Текст книги "Сталин как теоретик"

Самому обстоятельному осмыслению был подвергнут раздел «В области экономической». Оправданное замечание вызвало само название раздела, и возле него Сталин написал: «Или промышленной?» (Там же. Л. 17). Возле названия следующего раздела – «В области сельского хозяйства» – вопрос повторился: «А это не экономика?» (Там же. Л. 20).

О двух позициях второй Программы РКП(б), которые были актуальны в 1919 году, сегодня приходится вспоминать потому, что сама их постановка кажется противоестественной для наших современников. Например, «поголовная мобилизация всего трудоспособного населения Советской властью, при участии профессиональных союзов, для выполнения известных общественных работ, должна быть применяема неизменно шире и систематичнее, чем это делалось до сих пор». (Там же. Л. 18 об.). Сталин пишет: «Не то», и в этом сегодняшний читатель с ним спорить не будет.

О профсоюзах как органе управления всем народным хозяйством (см. там же. Л. 18) мы уже писали. При этом отмечалось, что нецелесообразно передавать им политические функции управления экономикой, так как они являются неотъемлемой частью деятельности государства. Да и функцию диктатуры пролетариата призвана реализовывать Советская власть. Именно Советы стали исторически второй формой диктатуры пролетариата. Поэтому Сталин и отверг положение партийной Программы 1919 года о расширении участия профсоюзов в деятельности Советской власти по мобилизации населения в общественных работах. Кстати, Сталин, как и Ленин, придерживался этой позиции при обсуждении «профсоюзного» вопроса и на IX, и на Х съездах партии, решительно отвергая не слишком серьёзные аргументы «рабочей оппозиции».

Здесь же мы возвращаемся к теме профсоюзов в связи с их функциями в экономической жизни рабочего класса. Поэтому обращаем внимание на то, что Сталиным подчёркнуты на полях двумя чертами тезисы второй Программы партии, с которыми профсоюзы могли успешно справляться в процессе социалистического строительства:

«В… работе создания новой социалистической дисциплины главнейшую роль выпадает на долю профессиональных союзов. Последние, порывая со старым шаблоном, должны для осуществления своей цели применять и испытывать на практике разнообразные мероприятия, как-то: установление отчётности, нормы выработки, введение ответственности перед специальными товарищескими рабочими судами». (Там же. Л. 19).

Их роль в формировании трудовой и производственной дисциплины нашла широкое отражение в последней редакции проекта Программы ВКП(б) 1947 года. Там в разделе «В области политической» один из самых больших пунктов посвящён профсоюзам. В нём прежде всего воспроизводится ленинская формула о профсоюзах как «школе коммунизма, обеспечивающей связь между ВКП(б) и широкими массами рабочих и служащих». Их задача – «систематически воспитывать трудящихся в духе коммунизма». (РГАСПИ, Ф. 629. Оп. 1. Д. 128. Л. 46). В документе весьма подробно и ярко прописаны функции профсоюзов, содействующие решению этой задачи. Но, к сожалению, весьма глухо говорится о том, что и при социализме профсоюзы, как массовая рабочая организация, обязаны быть активными и постоянными защитниками интересов человека труда.

Отчасти это объясняется тем, что разработчики и второй, и третьей (1947 года) партийных программ рассматривали профсоюзы только как самую массовую организацию правящего в советской стране класса. Но если в Программе РКП(б) из этого подхода вытекало утверждение, что профсоюзы должны стать руководителем всего экономического комплекса Советского государства, то в последней редакции у профсоюзов не предусматриваются государственные функции. Они рассматриваются как общественная организация, тесно сотрудничающая с рабоче-крестьянским государством в качестве представителя и непосредственного защитника интересов трудящихся. Но тогда едва ли можно считать достаточной установку документа 1947 года в этой области:

«Строить всю работу профсоюзов на основе широкого развёртывания профсоюзной демократии, решительно изгоняя из их деятельности всякие элементы бюрократизма, нерадивого, невнимательного и формального отношения к нуждам и интересам трудящихся». (Там же. Л. 47). Но этот изъян мы, коммунисты, начали осознавать лишь тогда, когда профсоюзы на рубеже 1980 – 1990-х годов высказались за рынок рабочей силы, то есть за эксплуатацию её капиталом.

