Текст книги "Из животворящей капли крови"

Группа выпустила пар, не стесняясь, принялась рассматривать претендентов на сокращение. Большая часть взглядов была прикована к Саше. В них злорадство. Сочувствия, разумеется, ноль.

Саша, фыркнув, отправилась обедать. Но съесть смогла только сырный суп с шампиньонами. Тело цыпленка табака напоминало ей о трупах. Она представила скрюченный мертвый образ Александра и, подавив подкативший к горлу ком, вышла на воздух.

Все собрались в том же зале ресторана. Роберт раздавал распоряжения. В принципе, адекватные и задающие ускоренный ход следствию. Роза подкрепляла их письменными дополнениями. Роберт вносил коррективы в некоторые из них. Саша вместо ожидаемого увольнения получила особое распоряжение.

– Александр… – Он смотрел ей в глаза, его глаза напоминали две угольные точки, оставленные рисующим ребенком на белой стене. – Думаю, даже после короткого знакомства вы поняли, что он из себя представляет, и уже предполагаете дальнейшие его ходы?

– Если он еще жив, возможно. – Она разглядывала черноту глаз начальника, словно раскладывая на составляющие формулу угля. – Но вряд ли он доминирует в группе беглецов.

– Возможно всё… И мы не можем исключать этого. – Роберт сверкнул острыми кончиками клыков. – Прорабатывайте эту версию! – Он коснулся ее руки. – Мы нигде не встречались?

– Вряд ли. Я дебютант в области расследований.

– Всё, за работу! – закашлявшись, Роберт оглядел Сашу с ног до головы.

Она же отправилась в душ, до конца не понимая, что пытается отчаянно стереть с себя мочалкой: липкий взгляд начальника или ненависть, выраженную в глазах коллег. Сковывало мерзостью и то и другое…

– У меня есть дочь… – Вера искала реакцию в глазах Александра.

– Она сейчас с няней? – Александр запоминал алгоритм приготовления крови.

– Можно и так сказать… – Вера улыбнулась, вспоминая исполнительную преданность Владимира.

Александр складывал колбы и горелки в специальный чемодан с инструментами, предназначенный для химических опытов.

– Звучит не совсем убедительно!

Подняв друг перед другом бокалы, выпили свежесотворенное «знание». Закрыв глаза, они размышляли каждый о своем, получая эмоции, пережитые неделей назад соседкой по кемпингу. Молодая женщина, борясь со скукой, приняла приглашение молодой пары на ужин. Это была ее ошибка.

– Моя дочь далеко не младенец…

– Она одна из вас?

– Ты поразительно догадлив…

– Специфика работы… – Александр закурил. В реальности он не курил, этого на пережитых эмоциях остро хотела жертва. – Меня несколько пугает побочный эффект от принятия «знания»…

– Что именно? – Вера приоткрыла глаза, забирая сигарету из рук Александра и делая глубокую затяжку. – Ты об этом?

– Именно. – Александр глубоко вдохнул свежий воздух, ворвавшийся с порывом ветра в спальню легкой деревянной постройки. – А если жертве на тот момент хотелось кого-то убить, расчленить? Вдруг этого захочется и мне…

– Или вдруг жертва гомосексуальна и садомазохична… – Вера приподнялась на локте, заглядывая в глаза Александра. – В этом случае тебе захочется испытать половое насилие?

– Да, в конце концов. – Александр встал и подошел к открытому окну.

– Это целиком зависит от внутреннего я человека, принявшего «знание», – из полумрака комнаты донесся приятный голос Веры.

– В каком смысле? – Он снова закурил.

– Ну многие люди, будучи гетеросексуальными, сами того не подозревая, подсознательно хотят иметь однополого партнера…

– И?

– И выпивая «знание», сотворенное из крови гомосексуалиста, они пробуждают свое подсознание, скрытые чувства и стремятся к этому… И так во всём! Убийства, маниакальные расстройства, жажда к подчинению…

– Ты что, серьёзно? – Александр развернулся к идущей к нему Вере.

