Текст книги "Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть вторая"

Ли не слишком любил гостей, то есть тех, у кого достает времени и нет важного – для графа Савиньяка – дела. Фок Варзов был важен, и Лионель усадил маршала за обеденный стол. Время было подходящим, а решения можно принимать и за тарелкой, и в постели у красотки. Марианну это задевало, прочие дамы были слишком поглощены собой, чтобы заметить ставший отсутствующим взгляд.

– Вас здесь больше нет, – бросила однажды ныне мертвая женщина, – так потрудитесь одеться и уйти. Или вернитесь.

– Я вернусь послезавтра, – пообещал Савиньяк, а вечером в конюшне Капуль-Гизайлей ржали лучшие в Олларии рысаки. Это было не извинением – платой за подмеченную ошибку; баронесса это поняла, она многое понимала…

– Вас здесь до сих пор нет. – С прошлым пора кончать, а выставить Вольфганга с Мельникова луга можно лишь одним способом. Савиньяк отодвинул бокал, хотя Бертрам ратовал за красное вино не только перед обедом, но и после него. – Господин фок Варзов, потрудитесь, наконец, покинуть берег Эйвис! Я тоже должен знать одну вещь. Сколько правды в том, что вас пытались втянуть в мятеж Борна, а вы отказались, но сохранили разговор в тайне?

– Что за чушь?! – памятный с юношеских лет кулак грохнул по столу, расплескав слишком полный бокал. – Я всю жизнь воевал с дриксами, алисины прихвостни это знали!

– Главное, это знал Сильвестр. – И не только это – часть показаний Борна незаметно исчезла, и устроить это мог только кардинал.

– Сильвестр в могиле, теперь решаешь ты… Надеюсь, ты понимаешь, что я не стал бы молчать, хоть и с доносом бы не помчался. Сам бы сделал; здесь, на севере, можно не оглядываться на многое.

– Торка есть Торка, как говорят бергеры. За нее! – Пригубить вина, улыбнуться, поставить свой бокал рядом с бокалом бывшего командира. Выпито или пролито, неважно, главное, сколько осталось. – Господин маршал, надеюсь, вы понимаете, что Западной армией сейчас командует мой брат, а подчинять вам тех, кто рассыпан по всему северу и западу и держит заставы на Кольце, бессмысленно? Ваш опыт не будет востребован, а здоровья уйдет много. И вот что я хочу вам предложить. Смотрите…

Карту Ли разворачивал долго и вдумчиво. Когда он станет даже не вторым, пятым, он тоже не захочет, чтобы на него в такой миг смотрел бывший подчиненный. Тщательно расчерченный лист неспешно разлегся на столе и был придавлен бронзовыми грузиками. Теперь достать грифели и освежить бокалы. Два маршала, полтора часа откровенности и еще не ополовиненная бутылка… Даже с учетом лужицы. Удручающе, как сказал бы Рокэ. Поднял бы бокал, посмотрел бы на свет и сказал…

– Сударь, – неспешно начал Савиньяк, – думаю, для вас очевидно, что ситуация с дриксами разрядилась лишь на время. Сейчас их гарнизоны расставлены от Мариенбурга до Доннервальда, вдоль всего среднего течения Хербсте. Расставленные Бруно части держат все приличные переправы вплоть до Южной Марагоны, к тому же я не могу сбросить со счетов Горную армию, годами рвавшуюся в Ноймаринен. Это до сорока тысяч опытных солдат, а перемирия их командующий не подписывал. Удалось ли Бруно сунуть горного гусака в свою корзину, неизвестно. Удалось – отлично, а если нет?

– Я бы исходил из худшего. – Вольфганг принял предложенный тон, и это было хорошим признаком. – Через горы зимой не пойдешь, но Торка кончается в Ноймаре. Насколько мне известно, у нас почти нет войск, прикрывающих Старую Придду с севера.

