Текст книги "Не люби меня"

21 глава

Я не могла себе представить, что кто-то закованный в цепи может выглядеть настолько же величественно, как и те, кто окружал его со всех сторон в роскошных одеяниях, сверкая драгоценностями, и держали под прицелом пристальных взглядов. Нейл Мортифер вошел в залу суда так же, как входил в залу, полную гостей, или на полигон к своему войску, – высокомерный, самоуверенный и не сломленный, словно это он пришел судить, а все они здесь жалкие заключенные, приговоренные Верховным консулом. Он шел с гордо поднятой головой и прямой спиной, отчеканивая каждый шаг вместе с бряцаньем железных браслетов, сжимающих голенища сапог снизу, и я могла поклясться, что его стражи соблюдали дистанцию, невзирая на кандалы и ограниченные возможности из-за обсидиановых наручников. Они его боялись, как и все здесь. В какой-то мере даже я, простая смертная, чувствовала их страх. Мой мужчина. Не сломленный, не покорившийся и не утративший свою силу. Лучший из них и в чем-то худший хотя бы потому, что стража обступила его кольцом, не давая приблизиться ни к трону Алерикса, ни к столу судей. Мне захотелось истерически рассмеяться – их здесь сотни, а он один, и каждый из них дрожит при взгляде на заключенного точно так же, как если бы дрожали перед ним в его кабинете, стоя на коленях. Вот она, настоящая сила и власть – она далеко не в кулаках и в оружии, она в нем самом.

Я подалась вперед, шумно выдохнув, но стальные пальцы Алерикса впились в мое колено, удерживая на месте.

«Никаких спектаклей, иначе я позабочусь о том, чтоб ты увидела самый рейтинговый здесь с Нейлом в главной роли. Хоррор в чистом виде, или ты предпочитаешь смерть в прямом эфире? К чёрту отрепетированные акты – только живые эмоции. Я даже запишу его для тебя на флэшку».

Опустошенная, полумертвая и одновременно живая, настолько живая, что мне казалось на мне отсутствует кожный покров, и каждый взгляд Нейла причиняет мне страдания, как по обнаженным нервам. Нет, мне не было больно от ненависти, которая сверкала в его ледяных синих глазах. Мне даже не было больно, когда на его безумно красивом лице читалось презрение ко мне. Я знала, что это ненадолго, что у него остались на ненависть всего лишь считаные минуты и секунды до того момента, как он начнет истекать кровью изнутри и умирать у меня на глазах уже от ненависти к себе.

Есть вещи, которые себе не прощают никогда. Можно простить кого-то, можно, если сильно захотеть или найти причины, чтобы оправдать, но себя простить невозможно, и я знала, что будет чувствовать мой мужчина, когда проклятый император откроет ему всю правду. А он откроет. Обязательно. Я читала это в триумфальном взгляде и игре пальцев, отстукивающих свой личный победный марш на поручнях трона. Я бы согласилась умереть, но не позволить Нейлу видеть все, что Алерикс делал со мной. С нами. Пусть уйдет, считая меня презренной шлюхой, чем думает о том, что не смог меня защитить.

Как же мне хотелось позвать его. Сказать хоть слово. Просить не смотреть и не слушать. Умолять закрыться от всего, что ему приготовил Алерикс, но Нейл отгородился от меня. Он наглухо закрыл мне возможность говорить с ним. Я онемела изнутри, и каждая попытка произнести его имя вспыхивала болью в горле и жгла в груди. Не хочет слышать мой голос, не желает читать мои мысли. Я знаю, что Нейл уже убил меня в себе мысленно и похоронил. Сжег все картинки, где мы были вместе, превратил в руины наши воспоминания и вытоптал мои белые розы. Но когда я начну воскресать внутри него – он начнет умирать у меня на глазах, с каждым моим вздохом его собственный превратится в мучительную пытку. И я не хотела этой смерти, молилась, чтобы он жил. Пусть так, пусть с ненавистью ко мне.

