам готовит, расспрашивал купцов, кто из них имеет в частном владении достаточно большую ладью и готов отвезти на ней человек шестьдесят – семьдесят на один дневной переход ниже Черкасс. С трудом сторговавшись на тридцать серебряных монет с одним из купцов, дал ему еще денег на сто мешков зерна и на мой медный котел с крышкой и медную трубку, которую ему медник принесет. От себя лично попросил по двадцать мешков семян льна и конопли купить, а то осенью бумагу делать будет не из чего. За семена он с меня содрал чуть ли не вдвое от киевской цены. Дал ему попробовать своего ликеру. Он долго торговался, но согласился на стандартную цену в шестьдесят монет серебром за бочку. Денег собирался дать за пятнадцать бочек, еще пять просил в долг до осени. Я обещал подумать.

Посчитал оставшиеся деньги, и меня вдруг посетила мысль, как забавно устроена природа. Методы индустриализации этой местности инвариантны по отношению ко времени: в любой исторический период это возможно только с помощью алкоголя. Не будь у меня налажено производство ликера, моих награбленных денег уже бы катастрофически не хватало, чтобы осуществить все задуманное. Вот и думай, с чем это связано, – климат такой, менталитет или руководители ленивые, ничего другого придумать не могущие. Что касается лично меня – так я и пробовать не буду. От добра добра не ищут, хотя звучит последняя фраза в нашем контексте, конечно, двусмысленно.

На следующий день мы уже вместе с Илларом пошли на встречу с местным атаманом. Немного поторговавшись, Иллар выторговал у него стандартную киевскую плату – чешуйка за день работы плюс наши харчи. Обсудив вопросы питания, мы авансировали атаману деньги прикупить пару бочонков соленого сала и постного масла, казаны в достаточном количестве у них были. Договорились, что приедет семьдесят человек, кое-какой инструмент у них будет свой, шатров у них не было, но атаман сказал, чтобы мы не переживали: они быстро поставят большие шалаши с небольшим очагом внутри и так могут жить до зимы. Выплывут они через неделю после половодья, до Черкасс дня за три дойдут, там пристанут к причалу, возьмут на борт проводника, а мы их уже встретим в устье нашей речушки, с лодками. Там перегрузимся – часть на лодках, а часть пеша, – через Холодный Яр приведем на место будущей крепости.

Все было оговорено, и мы с Илларом пошли на базар – он пошел дальше злить местных оружейников, которых хорошо знал, так как в течение многих лет продавал им добычу. А они были вынуждены терпеть: на перекупке трофеев они зарабатывали не меньше, чем на своих поделках.

А я ухаживал за Марией. Ухаживать за девушками легко: нужно за ними ходить по базару, носить то, что они купили, слушать, что они вам поют, как птички, и делать им подарки. И любить их надо – некоторые из них это очень хорошо чувствуют и не выносят фальши.

На следующее утро мы с двумя новыми столярами возвращались домой. Солнышко пригревало, мы спешили успеть, пока прочный лед. Хотя возов у нас не было, но хотелось еще вернуться по короткому пути. Через неделю первое марта, Новый год, большой праздник. Пришла весна. Будем надеяться, что мы к ней хорошо подготовились, а то у меня от простого перечисления того, что нужно сделать, портилось настроение. Но весеннее солнышко – настоящий кудесник, в его теплых лучах все оживает, и человек верит: как-то оно будет, Бог добр.

Глава 9
Весна идет – дорогу ей!

Ехали мы обратно в том же прогулочном темпе, но за три дня до Черкасс добрались. Еще по дороге я понял, что в моей подготовке к весне существует несколько крупных прорех. Наверняка по ходу дела еще найдется много мелких, но крупные следовало залатать немедленно. Первая называлась «транспорт». Приедет семьдесят человек, а транспортных средств никаких. Пришлось по дороге скупать все доступные к продаже возы. Но только возле самих Черкасс мне повезло. Встретили купца, возвращающегося порожняком. Окружив его пустой обоз нашей внушительной компанией, убедительно попросили продать нам пустые ненужные возы вместе с волами. Впрочем, он особо и не сопротивлялся, продав нам свои возы по цене новых.

