Текст книги "Не люби меня"

В этот момент один из конвоиров подтолкнул Мортифера в спину, и он молча шагнул в телепорт, слепивший своим ярким светом.

Мантелла дождался, когда последний стражник войдет в портал, и глубоко вздохнул, запирая каменную дверь на засов. Возвращаться они будут пешим ходом, а благородный аристократ бросил победный взгляд в сторону постройки, в которой скрылась спина ненавистного зятя, и, едва не насвистывая, направился к дому. Нейла Мортифера практически заживо похоронили, и это значило, что его прямым и первым наследником становилась Селена, а фактически – сам Леон. Замужество дочери оказалось не таким уж плохим вложением средств.

* * *

Нейл в последний раз оглянулся назад, схлестнувшись взглядом с четвёртым конвоиром. Сияние портала медленно затухало и вскоре исчезло вовсе. Это означало, что с той стороны его запечатали. Впрочем, Нейлу телепорт был незачем, но он ощущал неясное беспокойство за тех, кто вёл его сейчас. Возможность спокойно вернуться домой была бы далеко не лишней для некоторых из них.

Они прошли через узкую лесополосу, скрывавшую переход, и наконец выбрались к месту, которое Нейл знал как свои пять пальцев. Вокруг них раскинулась тихая степь. Нейл молча выжидал, усмехаясь каждый раз, когда тот или иной стражник вдруг останавливался словно вкопанный, невольно втягивая голову в шею; шаги их со временем замедлялись, фигуры сковывало дичайшее напряжение. Нейл понимал их состояние. Он и сам, впервые попав сюда, к границе с куполом, ощутил этот непонятный страх.

Мёртвые степи. Здесь за версту веяло Смертью. Ни шелеста крыльев птиц, ни писка грызунов, ни запаха зверья. Ни одного лишнего звука, только завывание ветра и тихий шум листвы за спиной. Но чем дальше вперед ты идешь, тем безмолвнее становится лес, и теперь только один ветер поёт свою жуткую песню, приветствуя очередной дар смерти. Здесь умирали даже запахи. Нейл по привычке повёл носом, ощутив лишь приглушённую вонь эмоций своих сопровождающих. Вокруг не было ни одного запаха. Ни травы, ни земли, ни дождя, который прошёл не так давно. Словно это место было вне пространства.

Он знал, что дальше, на границе на него обрушатся и звуки шагов охранников, и их тихие выкрики, и аромат крови смертных – обеда местных караульных. Единственная межа, наполненная жизнью на территории абсолютной пустоты.

Деусы затаили дыхание, медленно делая шаг за шагом, и Нейл едва не зарычал, чтобы они пошевеливались. Он периодически смотрел на небо, отмечая, что здесь солнце будто притягивало лучами луну, оплетая её плоский диск яркими канатами, будто вжимая её в себя. Зрелище, от которого пот струился градом у несуразного напарника Герда.

Один из стражников споткнулся, едва не выронив цепь с плеча, и Герд выругался.

– Прекрати трястись, как трусливый щенок. Мы почти уже дошли.

– Вижу, – выдавил из себя Марки, и Герд снова чертыхнулся.

Он, как и Нейл, бывал по эту сторону купола не впервые, но каждый раз его сердце также замирало в ответ на тишину, обрушивавшуюся, как только они покидали лес. От зрелища, представавшего перед глазами, захватывало дух и сбивалось дыхание. Огромный, огороженный высоким металлическим забором купол тёмно-серого цвета будто нависал над остальной частью степи, которая словно резко проваливалась в глубокую рытвину. Именно там и предстояло провести остаток жизни Нейлу вместе с огромной толпой не удостоившихся казни. Да, Герд, как никто другой, знал, что лучше лишиться головы, чем прозябать в ожидании скудной подачки со стороны свободных Деусов. Он служил здесь последние тридцать лет и видел, как превращаются в ничто те, кто ещё недавно нагонял страх и вызывал уважение среди равных себе.

Перед забором стояла охрана, состоявшая из целого взвода солдат, численностью в сорок четыре Деуса. Низшие, но вышколенные и сильные, одни из лучших воинов Единого Континента.

