Текст книги "На полпути к себе"

– Можно подумать, мы мужчин никогда не видели… – вполголоса фыркнула девушка, рассчитывая, что я все услышу.

– Это не повод пялиться на меня! – недовольно хмурюсь.

– Простите… – Она закашлялась, чтобы хоть как-то скрыть хихиканье.

Я почувствовал, что подошел к злости так близко, что скоро не смогу противиться ее жестокому очарованию. Надо сменить тему беседы… Но каким образом?

– Почтенная, я могу задать вам несколько вопросов?

– Как можно отказать Мастеру?

– Хотя бы на пять минут перестаньте упоминать это слово! Иначе… Иначе…

– Зачем защищаться от того, что не принесет вреда? – задумчиво спросила ведунья.

– Это мое личное дело!

– Как будет угодно Мастеру…

– Я же просил!

– Хорошо, я выполню вашу просьбу, юноша. Так о чем вы хотели спросить?

Я куснул губу.

– Зачем вы послали за мной? Только честно!

Она отвела глаза, но я успел увидеть то, что и предполагал найти, – корень всех своих сегодняшних бед.

– Я хотела спасти Ниду и себя.

– За мой счет?

Старуха горестно вздохнула, но не посмела что-то сказать в свое оправдание.

– А вы понимаете, почтенная: если бы я знал, что именно меня ожидает, все прошло бы мирно и гладко!

– Да, я понимаю… Теперь, – призналась ведунья.

– А раньше? Раньше вы считали меня лакомым кусочком для «отступника»?

– Простите старую… Я ошиблась…

– Ошиблась? – Я хмыкнул. – И на миг не поверю, что вы не расспрашивали обо мне водяника.

Она смутилась и тем самым подтвердила: моя догадка верна.

– Расспрашивали, ведь так?

– Да, Мастер…

На очередной «титул» у меня уже не было сил реагировать, и я мысленно махнул рукой: нравится так ко мне обращаться, и фрэлл с ней!

– И что сказал водяник? Или вы беседовали с кем-то из его свиты?

– Речная нежить называет вас «dan-nah» … Большего мне не открылось.

– Но вы знаете, что это означает? – Я сдвинул брови.

– Знаю… «Хозяин».

– Вы поступили опрометчиво, решив пожертвовать тем, кому не смеют перечить даже водяные духи, – сурово объявил я. – Ваш поступок может иметь неприятные последствия.

Ведунья побледнела и, не успел я даже подумать о протесте, опустилась на колени.

– Я приму любое наказание, только… Пощадите мою девочку…

– Не устраивайте балаган, почтенная! Никто никого не собирается наказывать… Я всего лишь хочу, чтобы вы впредь думали, что творите!

– Я не понимаю… – Старуха растерянно подняла на меня глаза.

– А и нечего понимать! – почти простонал я. – Вашим заботам вверено столько людей, а вы… До сих пор не научились жить для них, а не для себя. Страх потерять собственную жизнь и жизнь преемницы затмил ваш разум, почтенная, и чуть было не привел к… К очень нехорошему концу. Неужели вы поверили, что, убив меня, «отступник» сжалится над вами обеими? Какая глупость! Нида уже была при смерти, разве вы этого не заметили? Изъятие зашло слишком далеко, и я сам не понимаю, каким чудом удалось справиться с криддой!

Тут я немного слукавил: никакого чуда не было. Обычная рутинная процедура – подобные ей упражнения в иное время приходилось проделывать по нескольку раз за урок. Правда, практика проходила не на «живых моделях»…

Ведунья пристыженно молчала, а мне становилось все хуже и хуже. Думаете, я хотел обидеть и унизить эту старую женщину? Если бы… Я злился. Злился и никак не мог простить – то ли себе, то ли судьбе, – что обстоятельства заставили меня убивать. Наверное, потому что каждая смерть, виновником которой мне доводится стать, тягостно звенит в моем сознании порванной струной. Недолго, конечно: я бы сошел с ума, слушая этот надрывный вой. Недолго… Но не получается привыкнуть к опустошению, которое накатывает на меня в тот миг, когда из Серых Пределов в наш мир заглядывает Вечная Странница. Иногда она улыбается мне – и от хищно-понимающей улыбки сжимается сердце. Иногда приветственно кивает – и я киваю в ответ… Можно познакомиться поближе, но не спешу подать ей руку. Не сейчас. Позже. Когда совсем устану. Когда чувства затупятся, как старый, натруженный клинок. Когда… Может быть, очень скоро.

