Текст книги "Глубина в небе"

– Великую крышесносящую идею?

– Ага, точно!

– Я помню, как, засыпая в той глубине у Тифштадта, ты продолжал что-то бубнить насчет того, что это последняя Тьма, когда вся цивилизация погружается в спячку. А потом в госпитале продолжал на ту же тему. Тебе бы научную фантастику писать, Шерканер.

Андерхилл небрежно взмахнул рукой, словно принимая комплимент.

– На самом деле в фантастике все это уже есть. Но я тебе честно скажу, Хранк, наша эра – первая, когда оно может воплотиться в жизнь.

Хранкнер пожал плечами. Он ходил в Великой Тьме; до сих пор при воспоминании об этом его подташнивало.

– Уверен, будут новые экспедиции в Глубинную Тьму, крупнее и лучше снаряженные, чем наша. Восхитительная идея, и я не сомневаюсь, что ген… майор Смит тоже строит планы на сей счет. Могу даже вообразить серьезные битвы во Тьме. Настала новая эра, Хранк. Ты посмотри, как преобразует наш мир наука.

Они проехали последний поворот сухого участка и врезались в плотную стену горячего дождя: бурю, ранее замеченную ими на севере. Шторм не застал Смит врасплох. Все окна были заранее подняты почти полностью, а машина делала всего двадцать миль в час, когда их накрыло. Тем не менее условия на дороге немедленно стали ужасны, окна так запотели, что дворники не справлялись, дождь полил так, что даже глубокрасные фары не достигали до края шоссе. Дождь пробивался сквозь оконные щелки струйками горячими, как плевок младенца. За ними во мгле маячили две пары глубокрасных огней: охрана Смит подъехала ближе.

Отвлечься от бушующей снаружи бури и вспомнить, на чем остановился Андерхилл, было нелегко.

– Знаю я про «век науки», Шерк. На него я и делаю упор в своем строительном бизнесе. К последнему Увяданию у нас были радио, самолеты, телефоны, звукозапись. Даже в пору реконструкции после Нового Солнца прогресс продолжался. Твой автомобиль куда лучше «релмайтха», на котором ты разъезжал перед Тьмой, – а это была тогда дорогущая машинка. – И когда-нибудь Аннерби надеялся узнать, каким образом Шерканер умудрился купить ее на стипендию, пусть и повышенную. – Несомненно, эпоха наша интересней любой, в какую я мог надеяться жить. Вскоре самолеты преодолеют звуковой барьер. Корона строит национальную систему скоростных трасс. Кстати, майор, а не вы ли за этим стоите?

Виктория улыбнулась:

– В этом не было нужды. В квартирмейстерском корпусе нашлось достаточно желающих. Да и без помощи правительства такая система все равно возникла бы. Просто так нам легче это дело контролировать.

– Ну что ж. Творятся великие дела. Через тридцать лет, к следующему Сошествию Мрака, не буду удивлен появлению всемирной сети воздушного сообщения, видеофонов, может, даже ракетным ретрансляторам, которые станут крутиться вокруг планеты, как она сама – вокруг солнца. Если не случится очередной войны, надеюсь это все за время своей жизни увидеть. Но ваша идея о том, что вся цивилизация может остаться неспящей во Тьме… ну, простите меня, старого вояку, но мне кажется, что вы не все просчитали. Чтобы это совершить, нам фактически понадобится воссоздать солнце. Вы вообще себе представляете, какая тут нужна энергия? Я помню, сколько ее ушло на копалки во Тьме в ту войну. Мы топлива на них извели больше, чем на все остальные военные операции.

Ха! В кои-то веки Шерканеру Андерхиллу нечего с ходу ответить. Потом он понял, что Шерк просто ждет позволения генерала заговорить. Спустя миг Виктория Смит подняла руку:

– Пока что речь шла о вполне открытых темах, сержант. Знаю, вы уже вычислили кое-что, весьма полезное потенциальному противнику: мою нынешнюю должность.

– Да. И я вас поздравлю, мэм. После Страта Гринвала вы для этой работы подходите лучше всех.