На этот аспект профсоюзной проблемы приходится обращать внимание потому, что установки документов и 70-летней, и вековой давности ощутимым эхом отдаются в современной жизни. Нам, коммунистам, предстоит после прерывания реставрации капитализма и возвращения к строительству социализма не только вновь включать в свои документы, но и строго руководствоваться основополагающими принципами былых партийных программ.

К таким положениям, например, относятся подчёркнутые Сталиным установки из раздела «В области экономической» Программы РКП(б) 1919 года по поводу «целого ряда мер, направленных к развитию науки и её сближению с производством» и «способствовать взаимному пониманию и сближению разъединённых капитализмом (в том числе и нынешним, реставрированным. – В.Т.) работников физического и умственного труда». (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 122. Л. 20). Но нам придётся снова иметь дело и с позициями второй Программы партии, которые Сталин в 1947 году справедливо определял как «Это прошлое» и «У нас теперь своя интеллигенция».

Первый комментарий относился к подчёркнутому Иосифом Виссарионовичем программному положению о том, что необходимо «беспощадно бороться с мнимо-радикальным, на самом деле невежественным самомнением, будто трудящиеся в состоянии преодолеть капитализм и буржуазный строй, не учась у буржуазных специалистов, не используя их, не проделывая долгой школы работы рядом с ними». А второй комментарий на полях был написан против фразы «Необходимо ещё сохранить на известное время более высокое вознаграждение специалистов, чтобы они могли работать не хуже, а лучше, чем прежде, и для той же цели нельзя отказываться и от системы премий за наиболее успешную и особенно организованную работу». (Там же. Л. 19 об.).

Сталин был, безусловно, прав, когда утверждал, что в 1940-е годы необходимость откупаться от интеллигенции ушла в прошлое, потому что одной из скреп советского общества после Победы в Великой Отечественной войне было социально-политическое единство. Однако в результате буржуазной контрреволюции 1991–1993 годов мы его растрясли, растеряли. Часть соотечественников его в чём-то даже предала. После победы над реставрацией капитализма положение будет проще и одновременно сложнее, чем 100 лет назад. Капитал превратил большинство работников умственного труда в пролетариев: они, как и традиционные рабочие, продают свою рабочую силу нынешним владельцам средств производства, и это, казалось бы, должно их поставить в ряды сторонников социализма. Но столь гладко только на бумаге, реальность куда сложнее потому, что капитал многого добился в подлом деле искусственного расслоения общества тружеников. Он не только приложил огромные усилия, чтобы противопоставить пролетариев умственного труда пролетариям физического труда. Он и среди работников умственного труда выстроил множество границ и барьеров. И их предстоит преодолевать. В этом деле опыт создателей второй партийной Программы станет для созидателей социализма серьёзным подспорьем. Это надо помнить, их опыт нельзя растерять.

В разделе «В области сельского хозяйства» через 30 лет после установления Советской власти Сталин против многих программных положений 1919 года делает пометы: «Произошли изменения», «Это было», «Прошлое». Планы большевиков 1919 года по организации крупного социалистического земледелия для современников последней редакции проекта Программы ВКП(б) он переводит на привычный для них язык. Там, где в тексте документа в качестве важнейших мер, которые предстоит осуществить, написано «устройство советских хозяйств, т. е. крупных социалистических экономий», он на полях вписывает: «(совхозы)», где значится «поддержка обществ, а равно товариществ для общественной обработки земли», вставляет: «тозы», возле слов «поддержка сельскохозяйственных коммун, как совершенно добровольных союзов земледельцев для ведения крупного общего хозяйства» он написал: «колхозы» и подчеркнул двумя чертами, так как именно они стали ведущей формой производственной кооперации крестьянства. (См.: там же. 20, 20 об.). В Программе также значилось: «организация государственного засева чьих бы то ни было незасеянных земель» Сталин вначале написал: «Не то», но затем зачеркнул, «замазал» карандашом этот свой вердикт. (См.: там же. Л. 20 об.).