В это время, да и еще спустя столетия, волы наравне с лошадьми использовались как в извозе, так и в сельском хозяйстве. Конь был более быстрым, умным, но, с другой стороны, более дорогим в содержании и менее мощным животным. Вол соответственно являлся медленным, но мощным средством. Да и корма переваривал такие, от которых конь давно копыта бы отбросил. Соответственно использовали коня и вола по-разному. Тяжелые грузы перевозились исключительно волами. Волы использовались при обработке целинных и тяжелых земель. Но если важна была скорость, то выбор падал на коня. Ведь скорость передвижения обоза с волами в два раза меньше, чем с лошадьми. В сельском хозяйстве уже поднятую землю конь обрабатывал в два раза быстрее, чем флегматичный и неторопливый вол.

Став счастливым обладателем семи возов, усадил девушек ими править, что они с удовольствием сделали. Труситься раскоряченной в седле, может, поначалу и приятно, но быстро надоедает, поэтому все женщины пересели на привычный облучок. Да и болтать по дороге друг с другом так намного удобнее, чем из седла. Сам тоже пересел – лошадь пришлось к возу привязать: возниц не хватало. В Черкассах переночевали, а с утра все меня бросили с моим обозом и ускакали домой. Мне с волами туда придется еще двое суток добираться. В лучшем случае.

Утром загрузил возы сеном: все его с запасом готовили, так что нашлось много желающих избавиться от излишков. Весна на носу, кому в такую пору лишнее сено нужно. Покупал у тех, кто соглашался за дополнительных три медяка и с моими харчами перегнать возы ко мне в село. Ночевали в тепле, в одном из многочисленных хуторов, расположенных по ходу маршрута.

Неспешная поступь волов, которым совершенно по барабану, тянет он груженый воз или пустой, способствовала дальнейшим размышлениям над мелочами, от которых зависел успех запланированных работ. Вторая нерешенная проблема, которая выяснилась в результате размышлений, – это рабочие емкости для переноса сыпучих материалов. На двоих нужна одна большая и крепкая корзина. Вряд ли у работников корзины будут с собой, поэтому нужно озаботиться их производством и наменять в селе готовых корзин на хмельной мед либо монеты. Пусть односельчане порадуются неожиданному заработку и новых корзин наплетут.

Приехав домой, застал полную идиллию. Батя был в восторге от новой методики, которую они уже успели с Николаем опробовать, и цементировал теперь все подряд. Распихав волов и сено по селу, скупив все наличные корзины, посчитал подготовку к весне законченной и занялся проверкой результатов новой методики улучшения железоскобяных изделий. Разница в сравнении со старыми изделиями чувствовалась. Я заставил батю зацементировать по этой методе кромки у всех лопат, выкованных по моему заказу.

Это единственное светлое пятно в марте. Начало весны было дождливым, все развезло, делать было категорически нечего. Все радовались, что озимые хорошо перезимовали и дождик им мартовский в самый раз, – значит, урожай почти в кармане, а яровые и до мая сеять можно, время есть. Лишь бы заморозков майских не было…

Умом я понимал, что влага в грунте – это к добру, но когда к твоим ногам липнет два килограмма чернозема и норовит с тобой в хату зайти, возникает стойкое противоречие между умом и чувствами. В лесу было получше – многолетний слой палой листвы и веток создавал дренажный фильтр, впитывающий лишнюю влагу как губка, поэтому при первой возможности я отправлялся изучать местность и ручьи в сторону будущей крепости. В планах была мельница, маслобойка, приспособления для первичной обработки стеблей льна и конопли как в нитки, так и в бумагу. Да и мельницы нужны трех типов – жерновые, в первую очередь для зерна, бегунковые для маслобойки и шаровые для мелкодисперсного помола. Без шаровых мельниц нормального пороха не сделаешь.

В середине марта началось половодье на Днепре, а значит, недели через две можно было ожидать в Черкассах ладью с работниками. Тем временем, пользуясь кратковременным затишьем, чертил планы необходимых построек на этот год. Чертежей выходило много, запасов приличной бумаги явно не хватало.