– Но… ладно, спасибо за комплимент, Хранкнер. Суть в том, что болтовня Шерканера вывела нас к самой сути того, для чего я попросила тебя завербоваться еще на тридцать дней. То, что ты сейчас услышишь, формально считается исключительной тайной стратегического значения.

– Да, мэм. – Он не думал, что вводная по заданию начнется так неожиданно.

Снаружи взревела буря. Смит вела машину не быстрее двадцати миль в час даже на прямых участках. В эти первые годы Нового Солнца облачные дни бывали угрожающе ярки, но буря так сгустилась, что небо потемнело, как в обычных дождливых сумерках. Ветер раскачивал машину на поворотах, пытаясь сбросить ее с дороги. Внутри было как в паровой бане.

Смит жестом попросила Шерканера продолжить. Андерхилл отклонился на своем насесте и заговорил громче, перекрикивая бурю:

– На самом деле я уже все просчитал. После Войны я делился своими идеями со множеством сослуживцев Виктории. И тем чуть не загубил ее карьеру. Эти паучары считают не хуже твоего. Но обстоятельства изменились.

– Поправка, – сказала Смит. – Обстоятельства могут измениться. – Ветер сдувал их к обрыву, край которого Аннерби едва различал. Смит вывернула руль вниз, и машина вильнула к центру шоссе.

– Видишь ли, – продолжал Андерхилл как ни в чем не бывало, – существуют по-настоящему мощные источники энергии, способные поддерживать во Тьме целую цивилизацию. Ты сказал, что нам фактически потребуется воссоздать солнце. Это почти точная формулировка, хотя мы до сих пор не понимаем, как оно работает. Но существуют теоретические и практические доказательства мощи атома.

Несколькими минутами раньше Аннерби бы расхохотался. Даже сейчас он не сумел скрыть издевки.

– Радиоактивность? Думаешь нас всех согреть тоннами очищенного радия?

Быть может, величайший секрет Короны в том, что высшее командование Ставки читает «Занимательную науку».

Столкнувшись с его скепсисом, Андерхилл только панцирь отряхнул:

– Разные возможности есть. Если их дополнить творческим воображением, то, не сомневаюсь, к следующей Поре Увядания расчеты будут для меня благоприятны.

И генерал добавила:

– Как ты и понял, сержант, я сомневаюсь. Но мы не имеем права прозевать эти штуки. Даже если план не сработает, неудача способна дать нам в лапы оружие, тысячекратно мощней примененного в Великую Войну.

– Смертоносней отравляющего газа в глубинах? – Внезапно бушующая снаружи буря показалась ему светлей и ясней слов Виктории Смит.

Он понял, что с этой минуты все ее внимание приковано к Аннерби.

– Да, сержант, куда смертоносней. Крупнейшие наши города могут быть уничтожены им за считаные часы.

Андерхилл чуть с насеста не спрыгнул.

– Это в худшем случае! В худшем случае! Вы, солдафоны, только этот вариант и просчитываете! Смотри, Аннерби. Если поработать над этим все следующие тридцать лет, у нас наверняка появятся энергостанции, способные питать погребенные под землей города – не глубины, а города для неспящих! – всю Тьму. Мы станем очищать дороги ото льда и воздушного снега, а к Срединной Тьме они уже такими и останутся. Транспортное сообщение по поверхности значительно упростится по сравнению с большинством Ярких Лет. – Он показал на шипящий за окнами спорткара дождь.

– Ага, и воздушное сообщение, надо полагать, тоже. – «Когда сухой воздух застынет инеем». Но скепсис Аннерби даже ему самому показался неубедительным. Да, если разжиться мощными источниками энергии, это, пожалуй, возможно.

Аннерби, наверное, не сумел скрыть перемены в своем отношении; Андерхилл усмехнулся:

– Вот видишь! Через пятьдесят лет мы оглянемся назад и удивимся, отчего тогда не сообразили. Тьма, в общем-то, самая благоприятная для жизни фаза, я так скажу.

– Ой, да. – Аннерби передернуло. Кто-то назвал бы это святотатством. – Ну да, ты описал интересные времена. Только ты меня не убедил, что это вообще возможно.

