Текст книги "Подвижники земли русской. Приенисейская Сибирь"

Первая безбожная пятилетка (1928—1932). С 1930 по 1937 год территория Приенисейской Сибири была разделена между разными субъектами. Енисейская губерния была упразднена. Ее западные районы отошли Западно-Сибирскому краю (ЗСК) с центром в Новосибирске, а восточные – Восточно-Сибирскому краю (ВСК) с центром в Иркутске. Новое административное деление повлияло на миграционные процессы и репрессии. Поэтому ниже мы привлекаем данные и из других регионов, которые тогда входили в те субъекты.

В 1930-е годы школьная программа и система обучения были унифицированы. Это способствовало воспитанию детей в государственных учреждениях на одних и тех же литературных образах и идеологических понятиях. Как пишет О. Золотухина, «курс преподавания литературы в школе «основывался на марксистско-ленинских теоретических и методологических принципах связи искусства с жизнью». Учитель был обязан «организовать систематическое изучение трудов Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина в целях более прочного и глубокого усвоения марксистско-ленинских принципов изучения художественных произведений, а также доступно и широко раскрыть основополагающие идеи работ В. И. Ленина по вопросам литературы и искусства. В школьных программах печаталось специальное приложение «О работе с произведениями В. И. Ленина на уроках литературы в VIII—Х классах общеобразовательных школ», которое было призвано помочь учителю в осуществлении столь ответственной миссии» [Золотухина].

Дореволюционная литература жестко фильтровалась, интерпретировали ее превратно. Зачастую отбирали произведения депрессивные, безжалостно исключавшие чудо, радость и социальную справедливость в дореволюционной жизни народа. Одним из примеров такого отбора был включенный в программу советской школы рассказ А. П. Чехова «Ванька» (1886): мальчик-сирота, ставший объектом издевательств, пишет жалобное письмо дедушке, но его письмо никогда не попадет к нему, так как он по незнанию не указывает адреса. Массовая культура стремительно пополнялась новыми, «красными героями»: коммунистом Павкой Корчагиным из романа работника комсомола Николая Островского «Как закалялась сталь», Мальчишем-Кибальчишем из сказки комбата Аркадия Гайдара (Голикова) и т. п. С 1 октября 1931 года в СССР началось регулярное вещание Центрального телевидения.

Большие надежды возлагались на подрастающее поколение и приобщавшихся к грамоте взрослых. Широкое распространение в атеистической продукции имели специально придуманные безбожные пословицы, поговорки, слоганы. Основной акцент в «Антирелигиозной азбуке» делался на создании негативного образа служителей религиозного культа и трансляции идеи вредности и ненужности религиозной веры. При этом на каждую букву приводилась по одной строке печатными буквами и одной – прописными (курсивом). Каждая строка начиналась с заглавной буквы: Б – Бросьте, братцы, Богов бояться; В – Вера вредна, Вредней вина; Г – Глас господень Господам годен; Д – Долой древнюю Дедовскую деревню; Л – Льется лава Лжи лукавой; Н – Небесной награды Не надо; Р – Религии рай, Рисунок, разоблачай; Х – Хвалятся христом, Хозяйничают хлыстом; Ц – Царство церквей – Царства цепей и т. п. Эта литература поставлялась в избы-читальни и сельские клубы. Возможно, еще и поэтому ликвидация безграмотности в стране растянулась на десятилетия [Антирелигиозная азбука].

Во время первой безбожной пятилетки в Западно-Сибирском крае велась борьба за чистоту социального происхождения абитуриентов. В 1928 году в стране получило широкую огласку так называемое «шахтинское дело» над руководителями и инженерно-техническими кадрами в угольной промышленности Украины. Поэтому баптистов, получавших высшее образование в Томске или Новосибирске, в прессе пытались изображать «тонкими вредителями», продолжателями шахтинцев [Загорский; Гиндин].