Я злился, и моя злость изливалась на первый же попавшийся под руку предмет. На старуху-ведунью. На Ниду. На варежки, которые я остервенело мял в пальцах. Надо успокоиться… Успокоиться… Успокоиться… Глубокий вдох. Медленный выдох. Еще разок. Ну вот, пульс начинает походить на самого себя, а не на взбесившуюся лошадь…

– Впрочем, вы вправе не слушать всю эту ерунду. Живите как жили. Я не могу судить ни себя, ни вас. – Направляюсь к выходу.

– Не держите зла, Мастер… – робко попросила девушка.

– Зла? – Я обернулся. – О нет, не буду. Но и добра вспомнить не смогу. Может быть, потому что его и не было?

Нида хотела что-то сказать, но, встретив мой взгляд, осеклась и опустила голову.

– Прощайте, почтенные!

И я хлопнул дверью, устав находиться среди тех, кто без малейших угрызений совести был готов принести в жертву чужую жизнь…

* * *

Злость не желала уходить – только сменила цвет своей шкурки. По мере приближения к дому доктора я начинал злиться именно на дядю Гиззи. Ведь как чувствовал: не хотел никуда идти, а он… Выпихнул меня за порог. Тоже мне радетель за старых женщин! Да она не стоит и волоска на моей голове!

«Ты правда так думаешь?» – удивленно спросила Мантия.

Да, именно так я и думаю!

«Непохоже на тебя…» – неуверенное замечание.

Очень даже похоже! В конце концов, я имею право…

«Имеешь ли?» – ехидно-осторожный укол.

Ты сомневаешься в моих правах?!

«Я не составляла перечень, мой милый, но… Не припомню, чтобы ты заслужил Право Карать…»

Я никого не карал!

«А что ты сотворил с этой несчастной деревенской колдуньей?»

О чем ты?

«Бедная женщина получила в награду за свои намерения самое страшное наказание: ты обвинил ее в желании выжить… И привел приговор в исполнение».

Что ты несешь?!

«Лучше скажи, что нес ты, когда заявил, что не видел от нее добра?»

А разве видел?

«Оно тебе было нужно, это добро?»

Старуха подставила меня под удар!

«Ей ничего не оставалось…»

Это не повод расшвыриваться чужими жизнями!

«На ее месте ты бы…»

Поступил так же, хочешь сказать? Ну уж нет! Я бы не стал закрываться телами других!

«А если придется?» – неожиданно грустно спросила Мантия.

Что значит – придется?

Разговор плавно смещался в непонятную мне сторону, но даже ощущение опасности знаний, скрывающихся за следующим поворотом, не могло остановить боевую колесницу моей злости.

«А то и значит… Представь, что тебе нужно добраться до… ну, скажем, сильного мага, который приносит много боли тысячам людей… Но он окружил себя плотным кольцом отнюдь не магической охраны… Ты сможешь пройти – если возьмешь с собой преданных друзей… Ты будешь знать, что почти все они погибнут, прокладывая безопасный путь для тебя… И как же ты поступишь?»

Она что, издевается?!

Я никогда не окажусь в такой ситуации!

«Почему?»

У меня нет друзей.

«Хорошо, пусть это будут слуги… Которые обязаны выполнить приказ… Так легче?»

Мои приказы никто и никогда не выполняет!

«Какой ты строптивый… Ладно, они пойдут с тобой по собственному желанию… И будут умирать ради того, чтобы ты жил, даже если на самом деле ненавидят тебя…»

К чему эти дурацкие фантазии?

«Мне любопытно…»

Любопытно?!

«Я хочу предложить тебе поменяться местами с ведуньей…»

Придумывая странную историю?

«Конструируя схожую по эмоциональной напряженности ситуацию, глупый…»

В чем же схожесть?

«Она все же думала о тех, кто нуждается в ней…»

Ага, и поэтому выбрала меня в качестве подачки «отступнику»?

«Ты был для нее неизвестной величиной… Опасной… Непонятной… Непредсказуемой…»

Теперь ты хочешь сказать, что она нарочно послала за мной, потому что рассчитывала, что я смогу справиться с магом?

«Очень может быть…»

Я не верю!

«А в глубине?» – вкрадчивый шепот.

В глубине чего?

«Души, дурачок…»

Да ну тебя, в самом деле!

Я со всей дури ударил кулаком по стволу ближайшей сосны. Костяшки пальцев тут же заныли, но боль не отвлекла от грустных размышлений.

