Текст книги "Три повести (сборник)"

Запомнилась эта их поездка тем, что мама, скучая по нам, решила нас порадовать и послать посылку с чем-нибудь вкусненьким. А в то время в Мурманске были яйца в дефиците. Вот пришло извещение на посылку на имя тети Любы. Ведь у меня еще паспорта не было. Пошли мы с ней на почту, а там работница почты с отвращением подает нам фанерный ящик с желтыми вонючими подтеками. Принесли домой, открыли, а там просто ужас! Оказывается, наша молодая мама купила яйца, просто сложила их в ящик, обернув газеткой, и пересыпала их моими любимыми фруктовыми вафлями и еще чем-то вкусным. А идти посылке больше двух тысяч километров от субтропиков до Заполярья. Яйца разбились, протухли от жары.

Раньше вообще люди часто друг другу посылки посылали, старались порадовать друг друга, чем могли. Из Мурманска мы слали в деревню Вохтогу рыбу. Больше всего там любили зубатку, а при воспоминании о копченом палтусе просто глаза закатывали от восторга.

ПОЕЗД МУРМАНСК – ВОЛОГДА

Почти каждое лето мы с сестрой или с родителями ездили к бабе Анне в деревню Вохтогу. Самое главное было купить билет, ведь летом из Мурманска старались всех детей вывезти. За билетами стояли ночами, ходили отмечаться на перекличку. Сейчас, в эпоху покупки билетов через интернет, это представить довольно трудно. Ехать до Вологды две ночи.

Если достались билеты в плацкартный вагон – это счастье. Иногда приходилось ехать в общем вагоне. Сейчас на дальние расстояния таких уже нет. Опишу, что это такое. В простом вагоне на каждую нижнюю полку продавалось три билета, то есть можно было ехать только сидя. Если билет на верхнюю полку, то можно было взять белье и лежать. Но люди находили выход: самые молодые и шустрые забирались на третью багажную полку и там спали.

Вагон загружался коробками с соленой треской, зубаткой, селедкой, ведь в вологодских деревнях этого не было. Рыбаки ехали веселые, с немалыми заработанными в море деньгами. В вагон-ресторан было не попасть. Судочки с супом разносили по вагонам, и можно было поесть горячего.

Постепенно вагоны пустели, проезжая через Архангельскую, потом Вологодскую область. А нам надо до Вологды, и здесь вечером пересаживаться на пригородный поезд до Галича, который останавливается на станции Вохтога.

Мы до вечера сидим на Вологодском вокзале в окружении коробок с рыбой. Наша соседка тетя Люба подарила нам с сестрой по 5 рублей, которые мы полностью тратим на мороженое. Мороженое продавали тети с деревянными коробами через плечо. Сверху на коробе было небольшое круглое отверстие с крышечкой, а внутри лежало мороженое: и вафельные стаканчики, и брикеты пломбира, и эскимо на палочке. В общем, мы не скучали.

ПОЕЗД ВОЛОГДА – МУРМАНСК

Но вот отпуск заканчивается, и мы возвращаемся домой. Везем мы из деревни на зиму целое эмалированное ведро меду, за которым мы с папой ходили в маленькую отдаленную деревеньку Черновку к какой-то старушке, папиной знакомой еще со времен, когда он там был председателем колхоза. Мед в Черновке был особенно хорош, так как в эту деревню никаких дорог, кроме тропинок, не было, и не ездили никакие машины. Помню горячий летний воздух, запах полевых цветов и жужжание пчел и шмелей.

С собой в дорогу нам дают вареную картошку, соленые огурцы и вареные яйца – как у всех.

Из вокзального репродуктора раздается: «До отхода поезда Вологда – Мурманск остается 5 минут. Граждане отъезжающие, не забудьте свои билеты у провожающих. Просьба к провожающим: выйти из вагона!»

Поезд, отъехав от Вологды, постепенно заполняется на маленьких станциях отдохнувшими моряками-рыбаками. Их провожают под игру гармошки с бутылями самогона многочисленные родственники и соседи. И вот родственники загружают почти бездыханное тело в вагон. А если у него верхняя полка? Кое-как с помощью сочувствующих пассажиров ему удается туда забраться. Но теперь побаиваются те, кто внизу: как бы он не свалился и не придавил кого-нибудь. Но за два дня в отсутствие денег, а значит и выпивки, все трезвеют. Как говорится, отдохнувшие и довольные возвращаются домой.