В отличие от других регионов Западно-Сибирского края в Приенисейской Сибири не было своих университетов. Красноярские вузы стали хранителями формировавшихся тогда традиций советского атеистического образования и воспитания. Первым вузом Приенисейской Сибири был Сибирский лесной институт (1930, совр. название – СибГТУ). Он, как и другие открываемые в Красноярске вузы, был филиалом учебного заведения другого региона, и образование в нем получали техническое. Это, с одной стороны, обусловило подчиненный и прикладной характер местной науки, а с другой – слабость местного классического университетского образования по сравнению с другими сибирскими вузами. В послевоенный и хрущевский периоды, когда местным органам срочно потребовались познания в области религии, их не оказалось в достаточном объеме, так как до этого религиозную ситуацию в регионе изучать было некому и незачем.

Продолжалось насаждение новой праздничной культуры и нового мышления. В 1929 году постановлением СНК СССР была введена так называемая пятидневная рабочая неделя или «непрерывка». В ней дни производственной недели были не связаны с календарем и обозначались порядковым номером. Каждая группа рабочих имела свой отдельный выходной день, и получалось, что население страны работает непрерывно. С 1931 года появилась шестидневная календарная неделя, в которой 6, 12, 18, 24 и 30 число каждого месяца, а также 1 марта были нерабочими. Сделано это было для разрушения дореволюционной традиции отдыхать в воскресные (т. е. богослужебные) дни и дни многих других христианских праздников. Этот эксперимент продолжался вплоть до 1967 года. В целом, в стране тогда повышался градус праздничности. При этом, как пишет немецкий историк М. Рольф, конфронтация с верующими то усиливалась, то ослаблялась: «Кульминацией конфликта между советскими и церковными праздниками стало противопоставление 1 Мая Пасхе, поскольку эти два главных праздника соперничающих между собой культурных систем оказались в непосредственной временной близости. В первые послереволюционные годы 1 Мая еще продолжало традицию социалистических боевых демонстраций… В 1929 и 1932 годы, когда оба праздника были близки по времени, день 1 Мая походил на день антирелигиозной агитации, который обрел свое лицо только благодаря противопоставлению себя церковному конкуренту… Празднование церковной Пасхи подвергалось диффамации и социальной стигматизации как повод для пьянства и обжорства, а обусловленное празднованием Пасхи отсутствие на рабочем месте клеймилось и наказывалось как серьезное нарушение производственной дисциплины.

Целью этой кампании были маргинализация и подавление живой религиозной праздничной культуры, которая, как с горечью констатировали большевики в конце 1920-х годов, продолжала существовать, несмотря на все их антирелигиозные усилия… День урожая использовался советской пропагандой для борьбы против всего, что в ее глазах было «отсталым» в жизни села. Кулаки, попы, религиозные традиции и единоличное крестьянское хозяйство являлись мишенями острой полемики и осмеяния… Интенсивность и агрессивность антирелигиозной пропаганды в периоды советских праздничных кампаний 1930-х годов были подвержены заметным колебаниям… В те же годы применялась и интегративная тактика. Примером может служить праздник елки… традиционный праздник в преобразованной советизированной форме включался в новый праздничный календарь, и его эмоциональное содержание узурпировалось… Сформировалось мышление, привязанное к ключевым датам, которое означало, что самое главное – вовремя выпустить определенное количество продукции к празднику… В крайнем случае, если не было иных готовых к сдаче объектов, активисты весьма торжественно открывали «красные уголки». С начала первой советской пятилетки стало просто немыслимым ничего не открыть или не не освятить по случаю официального праздника» [Рольф, с. 143—148].