А вот проблема среднего крестьянства, то есть крестьянства массового, уже ставшего колхозным, советского руководителя глубоко интересовала. Этот интерес он сохранял вплоть до последней своей крупной теоретической работы «Экономические проблемы социализма в СССР», опубликованной за пять месяцев до смерти. Тем более крестьянская тема была значима в 1947 году, когда послевоенное экономическое положение советского крестьянства было весьма тяжёлым. К тому же 1946 год оказался крайне неурожайным. Напомню: пленум ЦК ВКП(б), давший старт активной работе над третьей партийной Программой, рассматривал прежде всего «Вопросы подъёма сельского хозяйства». Кстати, в его работе участвовали не только товарищи, входившие в состав ЦК и ЦРК ВКП(б) и руководители республиканских, областных и краевых партийных организаций, но и новаторы сельскохозяйственного производства. В тексте второй Программы партии Сталин подчеркнул положения, имеющие стратегический политико-экономический характер:

«По отношению к среднему крестьянству политика ВКП состоит в постепенном и планомерном вовлечении его в работу социалистического строительства. Партия ставит своей задач ей… привлекать его на сторону рабочего класса внимательным отношением к его нуждам, борясь с его отсталостью мерами идейного воздействия, отнюдь не мерами подавления, стремясь во всех случаях, где затронуты его жизненные интересы, к практическим соглашениям с ним, идя на уступки ему в определении способов проведения социалистических преобразований». (Там же. Л. 21 об.). Он не только подчеркнул слова «вовлечении его в работу социалистического строительства», но и словосочетание «в организации способов проведения» обвёл «в кружок». Эти сталинские замечания не столько влияли на содержание третьей партийной Программы, сколько имели методологическое значение.

В методологическом отношении особого внимания заслуживают и сталинские комментарии разделов «В области распределения», «В области денежного и банковского дела» и «В области финансов». Подход к распределительным отношениям, заложенный во второй Программе РКП(б), отражал особенности политики военного коммунизма: «В области распределения задача Советской власти состоит в том, чтобы неуклонно продолжать замену торговли планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределением продуктов. Целью является организация всего населения в единую сеть потребительских коммун, способных с наибольшей быстротой, планомерностью, экономией и с наименьшей затратой труда распределять все необходимые продукты, строго централизуя весь распределительный аппарат». На это Сталин на полях пишет: «Свобода торговли, т. е. стихийная торговля заменяется организованной торговлей (т. е. без спекуляции и т. п.)». (Там же. Л. 22).

В последней редакции проекта Программы ВКП(б) сталинский комментарий нашёл следующее отражение: «Развивать государственную и кооперативную торговлю в городе и деревне, поощряя соревнование между двумя этими видами советской торговли за наиболее совершенное и культурное обслуживание разнообразных запросов потребления». (РГАСПИ. Ф. 629. Оп. 1. Д. 128. Л. 40).

Одновременно подчёркивалось, что послевоенные распределительные отношения преодолели не только политику военного коммунизма, но и новую экономическую политику. Партия уже ориентировалась на насыщение распределительных отношений, адекватных первой фазе коммунистической формации, элементами распределения по потребностям:

«По мере развития материально-технической базы коммунизма, достижения высокой производительности труда и роста коммунистической сознательности всей массы тружеников – организовать постепенный переход от распределения продуктов по труду к распределению продуктов по потребностям при обязательной обязанности трудиться на благо общества по своим способностям. Переход к коммунистичебскому принципу распределения осуществить постепенно, в меру реальных экономических возможностей. Неуклонный рост реальной заработной платы рабочих и служащих и оплаты трудодня колхозников, по мере повышения производительности труда, а также политика систематического снижения цен на предметы потребления должны стать важнейшим рычагом перехода к коммунистическому принципу распределения.

В первую очередь ВКП(б) ставит своей задачей обеспечить распределение по потребностям основных продуктов питания (хлеб, мясо, сахар, овощи, жиры), а далее – промышленных товаров первой необходимости и массового спроса с тем, чтобы в дальнейшем перейти постепенно к распределению по потребностям всех предметов потребления.

Сохраняя личную собственность на предметы потребления и домашнего обихода, коммунизм обеспечивает всё более полное и многогранное удовлетворение непрерывно растущих разнообразных личных потребностей членов общества, причём рост потребностей, в свою очередь, является движущей силой роста производства». (Там же. Л. 39–40).

