Текст книги "Янки при дворе губернатора"

Решено идти в интернат

Возле задымлённого лесной гарью дома их встретил радостно повизгивающий Никита, который самостоятельно загнал всю разгуливавшую по опушке живность на двор. Няня Груня благодарно потрепала его по загривку и сопровождаемая жалобно мяукающей Кузиной отправилась на кухню с тем, чтобы наскоро собрать что-нибудь на стол. Трава неподалёку от дома тоже горела, видимо, подожжённая летучими искрами. Альберт с Николаем срубили возле дома несколько длинных веток рябины и спешно отправились гасить эти зловещие огоньки. Минут через десять няня Груня окрикнула их от калитки, они сбили последние языки робкого ещё огня, бросили на обугленную землю свои орудия и пошли к дому умываться.

– Давай-ка разденемся хотя бы по пояс, а то пропахли все как погорельцы. – Предложил Альберт. И они, сняв рубахи, стали плескаться над деревянной кадкой, довольно урча и охая.

– Ты смотри, Альберт, а ведь у тебя брови обгорели, – недовольно покачал головой Николай.

– А у тебя – усы, – заметил в ответ Альберт, – да и волосы тоже.

– Да, палило сильно, – согласился участковый. – Давно я так не влипал. До меня только сейчас дошло, что всё это, если бы не ты, могло кончиться для нас и гораздо хуже. А может, не дай Бог, для кого-то и кончилось. Надо сводку запросить…

– Да её, наверное, ещё и нет. Не успели сверстать, – успокоил Альберт. – Ты давай сначала перекуси малость, приди в себя. Пусть пожарные поработают с МЧСниками. А потом уж и сам пойдёшь на пепелище… И они сели к столу под окнами дома.

Няня Груня выставила сваренный поутру суп из боровиков со сметаною, холодец с хреном и малину с молоком и сахаром. Ко всему этому прилагались также хлеб-самопёк и крупно нарезанные помидоры весьма странного синеватого цвета.

– Сибирский сорт, – указала на помидоры Альбертова тётка. – Сестра прислала в прошлом году. Вы на цвет не смотрите, это ведь не цыплята какие-нибудь, а томаты! Альберт попробовал и не мог оторваться. Помидоры были слаще малины.

– В интернат что, вместе пойдём, или как? – Спросил Николай.

– Или как, – убеждённо ответил Альберт.

– Ты только не обижайся, Николай, – извинилась за такую племянникову убеждённость няня Груня. – Но Алик прав. Ты – здешний участковый, а потому, появись вы вместе, сразу появятся подозрения и догадки насчёт цели его визита. Ну, почему это журналист, например, не с лесничим там или председателем сельсовета пришёл, а с милиционером?

– Да я не обижаюсь, няня Груня, – примирительно отмахнулся Николай, – хотя, если подумать, то всё логично: учителя английского ихнего убили? Убили. Вот я и пришёл заодно с журналистом.

– И всё-таки лучше по отдельности, – упрямо вела свою линию Альбертова тётка. – Так меньше вопросов, а главное – больше узнаете, каждый – со своей стороны. Так и решили, а потом за это и выпили по стаканчику золотой ароматной медовухи, закусить которую няня Груня подала по плошке мочёной брусники. Отобедав, участковый блаженно закрыл глаза и на несколько минут забылся каким-то полусном – полудрёмой. Потом решительно поднялся и, поблагодарив хозяйку за божественный обед, подался «констатировать» последствия пожара. Альберт же, напутствуемый тёткой, стал собираться в интернат. Ручка, блокнот, диктофон, фотоаппарат, термосок с холодным клюквенным морсом. Ну, и одежда соответствующая, без излишних изысков: всё ж таки учебное заведение…

По дороге он встретил несколько пожарных машин, которые томились в ожидании отъезда. Брезентовые люди уже успели смотать свои пожарные рукава и уложить остальной рабочий инвентарь. Оказывается, гонимый сильным ветром огонь дошёл до самой речки, где его и встретили во всеоружии. Как ни странно, но именно ветер не позволил пламени двинуться внутрь сосняков… «Ладно, – успокоил своё журналистское любопытство Альберт, – об этом потом. Успеется. Лесничий обещал посодействовать, а он, вроде, мужик дельный, зря болтать не станет, как наш нынешний губернатор».