Я жадно пожирала его взглядом, раздирая ладони до крови и не обращая внимание на то, что Алерикс вспарывал мне мозг запретами, а ноздри Деусов трепетали от запаха моего отчаяния, моих эмоций и моей крови. Мне было наплевать на всё с того момента, как Нейл Мортифер вошел в эту залу. Я знала, что вижу его в последний раз. Я чувствовала это каждой клеточкой своего тела, нам больше не дадут увидиться. Пусть бы даже сейчас с меня снимали кожу по кусочкам, я бы не отвела взгляд от Нейла. Я бы подыхала, но каждую секунду агонии смотрела бы на него. Чтобы чувствовать. Да, я умела его чувствовать взглядом, словами и без слов. Не обязательно прикасаться, чтобы бить или ласкать; чтобы стоять на коленях, не нужно падать на пол, а чтобы умолять и плакать, не нужно заливаться слезами. Достаточно просто смотреть и чувствовать, как внутри течет соленый океан отчаяния, и я тону в нем, рыдаю и кричу внутри. Так громко и оглушительно… И он не слышит меня, потому что не хочет слышать, а когда услышит… у нас уже не останется времени. Самой ценной валюты в любом из миров. Вот они, бриллиантовые, золотые, платиновые секунды уходят с молотка по дешевке в никуда. Когда будет озвучена их истинная цена, они уже станут недоступными. Как для него, так и для меня.

Какой же он сильный по сравнению с ними со всеми. Словно выше их на несколько уровней, и все эти аристократы не годятся вылизывать даже подошву его сапог. Их отличает одно самое едкое различие – Нейл не боится смерти, он не боится ничего в этом проклятом мире, а они все… они все боятся скованного в кандалы и цепи, приговоренного на вечное изгнание Верховного консула.

Снова бег времени… он отстукивает у меня в висках неумолимой секундной стрелкой, пока Нейл наконец-то не посмотрел мне в глаза, и я поняла, что это конец – вот она, агония, которой я так боялась. Вот она, истинная цена каждой секунде. Озвучена императором. Непомерная и настолько высокая, она уже не по карману нам обоим. И по моим щекам бегут слёзы, когда я чувствую, как от его сердца отрывается кусок за куском, когда вижу, как от ярости блестят его глаза. От ярости и того же едкого, отчаянного бессилия… Не надо… не ненавидь себя, пожалуйста. Не смей себя ненавидеть. Ты не виноват… Я виновата. Нам не суждено. Мы ведь знали это изначально, и ты, и я. Обреченные и приговоренные к высшей мере проклятой иерархией, отличиями и тем самым «никогда», которое сжало сердце колючей проволокой, еще когда я увидела тебя впервые. Ты приговорил меня… а я даже не думала, что вынесла приговор и тебе. Моё «люблю» стало фатальным для нас обоих, любимый. Вот что отбивают секундные стрелки у меня в висках – наше с тобой «никогда». Ты чувствуешь, как оно вытекает сквозь пальцы, словно песок, и на ладонях остаются только песчинки сожалений и несбыточных иллюзий.

Не выдержал, рванул цепи, и я застонала, кусая щеки, чтобы не закричать. Видела, как дернулся император, как тебя потащили назад, а ты рычал яростно, вырываясь, и десять стражников не могли сдержать эту ненависть в чистом виде, которая рвалась смести здесь все, как торнадо. Что же ты, любимый, сократил наше никогда еще больше… Не сдержался.

Я не заплакала… я не хотела убивать тебя своей болью. Ты достаточно ее видел и чувствовал, и она не принесла тебе ничего, кроме твоей собственной. Я могу только держаться из последних сил, чтобы не обрушить на тебя шквал своего отчаяния.

Только когда тащили к выходу, а судья речитативом зачитывал приговор, я не выдержала.

«Нейл».

Если бы у любви не было названия, я бы дала ей твое имя. Как же оно горит во мне и болит… Каждая буква завитками персональной агонии и счастья с горьким привкусом безумия и отчаянной одержимости. Обернулся, и время сжалилось. Зависло где-то в невесомости, вне досягаемости кого бы то ни было из смертных или бессмертных, давая мне возможность там… в наших мыслях рвануть к тебе, а потом замереть в нескольких шагах и так и не решиться обнять тебя.

