Текст книги "Последний рассвет"

Глава 18

Много дней Шиничиро и Хаору, чудом успевшие вовремя смыться из Ацута в Исэ через пролив, следили за группой буси, которые под моном «Пылающего рассвета» ограбили разорённую стихией территорию Ацута и теперь везли добычу в Осаку. Самураи леди Коридвен двигались по провинции Ига на юго-запад, со стороны Набари в посёлок Уда. Горная страна здесь проходима, но сильно изрезана долинами, поэтому местные кланы вели вполне независимое существование, стараясь не очень высовываться на политическую сцену. Свежо ещё впечатление от нашествия армии Оды Бадафусы и последующего после разгрома искоренения смутьянов икко-икки.

– Куда ты суёшься? – как безумный шипел Хаору, не успев поймать друга за руку. – Не дойдём до Осаки, погибнем! Вдруг опять землетрясение, обвал.

– Утихни, трус! Я чувствую… я должен… Только с ними я найду своего отца, – отмахнулся Шиничиро. – Нужен дружный отряд, к тому же… не задавай лишних вопросов, Бамбук! Не высовывай пузо, и не погибнем!

Буси в пещере развели костёр и жарили мясо, стерегли добро, отнятое у слуг Белого Тигра. Укрывшись в темноте у самого входа в провале стены, Шиничиро разрабатывал план внедрения в банду мародёров, но шальные крики и пронзительный хохот, доносящиеся из глубины пещеры, мешали сосредоточиться.

– С чего бы начать, с чего? – полушёпотом повторял Шиничиро. Пощупав своё небритое лицо и косматую голову, удостоверился: на бандита похож.

– Госпожа Коридвен будет довольна! – гордо произнёс кто-то охрипший.

– Глядишь, поставит нас во главе полусотен, станем управлять.

– Придётся отдать награбленное…

Ломая голову над планом, парень не заметил, как в пещеру торопливо вошла остальная часть группы.

– Кто ты, и что делаешь? – бросил высокий и крепкий самурай, готовясь выхватить из ножен катану. – Назовись!

Выход оказался закрыт, их насчитывалось не меньше дюжины. Любое колебание вызовет у них недоверие, сомнения… Шиничиро растерялся, уши его дико зачесались, выдать себя означало погибнуть. По привычке он засунул руки в карманы и закивал, как Генбо, с кротким выражением знатока всего сущего.

В одном кармане нашёл крошки от недавней рисовой лепёшки, а во втором – нечто шелестящее. Не обращая внимания на бандитов, достал. Свёрток. Развернул и вытащил серебряный медальон на цепочке, не то золотой, не то позолоченной. Лик луны, взглянувшей на медальон, высветил изображение пылающего рассвета, что сверкнуло отполированным серебром.

Демонстративно покрутив находку в руках, Шиничиро улыбнулся. Яркое и слепящее отражение висящего над горой полукруга солнца, от которого отходили прямые лучи, запрыгало по удивлённым лицам и доспехам воинов, заметалось по стене. Хорошая мысль пришла неожиданно, лицо Шиничиро просияло, зарумянилось. Надев медальон на шею, он испытующе поглядел прямо в глаза здоровяка. Тот отнял руку от катаны и ждал объяснений.

– Кендзо если не мёртв, то тяжело ранен, – подняв указательный палец, назидательно сказал парень. – Слышали про резню в Косай? Откуда, думаете, на мне штаны охранника тюрьмы?

Они удивлённо переглянулись, интерес к незнакомцу резко возрос.

– Жаль Тэнгу и его банду, хорошие пали воины, – покачал головой Шиничиро, грустно вздохнув.

– Кто ты? – нетерпеливо спросил здоровяк. Угроза отсутствовала. Напряжение спало.

– Да, теперь можно и поговорить, – согласился новоиспечённый дзёнин-самозванец. – Расскажу, только заберу своего друга. У парня потенциал… Не слышали о человеке по имени Хаору, перевозящем на старой джонке контрабанду?!

Через минуту Шиничиро заволок Бамбукового капитана в пещеру и рассказывал, придумывая, каким образом оказался в пещере и откуда на шее столь замечательный медальон.

