Текст книги "Восторг и горечь (сборник)"

Начну с биографической подробности. В молодости был максималистом. Выискивал любую возможность в кратчайшие сроки испытать, пройти, пропахать, прочувствовать, изведать как можно больше.

С июня 1971 по август 1974 года работал в УАМРе, Управлении активного морского рыболовства, г. Находка, в Приморье. За первый рейс, правда, затянувшийся, прошёл путь от матроса фабрики и трюма, до матроса палубы и рулевого. Впоследствии, как первый помощник, обладал статусом – резервный. Таких смертников (этим очень гордился) на весь Дальний Восток было трое – один в Петропавловске-Камчатском, другой на Сахалине и третий – автор этих строк. Партком Управления имел право направлять резервного первого помощника на любое судно, где дисциплина команды, мягко говоря, вызывала тревогу, то есть где команда была на грани бунта или уже взбунтовалась. Именно такое судно принял в Сингапуре. К тому времени усвоил, что в чрезвычайной ситуации нельзя ни обманываться, ни обманывать, а так как в морях и за границей чрезвычайная ситуация всегда, то всегда и следовал этому правилу неукоснительно.

Завязав с морями и вернувшись к семье на Алтай, с удовольствием выступал на встречах с читателями, как молодой писатель.

Однажды меня вызвал ответственный секретарь (не называю его имени, потому что не осуждаю его) и говорит:

– Ты на встречах с читателями говорил, что за галстук заплатил 14 сингапурских долларов, а за пальто 12, то есть на два доллара меньше, чем за галстук (пальто синтетическое, их продавали у нас на барахолках по 120–150 рублей – месячная зарплата инженера)?

– Говорил.

– А ты говорил, что, судя по Сингапуру, проклятый загнивающий капитализм будет гнить ещё как минимум тысячу лет?

– Говорил.

– А теперь я скажу – от встреч с читателями ты освобождён.

– Ну что ж, спасибо, – поблагодарил с весёлым ехидством. – Как раз пишу о Сингапуре, больше времени будет.

– Вот-вот, предложи в альманах «Алтай» – с удовольствием почитаем.

Спустя два месяца действительно отдал своё сочинение в альманах, а через какое-то время был удостоен приглашения на краевой съезд работников культуры.

Съезд проходил в актовом зале горкома КПСС и был приурочен к какой-то священной дате, связанной с пролетарским писателем. Подумал, наверное, моя повесть понравилась, и мне как-то сообщат об этом. Возможно, наградят похвальной грамотой. Тогда их давали не скупясь, был бы повод. Повесть считал достойным поводом.

В переполненном зале едва нашлось место – приставленный стульчик. Третий секретарь горкома КПСС выступал долго и горячо. Хвалил, призывал, настраивал и, конечно, уведомлял, что с каждым годом наша культура набирает и набирает обороты, которые всё равно надо наращивать. И вдруг объявляет меня, мол, если есть в зале такой-то – пусть подойдёт к столу президиума.

В президиум шёл за похвальной грамотой.

– Прошу всех, посмотрите на этого молодого человека. И, пожалуйста, повнимательнее, – обратился к залу секретарь горкома. – Перед вами не просто волюнтарист, а волюнтарист с большой буквы. Побывал в капиталистических странах и уже призывает вырвать из сердца дорогие каждому из нас слова: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и заменить их на заграничную провокацию – «Правительства всех стран, соединяйтесь!»

Уж не буду рассказывать, как удивлённо смотрели на меня со всех сторон. И хотя никто в зале не читал моей повести, тем не менее все уже имели единодушное мнение – осуждали. И не было никакой обиды на деятелей культуры, ведь из трёх китов, на которых стояла русская советская литература, главенствующая роль принадлежала партийности.

