Текст книги "Глубина в небе"

– В этом случае старший по званию уходит последним, дорогуша. Сроду терпеть не мог игр в прятки с Тьмой, но если уж приходится, то свет выключу я!

7

Фаму Тринли не полагалось сидеть на месте Капитана Флота, и уж точно во время серьезной операции. Старик занял один из дублирующих терминалов связи, но не притронулся к нему. Тринли был боевым программистом третьего ранга, хотя ни разу еще не принес никакой пользы, даже по меркам своего низкого поста. Он, казалось, приходил и уходил, когда ему вздумается, ради собственного удовольствия, и большую часть времени проводил в каюте отдыха для наемных сотрудников. Капитан Флота Пак отличался слегка иррациональным почтением к лицам старшего возраста. Ясно было, что, покуда от Фама Тринли нет особого вреда, он может спокойно просиживать штаны.

Сейчас Тринли сидел, полуотвернувшись от своего пульта. С язвительным выражением на лице он прислушивался к тихим разговорам вокруг, потоку запросов и ответов. Он смотрел поверх голов техников и боевых программистов на стандартные дисплеи.

Высадки сил Чжэн Хэ и авральников уподобились танцу взаимно подозрительных партнеров. Недоверие к авральникам охватило всех людей капитана Пака, сверху донизу в иерархии. Поэтому совместных экипажей формировать не стали, а комм-сети полностью продублировали. Капитан Пак расположил свои основные суда тремя группами, возложив на каждую ответственность за треть операций на планете. Каждый корабль авральников, каждая их шлюпка, каждый член команды, выходящий в космос, подпадали под пристальное наблюдение – не проявятся ли признаки готовящейся измены?

Консенсус-визуализаторы командной рубки отображали большую часть поступающих данных. Тринли видел в ретрансляции с «восточного» кластера, как три тяжелых лихтера авральников взлетают с замерзшей поверхности океана, зажав собой ледяную глыбу весом четверть миллиона тонн. Шестой подъем за эту высадку. Океанский лед сверкал в сиянии ракетных факелов. Тринли увидел, что на месте глыбы осталась дыра глубиной во много сотен метров. Дымные султаны пены маскировали царапину в морском дне. Эхолокация показывала, что в этом месте континентального шельфа много тяжелых металлов, и авральники приступили к их добыче такой же грубой силой, какой вырубали из океана лед.

Ничего особенно подозрительного, хотя все может измениться, когда дело дойдет до дележа награбленного.

Он просмотрел окна с выдачей утилит связевого мониторинга. Обе стороны договорились о незашифрованной межкорабельной связи, так что группа спецов-авральников постоянно поддерживала конференц-режим с офицерами Чжэн Хэ сопоставимых рангов; авральники настойчиво интересовались открытиями группы Дьема в свободной от снега долине. Любопытно, что авральники предложили, не церемонясь, попросту заграбастать артефакты местных обитателей. Не слишком характерный для Чжэн Хэ подход. «Так мог бы поступить я».

Пак вывел почти все микроспутники Флота в ближний космос как раз перед прибытием авральников. Их там крутились десятки тысяч: гаджеты величиной с кулак. Тонко маневрируя, они пролетали между кораблями авральников куда чаще, чем могли бы волей случая. Результаты их электронной разведки отображались в соответствующем окне на мостике. Спутники докладывали, что суда авральников ведут интенсивные переговоры в пределах прямой видимости. Возможно, это безобидные служебные переговоры автоматики. Но более вероятно, что так авральники пытаются прикрыть зашифрованную координацию военных сил, осуществляя свой хитрый план. Фам Тринли неизменно считал авральников врагами – и точка.

Разумеется, специалисты капитана Пака уловили эти признаки. Боевые программисты Чжэн Хэ были по-своему проницательны, хотя избытком опыта не страдали. Тринли смотрел, как трое втянулись в жаркий спор о природе картины широкополосного вещания, которой окатывали Флот передатчики авральников. Один из младших прогеров считал, что она может оказаться комбинацией физического и программного зондирования – притом превосходно спланированной. Но если он прав, у авральников средства электронной разведки превосходят все игрушки Чжэн Хэ… а в это не верилось. Старший программист лишь поморщился в ответ на безумную идею салаги, словно у него внезапно разболелась голова. «Даже те, кто сам бывал в бою, пока не догоняют». На миг лицо Тринли стало еще более кислым.

