Текст книги "Миграция Души. Том 2: 1982–2012 избранное"

1. Войнушка

«…А мы внутри истории -

два идиотских нолика;

идем скорее дальше

к странице тридцать пять…»

© Виктор Авин, «считалочка от смеха»

История, господа, очень смешная штука. Потому что все мы внутри неё, как в том ките, по имени «Моби Дик»… Там можно жить или во сне, или в состоянии войнушки по отношению к внешней среде… Об одном из таких состояний можно слегка рассказать с точки зрения прикоснувшихся к глубокому сну.

И так, у моей жены родина не влезает в границы. Она меньше, и находится теперь не там. Там у нее осталось две квартиры и дача с сотками, в которых теперь живут воины противоположного племени. У самого синего моря. Мандарины, пальмы волосатые, в общем влюбился я в ее родину, когда еще и жену-то не знал, а на первом курсе приехал туда отдыхать… Почудилось мне тогда, что будет здесь что-то со мной… Так оно и стало… Уже мы поженились и дети пошли. В Школу. Лето. Перестройка. И однажды ночью снится мне сон, что поехала жена с моими двумя детьми отдыхать с родины на родину. А по телику новости рассказывают между строк, что хана там сейчас будет. Я говорю по телефону жене – улетай, там хана будет. Жена отвечает – да не, нормально все, я в деревне на даче у самого синего моря… – Ну-ну. А надо сказать, что есть у нее еще две сестры. Но это не в театре, не для «Чаек», хоть и во сне. Одна сестра беременная там же. Вторая отдыхала чуть сбоку, рядом с будущей линией фронта… И была у жены еще там подруга, из местных; и приснилось мне, что она боевиком всю жизнь работала. И вот вдруг сплю я и слышу звонок:

– Кто говорит?

– Это я, Мутная, с картины Айвазовского, подруга твой жены, слюшай, да! Я тут в штабе на полу лежу. Пули кончились. Всем хана. Передай в Гренландию пингвинам, что войнушка началась…

Через десять минут еще звонок – из Кассыапеи. Раздается голос Левитатора из-за кадра с переводом: короче, надо одного внука и твоего племянника, а тем более сына сестры твоей жены из "войны и мира" вынимать. Поехать надо. Там сейчас только по-гондурасски выглядящие смогут пройти. Через два дня уже никого. А моя жена? – интересуюсь я. – Она в деревне, далеко в тылу, там еще долго будет тихо и разводящие красные воины в полном оперении рядом… Туда мы вертолет вышлем. А сюды не вышлем, там линия сейчас, понимать? Лады. Сон стал цветным – полетел я на расстояние прямой к линии фронта. Деньги зашиты в трусы, на голове усы, в глазах озверин за детей, улыбка шире широких плеч. Надо через линию фронта перейти между большой родиной и маленькой. То есть через мост и речку… Хожу, возле речки разведку веду. Подъезжает автобус с людьми рейсовый. Его встречают в большом количестве. Все к водиле. Последний же автобус-то. У водилы спрашивают – ну как там??? – Клёво, – отвечает он. Как в Испании в 37 году. Слоеный пирог. Смотря кто там живет. Если в деревне живут "Лазы", то "Абхазы" не проедут, а если наоборот, то через кукурузу. Окружившие водилу – в ступоре. Поскольку они и те и другие а многие между собой еще и родственники, просто на воскресенье за продуктами на большую Родину уехали, возвращаются с сумками – а уже между собой враги – граница закрыта, за мостом стрельба, на горизонте дым коромыслом. Они еще и не знали, что уже враги. Вдруг водила ко мне поворачивается и говорит – а вот ты пройдешь, поскольку ты из племени "Зулусов" – они нейтральные, там их в каждой деревне есть, они или инженеры или врачи, их никто не трогает, они даже продолжают купаться в синем море… Да, – подумал я, – наши люди. Купаться под пулями такой фкайф!… Не врет водила. Ну ладно. Перешел через мост в ближайшее село. А у меня наколка была – на скорую зайти, спросить Соломона Петровича, он машинку выдаст и в пансионат… Нашел Петровича. На скорой интересно. "Абхазы" с "Лазами" в разных комнатах шушукаются (осознают постепенно, что всю жизнь вместе работали, хоть и врачи), а Петрович там

О один рыжий блондин в дырявом ботинке – в холле сидит телик пока еще смотрит. Говорю про шкаф, показываю Президента Тельмана на купюре, исследуем маршрут до пассионарного пансионата.