Ещё одна смерть

Первое, что сразу бросилось в глаза видавшему виды журналисту, это чересчур большое количество машин во дворе интерната. В числе прочих стояла здесь и Николаева «Нива». Неприятное ощущение тут же появилось в груди и вскоре переросло в гнетущую тревогу. С этой тревогой Альберт и переступил высокий порог детского заведения. Из-за конторки ему навстречу поднялся пожилой мужчина, почти старик, спросил, по-гаишному заглядывая в глаза и принюхиваясь:

– Вы к кому и по какому делу?

– Я – к директору, – попытался быть солидным Альберт. – Я из областной газеты, командирован к вам насчёт пожаров… Вот и командировку заодно надо отметить. – Он достал подписанный и пропечатанный Линдмарком бланк «Курьера» и аккуратно положил его на столик перед интернатским привратником. В ответ тот посмотрел на Альберта с нескрываемым испугом. Спросил почти шёпотом:

– Что, писать про нас будете? И, наверное, плохо?

– Ну, почему же? – Не согласился с ним Альберт. – Как получится. Впрочем, в свете последних событий…

– Да – да – да, – понимающе продекламировал старик. – Ах, как жаль, как жаль. Кто бы мог подумать? Сразу две такие жизни!

– А кто ещё? – Почти вскрикнул Альберт.

– Как, вы не знаете? Повариха наша молодая Ксения в лесу сгорела. Ну, и учитель наш молодой Санталайнен, днём раньше погиб… тоже в лесу. Вы вот к директору собрались, а у него в кабинете идёт экстренное совещание. Из района приехали прокурорские, милиция и даже заместитель главы администрации. Скоро и областное начальство здесь будет. Вам, наверное, подождать придётся, молодой человек?

– А зачем ждать? Согласно Закону о СМИ, я имею полное право… информировать общественность о происшествиях подобного рода. У вас, сдаётся мне, не военный завод и не атомная станция, не так ли?

– Извините, я всё же пойду спрошу, а вы пока сходите в канцелярию с вашим командировочным удостоверением. И старик посеменил в сторону директорского кабинета, который находился в самом конце обшитого прессованной штукатуркой коридора. Когда привратник скрылся за дверью, до Альберта вдруг дошёл весь ужас ещё одной досадной утраты. Из четверых, буквально только что ставших ему друзьями людей, двоих уже нет на свете. Что это? Роковое стечение обстоятельств или?.. Что-то упрямо говорило Альберту, что это – «или». И Ксения, скорее всего, не сгорела. Не могла она, здешняя жительница, опытная уже хозяйка, наблюдательная, умная, жизнелюбивая, взять вот так и сгореть на лесном пожаре. Да и что она могла делать в лесу в такую грозу? Нет, этого просто не может быть! И с этим убеждением Альберт постучал в дверь канцелярии.

…А в канцелярии в аккурат говорили о последних интернатских событиях. И это для Альберта было особенно ценно, ибо устами рядовых работников глаголет истина. Он успел услышать пару последних фраз смуглой красивой женщины средних лет: «Да, Андрей Карлович, прежде всего, нашей Софье Ковалевской не угоден был да завучу, конечно… Кормиться им мешал. И Ксения мешала, не ясно что ли?..» При появлении Альберта женщина осеклась и демонстративно склонилась над какими-то документами. Альберт церемонно поздоровался и, широко и невинно улыбаясь, положил перед ней своё журналистское удостоверение и командировочный бланк.

– Будьте так любезны, если вас не затруднит, пропечатайте и подпишите. Я к вам, главным образом, в связи с пожарами. Всё-таки интернат в их зоне находится, а это опасно. – Альберт посерьёзнел.

– Ну, с днём приезда ясно. А день отъезда? Сегодня, завтра? – завканцелярией посмотрела на Альберта взглядом кристовской мисс Марпл.

– А вы пока не ставьте даты: мало ли что. Может, кого-то нет на месте или сразу детали какие-то не выясню.

– Хорошо. Тогда дату сами потом проставите, ведь не мы вам командировку оплачиваем, верно? Впрочем, вы с директором поговорите. Она у нас такая… может и сама оплатить, в тройном размере. – В глазах женщины появилось хулиганское выражение. Альберту это почему-то сразу очень понравилось.