– В банде Рыжего Змея я владел сотней горных бандюг! – с напускной важностью выпалил Шиничиро. – Вместе мы сопротивлялись, когда наступал Кендзо, мерзкий старикашка… – искусство рассказывать интересно и завораживающе парень унаследовал от отца. Буси леди Суа, а по сути, мародёры и грабители с большой дороги, слушали внимательно. – Когда шайки не стало, Суа-химэ велела проследить за старшим Зотайдо, который Лао. Именно он представлял опасность для нашего дела…

– Верно, после старого якудза самый опасный человек, это дрессировщик полицейских и диверсантов. Ну, и как он?

– Вне игры.

Гостям любезно предложили подкрепиться около костра, запастись едой и сменить гардероб – потому что в прежней одежде они походили вовсе не на членов «Пылающего рассвета», а на босяков буракуминов.

Здоровяка звали Эги, бывший сотник, его поставили во главе небольшой шайки, которая следила за тропами и двигающимися по ней обозами. Он поделился новой информацией, полученной из уст приближённого леди Коридвен.

– Шпионы доносят, будто враг рыщет в этих местах. С ним удрала из Исэ мико. Говорят, она спала с мужчиной…

– Эх, что теперь будет с Ямато?! Мать богов огорчится…

– На побережье возле деревни Кайнан пала дюжина отборных воинов, а так же нашли сломанный катана, принадлежащий известной семье синоби севера. Объявлено гигантское вознаграждение тому, кто найдёт и остановит убийцу.

– Полезная информация, – похвалил Шиничиро, похлопав Эги по плечу. Незаметно для себя и остальных он стал в группе «своим человеком».

– Лучше никому не ссориться с младшим Зотайдо! – вырвалось из груди ликующим дисконтом. Неожиданно!

В душе сына засиял блеском силы и славы образ отца.

– Откуда знаешь, кто там, Шин-сан? – недоумённо спросил сотник, оглядев соратников. Хаору съёжился от страха: сейчас обман раскроют – и конец, но поглядел на спокойного друга, который медленно потягивал саке.

– Жулики вы, ага?! – Шиничиро рассмеялся собственной дерзости, как смеётся над своими подчинёнными чиновник, не меньше. – Если банда Кагасиро разбита воинами Кендзо, а сам старик неизвестно, выжил ли в резне, затеянной старшим Зотайдо, то, наверное, в одиночку разделаться с дюжиной, как вы назвали «отборных воинов», под силу только младшему из двоих…

Парень жалел, что допустил оплошность, поддался магии невероятного прилива сил и проболтался. Теперь главное не попасться на глаза леди Коридвен… Суа ведь думает, что они дезертировали, коль не казнены – не поверит, и не помилует.

– Может, знаешь, куда Зотайдо направляется? – Эги приблизил к нему синий большой шрам на щеке.

– Так… – задумался Шиничиро. – Есть догадки. Для начала идём в Уда, поговорим с полицейскими, а там видно будет.

– Дело говоришь, парень – кивнул Эги, обняв Шиничиро за плечи. – Наверняка тамошняя деревенщина что-то уже пронюхала.

– Ага, – поддержали остальные. – Через два дня госпожа Коридвен будет недалеко от Осаки, в Сакурае. Встретим, сдадим добычу, и доложим…

– Нечего докладывать, – недовольно оборвал Шиничиро, сплюнув. – Мы что, нашли и схватили врага? Боюсь, что с таким легкомыслием вскоре присоединимся к дюжине «отборных» мертвецов.

– Опять ты прав, недаром молодой, но уже дзёнин – задумался Эги, подкинув в костёр сухих поленьев. – Отдохнём и прямиком в Уда, поклажу спрячем у торгашей и – наперехват этой парочки. Леди Коридвен пока не нуждается в нас.

Тюки с награбленным добром манили Шиничиро так, словно он был миссионером-иезуитом. Сам не понял, как очутился рядом со связкой мечей. Юноша, от себя не ожидая такого, на глазах у всех вытащил из груды металла старый бронзовый клинок. Тот самый!

