Текст книги "Три повести (сборник)"

ЛИДА У НАС

В это время, года два, в нашей семье жила мамина младшая сестра Лида. Она училась в 7–8 классе, была старше меня на 5 лет, в детстве это очень много. У нее была своя компания, но я от нее не отставала, чем ей досаждала. У них в классе был красивый умный мальчик Валя Комелов, его мама была доктор в больнице. Все девочки были в него влюблены и я, конечно. Все знали, что Валя после окончания школы уедет в Ленинград учиться на врача. Так оно и произошло. Забегая вперед, скажу, что когда он уезжал, почти весь класс пришел на станцию его провожать. Пришли и мы с Лидой из деревни. Шли пешком 4 километра. Лида была в нарядном платье с рукавом фонариком и в соломенной шляпе с синей лентой в мелкий горошек. Ей было 17 лет. Она была очень хорошенькая. И я рядом с ней – худой долговязый подросток.

ТЕТЯ КАТЯ

А между тем у нас снова поселилась моя любимая няня тетя Катя. После нашей Гали она вынянчила Колю Пухова – младшего сына председателя колхоза имени Ворошилова в деревне Вохтоге Александра Ивановича Пухова. Александр Иванович в молодости был закадычный друг нашего дяди Саши Молина. В деревне их звали: Шурка Пухов и Санко Молин. Жена у председателя колхоза работала в том же колхозе и была знатным животноводом, так что пришлось им приглашать няню. Вот тетя Катя и нянчила Колю Пухова до садика. А теперь она вернулась в Сидорово, устроилась уборщицей в библиотеке, а жила у нас, как свой родной человек.

Я сразу же записалась в районную библиотеку, а самое главное по вечерам, когда тетя Катя ходила убираться, я ходила с ней и могла смотреть любые книги. Раз в год в библиотеке была инвентаризация, списывались ветхие книги. Тетя Катя приносила их мне, мы их подклеивали. А ведь самые рваные книги – самые интересные, значит, их больше читают. Так пополнялась моя библиотека.

Как хорошо было с тетей Катей! Ведь родителей допоздна не было дома: папа в разъездах, а мама составляла то один баланс, то другой. Она в своей сберкассе сидела до ночи, пока дебет с кредитом не сойдется. Как она говорила: «Государственную копейку искала». Помню, я пришла из школы со слезами: не смогла на физкультуре мячом в цель попасть. Тетя Катя тут же углем нарисовала на входной двери круг, и я кидала мячик, пока не стала попадать.

Вечером, когда стемнеет, мы зажигали керосиновую лампу, с тетей Катей было совсем не страшно, включали радио, а там в то время в передаче «Театр у микрофона» шел каждый вечер в определенное время спектакль «Свадьба с приданым» с продолжением. Конечно, все песни и частушки из этого спектакля мы знали наизусть. Тогда выпустили патефонную пластинку на двух дисках с записью спектакля. Эта пластинка была у моей одноклассницы Тамары Дорофеевой. Когда я к ней приходила, мы обязательно эту пластинку слушали. Надо сказать, что в семье Тамары было трое детей, родители работали и в их семье няней-домоправительницей жила двоюродная сестра моего папы Красильникова Александра Федоровна. Она была одинока, замужем никогда не была, очень теплые отношения сохранила с этой семьей до конца своей жизни.

«КНИЖКИНА НЕДЕЛЯ»

После книг моей любовью было радио. С утра только глаза откроешь, а из репродуктора раздается: «На зарядку, на зарядку. На зарядку, на зарядку становись! Доброе утро, товарищи! Начинаем утреннюю гимнастику!» Я гимнастику не делала, но под ее бодрые звуки умывалась холодной водой из рукомойника, потом гладила ленточки о бок горячего самовара, что-то ела и бежала в школу. А вечером, когда сделаешь уроки, слушали театр у микрофона. Самые хорошие передачи для детей были в дни весенних каникул. На радио объявлялась «Книжкина неделя». С утра до вечера шли радиопостановки по детским книжкам. Особенно я любила Аркадия Гайдара: «Плывут пароходы – привет Мальчишу! Идут пионеры – салют Мальчишу!» И так жалко было отважного Мальчиша, что слезы текли. А «Тимур и его команда»! В Тимура я прямо была влюблена. В определенное время шли передачи «Клуб знаменитых капитанов» и рассказывали сказки в передаче «Боря, Галочка и дедушка».