– Если вообще возможно, то очень трудно, – сказала Смит. – У нас примерно тридцать лет до следующего Сошествия Мрака. Некоторые физики уверены, что атомная энергия будет работать. Теоретически. Но, Господь Глубин, до пятьдесят восемь-десять никто про атомы вообще ни сном ни духом! Я впарила командованию эту идею, однако, учитывая, какие предстоят инвестиции, хотелось бы мне оказаться подальше, когда пузырь лопнет. Ты уж прости меня, Шерканер, но я надеюсь, что у тебя вообще не получится.

«Забавно. В этом она традиционалистка».

Шерканер:

– Это все равно что новый мир открыть!

– Нет, скорей, заново обжить существующий. Шерк, давай рассмотрим тот самый «оптимальный вариант», от которого, по твоим утверждениям, мы, ограниченные солдафоны, воротим рыла. Предположим, что ученые все просчитали верно. Предположим, что через десять лет, ну, на крайняк к шестьдесят-двадцать мы начнем строительство атомных электростанций для твоих гипотетических «городов во Тьме». Даже если в остальном мире никто за это время не переоткроет атомную энергию самостоятельно, конструкторские работы такого масштаба невозможно будет утаить. Так что, даже не будь иного повода для войны, начнется гонка вооружений. И размахом она превзойдет все виденное нами в Великую Войну.

Аннерби:

– Гм, да. Кто первым колонизирует Тьму, станет властелином мира.

– Да, – сказала Смит, – и я не уверена, что Корона в этих обстоятельствах будет сильно уважать право собственности. Но я уверена на все сто, что, если Тьму завоюет кто-то вроде Клана, мир либо проснется в рабстве, либо не проснется вообще.

Этот кошмар и вынудил Аннерби выйти в отставку.

– Не сочтите за нелояльность, однако… вы не подумываете похоронить эту идею? – Он иронически ткнул рукой в Андерхилла. – Ты же всегда можешь заняться чем-то другим?

– А ты и впрямь утратил военную сметку, я тебе скажу. Но да. Я рассматривала такую возможность – забросить исследования. Быть может, если дражайший Шерканер обязуется держать пасть на замке, этого хватит. Если больше никто в этом деле не получит преимущества на старте, то никак не сумеет задержаться неспящим во Тьме на этот цикл. И возможно, нас еще поколения отделяют от воплощения теории в действительность, если правы некоторые физики.

– Тогда я вам вот что скажу, – вмешался Андерхилл. – В скором времени все это переместится в инженерную плоскость. Если даже мы этим не займемся, атомная энергия все равно выплывет через пятнадцать-двадцать лет. Но тогда уже поздно будет строить энергостанции и запечатывать города. Слишком поздно будет и покорять Тьму. Все, на что сгодится атомная энергия, – это оружие. Ты про радий говорил, Хранкнер. Ты только представь себе, что способны натворить крупные запасы боевых отравляющих. А это ведь просто самое очевидное применение. В общем-то, независимо от наших действий цивилизация уже в опасности. По крайней мере, если мы попытаемся, то получим хороший шанс урвать главный приз: цивилизацию, живущую во Тьме.

Смит вынуждена была согласиться. Аннерби показалось, что между ними этот спор уже не впервые происходит. Виктория Смит купилась на приманку Андерхилла и подсадила высшее командование. Следующие тридцать лет окажутся даже интересней, чем Хранкнер Аннерби себе раньше представлял.

До горной деревушки добрались под самый конец дня: за последние три часа буря не позволила проехать больше двадцати миль. Прояснилось лишь за пару миль до деревни.

К пятому году Нового Солнца Ночную Глубину в основном уже отстроили. Каменные фундаменты пережили первоподжиг и последующие жестокие бури. По старому обычаю, после Тьмы местные воспользовались бронированными ростками молодого леса как бревнами для отделки домов, лавчонок и школ. Вероятно, к шестьдесят-десять древесина станет получше, тогда можно будет возвести вторые этажи, а в церкви – даже третий. Пока все было низкое и зеленое, и короткие конусовидные бревна придавали внешним стенам какой-то чешуйчатый вид.