В Сибири, как и везде, к праздникам Рождества и Пасхи приурочивали масштабные мероприятия, чтобы омрачить и без того не слишком радостную жизнь верующих и продемонстрировать силу воинствующего атеизма. 19 января 1930 года в выпуске газеты «Советская Сибирь» подводились предварительные итоги антирождественской кампании: «В некоторых округах края эта кампания прошла успешно. Например, в Томске снято свыше 3 тысяч пудов колоколов на сумму более 30 тысяч рублей. За последнее время по Новосибирскому округу закрыто и передано на культнужды 10 церквей. В Ачинском округе закрыто 10 мусульманских мечетей, 5 церквей и 1 костел. Рабочие ачинского кожзавода всем коллективом в числе 184 человек вступили в члены союза воинствующих безбожников. Организовано 70 новых ячеек СВБ» [10 церквей…].

Это соответствовало тому, что происходило тогда в стране в целом. Поэтому зарубежные православные архиереи отнесли советских коммунистов к сатанистам и преемникам масонов. В Окружном Послании Собора архиереев Русской православной церкви за границей «Ко всем верным чадам Русской Православной Церкви, в рассеянии сущим» от 15/28 августа 1932 года было написано: «Одним из самых вредных и поистине сатанинских лжеучений в истории человечества является масонство… Все принципы, все методы, которые большевики применяют для разрушения России, очень близки масонским. 15-летнее наблюдение над разрушением нашей родины воочию показало всему миру, как ученики верны учителям и как поработители русского народа верны программе масонских лож по борьбе с Богом, Церковью, с христианской нравственностью, с семьей, с христианским государством, с христианской культурой, и со всем тем, что создало и возвеличило нашу Родину» [Политическая история…, с. 693, 696].

Преследования представителей евангельского движения также усилились. В брошюрах для рабочих и крестьян необходимость борьбы с евангельскими верующими и другими «сектантами» в конце 1920-х – начале 1930-х годов объяснялась тем, что:

1) Их актив состоял из всевозможных «бывших» политических противников большевиков в Гражданской войне – эсеров, меньшевиков, кадетов: «…Сектантские вожаки Проханов, Одинцов, Лебсак, Колосков и другие выступали именно в роли Иудушки-кадета… Сектанты молились сами и призывали молиться других богу о даровании свободы. Драгоценное время таким образом тратилось зря… Цель всех этих „свобод“ и манифестов была отвлечь внимание от революционного движения, кое с кем временно сторговаться, бросить подачку, а потом обмануть. Напрасно люди, понимавшие это, старались втолковать сектантам, что их обманули, – об этом сектанты и слышать не хотели» [Путинцев, с. 45—46].

Даже в беспартийности верующих виделось «лицемерное, прикрытое, пассивное выражение принадлежности к партии сытых, к партии господствующих, к партии эксплуататоров», а в греховности классовой ненависти – клевета на пролетарские организации [Путинцев, с. 155].

2) Они имели связи с крупнейшими представителями западного капитализма [Клибанов, с. 3].

Принадлежность к буржуазии и состоятельным слоям населения по рождению коммунистами рассматривалась как своеобразный «первородный грех» [Андреев, с. 308], который партия большевиков попыталась ликвидировать одним из первых декретов. Однако в отличие от большевиков, которые пришли к власти, используя средства военного противника России (Германии), евангельские христиане получали поддержку от россиян-единоверцев, высланных царской властью или добровольно эмигрировавших.

3) Они транслируют элементы «чуждой трудящимся мелкобуржуазной идеологии»: «Внимательно просматривая сектантскую периодическую литературу за 1917/28 годы, в ней можно найти советы: уничтожать клопов, устраивать палисадники вокруг домов, не пить сырой воды, украшать комнаты «лозунгами» из евангелия, но сочувствия государственной политике в области международных отношений, промышленности, сельского хозяйства, торговли, налогов в ней нельзя встретить. И это не случайно. В «Манифесте всемирного союза баптистов» от 1923 года они достаточно ясно высказали свой взгляд на государство, семью и собственность, на международные отношения и промышленность. Взгляд этот в корне буржуазный.