Одних новоселов из тех, что я привел, – три семьи и еще два парубка неженатых, которые тоже мечтают отстроиться и своих невест из-под Киева к нам привезти. А ведь есть еще местные пары, живущие с родителями, а именно – мои родные брат и сестра. Оно понятно, в селе новый дом всем миром ставят, но не семь домов за сезон, особенно если в селе пятидесяти хат не наберется. И если брат (копия бати: такой же обстоятельный флегматик) все не мог решить, то ли у нас строиться, то ли в другое село перебираться, где кузнеца нет, то сестричка начала мутить воду еще со свадьбы.

Было заметно, что ей недолго осталось, чтобы совершить качественный скачок из состояния «мутить воду» в следующий стационарный энергетический уровень, описываемый словами «пить кровь», в котором любая женщина может находиться как угодно долго. Ее аргументация повторяла идеи, выраженные в известной народной песне:

 
…Як не лае, то бурчить,
А все ж вона не мовчить, не мовчить.
 

Кстати, песня в эту эпоху еще неизвестна широкому слушателю, и я обязательно запущу ее в массы с небольшими переделками, чтобы всем ясно было: речь идет о казаках, а не о гречкосеях. Начало песни соответствует заданию – там сразу есть нужное упоминание:

 
Віе вітер, ще й гуде,
Козак дівку питае, питае…
 

В конце добавим жизнеутверждающее окончание типа:

 
Будувати я мастак,
Чи я в тебе не козак!
 

Ну и в основном тексте надо вставку сделать, чтоб напомнить, о ком в песне речь идет. А поскольку жилищный вопрос во все времена тема больная и не теряющая своей актуальности, за успех нового хита можно не беспокоиться.

Как ни крути, а придется задействовать на строительных работах по обеспечению жилфонда молодым специалистам часть работников из плывущего к нам стройотряда. Лично обещал всем, кого сманивал, за год в собственную хату заселить, слово нужно держать. На ручьях дамб хотелось настроить – чем больше, тем лучше. Бумага и сукно в промышленных объемах требовали переложить ряд тяжелых подготовительных работ с исходным материалом, будь то лен или конопля, на крепкие плечи бездушных механизмов.

Неделями вымачивать волокна, затем отбивать, трепать, вычесывать, а для бумаги сутками толочь в ступе – только наши женщины способны на такие незаметные подвиги, мужики – нет. Больно психика неустойчивая. Мужику давай экстремальную нагрузку, но недолго. Однообразная, монотонная работа выводит его из равновесия, им овладевает непобедимое желание ломать, бить, крушить. Дамбу строить – совсем другое дело. Раз построил, а потом можешь часами любоваться, как вода крутит колесо. А колесо приводит в действие разнообразные приспособления, которые сами сутки напролет режут, пилят, трут, отбивают, волочат. Захватывающее зрелище.

Кроме этого оставалась крепость и неосторожное обещание будущей жене к осени построить собственное семейное гнездо. Если кто-то вам скажет, что восемьдесят человек могут столько построить за сезон, плюньте ему в глаз. Последний, смертельный удар по моим планам нанес атаман:

– Слухай меня, Богдан. Ты через седмицу в Черкассы поедешь ладью с наймитами встречать. Половину людей с харчами у них оставишь. Надо им крепостицу до ума довести. Хочет черкасский атаман кое-что переделать. И не спорь! – Увидев мое кислое выражение лица, Иллар в корне решил задавить демократическое обсуждение его указаний. – Так надо.

– Батьку, а кто ж им растолкует, как и что? Чем такое новое опудало[21]21
  Пугало (укр.).


[Закрыть] строить, как их вал с кольями, так лучше ничего не делать. Какая это крепостица? Дерьмо это! Коту под хвост вся работа!

Молодой зазнайка тут же получил нагайкой по плечам, чтобы знал, насколько широко и громко можно разевать рот в присутствии старших товарищей, облеченных тяжестью исполнительной власти. Надо сказать, что наше общее сознание (каждый из нас – что я, что Богдан – искренне считал его своим) страдало повышенной эмоциональностью и за это теперь часто огребало на орехи. Мое старое «я» могло вести только нудные душеспасительные беседы в спокойной обстановке, пытаясь образумить молодого. Впрочем, у атамана это получалось лучше.