– В них не нуждались. – Иногда полезно напомнить о том, что ошибки не было. – Дриксы стояли западнее, в Гельбе, и северо-восточнее, на перевалах в Торке, сейчас положение изменилось. Пусть не вся Горная армия, но отдельные отряды могут появиться в верховьях Хербсте и там закрепиться.

– Рано или поздно придется отбирать назад все, что я оставил, – не дрогнув, произнес фок Варзов, – и чем лучше будут наши позиции перед возобновлением войны, тем дешевле мы отделаемся.

– «Гуси» еще не все, у нас хватает и собственной дряни. – Из тех, кто на севере и не занят, Вольфганг – лучший, и хватит тянуть из него жилы! – По моему приказу третий месяц собирают сведения о мародерах. Можно считать доказанным, что банды и бандочки стремятся на запад и северо-запад. Чем дальше, тем их становится больше, к весне это может стать хорошей зубной болью. В середине Осенних Ветров я начал формирование нового корпуса. Солдаты, капитаны и полковники для него есть, но самостоятельное дело им не доверишь, так что командование я хотел бы поручить вам. Располагаться будете между Старой Приддой и Доннервальдом, ближе к границе. Полагаю, где-то здесь – в Митте или Падеборне. Места для вас почти родные, я воевал восточней и всего пару лет, так что с местом дислокации решать вам.

Нужно как можно быстрее организовать постоянное наблюдение как за дриксами, так и за нашей стороной. В случае появления каких-то угроз вам придется действовать сразу, не дожидаясь приказов. – Было б логичным добавить, что абы кому право на самостоятельность давать нельзя. Тут и опыт нужен, и привычка решать, и осмотрительность с осторожностью, только после Мельникова подобное показалось бы сразу и недоверием, и попыткой утопить невезучего старика в комплиментах. Ли просто передвинул карту, и Варзов в нее уткнулся.

– Какова общая численность корпуса? – деловито уточнил он.

– Десять тысяч сейчас и до пятнадцати – к весне. Основная часть – набранные в последнее время в западных и северо-западных землях новобранцы, три тысячи уже собраны в Тарме, еще пять – в Лангеншварце. Из частей Северной армии, помогавших ноймарам в горах, уже выделены три пехотных полка, один драгунский и артиллерия. Кроме того, я просил герцога отрядить до двух тысяч ноймаров. На «волков», понятное дело, не рассчитывайте, но новичков не пришлют.

– Это хорошо. – Фок Варзов все больше напоминал старого коня, радостно хватающего трензель. – Я попробую поднять еще людей. В Торке немало тех, кто хоть и не молод, еще не одряхлел, тысячи две-три точно откликнутся. Этих учить не придется.

– Немалую пользу вашему корпусу принесет барон Катершванц, он уже на месте и занимается обучением новобранцев. Если принимаете мое предложение, готовьте приказы по корпусу и полный список ветеранов, которых хотите созвать.

– Я начну немедленно, – пообещал фок Варзов, уже завладевший грифелем, – но почему не Ариго? Он показал себя более чем достойно. Собственно, остатки Западной армии спас он. Ему пора…

– Становиться маршалом? – Ли приподнял бокал. – Почему бы и нет? Ариго – отличный командир авангарда, он быстро решает и быстро передвигается. Вы будете стоять, учить и ждать, Ариго – догонять.

– Заля?

– Маршальскую перевязь. Вам что-то говорит имя фок Дахе?

– Разумеется. Отличный был офицер… Лет пять назад вышел в отставку по ранению. Что с ним?

– Подал рапорт о возвращении в армию, и я его просьбу удовлетворил. Возьмете хромого полковника к себе, или Сэц-Алан подыщет ему что-нибудь полегче?

Фок Дахе был незамедлительно взят, а бокал благополучно допит; пошутив на сей счет, Лионель вновь потянулся за вином. О Рокэ старый маршал больше не вспоминал, о Мельниковом луге тоже.