В эту же неделю в нашем Доме культуры устраивалась книжная викторина для младших классов. На сцене за столом сидели наши учителя и библиотекари. Они задавали вопросы из детских книжек, а дети из зала тянули руки и отвечали на вопросы. Кто больше даст правильных ответов, получал призы: книги. Среди награжденных детей меня не было, хотя я на многие вопросы отвечала. Стою в коридоре и горько плачу. Моя учительница подошла и спросила: «А разве ты не получила? Это ошибка» и принесла мне книгу Веры Пановой «Сережа».

ФИЛЬМОСКОП

Наверное, когда я уже училась во втором классе, году в 1956, в селе провели электричество. У всех повесили электрические лампочки, но ни у кого не было ни одной розетки. В нашей глуши и не думали, что уже есть электрические утюги, радиоприемники и даже телевизоры. И вот судья Мельников привез своим детям проектор для просмотра диафильмов. Диафильм – это проявленная фотопленка с кадрами, под которыми написан текст. У меня был фильмоскоп, но он был совсем простой, увеличивал мало, надо было смотреть одним глазом. А тут проектор, с помощью которого диафильм можно было показывать на всю стену, как в кино. Но проектор есть, а розеток, чтоб его включит, во всем селе нет. Сейчас в это трудно поверить, но это правда. Прослышав про невиданное чудо, собралась довольно большая компания детей.

Мы ждали. И вот в одной из пустующих в это время комнат стариков Цветковых мы сидим на полу, а какой-то дядя что-то там подкрутил, соединил и подключил проектор к электричеству. На стене белая простыня, на которой чудесный раскадрованный цветной мультфильм «Сказка о царе Салтане». Старший Танин брат крутит ручку и читает текст под кадрами.

ПИОНЕРЫ

Во втором классе на 7 ноября нас принимали в пионеры. Заранее во время урока рисования на развернутом тетрадном листе мы красивым почерком писали: «Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою советскую родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия». Все эти слова мы обрамляли рамкой из нарисованных цветов. И вот перед всеми пионерами школы мы хором произносим торжественное обещание, нам повязывают красные галстуки, и под звуки горна и барабана мы маршируем и поем песню своего отряда «Смело, товарищи, в ногу. Духом окрепнем в борьбе». С тех пор самой большой клятвой стало не «честное слово», а «честное пионерское». Скажешь «честное пионерское» и тебе верят безоговорочно, а если нарушишь слово, все тебя будут презирать.

И вот мы, как Тимур и его команда, решаем делать добрые дела. Конечно, нам самим не додуматься. Это придумывает наша учительница Лилия Павловна. Мы выучили какие-то стишки, песенки и на лыжах пошли в ближайшую деревню километра два от школы. Был, наверное, март, потому что светило яркое солнце, небо было не голубое, а синее. Снег не белый, а голубел и был зернистый, а на опушке леса уже краснели ветки вербы. Почему-то эта картина так врезалась мне в память, что я ее вспоминаю всю жизнь. Идем гуськом на лыжах по лыжне. Вот и деревенька.

Учительница, наверное, заранее договорилась. Заходим в какую-то избу, там уже собрались несколько старушек в платочках. Они сидят на лавках вдоль стен. Мы за занавеской на кухне переодеваемся. Кто-то читает стихи. А я и еще две девочки играем песню «Жили у бабуси два веселых гуся». Бабушки смеются и хлопают нам. Еще мы делали полезные дела: собирали куриный помет. Он считался хорошим удобрением на наш школьный огород. Мама спустилась в подпол и насобирала мне в ведерко помет от наших кур. У каждого младшего класса на школьном огороде была одна грядка, где мы сажали весной горох и еще что-то, а потом наблюдали, как прорастают семена.