Значит, ваш покорный слуга снова что-то сделал не так? И на каком же основании Мантия обвиняет меня в дурном поступке? Да еще рассказывает странные истории из разряда «если бы да кабы»… Задуматься или пропустить мимо ушей? Второй вариант предпочтительнее, но… Зная склочный нрав своей подружки, не решусь оставить без внимания ее упрек. Тем более что…

Она, как всегда, права.

Пусть ведунья до конца сама не осознавала, почему предложила «отступнику» меня. Пусть. Но, надо признать, сделала удачный выбор. Кроме того, что значу я по сравнению с благополучием деревни? Ровным счетом ничего. Меня в лучшем случае остерегаются. Пожалуй, из всех селян одна только Рина испытывает ко мне нечто более всего похожее на благодарность, щедро приправленную осторожным непониманием…

Старуха сделала то, что ей надлежало сделать, и забудем об этом. Мне теперь на поклон к ней идти и просить прощения? За что? За несколько слов правды, сорвавшихся с моего языка? У меня есть основание злиться, и не одно. Ну да, люблю себя, любимого, что в этом странного? Если никто больше не любит…

Я ведь испугался. Сильно испугался. Можно сказать, был на волосок от гибели… А все из-за чего? Из-за того, что не ожидал подлянки от ведуньи. Из-за того, что всегда и везде даю тем, кого встречаю на своем пути, шанс. Глупо? Согласен. Но иначе… Не умею. Даже если стараюсь быть холодно-расчетливым, рано или поздно самого начинает воротить от такого подхода к жизни. Наверное, потому что с детства в меня вдалбливали одну простую истину: любое существо имеет право на существование. ЛЮ-БО-Е. Плохое ли, хорошее – не важно. И не мне решать, когда чье-то право вступает в противоречие с правами других. Не мне. Потому что…

Все, ты меня добила. Довольна?

«Я всего лишь хотела, чтобы ты задумался… Раз уж другим это советуешь, то сам хоть однажды попробуй…» Довольна, чувствую. Втоптала в грязь – и светится от счастья. Поганка…

Скажи, к чему ты придумала эту странную историю… Про мага, которого я должен извести?

«Просто так…» – увиливает она, и я огорченно вздыхаю. Если Мантия решила прервать беседу, значит, настала пора помолчать. Но я чувствую: что-то кроется за этими гипотетическими рассуждениями… Что-то очень важное… Что-то очень знакомое, но забытое…

* * *

Оказавшись во дворе усадьбы, я хотел было собраться с силами, чтобы высказать доктору все свои впечатления от маленькой прогулки, но вместо этого настороженно прислушался к голосам, раздававшимся из распахнутой двери. Кто это почтил Гизариуса визитом? Известия из дворца? А может, Рогар объявился? Нет, непохоже: морозный воздух мутнеет от фырканья двух лошадей, спокойно дожидающихся своих хозяев. Даже не привязаны… Впрочем, сбруя форменная, так что вышколенные животинки принадлежат какой-то регулярной службе… А это что за вышивка? Корона? Так они все-таки имеют отношение к…

– А вот и он сам, господа! – услышал я возглас доктора. Почему-то интонации показались мне напряженными. Да что происходит?

На террасу вышли двое. Плотные фигуры, жесткие лица. Одежда, как я и предполагал, вполне достойная солдат на службе его величества. То есть с оглядкой на некий единый образец, но приведенная в соответствие со вкусом владельца. Так, например, даже мой скромный опыт позволял определить, что крепыш слева, блондин, окинувший меня презрительным взглядом человека, считающего, что знает себе цену, больше полагался на скорость реакции, потому что не был обременен доспехами. А вот второй солдат, угрюмый воин средних лет, на лице которого явственно читалось: «Как вы мне все надоели…», – щеголял курткой с нашитыми стальными лепестками – если мне не изменяет память, такой фасон особенно любят северяне, потому что приятное в нем сочетается с полезным: и тепло, и сравнительно безопасно. У каждого из воинов, за спинами которых бледным пятном мелькало лицо доктора, имелось главное. То, что позволяет мужчине думать, что он мужчина. Оружие и умение им владеть. Или уверенность в умении им владеть. С одной стороны, это почти одно и то же, но… Не совсем. Тот, кто на самом деле хорошо умеет сражаться, никогда этим не бравирует и не выставляет напоказ свой любимый клинок. Клинок – это больше чем орудие убийства и защиты, это…

– Сними капюшон! – коротко и ясно приказал угрюмый.