По приватной линии в ухо прибежало:

– Что думаешь, Фам?

Тринли вздохнул и промямлил в коммуникатор, едва шевеля губами:

– Это очень дурно пахнет, Сэмми. Ты сам знаешь.

– Мне было бы спокойней на душе, согласись ты перейти на запасной контрольный пост.

Командный мостик «Фама Нювена» формально располагался именно здесь, но его функции были продублированы контрольными постами во всех жилых отсеках корабля. Более половины офицеров присутствовали на мостике в виде проекции, а физически находились в других местах. Теоретически это должно было уменьшать уязвимость звездолета. Теоретически.

– Я вот что лучше сделаю – я тут хакнул одну шлюпку и перевел ее на дистанционное управление.

Старик воспарил из своей пристежки. Молча поплыл между рядами техников, мимо дисплеев с картинками тяжелых лихтеров, команды Дьема, готовящейся к отлету из сухой долины, пытливо-внимательных лиц авральников… и зловещих окон с результатами электронной контрразведки. Он не привлек ничьего внимания, но, пролетая мимо входа на мостик, перехватил взгляд Капитана Флота Сэмми Пака и едва заметно склонил голову.

«Бесхребетные трусы, почти все». Лишь Сэмми и Кира Пен Лизолет полностью осознавали масштаб угрозы и необходимость упреждающего удара. И не сумели переубедить больше ни одного члена Торгового комитета. Даже после встречи с авральниками лицом к лицу комитетчики не догадались о несомненном предательстве, которое готовит враг. Вместо этого они прибегли к услугам арбитра – Виня. Виня, подумать только!

Тринли пролетел по пустым коридорам корабля, остановился у шлюза, ведущего в транспортный ангар для шлюпок, и откинул люк у предварительно намеченного аппарата. Можно попросить Лизолет поднять мятеж. Второй человек на Флоте после капитана, Кира Пен Лизолет располагала собственным кораблем, «Невидимой рукой». Физически поднять мятеж было возможно, а если Лизолет начнет палить, Сэмми и прочим останется только присоединиться к ней, коли жить хотят.

Он скользнул в шлюпку и включил воздушные насосы шлюза. «Нет уж, я умываю руки». Где-то в затылке нарастала боль. Тринли редко реагировал на напряжение таким образом. Он потряс головой. Ну, в общем-то, да, правда неутешительна: он не отважился попросить Лизолет о мятеже, потому что женщина эта наделена редким качеством – честью. Придется работать с тем, что досталось. Сэмми позаботился прихватить с собой оружие. Тринли ухмыльнулся, предвкушая грядущую переделку. «Даже если противник ударит первым, я готов побиться об заклад, что выживем мы». Шлюпка отчалила от флагмана Чжэн Хэ, и Тринли задумчиво пролистал последние обновления оценок угрозы. Что задумал враг? Если еще потянуть время, можно вычислить, где у Сэмми системы блокировки оружия… и предпринять собственный мятеж. В одиночку.

Признаков готовящегося предательства было много, но даже Фам Тринли прозевал самый очевидный из них. В данном случае, чтобы узнать способ атаки, требовалось о нем догадаться.

Эзр Винь про военные приготовления наверху ничего не знал. Килосекунды на поверхности протекли в тяжелой, требующей внимания работе, которая не оставляла много времени для подозрений и размышлений. За всю свою жизнь он провел на планетах лишь несколько десятков мегасекунд. Несмотря на тренировки и лекарства Чжэн Хэ, он страшно вымотался. Первые килосекунды дались сравнительно легко, но теперь у него каждая мышца ныла. К счастью, не у него одного. Вся команда с ног валилась. Уборка растянулась на целую вечность: надо было тщательно проверить, не осталось ли какого мусора или следов их присутствия, способных пережить повторный Поджиг В(ы)ключенной. Командир отряда Дьем подвернул ногу, забираясь обратно в шлюпку, и без грузовой лебедки его бы туда было никак не втащить. Когда все наконец очутились на борту, даже снимать и вешать в шкафчики термокуртки стало мучительным занятием.