КОМСОМОЛЬЦЫ

Нам уже по 14–15 лет. Пора вступать в комсомол (коммунистический союз молодежи). До нас школа была семилеткой и комсомольской организации для учеников не было, а теперь стала восьмилетка, и решили нас все-таки принимать в комсомол, создав комсомольскую организацию из одного нашего класса. Для вступления надо было написать заявление и заполнить специальный бланк-анкету с рекомендацией члена КПСС. Я набралась смелости и попросила рекомендацию у учительницы немецкого Раисы Николаевны.

В комсомол принимали в райкоме на проспекте Ленина, но как раз в этом году над нашим классом взяли шефство комсомольцы с плавбазы «Памяти Ильича», которые имели право принимать в комсомол.

Стали мы учить устав ВЛКСМ (Всесоюзного Ленинского Коммунистического союза молодежи). Помню главный пункт о демократическом централизме: подчинение меньшинства большинству. Там еще были другие пункты: о признании устава, о комсомольской дисциплине, о взносах и так далее. Я тогда как-то не задумывалась об этом пункте: ну подняли руки, у кого больше голосов, то решение и принимается. Уже во взрослой жизни мне приходилось об этот пункт не раз спотыкаться, когда мое мнение отличалось от мнения большинства.

Мы идем на плавбазу. Это такое большое судно-завод. На плавбазу которая, находится в море, со всех сторон маленькие и большие тральщики везут выловленную рыбу. Плавбаза привозит в порт готовые консервные банки и свежезамороженную рыбу отличного качества.

Мы волновались, но нас всех приняли, вручили значки и комсомольские билеты. Мне подарили книгу «Критический реализм и русская драма XIX века». До сих пор у меня сохранилась.

А потом в школе было комсомольское собрание, и меня выбрали секретарем комсомольской организации. Надо было составлять какие-то планы, отчеты. Пришлось даже один раз выступать с трибуны на съезде комсомольцев-школьников в ДК имени Кирова. Рассказывала, сколько мы собрали макулатуры и металлолома.

Комсомольцы-шефы, когда были на берегу, приходили к нам на школьные вечера. Был однажды в восьмом классе первомайский вечер с танцами. Шефы закружили нас, 15-летних девчонок, в танце, и наши мальчишки, до этого обычно стоявшие, подпирая стенку, с ревнивым достоинством отбили нас от шустрых старших соперников. Меня все время приглашал секретарь комсомольской организации с плавбазы и говорил, что в школе был влюблен в девочку-одноклассницу, похожую на меня. Он был взрослый, красивый, с ослепительной улыбкой. Прихожу домой с туманом в голове, рассказываю маме о шефе. Мама, наверное, уловив мое романтическое настроение, сказала, что такими блестящими и белоснежными бывают только искусственные зубы. И все! Мама своими словами избавила меня от дальнейших переживаний. Не знаю: сказала ли она это просто так или специально.

ФИДЕЛЬ КАСТРО

В апреле 1963 года – историческое событие: в Мурманск прилетел прямо из Гаваны вождь кубинской революции Фидель Кастро! Это был его первый визит в СССР. Дело в том, что, опасаясь провокаций со стороны США, Хрущев решил посадить самолет с Фиделем сначала не в Москве, а в Мурманске.

Мурманчане были первыми, кто встретил Фиделя на нашей земле. Как мы любили кубинцев и их вождя! На вокзальной площади была установлена трибуна, с которой Фидель сказал пламенную речь, закончив ее словами: «Вива Куба! Патриа о муэрте!» (Да здравствует Куба! Родина или смерть!). Мой папа был на этом митинге. Школьники срывали уроки, сбегали на митинг, забирались на крыши домов. Наша школа находилась далеко от центра, на мы все равно рвались. Директор приказала закрыть школу на замок, но мы забрались на подоконники, как будто можно что-нибудь увидеть, и что-то кричали.

Наше местное телевидение показывало каждый шаг Фиделя. Его поселили за городом на правительственной даче, недавно построенной для Хрущева. Хрущев приехал в Мурманск, когда вдруг в стране случился дефицит хлеба. В булочной продавали черный хлеб в ограниченном количестве по спискам из домоуправления, а белый хлеб продавали только больным по спискам из поликлиники. Вот в этой обстановке Хрущев и посетил Мурманск, но, опасаясь народных выступлений, не остался ночевать на этой даче и улетел обратно в Москву. По телевизору показали, как Фидель в шапке-ушанке катался на лыжах возле дачи. Потом на рыбокомбинате его угощали рыбными пельменями.