Распахнуть глаза и понять, что нет тебя больше в зале, а меня уводят под руки в комнату, обратно в заключение, и только там зарыдать, завыть от понимания, что больше нет меня у тебя… что больше никогда не увижу и не прикоснусь к тебе. Завыть от дикого желания сдохнуть… Кричать так громко, чтобы сотрясались стены проклятого дворца, надрывать голос и горло, впиваясь в решетки окон и прижимаясь к ним залитым слезами лицом, и я знаю – ты меня слышишь. Слышишь, как я плачу по тебе, по нам? Как я прощаюсь с тобой?

А потом увидеть его в моих мыслях совсем рядом… Такого же мертвого, как и я. Последнюю иллюзию, которую он смог подарить нам обоим.

Смотреть в его глаза и понимать, что там боль. Концентрация боли, в тысячи раз превышающая мою собственную, и мне хочется кричать ему:

«Нет! Пожалуйста! Нет! Не смей себя ненавидеть, Нейл! Не смей! Это я… я виновата! Только я! Если бы дождалась… если бы!»

И он делает шаг ко мне навстречу, а я не могу ему позволить прикоснуться и, обхватывая себя руками, яростно качаю головой.

«Не трогай… грязная… такая грязная. Не пачкайся».

Я уже не вижу его… он расплывается в моей ненависти к себе, которая разъедает глаза солью. Чувствую руки Нейла на волосах, на щеках и не могу остановиться, покрывая их поцелуями и глядя в его глаза сквозь слезы, чувствуя, как он вытирает их пальцами. Я накрываю его руки своими и медленно кладу к себе на шею, сжимая посильнее, умоляя прекратить все сейчас. Здесь.

«Пожалуйста… Нейл… Прошу тебя сделай это… я так больше не могу… я не смогу без тебя. Сжалься. Прекрати это мучение…»

Секунды молчания… и он рывком прижимает меня к себе, хаотично целуя волосы, втягивая их запах, и мне кажется, я слышу, как рвется его дыхание на стоны сожалений и отчаяния.

«Нет… ты дождешься меня. Я приду за тобой! Слышишь?»

Мягко держит за горло, целует мои веки, щеки и снова смотрит мне в глаза.

«Ты меня дождешься, малыш. Обязательно дождешься. Я НЕлюблю тебя, девочка. Ты же знаешь, КАК я НЕлюблю тебя. Посмотри на меня…Ты знаешь?»

«Знаю…»

«Обещай».

«Обещаю».

«Дождешься».

«Дождусь».

«Не смей никуда уходить без меня… Никуда, Лия… Только со мной. Только вместе. Повтори».

«Только вместе».

«Туда… тоже… вместе. Я не отпускаю тебя. И не отпущу никогда! Поняла? Ты поняла, мать твою?»

И снова до хруста прижимает к себе… пока я вдруг не понимаю, что стою посередине комнаты одна… Понимаю, что не знаю, когда услышу и почувствую его снова… Но я знаю одно – если он пообещал, то взорвет к дьяволу этот гребаный мир, но придет за мной. Нужно просто ждать, и я буду. Буду ждать, черт возьми.

Не хочу умирать… я хочу ждать его столько, сколько потребуется… Пусть даже всю жизнь или несколько жизней. Ждать его, вопреки здравому смыслу и реальности. Что значит реальность в сравнении с нашей нелюбовью? Ее существование как отрицание всех законов его сущности и невозможности любой из эмоций, я могла потрогать их даже пальцами и описать цвет каждой из них. Все оттенки нашего черного, который иногда казался непорочней белоснежного и ярче самого кровавого. Каждая из эмоций со своими гранями и звучанием.

Алерикс не приходил ко мне. Словно я стала больше не интересна ему после того, как получил все, чего хотел. Для него я теперь была уже сломанной и неинтересной игрушкой, а соперник побежден и унижен. Первые ночи я все еще с ужасом ждала, что он придет ко мне, и, вжимаясь исполосованной спиной в стену, я прислушивалась к шагам по коридорам и к любому шороху, при этом не забывая, что император появится именно тогда, когда я буду меньше всего этого ожидать.