– Господи-и! – Бенни рухнул на койку рядом с Винем. Отовсюду доносились стоны: шлюпка поднималась в небеса с заметным ускорением. Впрочем, Виня не оставлял тихий восторг – одна их вылазка принесла Флоту больше информации, чем мечталось. Они могли гордиться своей усталостью.

Воспоследовало небольшое совещание команды Дьема. Гул движка шлюпки упал почти до инфразвука, исходящего наружу, казалось, из костей экипажа. Винь слышал разговоры с орбиты, но Триксия в них не участвовала. С отрядом Дьема никто не говорил. Поправка: Киви пыталась поболтать с Винем, но Эзр слишком устал, чтобы общаться с Дочерью полка.

За изгибом планетарного диска добыча тяжелых грузов шла не по графику. Чистые термоядерные взрывы выбили из замерзшего океана несколько миллионов тонн льда, но дальше дело застопорилось из-за пара, плотным столбом поднявшегося над местом разработок. Авральник, которого звали Брюгель, жаловался на потерю связи с одним из лихтеров.

– Думаю, вам его просто не видно, сэр, – отозвался кто-то из техников Чжэн Хэ. – Мы их все видим. Они еще на поверхности, туман снижает видимость, но нам кажется, что они позиционированы как должно. Еще три поднимаются в нужной формации… минуточку… – Тянулись секунды. На «дальнем» канале кто-то бубнил про медицинские проблемы; похоже, кого-то рвало в невесомости. Потом диспетчер заговорил снова: – Странно. Мы потеряли из виду суда, участвующие в операции на Восточном побережье.

Голос Брюгеля стал резким:

– А вспомогательные вы видите?

Техник Чжэн Хэ не ответил.

Вмешался третий голос:

– Зафиксирован электромагнитный импульс. Я думал, вы, ребята, покончили со взрывными работами на поверхности?

– Разумеется! – отозвался Брюгель тоном оскорбленной девственницы.

– Мы… еще три импульса, только что. Я… Дасэр!

Электромагнитные импульсы? Винь попытался присесть, но ускорение помешало. Голова вдруг заныла сильней прежнего. «Да скажи еще что-нибудь, чтоб тебя!» Но человек, замолчавший после «дасэр» (судя по всему, боевой программист Чжэн Хэ), не проявлялся больше в эфире: либо прервал связь, либо, что вероятнее, переключился на зашифрованный канал.

Авральник сердито заорал:

– Дайте мне кого-нибудь из руководства, и немедленно! Мы видим, как нас выцеливают лазерами! Отключите их – или мы все об этом пожалеем.

Наголовный дисплей Эзра стал прозрачным, перед глазами возникла переборка посадочного модуля. Тут же, замигав, вернулись обои, но видеопоток показывал случайную последовательность аварийных команд.

– !!! – Это Джимми Дьем. У выхода каюты командир отряда колотил по контрольному пульту. За спиной Виня кого-то рвало. Как в кошмаре: все плохое наваливается разом.

В этот момент шлюпка перестала ускоряться. За три секунды жуткая тяжесть сползла с груди Виня – и вернулась привычная уютная невесомость. Он отстегнулся и поплыл к Дьему.

С потолка легко было расположиться голова к голове с Дьемом и увидеть его аварийные дисплеи, не мешая командиру.

– Мы и вправду по ним стреляем?

«Господи, как у меня болит голова…» Он попытался вчитаться в показания консоли Дьема, но символы расплывались перед глазами.

Дьем чуть повернул голову к Эзру. Лицо его исказилось смертной мукой, он едва мог пошевелиться.

– Не знаю, куда мы летим. Я потерял консенсуальный обзор. Пристегнись… – Он наклонился вперед, словно желая вглядеться в экран. – Флотская сеть перешла на глубокое шифрование, а мы застряли на нижнем уровне. – И это означало, что никакой информации, кроме команд от боевых программистов Пака, они не получат.