– Брось этот, – посоветовал Эги, внимательно следивший за телодвижениями Шиничиро. – Мы прихватили его только из жадности. Бронза! Если тебе нужен меч, возьми тати.

– Не, не надо. – Шиничиро ощущал в груди родное тепло. – Этот, кажется, мой. Когда мылся, его выкрали. Я этим старичком едва Кендзо не располовинил… А бива у вас нет?

Понемногу сумятица от неожиданного знакомства утихла, и соратники расположились на отдых. Выставив около входа в пещеру пару дозорных, усталый сотник крепко заснул. «На боковую» отправились и прочие воины отряда, распределившись по закуткам в пещере.

Под утро тихие шорохи качнулись в осоке украдкой. Серой тенью у пещеры неслышно возник большой пушистый кот, сверкнул на людей с катанами двумя зелёными радужками. Следом за животным мрак ночной выпустил из утробы приземистую фигуру.

– Эй, кто там? – обнажив мечи, насторожились дозорные. – О, Генбо-сама!..

Толстяк, откинув капюшон, приложил палец к губам:

– Тсс.

Его пропустили. Разбудив Шиничиро, взбрыкнувшего со сна, мудрец предупредил:

– Мальчик мой, уходи, не то будет поздно.

– А-а, это ты, надоеда, – прошептал парень, зевнув. – Я решил… и не испугаюсь ничего. Докажу. Всему миру и папе, что могу… Пусть, пусть я, как ты сказал, уйду Дорогой Цветов, зато родные станут мною гордиться… Спасибо, толстяк Генбо, красивый медальон! – отвернувшись к стене, Шиничиро засопел.

Ночью шёл дождь, и на утро он поредел, отряд видел с дороги светло-жёлтые водовороты в широком потоке и раздёрганные, завивающиеся ручьи грязной пены. Впереди дорога лезла на косогор, а наверху жёлтый обрыв, почти утёс, и дорога шла под ним.

В ушах Шиничиро трелями журчала бегущая вода. Из небольшой расщелины, через которую тянулась дорога, на него накинулся крепкий ветер, взъерошил волосы, парусом вздул наброшенную меховую накидку.

– Поторопимся! – оглянулся Эги, ускорив шаг.

Несколько дней потратили на то, чтобы обойти огромные овраги да невероятно большие запруды. Наконец, перевалив отроги Кисо, неподвижного Хадзиме доставили в Айти. Врачевал сёгуна целый консилиум: лучшие лекари севера Хондо. Несмотря на то, что на территории окрестностей замка Окадзаки оставались только самураи Белого Тигра и строители, существовала угроза нападения. Усилив охрану, Хавасан и Накомото три дня не отходили от повелителя, и когда тот очнулся, они с горечью осмыслили, насколько в безнадёжном положении находился тот.

– Паралич, – осторожно, боясь за свою жизнь, прошептал лекарь Изя генералу Хавасану. – Душа истощилась, истратила силы.

– Что с ним будет? – жёстко спросил генерал, схватив лекаря за грудки одной рукой. – Отвечай, не то порву, как зайца!

– Будем благоразумны, – вмешался Накомото. – Хватило бессмысленных смертей.

Остудив гнев, Хавасан смолк. Теперь, когда нервничал, делая резкие движения, рука начинала болеть. Расположившись на соломенной циновке, он вытянул больную ногу на солнце.

Лекарь Изя отдышался, понимая, что гроза миновала, поклонился и ушёл наблюдать за Хадзиме. Готовя травяные настои, он теперь подолгу не выходил из шатра.

– Что со мной? – не открывая глаз, пробормотал сёгун. – Когда я смогу ходить? Когда почувствую руки?

– Скоро-скоро, – только и отвечал лекарь, храня неопределённое выражение на лице.