Я не спала сутками, а потом проваливалась в какое-то подобие сна, в котором мне снились кошмары, и никто не выдергивал меня из них на поверхность… но мне всегда удавалось вынырнуть из марева самой. Я была так истощена морально и физически, что мне кусок в горло не лез. Меня мучила дикая тошнота и слабость. На смену кошмарам приходили изнуряющие приступы. А потом снова кошмары.

Иногда я сидела на постели и просто тихо произносила в темноту любимое имя. Меня успокаивало его звучание…

Я сбилась со счета. Сбилась, сколько времени прошло в этом проклятом заточении. Мне казалось, что целая вечность, а на самом деле всего лишь два дня. Боже! Мне невыносима каждая минута без него, что будет потом? Я ведь не привыкну, я не умею без него и никогда не умела.

Еду приносила одна и та же служанка, она же и помогала мне мыться, с содроганием глядя на уже зажившие ссадины и кровоподтеки на моем теле, она же заботливо промокала мне лоб после очередного приступа рвоты. Предлагала позвать лекаря… не рискуя произнести вслух, что, возможно, проклятый император отбил мне все внутренности и я медленно погибаю.

Мне было все равно. Я не хотела, чтобы ко мне прикасался кто-либо. Даже доктор.

Иногда, свернувшись на постели в клубок, обняв колени, я думала о том, что не сдержу обещания. Я хочу уснуть и не проснуться. Я домой хочу, Нейл. К тебе хочу. У меня ведь нет дома на самом деле. Мой дом – там, где ты. Так было всегда, и мне кажется, что где бы ни оказалась, если ты будешь рядом, я всегда буду дома.

А потом вспоминала о том, что дала клятву и заставляла себя есть, заставляла ждать и вспоминать. У меня ведь есть место, где всегда можно укрыться, – наше прошлое.

Алерикс вернулся неожиданно, не ночью, как обычно, а рано утром, заставив меня вскочить с постели… Нет, я не спала. Я не помню, когда вообще проваливалась в сон последний раз – я привыкла не смыкать глаза в ожидании его визитов и теперь спала по часу несколько раз в сутки.

Я услышала его голос где-то внизу, он отдавал какие-то скоропалительные приказы. Голоса стражи смешались с топотом ног и горном на плацдарме внизу. Начинался какой-то хаос, и я с ужасом ждала, что он сейчас ворвется ко мне, но Алерикс не поднимался в покои. Пока не вбежала служанка, она велела мне немедленно переодеваться – господин приказал.

– Зачем? Что происходит?

– А вы не знаете? – Ее глаза округлились. – Он вам не сказал? Нейл Мортифер ведет на город легион. Скоро здесь начнётся апокалипсис. Армагеддон. Камня на камне не останется – император готовится к обороне замка, а вас велено вывезти за пределы дворца.

Я сама не поняла, как сердце забилось между ребрами, потом в горле, потом замерло и снова ошалело пустилось вскачь.

– Я никуда не поеду! – закричала я. – Никуда. Я останусь здесь! Я… Никуда не поеду!

Истерика вместе с надеждой и бешеной радостью. Нейл. Он идет сюда! Он близко. Ждать осталось так мало. Он выполнил обещание… Так быстро, любимый. Так быстро ты пришел за мной.

Но радость сменилась отчаянием так же, как и появилась, потому что ко мне в комнату вошла Клэр собственной персоной. Она осмотрела меня с ног до головы:

– Паршиво выглядишь. Отрезала волосы? Ха-ха-ха. А ведь он любил именно их. Не давал касаться ножницами, хотя это было бы так удобно для проводника. Ты страшная сейчас, как драная голодная кошка. С одной койки в другую и с одного члена на другой. И как? Они оба хороши, верно? Алерикс выматывает больше… он ведь не дает наслаждение, не то что Нейл, который любит побаловать себя женскими кровавыми оргазмами. Ты же сделала свой выбор, да? – Она расхохоталась… унизительно громко, а я вздернула подбородок и сжала руки в кулаки. – О да. Я знаю, что это не Алерикс. Но только потому, что ты смертная идиотка. Думаешь, твой любовник войдет в город и спасет тебя? Ошибаешься. Не спасет. Тебя уже никто и никогда не спасет, потому что император отдал приказ избавиться от шлюхи Верховного консула – вернуть ее обратно в мир смертных. Замариновать там, как в консервной банке, до лучших времен.