А вот такой поворот мне не нравится. Очень не нравится…

Я поднял руку и медленно стащил капюшон с головы.

Угрюмый подошел ко мне вплотную, грубо сжал мой подбородок пальцами, затянутыми в шершавую кожу перчатки, и внимательно всмотрелся в клеймо. Должно быть, проверял его подлинность. Хотя кому бы пришло в голову имитировать «королевскую милость»?

– Все в порядке, – кивнул он блондину.

– Господа, господа… – засуетился Гизариус, – вы должны учесть, что этот человек является собственностью…

– Не волнуйся, дядя, твое добро вернется к тебе целым и невредимым, – хохотнул блондин, но его веселье отдавало поминками.

Доктор не видел их лиц, а вот я имел удовольствие встретить взгляд угрюмого воина. Никуда я не вернусь. По очень простой причине: для каких бы целей ваш покорный слуга ни понадобился этой грозной парочке, живым не отпустят – это я понял. И угрюмый понял, что планируемая участь не стала для меня секретом. Понял и улыбнулся. Не тепло или холодно, а как-то… мертво. Нет, лучше бы ему не изгибать губы: жуткое зрелище получается…

– Эти господа хотят, чтобы ты проследовал с ними, – немного виновато сообщил Гизариус.

– Для чего?

– Там… узнаешь! – Блондин прямо-таки лучился искренней радостью. Так бывает счастлив человек, когда ему удается отвертеться от чего-то очень неприятного.

– Как пожелаете. – Я пожал плечами.

Солдаты привычным, хорошо отработанным движением взлетели в седла, и угрюмый бросил мне:

– Шагай вперед!

Я мрачно смотрел себе под ноги, топая по тропе, на которой уже отпечатались следы лошадей. Должно быть, этой же дорогой солдаты добирались до дома Гизариуса. Фрэлл! Пакостно-то как на душе… Два раза за один день оказаться на Пороге – это слишком даже для меня и моей удачливости. Но страшно… страшно не было. Отбоялся еще час назад, когда ведунья поигрывала ножом перед моим горлом. И, как всякий раз, когда ситуация доходит до характеристики «ничего сделать нельзя», рассудок и чувства затопило равнодушное спокойствие. Я бы даже сказал, безразличное. Сами подумайте, если за вами приходят два человека, профессионально занимающихся душегубством, да при этом на лицах сих молодчиков ясно читается приговор, волноваться и переживать по этому поводу глупо. И опасно. Лучше успокоиться и взвесить все «за» и «против», дабы не упустить тот единственный шанс, который поможет выкарабкаться из ловушки. Честно говоря, я на такие «спокойные» рассуждения способен удручающе редко, но сегодня… Сегодня повезло: «отступник», а вслед за ним и старуха изрядно потрепали нервы, тем самым снижая мою чувствительность до предела. Проще говоря, я знал, что меня собираются убить, но нисколько не печалился по поводу этого неоспоримого факта. И даже не мучился вопросом: почему?. Зачем торопить события? Скоро и так все узнаю…

Мои конвоиры не упускали случая повеселиться, пиная меня в спину носками своих тяжелых сапог. Я честно падал на четвереньки, вставал, отряхивался и продолжал движение. Огрызаться или еще каким-либо образом выказывать неудовольствие по поводу извоженных в грязи штанов и варежек я не считал нужным. Хотят люди развлечься – пусть развлекаются, пальцем не шевельну. Не то настроение, чтобы дурачиться. Вялое и апатичное настроение. Так и вижу: стоит за ближайшей сосенкой Вечная Странница и довольно улыбается. Мол, допрыгался наконец-то, сынок? А я подожду, подожду: совсем уж недолго осталось…

В паузах между пинками и грубым гоготом солдаты вполголоса перебрасывались фразами, которые прояснили ситуацию, но не настолько полно, как хотелось бы мне. В частности, я услышал, что «кэп будет доволен», что обо мне они узнали в трактире на торговом тракте, куда нечаянно забрел один из деревенских мужиков, и что «надо поскорее покончить с делами и возвращаться». Из интонации, с которой было произнесено слово «делами», следовало, что одним делом являлся я, а вот с кем или с чем еще нужно было «покончить»?