БЕЗ ПАПЫ

Наступил 1957 год. Папу сократили на работе в Госбанке. Все-таки Белов не мог успокоиться и продолжал преследовать моего папу. Каково было молодому, умному, грамотному человеку, фронтовику, переносить такие издевательства и унижения! Папа стал выпивать. Однажды утром мы с сестрой ушли в садик и школу, мама на работу. Папа спал. Мама закрыла его, думая, что до обеда он не проснется. А замок у нас был навесной, наружный. Но папа вскоре проснулся, обнаружил, что закрыт. Этого его свободолюбивая натура не выдержала. Он схватил свою двустволку, лег на пол, высунул дуло в лаз, вырезанный в дверях для кошки, и выстрелил сразу из обоих стволов. Звук выстрела разнесся далеко. Мама сразу поняла, что это мог стрелять только папа. Она побежала домой, открыла дверь, выпустила его. К счастью, в это лето приехал в отпуск мамин дальний родственник из Мурманска Николай Сиряков, он посмотрел, что творится с нашей семьей, и сказал: «Миша, тебе здесь делать нечего, ты погибнешь или тебя посадят. Собирайся, поедешь со мной в Мурманск».

И вот летом 1957 года папа уехал в Мурманск, там его взяли на работу по специальности в Управление морского лова. Он проводил ревизии по всему побережью Кольского полуострова в рыболовецких колхозах. В партии его восстановили, посчитав все происшедшее с ним перегибом на местах. Это уже было после знаменитого XX съезда КПСС. Папа пока жил в большой семье Сиряковых и ждал, когда ему дадут жилплощадь, чтобы привезти нас.

ЗИНИНА ЛЮБОВЬ

Мы живем без папы. Долго ли так будет – мы не знаем. В это время к нам в универмаг на практику направили из Вологодского торгового училища мамину среднюю сестру Зину. Она, конечно, на время практики жила у нас. Зина была похожа на своего не вернувшегося с войны отца, моего деда. В отличие от своих сероглазых сестер она была смуглая брюнетка с темно-карими глазами. Конечно, кавалеров у нее было полно. Помню, мама на работе, Зина и я дома. Приходит солдат в шинели, Толька Кренделев, племянник нашей няни Кати. Он садится за стол, крутит ручку нашего патефона и без конца ставит пластинку с песней «Помни свято, жди солдата». Но я-то знаю, что у Тольки нет никаких шансов, потому что Зина ждет другого солдата, Юрку Игнатьева, у них любовь со школы. Юрка мне тоже очень нравится.

А в это время у стариков Цветковых на другом берегу Секерки почти напротив нашего дома снимают комнату два отставных лейтенанта, которые работают инструкторами в райкоме партии. Утром, в галифе и хромовых сапогах, привязав полотенце на пояс, они умываются в речке, стоя на лаве, и поглядывают на нашу красавицу Зину. Было лето, патефон «пел» песни про любовь.

МНЕ 10 ЛЕТ

Приближался мой день рождения – 10 лет. Мама решила в первый раз его отметить, поехала в Вологду, привезла полный чемодан вкусной еды, какой смогла достать. Что она привезла, сейчас не помню. Главное – это несколько бутылок лимонада. Я созвала всех детей с нашей лужайки. Помню, мама разлила лимонад по стаканам, а маленький сопливый Витька Спиридонов отодвинул стакан и важно сказал: «Я не пью!» Мы очень смеялись.

ВЕСЕЛЫЙ 1957 ГОД

Вообще в 1957 году наступило какое-то веселье. В Москве проходил летом Международный фестиваль молодежи и студентов. Кто-то из нашего села был в это время в Москве у родственников в гостях и по приезде рассказывал. Больше всего меня поразил рассказ о телевизоре, что есть такой приемник, который показывает, как в кино. Я все ходила в наш универмаг, разглядывала появившиеся у нас в то время большие ламповые приемники, где внизу было небольшое круглое застекленное окошечко. Я думала, что это телевизор.

А 4 октября 1957 года запустили первый искусственный спутник Земли. Мы слушали по радио его сигналы «пи-пи-пи». Часто смотрели в небо, особенно ночью, нам казалось, что мы видим, как он пролетает.