Сейчас никто из властных структур практически не вспоминает ни о художественности, ни о народности, ни тем более о партийности, но странное дело – мы, бывшая интеллигенция, сами стали вспоминать. Призыв – «обогащайтесь!», который был высечен на скрижалях первых двух президентов и сейчас ещё не утративший своей актуальности, не стал и не мог стать основополагающим в новой жизни. И вовсе не потому, что в основном обогащались высшие чиновники всех сфер деятельности и их родственники, а рядовые труженики катастрофически беднели. А потому что призыв – «обогащайтесь!», по сути, из той же корзины, что и призыв «грабь награбленное!». А такой призыв может лечь в основу идеологии только человека с ружьём. Но никак не в основу идеологии обезоруженного во всех отношениях обывателя, уставшего от революционных потрясений и делёжки между власть имущими когда-то народной собственности.

Мы пришли в новую Россию из государства идеологизированного. Случись революция 90-х годов не у нас, а в какой-нибудь западной стране, никто бы и не вспомнил об отсутствии идеологии. В западных странах с ролью идеологии легко справляются законы и правовая корректность граждан. Нам же сразу потребовалась национальная идея, духовно окормляющая все народы страны, чтобы жить в дружбе, чтобы почувствовать себя нацией. Нам – это жителям России: народу, интеллигенции, всем приверженцам государства, в основе которого была и остаётся дружба народов. Дружба не за счёт старшего брата, а истинная, в которой и младшим братьям необходимо пособить старшему, помочь устоять на ногах. А не искать родного дядю за океаном или где угодно, чтобы выгодно прислониться к его могучей, но едва ли более братской спине. Жизнь показала, что всё, что наработано веками между нашими нациями – и плохое, и хорошее, никуда не уходит, а лишь орошает нашу общую землю. Землю, настолько обильно политую кровью и уснащённую прахом отцов и дедов, что на ней всё одинаково приживается и произрастает – и плохое, и хорошее. И вот все мы, братья некогда одной большой семьи, стоим перед общим полем и думаем: что сеять – хлеба или ветер?

К сожалению, нашей русской советской элите, увлёкшейся перехватом власти друг у друга, было не до нас. В результате никакие партии, в том числе и оппозиционные, не имеют национальной идеи. В самом деле, разве может обещание (провести реформы) приравниваться к национальной идее?! А нет идеи – нет и идеологии. Простые люди, чувствуя свою ненужность, разбредаются кто куда. Никому до них нет никакого дела, срабатывает инстинкт самосохранения. «Обогащение» продолжается.

Сейчас раздаются голоса: давайте обеспечим каждого трудоспособного человека работой, хорошим жильём, учёбой, питанием. Увеличим материнский капитал, пенсию, позаботимся об инвалидах, о беспризорных детях, создадим мобильную сильную армию, вырастим обеспеченный средний класс – и не надо никаких национальных идей.

Всё это надо делать. Но вопросы дружбы наций без соответствующей целенаправленной идеологии, как в центре, так и на местах, не решаемы. Все вышеперечисленные призывы – не более чем замечательные лозунги, которые на какое-то время хотя и могут заменить национальную идею, но никогда ею не станут. Потому что материальные достижения не в состоянии стать частью менталитета. Он добывался и добывается в смертельных битвах: гражданской войны, отечественной, интернациональной, сепаратистских, или точнее междоусобных войнах. Русскость, как и советскость, – величины нематериальные. Они являются в нас, скажем так, веществом гражданина. (Очень подробно останавливался на этом в очерке «Прогулка по парку постсоветского периода».) Именно в соответствии с наличием этого нематериального вещества мы – граждане своей страны – отдаём предпочтение именно этой, а не другой идее. Своеобразная реакция на тест: вроде и нет критериев для определения правильного ответа, но когда он озвучен, мы узнаём его сразу, как властный оклик.

Студенческая аудитория. Тест. Один человек, живший в многоэтажке на шестнадцатом этаже, каждый день, идя на работу, спускался по лестнице, а возвращаясь с работы, ехал на лифте до двенадцатого этажа. Остальные четыре этажа преодолевал пешком. Вопрос – почему он так поступал?