– Сдается мне, тут кто-то считает себя дюже разумным. Много латынянских манускриптов видел? Вот ты им и растолкуешь. Если тебя черкасцы слушать будут. А не будут – не обессудь. Им ту крепостицу от вражины защищать придется. Не сможешь им свои фанаберии втолковать – сделают, как знают. Все понял?

– Понял, батьку…

– Так чего стоишь? Ждешь, пока Мария во двор выйдет? Нет ее дома, пошла к девкам с твоей крутохвосткой пряжу прясть и перед подругами нос задирать, какую ей Богданчик прялку с веретеном смастерил. Хитрый ты парубок, Богдан, но дурень дурнем. Девки своих парубков со свету сживут, что у них такой нет, а те – тебя. Теперь у тебя три пути. Пойти к отцу Василию, покаяться и гроб себе мастерить, либо садиться на коня и скакать свит за очи, либо всем парубкам по крутохвостке смастерить. Что выбираешь?

– Так это, батьку…

– Толком говори, не бекай и не мекай – чай, не козел ты, а казак.

– Раз надо, буду делать… куда ж я денусь.

– Правда твоя. Некуда тебе деваться. Первые две ко мне принесешь. Получишь по двадцать монет серебром за каждую, понял? Чтоб до Великдня[22]22
  Древнерусский праздник, посвященный богу Яриле. Считалось, что именно в Великдень он подарил нашим предкам золотую соху, научил обрабатывать землю и засевать ее. С приходом христианства название перенеслось на Пасху и сохраняется до сих пор.


[Закрыть] у меня были.

– Три седмицы до Великдня. Я одну свою целый месяц мастерил. Не успею, батьку…

– Успеешь. Я велю Опанасу и Степану, чтобы тебе помогали.

– А зачем тебе аж две, батьку? Одну Давиду, то понятно, он уже меня два раза просил – видно, Галя его крепко прижала, что он тебя на меня натравил. А вторую кому?

– Кому-кому… У тебя голова совсем пустая?

– Неужто тетка Тамара?

– Иди, Богдан, иди от греха подальше, а то не только нагайкой, но и тумаков получишь… две, до Великдня, а то найду Марии другого жениха, не такого дурня, как ты.

* * *

Через неделю, нагрузив на одного коня все шестьдесят пять цельнометаллических лопат, изготовленных к настоящему времени, на второго – себя, а третьего взяв на смену, направился в Черкассы встречать ладью. Дорога еще толком не просохла, кони шли тяжело. Добрался к знакомой корчме уже затемно, хотя выехал загодя, задолго до рассвета. Корчма была пуста, дороги развезло, по речке еще никто не плавал, соответственно корчмарь никого не ждал. С трудом разбудил недовольного хозяина, пристроил коней в конюшне, задав им овса и сена. Хозяин вынес жареной рыбы, хлеба и кваса. Перекусив холодными блюдами, узнав, что о ладье никто ничего не слышал, с чувством выполненного долга завалился спать.

Утром отправился искать местного атамана и выяснять, какую крепостицу они намерены строить. Видел его всего один раз, издали, сразу после избрания, знал, что звать его Атанас Горбатый. Иллар хвалил его, а такого не каждый заслуживал. По всему выходило, что после Иллара именно он, скорее всего, возглавит Совет атаманов. Сколько Иллару еще верховодить, было неясно. Пока решили атаманы раз в три года регулярные выборы проводить, но всегда оставалась возможность ситуации типа Черной Рады. Вслух это не обговаривалось, но собрать могли по аналогии с казацкой Черной Радой, и среди казаков такой прецедент, безусловно, получил бы понимание.

В наше время Атанаса описали бы как «лицо кавказской национальности». Смуглый, с большим крючковатым носом и огромной золотой серьгой в левом ухе, он мог быть как армянином, так и грузином либо представителем еще какой-то нации, бесчисленное множество которых поселилось в Кавказских горах, а затем перебралось к нам, в более спокойные края. Худой, высокий, с пронзительными черными глазами, мне он больше всего напоминал капитана пиратского судна. Оставалось выбить ему один глаз, надеть черную повязку, а его бритую голову с оселедцем спрятать под красную косынку.

