Текст книги "Doloroso"

* * *

Твердая выправка,

Крупная азбука.

Время не выдаст,

Москва ли не съест?

Малая Дмитровка,

Верхняя Масловка,

Старый Петров-

Разумовский проезд.

Эта работа —

Крючочек да петелька.

Эта зима —

Преогромный бурнус.

Масловка, Дмитровка,

Сретенка, Сретенка —

Вот я куда

Никогда не вернусь.

Буду дорогу нещадно прокладывать

В этом снегу со слезами и без,

Палкою лыжною щупать, прокалывать —

Масловка, Дмитровка – так до небес.

Кто-то хоть любит,

Да смотрит неласково,

Кто-то не любит,

Да тянется с мест.

Малая Дмитровка,

Верхняя Масловка,

Старый Петров-

Разумовский проезд.

Вот она, выкройка

Детского атласа.

Время не выдаст,

И город не съест

Малую Дмитровку,

Верхнюю Масловку,

Старый Петров-

Разумовский проезд.

* * *

Взял человек чемодан,

А точнее – чемоданчик,

С явным намерением взять

И уехать подальше,

Быть налегке и в неведеньи

Не оставаться,

Чтобы в огромном прыжке

От земли оторваться.

А по пути на вокзал

Он заскочит в аптеку,

Купит лекарств —

А куда без лекарств человеку?

Купит сердечного

От резкой и тянущей боли.

Надо бы как-то беречься

Попробовать, что ли.

Он продвигается дальше,

Заходит на почту.

Там, с чемоданом в руке,

Он проделает вот что:

Купит открыток,

Нелепых, дешевых, сусальных,

Не подымаючи глаз,

Неживых, предвокзальных.

До перерыва еще

Он успеет в сберкассу,

Как полагается,

К определенному часу.

Надо платить по счетам —

Он возьмет и заплатит,

Будем надеется, что

На билет ему хватит.

Надо, чтоб было довольно

Мотивов и почвы,

Чтоб убежать от сберкассы,

Аптеки и почты,

Чтобы хватило запала,

Характера, черта,

Чтоб добежать до вокзала,

До аэропорта.

* * *

Четыре дюжины моих годов

Будто жемчужины любых цветов.

Открою вскорости сундук без дна,

Четыре хворости, а я одна.

Рассмотрим первые двенадцать лет:

Неважно с нервами, успехов нет,

Подстригли челочку, дымит висок,

Держи иголочку – ставь голосок.

А вот дальнейшие двенадцать лет:

Хотя кромешные, но есть просвет.

Мои детеныши уже при мне,

Гитарка в тонусе и лоб в огне.

Вот и нежнейшие двенадцать лет:

Они сильнейшие, остался след.

Хотя загадкою душа полна,

Но лихорадкою уж не больна.

Не буду плакаться, но час настал.

Приму как лакомство мезим-фестал,

Смешное – ложное, но час пробил:

Приму как должное ноотропил.

Мои художества, мой зоопарк,

Я не ничтожество, я – Жанна д’Арк.

Хотя сконфужена и смущена:

Четыре дюжины, а как одна.

* * *

Боюсь за жителей Вероны.

Они такие же, как я, —

Растрепанные, как вороны,

И голос, как у муравья.

Веронской давешней интрижки

На них лежит пурпурный свет.

Он брызжет из старинной книжки,

Которой, может быть, и нет.

Веронский маленький балкончик

В любом окне, в любой стене.

Веронский маленький флакончик

И в сумочке, и в портмоне.

Веронский старенький аптекарь

И сухонький библиотекарь

С бутылкой клейкого вина

Сидят колдуют дотемна.

Одна несчастная девчонка

Свой маленький лелеет миф.

Там маска, как у арапчонка,

И жемчугом расшитый лиф.

Глаза боятся, пальцы злятся,

Тяжелый двигая засов.

Ах, сколько же еще стесняться

Призывных книжных голосов!