Как известно, эти мотивы нашли определённое дальнейшее теоретическое развитие в работе И.В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР».

В разделе второй Программы партии «В области денежного и банковского дела» (этого раздела, как и рассматриваемых нами сейчас двух других, в последней редакции проекта Программы ВКП(б) 1947 года нет, но их содержание присутствует в пунктах, входящих в раздел этого документа «В области экономической») Сталин тоже реагирует на тезис, отражавший политику военного коммунизма. А он таков:

«Опираясь на национализацию банков, ВКП стремится к проведению ряда мер, расширяющих область безденежного расчёта и подготавливающих уничтожение денег: обязательное держание денег в народном банке; введение бюджетных книжек, замена денег чеками, краткосрочными билетами на право получения продуктов и т. п.». (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 122. Л. 23).

Об отношении Сталина в 1947 году к подобному тезису убедительно свидетельствует одно из положений последней редакции проекта Программы ВКП(б): «Укреплять денежную систему, превратив советский рубль в самую твёрдую валюту мира». (РГАСПИ. Ф. 629. Оп. 2. Д. 128. Л. 40).

Однако для сегодняшних коммунистов-ленинцев куда важнее те пометки Сталина на тексте этого раздела Программы РКП(б), которые могут служить образцом революционных преобразований, когда пролетариат вновь возьмёт власть в свои руки. А он, в частности, подчеркнул следующую фразу: «Советская власть в России сразу захватила государственный банк, перешла затем к национализации частных коммерческих банков, приступила к объединению национализированных банков, сберегательных касс и казначейств с государственным банком, создавая таким образом остов единого народного банка Советской республики и превращая банк из центра экономического господства финансового капитала и орудия политического господства эксплуататоров в орудие рабочей власти и рычаг экономического переворота». (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 122. Л. 22 об.).

Аналогичную роль чёткой политической рекомендации выполняет и отмеченный Сталиным абзац из раздела «В области финансов» второй Программы партии, где предусматривается:

«В эпоху начавшегося обобществления экспроприированных у капиталистов средств производства государственная власть перестаёт быть паразитическим аппаратом, стоящим над производственным процессом; она начинает превращаться в организацию, непосредственно выполняющую функцию управления экономикой страны, и постольку же государственный бюджет становится бюджетом всего народного хозяйства». Сталин отмечал на полях, что это положение Программы РКП(б) уже выполнено, что государственный бюджет бюджетом всего народного хозяйства «уже стал». (Там же. Л. 23 об.).

Что касается программных положений 1919 года в разделе «В области охраны труда и социального обеспечения», то наиболее важным представляется то, что Сталин выделил самый первый его абзац:

«С установлением диктатуры пролетариата впервые создалась возможность осуществить полностью программу-минимум социалистических партий в области охраны труда». (Там же. Л. 24 об.).

Выделенные им в этом абзаце слова объясняют, почему возле других абзацев раздела стоят либо выразительное «Не то», либо буква «п», означающая указание на необходимость правки текста. Но одно из положений раздела выделено двумя вертикальными чертами. Судя по всему, Сталин делал это с удовлетворением, ибо уже в 1919 году констатировалось:

«Более того, Советская власть в некоторых отношениях пошла далее программы-минимум и установила в том же «Кодексе законов о труде» участие рабочих организаций в решении вопросов о найме и управлении; месячный отпуск с сохранением содержания для всех трудящихся, проработавших непрерывно не менее одного года; государственное урегулирование заработной платы на основе тарифов, выработанных профсоюзами; определённые органы, именно отделы распределения и учёта рабочей силы при Советах и профессиональных союзах, обязаны предоставлять работу безработным». (Там же. Л. 24 об. – 25).

Сегодня успехи в области охраны труда, достигнутые Советской властью всего за первые полтора года её существования, практически полностью утрачены, потому что утрачена сама Советская власть.