В области брака – никаких разводов. Аборты – «греховны». Муж – глава дому и жене. Удел женщины – домашний очаг, а ее идеал – библейская Руфь. Воспитание детей и вся семья вверяются «личности»…

В области собственности: богатеть, иначе сказать, эксплуатировать, можно, но помня о боге, благотворительности и, самое главное, о десятине (о десятой части доходов) в пользу «бога», т. е. в пользу сектантских попов и их проповеднических дел. Получается товарищество на паях. Проповедники сект получают процентики (10%, десятину) с эксплуататорских дел своих хозяев-богачей… Сектанты не предлагают национализировать промышленность, так как национализация означает революционный способ овладения командными высотами, а они против всяких революционных действий. Они предлагают «бескровный», мирный «кооперативный социализм» … Раз все богатства, а в том числе и промышленность, в капиталистических странах можно кооперировать, значит не нужны революции – таков вывод из баптистского лозунга кооперирования промышленности в капиталистических странах. Вывод этот определенно реакционный, вредный для пролетариата» [Путинцев, с. 173—175].

Для ограничения миссионерской деятельности евангельским верующим в Приенисейской Сибири ограничивали свободу передвижения, прикрепляли их к конкретной местности. Показательна в этом отношении биография евангелиста Николая Николаевича Лучинина (1873 г.р.), русского, уроженца Вятской губернии, с высшим образованием. В 1920 году он проживал в Красноярске. На него было заведено дело по обвинению в контрреволюционной агитации в кружках евангелистов. Его брат, Федор Леонтьевич Лучинин, был расстрелян годом ранее как белогвардеец. В 1924 году Николай Лучинин был назначен агрономом и инструктором садоводства и огородничества ОкрЗУ в Красноярске. Уже через три года, он был арестован по свежепринятому Уголовному кодексу. Проходил по делу управляющего «Госсемкультуры» Михаила Костромитинова вместе с 11-ю другими сотрудниками этого учреждения и совхоза «Удачный». Обвинение ему было предъявлено по статьям 58/10, 58/11 УК РСФСР. 9 марта 1928 года он был освобожден из-под стражи без права проживания в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове-на-Дону, одноименных губерниях и Сибири, с прикреплением к определенному месту жительства на 3 года. Благодаря амнистии срок наказания был сокращен на ¼. 31 июля 1998 года он был реабилитирован прокуратурой Красноярского края (дело № П-23332) [Мартиролог].

Властями были предприняты меры по уничтожению ресурсов для социального подвижничества и миссии со стороны церквей. Для этого использовали систему налогообложения.

Согласно положению «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 года, верующие могли спасти церкви от закрытия, зарегистрировав религиозное объединение в количестве не менее 20 человек («двадцатку»). В этом случае они могли получить в бесплатное пользование молитвенное здание.

Священники Вологодские Дмитрий Матвеевич 59 лет (справа) и Иван Матвеевич 49 лет. Минусинск, 1 мая 1925 г. Фото Ф. Ф. Станчуса. МКМ ОФ 8440⁄47.

Однако после этого на них накладывалась обязанность содержать это помещение в порядке. На практике это означало выплачивать налог на строение, земельную ренту, страхование от огня, проведение ремонта, оплачивать труд сторожа и священника, отопление и т. д. Отсутствие прав юридического лица позволяло местным органам устанавливать высокую ставку налогов и навязывать верующим дополнительные поборы [Батченко, c. 120].

В Минусинске православный епископ Димитрий (Вологодский) постановлением налогового инспектора 37 участка в 1928/29 году был обложен подоходным налогом в сумме 1283 рубля, а когда он обратился с жалобой по этому поводу, то ему 6 марта 1930 года ответили, что его «жалоба о доходе в 500 р. не заслуживает доверия. Пост. оконч. и обжалов. не подлежит»3333
  МКМ. ОФ 8440/55.


[Закрыть]. В результате к 13 февраля 1930 года священнослужитель Дмитрий Матвеевич Вологодский накопил долг по подоходному налогу в размере 1440 рублей 50 копеек3434
  МКМ. ОФ 8440/79. Л. 1.