А потом наступило вообще всеобщее помешательство: в Доме культуры наконец-то показали «Карнавальную ночь»! Все пели «Пять минут, пять минут», «Служила наша Танечка в столовой заводской», «Если вы, нахмурясь, выйдете из дома», затягивали талии и шили муфты. У нас в школе на новогодней елке сделали вход в зал, как в фильме. То есть установили деревянную горку, только скатившись с которой можно было попасть в зал. Все страшно хохотали, ведь скатываться пришлось и учителям.

Встречали 1958 год мы без папы. Было немного грустно. Ведь это было первый раз в жизни. В Доме культуры устроили настоящий карнавал для взрослых. Ночью к нам забежали мамины сотрудницы из банка и сберкассы и стали ее уговаривать пойти на карнавал. Мы остались с тетей Катей, а мама взяла мою маску лисы и убежала вместе с девушками.

ЕДЕМ В МУРМАНСК

А в марте приехал наш папа, сообщил, что ему дали комнату 20 квадратных метров и мы едем в Мурманск жить. Все как-то быстро произошло. Мама уволилась с работы, стали упаковывать вещи. В доме оставалась пока жить тетя Катя. Никому не верилось, что мы уезжаем навсегда из своего нового дома. И вот я последний раз пошла в школу, попрощалась с Лилией Павловной, с ребятами, потом зашла в библиотеку проститься с Эммой Валентиновной. За два с половиной года учебы я выросла и была почти одного роста с нашей маленькой библиотекаршей. Она поцеловала меня в лоб и сказала, чтобы я ей написала письмо из Мурманска. Больше я ничего не помню – слезы душили меня. Я шла из своей любимой школы по снежной тропинке через поле, в котором я когда-то увязла в глине, и плакала. Рядом шла моя школьная подружка Люда Лисицына и не находила слов для утешения. Я чувствовала, что кончилось что-то очень хорошее, может, лучшее в моей жизни, где меня все любили, все знали, а я знала каждый уголок нашего села, каждый изгиб нашей речушки Секерки. А еду в неизвестный чужой мир.

Потом пришел грузовик, погрузили вещи для сдачи в контейнер на станции. Папа с мамой сели в кабину. Много людей пришло прощаться, у некоторых были слезы на глазах. А мы с сестрой Галей и тетей Катей взяли мои санки и пошли пешком через лес к нашей бабушке Анне в деревню Вохтогу за 7 километров от села. К вечеру, сделав все дела на станции, в деревню пришли и родители.

Вечером у бабушки накрыли стол, пришли прощаться деревенские, знакомые мамы и папы, родственники. Нас жалели. Ведь Мурманск – это Крайний Север, на земле там вечная мерзлота, а главное – картошка не растет. Моя милая добрая бабушка Анна утирала слезы. А я ей показывала картинки в своем учебнике и спрашивала, что на картинке нарисовано. И хотя ясно было, что это шарф, бабушка говорила, что это штаны. Я хохотала, а бабушка говорила: «Вот и запомнишь бабушку». И правда, я запомнила.

А утром пришла машина и отвезла нас на поезд. Так кончилось мое вологодское детство в селе Сидорове.

Село Сидорово. Храм Рождества Богородицы. Разрушен полностью в 1936 г.

2016 г. Село Сидорово. Главная дорога, которая раньше вела к храму

1944 г. Мой отец – Красильников М. М.

1945 г. Катя Молина – моя будущая мама

1948 г. Наша семья и Зина. Я у мамы на ручках

Село Сидорово. До 1959 г. районный банк и сберкасса – первое жилье нашей семьи. Фото 2016 г.

Село Сидорово. Начало 50-х гг. Финансовые служащие Лежского района.

Село Сидорово. Начало 50-х гг. Сидят: зав. сберкассой Еляков, главный бухгалтер Красильникова, зав. райфо Пунин. Стоят: справа Капа Петухова, Николай Дорофеев

Контролер сберкассы Валя Громова. Начало 50-х гг.

Сидоровский детсад, 1950 г. Я сижу вторая слева. Стоит под мышкой у няни Таня Понидаева

1953 г. Сидоровские ясли. В середине манежа стоит Галя Красильникова

1953 г. Сидоровские ясли. Обед

1952 г. Сидорово. Детсад

1957 г. Сидоровская средняя школа, 2-й класс. Стоят: третий слева Вова Лазарев, Таня Понидаева, Вера Красильникова, Тамара Дорофеева. Слева от учительницы – Люда Лисицына. Учительница – Лилия Павловна Кянгянен

Село Сидорово. До 1959 г. здесь находились райисполком и райком КПСС. Фото 2017 г.

