Текст книги "Гражданский арест. Статьи, не попавшие в Сеть (сборник)"

Не приходя в сознание

[2]2
  Настоящее. 2000. Ноябрь.


[Закрыть]

Говорят, с прошлым нужно расставаться смеясь. Книга Бориса Ельцина «Президентский марафон»[3]3
  Ельцин Б. Н. Президентский марафон. М., 2000. 426 с. ил.


[Закрыть] смешнее любого Пелевина. Но это гоголевский смех: городничий, не приходя в сознание назначивший себе ревизора, имеет полное право обратиться к «дорогим россиянам» с сакраментальным: «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!» Да ведь и впрямь… Мы его выбирали, мы его терпели, мы его не отправили «методом конституционного принуждения», как говаривал покойный генерал Рохлин, на многажды заслуженные нары – что ж нам теперь остается? Слезы вытирать?

Есть анекдот о том, как Чапаев поступал в академию Генштаба. «Все ли ты сдал, Василий Иванович?» – спрашивает у него Петька после экзаменов. «Да нет, Петька, не все, половину. Кал сдал, мочу сдал, а письмо и арифметику провалил».

Аналогичным образом подводит итог своей деятельности и Борис Николаевич Ельцин:

Пять лет премьерства Черномырдина – огромный исторический срок. Это были очень насыщенные годы. Только одних денежных реформ за эти годы прошло у нас несколько. Случались крупные политические кризисы. Были большие проекты, большие надежды.

Были и поражения… Не удалось преодолеть монополизм в экономике, спад производства, не удалось преодолеть гнилую систему взаимозачетов, способствующую коррупции и воровству. Не удалось инвестировать крупные средства в промышленность. А главное – не удалось по-настоящему улучшить жизнь людей (стр. 117).

Вдумаемся в предложенное противопоставление. С «поражениями» (второй абзац) все ясно. А вот в число «побед» (первый) наряду с «проектами», «надеждами» и почему-то «крупными политическими кризисами» попадают только «денежные реформы», которых при Черномырдине, кстати, не было – только обмен денег и второй обмен при деноминации. Итак, на фоне всех минусов единственный плюс – это обмен денег!.. Уместно отметить, что пишется все это в апологетической в целом главе о Сергее Кириенко – вот этот-то нижегородский ловкач сумел затем «по-настоящему улучшить жизнь людей» всего за несколько месяцев – с 23 марта по 17 августа 1998 года, если кто забыл!

В книге соответствующая глава называется «Рублевая катастрофа». А памятный ельцинский конфуз, прилюдно произнесенное «Никакой девальвации не будет» (за день до девальвации и суверенного дефолта) – почему-то переиначено: «Никакой инфляции не будет» (стр. 215). Соответственно, глубок и анализ причин августовского краха:

Летом 1998 года Россию постигла тяжелейшая финансовая катастрофа.

Замечу сразу, что произошла она не только у нас, но и в странах с другой экономикой, с другой историей, с другим менталитетом. Явление это для нас новое. Мы, долгие годы отделенные от мировой цивилизации высокой стеной, как оказалось, были к нему совершенно не готовы. Могла ли обойти нас эта беда? Вряд ли (стр. 201).

Ошибка, по всей видимости, была в моей внутренней установке мая – июля: «не мешать, не вмешиваться». Я привык доверять тем, с кем работал. Однако удержать ситуацию ни Дубинин, председатель Центробанка, ни Кириенко не смогли (Стр. 210).

Что-то этот анализ напоминает, верно? Верно! Это Ельцин, водя руками по телеэкрану, показывает, как следят за чеченскими террористами 38 снайперов, демонстрирует, как те целятся и стреляют… но почему-то не попадают…

Мы-то помним, что как раз в кризисные дни пришел – и был тут же украден людьми, приближенными к правительству и Центробанку, – очередной транш кредита МВФ. Помнит об этом и Ельцин:

Чубайс быстро добился на переговорах крупного кредита МВФ (шесть миллиардов из обещанных десяти были привезены уже в июле). И поначалу доходность ГКО резко снизилась. Но, по всей видимости, положение уже стало настолько угрожающим, что любые опоздания по времени принятия решений, любые неувязки были в состоянии добить наш рынок, сломать его окончательно. Получи мы кредит двумя месяцами раньше… перейди Центробанк в мае на «плавающий» курс рубля… не объяви международные агентства о падении нашего финансового рейтинга… Сейчас легко говорить в сослагательном наклонении. А тогда?! (Стр. 210.)