Я с яростью смотрела на женщину и чувствовала, как внутри снова зарождается волна ненависти.

– Ну же, НМ13, у меня прямо дежавю: каждый раз, когда тебя решают казнить, я помогаю осуществить этот гениальный проект. Давай, смертная, одевайся и не трать мое время!

– Я никуда не пойду, – вздернув подбородок, ответила я.

– Пойдешшшшь, – зашипела сучка и, схватив меня под локоть, впилась взглядом. – Пойдешь, если хочешь, чтоб тот ублюдок внутри тебя выжил.

Я судорожно сглотнула и почувствовала, как онемел затылок, а вдоль позвоночника поползли мурашки. О боже! Этого не может быть… Она лжет! Специально лжет… Я подумаю об этом позже. Нейл близко. Он пришел за мной. Вот о чем я должна думать.

– Что такое? Удивлена? А я сделала последний анализ перед твоим переходом и знаю об этом уже не первый день! Я знаю об этом чуть ли не с самого начала. И император знает. Ему просто сейчас не до тебя, но я бы посмотрела, как из тебя вырезают дочь или сына Нейла Мортифера. – Она снова расхохоталась. – Давай одевайся, не то я лично достану из тебя уродца и подарю консулу драгоценный подарок в формалине!

Я одевалась при ней, а мозги лихорадочно работали, и я чувствовала, как меня распирает одновременно от дикой радости и в тоже время от ненависти к этой твари. Я лихорадочно пыталась найти хотя бы маленькую зацепку, чтобы задержаться во дворце, но эта сука не даст. Она смотрит на меня, меряя шагами мою спальню, а возле двери два охранника, готовые к любой моей выходке.

Мне бы потянуть время, пока Нейл войдет в город.

– Не выйдет, – она словно прочла мои мысли, – не получится тянуть время. У меня приказ либо вывести тебя отсюда, либо убить. Давай, сука, пошла.

Она схватила меня за волосы и выволокла из комнаты. Я кричала и отбивалась как могла, но что мое сопротивление в сравнении с ее силами и стражниками… Они тащили меня на улицу к машине, в которой перевозили трупы. Значит, вот как они хотят покинуть город незаметно для Нейла. Вместе с мертвецами, заглушая мой запах смрадом разложившихся тел.

Клэр вдруг силой сжала мои щеки и сунула капсулу мне в рот.

– Глотай, тварь. Глотай.

– Да пошла ты! – процедила я, тяжело дыша и с ненавистью глядя ей в глаза, пока не почувствовала ледяную сталь животом.

– Знаю… ты не боишься. А смерти своего ублюдка? Как ты думаешь, если я вгоню в тебя десятисантиметровую сталь, он выживет? Или не веришь мне, что он там? Хочешь, мы проверим? Я покажу его тебе, пока ты будешь истекать кровью. Глотай!

Я проглотила капсулу, и тут же меня затолкали в машину.

– Гоните по окружной. Он далеко отсюда. Идет к центру. Если прибавим скорость, успеем вывезти эту сучку.

22 глава

Его этапировали на следующий день после прощания с Лией, рано утром, когда мрачное небо Континента освещали одновременно взошедшее солнце и луна, не успевшая сойти со своего пьедестала.

Нейл Мортифер, закованный в кандалы с длинными цепями и обсидиановыми наручниками, следовал за стражниками и неожиданно остановился, подняв голову вверх и улыбнувшись беззвездному небу, приютившему сразу оба светила. Один из стражников поёжился, проследив за действиями бывшего Верховного консула и также заметив необычное явление.

– Ты чего? – грубо подтолкнул его локоть напарник, двинувшись вперед, он открывал процессию, сопровождавшую Мортифера к месту заключения.