Марки ощутил какое-то непонятное облегчение, оказавшись на расстоянии вытянутой руки от их сосредоточенных угрюмых лиц. Оплот безопасности Единого Континента. Последний рубеж перед входом в ад. А затем Герд вдруг остановился и скинул с плеча тяжёлую цепь, медленно обернувшись назад. Марки инстинктивно повторил за ним его движение и встретился со злорадной ухмылкой пленного. Нейл Мортифер рывком натянул на себя цепь, и Марки практически полетел в объятия Высшего. Мортифер склонился над ним, глубоко вдыхая запах страха, исходивший от конвоира. Откуда-то сбоку тишину прорезали крики и звуки начавшейся битвы, но Марки боялся оглянуться. Словно кролик, он сжался под взглядом ослепительно-синих глаз Высшего Деуса. Марки истошно закричал, наконец осознав, что видит в его ледяном взгляде. Так выглядел сам ад, и сейчас ад был всё же по эту сторону купола.

В истории Единого Континента этот день назовут Великой битвой. Битвой, в которой три сотни оголодавших, сильных, жестоких тварей вырвались из плена и, ведомые сильнейшим Деусом Континента, ринулись в атаку. Ещё много ночей подряд чудом выжившие в этой бойне Низшие будут рассказывать друг другу с нескрываемой дрожью в голосе, как шагал в самом эпицентре этого обозлённого на весь Континент войска высокий брюнет с крепко стиснутыми челюстями, молча управлявший каждым из своих подчинённых.

Горожане в ужасе убегали, взлетали, молили о пощаде, но звери драли их на части клыками, выпивали силу на расстоянии, набрасываясь парами, пусть и ослабленные годами заключения, но наполненные яростью ко всем, кто никогда не побывал под куполом. Мертвецы. Это был марш Мертвецов, только они не ступали чётко в ногу, а безжалостной, на первой взгляд неконтролируемой волной поглощали своих врагов. Барабанной дробью им служили крики жертв, а строевой песней – жуткое рычание многоголосой стаи.

К ним присоединились едва ли не с сотню высококлассных воинов, от которых за версту веяло смертью, постепенно вступали в их ряды молодые и опытные Деусы. Армия, мощь которой пугала любого.

А в самом центре её по-прежнему твёрдой походкой шагал сам Нейл Мортифер. Бывший Верховный консул. Единственный, кому удалось не просто вырваться из-под купола, но и повести за собой непокоренных, толпа которых словно обтекала его, повинуясь мысленным приказам своего Хозяина. И он великодушно позволял ей насыщаться низшими сородичами, словно готовя их к настоящему сражению с Высшими. Он не участвовал в этом кровавом месиве. Его путь лежал в Мрачный город. У него было слишком мало времени, чтобы тратить свои силы здесь. У него было слишком мало времени для того, чтобы вернуть принадлежавшее ему по праву. Его трон. Его Континент. Его женщину.

И он приготовился заплатить любую цену, только бы добиться своего. Он, не задумываясь, уничтожил купол над Мёртвыми землями – единственную границу, обеспечивавшую спокойную жизнь законопослушным Деусам, превратив их мир в Преисподнюю, выпустив тех, кого испугались бы сами демоны.

Вслед за ним ступали одним фронтом Высшие и Низшие Деусы, и последние были равны с первыми. Луна приникла к солнцу, растворившись в его мрачном свете, разукрашивая обильно сдабриваемую кровью землю жуткими цветами сумрака. Луна извивалась в объятиях огромного солнца, будто ухмыляясь воплям жертв повстанцев, а солнце освещало их путь, не позволяя скрыться ни одному из тех, чьи души уже ждали в подземном мире.

Нейл Мортифер подписал контракт с самой Смертью, обещав в обмен на свою победу сотни тысячей душ тех, кто не пошёл за ним.

23 глава

Я всегда думал, что боль – это неотъемлемая часть меня. Тот элемент, без которого невозможно быть Деусом. Ведь в нашей природе заложена потребность в ней, в том, чтобы выпивать чужие страдания. Один из факторов, без которого Деусы со временем слабеют и теряют свою силу.