А тогда президенту, развалившему, разорившему, а теперь вот и обанкротившему страну, следовало немедленно уйти в отставку и начать дожидаться суда, уповая разве что на то, что тот не будет военно-полевым. Трогательное понимание ситуации сквозит и в словах о «привезенных» в июле деньгах: транш МВФ, виртуально разворованный в России, физически не покинул стены западных банков ни на мгновение. И конечно, государственную «пирамиду», обрушенную Кириенко, строил не Кириенко, а Черномырдин с Дубининым, причем президент «не мешал и не вмешивался».

5-го рано утром я встретился с Путиным. Я объяснил положение вещей. Предстоит жестокая борьба. Прежде всего – предвыборная. Но не только. Удержать ситуацию в стране под контролем будет непросто во всех областях. Очень тревожно на Северном Кавказе. Возможны какие-то политические провокации в Москве (стр. 355).

Секундочку, господа! Дело происходит 5 августа 1999 года. Все это – и про Северный Кавказ, и про провокации в Москве – президент страны объясняет начальнику ФСБ, который, очевидно, ничего такого не знает. Объясняет не затем, чтобы уволить проспавшего все эти напасти (что фактически и имело место) простофилю, а чтобы предложить ему пост премьер-министра и полуофициальный титул престолонаследника! Трогательно и то, что на фоне всех государственных напастей главной борьбой для Ельцина остается предвыборная. Та, в которую он – досиживающий последний срок и не входящий ни в одну из партий президент страны – вмешиваться ни прямо, ни опосредованно не имеет права. Он гарант Конституции. Он обязан обеспечить проведение выборов – и никак не более того. Все же остальное – а только это остальное президента и интересует – граничит с государственной изменой в форме заговора с целью свержения существующей власти и посягательства на основы конституционного строя, или, как выражается в книге «Президентский марафон» сам Ельцин, «выхода за конституционное поле» (метода, Ельциным неоднократно опробованного):

Началась сложная юридическая работа. Был подготовлен ряд указов: в частности, о запрещении Компартии, о роспуске Думы, о переносе выборов президента на более поздние сроки. За этими формулировками – приговор: в рамках действующей Конституции я с кризисом не справился (стр. 32).

Приговор – это правильно. Но кому? Над этим Ельцин не задумывается.

Характерно, кстати, что пик антиконституционных размышлений приходится на главу со сдержанно-лирическим названием «Таня», и мечты несостоявшегося (или все-таки состоявшегося?) диктатора перемежаются такими, например, «живинками»:

И в личной жизни у Тани все сложилось. Ее муж Алексей Дьяченко, конструктор и сын конструктора, работал в том же бюро. Сын Борька был уже старшеклассником. Младший сын Глеб только что родился. Таня как раз была в отпуске по уходу за ребенком, растила маленького Глеба (стр. 28).

Что значит «как раз была в отпуске по уходу за ребенком»? А то и значит, что могла неформально возглавить предвыборный штаб отца, Президента России, а впоследствии – его же администрацию, могла начать ворочать сотнями миллионов долларов «черного нала», покупая то на себя, то на подставных лиц замки в Германии и во Франции, – а все потому, что не надо было ходить в конструкторское бюро: как раз была в отпуске по уходу за ребенком!

Советы Тани (в том числе и кадровые) неизменно мудры и точны. А главное – своевременны; не забывает она и о том, чтобы в курсе всех принимаемых решений находилась Наина Иосифовна. Одним словом, семейная идиллия!