Потолок ощутимо приложил Виня по заднице, и он полетел в другой конец каюты. Шлюпка поворачивалась, явно следуя какой-то аварийной процедуре: автопилот предупреждений не выдавал. Скорее всего, командование Флота готовило их к очередному ускорению. Он пристегнулся за спиной Дьема, и тут главный двигатель выдал ускорение примерно в 0,1g.

– Они переводят нас на более низкую орбиту… но я не вижу… никого навстречу… – Дьем неуклюже ткнул в поле для ввода пароля под дисплеем. – Ладно, попробую сам разнюхать… Надеюсь, Пак не обидится.

Еще кто-то блеванул. Дьем попытался повернуться и поморщился.

– Ты у нас подвижней, Винь. Прибери за ними.

Эзр соскользнул по поручням, пользуясь помощью гравитации. Торговцы Чжэн Хэ умели жить при различной силе тяжести. Лекарства и евгеника сделали ориентационную болезнь редкостью. Но сейчас Цуфэ До и Фама Патиля выворачивало, а Бенни Вэнь свернулся клубком, насколько позволяли пристежные ремни. Он держался за виски и раскачивался, агонизируя от боли.

– Давит… давит…

Винь подобрался к Патилю и До, осторожно утер блевотину с комбинезонов. Цуфэ удивленно глянула на него:

– В жизни не блевала…

– Это не твоя вина, – сказал Винь, стараясь проскальзывать мыслями в сжимавшийся обруч мигрени. «Идиоты, идиоты, идиоты. Ну как мы раньше не сообразили?» Это не Чжэн Хэ атакует авральников, а совсем наоборот.

Вдруг открылся вид наружу.

– Есть локальный консенсус, – возвестил в гарнитуре голос Дьема. Командир выталкивал из себя слова отрывочными залпами. – Пять высокоскоростных бомб… с позиций авральников… цель – флагман Пака.

Винь перегнулся через койку и посмотрел. Боеголовки врага удалялись, если смотреть из шлюпки: пять тусклых звездочек, ускоряясь с каждым мгновением, летели через небосклон к флагману Флота Чжэн Хэ «Фам Нювен». Но не по плавным траекториям. Они выделывали резкие кувырки и зигзаги.

– Наверно, мы по ним лазерами бьем. Они уворачиваются.

Одна звездочка погасла.

– Одну сбили! Есть!

Четыре ярких пятна расцвели в небесах. Они разгорались все ослепительней: в тысячу раз ярче тусклого солнца.

Потом обзор снова очистился. Освещение в каюте исчезло, появилось снова, мигнуло и пропало совсем. Ожила последняя аварийная система. Тонкая сеть красноватых линий очертила контуры отсеков оборудования, воздушного шлюза, аварийной консоли. Система была неуязвима для радиации, но примитивна и низкоэнергетична. Даже видеотерминалы отключились.

– Командир, что с флагманом Пака? – спросил Винь. Четыре таких близких взрыва ужасной яркости – в углах правильного тетраэдра, заключившего жертву в клетку. Картинка, может, и пропала, но в его памяти она останется навечно. – Джимми! – Виню пришлось заорать в голову каюты. – Что с «Фамом Нювеном»? – Красное аварийное освещение пьяно колыхалось вокруг Эзра; крикнув, он чуть не лишился чувств.

Голос Дьема прозвучал отрывисто и громко:

– Я… я думаю, он п-погиб. – Взорвался, испарился: подобрать эвфемизмы было нелегко. – У меня б-больше ничего нет, но четыре бомбы… Господи, они ударили прямо в него!

Вмешались еще несколько голосов, слабее Дьемова. Винь полез обратно, пробиваясь вдоль линии аварийной системы, и тут ускорение в 0,1g исчезло. Без интеллектроники, без света – что такое эта шлюпка, как не летающий гроб? Впервые за всю жизнь Эзр Винь испытал дезориентирующий ужас планетного жителя: невесомость могла означать, что шлюпка вышла на расчетную орбиту – или что аппаратик падает по баллистической траектории, пересекающей поверхность планеты.