Андерхилл настоял на том, чтобы заправиться вдали от трассы.

– Я тут знаю местечко получше, – заявил он и показал Смит, куда проехать вдоль старой дороги.

Окна уже можно было опустить. Дождь прекратился. Сухой и почти прохладный, ветер щедро обдувал машину. В облаках наметилась прореха, и несколько минут сквозь тучи светило солнце. Но сияние его уже не походило на отсветы заводской печи, как раньше в этот же день. Наверное, уже закат. Кучевые облака пылали красным, оранжевым и альфа-клетчатым – и сквозь эти цвета просачивались синь и ультрасинь чистого неба. Ослепительный свет разливался по улицам, склонам гор и постройкам. Господь сегодня в сюрреалистическом настроении.

Действительно, в конце старой гравийки показались низкий сарай и единственная керосинокачалка.

– Это и есть твое «местечко получше», Шерк? – спросил Аннерби.

– Ну… тут поинтересней. – Андерхилл открыл дверь и соскочил с насеста. – Поглядим, помнит ли меня этот паучара. – Он прошелся вдоль машины, разминаясь. После долгой поездки его нервный тик усилился.

Смит с Аннерби тоже вылезли, а вскоре из сарая возник владелец заправки – крупного телосложения паук в рабочем комбинезоне. Его сопровождала пара детишек.

– Залить, старина? – спросил он.

Андерхилл усмехнулся ему, не потрудившись уточнить свой возраст.

– А то.

Он пошел за керосинщиком к насосу. Небо еще больше просветлело, на землю изливались потоки синего и закатно-красного.

– Вы же меня помните? Я тут на большом красном «релмайтхе» частенько ездил как раз перед Тьмой. Вы тогда были кузнецом.

Владелец заправки остановился и посмотрел на Андерхилла долгим взглядом.

– О, «релмайтх» я помню. – Двое пятилеток крутились вокруг, наблюдая за интересным гостем.

– Забавно, как все меняется, гм?

Владелец заправки явно не понял, что Андерхилл имеет в виду, но спустя пару минут они уже болтали как заправские друзья. Да, владельцу нравились автомобили, за ними будущее, и хватит с него кузницы. Шерканер поблагодарил его за какую-то работу, проделанную давным-давно, и сказал, что новая заправка на шоссе – стыд-позор. Он спорить готов, что там и близко так хорошо не починят машину, как здесь, и вообще, не думает ли бывший кузнец насчет рекламной вывески, как сейчас на улицах Принстона заведено? Охрана Смит подъехала и припарковалась на поляне у проселка, но керосинщик едва обратил на них внимание. Забавно, как этот Андерхилл умеет кого угодно очаровывать, подстраивая интенсивность своих маниакальных выходок под возможности полосы пропускания.

Тем временем Смит перебежала через дорогу и уже говорила с капитаном, возглавлявшим охрану. Она вернулась, когда Шерк расплачивался за топливо.

– Черт побери. Ставка говорит, что к полуночи ожидается буря еще более скверная. Стоило мне первый раз на своей машине выбраться, и тут же все черти повылазили.

Смит говорила с притворным гневом, как бывало часто, когда она оставалась недовольна сама собой. Они залезли в машину. Смит ткнула стартер дважды. Трижды. Машина завелась.

– Придется тут лагерь разбить. – Она посидела минутку, кажется, в нерешительности. А может, глядя в небо на юге. – Тут к западу от города королевские земли, как мне помнится.

Смит вела машину по гравийке, потом по грязному проселку. Аннерби подумал бы, что она заблудилась, но Смит ни разу не притормозила и не сдала назад. За ними следовала охрана, и вид у процессии был почти такой же невинный, как у вереницы ошпрехов. Грязная колея выводила на мыс, откуда открывался великолепный вид на океан. Крутые утесы с трех сторон. Когда-нибудь здесь снова прорастет высокий лес, но пока что даже миллионам бронированных ростков было трудно цепляться за грунт.