Боюсь за жителей Вероны.

Они такие же, как я, —

Растрепанные, как вороны,

И голос, как у муравья.

* * *

Музыка моя, слова мои,

Больше никого вокруг не видно.

Эти муравьи, эти воробьи

Смотрят на меня вполне невинно.

Как ты там жила?

С кем ты там была?

Не дай бог, ты что-то натворила!

Плохо я жила.

Нигде я не была.

Кроме Вас ни с кем не говорила.

Музыка моя, мои слова

Вместо позвонков, лица и тела.

Тихо закружилась голова,

А вот уже снялась и полетела.

Бедная-несчастная ты, голова,

Сколько говорили – не отрывайся!

А теперь воротишь тебя едва ль,

Ну так и быть, на воздухе оставайся.

Музыка моя, мои стихи.

Птенчики взлетят, уползут личинки,

Но еще появятся лепестки,

Пестики, о господи, и тычинки.

Музыка-стихи, музыка-стихи,

Ну и что такого? Это не смертельно.

Ночи все короче, и дни коротки.

И где-то голова летит отдельно.

Ночи все короче, да и дни коротки.

И где-то голова летит отдельно.

* * *

Стихи твои никчемные,

Ля-ля-ля-ля-ля!

Лицо твое нелепое —

Ду-ду-ду-ду-ду.

Ты просто не стоишь любви короля,

Не то бы он взял тебя еще в прошлом году.

Тогда он искал себе новых невест,

Со всякой лютнисткою был нежен и прост,

И рядом насвистывал теплый зюйд-вест,

Такой непохожий на проклятый норд-ост.

Король у нас добрый малый,

Ток-ток-ток-ток-ток.

Ведь скольким девицам засидеться не дал!

А мог бы быть неграмотен или жесток,

Обычный безнравственный феодал.

Так что же ты плачешь,

Ба-ба-ба-ба-ба?

Что накручиваешь локон, кусаешь губу?

Ведь ты ж музыкантша, а это судьба.

Ну и как же ты, детка, переменишь судьбу?

Стихи мои печальные,

Шу-шу-шу-шу-шу…

И все невыносимее, все удушливее мгла.

Зачем пишу, не знаю, но пишу, и пишу.

Хотела остановиться, да вот не смогла.

Стихи твои никчемные,

Ля-ля-ля-ля-ля.

Лицо твое нелепое

Ду-ду-ду-ду-ду!

Ты просто не стоишь любви короля,

Не то бы он взял тебя еще в прошлом году.

* * *

Что взять с нее, бедняжки-неумешки?

Везде она по-разному зовется,

Я та, что собирает сыроежки,

И вся деревня надо мной смеется.

Другие носят полные лукошки,

А я – один застиранный передник,

Зато среди цветов на толстой ножке

Я лучший в мире друг и собеседник.

Не селятся в деревне иноверцы,

И в каждом доме кровяной обычай.

Убоина в чести, свиное сердце,

Под праздник холодец хвостатый, бычий.

Вершки да корешки мои, орешки.

Лесных детей задумчивое стадо.

Я та, что собирает сыроежки,

А вашего мне ничего не надо.

Не будет у меня семьи и сына.

Конечно, перед Боженькой обидно.

Пойду от Александрова до Клина

И за сто верст Москвы не будет видно.

У них, в Москве, жестокие насмешки

Над тем, кто не хитрец и не зазнайка.

Я та, что собирает сыроежки

Июль да август, я себе хозяйка.

* * *

Воздух, вода, земля и огонь.

Ногу сломал необъезженный конь.

Если ты встретишь хромого коня,

Вспомни меня.

Воздух, земля, огонь и вода.

Многажды ты возвратишься туда,

Где изнуренный когда-то просил

Чуточку сил.

Воздух, вода, огонь и земля.

Корчиться будешь, слабо скуля,

Но наловчишься, себя изменя,

Жить без меня.