– Ничего, Герд, отстань, – огрызнулся второй, тоже натягивая цепи и вынуждая Высшего Деуса продолжить путь к месту телепорта, находившемуся в трех кварталах от дворца. Показательное унижение бывшего Верховного консула перед жителями столицы.

– А чего тогда уставился? У нас времени нет, нужно доставить его, – Герд кивнул назад, указывая на Нейла, безусловно слышавшего каждое их слово, – вовремя к месту назначения.

– Дьявол, Герд, – зашипел второй Деус, – ты посмотри, какая чертовщина творится вокруг. Там, – он поднял руку, указывая вверх, – ты видишь? Неужели тебя это не беспокоит?

Герд фыркнул, не останавливаясь ни на мгновение, взвалив мощную цепь на свои огромные плечи. Всё-таки Низшие Деусы, пусть и уступали Высшим в способностях, но обладали довольно внушительными размерами, обеспечивавшими им неплохое преимущество в подобных этой ситуациях.

– Послушай, Марки, – издевательски протянул он, – единственное, что меня беспокоит, так это то, что я тяну на смерть самого Нейла Мортифера. Ты понимаешь это? Нейл Мортифер сейчас, не отрываясь, смотрит на наши спины, и хрена с два я буду доверять каким-то кусочками обсидиана. Так что прекрати трястись от суеверных страхов и вспомни, наконец, что стоит освободить хотя бы одну его руку, и он сожрет нас четверых не моргнув глазом.

Марки благоразумно промолчал, прибавляя шаг и догоняя Герда, но в голове его всё еще вертелись слова древнего предания, гласившего, что в минуту, когда на небосклоне Единого Континента сойдутся воедино жизнь и смерть, то мир погрузится в волны своей собственной жестокости, её жертвы выйдут из своих укрытий и начнут охоту на хищников.

Нейл тоже знал эту легенду, но, как и любой благоразумный Деус, никогда не придавал значения глупой истории, выдуманной кем-то задолго до него.

Мортифер верил только фактам. Он хищно улыбнулся, неожиданно отметив про себя, что да, так и есть, факты не лгут, просто нужно видеть их там, где другие видят лишь пустоту.

Его сознания коснулась небольшая волна энергии, и он выругался сквозь зубы.

– Как ты это делаешь, ублюдок? На мне же грёбаный обсидиан!

– Это не так сложно, Мортифер, – Нейл мог поклясться, что император даже пожал плечами в этот момент, – если пить специальные отвары, заряженные им на протяжении многих сотен лет, то действие этого интересного камешка сильно ослабевает.

– Что тебе надо от меня?

– Очень грубо, племянник. Я, может, пришёл пожелать тебе доброго пути, поинтересоваться, какое у тебя последнее желание…

– Чтобы ты сдох, выблёвывая собственные кишки… Хотя нет, наоборот. Я желаю тебе, Лер, я требую от тебя не сдохнуть до тех пор, пока я не вернусь.

В голове раздался громкий смех Алерикса, и Нейл сжимал и разжимал кулаки, жалея только о том, что подонок слишком далеко от него сейчас.

– Есть дороги, которые никогда не ведут обратно, Нейл. И сейчас ты следуешь по одной из них. Надеюсь, она будет для тебя бесконечной, и ты, зверея от голода в степях, еще долго будешь представлять, как я трахаю твою женщину, в красках и с соответствующими шумовыми эффектами.

Мортифер, стиснул зубы так сильно, что послышался скрежет, и Марки испуганно оглянулся назад.

– Удачи, племянник. Обещаю похлопотать о том, чтобы тебе досталось самое комфортное место под куполом. По-родственному.

Нейл облегчённо вздохнул, почувствовав, как его сознание освободилось, но ему ещё долго казалось, что он слышит раскатистый хохот Алерикса в своей голове.

К телепорту, спрятанному в саду одного из самых влиятельных вельмож, и по совместительству – тестю Нейла, они добрались быстро. Леон Мантелла сам впустил их в своё поместье, презрительно оглядев своего зятя снизу вверх, но его ледяная усмешка спала с губ, как только он поднял глаза и встретился с холодным пониманием, отражавшимся во взгляде Мортифера. Мантелла отступил назад, гордо вскинув голову, но его руки предательски затряслись от негодования, когда он увидел отвращение, сквозившее на практически безразличном лице заключённого. Ему вдруг стало неуютно от осознания, что не он хозяин положения, несмотря на то, что это именно молодого ублюдка привели в его дом в кандалах и лишённым силы.