Смириться с горькой судьбой и умереть Ёсисада считал себя не вправе. Великое дело, которому посвятил жизнь, не состоялось и наполовину. Скорбно потерпеть поражение на полпути к цели. Жаль, если придётся умереть нынешним утром или следующей ночью. Мысли о том, что он, могучий Белый Тигр, беспомощен и жалок как младенец, сводили с ума. Просыпаясь, он каждое утро оплакивал горькие всходы, семена которых сам посеял. Ему снилась мать, она о чём-то заботливо и тихо его увещевала. Умиротворяющий голос не мог ни избыть, ни хотя бы умерить чувство глубокой обиды, безысходности, которое испытывал он, когда вспоминал предостережения советника. Почему я не послушался Мотохайдуса? Почему не внял предупреждениям звездочёта? Мысли роились в голове, не давая покоя. Скоро праздник нарождающейся жизни, Ханами, а его тело неподвижно, как надгробная плита.

– Приказываю убить дочь Оды! – закричал он. – Она виновна!.. околдовала Мицухидэ!

Жена Имагавы, молодая женщина, была пленена в замке Хамамацу, когда Имагава и Токугава бежали за стены Тоёхаси. Вместе с Одой Харуко попалась и старуха-людоедка, первая жена Имагавы, сумасшедшая.

– Посадить их обеих в клетку и не кормить… – велел Хадзиме, истекая слюной. – Хочу посмотреть, как…

В шатёр осторожно на четвереньках вполз Мотохайдус. Увидев сёгуна беспомощным, прослезился. Припал к нему, поцеловал руку и с красноречием придворного начал разговор поздравлениями по случаю одержанных побед, доложил, что крепость Тоёхаси перестраивается по его плану, расписал строительный процесс на холме яркими красками. Но Ёсисаде было не до праздных бесед, он побагровел от гнева:

– Оглох, что ли? Я велел прикончить девку!

Советник ретировался в худших чувствах, чтобы передать приказ Накомото.

– Да-а, – неопределённо промолвил боевой генерал. И ушёл.

Вскоре из расположения арьергарда прибыл вестовой, доложил:

– Узилище завалено и залито водой до краёв. Наверняка и старуха, и дочь Оды похоронены под камнями.

– Жаль… хотелось послать эту тварь Бадафусе в коробочке – кучей фекалий… – безразлично отвернулся сёгун.

Успокоенного господина слуги приподняли на руках и переодели в ночную юката. Он тихо продолжал сходить с ума.

Оставшись в темноте шатра под присмотром слуг, Хадзиме вспомнил лепет Мотохайдуса; ему показалось, тот говорил, что строительство замка-гробницы героя Мицухидэ вот-вот завершится, а вкруг неё заложен город доселе неслыханных размеров.

– Знаю, – сказал Хадзиме, – что не жить мне… Я умираю… Мото-сан, проследи, пусть они похоронят меня рядом с ним. Мы любили друг друга… как братья…

– Знаю, сёгун, – отозвался советник императора. – Обещаю!

Ему было видение. Бамбуковые и кипарисовые рощи исчезли за ночь, уступив место тщательно спланированным городским улицам. Не успели люди опомниться от землетрясения и разрушительной волны, как на вершине холма появились контуры высокой главной башни с медным щитом, отражающим небесный свет. Цитадель, напоминающая храм, имела несколько башен, сориентированных по сторонам света, а в середине возвышался очень высокий многоэтажный каменный замок. У подножия стояло внушительных размеров здание с многочисленными, более сотни, сообщающимися друг с другом пристройками. Туда шли кузнецы, каменщики, кровельщики, плотники, ткачи. Прославленных художников из Киото пригласили расписывать двери, ширмы и потолки. Великие мастера на сей раз не пытались копировать китайские оригиналы, а взяли лучшее, что создали творцы из местных монастырей, и, переосмыслив, создали блистательные работы, вдохнули новую жизнь в искусство, пришедшее в упадок за годы междоусобиц. Мастера облицовки без устали надраивали, полируя до блеска, стены и полы красивого чёрного дерева. Привезённый из Китая художник по керамике трудился, не покладая рук. Дым над его печью для обжига клубился днём и ночью. Крепость строилась с ошеломляющей быстротой… Иллюзии были ярки, впечатляющи, и они ещё долго не покидали воспалённый разум парализованного.