Воздуха, воздуха!

Ведьма горит,

Абракадабру свою говорит.

Плоское тело, шорох крыла,

Что ж не улетела, ежели могла?

Что ж не улетела, ежели могла…

* * *

Как будто бы в тибетской Лхасе,

Так тихо мне спалось в Техасе,

Так незнакомо, так легко,

Как спят от дома далеко.

Так как же мне спалось счастливо

Близ Мексиканского залива.

Колибри пели, воздух жил,

И броненосец сторожил.

Как в мягкой шкурке, в тесной норке,

Однажды я спала в Нью-Йорке.

Я все же выспалась, смогла,

Как лет сто двадцать не спала.

Сто двадцать лет? А раз сто двадцать —

Нельзя ли, нет, не расставаться?

Манхэттен плыл, Гудзон лежал,

А мне весь мир принадлежал.

И на краю земного диска

Я задремала в Сан-Франциско

С таким сигналом в голове,

Что все-таки проснусь в Москве.

Устала, так не просыпайся,

Сказала, так не отступайся.

Москва, не трогай мой хребет,

Покинь мой сон, оставь Тибет.

* * *

Жалко Нового года,

Но этот вопрос решен.

А мы его разливали

По чашечкам, как крюшон.

Помешивали с чертовщинкой

Хрустальным же черпаком

С гвоздикою и перчинкой

Под первым уже хмельком.

Ого, Новый год, ого!

Не жалко нам никого.

Да разве ж во всем виноваты

Мы, штопальщики чулков?

Ого, Новый год, ого!

Не надо нам ничего —

Ни королей из ваты,

Ни сахарных ангелков.

Жалко Нового года,

Но и он был с нами суров.

Зачем он исчез так быстро

Из наших бедных дворов?

Ведь как их принаряжала

Серебряная канитель,

И в каждом окне дрожала

Неубранная постель.

Ого, Новый год, ого!

Не жалко нам никого.

Да разве ж во всем виноваты

Мы, штопальщики чулков?

Ого, Новый год, ого!

Не надо нам ничего —

Ни королей из ваты,

Ни сахарных ангелков.

Жалко Нового года,

А все-таки он был мастак —

Малюсенькая свобода

Каждому за просто так.

Возьмись, с тебя не убудет,

За свечки да за шары,

А там поглядим, что будет

За ворохом мишуры.

Ого, Новый год, ого!

Не жалко нам никого.

Да разве ж во всем виноваты

Мы, штопальщики чулков?

Ого, Новый год, ого!

Не надо нам ничего,

Ни королей из ваты,

Ни сахарных ангелков.

* * *

Рукоделье-плетенье – отрада,

Потемнело твое колдовство.

Кружевниц дорогого разряда

Не осталось почти никого.

Поварихи, ткачихи, товарки,

Покажите природный талант:

Напишите-ка вы без помарки

Хоть один путеводный диктант.

Я скажу своему отраженью:

«Замолчи ты, проклятое, цыц!»

Не поддаться головокруженью —

Вот оно, ремесло кружевниц.

А зима, или влажное лето,

Или тихий канун Рождества —

Кружевнице не дорого это,

У нее на руках кружева.

* * *

Бессонница, не мучь

Художника-бедняжку,

Пусть наконец уснет,

Свернется как сурок.

Дай сон ему как ключ,

Как бабушкину чашку,

Пуская дитятя спит,

Да был бы только прок.

Сон, сон, сон,

Приснись человечку,

Сон, сон, сон,

Печаль унеси,

Сон, сон, сон,

Зажги ему свечку,

Будто бы

Звезду в небеси.

Под звон чужих колец,

Под шелест календарный

И осень пролетит,

И с елкой Рождество.

Уснул себе, подлец,

И спит, неблагодарный,

Не ведая, что тут

Творится без него.

Сон, сон, сон,

Приснись человечку,

Сон, сон, сон,

Печаль унеси,

Сон, сон, сон,

Зажги ему свечку,

Будто бы

Звезду в небеси.