– Более чем… – Она, прижимаясь, принялась «расстегивать» вельвет его рубашки. – Сейчас мы узнаем, кто ты на самом деле… Соседка призналась мне, что не дождалась подругу на прошлый уикенд…

За спиной Александра носились троица летучих мышей. Казалось, они играли: две из них гоняли одну. Теплый ветер доносил аромат цветов, растущих в клумбах. Звуки открытого ресторана кемпингов вмешивались в диалог двух разгоряченных тел.

Одна из мышей, залетев во время игры, выскочила обратно, оставшись незамеченной.

Глядя на бриллианты капель утренней росы, что выделялись, «зажженные» лунным светом, на ровных нитях паутины окна, Вера прижималась к Александру. Они наблюдали, как паук перебегает от одной капли росы к другой.

– Это похоже на меня… – грустно произнесла Вера.

– Чем? – Он потерся головой о женскую шею, как преданный кот о хозяйку.

– Вся жизнь… от одной капли крови животворящей до другой, – Вера усмехнулась. – Не бойся…

– Ты о чем?

– То, что ты спрашивал вчера… – Их глаза были близки. – Ты сам научишься отфильтровывать ненужные тебе эмоции жертвы.

– Все так просто?

– Да, – ее голос спал до шепота. – Я открою тебе формулу «знания», она тоже проста, и ее надо спасать. Мне самой уже не спастись…

С ветки цитрусового дерева сорвалась маленькая стая летучих мышей. Они летели в сторону восходящей звезды. Они летели на восток, выделяясь черными точками в ярком свете солнца.

– Неееет! – в зале кельтского замка раздался рёв дикого зверя. Эхо, сотрясая стены, вырвалось через окна наружу.

Летучие мыши до последнего сидели на плечах и голове хозяина. Но повторный крик согнал их.

– Нет, Вера!

Кулак Владимира, разбрасывая посуду, опустился на стол. Его бледное лицо «разрезала» зловещая улыбка.

В дверях появилась услужливая фигура Адриана.

– Князь?

– Мне нужны лучшие люди, самые лучшие! – Широко шагая, он подошёл к военной карте вековой давности. – Здесь, на юго-западе, в летних домиках находятся мужчина и женщина… Мне нужны их тела, живые или мертвые – мне все равно.

– А синдикат, князь? – Адриан собирал разбросанную по полу посуду.

Владимир расхаживал возле карты. На секунду он замер, закрыв глаза. Улыбка на лице. Открытие глаз. В них блеск азарта.

– А синдикат, Адриан, под контролем, ждём сигнала… – Он достал пузырек, ловя на себе жадный взгляд. – Ждём сигнала.

Адриан, собирая склянки, подполз к ногам Владимира.

– Князь…

Владимир вставил горлышко пузырька в рот пресмыкающегося возле его ног когда-то человеческого существа. Он едва оторвал пузырек, прерывая сосущие звуки.

– Хватит!

Адриан, разгибаясь как пружина, встал перед Владимиром.

– Мне нужна свежая кровь: молодой человек – лаборант или аспирант, занимающийся химическими опытами, не злоупотребляющий, желательно спортсмен…

– О князь, неужели? – Посвежевшее лицо Адриана выражало верхнюю степень преданности. – Вы узнали…

– Нет ещё! – Владимир буквально взвыл. – Но я на пороге. Занимайтесь делами, Адриан!

Едва дверь закрылась, Владимир сел возле окна, на его оголенные руки села небольшая стая летучих мышей. Часть из них присосалась к плоти человека, несколько прыгнули ему на лицо, вслушиваясь в шепот, срывающийся с его губ. Несколько минут – и стая, взлетая, растворилась во мраке окна.

Несколько глотков «знания» – и новая стая мышей облепила Владимира. Одна из мышей сунула голову в рот человеку, коснувшись языка. Улыбка князя.

Срываясь, стая улетает в окно. Владимир провожает взглядом их, ставших черными точками в небе, до полного исчезновения.

Надя с измученным бледным лицом переходила из одной нарисованной мелом пентаграммы в другую. Она раскладывала карты, не выходя за их пределы.

Ее лицо осунулось, губы потрескались. Лицо в тон постельным простыням, на нем темнеют впалые глаза. Оголенная грудь провисла. Кожа тела местами покрывалась «апельсиновой коркой».

Она забыла о «знании». Она искала ответ в картах. Расклад за раскладом.