Я ошибался. Тысячелетие я свято верил в то, что на самом деле оказалось неправдой. Потому что только сейчас я узнал, что такое настоящая, неприкрытая боль, та, которая не насыщает, а превращает всего тебя в огромный агонизирующий кокон. И в этом коконе намертво запаяны все твои реальные чувства, они отчаянно рвутся наружу, скребут изнутри, разрывая плоть, но им не выбраться оттуда, потому что единственный шов, тянущийся грубым уродливым шрамом вдоль всей души, ты зашил себе сам.

Наступит время, и я разорву его к чёртовой матери, разрежу, не оставив ни единого шанса остаться этому кокону целым, но не сейчас. Сейчас я закапывал их в землю без похоронного марша. Слишком живые, чтобы сдохнуть в тесных застенках, они обязательно восстанут, но не раньше, чем я позволю себе отдаться воспоминаниям, ледяными лапами схватившим за горло и не позволявшим сделать глубокого вздоха.

Всё оказалось намного проще, чем я представлял себе. Возможно, это было вызвано тем, что сейчас мне уже было нечего терять. Сейчас я уже не задумывался о количестве жертв или обеспечении достойной защиты своим близким и союзникам.

Алерикс отнял единственное, что было дорого мне в это треклятом мире. А союзники… союзники знали, на что шли, соглашаясь с моими планами. Они были не из тех, кто верил в возможность победы в войне без потерь. Такого не бывает вовсе. Нельзя победить в войне, не оставив в её прожорливой глотке жертвы. Она заберёт всё, что считает своим, и тебе не остается ничего, кроме как торговаться с ней за каждую дорогую для тебя душу.

Я знал Герда с самого его рождения, один из сыновей Лиама, он служил нашей семье с тех пор, как научился быть полезным. Говорят, либо окружение влияет на тебя, либо ты на окружение. Лиам вырастил своих детей в соответствии со взглядами нашей семьи и моего отца в частности. Он помнил времена, когда жестокость Деусов пусть и была высокой, но не подменяла собой закон. Некогда, ещё при Неймане Мортифере, даже Высшие Деусы могли понести наказание за массовое уничтожение смертных и Низших, за повальное истребление жизни вокруг. Как мудрый правитель дед понимал, что власть должна быть ограничена в любом случае. Власть правителя – Советом, а власть консулов, входящих в Совет, – правом вето монарха. Алерикс вместе с заново назначенным им же Советом, по сути представлявшим кучку алчных чиновников, сломал эту систему, превратив в кормушку для своих лизоблюдов, с готовностью считавших собственные выгоды от использования ресурсов Континента и не задумывавшихся о том, насколько эти самые ресурсы трудновосполнимы. Непростительная недальновидность для тех, кто может жить столетия. И пусть даже люди плодятся подобно кроликам, тем самым нивелируя высокую смертность, со временем необходимость добычи их откуда-то ещё станет невероятно острой.

У Лиама, как и у его семьи, как и у тысяч, подобных им, не было другого выбора, кроме как согласиться с моим предложением. Он хотел жить, он хотел, чтобы жили его дети и правнуки. Того же самого желали его потомки и все те, кто на протяжении долгого времени молча поднимал вход в купол, позволив мне приучить к себе зверей с Голодных степей.

Алерикс просчитался, решив, что страх может сдержать на цепи многотысячное население Континента. Иногда страх бывает настолько сильным, что разрывает любые кандалы, принуждая бежать, но не назад, а вперёд, к самому источнику опасности.

Так же, как атаковали обитатели Голодных степей сейчас горожан, жадно вдыхая их души и разрывая тела клыками. Некогда Высшие Деусы, они уничтожали себе подобных с жутким чавканьем, отрывая головы, не отвлекаясь на опустошённые оболочки, падавшие к их лапам. Эти звери, в отличие от остальных, не жалели ни об одном мгновении своей недолгой свободы. Некоторые из них подыхали в страшных муках, выбрав себе соперника не по силам. Но подыхали со злорадной улыбкой и сытые впервые за долгое время. На земле родного Континента, а не под осточертевшим куполом, искажавшим небо над Мёртвыми степями.