– Хорошо, – говорит, – только бензина в моем Рафике (микроавтобус рижского производства) в один конец с канистрой… Да еще надо медсестру для верности легенды взять. Вот только какую??? Полазил по карманам, вытащил девушку из очень редкого племени "Тат-тиби-дох" – ее не схватят, она в нейтралке… (большая была ошибка, между прочим в стратегии Петровича. Но об этом потом). Лады. Едем. По краям дороги камазы догорают иногда, в полях кто-то бегает след в след – видно по колыхающимся початкам любимой Хрущевым кукурузы. Скорую не трогают – ведь красные кресты на ней – вдруг из армии ООН? Международную панораму все в СССР недавно смотрели, знают еще пока, что в красный цвет попадать невежливо. В общем, нормально все. Проезжаем деревни, посты разных племен и народов. Везде своя армия, на жигулях ездют с опознавательными повязками, из окон "бузуки" "шмели" и "мухи" торчат, на мотиках из рогаток детишки пятилетние тоже целятся. Когда остановят посты – я мордой в дверь, говорю что жена моя там такая же, по-зулусски выглядящая, в пассианате с детьми, больная, зараза, надо вывезти. Тельмана показываю – пропускают. Уважают портреты вождей. Однако, на последнем посту совсем пацаны беломора обкурились. Один стал медсестру разглядывать и за руку ее из кабины вытаскивать, и подсвистывая языком очевидно разговаривать, что девушка она красоты неописуемой, и что он на ней сейчас женится. Наречие это мы быстро поняли и без словаря. Водила видит, что потеряет бойца, и по газам. А я смотрю в заднее окно – тот боец не понял, почему это машина едет, когда он стоит, и начал свою рогатку нацеливать. И вдруг как защелкало по левому борту!!! Оказалось потом при рассмотрении, что это пули так об железо бьются не в силах любимых соединить… Другой боец к нему подошел походкой моряка () хоть сам и спустился с гор, опустил его рогатку как в замедленном кино, и пошли они мирные договора на цигарки закручивать…

Так и приехали мы. А пассионат тот, надо сказать, был хоть и рядом, но на отшибе совсем, в аппендиксе, на ничейной земле пока, дня на два. По телику в программе "Время" о войнушках говорить было еще не принято, продуктов много, море синее… В общем, в "Засаде" все спокойно… Отдыхающие – люди уравновешенные такие, все в основном приехали с хурала. Видят дымок на горизонте – думают что это туристы костры жгут… А что стало много небритых больных желудком заезжать – так места всем хватит…

В общем, тихий час у них на пляжу, даже море прикорнуло, и снится мне, что вдруг в номер сестры жены захожу я:

– Подъем!

– А ты как здесь оказался? – спрашивает сестра. Жены. Ну, естественно, говорю что стреляли.

Ложу ее на пол, ребенка на руки, и в обратный путь. Дело было уже к вечеру. Затишье. Армии все кушают, курят, танцы поют. Через посты вообще проехали. Только каждый раз приходилось ребенка спящего показывать и про дизентерию отворотившейся как бы жены говорить. Так и доехали к своим….

…Тут будильник зазвонил. Поднялся я, смотрю – рано еще, и опять заснул. И, блин, как в сериале – продолжение смотрю, что как будто настоящая жена и рассказывает мне: Живу я (она говорит), в деревне. А рядом большой такой гражданский аэродром. После твоего (моего) звонка, вдруг стали снаряды по аэродрому летать да бомбы с неба падать… Как загрохотало внезапно. И стало тихо. И не стало аэродрома и войнушка дальше ушла. Испугались они. Потом ожили. Ведь жить то надо. Тем более тихо вокруг. Вот уже три дня. В тылу они. Поняли сразу, как только атлас мира открыли…Братья и другие мужские родственники в поселковый совет ходят узнать что делать и кто виноват, естественно, и нет ли еще третьей мировой за околицей. Но двери закрыты, все сельские начальники из соседнего же племени, поэтому они ушли уже на фронт. Жалко, что электричество кончилось, и второй сестре рожать вроде пора, что естественно на девятом месяце. На костре куру жарят, песни поют, ждут когда апельсины созреют. И тут ночью сон во сне – птица стальная летит. Но бесшумно так. Села. Приняла пассажиров сколько смогла и так впервые в жизни мои дети прокатились на вертолете типа БМП. Потому что в тылу они были. И "бузуки" их достать не могло – мешали пальмы… и я заснул…