– Да, вы знаете, я мзды не беру. За державу обидно. – Сказал он голосом Таможни, что у него всегда получалось один в один. Женщина вздрогнула всем своим подчёркнуто красивым телом и вопросительно глянула на двух своих подруг, что сидели за столами напротив: обе очень молодые и хорошенькие. Те неопределённо пожали плечами и с некоторым испугом посмотрели на входную дверь. Альберт тут же и оглянулся на этот взгляд. На пороге стоял интернатский привратник, который кивком головы дал понять журналисту, что его уже ждут. Тогда Альберт, взяв со стола оформленную командировку, томно сказал в сторону девушек:

– Если не возражаете, я потом зайду на пару минут? Они тут же дали понять, что нет, не возражают. С тем Альберт и вышел из канцелярии.

Скандальное совещание у директора

Привратник ждал его возле двери в директорскую приёмную, предостерегающе прижимая палец к губам. Альберта почему-то это окончательно вывело из себя. Подойдя вплотную, он в самое ухо выдохнул «служивому»:

– Ну что вы кривляетесь, в самом деле? У вас молодые люди гибнут, а вы… всё боитесь непонятно чего! С этими словами Альберт вошёл в небольшую, но очень добротно обставленную приёмную, где немолодая уже секретарша, тоже с пальцем возле губ, осторожно открыла перед ним дверь в директорский кабинет, умоляюще попросив вдогонку:

– Прошу далеко не ходить, а сесть сразу возле окна.

Но Альберт поступил по-своему. Он сел на свободное место к столу, как бы давая понять, что тоже готов принять участие в обсуждении. И принял. В это время говорил местный прокурор, лысоватый советник юстиции со скрипучим голосом:

– Итак, что мы имеем? Убийство и несчастный случай в одном и том же лесу… Если по второму факту всё более – менее ясно, то убийство вызывает много вопросов. Следов убийца почти никаких не оставил, да и мотивы преступления пока что не ясны. Зачем убивать простого учителя? Кому это надо? Лично я склоняюсь к тому, что вполне могли застрелить и из хулиганских побуждений.

– Господин прокурор, – не выдержал Альберт, – а вы уверены, что повариха Ксения погибла от огня? Вы уже располагаете результатами экспертизы, вскрытия? Оба, заметьте, погибли в лесу и едва ли не в один и тот же день… Оба молоды и, мягко говоря, не ладили с начальством. Да и вообще, что значит «простого учителя»? Не простого, а учителя английского языка, который преподавал этот язык в интернате с английским, а точнее будет сказать с американским уклоном. Да что я вам говорю. Вы и сами прекрасно понимаете, что непростой это интернат… А хулиганство? Ну, если бы Андрея застрелили из какой-нибудь самоделки, поджига там или даже ружейного обреза, может быть, тогда и можно бы было рассматривать серьёзно вашу версию. Но из АК-47… Из него, как мне известно, стреляют террористы и профессиональные убийцы, ну, – изредка бандиты… В это время Альберт ощутил на себе не менее дюжины пристальных, изучающих взглядов и подумал с самоупрёком: «Чего это я разошёлся? Зачем выдаю себя раньше времени? А, может быть, так будет лучше? Кто-то из них сдрефит, начнёт торопиться, совершать необдуманные поступки… Тут-то мы его с Николаем и захапаем!» Между тем слегка опешивший прокурор пришёл в себя и, промокнув свою вспотевшую лысину клетчатым носовым платком, постарался посмотреть на Альберта со снисходительным превосходством. Но поскольку Альберт стоял совсем рядом и был почти двухметрового роста, у обрюзгшего служителя Фемиды это совершенно не получилось. Тогда он, несколько раз кашлянув для вдохновения, спросил куда-то в пространство:

– А вы, собственно, кто… э-э-э… с кем, так сказать, имеем дело? Кому я должен отвечать? В списке приглашённых вас нет. Пригласили вот представителей из области, но, я полагаю, вы не уполномочены…

– А вы можете не отвечать, – с холодным спокойствием сказал Альберт, – если считаете явно заказное убийство «хулиганкой», прекрасно понимая огромную разницу между этими видами преступлений. Я, заведующий отделом расследований независимой областной газеты «Курьер» Альберт Нидерквель, приехал сюда в командировку, которую уже отметил в интернатской канцелярии, а потому, в известном смысле, вполне уполномочен и тоже являюсь представителем области. Так что… На некоторое время в кабинете воцарилась гробовая тишина. Но тут поднялась директриса Софья Петровна Утробина и, улыбаясь всем своим широким рябоватым лицом, сказала, опять-таки обращаясь не к Альберту конкретно, а сразу ко всем присутствующим:

– Это я виновата, товарищи, поскольку слышала, что к нам приехал знаменитый журналист из области, но так запарилась с этими пожарами, что забыла его официально пригласить. Вы уж, Иван Егорыч, – обратилась она теперь уже конкретно к прокурору, – извините великодушно. И я думаю, что пока вести дискуссию о том, кого и за что убили, а кто сам сгорел по неосторожности, или, как считает господин журналист, вовсе не сгорел, преждевременно, поскольку мы не располагаем материалами следствия. Оно просто пока не завершено и не в этом, прошу прощения, кабинете эти мнения, факты то есть, следует обсуждать. Ведь, главным образом, совещание проводится в связи с участившимися лесными пожарами, которые подбираются всё ближе к посёлку и соответственно к нашему интернату, в котором, между прочим, учатся и живут наши российские, русские дети… Вот что нас сегодня должно, в первую очередь, заботить! Разве я не права, Альберт, извините, не знаю вашего отчества…?

– Эдуардович, – негромко подсказал Альберт и тут же поспешно, чтобы не дать директрисе продолжать свою патетическую филиппику, добавил в довольно агрессивной манере, как он умел это ещё там, за речкой, под пулями, выпущенными из такого же вот «калаша»:

– Забота о детях – дело, конечно, благородное, но то ваша профессиональная обязанность, за что вы, извините покорнейше, как и я за свою работу, зарплату получаете. Но в интернате живут не только русские дети, но, так сказать, учащие их уму – разуму американские подданные. И сдаётся мне, что, прежде всего, именно в связи с этим

и разгорелся здесь весь этот сыр-бор! – Альберт, вдруг, почувствовал прилив «профессионального бешенства», которое всегда помогало ему писать блестящие материалы, удостаиваемые в разное время российских и областных премий. Давно он не испытывал этого сладостного ощущения, предвосхищающего часы самой прекрасной на свете жёсткой (жестокой!) журналистской работы.

– Ну как вы можете?.. – Голос рябой директрисы неожиданно сорвался и стал похож на десятки голосов её находящихся под угрозой лесных пожаров воспитанниц. – И вообще, на каком основании вы вот так, можно сказать, врываетесь на серьёзное совещание и, пардонтес, устраиваете здесь этот допрос? Я знаю закон… Посылайте официальный запрос следствию, там его рассмотрят и, может быть, разрешат вам ознакомиться с материалами дела. Может быть… Но как вы сами только что сказали, у нас не простой интернат, а с уклоном, и не случайно в нём работают наши американские товарищи, то есть коллеги, конечно. А поэтому, уважаемый товарищ Нидерквель, боюсь, что вам вот так просто совать свой нос в наши дела не позволят. С этими словами директриса победно посмотрела на собравшихся – дескать, смотрите, как ловко я его, шустрого щелкопёра из областной газеты, срезала. И добавила ради окончательной победы:

– И вообще, «Курьер» не наша газета, она выходит, как я полагаю, не на государственные деньги. В области есть «Среднерусская правда», которая объективно отражает жизнь нашей области, её, так сказать, потенциал, ну, и проблемы… в значительной мере. Альберт круто встал, демонстративно выложил из сумки включенный диктофон и проговорил уже вполголоса:

– Прошу прощения, я забыл предупредить уважаемое совещание, что провожу аудиозапись. Но, как говорится лучше поздно, чем никогда. Эта демонстрация подействовала на всех, и прежде всего, на директора убийственно. Её рябое лицо мгновенно превратилось в маску злобы и ненависти. Альберт даже испугался, подумав невольно, что с таким лицом легко убить не только одного – двоих, но и весь интернатский коллектив. Просто, какая-то мифическая медуза Горгона.

– Госпожа директор, вы не знаете закона, это я вам говорю, как человек с двумя высшими образованиями, второе из которых – юридическое. Убийство – это не коммерческая сделка, не текущая кадровая ситуация в какой-либо конторе, это общественно опасное деяние, а потому никакого запроса от нас не требуется. Целый ряд законов просто обязывают правовиков информировать общество о ходе расследования с тем, чтобы не последовало рецидива. Кстати, вы уверены в том, что у вас ещё кто-нибудь не сгорит в лесу? Вы сами, например? В той же Калифорнии, где тоже бушуют пожары, недавно сгорел директор престижного колледжа…

– Это просто возмутительно! – Потемневшее лицо директрисы пошло пунцовыми пятнами.