– Нет, нет… – голос ее повышался до визга. – Этого не может быть!

Надя не верила картам. Это случилось впервые. За прошедшие сутки она неоднократно бросала их в стену. Затем, снова собрав колоду, читала расклад за раскладом.

Предательство окружало ее. Владимир. Мать, слепо доверяющая незнакомцу. Это не укладывалось в ее голове.

– Нет! – Надя села возле зеркала. Оглядев себя в отражении, усмехнулась нахлынувшей на нее старости. Она делала так и раньше. Из отражения смотрела старуха.

– Бабушка? – Надя улыбнулась. – Поговори со мной…

Она тянула морщинистые руки к отражающемуся в зеркале не менее морщинистому лицу. Прародительница привила ей способность гадать на картах.

– Скажи, карты не врут? – ее голос сорвался.

В ответ по щеке морщинистого лица в отражении потекла слеза, засыхая на ходу.

– Почему? – Надя качнула головой вбок.

Старушечье лицо напротив тоже качнулось, размножая отражение. Надя увидела качающие головами лица жертв, каждое лицо освобождало следующий образ на доли секунд. И так друг за другом. Сотни, тысячи…

– Это расплата?

«Бабушкина» голова склонилась, из обоих глаз потекли слезы. Лицо, застывая, превратилось в маску.

Надя ощутила, как ей стало трудно дышать. Она судорожно искала среди косметики пузырек на зеркальном столе. Страх затмил разум. Рука нашла искомое. Несколько глотков. Еще и ещё. Пузырек летит в сторону.

Перед глазами ее морщинистая рука. Морщины разглаживаются, кожа принимает приятный кофейный оттенок. Легкие наполняются. Она улыбается молодеющему отражению.

Мокрой простыней она стирает пентаграммы. Рисует на высохшем мраморе пола одну большую. Каждый скрип мела, каждая черта рисунка вселяет ужас. Но бодрящий ее ужас. Надя зловеще улыбается, шепотом повторяя слова древних ацтекских жрецов.

Повисшие на занавесках мыши срываются, с криком улетая прочь. Надя ухмыляется, слыша это. Заканчивает, соединяя начерченные мелом линии. Лунный свет, проникший в окно «зажигает» половину пентаграммы.

Овальный кабинет живет ожиданием. Члены синдиката перешептываются, рассказывая друг другу странные истории. Все связано с продлением жизни. Все разговоры об одном. Уже не слышно речей о бизнесе, приумножении капитала. Всех интересует одно. Особенно после того, как знание формулы «знания» было фактически в их руках.

– Как это было в первый раз, Рудольф? – обратился в полный голос к старейшине один из молодых членов синдиката.

– Странно… – Седовласый старик оглядел обращенные к нему взгляды. – Шла война, предпоследний ее круг. И мы проигрывали ее, хотя повсюду еще слышались бравады и пропагандирующие лозунги. – Рудольф взглянул на свои сморщенные руки. – В штабах шепот о невменяемости некоторых генералов, разговоры об оружии возмездия. Но в глазах офицеров оттенок поражения. Никто уже не верил в победу. Подсознательно все сдались.

Тишину овального кабинета нарушал только этот хриплый монолог и писк летучих мышей за окном, обращающий на себя внимание только некоторых участников.

– Я тогда сильно пил со своим ослепшим на один глаз другом, он прибыл с восточного фронта. – Выцветшие глаза Рудольфа блуждали в пространстве. – Меня вызвали на допрос одного пленного, не помню уже, кажется, английский летчик. Мартин увязался со мной: он никогда не участвовал в подобном…

Один из обслуживающих овальный кабинет принес три бокала для старейшин. Они до краев были наполнены кровью. Кто-то из молодых поморщился, глядя на то, как они пьют эту субстанцию.

Раздался шорох возле окон овального кабинета. Но на это мало кто обратил внимание.

– …Летчик требовал соблюдения конвенций и всего такого…

Среди некоторых собравшихся одобрительный гул, видимо, англичан.