Книга Ельцина начинается и заканчивается эпизодом «отречения» в пользу Путина. Чувствуется, что первый Президент России считает этот поступок и главным, и лучшим в своей жизни. В этих чувствах укрепляют его и домашние – семья и «семья», наперебой поздравляя завтрашнего отставника с единственно мудрым решением: «Папа!.. Ты молодец! Дай я тебя поцелую…» (стр. 18).

Читатель, правда, остается в известном недоумении. Ельцин прерывает президентские полномочия не по болезни – напротив, все попытки отправить его в отставку по болезни или хотя бы провести принудительное освидетельствование, предпринимаемые депутатами Думы, неизменно воспринимаются президентом как бунт на корабле. Ельцин прерывает президентские полномочия не по «конституционному принуждению»: никаких рельсовых войн или маршей на Москву в декабре 1999 года не было. Строго говоря, это может означать лишь одно: Ельцин признает свое полное политическое банкротство. Уход в отставку, позволяющий «преемнику» проскочить в президенты и издать Указ № 1, представляется удачным способом уйти от уголовной ответственности за содеянное – но этому ли радуются близкие Ельцина? С этим ли они его поздравляют? И чему радуется он сам? Тем более что никаких иллюзий относительно собственной неприкосновенности он не питает:

Ну и главная нелепость: будто указ – это сделка между Ельциным и Путиным. Он мне дает неприкосновенность, а я ему за это освобождаю раньше времени Кремль.

Последний тезис про сделку комментировать не буду. Из-за его полной абсурдности. Никакой указ никакой неприкосновенности обеспечить не может.

Только человек глубоко наивный, ничего не понимающий в политике, может поверить, что указы или законы могут что-то гарантировать бывшему лидеру страны (стр. 399).

Хорошо пишет недавний гарант собственной Конституции! Но тогда тем более: чему он вкупе с чадами и домочадцами так радуется? Ухватил беса за бороду?

Чему радуются окружающие – непонятно. А чему – сам Ельцин, как раз понятно. Даже уходя в отставку, он «борется». С министрами и прессой – чтобы не узнали заранее. С народом – чтобы не дать ему нормально встретить Новый год… С Горбачевым – чтобы уйти «красиво»… Одним словом, тактические, точнее, мелкотактические «загогулины» его интересуют, а стратегия – нет. Стратегия для него – китайская грамота. Темный лес. Главное для него – огорошить, неважно чем, а там – поминай как звали!

Вот и поминаем…

Книга Б. Н. Ельцина «Президентский марафон» уже успела собрать единодушно негативную прессу. (Единственное исключение – хвалебная статья в «Экслибрисе» – само по себе наводит на размышления.) Напропалую изгаляясь над насквозь лживой, убогой и по замыслу, и по исполнению книгой (и изгаляясь справедливо), рецензенты, однако же, со щадящим пониманием относятся к ее автору. То есть, разумеется, к «автору». Понятно, что Ельцин эту книгу не писал и не читал, непонятно, напротив, умеет ли он читать и писать тексты длиннее пяти-шести строк; согласно Коржакову, максимальный срок умственной концентрации Ельцина – 20 минут, а ведь это данные на первую половину 1996 года… Пресловутая «работа над документами» в книге отражена как нечто соответствующее действительности, именно под таким полемическим названием помещены две фотографии на развороте (и точно так же история, когда президент спутал Аксененко со Степашиным, полемически представлена как сознательная «игра» президента против Думы). Понятно, что книгу писал Валентин Юмашев (или те, кто чешет пятки Валентину Юмашеву). Понятно, что читали ее Волошин с Дьяченко; возможно, они туда что-то вписывали или, наоборот, вычеркивали…

С большой долей вероятности можно предположить, что «попаданием» или «непопаданием» тех или иных имен в книгу (и уж подавно – характером упоминаний) подлинные авторы ельцинской книги приторговывали: заплати столько-то штук – и папа о тебе вспомнит… или не вспомнит… или вспомнит только хорошее… Вот Чубайс, судя по всему, платить отказался – и ему влепили по полной программе, вынеся его слова «Ельцин сошел с ума» (о назначении Путина премьер-министром) в название главы. С другой стороны, Абрамович, Мамут, Бородин не упомянуты вовсе.