Смит остановилась, заехав в тупик, и откинулась на водительском насесте.

– Извините. Я… не туда повернула.

Она махнула первой машине охраны.

Аннерби глядел на небо и океан. Иногда поворот не туда как нельзя более кстати.

– Да ладно. Господи, какой отсюда вид!

Разрывы в облаках походили на глубокие каньоны. Свет, струясь по ним, полыхал красным и ближнекрасным – отражения заката. Миллиард рубиновых капель горел на листве. Аннерби вылез из машины и прошелся меж ростков к оконечности мыса. У него под ногами чвякала лесная подстилка. Спустя миг Шерканер последовал его примеру.

С океана тянул влажный, прохладный бриз. Не надо быть синоптиком, чтобы угадать приближение бури. Он посмотрел вдаль, на воду. Они были меньше чем в трех милях от волноломов – ближе в этой фазе солнца не подойдешь. Отсюда видна была турбулентность и слышался грохот перемалываемых камней. В прибое высились три севших на мель айсберга. Но еще сотни их громоздились до горизонта. Вечная битва: огонь Нового Солнца против льда доброй земли. Никому не суждено одержать окончательную победу. Еще двадцать лет пройдет, прежде чем растают последние ледяные мели. Но к тому времени солнце уже вступит в фазу Увядания. Даже Шерканера, казалось, ошеломила эта картина.

Виктория Смит покинула водительский насест, но за ними не пошла, а отошла в противоположную сторону, к южной оконечности мыса. «Бедняжка. Генерал никак не решит, деловая это поездка или увеселительная». Аннерби тоже радовался, что не удалось добраться до Ставки за один переезд.

Они отошли к Смит. На этой стороне мыса рельеф менялся, скалы снижались, переходя в небольшую долину. На возвышении за нею стоял какой-то домик, вроде маленькой гостиницы. Смит остановилась у выбоины в скальной стене, где обрыв не был так смертоносно крут. Быть может, некогда в этом месте дорога продолжалась, спускаясь в долинку и взлетая с другой стороны.

Шерканер замер рядом, обняв жену левыми руками через плечи; спустя миг она просунула под его руками пару своих, но ничего не сказала. Аннерби прошел к обрыву и свесил туда голову. Да, дорога здесь была, но ее стесало до самого дна. Бури и оползни Ранней Яркости прорубили новые обрывы. Сама же долина казалась нетронутой, чарующей и восхитительно чистой.

– Ох-ох. Тут не спуститься, мэм. Дорогу начисто размыло.

Виктория Смит мгновение не отвечала.

– Да. Начисто размыло. Оно и к лучшему…

Шерк возразил:

– Но почему? Можно было бы, наверное, спуститься тут и подняться с той стороны. – Он ткнул рукой в сторону гостиницы на вершине холма по ту сторону провала. – Посмотрели бы, как там леди Энкл…

Виктория резким движением, словно почесывая, обняла его.

– Нет. И потом, там места едва для нас троих хватило бы. Лучше заночуем тут с моей охраной.

Спустя миг Шерк издал легкий смешок:

– А что, сойдет. Всегда мечтал посмотреть, как выглядит современный моторизованный бивуак.

Они вернулись на колею следом за Смит. Когда выбрались к машинам, Шерканер уже отошел и принялся рассуждать насчет легких палаток, которым даже бури Первой Яркости нипочем будут.

15

Томас Нау стоял у окна своей спальни и смотрел наружу. Вообще говоря, покои Томаса располагались на глубине пятидесяти метров в Алмазе‑1, но из окна он видел картинку с вершины высочайшего шпиля Хаммерфеста. Его имение после Поджига заметно разрослось. Из алмазных блоков соорудили вполне подходящие стены, и выжившие резчики проведут остаток жизни за полировкой и гравировкой фризов таких же сложных и изящных, как и в подлинном доме Нау.