Село Сидорово. Начало 50-х гг. Строится деревянный мост через Секерку. Вдали слева наш домик

Село Сидорово. Весна 2017 г. Разлив р. Секерки. Вдали слева наш дом

1954 г. Деревня Антипино. Председатель колхоза им. Первого Мая Красильников М. М. с собакой среди колхозников. Стоит с папиросой Василий Калинин

Папа с глухарем

Ваня Зимичев с трофеями

Мой Мурманск

В снегах полярных, словно остров света,

Сияет миллионами огней мой город,

Самый теплый на планете,

Как и сердца живущих в нем людей.

К. Кошелева

Школа № 28. 1958–1963

ПОЕЗД ДАЛЬШЕ НЕ ИДЕТ

Поезд Вологда – Мурманск. Конец марта. Солнце пронизывает наш плацкартный вагон насквозь. Ехать долго: две ночи и два дня. Мы, дети, все перезнакомились и бегаем по вагону. Взрослые тоже знакомятся, разговаривают. Пробегая, слышу, как мама говорит женщине-соседке про меня: «Учится очень хорошо». Я впервые слышу, что мама мной гордится.

За окном сначала поля и густые еловые леса, потом лес становится все ниже и мельче, потом начинаются невысокие горы, покрытые снегом. А названия станций какие интересные: Няндома, Мудьюга, Лоухи, Кандалакша, Оленегорск, Кола. И вот проводник идет по вагону и объявляет: «Следующая остановка – Мурманск. Поезд дальше не идет».

Нас встречает водитель на машине с папиной работы. Сначала едем по прямой улице с каменными пяти-шестиэтажными домами. Такие я видела в Вологде. Потом дорога сворачивает влево и поднимается все выше и выше. Дома становятся низкие, одно-двухэтажные, часто деревянные. Вот и наш дом. Небольшой двухэтажный, облицованный какой-то серой плиткой. Мне стало грустно, что мы будем жить в маленьком доме, да еще на первом этаже. Особенно меня огорчило название нашей улицы – переулок Дальний. А я хотела написать моим сидоровским друзьям, что мы живем в каменном доме, хотя бы на 5-м этаже, и улица должна носить имя героя или вождя.

ДОМ БЕЗ ВОДЫ

Начинаем жить на новом месте. С нами в двухкомнатной квартире в маленькой комнате живет наша соседка Любовь Григорьевна Неклюдова – тетя Люба. Она работает в папиной конторе секретарем-машинисткой. То есть печатает на пишущей машинке. Она ходит после работы в нарядном штапельном халате, обшитом розовыми атласными лентами, а на работу – всегда с бусами, клипсами и накрашенными губами. Для меня все в диковинку: у нас в селе с накрашенными губами ходили только женщины-ревизоры, которые приезжали к маме из Вологды.

У нас есть туалет с умывальником и кухня с газовой плитой. Самое удивительное, что ни воды, ни газа не было. Работало только паровое отопление, которое при первом же сильном морозе прорвалось, и мы с тетей Любой спали на кухне вповалку на полу, постелив тюфяки и вспоминая нашу русскую печку.

Тетя Люба показала, куда ходить в туалет: надо было выйти на улицу, пройти направо в горку метров 50. Там стояло сооружение из досок. Слева написана буква «М», а справа «Ж». Внутри подмостки с четырьмя круглыми отверстиями и ужасный запах.

Воду для питья, готовки, стирки, умывания привозили по расписанию на машине в больших цистернах с краном. Конечно, воду привозили и в рабочее время, так что волей-неволей пришлось взвалить на меня обязанность обеспечивать водой нас и тетю Любу. Заполнялись все тазы, ведра, кастрюли.

Поскольку газа тоже не было, мы купили керогаз. Для него надо было покупать керосин. Керосин тоже привозили в определенное время, когда все были на работе, поэтому это дело тоже досталось мне. Помню, керосиновоз к нам в гору не поднимался, и надо было довольно далеко тащить десятитилитровый бидон с керосином. Особенно трудно было зимой, когда скользко.