Неожиданно тепло пишет «Ельцин» о генерале Грачеве и неожиданно зло – о генерале Степашине.

Ничем, кроме проплаты, это (и многое другое) объяснить невозможно. Да и то сказать – на самой книге бабки не наваришь (Запад наверняка сразу же раскусит эту гнилую пустышку), да и пойдут они все равно «автору». А подлинные авторы за время правления автора титульного аппетит нарастили немереный…

Вот здесь-то и начинается «линия Ельцина», линия защиты Ельцина, которую строят язвительные и беспощадные к Вале и К^о рецензенты. Ельцину как человеку и государственному деятелю, пишут они, при всех очевидных удручающих недостатках, было присуще и несомненное величие. У «семьи» же величие, естественно, отсутствует – и Ельцин в изображении «семьи» (но как бы от собственного имени) предстает таким же мелким человечишкой, как тайные авторы книги. А он не таков! Он действительно любил свободу, которую дал России! И свободную прессу! И свободную экономику!

И действительно ненавидел коммунистов, коммуно-фашистов, антисемитов и прочую нечисть! Его решения были хороши или плохи, были порой непредсказуемы и нелепы, даже чаще всего – непредсказуемы и нелепы, но даже самым непредсказуемым и нелепым нельзя было отказать в истинно царском величии. И вообще Ельцин – царь, прирожденный царь, как сказали бы Глеб Панфилов с Оливером Стоуном, – вот только с царедворцами ему не везло… А пригласил бы нас – хотя бы в президентский совет…

И ведь было время – приглашал!..

Интеллигенция, как всегда, ищет самооправдания. Полюбить и бесконечно возвысить «прирожденного царя» (пусть и быть им впоследствии презрительно, а главное, равнодушно «опущенными») – это одно дело. Полюбить обкомовского уровня пьяницу и брехуна, лодыря и тупицу, хама – дело совершенно другое. Чреватое потерей лица, это уж как минимум. Можно изобразить Путина крошкой Цахесом (благо он и внешне похож), но распознать того же крошку в монументальной фигуре первого Президента России – нет уж, увольте! Меж тем все царское величие Ельцина заключается в нашем всегдашнем холуйстве перед первым лицом, в холуйстве, замешанном на страхе; но и сам страх индуцирует весь спектр холуйских чувств – от обожания до обиды. Горбачеву не повезло – он поставил дело так, что его не боялись холуи – и из ближайшего окружения, и из творческой интеллигенции, – а раз не боялись, то и полюбить по-своему, по-холуйски, как ни старались, не сумели. Ельцин же сумел внушить ужас – и соответственно любовь. Но то был интеллигентский ужас перед хамом – трамвайным или квартирным, – а вовсе не благоговейный ужас перед прирожденным государем. Но… спутали… Страх – он ведь категория универсальная. Спутали, принялись лизать сапоги… Приняли за царя, а захотел бы царь – приняли бы и за Папу Римского. Это не ельцинское величие, а наша собственная дрожь в коленках, вот только признаваться в этом не хочется. В книге Ельцина «Президентский марафон» – ни слова правды, но это не значит, будто в ней нет Ельцина. Будто в ней нет всего Ельцина.

Борис Ельцин равновелик своей ничтожной книге, которую не писал, которую не читал и в которую, по-видимому, даже не заглядывал. То есть, разумеется, равноничтожен. Ведь вся смехотворная чушь, изложенная на 424 страницах, – это и впрямь версия Ельцина. Те же люди, которые на самом деле написали эту книгу, на протяжении долгих лет вдували эту чушь в уши маловменяемому президенту с целью добиться от него вполне конкретных, вполне предсказуемых, вполне просчитываемых действий и решений. И добивались своего! В книге – и в этом, похоже, ее единственная ценность – изложены ельцинские мотивации, внушенные семьей и «семьей» и адаптированные к сумеречному сознанию президента мотивации. 38 снайперов! Ведь прежде чем Ельцин принялся размахивать руками на экране, кто-то рассказал ему – и точно так же, руками, показал этих мифических снайперов. «Никакой девальвации не будет» – не это ли внушали горе-эконому в должности президента страны и «киндер-сюрприз», и председатель Центробанка, и «семейный кошелек»? Не они ли подсказали ему, что пресловутая коробка из-под ксерокса – это попытка государственного переворота, предпринятая Коржаковым, Барсуковым и Сосковцом? Не они ли объяснили, что пленку с генпрокурором, развлекающимся с девками, надо прокрутить по телевизору, потому что Скуратов, эдакий провокатор, уже начал обыски в Кремле? И многое другое, и, строго говоря, все остальное…