Местность вокруг Хаммерфеста мыслилась гладкой, выложенной плитками металла из копей Алмаза‑2. Нау пытался соблюдать такую ориентацию, чтобы лишь флагшток Хаммерфеста выходил на солнце. В последний год или даже немного раньше надобность в такой предосторожности отпала, но все равно, оставаясь в тени, можно было экономичнее использовать лед – для заслонки и смазки. В небе уже прошла половину пути Арахна, сверкающий сине-белый диск диаметром примерно полградуса. Теперешнее спокойствие заметно контрастировало с безумным хаосом первых мегасекунд после Поджига. Нау пять лет трудился над созданием этой картины, воплощавшей мир и красоту.

Пять лет. А сколько еще придется тут проторчать? По самым оптимистичным оценкам специалистов, от тридцати до сорока. Столько, сколько потребуется паукам для создания развитой промышленности. Забавно, как все повернулось. Он действительно оказался в Изгнании, только не таком, как планировал на Балакрее. Исходная миссия тоже была рискованной, но риски эти тщательно просчитывались: пара веков вдали от все более опасных политиков метрополии, возможность накопить ресурсы втайне от тунеядцев, а сверх того – золотая акция: шанс раскопать секреты негуманоидной расы космопроходцев. Он только не учел, что Чжэн Хэ способна его опередить.

Знания Чжэн Хэ составляли основу балакрейской цивилизации авральников. Томас Нау всю жизнь изучал Чжэн Хэ, но лишь повстречавшись с ними лицом к лицу, понял, насколько эти коробейники отличаются от его соотечественников. Флотское командование у них было мягкотелое и наивное. Заразить их мозговой гнилью с точно рассчитанным инкубационным периодом – тривиальная задача, подстроить ловушку – столь же просто. Но когда грянула атака, коробейники оказали дьявольски ожесточенное сопротивление. Они дрались, как умные черти с доброй сотней сюрпризов в запасе. Флагманский корабль их погиб в первые сто секунд сражения, а они, такое впечатление, лишь выиграли от этого, превратясь в смертоносных убийц. Когда их наконец свалила мозговая гниль, обе стороны оказались непоправимо изувечены. После битвы Нау допустил еще одну ошибку, и вновь – капитально недооценив коробейников. Мозговая гниль могла убить торговцев, но лишь немногие поддавались мозгочистке или фокусировке. Полевые допросы дали плачевные результаты, хотя в итоге Нау обратил эту катастрофу себе на пользу, придумав, как с ее помощью сплотить выживших.

Аттик Хаммерфеста, клиника фокуса, роскошное убранство – все это с погибших звездолетов срезано. Там и сям среди руин еще попадались островки функционирующих высоких технологий. Все остальное надо было создавать из сырья, доступного на астероидах, – в ожидании, пока цивилизация пауков разовьется до нужного уровня.

Тридцать – сорок лет. Это возможно. Капсул холодного сна должно хватить на всех выживших. Основная их цель теперь – изучение пауков, их языков, истории и культуры. На протяжении десятилетий эта работа будет распределена по дереву вахт, по несколько мегасекунд на каждую, с перерывами на год-другой в анабиозе. Некоторым, например ученым и переводчикам, придется проводить на вахте больше времени. Другим – пилотам и тактическим специалистам – в ранние годы не найдется особого применения, а затем, ближе к концу миссии, их поставят на полную жизненную загрузку. Нау объяснял это на совещаниях со своими собственными подчиненными и Чжэн Хэ. Обещания его в целом соответствовали действительности. У Чжэн Хэ имелся богатый опыт подобных операций; если повезет, в среднем каждый выживший проведет в Изгнании не больше десяти-двенадцати лет реального времени. Он же тем временем вскроет библиотеку коробейницкого флота и узнает все, что когда-либо узнала сама Чжэн Хэ.

Нау оперся рукой на окно. Оконная поверхность была теплой, как настенные ковры. Чума их порази, но до чего классные у Чжэн Хэ обои! С какого угла ни посмотри, и все равно искажений не возникает. Нау едва слышно фыркнул. В конце концов, работа с коробейниками – это, скорее всего, самая простая часть Изгнания. У них имеется опыт действий по предложенному Нау графику.