[Закрыть]. В Минусинске он проживал по ул. Красноармейская, д. 45. 13 февраля 1930 года его имущество было описано для продажи с торгов: мебель, столовые приборы, постельные принадлежности, нижнее белье, предметы облачения. Всего для продажи предназначалось 55 предметов из которых самыми дорогими было архиерейское облачение (саккос) – 20 руб., овчинный бешмет (25 руб.), овчинная шуба (25 руб.), 7 белых скатертей (14 руб.), 12 половиков (12 руб.), архиерейская митра (10 руб.) и 5 венских стульев (10 руб.)3535
  МКМ. ОФ. 8440/79. ЛЛ. 1об, 2об, 3об.


[Закрыть]. Таким образом, епископский сан мог довести своего носителя до разорения.

В данном же случае это было обусловлено той деятельностью, которую вел этот служитель в регионе. Димитрий (Вологодский) (1865—1937), архиепископ Минусинский и Усинский, был уроженцем села Рождественское Енисейской губернии. Рукоположение он принял в юности, рано овдовел (в 25 лет) и долго занимался вопросами образования будущих священнослужителей в Красноярске. К началу 1920-х годов он был уже немолодым служителем и занимал скромную, но ответственную должность духовника женского монастыря в Минусинске. Именно тогда он был призван снова на широкое служение народу. Причем призван не своим епископом, который перешел к «живоцерковникам», а непосредственно мирянами, сторонниками «патриаршей церкви» [Дело епископа Димитрия…].

В Минусинске Димитрий (Вологодский) проводил богослужения в маленькой кладбищенской церкви (Сретенском храме).

Все остальные церкви города, включая Спасский собор, были захвачены обновленцами. В результате его деятельности в каноническую юрисдикцию вернулись 95 приходов, многие «красные попы» прошли через публичное покаяние. С 1928 по 1933 годы вышестоящее церковное начальство дважды доверяло Димитрию (Вологодскому) временное управление Красноярской епархией [Там же].

Интересно, что в 1925—1931 годах православные приходы тихоновцев на территории Приенисейской Сибири подчинялись не одному епископу, а двум: один из соратников епископа Димитрия (Вологодского) в 1925 году был вызван в Москву для рукоположения. Таким образом, Димитрий (Вологодский) был епископом Минусинским и Усинским, а Амфилохий (Скворцов) – епископом Красноярским и Енисейским.

Амфилохий (Скворцов) был на двадцать лет моложе Димитрия (Вологодского), родился в Казанской губернии и происходил из многодетной семьи псаломщика (был 11 ребенком). Он имел степень кандидата богословия, знал калмыцкий и тибетский языки, стажировался в Монголии. В 1925—1926 годах владыка Амфилохий составил брошюру против раскола под названием «История и канонический разбор обновленчества». Он рукоположил около 15 священников. Оказывал моральную и материальную поддержку многим архиереям, сосланным в Енисейскую губернию или направлявшимся через Красноярск в более далекие края, в том числе, епископу Иоасафу (Удалову), архиепископу Николаю (Добронравову), епископу Дамаскину (Цедрику), архиепископу Гурию (Степанову). Также он состоял в переписке с епископом Лукой (Войно-Ясенецким), которому разрешил перед возвращением из ссылки служить в г. Енисейске и рукоположить одного священника и одного диакона. Посылал он и денежные переводы ссыльному духовенству, в том числе, священникам Базилевичу (находившемуся на Ангаре) и Палихриттудову. Но уже в 1926 году Амфилохий (Скворцов) по доносу красноярского обновленца был осужден и отправлен в Соловецкий лагерь на 3 года [Амфилохий…].