– Но, повторюсь, шла война, и мы были по разные стороны, – не обращал внимания на гул Рудольф. – Мы смеялись… и били пленного, пили снова, и снова все повторялось… В один момент летчик на чистом немецком призвал Мартина склонится к нему. Руки пленного были стянуты за спиной, и моему другу ничего не угрожало. Я вышел по нужде. Услышав нечеловеческий крик, я вбежал в кабинет – Мартин лежал возле ног пленного, трясясь в конвульсиях, его шея импульсивно кровоточила. Рот пленника был в крови, и он хохотал, как сумасшедший. Я застрелил его…

Гул неодобрения не вызвал никакой реакции у Рудольфа.

– … Мартин укусил меня, когда я посетил его в госпитале. С того дня я его больше не видел, но жизнь моя полностью поменялась…

Снова шорох за окнами и шелест крыльев улетающих летучих мышей.

– И с того само дня…? – Самый молодой из собравшихся закусил губу.

– И с того самого дня я пью человеческую кровь, и это помогает мне жить…

– И жить дольше, чем положено? – голос молодого человека дрогнул.

– Если хотите, да… – Старик вздохнул, глядя на сидящего по правую руку от него такого же старейшины, как и он. – Но кто не хочет жить? Назовите… Псих или уставший от невыносимой боли пациент? Их единицы…

– Но доноры, приносящие кровь в клинику, надеются, что она спасет чьи то жизни… – Юрген, вглядываясь в темноту окна, поерзал на стуле.

– Так и спасают… – Рудольф вздохнул. – Мою! И не в нашем обществе, Юрген, полемизировать на тему этических норм, раз уж мы все здесь собрались…

Взгляды собравшихся метались от Юргена к Рудольфу. За окном же метались, шурша крыльями, летучие мыши.

– Я и так толерантен: не вскрываю артерии жертвам и не убиваю, сливая кровь человека, введя его в гипнотический транс…

– Это лишь финансовый вопрос, – Юрген негодовал, взглядом ища единомышленников. – Не имея средств для покупки донорской крови, вы бы сейчас вскрывали человеческие сосуды тел в темных переулках гетто, забыв о своих…

– Послушайте, молодой человек! – Третий старейшина, сидевший не за столом, а в кресле-каталке возле окна, привстал на больные ноги. – Не стоит судить о людях и их поступках, не примерив на себя их шкуру…

– Оставьте, Франц! – Рудольф приподнял руку, призывая к примирению. – Молодой человек слишком молод…

– Да, молод, – гордо приподнял подбородок Юрген, – но уже достаточно стар, чтобы помнить своего деда – отставного оберлейтенанта, потерявшего глаз в боях за великую Германию. И выходящего по ночам в город…

– Мартин? – голос Рудольфа дрогнул, заставляя вздрогнуть собравшихся.

Только не Юргена – тот стоял возле окна, вглядываясь в глаза и острые зубы повисшего вверх ногами маленького зверька.

– Да! – Сталь глаз молодого развернувшегося человека пронзила Рудольфа, расстегивающего ворот белоснежной рубашки.

– Что с ним стало? – прохрипел старейшина.

– Ему вбили осиновый кол в сердце и… в глаз на всякий случай. – Юрген снова посмотрел на внимательно следящего за ним зверька, забыв про слушающую его аудиторию. – Но что парадоксально, это сделали одни из основоположников этого общества…

– Я… Юрген… – Рудольф вскочил, хватая воздух ртом. – Я не имею к этому никакого отношения…

Тяжело дышащего старика вынесли на руках. Едва дверь закрылась, все взгляды были обращены к человеку, стоящему возле окна. Юрген протянув руку к летучей мыши, улыбался ее легким укусам.

– Франц, достопочтенный Франц, – голос Юргена был наиграно ласков, – вы же не станете отрицать растрату денег сообщества четверть века назад с последующей пропажей бухгалтера и его записей? Вам предоставить некоторые свидетельствующие об этом документы?

Под страдальческий крик старейшину запихали в его же коляску и вывезли из кабинета.

Последний из старшего поколения под тяжёлым взглядом Юргена поднял обе руки вверх.

– Я никогда не был консерватором, и мне не чужды новые веяния.

Юрген, отвернувшись, столкнул мышь с окна. Та, взлетая, растворилась в густоте вечернего мрака.

Вера и Александр не спеша катили по темным улицам. Зажженные фонари кадрами освещали сюжеты жизни маленького городка. Красивые женские ноги лежали на торпеде автомобиля.