Я наслаждался тем побоищем, что разворачивалось вокруг. Я нёс смерть каждому городу, в который мы заходили, и она благодарила меня силой врагов, встречавшихся на пути. Я ощущал это могущество в своей крови, оно пенилось в ней волнами, стремясь вырваться наружу и поглотить всё вокруг, испепелить всё, что дышало и сопротивлялось. Оно требовало искоренить Жизнь везде, где мы ступали. Один за другим поселения сдавались, жители склоняли головы, становясь на колени и подставляя шеи, не смея взглянуть в глаза нападающим, повинуясь воле стаи Смерти, которая удовлетворенно рычала, проходя мимо и волной забирая с собой тех, кто покорился, либо сжигая дотла тех, кто до последнего бился.

Три дня. Мы захватили практически все земли от купола и до столицы за три дня. Низший мир не вмешивался, отлично понимая, что любое вмешательство в войны Высших грозит им уничтожением. Император не успел призвать их на свою сторону, а они, как сообщали мои шпионы, не торопились идти ему на помощь, а молча ожидали любого исхода войны.

Мы несли потери десятками, но отбирали могущество у тысяч и потому упорно шли вперед, пока не споткнулись у самых границ Волчьего рва – самого преданного режиму города. Последняя преграда перед входом в Мрачный. Его неофициально называли «стражем столицы». К тому времени, когда мы подошли сюда, нас уже ждали, соорудив своеобразную стену, пропитанную энергией местных жителей. Она словно разряды тока пробегала ярко-кровавыми сгустками по всей границе этой стены, оседая плотным облаком возле самых ворот в город. Энергия чистой ярости и готовности до последнего отстоять свой дом чётко выделялась на фоне темно-серого неба, опустившегося так низко, что казалось, стоит только подпрыгнуть и можно коснуться его головой.

Армия со степей кинулась на стену с диким рёвом злости и тут же отскочила назад, исступлённо поскуливая от боли. Запах палёной плоти коснулся ноздрей, но несмотря на это, звери снова бросились в атаку, чтобы тут же снова отскочить от потрескивавшей разрядами преграды. Высшие тщетно пытались взломать сооружение своей мощью; казалось, можно увидеть потоки ауры, несущиеся прямо к стене, но та их только поглощала, и всё. Я чувствовал волнение, накрывшее тех, кто остался за моей спиной, оно прокатилось по воздуху тихим гулом нетерпения и злости.

– Донесение из дворца, – на плечо легла тяжелая рука Герда, – говорят, сам Алерикс оставил Мрачный город, жители бегут в панике, передают из уст в уста, – Низший усмехнулся, – какую-то легенду о солнце и луне.

Он говорил тихо, но его слышал каждый. Тишина, нависшая над полем, давила на уши, срывала нервные струны, натянутые до напряжения. Она прерывалась лишь тихими стонами и шипением раненых. А я не мог оторвать взгляда от разрядов энергии, пробегавших по прозрачной поверхности. Красные. Без всяких примесей. Они не боялись. Никто из тех, кто начинял её силой, не боялся нас. Они стояли уверенные в своем праве, оскалившись и готовые напасть в любой момент, но, черт побери, всё равно слишком спокойные для тех, кто понимает, какая мощь стоит по ту сторону. А они понимали.

По рядам оборонявшихся будто прошла рябь и раздались одобрительные возгласы. Первые ряды разомкнулись, пропуская вперед воинов императорского батальона в тёмно-синих костюмах, напряжённых и готовых разорвать врагов. С оружием в руках они становились вплотную друг к другу, чтобы вскинуть на плечо ружья с обсидиановыми пулями. Огнестрельное, доступ к которому имела только армия дворца. Огнестрельное, способное убить бессмертного на коротком расстоянии.

Решил расстрелять меня, Алерикс?

Достойное наказание недостойному предателю.