Алва и отставший не меньше чем на пять корпусов Валме выскочили из-за словно бы сияющей гряды и понеслись дальше, в золотисто-синюю даль. Робер проводил всадников взглядом, с трудом сдерживая Дракко и себя. Хлебнуть ветра и солнца хотелось отчаянно, а полумориск не догнал бы разве что Моро, только после скачки они с Вороном будут обречены на настоящий разговор. В сотый раз обсасывать сны и мятежи невозможно, а Рокэ должен знать и об убийстве, и о фальшивом проэмперадорстве, и о брошенных в гроб маках. Рядом завозился подзабытый Ларак, и Робер обреченно повернулся. Родич Эгмонта выглядел еще несчастней, чем обычно.

– Я осознаю, – почти прошептал он, – что Алва – исчадье Заката, но он мне нравится, причем с каждым днем все сильнее. Это ужасно.

– Почему? – бездумно откликнулся Эпинэ. Ларак не первый раз облегчал душу и был слишком хорошо воспитан для монолога, а посему нуждался в собеседнике – благородном и заинтересованном; ну или хотя бы напоминающем такового. Последнее у Робера как-то получалось, граф, во всяком случае, не умолкал.

– Нельзя остановить начавшееся падение, – надорец вздохнул, как вздыхают немолодые обозные кони. – Я не думал святотатствовать, я всего лишь полюбил. И вот я нарушаю сперва святость брака, затем незыблемость священной ненависти…

– Простите, незыблемость чего?

– Так сейчас не говорят, но Надор незыблем в своей верности долгу, а, значит, и в ненависти к врагам Талигойи. Мы с этим росли, Эгмонт и я, только кузен остался верен завету предков, а я дрогнул.

– Если вы о Вороне, – поспешно уточнил Эпинэ, – то я слишком ему обязан, чтобы ненавидеть.

И еще Алву любила сестра, но этот секрет не для Ларака, хотя правда о королеве примирит надорца если не с Рокэ, то с собственной совестью, которой у чудака слишком уж много.

– Как же я вам завидую! – Графа одели по-адуански, и все же он умудрялся выглядеть старомодным. – Чувство благодарности естественно, иногда оно позволяет отказаться от вражды, тем более что спор почти завершен. Мы проиграли, лучшие погибли, вы и Темплтон смирились, а я слишком слаб и дурен происхождением, чтобы удержать меч и поднять знамя. Мои надежды на счастье неуместны и оскорбительны для мертвых. Вы же знаете, моя супруга и единственный сын погибли в Надоре…

– Я знал виконта, он был смелым и умным человеком.

– Благодарю вас, – голос Ларака дрогнул, но церемонно наклонить голову граф не забыл. – Вы движимы лучшими чувствами, однако Реджинальд… Он был добрым, он любил родных и всей душой веровал в Создателя, но он отказался от воинской службы из-за неспособности к ней, и дело было не только в чрезмерной корпулентности. Реджинальд боялся тягот походной жизни, за что ему выговаривали и матушка, и кузина.

– Реджинальд не боялся говорить правду! – гаркнул Робер и сам себе удивился. – Ваш сын вступился за горожан, и он принял участие в заговоре… Вместе со мной и Айрис. Мы собирались сдать Олларию Савиньяку и освободить Алву.

– Вот даже как… – Ларак печально поправил шапку из овчины. – Сперва Кэналлийским Вороном был очарован Реджинальд, потом бедная Айрис и, наконец, я сам. Теперь я слышу ваше признание, а ведь еще был Юстиниан Придд…

– И Валентин.

– Вы говорите о наследнике Приддов?

– Валентин – герцог и полковник талигойской армии.

– Простите, я упустил из виду некоторые прискорбные события. Значит, и Волны тоже. Устоял только Дикон, хотя меня это удивляет. Он был таким податливым, таким впечатлительным мальчиком… Бедный малыш. Если б только мы знали, где он!