Винь усилием воли унял ужас и пополз дальше. Осталась еще аварийная консоль. Можно поймать звуковую передачу. Можно воспользоваться автопилотом и долететь туда, где собрались уцелевшие силы Чжэн Хэ. Мигрень усиливалась: Эзр Винь и не думал, что голова способна так болеть. Крохотные красные огоньки аварийного освещения, казалось, тускнели. Он чувствовал, как ускользает сознание. Накатила паника и проглотила его. Он оказался бессилен.

Но за миг до того, как все вокруг растаяло, судьба смилостивилась над ним и послала воспоминание.

Триксии Бонсол на борту «Фама Нювена» не было.

8

Чуть более двухсот лет часовой механизм в глубине замерзшего озера честно тикал, расслабляя пружину за пружиной. Механизм отщелкал последнюю пружину… и его заело, потому что на последнем спусковом крючке осела воздушная снежинка. Так бы он там и провисел до самого Нового Солнца, кабы не последовательность событий, не предусмотренная никем: на седьмой день двести девятого года серия резких подземных толчков вдруг разошлась по замерзшему морю, освободив последний спусковой крючок. Шевельнулся поршень, подавая органический ил в контейнер с замерзшим воздухом. Несколько минут ничего не происходило. Затем органическая масса тускло воссияла, температура быстро поднялась выше точки испарения кислорода и азота, а затем и двуокиси углерода. Дыхание триллиона распускающихся экзотермов расплавило лед над маленькой подледной лодкой. Начался подъем к поверхности.

Проснуться после Тьмы – совсем не то же самое, как после обычного сна. Об этом мгновении писали тысячи поэтов, а в недавние эпохи его исследованием занялись десятки тысяч ученых. Шерканер Андерхилл пережил его во второй раз (хотя первый раз, честно говоря, не стоило считать, поскольку память о нем смешивалась с расплывчатыми воспоминаниями детства о том, как он цеплялся за спину своего отца в бассейнах Маунтройяльской Глубины).

Пробуждение после Тьмы происходит фрагментированно. Зрение, затем осязание и слух. Память, распознавание образов, мысль. Как это происходит: сперва одно, затем еще одно, и еще, и еще? Или все случается одновременно, но части личности между собой какое-то время не сообщаются? Где из частей возникает «сознание»? Эти вопросы дразнили воображение Шерканера всю жизнь, став базисом для его главного странствия… Но в те моменты фрагментированного сознания они сосуществовали с более важными вопросами: собраться вместе, вспомнить, кто он и почему здесь, а также – что нужно сделать прямо сейчас для выживания. Водительский насест заняли миллионолетние инстинкты.

Шло время, коалесцировала мысль, и Шерканер Андерхилл выглядывал во мрак через потрескавшееся окно своего вместилища. Там что-то двигалось – клубы пара? Нет, скорее, кристаллическая вуаль, вертящаяся в слабом сиянии, посреди которого они плыли.

Кто-то стучался в его правые плечи, вновь и вновь окликая по имени. Шерканер совместил воспоминания.

– Да, сержант. Я отошел… то есть пришел в себя.

– Отлично. – Голос Аннерби был жестким. – Ты не пострадал? Вспомни тренировки.

Андерхилл прилежно подрыгал лапами. Все они болели; неплохо для начала. Средние руки, передние руки, пищевые руки.

– Не уверен, что правая средняя и передние руки в порядке. Может, слиплись.

– Ага. Наверное, еще не оттаяли.

– Как там Джил с Эмбер?

– Я с ними по другим тросам говорю. Голову ты собрал вместе последний, но у них бóльшие участки тела еще заморожены.

– Дайте мне конец троса.

Аннерби передал ему звукопроводящее устройство, и Шерканер напрямую пообщался с остальными членами отряда. Тело выдерживает значительную разницу в скорости оттаивания частей, но, если процесс не завершен, начинается отмирание. Проблема в том, что сумки с экзотермами и топливом сместились, пока лодка протапливала себе путь наверх. Шерканер расставил сумки по местам и стал пропускать через них ил и воздух. Зеленоватое сияние в тесной лодке стало ярче, Шерканер воспользовался этим преимуществом, чтобы осмотреться в поисках пробоин в дыхательных трубках. Экзотермы необходимы для обогрева, но если отряду придется конкурировать с ними за кислород, в этой борьбе бойцам ничего не светит.