Тут на тумбочке опять будильник зазвенел. Я на автопилоте проснулся, проверил – там ли то, что из тумбочки достают, и еще больше заснул. И сон еще интереснее стал. Про дядю с тетей моей жены… Дядя был на нашей всеобщей большой родине до перестройки Человек в моем городишке. Фрукты распределял. А как перестройка началась будто ударило ему на старости лет переехать на свою вторую первую малую родину. Бывает. Накануне войнушки. Переехал он. Вместе с семьей и все родом из детства. Купил то да се, поле большое, решил песни петь ночью, а с утра до вечера сам кукурузу выращивать. Мотыгу на плечи, панаму на голову, идет в поле, кайф ловит. Ведь из большого города он, соскучился. А соплемянники пальцами крутят, говорят что неприлично с мотыгой ходить, надо по набережной вдоль ресторана в шляпе и цветами отдыхающих девушек песнями петь…

И тут случилось. Соседи сразу выяснили каждый кто из какого племени, тех кого в пять раз меньше, естественно в сто раз активней и началось… Короче, к крылатой машыне они не успели, т. к. сел он на другом конце деревни, и никто об этом за девять с половиной минут не узнал. В общем – потерялись они…. А между тем шло время. Мы с же– (у ной уже воссоединились семьей. Вдруг в полдень звонок в дверь, как только пушка в часы ударила (на самом деле опять звонил будильник и жена била меня сковородой по голове, чтоб проснулся уже, но я же во сне, блин…). Открываю дверь, смотрю – странная худенькая женщина. Говорит: «джгирь орда» (с ударением на первое «о»). – Вы кто? – отвечаю я!. Это я, – говорит она. Ну и что? – спрашиваю. Потом так глаза в кучу собрал – Ба! Так это жена дяди моей жены!!! Которая когда-то женщиной очень объемной в теле была!!!

Вот так дела! Короче оказалось, что они выходили из тылу две недели через грязные высокие горы всей почти деревней… Сначала кидали машинки. Ну, там «волги, москвичи» там всякие. Потом ехали на тракторах кабриолетом, т. е. в кузове. Потом шли пешком и все в гору, поскольку трактора где козы не ходят. Ну вот. А на перевалах их уже ждали другие соседние племена, кормили, обогревали, обували (батон ихнего радушного хлеба стоил один карат камешка, примерно, но у них с собой было, много по жызни камешков насобирали и не только в почках, трудолюбивые же, народ как все, так и завидно всем ясен перец. Ну вот. Потом, когда спустились они в долину через перевал, включая 90-летних бабушек и дедушек, кому повезло, и у кого еще «было», посадили их по товарным вагонам, где скот возят с дырками в полу, и прямо до столицы той маленькой вдруг ниоткуда ни возьмись но уже государства, и только потом, когда уже все камешки раскидали они посеяли, то вот и вернулись…

Ну вот. И слышу я, что почти просыпаюсь. На кухне глазунья шипит, а дядя с тетей жены и сынком ихнем на полу в нашем коридоре ворочуются – жестко же. Но проснулись они, пошли в общежитие и начал дядя с нуля в 60 лет свою жизнь обустраивать на нашей родине большой. Но ничего.

Приподнялся опять. Сейчас на велике ездит… Доволен. И даже дружит с представителями соседнего племени. Это их на малой родине 10 % было а теперь 100, а на большой же все равны и нас 150 миллионов и тьма самых разных племен хотя эвенков и мало совсем…

Представляете? Ни хрена себе сны! Прямо как в Мавзолее, блин. Но главное, что, в общем, хэппи-эндом полным дело то в моем сне закончилось. Только вот сотки жалко…

2. Лия и Ракель

1986 год.