В баню ходили всей семьей, тратя на это целый воскресный день. В баню надо было ехать на автобусе, она находилась в районе Жил-строя. Очередь в баню была огромная, на несколько часов. Но мы, дети, этих трудностей как-то не замечали. Ведь на то и детство, чтобы быть счастливым.

НОВЕНЬКАЯ

Но все это будет потом, а пока главное – меня в школу определить. Ведь начиналась четвертая четверть в третьем классе. И вот мы с папой идем записываться в ближайшую от нас семилетнюю школу № 28. Она находилась под горой на ул. Куйбышева, дом 1 и в то время занимала длинное одноэтажное деревянное здание.

Приходим, а директор на уроке. От нечего делать мы заходим в школьный буфет, папа покупает бутылку лимонада. Открывашки у буфетчицы нет, и папа открывает бутылку ударом о край скамейки. Пенная струя летит к потолку, и почти половина лимонада выливается. Но ничего, немного остается. Лимонад такой вкусный, сладкий и сразу пузырьками газа ударяет в нос.

Потом пошли к директору. Директором оказалась довольно молодая женщина. Она взглянула на меня, велела выйти из кабинета и о чем-то говорила с папой. Потом я узнала, когда папа маме рассказывал. Оказывается, она посмотрела на мои «круглые» пятерки в табеле и сказала, что школа, где я училась, сельская и в городе эти пятерки еще ничего не значат. «Вполне возможно, что вашей девочке осенью опять придется идти в третий класс», – таковы были ее слова. Хоть я была мала, но запомнила это накрепко.

В общем, записали меня в 3-в класс. В классе было несколько переростков, это которые в одном классе по 2–3 года сидят. Раньше никого не вытягивали, а оставляли на второй и третий год, пока не научатся. Учительница – молоденькая Ольга Алексеевна Похмельных. Помню, весной окна в классе открыты, вдруг через окно в класс запрыгивает с улицы какой-то старшеклассник-переросток, которого с урока выгнали, ходит между партами и спрашивает: «Ну, что? Учитесь?» Походил, походил и таким же путем удалился. А учительница с указкой, замерев, стояла, прижавшись к доске.

Я сразу узнала, что значит быть новенькой. Меня дразнили за мое твердое вологодское «О» (оканье). Раньше все вокруг говорили так, а главное, правильно: пишется «молоко» и говори «молоко». Я не могла понять, почему в городе надо говорить «мАлАко». Короче, пришлось отбиваться.

Учиться я стала хорошо по-прежнему, чем вызвала уже не насмешки, а, видимо, чью-то зависть. Вот однажды иду из школы, а на нашем доме мелом крупными буквами написано: «Верка Красильникова пАдлиза, п… и х…». Меня как по голове ударило. Вечером папа пришел с работы и спрашивает: «Кто это написал?» «Не знаю», – отвечаю. «Иди сотри!» «Нет!» – уперлась я. Наверное, дворник стер эту ужасную надпись. Я поняла, что в классе у меня есть враги, неуютно я себя чувствовала здесь после нашего патриархального вологодского села.

СЛЕТ ПИОНЕРОВ

А тут еще наша старшая пионервожатая и учительница пения Людмила Степановна сообщила, что я, как лучшая ученица, от наших младших классов иду на слет пионеров Октябрьского района.

Дело было в мае 1958 года. Слет проходил в Доме пионеров за памятником Ленину. Давно это было. Запомнилось, что сначала была военная игра: мы бегали по сопкам и искали какой-то пакет. Но зато потом мы вернулись в Дом пионеров, нас накормили обедом и всем дали по шоколадному мороженому в вафельном стаканчике. Затем в кинозале мы смотрели фильм «Орленок» про отважного мальчика-партизана. А песню из этого фильма я помню до сих пор: «Навеки умолкли веселые хлопцы, в живых я остался один…» А потом был полный восторг. Мы спустились на первый этаж, где стоял большой телевизор. Я впервые в жизни смотрела телевизор! Показывали выступление детского ансамбля песни и пляски Центрального телевидения и звучала песня «Школьные годы». А танцевальные пары – сначала маленькие мальчики и девочки, потом пионеры, потом выпускники.