Хорошо, что не ломал голову над вопросом, зачем солдатам понадобился именно я, и никто иной. Не угадал бы, хотя ответ стал совершенно очевиден, когда два всадника и один пеший путник ступили на просторную поляну…

Первое, что бросилось мне в глаза, – женщина, обессиленно ссутулившаяся у кромки зарослей. Платье – добротное и даже богатое – вздымалось в районе живота холмом. Пока еще очень пологим, но свидетельствующим о том, что женщина… беременна?! Так вот почему меня сюда притащили… Ишь чего удумали, стервецы: свои ручки, значит, марать неохота, а мне, мол, терять нечего – и так уже отмечен. А потом меня быстренько повесят рядом с несчастной, которую я же и должен лишить жизни… Блестящий план. Я даже хотел поаплодировать отряду, состоящему из пяти человек: те двое, которые ездили за мной, арбалетчик, верхом маячивший на краю поляны, еще один воин – умелый и грозный на вид – и собственно командир. Так вот, поаплодировать хотел, но передумал, встретившись взглядом со старшим офицером отряда.

В глазах сухощавого мужчины, чья борода была обильно тронута сединой, плескалось напряжение. Как будто он не мог решить, что и как ему нужно делать. Это напряжение не исчезло и при моем появлении, наоборот: офицер посмотрел на меня, словно спрашивая: «Кого они мне притащили?», – а вслух разочарованно пробормотал:

– Мальчишка?

Я обиделся. Если ваш покорный слуга выглядит не слишком солидно, это вовсе не значит, что с ним следует обращаться как с ребенком. Не спорю, иногда такое положение весьма удобно. Но сейчас мне почему-то стало горько. Значит, я мальчишка, но для вашего грязного дела сойду?

Угрюмый солдат пожал плечами:

– В чем проблема, кэп? Тут силы много не надо…

– Да нет, ничего… Просто подумал… – Капитан еще раз взглянул в мою сторону. Что-то во мне ему определенно не нравилось. И я даже знаю что. Мое спокойствие. Но беззащитный внешний вид прогнал справедливые сомнения.

– Вот что, парень… – начал он. – Видишь эту женщину?

– Угу, – кивнул я.

– Она преступила закон и подлежит казни… Приговор в исполнение приведешь ты.

Милое предложение. Впрочем, вру: это приказ, и приказ, не терпящий возражений. Спасибо, дяденька! Хочешь сделать из меня палача?

– А потом? – невинно поинтересовался я.

– Потом пойдешь домой, – нарочито равнодушно ответил офицер.

Я поджал губу и хмуро посмотрел на него, не скрывая, что не особенно уверен в озвученном исходе дела. Капитан отвел глаза. Что ж, толика совести у него, похоже, осталась. Но она не поможет нарушить указания вышестоящих чинов, верно?

– А… что она сделала?

– Тебе не надо знать, – отрезал угрюмый.

Ну не надо так не надо. Я посмотрел на женщину.

Высокая. Стройная. Руки связаны за спиной. Лицо закрыто капюшоном длинного плаща. Кислое яблоко…

ЧТО?!

Эльфийка?!

Не может быть!

«Почему же?» – ехидно осведомляется Мантия.

Эльфийка… Поэтому ее и приволокли в эту глушь – не оставлять следов, избежать лишних глаз… Мерзавцы…

«Ты против?»

Против чего?

«Ее смерти…»

Я… Я не хочу становиться палачом.

«Но убить – не против?» – продолжает допытываться Мантия.

Против, не против… Какая разница? Она же не окажет сопротивления…

«А если бы оказала? Убил бы?»

Да. Чтобы сохранить собственную жизнь.

«Так в чем же дело? Убив, ты проживешь несколько лишних минут… Отказавшись – умрешь вместе с ней…»

Великолепный выбор! И что тебе кажется более симпатичным – поиграть в палача или благородного, но глупого героя?

«Выбирать все равно будешь ты…» – ухмыляется Мантия.

Поганка!

«От поганца слышу!»

Что это мы сегодня такие игривые?

«А разве тебя бег-по-лезвию не радует? Не заставляет сердце биться чаще? Не горячит кровь?»

Ты прекрасно знаешь – не радует!

«Какой ты скучный…» – вздыхает она.

Я знаю! Скажи лучше, что делает эльфийка?

«Ты же сам видишь: колдует…»

Это называется «колдует»? Да таким количеством Силы костер не разжечь!

«А ты пробовал?» – подкалывает.

Ты не просто поганка… Ты… Ты…

«Я само совершенство!»

Тьфу на тебя! Что это за чары?

«Понятия не имею…»

Не ври!

«Сам сказал: Силы чуть…»

Так… давай добавим!