Прошло полчаса, тепло наконец освободило все конечности. Единственным, кого обморозило, оказался Джил Хэвен, у которого пострадали кончики средних рук. Это куда лучше, чем для большинства глубин. По аспекту Шерканера расплылась широкая улыбка. Они это сделали, пробудили самих себя в Глубине Тьмы.

Четверка еще некоторое время отдыхала, следя за потоком воздуха и выполняя график Шерканера по управлению экзотермами. Аннерби с Эмбердон Нижнимор просмотрели детализированный список проверочных процедур, передавая Шерканеру вызвавшие подозрение или сломанные детали снаряжения. Нижнимор, Хэвен и Аннерби – умницы, химик и пара инженеров. Но они вдобавок и профессиональные военные. Шерканера всегда восхищало, как они менялись, попадая из лаборатории на поле боя. У Аннерби особенно четко проявлялась эта «слоистая» структура личности: закаленный солдат, под этим слоем – талантливый инженер, а еще ниже – пуританин-традиционалист. Шерканер уже семь лет был знаком с этим сержантом. Первоначальное недоверие к планам Андерхилла Аннерби преодолел давным-давно, они даже стали близкими приятелями. Но когда отряд наконец перебросили на Восточный фронт, манеры сержанта изменились. Он начал обращаться к Андерхиллу «сэр», а временами почтительность эта граничила с раздражительным нетерпением.

Шерк спрашивал об этом у Виктории. В ту последнюю их встречу, в холодной землянке под последним еще функционировавшим аэродромом Восточного фронта. Вопрос ее рассмешил.

– Ах, дорогой мой штатский салага, чего же ты ожидал? Хранк примет оперативное командование, как только отряд выдвинется на вражескую территорию. Это ты – штатский эксперт без военной подготовки, которого каким-то образом надо втиснуть в цепь подчинения. Он нуждается в твоем беспрекословном повиновении, а при этом – еще и живое воображение, сопряженное с гибкостью. – Она тихо рассмеялась: от остальных землянок, узких и стылых, их отделяла лишь тонкая занавеска. – Был бы ты обычным рекрутом, Аннерби с тебя бы уже дюжину раз панцирь содрал и зажарил. Бедняга так боится, что, когда счет пойдет на секунды, твой гений вдруг сочтет необходимым отвлечься на какое-нибудь абсолютно бессмысленное занятие вроде астрономии.

– Э-э… – На самом деле Шерканер частенько размышлял, как будут выглядеть звезды без приглушающей их цвета атмосферы. – Я понимаю. И поэтому я сильно удивился, что Аннерби позволил Гринвалу включить меня в отряд.

– Ты что, шутишь? Хранк сам этого потребовал. Он знает, что с некоторыми сюрпризами способен справиться только ты. Как я уже сказала, у паучары серьезная проблема.

Нечасто кому-то удавалось смутить Шерканера Андерхилла, и вот выпал один из этих редких моментов.

– Ну ладно, я буду слушаться.

– Знаю. Я только хотела тебе намекнуть, с чем пришлось столкнуться Хранку… Считай это загадкой прикладного бихевиоризма: каким образом, черт подери, настолько чокнутый народ вообще способен будет сотрудничать и выжить там, куда не ступала еще паучья лапа?

Может, она и пошутила, но вопрос вызвал у Шерканера неподдельный интерес.

Несомненно, их лодка была самым удивительным судном за всю историю мира: отчасти подледка, отчасти портативная глубина, отчасти – контейнер с илом. Теперь пятнадцатифутовый панцирь ее раскрылся, упокоившись в мелком прудике, сверкавшем зеленым и прохладно-красным. Вода кипела в вакууме, извергая газовые фонтаны, которые тут же замерзали и опадали мелкими кристалликами. Аннерби откинул люк, отряд построился цепочкой, передавая друг другу на поверхность амуницию и баки с экзотермами, пока предметы, которые им предстояло нести, не оказались навалены рядом с лужей.