Несколькими днями позже шпионы принесли известие, что в деревне Уда группа воинов, принадлежащих к «Пылающему рассвету», интересовалась загадочным мастером единоборств из северного додзё, и мало того – кто-то невероятно болтливый проговорился, что найден сломанный меч младшего Зотайдо…

– Почему Шуинсай не вернулся? – истекал слюной Хадзиме. – Где Лао и Кендзо? Найти и распорядиться…

Сердитый парализованный безумец – зрелище жалкое, потешное, и некоторые не выдерживали, прыскали смешком. Их сразу казнили. Так сменилось множество слуг и сотников. Сёгуна стали бояться, словно очередного наводнения, лишний раз не навещали ни Хавасан, ни Накомото, даже Мотохайдус поймал себя на мысли, что Хадзиме стал ему брезгливо неприятен. Злость немощности сжигала Белого Тигра. Просыпаясь ночью, он судорожно дышал, лицо подёргивалось в нервной судороге, вместо голоса из глотки вырывался страшный хрип. Хадзиме звал то генералов, то советника, ему казалось, что они вот-вот предадут его, оставят противнику.

– Приказ выполнен, отвечайте? – цедил Хадзиме, скрежеща зубами. В покрасневших уголках рта скопилась слюна, вытирать её новый слуга боялся – не желал повторить самоубийственный опыт прошлых двух.

– Отряд лучших ниндзя разыскивает предателя, – доложил Хавасан. – Но мой господин, даже недели не хватит, чтобы добраться в Ига, а ваш приказ отдан два дня назад.

– Два дня? – удивлённо повторил Ёсисада. Минуты, не то, что дни – казались вечностью для парализованного человека. – Отправьте туда ещё несколько сотен, пусть прочешут леса и горы!

– Да, мой господин, – поклонился Хавасан и вышел из шатра угнетённый, раб недостойного хозяина.

Глава 19

Долгое время Шуинсай и Юкио, переодетые нищими, обходили гигантский овраг, занятый воинами из бандитского клана леди Коридвен. Когда, наконец, обошли, встретили на пути… отряд самураев Белого Тигра! Но Шуинсай обрадоваться не успел: едва узнав младшего Зотайдо, «свои» без предупреждения напали. Схватка была скоротечной и жаркой. Шесть ударов – шестеро покойников.

Выстояв, мастер долго тряс головой, покуда не осознал: по какой-то причине врагов добавилось, и действовать отныне следовало быстро. Схватив девушку за руку, Шуинсай тащил её подальше отсюда. Они бегом покинули тропу, ушли в густой бамбуковый лес, в тень высоких скал, выросших во время землетрясения незаметно и стремительно, как тростник.

В преддверие дождя затихли на деревьях птицы. Шорох крыльев, когда они внезапно сорвались с насиженной ветки, нарушил настороженное молчание.

– Я не позволю никому прикоснуться к тебе! Небеса испытывают мой дух, посылая трудности, и ценою жизни я одолею преграды. Мы идём в Авадзи, в древнее место.

Затянув жгут сильней на раненой левой руке, он заторопился.

– Устала, Шуи, подожди, – попросила она.

– Скоро…

Начался ливень, и мрачное небо не обещало расчиститься и до завтрашнего дня. Найдя узкую расщелину, мастер и девушка спрятались в сырой темноте под скалистыми громадами. Замёрзшая, она дрожала, как мокрый котёнок, торопливо распотрошила тюк.

– Холодно, – едва слышно сказала Юкио, прижавшись к влажной тёплой щеке мастера. – Не чувствую ног…

– Мы прошли множество ри, ты – молодец, сильная! – глаза Шуинсая горели в темноте влажными топазами. Освободив белые ноги принцессы от намокшей обуви, он грел их под балахоном, просунув и под кимоно.

– Ты ведь замёрзнешь…

– Саке, что огонь, согреет не хуже, – улыбнулся Шуинсай, приняв из рук Юкио флягу и рисовые колобки, завёрнутые в сушёные листья бамбука.

– Шуи, почему ты не собрал тогда своё сломанное оружие? Бандиты идут по пятам.