Ответы были разными – у него на двенадцатом этаже жила больная мама. Он навещал маму. Другие объясняли – навещал любовницу. Третьи предполагали, что на двенадцатом этаже был магазин, в котором он покупал молоко или сигареты, а возможно, что-то и посущественней. В общем, кто во что горазд. Однако шум смолк сразу, как только прозвучал ответ, что человек этот горбатый, маленького роста и, заходя в лифт, дотягивался только до кнопки двенадцатого этажа.

Шум смолк, потому что все почувствовали, что среди всех ответов этот самый убедительный.

Так и с национальной идеей, когда она прозвучит – мы узнаем её голос, как голос высшей справедливости, как голос, который не требует доказательств, потому что мы сами – есть его неоспоримое доказательство.

Правительства всех стран, соединяйтесь! Теперь этот лозунг не кажется волюнтаристским. Изменилась ситуация, изменились мы.

Русский поэт Осип Мандельштам, чтобы стать русским писателем (он никогда этого не скрывал), принял православие. Есть и обратные примеры. Церковь наднациональна, она выше национальных чувств. В государствах светских церковь не устанавливает гражданских законов, а как бы лишь наклоняется в сторону верующих. В других государствах – напротив, религиозные правила поведения служат нерушимым предписанием для гражданских правовых норм. Как бы там ни было, но в первооснове культуры любого народа ведущее место занимала и занимает религия. И тут неважно, какого календаря она придерживается – линейного или циклического, вера – живая культурная традиция с древних времён и до наших дней.

В СССР традиция была сломана через колено и прервана. Большевики взрывали и разрушали православные храмы, обрушивали звонницы.

Да, неурожай был. Он послужил советской власти прикрытием голодомору в Украине, Нижнем Поволжье, Казахстане и точечно в других местах. Когда смертельный голод широкой косой прошёлся по русскому населению, было объявлено об изъятии из православных храмов церковной утвари из драгоценных металлов и каменьев и вообще всего материально ценного.

Под сурдинку грабилось всё. Уничтожались духовные реликвии. Священников, встававших против разбоя властей, тут же у храмов и расстреливали, а оставшимися, как врагами народа, забивали товарные вагоны и баржи и отправляли либо на дно, либо на «соловки».

Ленинская записка на этот счёт срывает всякие иезуитские маски. Владимир Ильич призывает в ней ближайших соратников по партии не подписывать кровавое постановление об уничтожении русской культуры. Так сказать, культуры титульного народа СССР, которому все семьдесят три года будет отказано даже в партии КПРФ.

Ленин советует использовать на постановлении об изъятии церковной утвари подпись исключительно русского товарища и предлагает Михаила Ивановича Калинина, впоследствии получившего, как бы в насмешку, прозвище «всесоюзный староста». Даже во время войны с фашистской Германией, когда власть была вынуждена помириться с русским народом, лозунг «Религия – опиум для народа!» ни на минуту не терял актуальности.

Помню шок, который испытали многие слушатели ВЛК, когда на первой же встрече профессор-искусствовед попросил поднять руки тех, кто читал Библию, а всем остальным предложил покинуть аудиторию. Осталось три человека из тридцати. Даже как-то обидно стало, всюду: «религия – опиум для народа!» и вдруг?!

– Вы свободны, идите, гуляйте. И поймите, с вами просто не о чем разговаривать. Вся мировая живопись зиждется на библейских сюжетах.

Всё это говорю не для того, чтобы кого-то обидеть, обвинить или упрекнуть – нет. Если мы действительно хотим дружбы народов и обогащающего нас многообразия национальных культур, то надо знать и помнить, что религия и культура – это одно целое, неразделимое. И если признаётся за народом культура, то надо признавать и религию. В конце концов, никто никого не гонит ни в православные храмы, ни в мечети, ни в синагоги, ни в дацаны.

Раньше всё наше братство строилось на духовной бедности и отсутствии живой культуры народов. У тебя, русский, отнята религия, а с ней и живая национальная традиция, подпитывающая культуру. И у тебя, товарищ киргиз и товарищ узбек, – обнимемся крепче, мы братья навек. И так – со всеми народами. И так – по всему Союзу.