Герд жестоко ошибся, если посчитал императора трусом, решил, что он уступит Мрачный и дворец даже в обмен на свою жизнь. Алерикс действительно покинул город, но покинул навстречу неприятелю, а впрочем, я и не ожидал от него другого.

Бойцы расступились, пропуская вперед своего командующего в чёрном пальто. Достаточно тёмном, чтобы раствориться в густом тумане, медленно поднимавшемся с земли. Алерикс еле заметно шевелил раскрытыми кверху ладонями, позволяя туману касаться коленей и ползти вверх по одежде так, будто змеиными языками ласкал её. Туман шипел, перебираясь с груди на плечи и касаясь волос мокрыми щупальцами.

Император стоял, широко расставив ноги, прищурившись и медленно оглядывая наш строй. Так, словно запоминал лицо каждого, кто осмелился восстать против него. Где-то сзади послышались всхлипы и нервный шёпот, прекратившиеся с довольным рычанием кого-то из степных.

«Неплохая способность, не так-ли, племянник? Преимущество правителя этого мира. Одно из. Но ведь тебе наплевать на них? Надеюсь, ты рассказал им, что они собираются сдохнуть во имя само обычной шлюхи?»

«Они пришли сюда за победой. И они её получат, Алерикс».

«Какие идеалы ими движут, Нейл? Что ты мог обещать ублюдкам с Голодных степей и Высшим Деусам, еще неделю назад обедавшим в моём дворце?»

Алерикс наклонился вперед, упершись ладонями о стену, закрыл глаза, теперь разряды пробегали по его рукам и лицу, переходили на плечи и шею, короткими вспышками освещая перекошенное от напряжения лицо.

«Идея революции хороша только до тех пор, пока длится сопротивление. Что потом ты предложишь этой разношерстной публике? Посадишь за круглый стол Высших и Низших, рабов и хозяев? Брось, Мортифер, ты далеко не юнец, тебе не идет быть идеалистом. Тем более в обществе, где одни – это еда для других».

Алерикс по-прежнему не открывал глаз, теперь уже молча впитывая энергию своих сторонников.

«Эта стена не спасёт тебя, Алерикс. Рано или поздно тебе придётся выйти из-за неё. Уже сейчас мои Деусы окружают вас, отрезая возможные пути отхода. Что будете делать, когда проголодаетесь?»

«То же, что и вы. Будем есть тех, кто слабее. И может, к тому времени, когда на поле останемся только мы с тобой, твою чёртову голову посетит грёбаная мысль о том, что ни одна шалава не стоит всех тех жертв, которые ты приносил во имя неё эти дни».

Рычание зародилось непроизвольно. Ублюдок намеренно дразнил, задевая каждым словом, точно зная, что они ранят острее любого оружия, куда больнее и безжалостнее.

«Где она?»

Алерикс стоял, всё еще не открывая глаз, слишком спокойный для того, кто сомневается в своей победе.

«Хм… а где должна быть женщина в минуты опасности, пока её мужчина сражается на поле битвы? Правильно, дома. А если у женщины на этом поле битвы сразу несколько мужчин? Неужели ты думаешь, я оставлю рядом с собой такую дрянь, рискуя получить очередной удар в спину?»

И сердце срывается вниз в отчаянной тревоге: что мог с ней сделать подонок, я отлично себе представлял. Единственное, в чём я был уверен, так это в том, что чувствовал – она жива. По крайней мере я не ощутил разрыва нашей связи. До сих пор. Тело как по команде инстинктивно сосредоточилось, стараясь уловить ее присутствие неподалеку. Но в Мрачном городе её не было. Как и в его окрестностях. Вашу мать, я не ощущал её нигде на Континенте. Напрягся, представляя нашу связь в виде красной нити, тянущейся от меня к ней, и едва не взвыл, когда отчетливо увидел, как она прерывается, как треплется на ветру ее тонкий конец.

«Где Лия, ублюдок?»

«Понял, да?»

«Где. МОЯ. Женщина?»