– Катана, как человек; когда ломается – умирает навсегда. Я не терял времени на старый меч. Если бы промешкали, увязалась бы погоня. Оружие ценно, но жизнь ценнее…

– Катана необычный… старинный… фамильный? – Юкио смахнула с лица мокрую прядку волос. – Я уже не слышу ками Сигэёси… Ночью мне снова являлась Саюке.

– Что сказала?

– Улыбалась. И молчала… Потом я видела мальчика, очень похожего на тебя, Шуи. Он тебя ищет, скоро мы встретимся… Но знаешь, лучше бы не встречаться!

Принцесса крови, единственная дочь Гонары, императора, эта девочка с яшмовыми бусами на нежной шее перевернула жизнь Шуинсая, незаметно став её неотъемлемой частью. Юкио – невинная душа, попавшая в смертельный водоворот междоусобицы, и мастеру казалось, он ведёт её на расправу… Шуинсай чувствовал, что потеряет частицу себя, и совесть не даст покоя до скончания дней.

– Ты любишь меня? – вздыхала она, наслаждаясь лёгким прикосновением его дыхания к своей щеке. Её губы дрожали; чтобы унять дрожь, он мог только накрыть их своими губами.

– Однажды я пообещал и не защитил дорогого мне человека, – глаза мастера замерцали. Он отвернулся, негодующе вздохнул. – Хоть её отец давно умер, но мне до сих пор не по силам навестить родственников… Втайне я жду, когда смогу встретиться с ней и попросить прощения.

– Нельзя думать об этом, – с ласковой грустью произнесла она, и глаза девушки расширились: – Как её звали, Шуи? Неужели я похожа на неё?

– Киёко, – проговорил он, и голос дрогнул. Мастер вгляделся в идеальный овал лица Юкио, и на миг замер, словно чертами её завладело некогда дорогое его сердцу существо. – Надо же, как вы похожи! Даже по имени…

– Ты слишком горд, крепок, и не будешь плакать… тогда я поплачу за тебя! – пообещала Юкио, шмыгнув носом. – Я ведь слабая девушка! – и улыбнулась.

Неизвестная река, пересекающая рощу магнолий, с шумом неслась, везде зияла воронками и водоворотами. Встречая камни, пенилась, бурлила; исхлёстанная крупными каплями дождя, снова яростно катила волны между искривлённых от ветра стволов.

Чувствуя на губах тёплую соль слёз Юкио, мастер не останавливался, гладил с безумной настойчивостью её руки и спину, пытаясь согреть. Она начала дикую и своеобразную прелюдию, которая прекрасно сочеталась с шумом дождя и вздохами ветра в шелестящей траве. Юкио стала мастерицей соблазнения, и Шуинсай не сопротивлялся. Мысли о предстоящей ночи наполнили страстным томлением обоих.

Ночью дождь на удивление ослаб, и звёздное небо расчистилось наполовину. Высоко блестел в прозрачной небесной пустоте острый серпок только что народившегося месяца. Завораживающее сияние луны порождало разные мысли после того, как… и лёгкий ветерок, залетая в расщелину, холодил и освежал разгорячённые лица.

– Ты научишь меня сражаться, я помогу тебе! – подняв голову с груди мастера, звонко сказала принцесса. Луна сверкала в её счастливых глазах.

– Юкио, суки! Сила духа не способна восполнить такой природный недостаток, как слабое здоровье.

– Мог бы и согласиться!

Не желая хвататься за реальность, они дали сну околдовать себя. Ни холод, ни страх не вторгались в их обособленный мир. Девушка во сне мурлыкала, а мастер время от времени бормотал и похрапывал.

С первыми лучами солнца Шуинсай и Юкио покинули расщелину. Утром их отдохнувшим взорам предстала зелёно-алая панорама речной долины, за ночь ветер перемен покрыл изумрудные склоны коврами из лепестков сакуры. Долина встречала слезящиеся взоры серыми полосами огородов, влажно-серебристыми квадратами рисовых полей и густыми зарослями бамбука, тянувшегося вдоль реки. Её делили несколько богатых самурайских кланов, издавна осевших на плодородной земле. Удивительно, но землетрясение Токай не тронуло дальнюю провинцию западной части Кии, огибающей по побережью океана горную Ямато словно подкова. Благоухая, будто лавка парфюмера, она манила Шуинсая и принцессу, но появиться там, среди людей, значило погибнуть.