Стражники почтительно склонили голову перед ним, и Высший вдруг отчётливо понял, что хочет, алчно жаждет увидеть в такой позе и этого мерзавца, испортившего жизнь его дочери. Превратившего её из уверенной сильной стервы с неуёмной жаждой жизни в дёрганую тень самой себя. Она всегда была поводом для гордости своему расчётливому и не в меру алчному отцу, начавшему подыскивать достойную партию дочери, еще когда той не исполнилось и пятнадцати лет. При этом достойными объединиться с Мантелла считались только мужчины, обладавшие неким влиянием в политической и светской жизни Единого Континента.

Когда сам Алерикс Мортифер предложил Леону породниться со своей фамилией, Мантелла был уверен, что поймал удачу за хвост. Столетия верной службы императору и старательное приумножение собственного богатства не остались незамеченными, и в кратчайшие сроки сам император организовал свадьбу своего племянника с Селеной.

Леон Мантелла был не из тех мужчин, чтобы верить в браки по любви. Он знал, что крепкими бывают лишь те семьи, которыми движет единая цель. И разве могла быть лучшая партия для дочери высокородного Деуса, чем сам наследник престола?! Один из богатейших Деусов на Континенте, сильный и вызывавший страх и уважение у любого, кто встречался с ним. Во дворце имя Нейла Мортифера всегда произносили шёпотом. Мантелла мог дать голову на отсечение, что его боялись ничуть не меньше коронованного родственника, если не больше. И сам Леон не раз преклонял перед ним колени, признавая его силу над собой.

Но то, что Мортифер сделал с Селеной… то, в кого он превратил её, не укладывалось в голове. Леон долгое время не видел дочь, так как зачастую покидал пределы Мрачного города, и нередко в компании своего зятя по поручению императора. Зятя, который, как позже оказалось, предпочитал возвращаться не домой к жене, а шататься по местным увеселительным заведениям, купил себе небольшой дом и водил туда многочисленных любовниц. Леон сквозь пальцы смотрел на подобное поведение Нейла. Нельзя сказать, что он мог как-то повлиять на того, но он сам был мужчиной, а в мире Деусов мужчинам было позволено всё. Браки здесь заключались раз и на всю жизнь. Правда, случаи, когда мужья убивали собственных жён с целью найти себе более выгодную партию, также не были редкостью.

Но затем во дворце заговорили, что Нейл Мортифер отправился в другой мир, чтобы тайком привести своего бывшего нихила, отосланного туда самим императором семнадцать лет назад. Леон и этим слухам не придавал значения, на все истерики дочери отвечая недовольным пожатием плечами. Какая разница, кого трахает твой муж, если официально его женой и единственной наследницей его имущества являешься ты, неоднократно говорил он дочери. Какая разница, где он проводит своё свободное время, если в высшем свете его имя прочно связывают только с тобой, убеждал он её.

Селена начала часто приезжать в гости, срывалась на крики, крушила комнаты и убивала слуг десятками, выпуская пар, чтобы со спокойной и холодной головой снова отправиться домой и смиренно ждать появления супруга. Будучи неглупой женщиной, она понимала, что тот не позволит в свой адрес ни одного упрёка.

Наверняка Нейл знал, что именно по её приказу по всему Континенту искали девушек, похожих на Лию Милантэ, и привозили в усадьбу Мантелла, где их ждала долгая и мучительная смерть от его разъярённой обманутой жены. На лбу каждой покойницы красовалось выжженное клеймо с надписью «НМ13» – единственная месть, на которую была способна Селена без страха прогневать грозного мужа.