– Ричард сам решил… уехать, – как назло, отряд тащится шагом, нет бы сменить аллюр. На рысях не очень-то поизливаешься.

– Дикон не мог иначе! У него не осталось ни дома, ни государя, и он слишком горд, чтобы просить прощения. Герцог Алва должен его найти! Он не пеняет даже вам, а эр обязан защищать своего оруженосца.

– Алва освободил Ричарда от клятвы. – Что будет, если Рокэ найдет убийцу Катари? А что будет, если это выпадет тебе?! – Я не знал, что Реджинальд встречался с Вороном.

– Это тайна, – признался с очередным вздохом надорец, – но мы с сыном были очень близки, а Наль в свой последний приезд пытался меня во многом переубедить. Вам я расскажу!

– Так ли это нужно сейчас? – Робер привстал в стременах, надеясь увидеть хоть что-то, пригодное для немедленного обсуждения. Не было ничего, даже облаков на горизонте.

– Реджинальд бы этого хотел, – решил за покойного сына отец, – он так вас уважал! Он умолчал о вашем… предприятии, но теперь я понимаю, почему Наль заговорил об Алве – он меня готовил. Я был просто потрясен.

Ларак уставился на собеседника в ожидании отклика, и Робер обреченно спросил:

– Могу я узнать, чем?

– Тем, что мой сын обратился к Ворону за помощью. Требовалось во что бы то ни стало предотвратить дуэль, которую Ричард бы не пережил. Сперва Наль пошел к кансилльеру… Еще одна страшная, невосполнимая потеря!

– Судя по всему, Штанцлер спасать Дикона не стал.

– Эр Август не счел себя вправе вмешиваться в дело чести. Он обещал предупредить герцога Алва подметным письмом, только письма так ненадежны… Реджинальд решился на личную встречу и отыскал Первого маршала Талига в гвардейских казармах. Кэналлиец уже все знал от людей, которые тайно охраняли Ричарда, тем не менее гостя он не отпустил. Понимаете, сын страдал от того, что предает кузена, хоть и ради его же спасения, герцог Алва с этим не согласился. Они проговорили больше часа, только это еще не все. Вы ведь слышали про Октавианскую ночь?

– Разумеется.

– Святого Оноре спас… почти спас мой сын. Беседа в казармах произвела на Реджинальда столь сильное впечатление, что в минуту опасности он решил укрыть преосвященного в доме Кэналлийского Ворона. Мой сын надеялся, что слуги во главе с неким Хуаном, чьей обязанностью было защищать Ричарда, найдут выход, но этого не потребовалось, потому что вернулся господин.

– Об этом я слышал.

– Так жаль, что епископ Оноре погиб. Представляете, госпоже Арамона удалось смягчить сердце кузины, пересказав ей проповедь преосвященного… Кузина винила герцога Алва как в бедах Талигойи, так и в своем несчастье, которое не исчерпывалось вдовством. Она была немыслимо одинока.

Об этом Робер тоже слышал, причем не единожды. Печальный граф вбил себе в голову, что быть счастливым, когда несчастны Окделлы – предательство и подлость. Ларак рвался к любимой и при этом жестоко страдал, а с ним вместе страдал вынужденный слушать о Мирабелле Робер.

– Конечно, – с грустью признавал надорец, – кузина не умела располагать к себе, как умеет герцог Алва, но ее ненависть родилась из репутации герцога и неудачной шутки Эгмонта. Кузина всем сердцем была предана сперва мужу, затем его борьбе и, наконец, его памяти, но лишь две женщины смогли в полной мере устоять перед роковым обаянием Ветра – ее величество и госпожа Арамона. Кузина Мирабелла… Эгмонт предпочитал появляться в обществе без супруги, однако незадолго до восстания герцогиня Ноймаринен пригласила герцогиню Окделл лично. Эгмонт не мог ничего сделать. Вы понимаете?

– Наверное… – невпопад пробормотал Робер, пытаясь сосредоточиться на ушах Дракко. – Этикет есть этикет.