Нелёгкий путь сэнсэя и мико лежал к старому шаману, настоятелю небольшого местного храма. Старик Таро, старейшина Великого круга шаманов Ямато, жил на отшибе горного селения и по зову крестьян приходил в долину их лечить. Из хижины Таро открывался сакральный путь на остров Авадзи. То есть приплыть туда мог любой желающий, но ничего особенного там бы не обнаружил: невысокие холмы, болотистые пустоши, щебнистые россыпи береговой линии. И только шаман Таро знал, куда именно с небесной Нагинаты стекали первые капли Творения.

– Нас прикончат если не твои земляки, так здешние самураи! – стонал Хаору, затянув ножны с катаной и вакидзаси на поясе… Накинув серый плащ с багрово-синей нашивкой клана на спине, он затравленно озирался, глядя исподлобья, то на Эги, то на коротышку Кина, который, покручивая кинжалом, зорко оглядывался по сторонам. – Просто так заявиться в логово злющей бабы!

– Замолчи, следить надо в оба! – прошипел Шиничиро, больно схватив друга за плечо. – Другого выхода нет. Кто знал, что тут повсюду только самураи Ёсисады и ниндзя северного додзё?! Проклятый Ода – всё очухаться не может!

– Уходим, парни, а то потеряем гораздо больше людей, – здоровяк, настраиваясь на худшее, выглянул из-за дотлевающей хижины. – Ни черта не видно… столько дыма…

Сотник закашлялся.

Самураи Ёсисады и синоби из Ампаруа лютовали в провинции Ига. Вчера они вырезали полсотни воинов из местных, остальных разогнали. Догорала деревня Тайго-мура, карательные отряды уничтожили одно из прибежищ «Пылающего рассвета».

– Уходим! – надрывая горло, закричал самурай, но… Из дыма, стлавшегося по чёрному тростнику и остовам сгоревших хижин, выпрыгнули на тропу несколько ниндзя. Кинжал, метко пущенный одним, утихомирил крикуна навсегда.

Заметив знакомые лица, Шиничиро вернул оружие в ножны и нырнул сквозь мокрые густые заросли хаги. За ним последовали трясущийся Хаору и остальные.

Долгое время они безостановочно передвигались по лесу. С лучами закатного солнца выбрались из зарослей и уже ночью продолжили под открытым небом путь в Осаку.

– Ты мог метнуть парочку клинков, показать мастерство, – укоризненно произнёс Эги, – ведь леди Коридвен не зря передала второй медальон тебе…

– Что сказал? – с нарастающим гневом отрезал Шиничиро. – Ты стал бы атаковать друзей? Я – предатель, как вы?!

– Какие они тебе теперь «друзья»! Не горячись, братец, – устроив лежанку из охапки папоротника, Эги примирительно поднял руки. – Мы – не предатели, мы – другие.

– Шини-сан не прост, верно?! – коротышка устало покосился на Хаору, тот пожал плечами и отвернулся. – Я бы глядел в оба и не рассматривал листочки, или скоро захрипишь в предсмертной муке!..

– Так гляди, коль вызвался, – огрызнулся тот.

– Мы печёмся о своей шкуре и думаем, как прожить хотя бы до завтра, – грустно сказал Эги. – Надоело…

– Не хнычь, здоровяк, – обронил Шиничиро, вглядываясь в темноту леса. – И так тошно. Спите, мы с приятелем покараулим.

Храпел Эги, коротышка Кин спал, как мёртвый, не издавая ни звука, братья кузнецы Татсуро и Чинтаро забылись тревожным сном, откинувшись на ствол большого кипариса. Яркий свет месяца освещал их отрешённые усталые лица.