«Совсем мальчик плохой стал», – сокрушается, стерва.

Ты не можешь или не хочешь?

«Лень что-то…»

Ах, лень? И ты позволишь мне погибнуть?

«Это еще почему?»

Потому что заклинание эльфийки может… может, например, вызвать подмогу.

«Интересно, как ты догадался, что это Зов?» Интонации Мантии засверкали азартом.

Зов? Никак я не догадывался…

«Прости, забыла: ты ведь пробовал звать…»

Пробовал… Что получилось – лучше не вспоминать. Так эльфийка тоже пытается…

«Разумеется… Но у нее совсем нет на это Силы…»

В чем причина?

«Ее опустошили… Не до конца, но очень существенно… Чтобы не трепыхалась…»

Логично. Ну так поможем?

«С каких это пор ты стал защитником эльфов? А, наверное, с тех самых, как тот милый ребенок всучил тебе…»

Оставь его в покое!

«Бука…» Она еле сдерживается, чтобы не захихикать.

Потом будешь смеяться! Плесни ей Силы!

«Как будет угодно Мастеру…»

Я едва не задохнулся от возмущения. Что за привычка – оставлять за собой последнее слово? Я тоже так хочу…

* * *

Наш диалог длился считаные мгновения: не успели солдаты насторожиться из-за медлительности бедолаги, назначенного палачом, как Мантия подтолкнула навстречу слабым попыткам эльфийки Силу, собранную из моего шлейфа…

Хоть и не к месту, но надо пояснить следующее: когда я принимаю непосредственное участие в разрушении чар, высвобожденная Сила рассеивается в Пространстве, но происходит это отнюдь не сразу, а с некоторым запозданием, в течение которого все, что я не поглотил, тащится следом. Очень похоже на шлейф платья. А поскольку сегодня мне повезло наглотаться вдоволь, шлейф был полнехонек: Мантии оставалось только выхватить из него изрядный кусок и впрыснуть в Нити, заготовленные эльфийкой…

Поляну накрыла волна Зова.

Не знаю, почувствовали ли солдаты хоть что-то. Если среди них не было магов (а магов не было, иначе я бы заметил) – отчаянный призыв о помощи лишь скользнул порывом ветра по плохо выбритым щекам. А вот я… Я получил сполна.

Эльфийский Зов мало походил на тот вопль, который удался вашему покорному слуге. Тонкий. Изящный. Ажурный и хрупкий, как сплетение покрытых инеем веток. Не менее властный, чем мой, но… Во мне кричала кровь, в эльфийке – разум.[11]11
  …Во мне кричала кровь, в эльфийке – разум. – «…Процедура поиска среди мириад существ того, кто в данный момент времени способен оказать существенное влияние на течение событий, как вы уже знаете, именуется Зовом. Подробно о механике Призывания и Вызывания, а также об их отличиях писали многие достойные теоретики и практики, мы же ставим себе совсем иную цель: не научиться, а понять… При всей кажущейся похожести, Зов Создания и Зов Сущности – действия, протекающие по совершенно разным законам. Создание зовет, используя механику вмешательства в Пространство, механику построения искусственных и противных Природе конструкций – то есть пользуется чарами. Сущность же не стремится изменять. Сущность сливается с Пространством и Временем, что гораздо сложнее, чем возвести хрупкие мостки волшбы, и требует куда более глубокого проникновения в самое себя: не каждый может выдержать собственный взгляд…» («Создания и Сущности. Сравнительное описание», Большая Библиотека Дома Дремлющих, Архив; на титульном листе надпись: «Да будет отвечено вопрошающему».)


[Закрыть] Я задыхался, разрывая на клочки душу, она… Она всего лишь творила волшбу. Последнюю в своей жизни, но такую… бесстрастную. И это можно было понять: у эльфийки просто не осталось сил. Даже на то, чтобы любить или ненавидеть…

Мне почудилось, что в холодном воздухе разлился аромат цветущего яблоневого сада. Нити волшбы незримыми лучами рванулись во все стороны, и стоило труда удержаться от рефлекторного желания уйти с их дороги. Метание по поляне выглядело бы странно, не находите? И все же одному из лучей, пролетавшему рядом, я шепнул: «Пусть придет… хоть кто-нибудь…»

Миг – и плотный ореол заклинания, окружившего эльфийку, дрогнул и рассеялся, оставив тем, кто мог это почувствовать, легкое, светлое сожаление о мимолетном чуде…

– Ты бы поторопился, что ли… – Угрюмый толкнул меня в плечо.