Теперь строить отношения надо на духовном многообразии сообщающихся культур. Этот процесс постоянный и неостановимый, как и сама жизнь. Сегодня мы уже не те, кто жили в Советской империи, мы – те, кто остались после её разрушения. Уверен, что в этом строительстве общего дома нам поможет понимание, что культура каждого народа досталась ему нелегко, во всяком случае, он, народ, пронёс её через все невзгоды и радости до наших дней. И она не может быть отсталой или передовой, она вот такая, какая есть.

В советских школах, если говорить на молодёжном лексиконе, нам, учащимся, «впаривалось», что ничего хорошего до Октябрьской революции не было. В царской России процветали мрак и мракобесие. Россия была отсталой аграрной страной. Причём значения слов «аграрная» и «отсталая» отождествлялись. Раз аграрная, то уже непременно – отсталая. Почитатели Французской революции сто лет спустя преподносили мнение завоевателя Наполеона как неоспоримую истину.

Главный идеолог Алтайского края (третий секретарь крайкома КПСС – выступал перед молодыми писателями), говоря об уровне образования в сельских школах, зачитывал страницы сочинений старшеклассников, из которых становилось понятным, что Отечественную войну 1812 года Россия выиграла благодаря народному партизанскому движению, и то только потому, что движение возглавили бесстрашные коммунисты.

– Одно сочинение, второе, третье и так далее. И всюду высшие оценки – пять баллов, пять баллов, пять баллов! А куда денешься, – усмехаясь, разводил руками секретарь, – ни одной грамматической и синтаксической ошибки.

Заканчивая свою речь, главный идеолог с некоторой едва скрываемой профессиональной гордостью подытожил:

– Таких грамотеев в России ещё не было, эти грамотеи, как злак от злака, уже полностью наши.

Русская советская интеллигенция – уникальное явление в практике мирового общественного развития. И хотя в сегодняшних словарях слову «советский» отказано во внимании, остались только географические названия. Всё-таки слово не исчезло, оно стало сакральным, то есть обязательно содержит в себе зашифрованный духовный смысл.

Девятое января 1905 года, день недели – воскресенье. Поп Гапон, провокатор (так подавалось в учебниках советских школ) возглавил шествие рабочих к Зимнему дворцу, жестоко расстрелянное по приказу царя.

Не знаю почему, но глава отдела пропаганды Алтайского крайкома КПСС и инструкторы этого отдела ежегодно любили инструктировать нас, молодых писателей Алтая, девятого января. Мы даже по этому поводу шутили, проводя для себя не лестные аналогии. Единственное, что нас выручало, эти встречи никогда не попадали на воскресенье – выходной день.

Как бы там ни было, но дата Кровавого воскресенья запомнилась на всю жизнь. Так что, как футбольный болельщик (за наших игроков в Англии), не мог не обратить внимания, что там очередные игры в борьбе за кубок произойдут 9 января, причём в воскресенье – совпадение стопроцентное.

Игры прошли: «Арсенал» – ничья, «Манчестер Юнайтед», который фанаты называют не иначе как красные дьяволы, выиграл у «Ливерпуля» 1:0. Сообщалось, что матч для ливерпульцев развивался крайне драматично. «Красным дьяволам», напротив, весь матч везло, буквально как дьяволам. Не буду перечислять элементы везения. Укажу лишь на то, что к игре как бы не относится, но весьма симптоматично в отношении к слову «советский», к его сакральности.

Сразу после свистка судьи (сообщали английские таблоиды) из динамиков на стадионе «Олд Траффорд» раздались аккорды Гимна СССР в исполнении военного хора несуществующего ныне государства.

Безусловно, имелся в виду прославившийся на весь мир Ансамбль песни и пляски Советской Армии под руководством композитора и дирижёра Александра Васильевича Александрова. Другая его песня, равновеликая Гимну СССР, – «Священная война», которая нравилась, скажем так, великому глашатаю русского рока Владимиру Высоцкому, да и многим, в том числе автору этих строк, сейчас не исполняется.