… Будь все время с ней, ты сможешь ее сдержи-о вать, – сказал Льву Акела, – она моя вторая дочь, ты женат на первый, я умру, ты будешь старшим, помни – главное держать ее в узде…. Они подошли к Чорному дому. С дверей стекала шоколадная надпись «прокуратура». Иди, я подожду тебя здесь…

– Она украла у гражданки Шлифтер редкую книгу «мемуары потомственного революционера 1917 года»?

– Нет

– как это нет? Мы уже и дело завели. Вот же бабушкин донос, в глаза смотреть, погружаться в меня!

– нет, это донос на выцветшей бумаге. А Ли я снимала квартиру у этой бабушки в этом году, просто у 90-летней бабушки маразм, она все время показывает Лие эту книгу, та бабушка – вдова, в юности бомбистка, гордилась своим мужем-соратником, расстрелянным по доносу, что он не выключает свет в туалете, бабушка все время требовала от Лии чтобы она выключала свет ровно в 2 3 часа в своей комнате согласно плану ГОЭЛРО, а потом до утра впотьмах искала ту редкую книгу, которая лежала у бабушки под матрацем.

– в доме большых учоных МГУ не матрацы, а глаза – чтобы не воровали а то понаехали там всякие

– в МГУ учатся а не воруют, а у Лии Акела – папа, он главный борец с воровством, его сам Хитрый Лис назначил

– А бабушка пишет в доносе, что не только в СССР, но и на Луне воруют…

– У бабушки склероз, ничего не болит и каждый день новости, а по ночам она летает на Луну на собственном венике, товарищ прокурор и женщина в галифе, склероза у Вас нет, Вы вся красивая такая и вся в шоколаде (облизывает взглядом),

Вы точно выключаете свет в своей прокураторской спальне? Тогда проведите обыск у себя под матрацем, там Вы найдете мои мемуары 2 0 лет, пардон муа, спустя…

– Да Вы нахал, юноша, подпишите протокол….

1980 год.

… – Заходите. Хитрый Лис мягко стелился по тигровой шкуре. Акела настороже, готов к прыжку, вжался в кресло…Через час он вышел победителем. Расстрельная команда, ждавшая в тамбуре застегнула кобуру. От Первого секретаря выходили через одного. Этот вышел улыбаясь. Джунгли уже гудели: «Акела не упал и не отжался, но помилован!!!»…

Акела летел к себе в стаю очень большим человеком с приказом и мандатом от самого Хитрого Лиса навести порядок в воровстве и коррупции. Акела не понял приказ и начал бороться с воровством… Точнее понял, но не хотел. Он хотел стать хитрее хитрого и изнутри системы навести в ней честность вместо лоска…А банде оборотней всегда нужен честный следователь как витрина пока ее не разобьют чтобы украсть самый главный алмаз…

Трагедия начинается

1987 год. Совещание в главном штабе за кипичной стеной.

… – Рыжий, они все-таки познакомились. – Кто?

– Дети Акелы и Главного по тарелочкам в джунглях. Теперь они родственники? А как же клан на клан? – Да, вот такое кабулетти панимаш. – Какой ужос. Разрази меня гром монтеки! Акела же честный и проповедует за Совецкий Союз. – Пригласите его в гости и дайте ему чаю вот с этой шоколадкой. – Слушаюсь товарищ хенерал…

Акела промахнулся!

9 марта 1987 года.

– Папа умер. У него вдруг заболело сердце-папа… – Ракель, первая дочь Акелы, это не сердце, это чай был отравлен ворованным чаем. – Витязь мой, Лев в собственной шкуре, что ты пишыш когда папа умер? «Ленинград Ленинград я уже никогда не умру»? – нет. Я умру, но потом. Сейчас я пишу траурную записку Лие. – Почитай…

Лие:

 
Приходи вечером – будет весело!
Я обещаю тебе слезы, вид на море,
и два кипариса раздвинут руками небо
и укажут нам путь
к сиреневой ветке настоящего Бога.
Приходи вечером – будет очень весело!
Они организуют «карэ»,
а мы анархично разбросанные
как листья березы на талой земле
замашем крестами поношенными
и отлетим в нашу фиолетовую страну.
Над морем тихо заплачет мокрый снег
их желтые лица уплывут вереницей
и на траурном столе
дохлая курица останется слушать
панихидную песенку о тебе:
Сложен, слажен ритуал,
свежий листик и бокал
под вуалькою дочь-2
чья-то пьяная рука
от колена вдоль бедра
новый чертит ей маршрут
снежных белых покрывал.
А в созвездии Тельца
кости, кости, черепа
с голой маленькой звездой
вытворяют чудеса…
Приходи вечером.
И ты увидишь
как холодный, фосфорный фонарь из морга
постучит в лиловое окно с подтеками
под которым твоя юная Мадлен
пять минут назад
дважды
вышла
замуж …
 

© Авель + Каин, 1987 год

Прошло пять лет…. Потом еще пять лет

– Лев, приезжай ко мне в Москву, ты мне срочно нужен на расстоянии руки, хватит из под ковра помогать, ведь ты же Лев или где? – Что случи-лос? – Да… – Понял. Щаз. Приехал. – Обана!!! Ты зачем развелась? А это кто? – Мой второй муж Маврик. А где первый муж Автандил, сын Главного по тарелочкам? – Он с битлами. – Женщина выходит замуж один раз в жизни чтоб… тебе не было мучительно больно. Я поехал. – куда? Обратно в Ленинград? – Да. – Аха, плавали знаем – Ленинград, Ленинград я уже никогда не умру? Это я никогда не умру, слово «жизнь» – мой лейбл. А ты пожалеешь об этом! Я Вас разведу! Ты и Ракель – моя сестра и твоя жена – ко мне приползете! Ты не знаешь кто теперь моя крыша – сам Шерхан! (Немая сцена)… – Ты что, Дура! Ты что натворила? Крыши и паромы не меняют на переправе под водопадом, ты всех подставила, ты себя убила… Когда ты успела?

– Тока што. Сам дурак. Неважно. Я поставлю вам шлагбаумы! Вы умрете с голоду! Вы приползете ко мне! Ты будешь прыгать с плинтуса на тряпку а уже потом я из тебя сделаю Льва на коврике. А в сестры я возьму… ну вот хотя бы свою посудомойку. Точно! Фее, вот вам моя сестра – посудомойка, я из нее сделаю как с белого листа солдата своей армии! Алее, зольдатен, ахтунг! У меня больше нет родной сестры! Вы все предатели! Бойкот! – До Свидания. Маврик, вот тебе воздушный шарик, держы ее покрепче за веревочку, теперь ты у нее главный, прости меня Акела, цартствие тебе небесное еще раз, прости за то, что я буду жить вечно. А рядом с Лией меня больше нет, как го-о ворится теперь пусть сами выбирают колор и сами красят…

Прошло пять лет. 1 сентября 2002 года.

– алё, это Лев? – нет, это смольный бня. – Я завтра к тебе приеду. – Зачем? Что случилось? У тебя бойкот прошол? – Скажу шопотом. Нужна твоя помощь. – Ты? Ко мне? С просьбой? Чудны дела твои господи… – Я приеду к тебе и к моей сестре со своей посудомойкой. – Да, это серьезно. Жду…

2 сентября 2002 года.

– алё? уже не приеду… поздно.

18 сентября 2002 года.

– Алё? – Слушаю. Вы кто? Я – Лиина крыша,

Рыжий сын Рыжего. – Да знаю я про тебя все. Ты оборотень сын оборотня. А что случилось, почему ты плачешь, оборотень? – Лию жалко. Ее убили. – Врешь. Ее никто не заказывал. – Ее ревнивый муж Маврик убил… Приезжай на ее похороны… – Эх ма, () где мои 16 лет, на большом каретном…

19 сентября 2002 года.

– С приездом, Лев… – Ладно чорт со мной, на похоронах и у водопоя не перерыв на обед. Здравствуй пока, Рыжый. А почему ты в чорном, а не в белом, Рыжый? – Дык Лию убили (плачет)… Представляешь…нет, я плачу…ее убили… ее убил ее муж… из ревности…я ее у…любил… Вот она в гробу лежыт…я плачу… а вот тут теперь бизнес валяется. Вот тебе новый джип Маврика, вот тебе руль от трех ее новых клубов, рули, будешь свадебным енералом а то Лия не по'ала, а мы тебе помогать будем, давай поиграем? – Пошол нах, Оборотень. Покажи где ее убили? – Поехали покажу. У нее в новом замке в Одинконцово. – А где ее похоронят?