И в конце: «Нет, не забудет никто, никогда школьные годы!» И это – чистая правда.

ОБЗАВОДИМСЯ ХОЗЯЙСТВОМ

Постепенно мы на новом месте обзаводились хозяйством, ведь с собой взяли только складные кровати, комод и бабушкин сундук, на котором я сразу устроила жилье для моей куклы. Родители купили круглый стол, который раздвигался и превращался в овальный, трехстворчатый платяной шкаф, этажерку для книг, большую тахту с круглыми валиками, на которой стала спать сестра Галя. Над круглым столом повесили зеленый шелковый абажур, на стену зеркало в деревянной рамке.

Не хватало только письменного столика для меня. И вот в один из воскресных дней мы всей семьей пошли на барахолку (так назывался вещевой рынок). Барахолка находилась на Новом плато, если не ошибаюсь, где сейчас гостиница «Полярные зори», там продавали всякую всячину, разложенную прямо на снегу на постеленных клеенках. Там же продавали самодельные столы и табуретки. Купили небольшой столик с выдвижным ящичком, а чтоб удобно было его везти домой, заботливый продавец прибил полозья типа лыж и привязал веревочку. Так за веревочку мы его домой и повезли. На радостях от быстрой и удачной покупки родители купили нам с сестрой глиняную кошку-копилку с нарисованным на шее малиновым бантом. Такие в фильме «Операция „Ы“» артист Вицин продавал.

ЧТО НОСИЛИ В МУРМАНСКЕ

Приглядевшись, что носят в Мурманске, родители постепенно купили себе одежду или сшили в пошивочном ателье по моде того времени.

В 50-х – начале 60-х годов в Мурманске многие мужчины ходили в военной и морской форме. Штатские же жители носили вот что: у мужчин в обязательном порядке должен быть темно-синий габардиновый плащ по моде морского офицера, синий бостоновый костюм. На голове носили кепки или велюровые шляпы. Кому что нравилось. Мой папа носил шляпу. Женщины зимой носили сшитое в талию габардиновое темно-синее пальто на ватине с горжеткой из черно-бурой лисы на плечах. Очень многие, в том числе и девочки, носили фетровые шляпки разных цветов и фасонов. Еще были серые габардиновые китайские плащи, которым сносу не было, и китайские же коричневые и бежевые шерстяные шубки. Все из натуральной шерсти.

Тогда у нас с Китаем была дружба. Школьники из Китая переписывались с нашими, обменивались галстуками, слали какие-то ленточки, писали письма. В магазинах самыми качественными считались китайские товары фирмы «Дружба»: габардиновые и разноцветные хлопчатобумажные плащи, трикотаж для женщин и детей из шерсти, чудесные термосы, расписанные диковинными цветами, кипяток в которых не остывал несколько дней, покрывала, скатерти, махровые полотенца. Кеды (кроссовки) фирмы «Два мяча». Все было красивое, добротное, носилось годами.

ПЕРВЫЙ ТЕЛЕВИЗОР

Расскажу о телевизоре, который, как ни крути, потеснил время, безраздельно отданное книгам и патефонным пластинкам. В Мурманске на сопке Варничной, недалеко от нашего дома, построили телевизионную вышку и телевизионную студию. В то время передачи шли только из мурманской студии и только по вечерам, ни Москву, ни Ленинград не транслировали. Примерно через год после приезда в Мурманск родители купили телевизор «Заря» в металлическом корпусе и с довольно большим экраном. Включили телевизор, пришла соседка тетя Люба смотреть (раньше собирались все соседи, так как пока еще телевизор был не у всех), а диктор объявляет: «Художественный фильм по рассказу А. П. Чехова „Анна на шее“ детям до 16 лет смотреть не разрешается». И родители отправили нас с сестрой спать. Мы послушно легли, но передо мной над комодом висело на стене зеркало, в котором прекрасно отражалось все, что происходило на экране.