Оба епископа сохранили хорошие отношения даже когда встал вопрос о том, допустимо ли молиться за советскую власть в церковных молитвах. В 1925 году православный патриарх Тихон умер. Поскольку избрать нового патриарха в условиях гонений по всем правилам не представлялось возможным, то его обязанности временно стал исполнять митрополит Сергий (Страгородский). Надеясь, что коммунисты разрешат провести выборы патриарха и дадут тихоновцам права юридического лица, он в 1927 году опубликовал послание «Об отношении Православной Российской Церкви к существующей гражданской власти». В нем он заявил, что церковь должна быть вне политики, что было одобрено даже некоторыми эмигрантами. Но при этом он потребовал от заграничного духовенства дать письменное обязательство о лояльности советскому правительству под угрозой исключения из рядов служителей. Это закрепило раскол с «зарубежниками», так как они отказались это сделать. Часть православного духовенства внутри страны даже перестала поминать имя митрополита за богослужением (так называемые «непоминающие»). Многие несогласные епископы написали митрополиту прошения с просьбой «уволить их на покой», чтобы сохранить мир в церкви. Так в 1928 году поступил и Амфилохий (Скворцов) – он считал, что нужна другая формула поминовения властей.

Весной 1928 года владыка Амфилохий (Скворцов) освободился из Соловецкого лагеря. Он уехал в поселок (улус) Анжуль в Таштыпском районе Хакасии. Он уже служил в этом районе в начале 1920-х годов, в Матурском женском монастыре, за что подвергался аресту [Амфилохий…]. На официальный запрос Димитрия (Вологодского), как же быть с двумя епископскими кафедрами в регионе, он ответил следующее:

«Московская Патриархия Его Преосвященству

Епископъ Амфилохий Преосвященнийшему Димитрiю,

Декабря 25 дня 1928 г. епископу Минусинскому

№1

На ваше отношенiе от 18-го Декабря 1928 г. въ коемъ вы запрашиваете меня о томъ, въ какое положенiе была поставлена Минусинская кафедра по отношенiю къ Красноярской при моемъ назначенiи на последнюю въ 1925 г., для выясненiя истины долженъ ответить, что покойный патрiархъ въ виду того, что въ Минусинске былъ епископъ старийший меня по рукоположенiю и около уже двух летъ управлявшiй своей епархiей, тогда какъ въ Красноярски совсим въ это время не было епископа, благоволилъ считать насъ обоихъ самостоятельными. На что имеется соответствующiй указъ, копiя съ какового и прилагается при семъ.

Вашъ сомолитвенникъ недостойный

епископъ Амфилохiй»3636
  МКМ. КП-8440/86.


[Закрыть].

После опубликования 8 апреля 1929 года нового постановления «О религиозных объединениях» началось очередное наступление на организованные евангельскими верующими сельхозартели.

На следующий же день в Минусинске было арестовано руководство баптистской артели «Васан». Первым был арестован 52-летний Иосиф Патковский, проживавший по ул. Степная, 92, а затем – его брат и еще три сотрудника «Васана». 3—6 июля 1929 года они были приговорены Минусинским окружным судом, руководствовавшимся «социалистическим правосознанием и ст. 326/3 УПК», к разным срокам заключения. Некоторые были поражены в правах. С осужденных в пользу государство было решено взыскать 2200 рублей. Отбыв 4 года в исправительно-трудовом лагере, Иосиф Патковский в 1930-х годах уехал в Фергану [Патковский…].

В Минусинском городском архиве можно ознакомиться с делом Иосифа Григорьевича Патковского3737
  МГА. Ф. 33. Оп. 3. Д. 371. 8 Л.


[Закрыть]. Его брат, Филипп Григорьевич Патковский был снова арестован в 1940 году, осужден на 8 лет ИТЛ и наказание отбывал в городе Мариинске Кемеровской области (дело № П-12804) [Мартиролог]. О дальнейшей его судьбе рассказывается в автобиографической трилогии Николая Храпова «Счастье потерянной жизни» [Храпов].