Чиновники от культуры иногда просто изощряются в выискивании компромата, чтобы ущипнуть побольнее неугодного художника или театрального деятеля. Особенно важно – к юбилейной дате, например к столетию Михаила Шолохова. Они всё накручивают и накручивают культурную революцию, как говорил Маяковский, «наступив на горло собственной песне». Ведь поверить, что «Священная война» кому-то может не нравиться, довольно трудно. Впрочем, у особо одарённых чиновников, умеющих держать нос по ветру, нюх вполне заменяет отсутствие вкуса. Но вернёмся к футболу.

Победное звучание Гимна СССР на стадионе «Олд Траффорд» прежде всего понадобилось крупнейшему фанатскому клубу Red Army (Красная Армия). Надеюсь, мы ещё в состоянии понимать, что Советская Армия была бы немыслима без своей предшественницы – Красной Армии. Так что слово «советский», затоптанное у нас в стране реформаторами первой волны, там, где они не могли затоптать его, что называется по определению, всё ещё живёт. И смею заверить всех читателей, что будет ещё долго-долго жить, не принося никому вреда. У нас же именно его искоренение, оскорбляющее отцов и дедов, среди других выше указанных причин вывело наших мальчиков на Манежную площадь.

Настало время правильно истолковать слово «советский» и вернуть в словари. И не надо бояться возврата в СССР, возврат невозможен, мы стали другими. А вот взять лучшее, что было в Советском Союзе, не на скрижалях, а действительно имело место быть, – просто наша обязанность.

И надо прекратить игры оппозиции и кремлёвских интеллектуалов за гранью дозволенного. Эти игры используют неприкосновенный ресурс – национализм, имеющийся у любого народа. А использовать его по всякому поводу, во всяком случае, для понимания расстановки предвыборных сил, – аморально. И прежде всего потому, что подобные игры, хотят того игроки или не хотят, – тянут страну в очередную революцию. А этого правящей элите никак нельзя допускать – хаотичность ельцинских революционных реформ мы все до сих пор ещё расхлёбываем.

Сладчайший Саади, персидский писатель и мыслитель, говорил, что человек должен жить девяносто лет. Первые тридцать лет – просто жить. Вторые – учиться, а третьи – учить и оставлять после себя учеников. Историки полагают, что одного года жизни не дожил Саади, чтобы самому личным примером украсить свой завет. По-современному – свой проект долголетия.

Какой ужасный человек этот сладчайший, просто издевается над нашими министрами и депутатами обеих палат. Жил себе, не тужил, а тут как-то с пенсионной реформой надо решать, с налогами. Можно было бы и повысить пенсионный возраст, скажем, мужчинам до 65 лет, а женщинам до 60, но какой прок. Если мужчины при такой хорошей жизни у нас в среднем живут 59, а женщины, может быть, потому и живут ещё в среднем 73 года, что на пенсию уходят в 55, а повысь им пенсионный возраст, то и они, не хуже наших мужиков, начнут умирать до пенсии.

Нехороший человек этот Саади, по всем параметрам нехороший. Если писать законы и обнародовать заветы в расчёте на себя, то себе же и дороже будет. Допустим, постановили снять с депутатских машин сигнальные маячки, тогда придётся, однако же, их и снимать – вот в чём проблема?! Нет-нет, законы и постановления как писали абстрактно, так и будем продолжать.

А с учением и учениками, коих советует оставлять после себя, вообще «загнул». Какое учение, какие ученики – однопартийцы по фракции, что ли?! Это хорошо, если верховная власть останется прежней, а если поменяется, то многие законы, даже абстрактные, придётся опять писать заново. Потому что в нашей стране, если меняется верховная власть, то сразу же меняется и общественный строй.

Тёмным человеком был этот мыслитель, что и говорить – средневековье. Никто не отрицает, что был интеллектуалом, но интеллектуалом всего лишь XIII века. Тогда во всём мире интеллигенции не было. Во всяком случае, у нас бесчинствовало и процветало монголо-татарское иго. Слава богу, сейчас время другое, и интеллигенция не перевелась ещё.