Кто двадцать лет не спал,

И плакал, и молился,

Надеялся на миг,

Надеялся на стих,

Вот тот теперь пропал,

Сквозь землю провалился,

И чистый-чистый снег

Накрыл его, настиг.

Сон, сон, сон,

Приснись человечку,

Сон, сон, сон,

Печаль унеси,

Сон, сон, сон,

Зажги ему свечку,

Будто бы

Звезду в небеси.

Старые французские сказки

Дорогой мой слушатель.

Видимо, это детский альбом.

Это – старые французские сказки в моем перепеве. Традиционный наив – это тоже я. И еще я нежно благодарю переводчиков и пересказчиков этих сюжетов: Э. Береговскую, Е. Баевскую и М. Яснова, вот они-то и привели к нам в дом эти сказочки как дракончиков на веревочке, как гномов в карманчике принесли. А я чуть-чуть подпела только.

Вероника Долина

Москва – Нормандия

2005

* * *

Тело без Души – как ни напиши – страшно.

Тело без Души – что ни расскажи – важно…

Королева снов знает тыщу снов,

Но не нужно ей тыщи.

Королева слов знает тыщу слов —

Но она одно ищет.

Тело без Души – что ни приложи – лживо.

Тело без Души – жги, руби, души – живо.

Жизнь его в игле. А игла в стекле.

А стекло в груди зверя.

Королева-Мать будет обнимать

Королеву-Дочь, сердцу не веря.

Пальцы без платка, горло без глотка.

Но поет пока звонко.

Королева-Мать будет обнимать

Внука-Волчонка.

У него внутри – домик без двери.

Никто наружу не выйдет.

Королева снов знает тыщу снов,

Но Тело без Души видит.

ТРИ ЖЕНИХА

Что может случиться – тому так и быть.

Но как научиться судьбу раздобыть?

Три пылких героя. А ночь холодна.

Их трое, их трое. А невеста – одна.

Один достигает такой высоты,

Где редкие дивные всходят цветы.

– Продай мне, хозяюшка тот первоцвет!

– Бери, но заплатишь мне тыщу монет.

Три пылких героя. А ночь холодна.

Их трое, их трое. А невеста – одна.

Второй приближается к дикой стране,

Где каждый верхом на лихом скакуне.

– Продайте лошадку тому, кто в пути!

– Бери, но две тыщи монет заплати.

Три пылких героя. А ночь холодна.

Их трое, их трое. А невеста – одна.

А третий нашел городок как скала,

Где всюду висят на цепях зеркала.

– Продайте-ка зеркальце живо, друзья!

– Пять тыщ заплати – и стекляшка твоя.

Три пылких героя. А ночь холодна.

Их трое, их трое. А невеста – одна.

Ах, зеркальце, ближе, иди-ка сюда.

Но что же я вижу? С невестой беда.

Три всадника скачут втроем на коне.

Три всадника плачут при полной луне.

А вот и домчали, живые едва.

Но город в печали: невеста мертва.

Бесценных цветов обирают пыльцу

И девушке спящей подносят к лицу.

Очнулась, хохочет, играет плечом.

Но замуж не хочет, увы, нипочем.

Три пылких героя. А ночь холодна.

Их трое, их трое. А невеста – одна.

* * *

Беги, мой ягненок,

Сколько духу хватит.

Пускай Королева

Все волшебство потратит.

Выгляну из склепа:

Все цветы да перья…

Стану, хоть и слепо,

Слабо биться в дверь я.

Бежим, мой ягненок,

По тропинке оба.

Королева хочет

Нас любить до гроба.

Ей бы всех неволить…

Нам с нею не сладить.

Тебя будет холить,

Меня будет гладить.

Беги, мой ягненок,

Сколько духу хватит,

Пускай Королева

Все волшебство потратит.