Да, в книге изложен механизм принятия Ельциным решений, во всяком случае он здесь вычитывается. Механизм, не имеющий, конечно, ничего общего с соображениями государственной целесообразности, не говоря уж о законности. Но и царским величием здесь, извините, не пахнет.

Уже примерно через месяц я вызвал Юмашева и сказал: «Валентин, а вы уверены, что нет ошибки? Что-то я не чувствую Бордюжу». Юмашев удивился. Внешне все шло гладко. Бордюжа старался изо всех сил, пытался стать командным человеком. Но я с самого начала видел – с ним что-то не то.

Позднее мне стало ясно, что же происходит с Бордюжей. Офицер, сделавший прекрасную карьеру в строгой военной системе, он плохо понимал устройство современной политической жизни, не улавливал ее тонких нюансов, не замечал подводных течений. Вся работа главы администрации была, с его точки зрения, нелогичной, нерегламентированной, странной. И он… растерялся.

<…>

Единственным, с кем Бордюже было комфортно, оказался Евгений Максимович Примаков. Его способ мыслить, его манеру окружать себя обстановкой сверхсекретности Николай Николаевич принял безоговорочно. И когда наши отношения с премьером осложнились, он все-таки не выдержал (стр. 254–255).

Весь этот отрывок следует «перевести» на нормальный человеческий язык, и тогда получится вот что: Ельцин «не чувствовал» Бордюжу, потому что тот проявлял дистанцированное уважение без холуйства. Став главой президентской администрации, он не понимал, почему важнейшие бумаги идут на подпись президенту в обход – через Валю, через Таню, через его собственного зама Волошина. Однажды он (в книге этого, разумеется, нет) запретил Татьяне Дьяченко вмешиваться в дела, «не улавливая тонких нюансов». В другой раз отказался завизировать указ о запрете КПРФ, сочтя его «нелогичным». И напротив, с действующим по закону и по регламенту Примаковым ему было «комфортно». И тут «папе» объяснили, что глава его администрации вступил в заговор с премьер-министром, и «сделавший прекрасную карьеру в строгой военной системе» Бордюжа отправился в политическое небытие.

А вот еще одна история про 38 снайперов. Про них – на сей раз – напел президенту тогда еще «допущенный к телу» «вице-премьер в белых штанах»:

Еще один важный проект вел Борис Немцов. Назывался он скучно – «Реформирование жилищно-коммунальной системы», но касался практически любого человека и был чрезвычайно важен для становления нормальной экономики страны. Дело в том, что с социалистических времен тепло, газ, электричество, которые поступают людям в дома, дотируются государством. Откуда берутся деньги? На предприятия «вешаются» невыносимые налоги, и из них идут дотации на ЖКХ. Из-за этого российские предприятия неконкурентоспособны. Идея была простой: дотации оставить только для малоимущих – пенсионеров, многодетных семей и т. д., для всех остальных граждан медленно, но твердо поднимать цены на содержание жилья (стр. 97).

О глубине экономического анализа помолчим. Это ведь Немцов – специалист по пляжному преферансу, по так называемой сочинке. Помолчим и о результатах: у нас в Питере немцовскую реформу в порядке эксперимента ввели – и большего бардака у нас не было никогда. Потом, правда, отменили – все, кроме двойного повышения цен на жилищно-коммунальные услуги. Важно другое: Ельцину примерно так все и объяснили. На основе этого анализа он и принял решение. Хорошо, однако, что так и не добрался до земельной реформы, хотя речь в книге идет и о ней:

Земельная реформа – вот он, камень преткновения для всех российских реформаторов! (Стр. 97.)