Поторопился? Ах это… Я же должен кого-то убивать…

– И как прикажете? Голыми руками?

– Оружия не получишь, и не надейся, – отрезал капитан.

Я так и думал. Кто же мне даст хоть завалящий ножик? Дураков нет. Рассчитывают, что сейчас устрою «злостное удушение»? Бр-р-р-р… Еще чего. Да и не надо душить, можно шею сломать…

Декорации, на фоне которых мне предстояло умирать, не располагали к патетическим предсмертным речам. Вообще ни к чему не располагали. Плешь посреди леса, отороченная черноствольными соснами и увядшими в отчаянной мольбе ржаво-серыми кистями можжевельника. Выпавший снег втоптан людьми и лошадьми в бурый ковер подгнившей травы и бледного мха. Клочок бесцветного неба над головой. Тоскливая картина. Впрочем, если закончить жизнь, то почему бы и не здесь? По крайней мере, селяне набредут на труп и похоронят честь по чести – на большее и не надеюсь…

Я двинулся к эльфийке, задумчиво перебирая в мыслях свои возможные действия. Ничего разумного в голову не приходило. Либо убить, либо… получить удар в спину: за мной по пятам следовали конвоиры. Блондин – слева, угрюмый – справа. И оба вытащили свои мечи из ножен. Я такой страшный? Никогда бы не подумал…

Когда до эльфийки мне оставалось сделать лишь десяток шагов, серая тень качнулась в морозном воздухе, преграждая путь.

Девушка? Женщина? Возраст определению не поддавался. Болезненно-худая, бледная, как… как смерть. Черты лица резкие, даже острые, но странно очаровательные. Глаза… Наверное, серые: так блестят, что затмевают любой цвет сиянием гнева. Длинная, толстая коса взметнулась над прямыми плечами жемчужной змеей. Одежда какая-то… старомодная, что ли. Сейчас такую редко встретишь: отложной воротник камзола слишком большой – свисает как тряпка, рукава с таким разрезом, что острые локотки девушки, затянутые в пепельно-серое, полупрозрачное полотно, из них вываливаются, сам камзол – короткий до неприличия, выставляющий напоказ узкие бедра фигуры, более подходящей мальчику, чем девочке. Длинные ноги упрятаны в узкие штаны и высокие, но вряд ли удобные сапоги: это вам не ленточные голенища форменной одежды моей знакомой йисини,[12]12
  Йисини – воительница, участница сообщества «Длань Йисиры». Йисини часто служат телохранительницами.


[Закрыть] а целые шматы жесткой кожи. Откуда вообще такое чудо вылезло, из какой берлоги? И сколько зим оно проспало?

– Не двигаться! – хлестнул по ушам приказ, последовавший от неожиданно возникшей на поляне девицы.

Мы и не двигались. Мы стояли и смотрели, слегка ошарашенные. Даже остолбеневшие.

– Что значит – не двигаться? – Капитан опомнился первым.

– Вы не тронете эту женщину и пальцем, – со спокойной угрозой в голосе разъяснила девица.

Откуда она взялась? Возникла прямо из воздуха… Из воздуха?! Нет, я не верю…

«Ты второй раз совершил одну и ту же ошибку», – подсказала Мантия.

Какую?

«Превратил Зов в Вызывание…»

Но я же ничего не делал!

«Шлейф всегда хранит след твоей Сущности…»

И что с того?

«У тебя появился удачный опыт… И твоя Сущность впитала его…»

Все равно не понимаю…

«От Зова не было бы никакого толку – рядом нет никого стоящего… Ты, осознанно или нет, изменил чары эльфийки…»

На таком расстоянии?

«Глупый…» – хихикнула Мантия и замолчала, а я снова уставился на вызванную.

Кто же ответил мне на сей раз? Точнее, кто ответил эльфийке – звала-то она… Эта девица на представителя расы листоухих не похожа. Но и на человека в полном смысле этого слова не тянет. Что-то в ней странное есть… А впрочем, к чему эти рассуждения? Она пришла на помощь? Да. Так примем ее услуги с благодарностью!

Я подмигнул воинственно настроенной пришелице и чуть ли не одними губами спросил:

– Возьмешь среднюю линию, g’haya?[13]13
  Дословно «подруга». Так именовали воительниц, сражавшихся наравне с мужчинами в битвах Долгой Войны.


[Закрыть]

Она моргнула. Сузила глаза, подарив мне изучающий взгляд. Мгновение – и маленький рот расцвел хищной улыбкой:

– О чем речь?