Они соединились звуковыми тросами, от Андерхилла к Аннерби, от него к Хэвену и Нижнимор. Шерканер до последнего момента рассчитывал на портативные рации, но это оборудование было слишком громоздко, да и не знал никто, как оно поведет себя в таких жестких условиях. Поэтому каждый мог общаться только с соседом. Впрочем, страховка все равно бы понадобилась, поэтому тросы дополнительного неудобства не вносили.

Шерканер повел отряд к берегу озера, за ним шел Аннерби, а Нижнимор с Хэвеном тащили сани. Стоило отойти от подледной лодки, как вокруг сомкнулась тьма. Все еще посверкивали теплокрасные огоньки там, куда на землю разбрызгалась экзотермовая слизь, да и подледка сожгла тонны горючего, выплавляя путь к поверхности. Дальнейшая часть миссии зависела от энергии экзотермов, сумки с которыми придется тащить на себе, и того топлива, что сумеют они найти под снегом.

Более всего остального помогли осуществить прогулку во Тьме эти экзотермы. До изобретения микроскопа «великие мыслители» утверждали, что высших животных от остальных форм жизни отличает способность индивидов выживать в Великой Тьме. Растения и мелкие животные погибали; выживали только их закукленные яйца. Ныне было известно, что многие одноклеточные переносят заморозку без проблем и без всякого ухода на глубину. Еще более странное открытие сделали биологи Королевской школы в то время, когда Шерканер был там дипломником: они установили, что некоторые формы низших бактерий обитают в вулканах и сохраняют активность даже на время Тьмы. Шерканера эти микроскопические создания просто очаровали. Профессура считала, что они должны впадать в анабиоз или давать споры в периоды, когда вулкан неактивен, но Шерканер задумался, а не могут ли существовать разновидности вулканических бактерий, которые живут за счет собственного выделяемого тепла. В конце концов, даже во Тьме кислорода полно, а в большинстве мест под снегом имеется органическая прослойка. Если существует катализатор окисления при сверхнизких температурах, может, маленькие микробы с его помощью «сжигают» растительность в перерывах между вулканическими извержениями. Такие бактерии лучше всех приспособлены к жизни во Тьме.

В ретроспективе стало очевидно, что этим открытием Шерканер был обязан собственному невежеству. Две жизненные стратегии требовали радикально отличавшихся химизмов. Эффект внешнего окисления очень слаб, а в теплой среде он не работает. Во многих ситуациях это подводило мелких тварей; два механизма генерировали продукты, зачастую ядовитые для носителей других. Во Тьме микроорганизмы получали некоторое незначительное преимущество, оказываясь рядом с точкой вулканической активности. И никто бы их не заметил, если бы Шерканер не искал специально. Он превратил университетскую лабораторию в замерзшее болото и был (временно) исключен с курса, но добился своего. Вот они, экзотермы.

После семи лет селекции в отделе материаловедения бактерии обзавелись чистым высокоскоростным окислительным метаболизмом. И поэтому, когда Шерканер капнул экзотермовой слизи в воздушный сугроб, оттуда вырвался клуб пара, а следом возгорелось неяркое сияние, угасавшее по мере того, как единственная капля остывала и углублялась в снег. Пройдет секунда, и если смотреть очень внимательно (но экзотермам в капле сперва должно повезти), увидишь тусклый свет из-под снега, распространяющийся по поверхности какой-нибудь замороженной органики.

Сейчас более яркое сияние уходило влево. Воздушный снег шевелился и трескался, оттуда поднимался какой-то пар. Шерканер дернул трос, уводя Аннерби и отряд к более богатому топливом участку. Как бы остроумна ни была его идея, а использование экзотермов оставалось своего рода искусством добывания огня. Снег повсюду, но горючие материалы сокрыты под ним. Лишь работа триллионов микроорганизмов позволяла находить и использовать это топливо. Какое-то время даже в отделе материаловедения испугались своего открытия. Как и рогожковые водоросли Южных отмелей, эти крохотные создания в известной мере общественны. Они двигались и воспроизводились стремительно, как и любая рогожка на отмелях. Что, если прогулка подожжет весь мир? В действительности высокоскоростной метаболизм был для бактерий самоубийственным. У Андерхилла и его отряда оставалось от силы часов пятнадцать, пока все экзотермы не погибнут.