ДРАКОН

Кто знает Дракона из Тараскона?

Не чтут эти звери людского закона.

Дракон налетает, дракон нападает

И жизнь человечья зазря пропадает.

Где плохо с законом, сестренки и братцы,

Там, значит, с драконом пора разобраться.

Девица, бывает, с корзиной бельевою.

Идет, напевает, да вернется ль живою?

Дракон – все ближе, огнем он дышит.

А она стирает, будто не слышит.

Готово ли к смерти твое молодое тело?

Смеется девчонка: «Не этого я хотела!

Клади, повелитель, мне голову на колени,

Я спою тебе песню, как поют у меня в селеньи.

Опусти ресницы, ты пылаешь прямо.

И тебе приснится твоя драконья мама…»

Дракон приручился, к песенкам приучился,

А после с девицею той обручился.

Надо знать: драконы имеют уши,

А некоторые драконы имеют души.

БАРАШКИ

Девять братиков моих – нежные кудряшки.

Девять братиков моих – белые барашки.

На полянке и в лесу моих братиков пасу…

Благородный господин, рыцарь неизвестный,

Ты возьми меня к себе женушкою честной.

От барашков тоже толк – все они чистейший

шелк.

Госпожа всегда грустна, хотя с мужем ладит.

А барашков тех она гладит все и гладит.

Мои братья на лугу – снять заклятье не могу.

…Слава Богу, от души отлегло: свершилось.

У пастушки-госпожи дитя народилось.

Мы не знаем, отчего деточки родятся,

Но девять дядюшек еще в хозяйстве пригодятся…

Подрастай, наш господин – локоны от Бога.

Ты такой у нас один, а барашков много…

Если же не по уму сестры вам и братья,

Дай вам Бог того, кому с вас снимать заклятья.

ЛЮДОЕДЫ

Людоед и Людоедка

Говорят: «Не бойся, детка.

Тебя нынче не съедим

И никому не отдадим».

Людоед и Людоедка

Говорят: «Отлично, детка.

Было нам с тобой тепло.

А вот и время истекло».

Людоед и Людоедка

Говорят: «Спасибо, детка.

Не забудем мы вовек

Как прекрасен Человек».

СОБАКА

Жил Дровосек бедный. Да и глупый, однако.

Жили с ним сын и дочка, и большая Собака.

Собака, собака волшебное знала дело:

И детей любила, и говорить умела!

Вот решил он в лесу далеком

Бросить деток на испытанье:

Пусть ищут дорогу сами,

И жилище, и пропитанье…

Собака, собака волшебное знала дело:

И детей любила, и говорить умела!

А Собака все понимает,

Деток затемно поднимает,

И каждому на дорожку

Сыплет в карман горошку.

Собака, собака волшебное знала дело:

И детей любила, и говорить умела!

И не тронули их в чащобе

Ни лисы, ни злые волки,

А домой привела дорожка

Из горошка с кухонной полки.

Собака, собака волшебное знала дело:

И детей любила, и говорить умела!

Но был Дровосек глупый,

Жестокий и кровожадный.

И любовь к своим малым детям

Он штукой считал досадной.

Собака, собака волшебное знала дело:

И детей любила, и говорить умела!

К болоту ведет он деток,

Поглаживая бородку…

К Дьяволу на съеденье,

К ведьмам на сковородку.

Собака, собака волшебное знала дело:

И детей любила, и говорить умела!

Взобрались на Собаку дети,

И, помоги им Боже,

И Дьявол их не догонит,

И все его ведьмы тоже…

Собака, собака волшебное знала дело:

И детей любила, и говорить умела!

В болоте увяз Дьявол —

Он, кстати, неважно плавал.

И ведьмы, его служанки,

Остались там на полянке.

Собака, собака волшебное знала дело:

И детей любила, и говорить умела!

А Собака переплыла море,

Перепрыгнула через ямку,

И привела их вскоре

К прекраснейшему замку.