– Получилось ужасно, – Ларак понизил голос, – ведь Эгмонт встретил в Ноймаре свою былую любовь. Я стал свидетелем этого кошмара. Кузен был столь потрясен, что не успел поддержать подвернувшую ногу супругу. Мирабелла упала и повредила щиколотку. Случившийся рядом герцог Алва, отринув приличия, отнес ее в дом на руках. Эгмонт страдал от незалеченной раны, подобное было бы ему не по силам, как и мне. Кузина выглядела растерянной, но такой счастливой… Возможно, она надеялась, что внимание Кэналлийского Ворона возбудит в сердце Эгмонта ревность, но тот был слишком расстроен встречей с изменницей.

– Эгмонт первым отказался от своей… – зачем-то напомнил Робер, – от своего чувства.

– Долг для кузена был превыше всего, – Ларак горестно поджал губы, надо думать, вспомнил о собственной слабости. – Кузен принес в жертву свое счастье, но не любовь, и был вправе рассчитывать на то, что возлюбленная поступит столь же самоотверженно. Увы, Айрис Хейл предпочла все забыть. Увидев свою супругу на руках у кэналлийца, Эгмонт представил себе другую женщину и другого южанина. Простите, если я вас оскорбил, я не имел в виду истинных талигойцев.

– Что вы… – если кого и можно назвать истинным талигойцем, так это Ворона, но не спорить же! – Я так понимаю, что Эгмонт не смог… скрыть своих чувств.

Новый вздох, молчание. Неужели конец? Какое там!

– Эгмонт сказал… – теперь Ларак шептал, хотя лошадей Мирабелла не занимала совершенно, – сказал, что был лучшего мнения о добродетели Карлионов… Кузен тяготился супружеским долгом и выискивал повод от него отказаться, а герцог Алва этот повод ему невольно дал. Так в сердце кузины вошла ненависть…

Моя покойная супруга преклонялась перед хозяйкой Надора, но лишь ее величество и госпожа Арамона выше злословия! Аурелия полагала, что упрек Эгмонта справедлив, и прояви кэналлиец настойчивость, Мирабелла бы не устояла. Церковь учит, что искушения посылает Враг, и кузина сочла Алву посланцем Леворукого. Гибель Эгмонта в Ренквахе ее в этом лишь укрепила.

– Эгмонт ошибался, – Робер поторопил Дракко, но надорец поступил со своим гнедым так же. – То, что мы проиграли, стало бедой для нас и спасением для Талига.

– Вы… Вы так думаете?!

– А вы нет?

– Вы правы, – внезапно согласился граф Ларак. – Именно это и ужасно.

– Ничего подобного, – замотал головой Эпинэ, понимая, что сейчас-таки пошлет Дракко в галоп. – Ужас кончается, когда мы начинаем делать то, что в самом деле нужно. Причем нужно не только нам.

Глава 3
Дриксен. Окрестности Эзелхарда Талиг. Акона
400 год К.С. 17-й день Осенних Волн

Бруно таки встал. По всем правилам – с фашинами и канавами. Последнее было отнюдь не роскошью – сразу за лагерем с северной стороны начиналась та самая Мокрая тропа, на которую фельдмаршал не пустил Хеллештерна и по которой вовсю разъезжали местные. Тракт здесь начинал сильно забирать на запад, так что кесарской дорогой до города выходило куда дольше, чем болотным проселком.

Руппи проводил взглядом ползущую в сторону Эзелхарда повозку с желтыми бочонками. Возчику было начхать и на столичную грызню, и на субординацию, не позволявшую фельдмаршалу и принцу мчаться на соединение с генералом. Южная армия с достоинством ожидала, когда ее нагонит Горная, а фок Гетц с не меньшим достоинством запаздывал: лояльность – лояльностью, а фанаберии – фанабериями. Олаф, прежний Олаф, стань он сухопутчиком, появился бы уже вчера, в крайнем случае, сегодня утром. Что поделать – ни безродный Ледяной, ни великий барон Шнееталь не думали, как воспримут их спешку бермессеры с хохвенде, они просто делали дело.