А вот что до него самого… ему на миг взгрустнулось. Кто-то должен оставаться на вахте, пока все не наладится. Кто-то, кому можно полностью доверять, кто-то вполне компетентный. Имелась единственная кандидатура, и звали этого человека Томас Нау. Если Ритсера Брюгеля предоставить самому себе, он сдуру израсходует бесценные людские ресурсы, а то вообще попытается убить самого Нау. Если Анне Рейнольт предоставить самой себе, она годы проработает с надежностью часового механизма, но случись что непредвиденное… Ну да, Чжэн Хэ они, кажется, окончательно подчинили, а после допросов Нау уверился, что серьезных нераскрытых тайн не осталось. Но если Чжэн Хэ снова сплетет заговор, Анне Рейнольт не поздоровится.

Значит, к моменту окончательного торжества Томасу Нау будет уже лет сто. Средний возраст по меркам Балакреи. Нау вздохнул. Ну ладно. Медицина Чжэн Хэ вполне способна возместить понесенные потери. А затем…

Комната содрогнулась, издав почти неслышимый стон. Там, где рука Нау касалась стены, вибрация сотрясла его кости. Третье скалотрясение за последние сорок килосекунд.

В другом конце спальни в их общей постели шевельнулась девчонка-коробейница.

– Чт… – Киви Лин Лизолет проснулась и от собственного движения вынырнула из кровати. Она почти три дня напролет работала без устали, стараясь вернуть скалам устойчивую конфигурацию. Взгляд Лизолет блуждал. Наверное, она даже не поняла, что ее разбудило. Глаза девчонки остановились на Нау возле окна, по лицу расплылась сочувствующая улыбка. – Ой, Томас, ты все не спишь и волнуешься за нас?

Она потянулась обнять его. Нау, потупив глаза, улыбнулся и кивнул. Черт, она, по сути, не так далека от правды. Он перелетел к ней через комнату, остановив себя на расстоянии руки от стены за ее спиной. Она приняла его в объятия, и они поплыли вместе, медленно опускаясь в кровать. Его руки скользнули к ее талии, он почувствовал, как сильные девичьи ноги сплетаются с его собственными.

– Ты делаешь все, что в твоих силах, Томас. Не перерабатывай. Все будет в порядке.

Руки девчонки нежно погладили волосы у него на затылке. Он почувствовал, как нарастает в ней дрожь. Подумать только: Киви Лизолет волнуется, что он перерабатывает. Киви, которая себя загонит до смертельной усталости, если это поможет увеличить на один процент шансы на общее выживание. Они молча парили в воздухе несколько секунд, пока гравитация не притянула их к пенно-кружевному ложу.

Нау опустил руки, погладил ее по бокам и почувствовал, как трепет мало-помалу унимается. В этой миссии многое обернулось не так, как думалось, но Киви Лин Лизолет можно было отнести к маленьким триумфам. Когда Нау захватил флотилию Чжэн Хэ, Киви было четырнадцать – развитая не по годам, наивная, своевольная. Девчонку удалось хорошенько заразить мозговой гнилью. Даже фокусировке она, в принципе, поддавалась; некоторое время Томас Нау размышлял, а не сделать ли из нее игрушку для телесных услад. Благодарение Чуме, не сделал.

В первые года два девчонка большую часть времени проводила у себя в каюте и плакала. «Убийство» ее матери, якобы содеянное Дьемом, сделало ее первой чистосердечной перебежчицей. Нау мегасекунды провел, утешая ее. Сперва просто упражнялся в искусстве убеждения, рассчитывая, что Киви повысит доверие к нему среди остальных коробейников. Но шло время, и Нау стал замечать, что девчонка куда опаснее и куда полезнее, чем ему прежде мнилось. Киви большую часть детства провела на вахте во время полета с Трехземья. Она использовала это время так интенсивно, как не всякий фокусированный смог бы: изучала конструкторское дело, технологии жизнеобеспечения и методики торговли. Странно: зачем бы одному ребенку давать такую интенсивную подготовку? Как многие фракции Чжэн Хэ, Семья Лизолет накопила собственные тайны, выработала собственную внутреннюю культуру. На первых допросах он выжал из ее матери вероятное объяснение. Лизолеты использовали время в полетах между звездами для формирования личностей тех девочек, которых прочили на руководящие должности в Семье. Обернись все так, как планировала Кира Пен Лизолет, к моменту прибытия в систему девчонка, полностью охваченная преданностью матери, была бы уже готова получить новые инструкции.