Когда мы завели разговор о крепостице, оказалось, ничего конкретного у него на уме нет, но поскольку Иллар монеты с купцов и с меня на постройку крепостей снимает, то грех не воспользоваться, тем более что старый тын стал им откровенно мал. Ссылаясь на гышпанского мастера фортификации, книгу которого якобы читал в своем детстве золотом, нарисовал я план прямоугольной крепости с четырьмя бастионами. Затем подробно растолковал, для каких целей возводятся фланки (участки стены бастиона, перпендикулярные к основной стене), а для каких – фасы (стены бастиона, обращенные в поле и замыкающие пятиугольник).

Естественно, ни в одной книге этого описания быть не могло. В моем мире идея бастионов, как и многие другие идеи, намного опередившие свое время, принадлежала гениальному полководцу, вождю гуситов Яну Жижке. Трудно сравнивать достижения людей, действовавших в различное время, в различных условиях, но, по моему глубокому убеждению, перед ним должны были бы снять шляпы все остальные полководцы. Не хочу много говорить, но он первый, кто на практике доказал, что армия ослов, возглавляемая львом, разобьет любую армию, во главе которой стоит зверь послабее. Читая, как крестьяне под его руководством, бездоспешные, вооруженные пиками и молотильными цепами, громили армии рыцарей, превосходящие их как численно, так и качеством вооружения, я всегда ловил себя на мысли, что читаю фантастический роман, а не исторические факты.

Атанасу понравились мои рисунки, пояснения и новые слова, которые мне приходилось употреблять. Он с удовольствием возложил всю ответственность за проведение фортификационных работ на мои плечи. Причем начал настаивать, что договорится с Илларом о моем временном пребывании в Черкассах. Естественно, с моей стороны об этом не могло быть и речи, но просто так такого атамана, как Атанас, не пошлешь по пешеходно-сексуальному маршруту.

В конце концов, после долгого торга, мы полюбовно согласились, что он мне дает в помощь два десятка казачат моего возраста, веревки, инструмент. Мы с ними проводим разметку будущих сооружений, а я им подробно разъясняю последующие действия. Из приезжих остается еще три десятка. Эти полсотни продолжают работы по намеченному плану, а каждые две-три недели я буду приезжать и контролировать процесс. Казачатам он платит как приезжим – по серебряной монете за десять дней работы. И ребятам заработок, и мне лишний десяток работников останется.

Старый земляной вал с частоколом образовывал квадрат со стороной сто метров. Новые стены решил значительно удлинить, оставив между угловыми бастионами стену в двести метров. Это в четыре раза увеличивало площадь будущей крепости и давало возможность существенно нарастить количество будущих защитников. С другой стороны, двести – двести пятьдесят метров – это оптимальное расстояние флангового огня картечью для артиллерии, которую планирую в будущем установить на этих бастионах.

Стены наметили толщиной пять метров и высотой метров шесть, ров – глубиной три метра и шириной пятнадцать. В будущем его придется расширить и углубить, но в первом варианте и этого достаточно. Нетрудно было прикинуть, что вынуть и уложить в стены сорок пять тысяч кубов земли – это работа для пятидесяти человек года на три, не меньше.

Зато через три года, при наличии артиллерии, мы получим на северо-западе мощное укрепление, закрывающее путь потенциальной польско-литовской экспансии. Как раз впритык. Едва мы закончим в одна тысяча триста девяносто четвертом, как уже в девяносто пятом году нашего спокойного и мирного киевского князя Владимира Ольгердовича уберут и поставят сильного и воинственного Скиргайла. Тот первым делом, согласно летописям, организует поход на Черкассы. Чем там дело кончилось, упоминаний нет, как нет упоминаний о битвах и осадах. Скорее всего, полюбовно договорились. И мы постараемся дело до драки не доводить. И крепость нам поможет. Чем толще стены, тем меньше у князя будет желания утверждать свою власть силой.