Следующим из-за поворота возник крестьянин на отъевшейся лошади, за которой бежал мохноногий жеребенок – им, в отличие от регулярной кавалерии, болотные опасности не грозили. Еще бы! Куда рейтарам и драгунам до деревенского увальня и мельника с мешками. Поскользнутся, заблудятся, утонут…

Приступ ярости налетел не хуже шквала, но Фельсенбург кое-как убавил парусов и скорым шагом, чтоб никто, упаси Леворукий, не окликнул, рванул к Хеллештерну. Все повторялось, будто в каком-то кошачьем зеркале, где правое становится левым. Вчера подчиненных распекал капитан, а подкрался к нему генерал, сегодня – наоборот. Руперт успел услышать о сене, в котором могла оказаться наперстянка, и кавалерист обернулся.

– Ну вот, – обрадовал он, отпустив проштрафившегося интенданта. – Стоим.

– Увы, – подтвердил Руппи. – Фок Гетц не торопится.

– Но мы-то вообще никуда не идем, – буркнул Хеллештерн, – ни коротким путем, ни длинным… И где эти покорители ноймарских перевалов?

– По ровному месту ходить не привыкли, вот и плетутся.

– Несчастные, – посочувствовал генерал, – так бы и перестрелял, чтоб не мучились. Достоимся ведь, придется выбивать свору Марге из города!

– Может, обойдется, – почти взмолился Фельсенбург. Мысль о штурме не окрыляла: о наглости и стойкости китовников Рейфер рассказывал не раз, да Руппи и сам повидал достаточно. Столь упрямые головы можно лишь рубить, только их тысяч сорок, а если придется драться на узких улочках… Это тебе не узника отбить и удрать!

– За промедление в ближайшем будущем придется расплачиваться, и прежестоко, – Хеллештерн думал о том же, но говорил больше. – Бруно уже ставил на то, что до самой столицы мы не встретим никого страшней никому не подчиняющегося отребья, и не угадал… О, монах! Исповедаться, что ли? В непочтении к начальству и общей злобности?

Они остановились у повозки с ротным имуществом, поджидая брата Ореста. «Лев» приближался целеустремленно и при этом неторопливо, слишком неторопливо.

– Доброе утро, святой отец, – начал разговор, как и положено, генерал, – вам кто-то нужен?

– Капитан Фельсенбург.

– Забирайте, – Хеллештерн тронул эфес шпаги, намекая на пресловутый палаш, перешедщий к Руппи «до конца кровопролитий». – Простите, вынужден вас покинуть, дела. Мэратон!

– Орстон! – наклонил голову адрианианец. Кавалерист, чуть помедлив, уверенно двинулся к фуражным телегам, видимо, на поиски коварной наперстянки. Руппи вгляделся в непроницаемую монашескую физиономию, чуть ли не впервые задумавшись, сколько адрианианцу лет. Пожалуй, около сорока.

– Брат Ротгер, прошу вас пройти со мной. Есть новости, которые следует довести до сведения фельдмаршала, причем немедленно.

– Но, – не понял Фельсенбург, – вы же духовник Бруно и можете войти к нему в любое время.

– Могу. И все же, брат Ротгер, здесь нужны вы.

Заржала лошадь, от костров потянуло пригоревшей кашей, в облачный разрыв прыгнул солнечный луч, заставив просиять седую от инея траву. Дождя сегодня не будет, как и тумана. А что будет?

– Брат Орест, случилось что-то скверное?

– Может случиться. Пожмите плечами или отмахнитесь. Наследник Фельсенбургов – талисман Южной армии, он не должен выглядеть встревоженным. Сейчас вам зверски скучно, но вы вежливы и не гоняете клириков. Даже самых назойливых.