Как впоследствии оказалось, это идеальным образом приспособило ее к планам Томаса Нау. Молодая, талантливая, отчаянно нуждается в объекте лояльности. Он мог ее вахту за вахтой гонять без анабиоза, как и, по необходимости, самого себя. Она стала ему отличной компаньонкой на предстоящее время – и оселком, на котором он постоянно проверял свои планы. Киви была умна и во многом еще сохраняла былую независимость. Даже сейчас, когда все улики насчет того, что на самом деле случилось с ее матерью и остальными, надежно стерты, с ней можно было поскользнуться. Использовать Киви – это как опасный полет, непрестанное испытание крепости нервов. Но теперь он, по крайней мере, осознавал опасность и принимал меры предосторожности.

– Томас? – Она повернулась прямо к нему. – Ты думаешь, мне хоть когда-нибудь удастся эти скалы стабилизировать?

Да, для нее естественно было об этом тревожиться. Ритсер Брюгель, а то и более молодой Томас Нау не поняли бы, что верный ответ не заключается в угрозе или несогласии.

– Да, ты наверняка что-нибудь придумаешь. Мы что-нибудь вместе придумаем. Возьми отпуск на несколько дней, хорошо? Старый Тринли на этой вахте вышел из анабиоза. Пускай он немного этой балансировкой займется.

Смех Киви заставил ее выглядеть моложе.

– Уй, да! Фам Тринли! – Единственный участник заговора Дьема, который у нее вызывал больше презрения, чем гнева. – Ты помнишь, как он в последний раз пытался с балансировкой управиться? Треплется громко, а начал очень робко. Не успел и сообразить, что происходит, как скала на три метра отошла от первой точки Лагранжа. Потом он, наоборот, поддал газку, ну и…

Ее снова одолел хохот. Самые странные вещи эту молодую коробейницу веселили. Одна из многочисленных загадок Киви, которые все еще интересовали его.

Лизолет помолчала мгновение, а когда наконец заговорила, вахтмастера удивили ее слова.

– Да… может, ты и прав. Если всего на четыре дня, то я так организую, что Тринли дров не наломает. Мне надо отдохнуть, посмотреть на все с другой стороны. Может, все же удастся скрепить скалы водой… Кроме того, папа на этой вахте не спит. Мне надо с ним немножко чаще бывать. – Она вопросительно глянула на него, словно извиняясь за просьбу дать ей отгул.

Хм. Иногда манипуляция приносила неожиданные результаты. Он бы трех неотвязников на кон поставил, что она не примет его предложение. Еще можно ее отговорить. Он мог бы согласиться, но с такой видимой неохотой, чтоб устыдить ее. Нет. Не стоит овчинка выделки, не в этот раз, по крайней мере. А если не запрещаешь, то будь чистосердечно щедр, давая разрешение. Он притянул ее к себе:

– Да! Тебе тоже стоит научиться расслабляться.

Она вздохнула и лукаво улыбнулась ему:

– Ну да, но я уже кое-чему научилась.

Ее рука нырнула вниз, и на какое-то время оба замолчали. Киви Лизолет еще девчонка-нескладуха, но она быстро учится. А у Томаса Нау впереди годы для ее обучения. У Киры Пен Лизолет столько времени в распоряжении не было, кроме того, она была взрослая и сопротивлялась. Нау улыбнулся, вспоминая. О да. Хоть и по-разному, но мать и дочь послужили ему одинаково хорошо.

Али Лин не родился в Семье Лизолет. Кира Пен Лизолет его извне привлекла. Такие, как Али, рождаются один на триллион: он был гением во всем, что касалось парководства и обустройства экосистем. Он стал отцом Киви. Кира с Киви обе его очень любили, хотя ему не суждено было занять место, которое принадлежало Кире и предназначалось Киви.