Веру пьянила романтика. Словно первое свидание, настоящее, как когда-то давно. Те же эмоции, тот же мандраж. Она не понимала, что в Александре не так. Ничего особенного – простой, прозрачный, как вода. Может, именно это и подкупает, словно чистой монетой?

Весь романтический хмель Веры внезапно оттеняется тревожным импульсом ее неповторимой интуиции: темный автобус возле станции вокзала.

– Здесь направо! – голос ее ломается в крике.

Поворот руля. Визг колес. Темная арка. Светящиеся глаза Александра, отражающие свет панели приборов.

– Кто это?

– Я не знаю, но враги однозначно… – Тоска засветилась в глазах Веры.

– Что делать?

– Банально бежать.

– А если…?

– Не получится!

Они нашли придорожную гостиницу. Вера устало села в кресло, поджав под себя ноги, словно пряча их от невидимых врагов. Александр раскладывал вещи. Инструменты.

В дверь постучали. Они посмотрели друг на друга.

– Кто там?

– Сосед. В вашей машине есть ремкомплект?

– Да, – ответила Вера, однозначно взглянув на Александра.

В дверях стоял молодой человек. На лице Веры маска спокойствия. Она крутила снятой с шеи цепочкой с кулоном. Взгляд незваного визитера приковало это вращение…

…Александр складывал инструменты. Вера, откинувшись на кресле, «переваривала» не совсем положительные эмоции жертвы.

– Неужели так просто?

– За эту простоту тысячи людей отдали свои жизни. – Вера подавляла в себе мутящую ее зависимость от алкоголя только что павшей жертвы. – И помни: семь капель крови не жертвы(!) в конце, с интервалом в минуту.

Створка раскрывшегося шире окна стукнула о фасад. Плавно опустилась легкая занавеска. Шорох и писк улетающих летучих мышей.

Страх проник в каждую клетку Веры. Она едва смогла пошевелить скованным телом. Посмотрела обреченно на занимающегося приготовлениями Александра. Он ничего не заметил. Значит, не понял масштаба. Хотя и не смог бы.

– Не-е-ет! Мама…

В освещенной свечами комнате пустого темного дома Надя, лежа на полу, стирала намокшими от слез волосами мел пентаграммы. Колода карт рассыпана у стены.

– Семь капель крови с интервалом в минуту, – повторил Владимир.

Лицо князя осветила зловещая улыбка. Летучие мыши, срываясь с его головы и тела, улетели через окно кельтского замка.

Саша дремала в салоне микроавтобуса. Болтовня двух ее коллег угнетала. Их профессиональные качества не интересовали Сашу, они ей отвечали тем же: группа из трех человек разделилась на две. И Саша не была доминантом. Ее назначение старшей было встречено с явным скепсисом.

Сутки в пути. Маршрут координировался в дороге. Неизвестно, по каким ориентирам. Но звонки поступали с четкой периодичностью.

– Это здесь!

Саша «проснулась», споласкивая лицо минеральной водой из бутылки. Кожа приятно заскрипела.

– Что здесь?

– В 23.00 подозреваемые поселились в номере, – прохрипел один из компаньонов.

– И? – Она массировала лицо руками.

– Надо брать!

– Делов-то! – Саша аккуратно открыла дверь и, мягко ступая, вышла на улицу.

Тусклые фонари. Мрачный силуэт гостиницы. Треск саранчи. Аромат плодоносящей яблони.

Вооруженные пистолетами коллеги обогнали Сашу и двигались впереди, как бойцы спецподразделения. Это вызвало у Саши усмешку. Но ненадолго: крик, потрясший затихшую окрестность, вселил в нее ужас. Каждый из впереди идущих присел на колено. Затем, синхронно поднявшись, они бесшумно двинулись дальше.

Возле входа в гостиницу ей указали жестом оставаться снаружи. Саша не оспаривала. Даже порыв теплого ветерка вызывал у нее дрожь. Теперь она смотрела на уходящие вглубь здания тени, как на единственных близких ей людей, оставшихся на земле. Промелькнул в памяти образ Александра. Но легкое усилие помогло его забыть. Скорее, страх стер его образ. Страх перед неизвестностью.