Чего не смог простить Леон своему зятю, так это сорванной инициации не рождённого ещё ребенка. Для Деуса нет большего позора, чем показать свою слабость. И неважно в чём. В жестокости ли, в кровожадности ли, в мудрости ли или в возможности произвести на свет новую жизнь, ребенка, который никогда не станет полноценным, сильным членом общества, способным отстаивать интересы семьи. Деусы по своей сути всегда были одиночками. Слишком алчные и жестокие, они способны были на предательство куда больше любых других существ. Но в мире, в котором у всех силы примерно равны, нет более разумного способа стать над другими, чем сбиваться в группы, и лучше всего, если эту группу связывает не просто общий интерес, но и кровное родство.

Нейл этим своим поступком подписал смертный приговор и своему сыну, и браку. Селена словно с цепи сорвалась, теперь её целью в жизни стала месть шлюшке, из-за которой муж не просто планомерно унижал её перед всем обществом, но и практически обрёк её дитя родиться слабым. Вот только Нейл обеспечил слишком хорошую защиту своему нихилу.

А потом словно гром среди ясного неба – Селена потеряла ребенка. Такое среди Деусов происходило раз в десятилетия. И свидетельствовало о слабости рода как отца, так и несостоявшейся матери.

Видимо, всё же ублюдок значил для нее куда больше, чем думал сам Леон, она просто не выдержала того давления, которое оказывала местная аристократия, сопровождая её жалостливыми взглядами и громкими перешёптываниями. Униженная гордость от понимания, что её променяли на самую обычную смертную, всё же сказалась на здоровье плода, саму Селену еле откачал верный доктор семьи Мантелла.

А её непутёвый муж в это время пропадал где-то со своей жалкой любовницей. На сообщение о выкидыше он прислал гонца с запиской, что сожалеет о произошедшем и желает жене скорейшего выздоровления. Большего унижения, чем в тот вечер, Леон Мантелла не испытывал никогда.

И сейчас Леон кожей чувствовал омерзение, исходившее от Мортифера, склонившего набок голову и откровенно разглядывавшего его. На какой-то миг Мантелла словно током пробило от мысли, что Нейл таким образом читал его сознание, а потом обуяла злость на самого себя за то, что испугался, за то, что до сих пор тело прошибает холодным током, когда думает о силе зятя.

– Господин, – один из стражников поклонился, – по поручению императора…

Мантелла молча махнул рукой, поворачиваясь спиной и направляясь к величественному саду, раскинувшемуся на многие километры вокруг особняка. Он любил находиться на своей территории. Как и всякий сильный, но всё же трусливый зверь, Леон предпочитал большую часть времени находиться в своём поместье, чем во дворце, больше напоминавшем серпентарий, кишевший змеями. Но сейчас он не чувствовал себя в безопасности. За его спиной притаился хищник, слишком опасный и слишком непредсказуемый, чтобы позволить себе расслабиться.

И пусть зверь был накрепко привязан цепями и не имел очевидной возможности напасть на него, пусть его способности были заблокированы магическим камнем, но Леон Мантелла никогда не был настолько самоуверен, чтобы позволить себе пренебрегать собственной жизнью.

Портал скрывался в невысокой постройке, напоминавшей узенькую часовню, куда люди приходили молиться своим богам. Неплохое прикрытие для Деуса, не верящего в высшие силы, но имеющего не менее сотни смертных слуг.

Леон достал огромную связку ключей, руки его дрожали, пока он выбирал подходящий, и Нейл усмехнулся. Мантелла вздрогнул от тихого звука, раздавшегося в ночи подобно выстрелу из оружия. Открыл дверь, пропуская по очереди стражников, и когда Мортифер поравнялся с ним всё с тем же оскалом на губах, прошептал:

– Когда-нибудь, Мортифер, я сам лично приду кормить тебя… я увижу своими глазами, как низко ты опустился, какой жалкой тварью ты стал. – Он сглотнул, увидев, как заплясали демоны в синих глазах заключенного. – Я обещаю тебе.

Бывший консул остановился, его руки напряглись, звенья цепи впивались в кожу, и Мантелле вдруг показалось, что если захочет, Мортифер сможет разорвать сталь.

– Ты обязательно покормишь меня, Мантелла. Своей жалкой душонкой. – Нейл клацнул челюстями, усмехнувшись снова, когда тот невольно отпрянул. – Я обещаю тебе.