Тогда появилось много песен о Кубе. Мы их с удовольствием пели.

 
Куба – любовь моя!
Стала легендой Куба.
Вновь говорит вдохновенно Фидель:
«Мужество знает цель».
Слышишь чеканный шаг —
Это идут барбудос!
 

Фидель был высокий, молодой красавец с бородой, которую «барбудос» поклялись не сбривать до победы мировой революции. Он очень отличался от наших старых оплывших руководителей.

Через много лет, в 1996 году, мне пригодилось минимальное знание испанского языка по кубинским лозунгам. Были мы с мужем в Испании в городе Фигейросе, где находится музей Сальвадора Дали, там же он и похоронен. Туристов тьма, но русских еще мало. Как спросить, где могила знаменитого испанца? И вдруг я вспоминаю лозунг Фиделя «Патриа о муэрте!» (родина или смерть), подхожу к дремавшей на стуле ветхой старушке-смотрительнице и говорю: «Пердон, мадам, Сальвадор Дали муэрте?» Старушка все поняла, вскочила со стула, сказала: «Си, си, си» (да, да, да) и все мне показала. Так лозунг Фиделя мне помог.

ПОЕЗДКА В КИРОВСК

Последние весенние каникулы в 28-й школе. Наш класс награждают поездкой на неделю в Кировск, который находится в центре Хибинских гор.

В конце марта в наших краях еще зима-зима. Сначала едем на поезде до станции Апатиты, а потом на автобусе до Кировска. В Кировск приехали уже в темноте. Нас разместили в спортзале одной из школ, ведь были каникулы, школа пустовала. Выдали каждому по ватному тюфяку, одеяло, подушку, две простыни и наволочку. Расположились прямо на полу и заснули крепким сном. Кировск запомнился утопающим в снегу хорошим городком. Взгляд везде упирается в горы, а поднимешь голову – на всех склонах лыжники-слаломщики выписывают на склонах свои синусоиды. Такие высокие горы я вижу в первый раз – у нас в Мурманске не горы, а невысокие сопки. Побывали в деревянном домике-музее Сергея Мироновича Кирова, в котором он останавливался, когда приезжал в Хибины в 30-х годах. В честь этого события и город назвали.

Но главным нашим мероприятием было посещение Всесоюзной ударной комсомольской стройки АНОФ-2 (апатито-нифелиновой обогатительной фабрики). Сначала нас принял освобожденный секретарь комсомольской организации стройки, это как бы заместитель по идеологической работе. Уж не помню, о чем он говорил, давно было. Потом пошли на стройку, уже сумерки сгустились. Помню огромный котлован, в котором работали экскаваторы и копошились люди, а сверху по краям котлована стояли автоматчики с собаками. Мы догадались, что здесь работают заключенные.

Нас по талонам бесплатно кормили в городской столовой. Запомнились большие пышные оладьи с повидлом.

ПРОЩАНИЕ С 28-Й ШКОЛОЙ

Июнь 1963 года, мы сдали экзамены за восьмой класс, получили свидетельства о неполном среднем образовании, прощальный вечер и все. Весь класс разметало кого куда. Кто-то пошел в техникум, педучилище, несколько мальчиков в среднюю мореходку, остальные – в девятые классы по разным школам города. Гена Ермоленко пошел доучиваться в ШРМ (школу рабочей молодежи). Были такие вечерние школы, как в фильме «Большая перемена». У Гены была мечта – непременно поступить в институт и выучиться на авиаконструктора. А тогда был такой закон, что с производственным стажем 2 года принимали в институт без конкурса. Вот Гена 2 года работал на заводе, а вечером доучивался в ШРМ. Он потом поступил в Харьковский авиационный. Он, пожалуй, единственный из нас с детских лет знал, кем хочет быть, вместе со своим другом Сашей Ковалевским много лет ходил в Дом пионеров в кружок авиамоделирования. Саша поступил в среднюю мореходку. Он был невысокого роста, но ладно сложенный мальчик. Как-то года через два он заходил ко мне в форме, которая ему очень шла. Саша говорил: «Мы – гусары XX века!» Гена и Саша были мои самые старые друзья еще с четвертого класса. Володя Вихарев, в которого я была влюблена в восьмом классе, уехал в Киров учиться на авиамеханика. Его друг – Вова Хохлов, я шутливо звала его «Вольдемар», пошел в девятый класс, а потом в Ленинградский Политех. Куда-то пошел мой дружок Павлик Шкляр. Он был невысок ростом и говорил мне: «Видела моего отца? Вот и я обязательно вырасту!» Где вы, дорогие мои мальчишки?