Саша услышала шорох в кустах сзади. Света фонаря было недостаточно, чтобы рассмотреть производящего шум. Это-то и толкнуло ее следовать за коллегами.

Стойка ресепшена окроплена кровью. Стена и зеркало – тоже, словно кто-то полил из бутылки.

Дрожь сменилась тряской всего тела и обильным ледяным потоотделением. Но шорох за незакрытой входной дверью толкал Сашу дальше. Прямо по полутемному коридору.

Послышалась отрывистая речь и шум борьбы. Крик. Падение тела. Ещё…

Саша застыла на месте. Скрип двери номера за спиной. Сильные руки развернули ее тело. Белеющее в полумраке лицо было ужасным. На подбородке следы крови. Глаза выражали удивление.

– Люблю сладкое на десерт… – Изо рта пахнуло помоями.

Клыки впились в шею Саше. Теряя сознание, она услышала бой часов. Она успела насчитать три удара.

Кто-то еще дергал ее тело, шею, или, может, это показалось ей.

Сквозь мутную пелену открытых глаз она увидела Александра. Его лицо встревожено. Он протянул к ней руки. Саша в попытке подняться к нему навстречу погрузилась в «темноту бессознательного».

– Это она? – донесся до нее женский голос из темноты.

– Да… – Александр осмотрел кровоточащую рану на шее девушки. – Она умрет?

Бледное лицо Саши, лежащей на кровати номера, выглядело предсмертной маской.

– Когда-нибудь… – Вера следила за заботливыми движениями Александра, закусив губу. – Нам нужно убираться отсюда…

– Они вернутся?

– Не сейчас. – Вера отвернулась к окну, в стеклах которого играл свет восходящего солнца. – Они приходили за мной. У нас еще целый день в запасе, но сюда придут ее коллеги, как и твои, впрочем, бывшие.

Александр поднял тело девушки на руки. Вопросительный взгляд его глаз застыл на Вере. Она поняла: дальнейшее, что касается девушки, не обсуждается.

Может, она допустила ошибку ранних откровений? И Надя была права?

Нет, она почувствовала бы это…

Улыбнувшись, плотно сжав губы, Вера взяла ключи от машины из кармана брюк Александра.

Коридор. Нелепо раскиданы тела. Стоны, мольба.

– Что будет с ними?

– О них позаботятся врачи. – Вера, открывая двери машины, оглядывалась по сторонам. – С каких пор тебя стали волновать человеческие жизни?

– Может, с момента, когда я взял на руки полуживое тело небезразличного мне человека…

Александр уложил Сашу на заднее сиденье автобуса. Из шейного выреза ее футболки вывалился кулон с изображением. Александр не заметил украшение. Но оно не скрылось от внимания Веры. Она, посмотрев на лик, высеченный на слоновой кости, улыбнулась.

Замелькали постройки. Заправка. Придорожная лесополоса. Большая развязка дороги.

– Здесь лучше на север. – Вера снова улыбнулась, закрывая глаза.

– Что-то случилось? – Александр, выбрав нужное направление, с удивлением взглянул на Веру.

– Наверное, что-то случилось, – ответила та, не открывая глаз. – Хотя, кажется, что нет… Или, может, хочется, чтоб так казалось…

– Что за привычка так все конкретизировать? – Александр взглянул через зеркало на Сашу и набрал крейсерскую скорость.

Вера, улыбаясь, погрузилась в дорожную дрёму.

Владимир расхаживал по залу кельтского замка, ставшего уже его резиденцией. Он останавливался у разожженного камина и грел озябшие руки.

За столом кипела работа. Адриан. Он быстро согласился готовить одну из составляющей «знания». Он всегда был готов съедать крошки с барского стола. Теперь, что-то насвистывая, он звенел колбами, погрузившись в работу.

Владимир с ухмылкой на лице проглотил сообщения о неудачной попытке ликвидации Веры. Столкновение с членами разыскной группы спасло жизнь ей и ее новому спутнику. Их посланники прятались от дневного света в подвалах заброшенных зданий небольшого городка. Они будут активны ночью. Как, впрочем, и его маленькие слуги.

– Это даже к лучшему…

– Что, князь?

Владимир оторвал взгляд от языков пламени огня. Понимание того, что мыслит вслух.