Вот тут-то давайте остановимся и вполне серьёзно взглянем на свою русскость и на свою советскость, которые неразделимы в нас. И, к нашему несчастью, вполне устраивают кукловодов, использующих нас, словно марионеток.

После окончания Высших литературных курсов, волею обстоятельств, был направлен на усиление Новгородской писательской организации. Все обстоятельства перечислять нет необходимости, главное из них – стремление полностью, без остатка, погрузиться, скажем так, в русскость.

Два поэта ХХ века повлияли на меня – Сергей Есенин и Осип Мандельштам. И в этом смысле пожелание Сергея Есенина предсказателю гибели христианско-эллинской культуры и её последних носителей – «Оська, ищи родину!» – как и тогда имело, так и сейчас имеет не только прямой, но и сакральный смысл.

Осип Мандельштам во многом оказался прав. Сегодня нет прежней родины, и последних носителей христианско-эллинской культуры в прямом смысле этого слова тоже нет. Жизнь неумолимо демонстрирует кризис философской мысли и, как последствие, – кризис умов. Думаю, никто не будет оспаривать – всё, что ныне происходит на улицах и площадях, вначале происходит в голове сегодняшнего интеллигента. А происходит нечто такое, что требует от каждого националиста и от каждого интернационалиста пересмотра отношений друг с другом. И это тем более важно, что сегодня нет в чистом виде ни националиста, ни интернационалиста. Впрочем, их и раньше не было, а наблюдалась лишь политика чистоты рас. Сегодня таких заблуждений человечество не может себе позволить. Мы все должны жить в мире, потому что если раньше и националисты, и интернационалисты могли действовать с ощущением материальной непоколебимости мира (можно было не признавать друг друга, уничтожать, но от этого генетическая устойчивость мира, скажем так, как бы не страдала), то сейчас благодаря техническому прогрессу земной шар очень наглядно уменьшился и стал весьма хрупким и весьма уязвимым. Мы пришли в мир, который может быть уничтожен. И нам с нашей культурой предстоит жить именно в этом мире, другого мира и жизни не будет.

Технические возможности сегодняшнего человека опередили его нравственную и духовную суть. Наша ментальность, скажем так, отстала и не готова воспринимать современный мир. Мы не успеваем осваивать и усваивать технические совершенства и никогда не модернизируемся, как того желает главная партия страны. Нет-нет, мы все желаем модернизации, но она прежде должна произойти в нашей голове. Многое из того, что было в нашей жизни, никуда не ушло и пригодится в дальнейшем, но и отказаться придётся от многого. Нам, русской советской интеллигенции, нужны новые объединительные идеи, в которых национализм и интернационализм не соперничали бы, а, соревнуясь, дополняли бы друг друга. На первый взгляд кажется, что таких идей нет и не может быть.

Сделаю небольшое отступление. Истинные марксисты, большевики, как правило космополиты (Маркс гордился своим космополитизмом), всегда мечтали о Мировой революции, о планетарной гегемонии рабочего класса. Лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», которым украшались практически все газеты и журналы, издаваемые в СССР, оттуда, то есть являлся наглядной данью этой всепоглощающей мечте. Иначе и не могло быть, потому что большевики, а следом за ними и коммунисты искренне считали, да и сейчас считают, что только с победой Мировой революции начнётся настоящая история человечества. А до той счастливой поры вся наша жизнь и жизнь всего человечества – не более чем назём, удобрение для будущей настоящей истории гомо сапиенс (человека разумного).

Когда думающие люди это поняли, слово «мечтали» потихоньку стали менять на слово «бредили». И постепенно все согласились, что мечтать о таком счастье здравому человеку просто не пристало. Что все эти идеи – не иначе как бред и даже не сивой кобылы, а какого-то действительно неприятного хищного животного.

Бред не бред, но столько крови было пролито, и столько жизней положено у нас в России на алтарь торжества Мировой революции, что космополитизм (интернационализм) стал неотъемлемой частью генотипа русского человека. Наверное, никто не станет отрицать, что буквально до недавнего времени мы все ждали, что вот-вот со дня на день должна начаться освободительная революция в какой-нибудь высокоразвитой стране. Например, в США. Только непонятно было – кого и от кого революция освободит. Косвенно намекалось, конечно, на некое освобождение бесправных негров. Сейчас СССР нет, а Барак Обама, африканские корни которого не подлежат сомнению, – президент США.