Несмотря на ровную местность и возможность привязки к старому частоколу, разметка заняла целый день. Труднее всего было отгонять многочисленных зрителей, чтобы не мешали натягивать веревки и окапывать будущие контуры. Как это не раз замечали люди, тесно связанные со строительством, контуры будущего строения, размеченные на плоскости, всегда кажутся мелкими и неубедительными. Лишь когда начинают расти стены и появляется объем, тогда ты понимаешь, что намечен был дворец, а не курятник. Поэтому многочисленные язвительные комментарии игнорировал и советовал всем задуматься над вопросом, почему дурням полдела не показывают.

На следующий день пришла долгожданная ладья. Добирались они трое суток, на ночь приставали к берегу. Боялся купец в темноте на дерево нарваться или на одинокую льдину, плывущую с северных верховий реки. Купцу нужен был день, чтобы разгрузиться и расторговаться в Черкассах. К нам он планировал отправиться на следующее утро, взяв на борт меня и часть рабочих. Пользуясь случаем, продолжил обучение работников новаторским методам строительства оборонительных сооружений.

В Европе, чтобы добиться вертикальности стен земляного укрепления, фронтальную и заднюю стенки выкладывали из кирпича, а уже внутрь засыпали землю и трамбовали. Кирпича у нас не было, поэтому мы поступали проще. В качестве передней и задней стенки плели тын из лозы, задерживающий землю и не дающий ей расползтись. Нижние колья забивались в землю, верхние затем вплетали в уже сформированный тын и тянули его дальше вверх, скрепляя колья передней и задней стенки растяжками и распорками. Получался своеобразный метод скользящей опалубки. В конце тын штукатурился глиной или песком с известью – и получалась ровная стена.

По такой же технологии в это время казаки строили большинство домов, только стенки там обычно были не больше полуметра. Дерево в степи – проблема, а лоза густо росла возле речушек и озер, там, где и селились люди. Лоза растет быстро, с нею все умели работать. Дом получался теплым зимой и прохладным летом, перекрывался длинными, ровными стволами и накрывался камышом или ржаной соломой. Все материалы были доступными – только собирай и работай.

Но, несмотря на это, вопросов к моему проекту у Атанаса появилось немало. Видно, вечером они долго обсуждали с казаками увиденное, и утром он, не давая роздыху, засыпал меня ворохом вопросов:

– Богдан, ты говорил, высота стены будет четыре твоих роста? Так это мало… любой на такую стену выдерется даже без драбины[23]23
  Лестницы (укр.).


[Закрыть]. Надо бы повыше поднять.

– Батьку, так ты посчитай ров – это еще два роста, – и брустверная стенка с бойницами, за которой казаки прятаться будут и в супостата стрелять, – еще один рост. Это семь таких, как я, друг другу на плечи встать должны, чтобы до верха достать. Ты глянь на ваш частокол – так новая стена, считай, как четыре таких будет. Вот на него так точно любой без драбины заберется.

– А ну заберись!

– На что закладаемся? Давай на десять монет серебром, что ты «Отче наш» прочитать не успеешь, как я наверху буду.

От нас до земляного вала было метров сорок, затем не особо крутой вал метров пять и частокол высотой около трех метров, сложенный из круглых ошкуренных бревен, стоящих впритык. Но небольшие неровности, остатки от срубленных сучков были в наличии, ноге было за что зацепиться, особенно если втиснуть ее в стык бревен. Там даже на трении, вывернув стопу и воткнув ее в стык, можно было удержаться. Также не составляло проблем вбить в стык бревен нож и нагрузить его весом своего тела. Поэтому, имея в руках два надежных ножа и обладая определенной ловкостью, выбраться на частокол при отсутствии активного противодействия особого труда не представляло.

Как мне самоуверенно казалось, обладал я и тем и другим. Более того, уже проделывал такой фокус во время одного из моих посещений славного поселка Черкассы. Пока рассматривал частокол, мне пришла в голову глупая мысль, как взобраться на него, и я тут же ее опробовал. Заняло это у меня ровно пять секунд. Еще шесть-семь потребуется, чтобы добежать до частокола. Чтобы внятно прочитать «Отче наш», нужно секунд двадцать, так что успевал я с большим запасом.