А Валя Токарева, Люба Селиверстова, Таня Лаптева и я подали заявления в девятый класс 20-й школы, которая находилась далеко, в центре города. Выбрали мы эту школу, потому что там учили на чертежников. Мы решили, что нам в дальнейшем это пригодится.

ПОЛУЧАЕМ КВАРТИРУ

А между тем в нашей семье происходят важные события. Я слышу разговор родителей: папе предложили, как опытному специалисту, работу в ОБХСС (отдел борьбы с хищениями социалистической собственности). Обещали решить жилищные проблемы. Ведь мы продолжали жить в своей двадцатиметровой комнате с краном холодной воды. Папе не хотелось идти в ОБХСС, но квартира была нужна.

И вот мама стала настаивать, чтобы папа пошел к своему начальнику и поставил вопрос о квартире. Представляю, чего стоил моему гордому папе, который никогда ни о чем не просил, этот разговор с начальником. Но все решилось неожиданно быстро и просто: «Михаил Михайлович, вас устроит двухкомнатная квартира в новом кирпичном доме, который сдается этим летом?» Конечно, да! Папа «прилетел» домой радостный: не надо с работы уходить и квартира будет через несколько месяцев.

Тут хочу сказать, что в старости папа потерял зрение на один глаз и оглох на одно ухо от военной контузии, все говорили ему, чтобы он хлопотал об инвалидности. На что мой отец отвечал почти по Булгакову: «Зачем просить. Если положено, сами должны прийти и принести». Так и умер.

ДАЧНЫЙ ПОСЕЛОК «РЫБАК ЗАПОЛЯРЬЯ»

Еще одно радостное событие 1963 года: мы первый раз всей семьей едем на Черное море. Мы с сестрой кроме вологодской деревни нигде не бывали. И вот поезд Мурманск – Адлер. Он идет четыре ночи и четыре дня, но это незаметно: кто спит, кто в карты играет, кто разговаривает, кто читает, да и в окно смотреть интересно. Природа за окном меняется как в учебнике географии: тундра, тайга, смешанные леса, лиственные леса, степь. Едем через Украину, у них не бревенчатые избы, как у нас, а белые мазанки. Потом вообще субтропики.

И вот все бросились к окнам. Ура! Море! Я думала, что просто для красоты рисуют море синим, ведь вода прозрачная. А тут море синее-синее, а в нем отражается солнце, как у Максима Горького: «Море смеялось!».

Настроение у всех приподнятое в предвкушении чего-то непременно хорошего.

У нас путевки в дачный поселок «Рыбак Заполярья», который принадлежал главку «Севрыба», где работал мой папа. Поселок находится между Сочи и Адлером в приморском местечке Кудепста совсем рядом с Адлером. Дачные домики из оштукатуренного кирпича под красной черепицей располагались на горке и утопали в субтропической зелени: розы, магнолии, самшит, кипарисы и так далее. Каждый домик имел две террасы и два входа. Можно было не видеть соседей. Было две комнаты с мебелью, кухня с газовой плитой и посудой, белье меняли раз в неделю.

Если ехать из Адлера по шоссе, то справа на горе – «Рыбак Заполярья», прямо у шоссе находится администрация, стоматологический кабинет (лечение зубов было бесплатное), медпункт и баня, в которой бесплатно можно было мыться хоть каждый день.

Питаться надо было самостоятельно: хочешь – сам готовь, хочешь – ходи в заведения на территории поселка. Завтракали мы в молочном кафе: сырники, сметана, сосиски. Обедали в столовой, которая вечером превращалась в ресторан. Но больше всего нам нравилось кафе у дороги, где висел плакат: «У нас самые вкусные русские блины и кавказские чебуреки!» И это было действительно так. А еще папа любил сюда ходить, потому что здесь продавали настоящее чешское пиво из огромных деревянных бочек.

За фруктами ездили на автобусе в Адлер на рынок. Он был совсем близко. Родители покупали себе бутылочку вина «Очи черные», «Улыбка», «Южная ночь», «Лидия».