Убеждён, настало время признать, что интернационализм стал частью генотипа русского человека и неотъемлем от его ауры. Только одно это признание сразу же обогатит и расширит наши потенциальные возможности космического порядка. Ибо кто бы что ни говорил о «двух головах в одном котле», а всё же мудрость русской пословицы «Одна голова хорошо, а две лучше» никто не отменял и не отменит.

Кроме того, за годы советской власти в стремлении к торжеству Мировой революции нам привилось, пусть и насильно, нечто такое, что, как закваска, хотя и моложе извечного стремления русского человека к мировому первенству в спорте, науке, литературе, искусстве (и так далее), а всё же по большому счёту ему не противоречит, а напрягает и концентрирует. Вот в этом слове стремление – русскость и советскость вполне приемлемо соединяются в нашу общую ауру, которую для нашего же здравия не следует рвать, а всего лишь следует дружественно соизмерять и применять к лучшему качеству общей жизни.

Прошу прощения, что вновь и вновь обращаюсь к учёбе на Высших литературных курсах, а что делать? Последний набор молодых писателей не только из союзных республик, но и социалистических стран. Такого богатства дружеского общения между молодыми писателями уже никогда не будет.

Как-то сидим в красной комнате в общежитии, зашёл разговор о неуместности строительства зданий из стекла и бетона в исторических местах (имелся в виду Кремлёвский Дворец съездов).

У нас на курсах учились два паренька из Монголии, на занятиях чуть что – «моя не понимай». А тут «всё понимай» – никаких проблем. Один из них – Пурвсурен (поэт явно народного толка) сказал, что в конце позднего средневековья был такой правитель Могольской империи в Индии Акбар, при нём империя Великих Моголов достигла наибольшего могущества. Так вот, когда Акбар был маленьким, лет семи – десяти, один из индийских царей решил проверить мудрость своих мудрецов. И как-то так случилось, что среди мудрецов оказался Акбар. Царь тростью провёл на песке черту.

– Пусть кто-нибудь уменьшит черту, не дотрагиваясь до неё, – сказал царь.

Тут между монгольскими друзьями произошёл краткий разговор. Товарищ Пурвсурена – Ёмсурен внёс поправку: более точный перевод на русский язык – не уменьшить, а унизить.

Как бы там ни было – мудрецы не решили задачи. И тогда мальчик Акбар попросил у царя трость и рядом, параллельно с прежней чертой, провёл новую черту – намного длиннее царской.

Царь улыбнулся мальчику и поблагодарил мудрецов, он сказал, что благодаря им понял, кто станет его наследником.

Никто из нас не обратил внимания на слова индийского царя. Думаю, и ныне мы скорее бы провели аналогию противостояния между сторонниками строительства башни «Газпрома», унижающей великие очертания Петербурга, и жителями города, вставшими на защиту этих великих очертаний. Ведь в этих линиях города запечатлён не просто город, а город, на улицы которого никогда не ступала нога захватчика.

А между тем, вспоминая рассказ Пурвсурена, каждый раз ловлю себя на мысли: за что царь поблагодарил мудрецов – они не решили задачи?! И с годами всё больше прихожу к выводу, что, видимо, этот индийский царь никогда не противопоставлял мудреца – мудрецу, а мудрость – мудрости. Потому и сумел передать свою власть великому Акбару Джелаль-ад-дину, который принял её в четырнадцать лет.

Михаил Фёдорович Романов, первый русский царь из династии Романовых, был избран царём в шестнадцать лет. Он не многое мог, но его избрание положило конец смуте и стало основой будущего процветания страны.

Идея былого возрождения России мне представляется сегодня животрепещущей и стоит того, чтобы всем нам быть едиными, как монолит. То есть всем стать в широком смысле этого слова Русскими – титульной нацией.