Осенью 1929 года в «Советской Сибири» появилась статья о баптистском колхозе «Новая Заря» в деревне Буруха Емельяновского района. Написавший эту статью пытался представить переселившихся из Витебской губернии баптистов неумелыми хозяйственниками, губителями зерна, «тонкими вредителями»: «Заявляем, что колхоз давным-давно потерял советское лицо, что в колхоз, кроме баптистов, никого не берут, что под маской советского коллектива обосновалась баптистская религиозная община, которая в советском строительстве принимает такое же участие, как тов. Крючков в строительстве на Марсе! Во главе колхоза стоит ни чорта не понимающий в сельском хозяйстве человек, но тонко подрывающий политику партии в деревне, проходимец» [Золотарев].

В 1933 году в д. Буруха арестовали группу баптистов из совхоза «Первая пятилетка» и несколько крестьян других населенных пунктов (д. Установо, д. Иннокентьевка, пос. Борлок) по ст. 58/10, 58/11 УК РСФСР и завели дело № П-20703. Решение по этому делу в судебном порядке не принималось. Дело было прекращено 20 апреля 1993 года УМБ РФ КК по ст. 5 п. 2 УПК за отсутствием состава преступления и хранится в Архиве УФСБ России по Красноярскому краю. Но в 1935—1937 годах несколько его участников были арестованы повторно по другим уголовным делам. На этот раз обвиняемые получили реальные сроки. Некоторые были расстреляны. Расстрелян был и баптистский проповедник Василий Никонович Шенделев (1879 (1882) – 1937), работавший плотником в племсовхозе «Элита» (дело № П-7297) [Мартиролог].

Одним из инструментов борьбы со служителями и активистами было лишение избирательных прав и раскулачивание. Во время первой безбожной пятилетки ряды лиц, лишенных избирательных прав (лишенцев), в Приенисейской Сибири пополнялись не только за счет бывших и действующих служителей, но и за счет верующих активистов: казначеев, членов приходских советов, церковных старост и т. д. Об этом свидетельствуют дела лишенцев: казначея и председателя совета евангельских христиан в с. Шало Манского района (И. А. Белкина и А. В. Жоголева, соответственно), хранящиеся в Государственном архиве Красноярского края3838
  ГАКК. Ф.Р-1811. Оп. 2. Д. 4, Д. 10.


[Закрыть].

Основным содержанием первой безбожной пятилетки стали репрессии против крестьянства, сопровождавшиеся завышенными планами сдачи сельскохозяйственной продукции, несправедливым и высоким налогообложением. Как пишет итальянский историк-коммунист Дж. Боффа, «…в сталинских речах, а следовательно, и в официальной пропаганде того периода часто говорилось о хозяйствах-гигантах, с десятками тысяч гектаров пашни; именно это и попытались сделать – с весьма отрицательными результатами – на Урале и в Сибири. Поскольку в деревне база колхозов была слабой, их организация поручалась большей частью активистам или кадровым работникам со стороны, присланным из районного центра или более отдаленного города. Зачастую эти люди плохо знали деревенскую жизнь и сельскохозяйственное производство. Их задачей было организовать бедняков и середняков. Но крестьяне продолжали относиться к ним недоверчиво. Тогда всякая забота о соблюдении законности отодвигалась в сторону… В ход широко шли угрозы и насилие: тому, кто не вступал в колхоз, говорили, что с ним поступят как с кулаком, т. е. экспроприируют и вышлют… зимой 1931 года колхозников заставляли сдавать в счет заготовок не только излишки, но и фураж, семена и даже продовольственное зерно. Лишь недавно созданные и плохо организованные, неспособные обеспечить своим членам соответствующую плату за их труд, колхозы находились под угрозой развала изнутри… осенью 1932 года… была самая ужасная из заготовительных кампаний и, без сомнения, один из самых отчаянных периодов коллективизации. От крестьян – как колхозников, так и неколхозников – еще раз потребовали сдать все… Главные партийные руководители лично выехали в хлебные районы для руководства заготовками на местах» [Боффа, c. 356, 365—366].