Но самое главное – это море. У нас был свой пляж, на который пускали по пропускам. Переходишь шоссе, идешь по дорожке через старый грушевый сад, переходишь железную дорогу – вот и море! Пляж по всему побережью Сочи – Адлер довольно узкий, так как вдоль моря проходит железная дорога, поэтому деревянные лежаки на пляже стоят почти вплотную друг к другу. Занял место и целый день купайся! Многие брали с собой фрукты, какие-то перекусы. Все поголовно играли в карты. В то время фотоаппараты были еще редкостью, поэтому все фотографировались на память о море у пляжного фотографа, который в шортах, соломенной шляпе, загорелый до черноты, с фотоаппаратом на шее и с треногой в руке ходил и кричал: «Фотографироваться!» Носили по пляжу вареную кукурузы и жареные пирожки.

На пароходе от причала в Кудепсте мы плавали в Сочи, так как дорога в Сочи на автобусе была тяжелая – сплошной серпантин. Многих укачивало. В Сочи первым делом ходили в дом-музей писателя Николая Островского, который здесь диктовал, уже будучи парализованным и слепым, свою знаменитую книгу о первых комсомольцах «Как закалялась сталь». Потом в обязательном порядке посещали знаменитый сочинский дендрарий. Это как ботанический сад. Здесь росли диковинные растения, цвели цветы, били фонтаны и разгуливали павлины. В дендрарии тоже все обязательно фотографировались на центральной аллее. Почти у всех, кто в те года бывал в Сочи, есть такие фотографии.

В нашем дачном поселке был свой кинотеатр под открытым небом. Вечером часто смотрели кино. В то время очень много показывали красивых исторических польских фильмов: «Пан Володыевский», «Пепел». В фильмах блистали польские звезды Беата Тышкевич и рыжий Даниэль Ольбрыхский.

Столовая-ресторан гудел всю ночь, а утром у администрации висела стенгазета: «Они позорят Мурманск», где были нарисованы карикатуры на мужчин и женщин в шортах и с бутылками в руках.

ПОЕЗД АДЛЕР – МУРМАНСК

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Едем домой. Все ждут, когда отъедем подальше от моря, чтобы купить дешевых фруктов. Фрукты были так дешевы, что на юге их продавали исключительно десятилитровыми ведрами: яблоки, груши, сливы, абрикосы. Заканчивался процесс закупок, начиналась сортировка, так как от жары фрукты гнили. Больше половины выбрасывалось. Запах стоял в вагоне, как на винном заводе, где гонят фруктовое вино. Запомнилась одна бабка из Нюксеницы (это далеко на востоке Вологодской области), которая кричала на своем местном говоре: «Поцем алыця?» Потом рассказывала о себе: «Мы из Нюксеницы». Чудесное слово Нюксеница запомнилось.

ПЕРЕЕЗД НА НОВУЮ КВАРТИРУ

Пока мы были в Адлере, папин знакомый и наш будущий сосед получил для нас ключи от квартиры, и мы стали сразу переселяться из Дальнего переулка на Центральную улицу. Не знаю, кто придумывал названия улиц, но улица Центральная была выше на сопке и еще дальше от центра, чем переулок Дальний. Говорю не переезжали, а переселялись, потому что перевезли крупные вещи, а мелочь переносили пешком, так как было совсем близко.

Запомнилось почему-то, как я несу в руке чернильницу в виде прозрачного стеклянного куба. Кстати, хочу сказать, что шариковых ручек до окончания школы еще не было. Школу заканчивали с поршневыми ручками, которые с помощь маленького поршня заправлялись чернилами. А в пятом классе еще писали, макая деревянную ручку с вставным пером в чернильницу. Чернильницы дежурный по классу собирал со всего класса на деревянный поддон с ячейками для каждой чернильницы и перед уроками шел в гардероб, где гардеробщица из эмалированного чайника наливала чернила. Чернила она варила в кастрюле на электрической плитке из сухого порошка, разбавляя его водой.

Хотя дом был добротный, из кирпича, но планировка была обычная для двухкомнатных «хрущевок», которая всем известна, так как такие дома стоят до сих пор. Но после нашей комнаты без удобств и горячей воды это был дворец. Выбросили шелковый абажур – купили трехрожковую люстру, новые шторы с абстрактным рисунком, торшер, кресла, журнальный столик на трех ножках, настоящий письменный стол с тумбочкой, большую книжную полку. В общем, как у всех людей. Холодильник еще было не достать (то есть не купить в магазине). Но под окном в кухне была сделана ниша с дверцами и сквозным отверстием на улицу, которое можно было закрывать или открывать, регулируя температуру. Там хранились продукты, как в холодильнике.

Так мы стали жить на новой квартире, а впереди 1 сентября: у меня девятый класс и новая школа, а у сестры Гали шестой класс.