– А, у дороги в Одинконцово и похоронят…

Замок.

… Заходи – вот место преступления. Представляет? Мы утром звоним, Маврик говорит что Лия спит. Подозрительно. Мы сразу примчались и шмыг сюда через трубу в подвале. А Маврик пьяный пока спит. А Лия в ванной спит насовсем. У нее на голом теле 4 0 колотых ран. И такая белая-белая – из нее вся кровь вытекла. Мы Маврика сразу пожурили, связали и закрыли, он проснулся и сразу признался что он и убил. – Мдас. Раньше по-простому чаем травили, теперь психология-с… – Да ты что? Неужели так бывает? Не, у нас все по-чесному было. Вот на этом диване он Лию и убил. А в кабинете целлофан расстелил. – Целлофан-то зачем? А, хотел проспаться, распилить Лию, в лес увезти и закопать. Убил, закопал бы и надпись не написал. А мы что? Мы всегда наготове. Мы напишем надпись. Уже и мрамор заказали…

Эпилог I.

Видение в Замке Одинконцово.

Каждое 18 сентября ночью в Замке гаснет свет. Становится светло. Появляется Маврик, Рыжий и двое в брезентовых передниках. Рыжий крутит на веревочке блестящий шарик перед глазами Маврика. – Как тебя зовут? – Оооо-тэээ-ллл-ооо, – невнятно как в замедленном кино погружается Маврик. – Пей. Пьет. Еще. Пьет. Упал. Спит. Несут. Положили наверх. Спрятались. Входит Лия. Ложится на диван. Отдыхает. Вбегают. Набросились. Начинают пытать: шифр, сука?! Ключи от сейфов? Подписывай дарственную своей посудомойке!!! Лия кричит, мучается. Посудомойка стоит в монашес-ком балахоне, капюшоном закрыто лицо, трясется. Наверное смеется. Страшно же. За окном пролетают ангелы. Бьются в стекла. Не пробить. Царапают стёкла. Не поцарапать. Лия кричит. Слабеет. Подписывает. Перекур. Лия пытается отползти к телефону. – Куда сука? Бьют сапогами. Колют перочинным ножиком с отпечатками пальцев Маврика. Открывают сейфы по шифрам. Выгребают бриллианты. Один самый маленький катится. – Лови тварь, чо стоишь? Монашка ловит. Моет камешек слюнями, он же успел испачкаться в крови. Отдает. – Голос снизу: А тут еще сейф, товарищи! Посудомойке

вкладывают в белую ручку швейцарский перочинный ножичек – Пытай убогая, Лия нам главный шифр еще не сказала. Монашка засучивает рукава. Тыкает ножичком – получай, получай, я не посудомойка, ты меня призирала так вот тебе вот тебе вот тебе. – Э-э-э пагади, она уже хрипит главный шифр. – А чо она, гадина меня презирала? Плачет.

Все плачут. – Внезапно замолкают. Выходит неизвестный в маске. Берет кухонный нож – вжжжжик! Фонтан! – Быстрее волоките ее в ванну, это Маврик перерезал ей сонную артерию!…

Эпилог II.

Каждое утро 19 сентября. Да будет День!

…Лев приплелся домой. – А что так темно? Включает свет. Перед плазмой сидит Ракель. – Ты что? – смотрю запись того ток-шоу… На телеэкарне Лия. Ведущая ток-шоу: Лия, а что будет потом? – А потом я куплю себе остров и стану белой и пушистой… Ракель плачет. Повернулась ко Льву: ты тоже плачешь? – Не, это соль проступает из глаз. Чота соли в организме стало много. Ладно, выключи. Скажи, как прошел вчерашний день? – Меня утвердили на эту роль. – Хорошо. Это светлая роль. Беги, Ракель, беги. – Побежали вместе. – Побежали. Голос из-за кадра: В Добрый путь.