Кстати уж, о земельной реформе. Прежде чем продавать землю, неплохо бы обнародовать списки тех, кто ее собирается покупать. С уточнением: с какой целью и на какие деньги…

Элементарно опровергаемой лжи в книге не так уж много: это те случаи, когда не «семья» врет Ельцину, а Ельцин – обществу. Показательна история с постыдными гонениями на М. С. Горбачева:

Позднее в прессе было сказано немало едких слов на тему о том, что якобы я отобрал охрану, машину, дачу у Горбачева – за его своеволие. Это неправда. Часть площадей – их «Горбачев-фонд» сдавал в аренду – мы действительно передали другому учреждению, Гуманитарному университету, но не по политическим соображениям. Сотрудники говорили, что аренда необходима, чтобы заработать деньги для фонда. Но коммерческое использование площадей «Горбачев-фонда» противоречило сути указа (стр. 395).

Б. Н. Ельцин в роли ревизора и аудитора, да и фининспектора тоже! А почему он «решил начать именно с этой парикмахерской»? По ироническому стечению обстоятельств, проворовались – и с трудом отмазались – как раз в Гуманитарном университете, которому передали здание «Горбачев-фонда», но в такие мелочи «царь» не вникает.

Ельцина за любовь к вранью прозвали, по свидетельству Коржакова, Хозяйкой Медной горы. Из этой серии и рассказ о том, как он все звал да звал к себе отставника Горбачева:

…Однако Михаил Сергеевич ни разу (до инаугурации Путина) не откликнулся на мое приглашение. А ведь прошло восемь лет, как мы не видели друг друга. Восемь лет! (Стр. 398.)

По иронии судьбы, президент Путин, разумеется, ненавидящий Ельцина, но (пока?) не решающийся пойти на него в открытую, мстит первому Президенту России (как тот сам когда-то – Президенту СССР) по мелочам, но при каждом удобном случае, и демонстративная «милость», в которую попал при нынешнем дворе Горбачев, как раз из разряда таких дразнилок.

Каков царь, таков и псарь. И наоборот.

Особенность книги в том, что сочиняли ее люди, надеющиеся еще пожить – и пожить недурно – при президенте Путине. То же желание недурно пожить присуще и самому Ельцину. Вот почему – с обоюдного, так сказать, согласия – книга о втором президентском сроке Ельцина на самом деле строится на безудержном восхвалении Путина, строится в том числе и сюжетно: достойного преемника (читай: Путина) Ельцин на протяжении всего срока ищет с той же интенсивностью, с какой средневековые рыцари искали священный Грааль. Драматизм сюжета, правда, ослаблен априорным знанием: найдет Лоэнгрин Николаевич, непременно найдет! И мы даже «знаем этого человека».

Один за другим выбраковываются Черномырдин, Немцов, Примаков, Явлинский, Лужков, Степашин, Аксененко, Кириенко. И даже генерал Николаев. Сколько раз ни раскладывает Ельцин президентский пасьянс, карты указывают на неприметного до поры до времени валета (какой масти, определите сами). А почему, собственно, не подходят остальные?

Одни неизбираемы (в том числе автор понятия Березовский). Другие «не оправдывают ожиданий» (в отличие от проспавшего вторжение в Дагестан начальника ФСБ). Третьи «повернут страну вспять». Четвертые недостаточно решительны. Пятых подставили с Союзом писателей. Шестые… Да и какая разница, сколько и почему отведено кандидатов, если выбор сделан! И – весной 2000 года – проведены свободные президентские выборы. И на них одержана победа (над Зюгановым, что ли?):

Когда по экрану поползли первые открытые цифры голосования и их стал объявлять Николай Сванидзе, я позвал всех домашних: «Несите шампанское! Быстрей!»

В доме все были тоже в приподнятом, возбужденном настроении.

Я от волнения не мог усидеть на месте. Победа!

Быть может, главная моя победа!

Господи, как долго я этого ждал! (Стр.414.)

Ну, если вы сами так думаете, Борис Николаевич…