Алерикс резко открыл глаза, вскинув голову. Туман вокруг зашипел, зазмеился вверх, уплотняясь, всё больше скрывая противника и жаля острыми иглами открытые участки кожи.

Сзади раздавались уже проклятия и выкрики, предлагающие еще раз попробовать разнести грёбаную преграду.

– Ещё рано, – снова голос Герда. На этот раз в моей голове. – Еще минуты три, господин. Но меня волнует, чего ждёт император? Почему он не нападает?

– Он ждёт подкрепления.

И я знал, от кого. Мантелла. Только у него была возможность предоставить императору необходимое количество воинов. Если бы не одно но. Конкретно сейчас Мантелла проклинал тот час, когда пошел на поводу у императора и решил отомстить за свою сучку дочь. Приказ о его поимке и доставке на тренировочную базу был отдан еще за два дня до суда, но сам захват должен был произойти только после нашего наступления. Трудно было не догадаться, кого задействует Алерикс, кто с огромной готовностью предложит свою помощь правителю с целью выслужиться перед ним в очередной раз и в то же время в полной мере насладиться абсолютным триумфом надо мной.

Вот только так неосмотрительно владеть лучшими солдатами государства и тем не менее относиться недостаточно внимательно к их нуждам. Экономить можно на всём, кроме армии. И эту прописную истину со временем забывают те, кто достаточно долго ведет не бои, а праздную жизнь аристократа.

Впрочем, согласно сообщению второго сына Лиама, Маора, Мантеллу задержали лишь несколько суток назад, и он вполне мог успеть дать соответствующие распоряжения командованию своей армии.

– Две с половиной… – снова голос Герда, и я зарычал, оглянувшись на него. Парень явно нервничал. Один из немногих, кто знал, что будет дальше, но тем не менее его руки не просто тряслись, они ходуном ходили. Он поджимал губы, прищурившись и не отрывая взгляда от противника, однако туман сводил на нет любые попытки Низшего увидеть что-либо на той стороне долины. Казалось, я вижу, как отсчитывает секунды стрелка часов в его голове.

«Я достаточно долго с ней порезвился, чтобы по достоинству оценить твой вкус. И в очередной раз готов выразить свое истинное восхищение им».

Тихим шёпотом в сознание, смакуя каждое слово. Намеренное унижение, манипуляция эмоциями. Я видел не только его силуэт, но и выражение лица, с которым он говорил.

«Скажи, куда ты ее спрятал, и твоя смерть будет легкой. Обещаю».

Процедил сквозь зубы, сжимая кулаки, представляя, как размозжу череп самоуверенному мерзавцу.

«Она мертва».

Выплюнул эти слова, едва не зажмурившись от удовольствия, предвкушая мою боль, но я знал, что это ложь. Я не чувствовал её здесь, но готов был заложить собственную голову, что Лия жива. Я бы понял, если бы ее не стало. Дьявол меня раздери, я знаю, что почувствовал бы, если бы вдруг она умерла.

«Ты лжёшь! Куда ты спрятал её от меня?»

– Две минуты… – монотонный голос Герда.

«Хочешь увидеть, Нейл». Не вопрос, констатация факта. Император скалится, склонив голову набок и внимательно следя за моей реакцией.

«Как много ты готов сегодня увидеть, Мортифер? А впрочем, не важно. Будем считать, что это последнее желание приговоренного. Подойди ко мне, Нейл. Проклятая стена напичкана аурой настолько, что я переживаю за качество картинки и звука».

Что не мешало ему контролировать природу, однако. Но я шагаю вперед, понимая, что это очередная уловка ублюдка, и всё же не могу поступить по-другому. Я хочу увидеть её. Прямо сейчас. Пусть даже его глазами. Мне нужно это именно сейчас. В то время, как Герд отсчитывает последние мгновения. В то время, как носятся по долине голодные звери, добивая своих же раненых, под шёпот тумана, лижущего подошвы сапог и пробирающегося по спине вверх тысячами липких пальцев.

– Полторы минуты, господин…

«Обидно видеть тебя таким слабым».

Император пожимает плечами. Нас разделяют шагов пять-шесть.