КРЕЙСЕР «АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ»

В четвертом классе случилось небывалое событие: нас повезли на экскурсию в поселок Роста, где стоял военный крейсер «Александр Невский». Я помню, что мы очень долго шли вдоль серого стального борта (оказывается, длина крейсера 210 м). Крейсер был огромный, с боевыми орудиями, установленными на палубе. Мы поднялись по трапу, потом нас долго водили по палубе, спускались в трюм. Матросы ловко скользили по вертикальным лесенкам (трапам), мы неуклюже медленно спускались. Нам сказали, что настоящие моряки спускаются лицом вперед, а это непросто. Больше всего запомнился обед в кают-компании, где едят и отдыхают офицеры. Мы сидели на вращающихся стульях, привинченных к полу, чтобы не сдвигались во время качки. Официантами на обеде были дежурные матросы.

После обеда один из офицеров играл на пианино. Помню, что наша молоденькая учительница была очень весела, окруженная вниманием моряков.

МАМА УСТРАИВАЕТСЯ НА РАБОТУ

Ну вот, меня определили в школу, сестру в детский сад, и мама пошла устраиваться на работу в Центральную сберкассу. Хорошо запомнила, как мама волновалась. Она надела синее платье с рукавом три четверти. На шею – белые бусики под жемчуг. Вечером рассказывала папе, как ее встретил заведующий сберкассой. Посмотрел он ее трудовую книжку, а у мамы стаж работы 17 лет и последние 10 лет в должности главного бухгалтера. Все произошло почти как со мной в школе. «Ну, что ж, Екатерина Ивановна, – сказал заведующий сберкассой. – В своем селе вы, конечно, справлялись с обязанностями главного бухгалтера, но у нас большой город. Пока только рядовым контролером».

К слову сказать, мама проработала в Центральной сберкассе до пенсии, стала старшим бухгалтером и была награждена почетным знаком «Отличник Госбанка СССР», дважды избиралась депутатом в Горсовет.

НОВЫЕ ПЛАСТИНКИ

Телевизор мы смотрели нечасто, только вечером и то под присмотром родителей. Но зато патефон целый день был в моем распоряжении. Мама купила новые пластинки, с новыми песнями. «Геологи» («Ты уехала в знойные степи, я ушел на разведку в тайгу…»), «Ландыши, ландыши» – пела Гелена Великанова, «По ночному городу бредет тишина», «Дайте бедному шуту звездочку вон ту, а не то я в полном мраке пропаду!» – пел Владимир Трошин. А у соседей наверху с утра до вечера крутили «Не кочегары мы, не плотники, но сожалений горьких нет!».

Конечно, все песни я знала наизусть. Надевала мамино шелковое платье с шуршащей юбкой и перед зеркалом пела во все горло, ведь все на работе.

ГАСТРОНОМ

Мама оставляла мне деньги, чтобы я ходила в магазин за хлебом, молоком и еще чем-нибудь. Продуктовый магазин находился под горой и назывался «Гастроном». После нашего скудного сидоровского магазина глаза прямо разбегались: слева был хлебобулочный отдел, а там кроме черного хлеба белые городские булки, сайки, батоны с изюмом, халы с маком и разные сдобные булочки. Посередине – бакалея и кондитерский отдел, где моим самым любимым стал белый изюм без косточек, мною раньше никогда не виданный, называется «собза». Если у меня заводились деньги, то они тратились так (в ценах с 1961 года): или воздушный шарик за 5 копеек, или эскимо на палочке за 11 копеек, или 100 граммов изюма за 19 копеек. Изюм ела редко, так как не хватало терпения накопить.

Продавали и сыры, и колбасы, и мясо. В рыбном отделе на огромных крюках висели серые пятнистые зубатки больше метра длиной, в белых эмалированных лотках лежали всевозможные селедки, палтусы, морской окунь и, конечно, треска. Все свежее или соленое, или копченое.

Во фруктово-овощном отделе меня поразило, что продавали сушеный лук и картошку. Родители говорили, что она дорогая, наверное, по нашим вологодским меркам. Были выставлены огромные пирамиды из банок со сгущенным молоком, сливками, кофе, какао. Все производство Сухонского молочного комбината Вологодской области. А другие пирамиды были из банок с болгарским конфитюром, голубцами с мясом и венгерским зеленым горошком.