* * *

Сталинское осмысление второй Программы большевистской партии представляет серьёзную ценность для противников капиталистического жизнеустройства, нацеленных на борьбу за социалистической общество. Комментарии вождя содержат как значительную теоретическую составляющую, так и ценную практически-политическую часть. Во многих случаях они являют собой принципиальные рекомендации предстоящих преобразований сторонникам социализма в борьбе за победу товарищеского способа производства.

Раздел II
Революция на весах теории и практики

Очерк второй
Та Россия, которую отверг её народ

Локомотив истории нёсся в 1917 году с невиданной скоростью. 2 марта по новому стилю (по-старому – 17 февраля) Петроград всколыхнула первая политическая забастовка. В ответ на локаут хозяев Путиловского завода рабочие вышли на улицы. Рядом с привычным призывом «Долой войну!» появился лозунг «Да здравствует республика!». 2 марта по старому стилю (по-новому – 15 марта) царь Николай II от своего имени и от имени сына отрёкся от престола. Михаил Романов, которому уступал престол его старший брат, отказался от венца на следующий день. Это был конец монархии. Процесс смены политического строя занял менее месяца.

В начавшей вновь ежедневно выходить после трёхлетнего перерыва «Правде» внимание читателей её 11-го номера не могла не привлечь статья «Об условиях победы русской революции» за подписью К. Сталина. Её только что вернувшийся из туруханской ссылки автор писал: «Революция идёт. Разразившись в Петрограде, она перекидывается в провинцию, захватывая постепенно всю необъятную Россию. Более того. От вопросов политических она неминуемо переходит к вопросам социальным, к вопросам устроения быта рабочих и крестьян, углубляя и обостряя переживаемый кризис»[30]30
  Сталин И.В. Соч. Т. 3. С. 11.


[Закрыть].

Февральская революция сумела успешно решить один вопрос. Она ликвидировала царское самодержавие. Именно потому она и была буржуазной. Но она одновременно была и демократической, ибо значительная часть буржуазии была готова заключить союз с царизмом на условиях его отказа от самодержавия и трансформации в парламентскую монархию. Поэтому с самого начала главным низвергателем царизма в любой его форме выступали петроградские рабочие и солдаты.

Подчеркивая этот факт, Сталин обращает внимание на ограниченность имеющихся движущих сил общественно-политического строя: «Одна из особенностей нашей революции состоит в том, что базой её до сих пор является Петроград. Схватки и выстрелы, баррикады и жертвы, борьба и победа имели место, главным образом, в Петрограде и его окрестностях (Кронштадт и пр.). Провинция ограничивалась восприятием плодов победы и выражением доверия Временному правительству»[31]31
  Сталин И.В. Соч. Т. 3. С. 11–12.


[Закрыть].

Из этого автор делает весьма нестандартный вывод: «Отражением этого факта явилось то двоевластие, тот фактический раздел власти между Временным правительством и Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов, который не даёт покоя наёмникам контрреволюции. Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, как орган революционной борьбы рабочих и солдат, и Временное правительство, как орган напуганной “крайностями” революции умеренной буржуазии, нашедшей себе опору в инертности провинции, – такова картина»[32]32
  Там же. С. 12.


[Закрыть].

Однако революционер-большевик успел заметить и пробуждение провинции. Этот шедший с ускорением процесс революционирования российского общества, удивительно лёгкий успех свержения монархии объясняется не доверием народа к классу предпринимателей, сформировавших Временное правительство, а абсолютным недовольством самодержавно-сословными порядками в стране.

Неизбежность такой смены была видна ещё в 1911 году. Подводя итоги социальному взрыву 1905–1907 годов, В.И. Ленин писал осенью 1911 года: «Буржуазная революция у нас не завершена. Самодержавие пытается по-новому решить завещанные ею и навязанные всем объективным ходом экономического развития задачи, но оно не может их решить… Революционный кризис на почве неразрешённых буржуазно-демократических задач остаётся неизбежным»[33]33
  Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 307.


[Закрыть].

А в это время другой автор заканчивал любопытнейшую книгу: вышедшая в 1912 году работа Н.А. Рубакина «Россия в цифрах. Страна. Народ. Сословия. Классы» сразу стала бестселлером. Она создана на богатейшем статистическом материале – от результатов первой в России переписи населения 1897 года до многочисленных документов, справок, итогов обследований, проводившихся Центральным статистическим комитетом Министерства внутренних дел Российской империи. Известный русский просветитель Николай Александрович Рубакин (1862–1946) не состоял в социал-демократах, не являлся революционером, но был добросовестным, честным исследователем.