– Одна минута…

Он не просит подойти ближе, и я останавливаюсь, ожидая, пока он не откроет мне часть своего сознания, глубоко вдыхая сгустки его воспоминаний. Его глазами её слёзы и истерический смех, её разбитые губы и порезанные вены, снова и снова, как кадры документального кино. Её голос и отчаянная ненависть, звучащая в нём. Насилие, так много насилия, что начинает тошнить и шумит в висках.

Её беззвучный призыв, после которого меняется даже пространство вокруг, исчезают тысячи солдат и срывающийся шёпот Герда, отсчитывающий последние секунды жизни императора. И этот голос вдруг заглушается отчаянным стуком. Так бьётся сердце… Крошечное сердце, отбивающее ритм еще не рождённой жизни. И сквозь пелену осознания ухмылка Алерикса, с самого начала знавшего о нём.

* * *

Герд никогда не видел ничего страшнее в своей жизни. Он никогда не боялся больше, чем в эту самую долгую за его столетия минуту. Говорят, что влюблённые часов не замечают. Так вот, идущие на смерть следят за каждой секундой, потому что каждая следующая может оказаться последней.

Герд оглядывался вокруг себя и видел на лицах своих союзников ту же упрямую решимость, которая не покидала его. Пусть даже за ней прятался самый настоящий животный ужас при взгляде на огромную полупрозрачную стену, пропитанную могуществом тех, кто стоял за спиной императора. Низшему казалось, что он вдыхает не воздух, а капли крови, и на этот раз Деус не мог в полной мере насладиться болью и страданиями других. Впрочем, он был уверен, что и остальные чувствуют то же самое. Возможно, потому, что все они насытились за эти три непродолжительных дня самой кровожадной войны в истории Континента. Возможно, потому, что страх умереть всё же обитал в чёрной прогнившей душе каждого бойца, выступившего против режима. А возможно, потому, что сейчас все мысли и взгляды противоборствующих сторон были обращены к двум высоким фигурам в самой середине поля битвы.

Когда Нейл Мортифер уверенным шагом направился к самой стене, Герд едва не взвыл, ему чудом удалось сдержаться от того, чтобы не схватить своего господина за руку, но помешал привычный страх перед ним. Хотя сам парень не был уверен, чего боится больше – того, что Мортифер вырвет ему сердце прямо тут за подобную дерзость, или того, что он намеренно подставляется, и Герд, как никто другой, знал, из-за кого.

Он методично отслеживал убегающие мгновения, сжимая и разжимая ладони и не отрывая взгляда от своего хозяина, стоящего с прямой спиной перед императором. Ему казалось, что между ними нет никакой стены, а точнее, что эта преграда из плотного густого мрака не толще стекла для двоих Высших, наполненных самой отборной ненавистью друг к другу. Ненавистью, которую не нужно было видеть сквозь туман, она ощущалась в самом воздухе.

– Десять… девять… восемь… – Герд дёрнулся вперёд, увидев, как кинулся на стену Нейл, его громкий животный рёв прокатился над всем полем, заставив содрогнуться даже Высших.

– Шесть… пять… четыре… – Мортифер словно не обращал внимания на полученные ожоги, он буквально разрывал когтями стену, которая казалась теперь такой же мягкой, как живая плоть. Его ладони дымились, сзади нетерпеливо рычала и переминалась его армия.

– Три… два… один… – побелевшими губами, потому что по ту сторону произошла заминка, и сердце Деуса сорвалось вниз, чтобы тут же взлететь до самого горла, когда вдруг несколько десятков солдат из-за спины ошарашенного императора бросились на стену, взламывая её и круша на части. Предатели не делали даже попытки нанести вред императору, словно кто-то заранее запретил им подобное, и Герд отлично знал, кто. Они ожесточенно боролись с солдатами правителя, долину заполнили звуки борьбы и дикие крики, сейчас, здесь, подобно раковой опухоли, распространялась вся боль Континента, она пульсировала, увеличиваясь и судорожно сокращаясь, пожирая всё живое, настоящая боль тех, кто отчаянно сражался за свои жизни.