– Я говорю: «Это даже к лучшему, что у тебя оказались скрытые способности в приготовлении субстанции». – Он ухмыльнулся, взглянув на спящих летучих мышей, повисших в темных углах высокого потолка зала. – Не пришлось оставлять, а значит, и посвящать во всё этого химика.

– У меня всегда была тяга к знаниям, князь, – раздалось сквозь звон склянок.

– Или жадность к «знанию», а, Адриан?

– Не скрою… – Трансформируясь из дряхлеющего кровососа в гиперактивного молодого человека, Адриан выглядел счастливым. – Это лучшее из того, что случалось в моей жизни. Даже с учетом получения статуэтки за лучшую второстепенную роль.

Владимир громко рассмеялся. Эхо его голоса волной колыхнуло темную массу спящих крылатых кровопийц.

– У меня все готово!

Владимир взглянул на металлические колбы и пузырьки.

– Этого нам хватит на три дня, максимум на пять…

– Князь! Может, некоторые из наших людей достойны…

– Нет! – оборвал Владимир, снова волнуя стаи летучих мышей. – Только в экстренных случаях, когда это необходимо для выполнения особых задач…

Гнев Владимира заставил слегка дрожать Адриана. И склянки, стоящие на столе. Когда звон стекла прошел, Адриан заговорил.

– Я понимаю вас, князь… – Он вздохнул и принялся укладывать металлические сосуды в холодильную камеру с кодовым замком. – Но это может привести к некоторым недовольствам…

– Осиновые колы и серебряные пули всегда быстро подавляли все недовольства среди вашей братии!

– Да, князь… – Адриан отвернулся, пока Владимир набирал код замка. – Отозвать людей, не справившихся с задачей?

– Нет, – Владимир улыбнулся посещаемым его мыслям, – они способны преследовать их ночью, это тоже большой плюс.

– В этом есть необходимость? – Рука Адриана потянулась к остаткам «знания» в лабораторных колбах.

– Я знаю, куда и к кому она придет в итоге. – Он кивком позволил Адриану допить остатки. – Это неизбежно…

– Хорошо, князь, это ваша игра…

– Это не игра, это жизнь. – Владимир и сам глотнул «знания». – Но жизнь без цели и становится игрой…

Солнечный свет проник в комнату. Надя тяжело отходила ото сна. Щурясь солнцу, она потянулась, как кошка. Помотала головой, стряхивая с себя остатки ночного кошмара.

Но сознание приводит к мысли, что происходящее – реальность, а не кошмар. Карты не лгут. И никогда не лгали…

«Ты по-прежнему молода и красива… – Надя, улыбаясь, смотрела на себя в зеркало. – Тогда ты тоже была молодой и красивой… Ветреной и недальновидной… Владимир! – Она увидела морщинки в уголках глаз и глотком «знания» разогнала их по свежеющему лицу. – Перфекционизм, маниакальный перфекционизм… – Подвела карандашом губы, затем, сжав его в кулаке, сломала о зеркало. – Как долго ты скрывался под маской верного и заботливого, м-м-м Владимир… За ошибки прошлого приходится платить настоящим.»

Надя, с легкостью вскочив, сорвала каминную кочергу со стены и, взобравшись на подоконник, согнала висевших в тени под самой крышей летучих мышей. Писк, шелест крыльев.

Она крутанулась, держась за раму окна, напоминая шаловливого ребенка. От дитя ее отличали выбившиеся из-под шелка халата взрослые формы тела.

– О-о-у-у! – Надя олицетворяла радость победителя.

Летучие мыши, прижимаясь к земле, нырнули в густой орешник. Шелест листьев и крыльев.

Она затянула каштановые волосы в крепкий узел. Разложила кельтский расклад и, стянув шелк воротника на шее, улыбнулась.

«Месть, Владимир? – Ее глаза зловеще светились. – Ты еще не знаешь, что такое месть…»

Стоя возле зеркала, Надя, сжав губы, осмотрела количество запаса «знания» и, сунув его в дорожную сумку, послала воздушный поцелуй своему отражению в зеркале.