Вскоре после того, как отряд покинул берег озера, они оказались на равнине; в Годы Увядания тут, вероятно, размещалась командирская лужайка для игры в боулинг. Тут топлива было вдоволь; в одном месте экзотермы угодили на подснежную кучу остатков дерева траум. Куча разгоралась все сильнее и теплее, пока из-под снега не полыхнуло ярко-изумрудное пламя. На несколько мгновений поле и постройки за ним стали отчетливо видимы. Затем зеленый свет померк, и осталось лишь теплокрасное свечение.

Они отошли от подледки, наверное, ярдов на сто. Если препятствий не встретится, впереди еще более четырех тысяч ярдов пути. Отряд втянулся в болезненную рутину: пройти несколько десятков ярдов, остановиться, разбрызгать экзотермовую слизь. Пока Нижнимор с Хэвеном отдыхали, Аннерби и Андерхилл смотрели, где экзотермам попадается больше всего топлива. На этих местах они пополняли все рюкзаки с илом. Иногда топлива оказывалось слишком мало (в этих местах под снегом тянулась цементная полоса), и приходилось загружать только снег. Он им тоже был нужен – для дыхания. Но без топлива для экзотермов холод быстро становился цепенящим, распространяясь от скафандровых сочленений и подошв. Успех зависел от способности Шерканера удачно предугадать местоположение следующего богатого топливом участка.

Вообще-то, Шерканер находил его достаточно легко. Он сориентировался при свете горящего дерева и по формам снежных заносов теперь без труда определял, где залегает растительность. Все шло хорошо; он не замерзал снова. Боль в кончиках рук и ног была резкой, каждое кольцевое сочленение пылало огнем, мучили боли от давления, холода и потертости от скафандра. Интересная проблема эта боль. Такая полезная штука и такая надоедливая. Даже закаленные пауки типа Хранкнера не в состоянии полностью ее игнорировать; он слышал по тросу шумное дыхание Аннерби.

Остановиться, перезарядить рюкзаки, заправить воздушные баки, и вперед. Снова и снова. Обморожения Джила Хэвена стали сильнее. Они остановились, попробовали поправить паучаре скафандр. Аннерби поменялся местами с Хэвеном и взялся помогать Нижнимор с санями.

– Никаких проблем, – сказал Джил, – это всего лишь средние руки.

Но дышал он с трудом, тяжелее Аннерби.

И все же они продвигались во Тьме куда лучше, чем рассчитывал Шерк. Шли во Мраке, но вскоре движения сделались автоматическими. Остались только боль… и восторг. Шерканер выглядывал в крохотные смотровые стекла шлема. За туманом и сиянием экзотермов… пологие холмы. Мрак тут не кромешный. Иногда, склонив голову под нужным углом, он ловил отблеск красноватого диска низко в западном небе. Он видел солнце Глубочайшей Тьмы.

А еще через крохотные иллюминаторы Шерканер различал звезды. Наконец-то. Пауки первые заглянули в самую глубокую Тьму. Мир, о котором спорили, отрицая его существование, древние философы: как может нечто существовать, не будучи в принципе наблюдаемо? Но вот оно, они его видят. Оно, это состояние, существовало и прежде, веками в холоде и неподвижности… под звездами. Звезды везде. Даже сквозь толстое смотровое стеклышко, пользуясь лишь верхними глазами, он видел, что цвета их совершенно необычны. Если бы сейчас остановиться и подстроить нужный угол зрения, что еще он увидел бы всеми глазами? Теоретики, как правило, считали, что полярного сияния во Тьме не бывает, потому что не хватает его солнечного света, чтобы его разжечь; некоторые, однако, полагали, что источником энергии полярного сияния каким-то образом выступают сохраняющие активность вулканы. Может, значит, появиться и другой свет, кроме звездного…