Издательство Российской академии государственной службы выпустило (из планировавшегося 1000-ого тиража первоначально было напечатано лишь 200 экземпляров) после почти столетнего перерыва второе издание рубакинского «Опыта статистической характеристики сословно-классового состава населения русского государства» (таков подзаголовок его «России в цифрах»). Представляется, что данные этой «летописи современности» и есть тот «Монблан фактов», который помогает осмыслить в условиях нынешнего чертополоха исторических трактовок истоки Февральской буржуазно-демократической революции.

Замечу, что в книге Н.А. Рубакина прямой критики царя нет. Но истинное лицо самодержавно-сословной монархии им раскрыто ярко и убедительно. Автор справедливо указывает, что земельный вопрос оставался в начале ХХ века главной социально-экономической проблемой и болью России. Между тем, отмечает исследователь, «государство представляет из себя крупнейшего земельного собственника, получающего со своих земельных владений земельную ренту, представляющую собой… некоторую долю неоплаченного труда тех, кто на этих землях работает как наёмный рабочий или арендатор». Казёнными землями царское правительство распоряжалось безусловно в интересах монархии. Другим крупнейшим землевладельцем был лично монарх. Удельные земли были специально предназначены на содержание царствующего дома в России. Земельная собственность царя превышала остальные земли собственников (без учёта казённых), вместе взятые.

Февральская революция не изменила социальной структуры российского общества. Исходя из этого, а также учитывая массовую эйфорию низов от отречения Романовых от престола, Сталин высказал предостережение, оказавшееся вскоре пророчеством: «Переживаемый кризис, не может не вызывать тревоги в определенных кругах владельческой России. Подымает голову царистско-помещичья реакция. Бьёт в набат империалистическая клика. Финансовая буржуазия протягивает руку отживающей феодальной аристократии для совместной организации контрреволюции. Сегодня они ещё слабы и нерешительны, но завтра они могут окрепнуть и мобилизоваться против революции. Во всяком случае свою чёрную работу они ведут неустанно, собирая силы во всех слоях населения, не исключая армию»[34]34
  Сталин И.В. Соч. Т. 3. С. 11.


[Закрыть].

Анализ сословного общества России, содержащийся в книге Рубакина, свидетельствует о том, что опасения одного из руководителей большевистской партии имели под собой серьёзные основания. Даже в начале ХХ столетия в России полностью сохранялись сословные преимущества дворянства. После царя именно ему принадлежала ведущая роль в землевладении. Уже после первой русской революции в частной собственности дворян (а это 0,9 % населения страны) находилось в 4 раза больше земли, чем у крестьян, которые составляли более 77 % населения.

Дворянство оставалось основным источником формирования армии высших чиновников. Официальная статистика показывала, что «огромное большинство чинов II и III класса, действительных тайных и тайных советников, принадлежит к земледельческому классу». 224 высших чиновника владели 3387587 десятин земли. Рубакин отмечает, что за 1906–1910 годы «размножение действительных статских советников (в царской иерархии чин IV класса) составляет 70 %». За эти 5 лет содержание чиновников казённых палат выросло с 2883 тысяч до 4229 тысяч рублей, то есть в полтора раза [35]35
  Рубакин Н.А. Россия в цифрах. СПБ. 1912 – М. 2009. С.67.


[Закрыть].

Принадлежность к дворянству обеспечивала преимущественное продвижение по службе, в том числе военной. Чтобы дойти до звания полного генерала (генерал-полковника) нетитулованному военному требовалось 20,9 года, титулованному —17 (графам было достаточно в среднем 15,4 года). При этом среди князей, графов и иных титулованных генералов сокращалась доля лиц с высшим образованием – с 49 % до 46 %. Высшее образование имели лишь 55 % командующих войсками, 50 % командиров корпусов, 49 % начальников дивизий. Около 6 % полных генералов не учились ни в каких учебных заведениях. А ведь речь идёт не о рабоче-крестьянской армии, а о дворянском офицерском корпусе, в котором в начале ХХ века число князей, графов и прочих титулованных генералов выросло на 28 %.