– Возмутительно не это, а как раз то, что вы с удивительной лёгкостью, я бы даже сказал, равнодушием, воспринимаете сам факт смерти ваших подчинённых. Что, кстати сказать, закономерно вызывает целый ряд вопросов. И я полагаю, мне ещё представится возможность вам их задать, потому что, согласно федеральному Закону о СМИ, нет изданий наших и не наших. После этих слов прокурор как-то странно посмотрел сначала на директрису, потом на Альбертов диктофон, а затем и на всех собравшихся. И эти все вдруг сразу вышли из ранее охватившего их ступора, а первый заместитель главы района – седоватый мужчина в костюме, явно пошитом из армейского сукна, – резво поднялся со своего венского стула и доброжелательным, почти весёлым голосом сказал Альберту:

– Да вы, Альберт Эдуардович, садитесь, пожалуйста, и участвуйте в нашем совещании как равный среди равных. Никаких тайн Мадридского двора здесь нет. Пожары, понимаете, замучили. Угроза это, понимаете, и этому посёлку, и другим населённым пунктам, и интернату конечно. Поэтому мы, в первую голову, сейчас решаем, так сказать, противопожарные вопросы, а убийством занимается убойный отдел. А молодая повариха… Пока всё говорит за то, что она погибла по неосторожности. Но проводится экспертиза, другие следственные действия. Да вот здесь и участковый присутствует. Капитан, Николай Платонович, что вы на это скажете, и для нас всех, и, так сказать, для прессы? Альберт на миг поймал смущённый взгляд участкового и даже успел по-свойски подмигнуть ему.

– Работаем, – деловито сказал Николай. – Уже кое-что проясняется, но в интересах следствия я бы не хотел… Он выразительно кашлянул и продолжал:

– Что же до смерти Ксении Витальевны Антоновой, то, как верно заметил Константин Терентьевич, проводится экспертиза, а потому я пока объективно не готов делать какие-либо окончательные выводы. А предположения… Я офицер полиции, а не экстрасенс, – участковый выразительно посмотрел на директрису, которая, совершенно поникнув, отстранённо смотрела куда-то в окно, на конюшню. Поймав направление её взгляда, Альберт увидел возле конюшенной двери долговязого мужчину в чёрном, армейского образца берете и пятнистой, идеально пригнанной униформе. Сразу вспомнилось предсмертное слово Андрея – «конюшня». В это время, вежливо поклонившись всем, участковый опустился на стул. Тут поднялась молодая красивая женщина, выделяющаяся на общем фоне какой-то особой яркостью то ли природного, то ли макияжного происхождения. Она говорила очень спокойно и, как показалось Альберту, с некоторыми английскими интонациями.

– Я думаю, Софью Петровну можно понять. Тут и пожары что ни день, и убийство, и несчастный случай. Нервотрёпка в общем, наверное, все это понимают не хуже меня. Да, что тут ходить вокруг да около, у нас особый интернат. Таких в области немного… А потому он находится у областной администрации на особом контроле. И уж поверьте мне, они за нами очень пристально наблюдают. И если что-то здесь не так, то это сразу становится известно там… – завуч (а Альберт это сразу понял) простёрла правую руку к потолку. – Поэтому сейчас главное – это не делать поспешных выводов, не третировать друг друга, а работать слаженно, по плану, который мы сейчас в общих чертах и должны принять. Кстати, наши американские коллеги тоже хотели бы внести, так сказать, в нормализацию положения свою посильную лепту, в том числе и в материальном плане. Я думаю, это куда важнее голословных заявлений. Как верно считали в недавние времена, бытие определяет сознание. На выделенные нашими друзьями средства мы приобретаем японский насос, двухсотметровый шланг, стойки и прочее. Всё это даёт возможность качать воду прямо из реки и, если появится такая необходимость, упаси Боже, распылять её под давлением на весьма большое расстояние. А на наших надеяться… Простите меня, на последний поселковый пожар пожарная машина из района ехала больше часа, а когда, наконец, приехала, у неё не оказалось воды. В общем, как вы помните, ферма в хозяйстве сгорела, вместе с телятами. А у нас в интернате живут далеко не телята, и американцы, увы, лучше нас понимают это. Заместитель главы и прокурор района смотрели на завуча почти с умилением, а директриса, тут же оправившись, признательно кивнула своему завучу – дескать «Спасибо» и уже спокойным голосом продолжила вести совещание.