Собака, собака волшебное знала дело:

И детей любила, и говорить умела!

В светлом замке все поживают,

Добра себе наживают.

А слов человечьих

Они там не забывают.

* * *

Жена моя – мышка,

Такая малышка!

Мышиный умишко,

Мышиный домишко.

Ее не слышно,

Ее не видно.

Одета не пышно,

Но так, что не стыдно.

Мышиные глазки

Глядят так лукаво,

Мышиные ласки —

Мужчине забава.

Жена моя – мышка,

Зверек-невеличка.

Но кофточку снимет,

И вся – будто птичка.

* * *

Пичужка, пичужка, полети на небо!

Принеси нам огоньку – света, а не хлеба.

Боже, милый Боже, пожалей пичужек,

Дай ты птичке огоньку для ее подружек.

Добрый Бог подарит огонек пичужке,

«Лети, – скажет, – на Землю, к своей подружке.

Да будь осторожна, ведь Земля не близко.

Береги сердечко, лети низко-низко».

А Земля все ближе, деревца и речка…

Горят мои крылья, плавится сердечко.

…Чего я не видел, где я только не был?

Видел, как пичуга несет огонь с неба.

Тонкий клювик треснул, глазок стал незрячий.

Но огонь небесный – ясный и горячий.

* * *

Горбатый, горбатый, горбатый портной!

Дружок бородатый, товарищ ночной.

Неделю одежки и шапочки шьет,

А с гномами по воскресеньям поет.

Горбатый, горбатый, еще и очки…

Он гномам покажет, как шить пиджачки.

Он песенок бездну споет у костра,

А мог бы, как бездарь, молчать до утра.

Но гномы не верят, что тот, кто горбат,

Захочет однажды вернуться назад.

И маленький тихий горбатый портной

Играет и пляшет весь свой выходной.

ВОРОН

Гляди вправо, гляди влево,

Молодая королева.

Король воронов влетел,

Сердце выклевать хотел.

Черно-бархатная мгла

Всю тебя обволокла,

Клюв его тяжел и звонок,

Два распахнутых крыла.

Королевская задачка:

Постирай белье как прачка.

А как выбелишь белье —

Счастье выберешь свое.

Черно-бархатная мгла

Всю тебя обволокла,

Клюв его тяжел и звонок,

Два распахнутых крыла.

Жена, свечку опусти,

В глаза мужу не свети.

Раскаленным воском капнешь —

Улетит, прощай-прости.

Черно-бархатная мгла

Всю тебя обволокла,

Клюв его тяжел и звонок,

Два распахнутых крыла.

Из железа – башмаки,

Изумруд-травы пучки,

Маленький волшебный ножик —

Вот теперь твои дружки.

Черно-бархатная мгла

Всю тебя обволокла,

Клюв его тяжел и звонок,

Два распахнутых крыла.

Не осталось башмаков,

Изумруд-травы пучков,

Маленький наточен ножик,

Чтобы отгонять волков.

Черно-бархатная мгла

Всю тебя обволокла,

Клюв его тяжел и звонок,

Два распахнутых крыла.

Вот он, Ворон, на цепи.

Своей кровью покропи,

Да держи подальше свечку,

А сама поближе спи.

Черно-бархатная мгла

Всю тебя обволокла,

Клюв его тяжел и звонок,

Два распахнутых крыла.

ЛЕНТЯЙКА

Лентяйка-лентяйка,

Плохая хозяйка,

Заботься о муже —

Не то будет хуже.

Лентяйка, лентяйка,

Плохая хозяйка.

Подай ей того-другого,

Красивого, дорогого.

Подай, муженек, съестного,

Молочного да мясного,

Фруктового, овощного,

Тушеного, выпечного…

Лентяйка, лентяйка,

Плохая хозяйка.

А не надо ль в охотку

Кнута или плетку?

* * *

Не тронь, мальчик, рыбку.