«Прости, бабушка… и все остальные. У каждого свой путь…»

Во взятой напрокат машине она ехала навстречу грядущему. Навстречу появившейся на горизонте луне, которая повисла медалью «за отвагу» на чернеющем кителе неба, изрешеченного звездами. Она помнила войны и периоды оккупации. Тяжелое время. Время нехватки крови и крушения надежд. Потери близких…

Надя не сняла солнцезащитные очки в момент, когда все поглотили сумерки. Она напевала привязавшийся куплет о «серости всех кошек ночью».

План мести, реалистично реализованный в мысленной проекции, раскидал образы мертвых тел. Беспомощных кукол. Она видела тысячи подобных за свою жизнь. Они лежали перед ее глазами в нелепых позах. Надя только поменяла лица этих тел. Лица, которые стали ненавистными.

На плавном повороте шоссе, уходящего в гору, голосует человек. Девушка. Надя, останавливаясь, улыбается. Но улыбка ее меркнет: в салон проникает смуглое лицо полукровки. Тело сводит судорога, но она натягивает маску приветствия на лицо.

– Извините, до пересечения 166 и 207 не подбросите? – В карих в зеленую крапинку глазах мольба. – У меня немного денег и две бутылки отличного домашнего вина…

– Как далеко это?

– Всего лишь около полусотни километров. – В глазах девушки загорается огонек надежды.

– Какая жалость, – Надя сжимает губы, – мой съезд на плантацию отца в равнине, уже через три километра, может следующие за мной автомобили…

Девушка, словно увидев что-то в лице Нади, отшатнулась от автомобиля.

– Да, наверно, это бессмысленно…

Надя, рванув автомобиль вперед, бросила взгляд на тонкую фигуру, одиноко стоящую на дороге в сете луны.

– Какая редкость, – проговорила она, добавляя музыки в колонках, – радикально расистские взгляды ограждают от опасности представительницу смешанной крови… Какое милосердие, Надежда.

Очередная ее улыбка была посвящена следующему путешественнику автостопом.

– Пересеченье 166 и 207…?

– Километров пятьдесят отсюда? – Надя выдохнула дым электронной сигареты и, увидев кивок согласия, убрала сумку с пассажирского места.

Молодой человек забрался в салон, благодаря и кладя рюкзак на заднее сиденье. Надя, трогаясь с проворотом, взглянула на благородную бледность его кожи. Сглотнула слюну. Улыбка парня, понявшего все по-своему.

Молодая пара в авто. Улыбки на лицах. Взгляды смущения. Автомобиль, безвозвратно увозящий его к смерти в надежде на любовь, ее – к жизни через смерть человека, с одного взгляда влюбленного.

«Смерть любимым…»

– Отличный девиз, Надежда, – она стёрла кровь с губ. – Теперь с ним по жизни!

Влюбленность Александра угнетала Веру. Она ревновала и негодовала. Чувства, притупленные веками, всколыхнулись.

Быть отвергнутой ее не пугало. Это столько раз случалось за ее долгую жизнь. И столько раз она отвергала сама. Но она всегда хладнокровно манипулировала обстоятельствами и своими чувствами. В данном случае это было невозможно. Интуиция говорила о том, что в объекте ее ревности заложено их спасение. И образ на шее девушки подтверждал ее интуитивные догадки.

– Когнитивный диссонанс, бл…дь!

– Какой странный симбиоз… – Удивленный взгляд Саши был подкреплён не менее удивленным взглядом Александра.

«Эти одноименные разнополые люди, вызывающие противоположные чувства, ещё и удивляются одновременно… Каково?»

– Извините, – Вера выразила чувство стыда на лице, – ненормативная лексика иногда выбивает обрывки моих мыслей в речевой аппарат… Это происходит непроизвольно.

– Как мило, – голос Александры был еще слаб. – Правда, милый?

– Да, милая… – Александр помогал девушке принять более удобную позицию на заднем сиденье.

– Я поведу! – Вера стиснула зубы до хруста.

Как и управлять чувствами, управлять автомобилями Вера научилась за век идеально. Начиная от механических колясок с огромными колесами, заканчивая дорогими болидами известных брендов. Она сливалась с ними воедино, считая себя их продолжением.

Она улыбнулась четырехполосной магистрали, заполненной автомобилями несмотря на позднее время. Вера начала с полосы разгона, вливаясь в поток, светящийся галогеновой оптикой.