И события пустились вскачь.

Девица оттолкнулась от земли как от натянутой тетивы и не хуже стрелы взмыла над нашими головами, проделав в воздухе изумительной красоты кувырок. Впрочем, мне некогда было восхищаться ловкостью: как только серая тень покинула земную твердь, угрюмый солдат, стоявший сзади и чуть справа, подался вперед, почти поравнявшись со мной, словно надеялся достать девицу еще в самом начале полета. А я… Я метнулся назад, пальцами цепляясь за предплечье руки, в которой подрагивал меч. Пока угрюмый осознавал, что происходит, ваш покорный слуга, краем глаза отметив, что блондин взмахнул оружием где-то вверху, подстроился под ритм движения правого конвоира и потащил руку солдата влево. Вонзая меч прямо в бок блондину. Тот хлопнул ресницами, растерянно перевел взгляд в нашу сторону, а мой правый локоть уже летел в лицо угрюмому. Похоже, удалось сломать нос…

Пару мгновений, в течение которых угрюмый старался справиться с болью и выдернуть меч из ребер своего сослуживца, я употребил на то, чтобы, рухнув на одно колено, подобрать клинок, выпавший из пальцев блондина, и нанести оставшемуся в относительной неприкосновенности противнику удар. Снизу. Под полы расшитой сталью куртки. Куда-то между ног, если быть точным.

Угрюмый взвыл, но я уже откатился в сторону, избегая слепых взмахов клинка…

Со своими врагами мне удалось разобраться достаточно быстро. Но девица… Девица была еще быстрее. Когда я обернулся, чтобы посмотреть, как обстоят дела с другими членами отряда, моему взгляду предстали два трупа, в неудобных позах лежащие на притоптанном снегу.

Фрэлл, я совсем забыл! Арбалетчик… Вот сейчас получу в спину…

Но он тоже был мертв. Девица не успела бы до него добраться… Тогда кто?

Неожиданная помощница оценивающе взглянула на результат моих усилий и кивнула:

– Неплохо. Стиль есть.

Я хотел спросить, кто она такая, но девица поспешила к той, ради кого, собственно, и затевалась вся эта свисто-пляска. Одним быстрым движением разорвав путы эльфийки, воительница бережно взяла ее под локоть:

– Как ты, милая?

– Благодарю тебя… g’haya. – Эльфийка тряхнула головой, сбрасывая капюшон, и я… до боли сжал кулак.

Это лицо я никогда не забуду. Полускрытое локонами цвета старой бронзы, оно еще хранило следы шрамов. Невозможно-темные, глубже всякой морской пучины глаза встретились с моими…

Если бы я знал… Если бы я знал… Я бы придушил тебя, lohassy![14]14
  Lohassy – прозвище эльфов; самим Лесным народом воспринимается как исключительно обидное. В действительности же означает просто «листоухий оболтус».


[Закрыть]

Мантия надрывается от хохота.

Чего ржешь?

«Ты восхитительно везуч…»

Да уж, так везет только дуракам…

«Еще – пьяницам… А ты у нас кто?»

Лучше бы был пьяницей! Не могла сказать… Ты же знала, поганка!

«Я не считаю себя вправе давить благородные порывы твоей души…»

Ах благородные? Ну я тебе…

«Что сделаешь?» Искреннее любопытство.

Придумаю! – мрачно пообещал я, отвечая на взгляд эльфийки.

– Здесь поблизости живут люди? – О, вопрос к вашему покорному слуге.

– Да, сколько угодно.

– Этой женщине нужен покой и отдых. И присмотр тоже, – заявила воительница.

– Если идти по следам, – я махнул рукой в направлении, которым следовал от дома Гизариуса, – придете к обиталищу доктора. Уверен, он будет счастлив оказать посильную помощь.

– А ты? – Сияющие глаза девицы чуть расширились.

– Какая разница?

– Останешься здесь?

– С трупами что-то надо делать, разве нет? – огрызнулся я. – Поторопитесь, девочки: не ровен час, еще кто-нибудь заглянет на эту милую полянку…

– Ты прав, – усмехнулась девица. – Мы поедем!

Она помогла эльфийке сесть в седло одной из лошадей – самой смирной на вид, а сама легко вспорхнула на коня, судя по богатой сбруе, принадлежавшего самому капитану. Не прошло и вдоха, как, взметнув за собой клочки снега и вязкой земли, всадницы растаяли за частоколом деревьев.