Уроженец ст. Иланская вспоминает, как репрессировали его отца, Егора Степановича Батурина (1890—1941), руководящего местной общины евангельских христиан: «Местные власти, узнав, что мой отец избран руководящим Иланской общины, причислили его к разряду служителей культа и лишили права голоса, хотя он был простым крестьянином-хлеборобом с двуклассным образованием. С началом коллективизации лишенцев подвергали репрессиям в виде повышенного продналога. В 1930 году отец собрал 92 пуда зерна. Этим хлебом надо было прокормить семью из пяти человек и оставить семена для будущего года. Сельский совет наложил налог в 160 пудов! Естественно, погасить его отец не смог и вскоре был арестован, снова оказавшись в Канской тюрьме. За невыплату сельхозналога папа отсидел в тюрьме. Сверх этого сельсовет предъявил ему еще две задолженности: сдать единственную корову на план мясозаготовок и, поскольку у нас был конь, – месяц отработать на нем на лесозаготовках. „Я не могу это сделать – у меня трое маленьких детей и коня украли, пока сидел в тюрьме…“ Но учитывать этого никто не захотел. „Если не сдашь корову, садись снова в тюрьму!“ И он повел корову со двора. Была ранняя весна, холодно. На отце была длинная овчинная шуба. Дети, мама, бабушка со слезами смотрели в окно. За корову дали 50-рублевую облигацию, а отца вскоре сослали» [Батурин…, c. 60].

В 1930-е годы пятидесятники были представлены в Курагинском, Манском, Каратузском, г. Красноярске. Возможно, что были они тогда и на территории Хакасии – этот вопрос требует отдельного изучения.

Курагинский район сейчас больше известен как центр одного из «новых религиозных движений». На его территории существует утопическое сельское поселение виссарионовцев под названием Тиберкуль («Город Солнца»). Но в советский период у этого района была не менее интересная история.

Во время сплошной коллективизации в межконфессиональной по составу деревне Сидорово многие жители подверглись лишению избирательных прав, раскулачиванию и высылке на Артемовский рудник. В 1929 году как служитель культа был лишен избирательных прав ее житель Чакин Иван Иванович. В 1933 году в Сидорово раскулачили сотрудника колхоза «Спартак» и служителя культа Вирьясова Василия Ивановича. Особой тройкой ПП ОГПУ ЗСК его лишения права проживания в 12 пунктах Уральской области, Минусинского округа ЗСК и пограничной полосе, с прикреплением на 3 года (дело № П-15401). В 1937 году на 8 лет ИТЛ был осужден по ст. 58 Гордеев Абрам Власович. В целом, в 1930-е годы в Курагинском районе довольно часто арестовывали «странствующих» представителей православного подполья (так называемых «истинно-православных христиан»). К их числу относился задержанный, но потом все же отпущенный МО ОГПУ, Шпагин Иван Павлович, уроженец Пензенской губернии (дело № П-15401). Одним из центров ИПХ в Курагинском районе была уже несуществующая д. Силкино. [Курагинский район…; Мартиролог]. В 1960-е годы в Курагинском районе отбывал ссылку один из саратовских пятидесятников, и сейчас в Курагино у ОЦ ХВЕ имеется своя религиозная группа.

Манский район первоначально был оплотом евангельских христиан, входивших во ВСЕХ. Одна из крупных религиозных групп евангельских христиан в 1920-е годы находилась в с. Шалинском. Религиозные группы Манского района поддерживали тесную связь с Красноярском.

Председателем совета группы шалинских евангельских христиан в 1929 году был Андрей Васильевич Жоголев.

В ГАКК имеется дело Кондратия Григорьевича Жоголева, жителя с. Шало, по-видимому, приходившегося А. В. Жоголеву родственником.