Кстати, каждый четвёртый генерал был, как теперь говорят, паркетным: никогда не были на войне 12 % полных генералов, 28,5 % генерал-лейтенантов, 28,7 % генерал-майоров. В то же время на содержание генералов уходило чуть меньше, чем на учебную и техническую часть армии. Неудивительно: в Российской империи один генерал приходился на 565 солдат, то есть на каждый полк – без малого 3,4 генерала[36]36
  Рубакин Н.А. Россия в цифрах. С. 70–74.


[Закрыть].

Ясно, что такие порядки не вызывали восторга ни у буржуазии, ни у трудового народа. Они убеждали в том, что режим прогнил и его необходимо менять.

Другой острейшей проблемой российского общества был земельный вопрос.

Буржуазно-демократической характер революции ярко проявлялся в том, что значительно острее сословных были классовые противоречия. К тому же дворяне все больше меняли землевладение на капитал, становились владельцами заводов, фабрик, приисков, банков.

Самым существенным оставался антагонизм между крестьянами и помещиками. Отмена крепостного права его мало ослабила, так как привела к обезземеливанию тех, кто добывал себе хлеб трудом на земле. 1,36 миллиона бывших ревизских душ в начале ХХ века остались без земельных наделов. Остальные продолжали выплачивать помещикам за земельные участки, которые получили после отмены крепостного права. Их оставили «временно обязанными» на 49,5 года. Если в 1862 году отошедшая к крестьянам земля была оценена в 897 миллионов рублей, то в новом столетии долг крестьян был пересчитан и достиг 2 миллиардов 11 миллионов 46 тысяч рублей. Кроме этого, 6 % рыночной стоимости земли крестьяне должны были платить правительству.

Первая русская революция вынудила царизм отменить выкупные платежи помещикам (менее чем на семь лет раньше срока, установленного царской милостью 1861 года). Но все недоимки прежних лет крестьяне были обязаны вернуть землевладельцам. Такой экономический гнёт приводил к тому, что средние крестьянские наделы постоянно сокращались. Если в 1860 году труженики-земледельцы в среднем имели в своём пользовании 4,9 десятины (около 5 гектаров), то в начале ХХ века средний крестьянский надел в 50 европейских губерниях страны сократился до 2,6 десятины.

Правительство пыталось решить земельную проблему путём массового переселения крестьян в Сибирь. «Но оказалось, – пишет Рубакин, – что Сибирь не так уж многоземельна, чтобы утолить земельный голод всё более беднеющего крестьянства». Более того, переселение породило межнациональные противоречия. Автор отмечает: «Наделение землёй переселенцев за последнее время стало сопровождаться отобранием земель у других «граждан» Российской империи, например, киргизов (тогда киргизами называли и казахов, живших на юге Западной Сибири. – В.Т.)»[37]37
  Рубакин Н.А. Россия в цифрах. С. 70–74.


[Закрыть].

Развитие капитализма в России прибавляло к привычному противостоянию крестьян и помещиков постоянно нараставший антагонизм между рабочими и капиталистами. Буржуазия, которой покровительствовал царский режим, жирела. По приводимым Н.А. Рубакиным данным, 83576 предпринимателей имели годовую прибыль не менее 646,4 миллиона рублей.

Случавшиеся эпизоды огосударствления буржуазной собственности превращались в откровенную поддержку частных владельцев. Например, при выкупе государством Московско-Курской железной дороги промышленники и банкиры получили из казны 55 миллионов рублей, тогда как затрачено ими было только 18 миллионов.

В России ХХ века появились рантье, не занимавшиеся никакой социально значимой деятельностью и жившие на доходы от капитала. 55,2 тысячи человек жили на банковские проценты. Исследователь называет их «обрезчиками купонов». Их годовой доход, по официальным данным, составлял 239 миллионов рублей. На фоне доходов толстосумов печально смотрятся данные о заработной плате рабочих. Максимальная годовая зарплата составляла 341 рубль, а минимальная —171 рубль. В результате по кругу выходило 214 рублей[38]38
  Там же. С. 185.


[Закрыть].