Она тебе послужит:

Она тебя с принцессой,

Как подрастешь, подружит.

Не тронь, мальчик, птицу.

Она тебе поможет:

Приведет принцессу,

Рядышком уложит.

Не обижай собаку,

Не погоняй лошадку,

А имей терпенье,

Совесть на оглядку.

У собаки – верность,

У лошадки – сила.

Хорошо бы это

У тебя все было…

КУРОЧКА

Жила-была Курочка,

Пугливая Курочка.

Может быть, пугливая,

А может быть, просто дурочка.

Встретилась ей Уточка:

«Куда бежишь ты, Курочка?» —

«Упала на меня веточка —

Это небо на всех нас падает».

Бегут они все по лесу,

Навстречу Поросеночек:

«Чего это вы бегаете?» —

«Да небо же падает!»

Бегут, чуть живые, бедные,

Навстречу Теленочек:

«Куда вы так разбежалися?» —

«Да небо же на нас падает!»

А рядом с теленком мальчик

Говорит: «Это что такое?

Куда это вы бежите?

Какое еще небо?

Вставайте-ка все поближе,

Я тряхну вам старую вишню,

Насыплю листьев и веток,

И спелых-спелых ягод…

Где вы видели, чтоб небо

Так просто упало?

Если б оно упало,

Все давно бы пропало».

Во всем виновата Курочка,

Пугливая Курочка,

Несчастная Курочка,

Курочка-дурочка…

ТРИ СТАРЫЕ ДЕВЫ

Три старые феи, три старые девы,

Три всемогущие королевы.

– Что, девушка, плачем?

Чего мы желаем?

Скажи нам скорее,

Мы все исполняем.

– Спасибо, спасибо, добрые тети!

Того, чего надо, вы не найдете.

Ни кольцо на пальчик,

Ни бархатное платье…

Мне нужен добрый мальчик,

Чьи сладки объятья.

Три старые феи, три старые девы,

Три всемогущие королевы.

– Нарядных лошадок,

Дорогую посуду…

– Ах, не надо, не надо,

Не буду, не буду.

Ничего не надо, милые тети.

А того, что надо, вы не найдете.

Что яркие ткани?

С приданым повозка?

Мне нужен парнишка,

Чье сердце из воска.

Три старые феи, три старые девы,

Три всемогущие королевы.

– Проси уж корону

И плащ длинный-длинный,

Проси себе замок

С оградой старинной.

– Ничего не надо, милые тети.

Того, что мне надо, вы не найдете.

Ни замка, ни башен, ни море, ни сушу,

А милого мужа, родную душу…

Три старые феи, три старые девы,

Три всемогущие королевы…

Водевир

Дорогой мой друг, бесценный слушатель мой. Перед тобою – рабочая тетрадь 2006. Ну хорошо, и самый финал 2005 тоже тут, «никогда-никому-не-рассказывай».

Тетрадь эта будничная, без потрясений. Он о том, как я пишу, уже не всегда взахлеб. О тех, кому пишу – не всякий-то раз они и откликаются. Водевир – это не водевиль, но сродни. Ведь водевир – это не совсем фарс, оперетка, канкан, как мы, здешние люди, обучены думать.

Водевиль – это «вуа-де-виль», голос из города, городская музыка. А в Вире, в Нижней Нормандии, называли водевирами песни тамошних менестрелей, веке так в шестнадцатом. Я теперь не так уж редко бываю в Нормандии, вот именно Нижней – это та, что ближе к морю, к Ламаншу, а Верхняя Нормандия – это Руан, где сожгли Жанну д’Арк. И вот я переезжаю из Верхней в Нижнюю, и вижу на дороге «Нижняя Нормандия», и выдыхаю напряжение: фу ты, слава Богу, дома. Там много чего. И водевиры, песни свободного города, со своей манерой, родились там. См. текст «ты одна такая, ведь нет же нескольких москв»…

Твоя ВИРоника Долина.

2006