Остальные огородили правителя плотным кольцом, обеспечив ему надёжную защиту и пытаясь так же кольцом отступить назад. Но сделать это было невозможно, казалось, нет и сантиметра земли, на котором не проливалась бы сейчас кровь. А потом уже стало поздно.

Потом случилось то, о чём свидетели с содроганием и пересохшими губами будут рассказывать друг другу только шёпотом. Деусы, наполнившие стену своей жизненной энергией, умирали один за другим, и преграда становилась всё тоньше и слабее, пока в один момент и вовсе не рухнула под натиском повстанцев. И словно в замедленной съёмке Герд увидел, как буквально влетает в кольцо солдат Нейл Мортифер, выбивая ружья и раскидывая руками бойцов, отрывая конечности и сворачивая шеи. Лучшие солдаты государства казались обычными смертными, не устоявшими перед его яростью. А он даже не замечал, как прокололи ему бок обсидиановым мечом, как окрасилось тёмно-кровавым пятном его чёрное пальто, просто скинул его на землю, продолжая яростно очищать путь к своей жертве.

Теперь они стояли лицом друг к другу. Слишком похожие, чтобы быть врагами, но источавшие такую дикую вражду, что каждому становилось ясно – Континент слишком тесен для них двоих. Алерикс не дожидался, пока племянник сделает выпад, он согнулся, уходя в сторону и, выпустив когти, впился руками в окровавленный бок Мортифера. Тот взвыл от дикой боли, физической и той, которую проецировал ему через контакт правитель. А тот убрал руку и резко отскочил назад, когда Нейл развернулся к нему, далеко не ослабленный, но обозлённый ещё больше.

Его ноги не касались земли, он пронесся ураганом, увернувшись от удара императора, и схватил его за воротник пальто. Они взлетели над землей, оба оскалившиеся, рычащие, а уже через секунду Алерикс врезался спиной в какое-то здание. Он вцепился руками в плечи Нейла, продолжая вливать в соперника боль, она корчилась на кончиках его пальцев и с шипением врывалась в плоть Высшего Деуса, парализуя движение крови и заставляя медленнее биться сердце. Вся боль, которую когда-то выпил император. Вся боль, которую он превратил в самое страшное для Деуса оружие. А затем Алериксу вдруг стало страшно самому. Впервые за всё это время, и этот страх почуял каждый бессмертный на поле. Он вдруг понял, что Нейл не ощущает ничего. Его тело содрогалось в конвульсиях, а в глазах не было и проблеска страдания. В его глазах император различал лишь жажду своей смерти, и это было самое жуткое, что он когда-либо видел. Именно эта жажда давала силы Нейлу сопротивляться той энергии, что сейчас рвала его тело на части.

А потом удар головой, и голова Алерикса откинулась назад, из носа хлынула кровь, и император мог поклясться, что увидел, как едва не закатились от удовольствия глаза Мортифера.

– Понравилось? – выдавил из себя, сплёвывая на землю, пытаясь вырваться из цепкого захвата. – Оценил?

Мортифер захохотал и, резко подавшись вперед, вгрызся клыками в шею соперника. Тот затрясся, стараясь отбиться ногами, но тщетно, ублюдок прочно пригвоздил его к каменной стене. Он выпивал кровь императора и в то же время выпускал в его вены все свои эмоции, и того скручивало от агонии, что наполняла его тело. Алерикс ощущал, как искорёжило внутренности от того потока, что теперь распространялся по ним смертельным ядом.

Нейл оторвался от горла правителя и, улыбнувшись окровавленным ртом, ответил:

– А тебе понравилось? Оценил?

– Меня не так-то просто убить, Нейл.

Мортифер лишь усмехнулся и посмотрел на посеревшего императора, тем не менее нагло улыбавшегося и не признававшего поражения. Его синие глаза ярко выделялись на бледном полотне лица, преисполненные самого настоящего вызова и самоуверенности. Глаза, которые видели то, чего не должен был увидеть ни один. Глаза, показавшие ему то, чего не должно было произойти.