Спящий ночной лес поражал беззвучием. Ни скрипа, ни стука, ни шуршания, только тихий трепет листвы на слабом тёплом ветру. Усевшись под навес, сооружённый наскоро из перистых листьев огромного папоротника, Хаору пообещал, даже поклялся, смотреть в оба, не смыкать глаз, но Шиничиро, по шуршанию накидки друга, понял, что надеяться можно лишь на себя. Слыша громкое сопение утомлённого приятеля, различил шорох осторожных шагов среди шелеста листвы и травы. Невысокий человек, облачённый в тёмный костюм синоби, двигался со стороны оврага, заполненного водой до краёв. В его поднятой левой руке что-то блестело серебром. Шиничиро, оживившись, узнал дружественный жест, которому учили в додзё. Тоже вытащил медальон, подставил лунному свету. Приблизившись почти вплотную, гость немедленно представился:

– Я – Хигэми, Лао велел отыскать тебя. Ты меня помнишь, Шиничи?

– Долго выслеживал? – Шиничиро питал отвращение к гостям, крадущимся в ночи, но услышав, что старший Зотайдо приказал найти его, попридержал карающую руку.

– Предостережение от Лао-сана: возвращайся на север, в Итикава, в дом тётушки Фукуё. Твоя мать ждёт тебя там.

– В безопасности, – облегчённо вздохнул Шиничиро. – Где мой отец?

– Не следуй намеченного.

– Где мой отец? – парень поглядел на ночного гостя, как безумный, и, схватив за плечи, тряхнул.

– Если тебе станет легче, знай: миссия Зотайдо сорвалась, сёгун приказал…

– Что приказал? – сердито оборвал юноша.

– Найти живым или… мёртвым.

– Живым или мёртвым… – машинально повторил Шиничиро. Отойдя от Хигэми, помолчал. – Не-ет, за что? Мой отец верен господину Ёсисаде, он никак не мог нарушить обязательства, а если и нарушил, значит, следовало…

Мысли в голове Шиничиро громоздились одна на другую, словно камни при обвале.

– Куда сейчас направляется отец, отвечай?

– Если верить шаманке, – в Авадзи, в Каменную Старину.

– Большего бабка не сказала, а звездочёт?..

После предсказанных землетрясения и наводнения доверие к ним увеличилось. Но Хигэми, пряча глаза, продолжал лгать.

– Звездочёт, старуха Казуми-ёси, и другие, кто посмел не понравиться Ёсисаде, были расстреляны из луков. Вас ищут, чтобы убить именно тебя, иначе отряд Лао не задержался бы на враждебной территории. Мы заметили несколько горящих сигнальных стрел, пущенных с холма на север поочерёдно. Одну группу мастер Лао-сан отправил на холм, других повёл в обход озера.

– Дядя Лао ищет меня, чтобы убить? И присылает тебя ночью, чтобы… чтобы я в одиночку отправился куда-то на север? Мне же сам Лао велел идти искать отца… Ты подлый лгун, Хигэми!

Шиничиро пребывал в сильном возбуждении и сомнении. Этот человек, возможно, не осмелился напасть только потому, что был обнаружен. Но не нападает и теперь! Убить его – не узнаешь, откуда грозит неведомая опасность.

Шпион понял, что просчитался, но скрываться не стал.

– Да, Хадзиме послал твоего дядю, чтобы схватил тебя! – вскричал он. – Кендзо злодейски убит, и теперь Лао в ответе за тайные акции. Он вынужден тебя ловить, иначе умрут и твоя мать, и семья тётки. Их прикончит Ёсисада!.. Шини, тебе нельзя встречаться с отцом. Случится непоправимое! Так сказал звездочёт…

– Плевать я хотел и на твои предупреждения, и на твоего звездуна! Иди к свиньям, и не рыщи вокруг, иначе увижу – убью! Если Лао меня не поймал – и не поймает. Потому, что не намерен этого делать. И ты сгинь, доброхот.

Отпустив «почти покойника», Шиничиро обернулся на пост, увидел Эги. Здоровяк стоял около храпящего Хаору и недоверчиво глядел, готовясь выхватить катану и ринуться – то ли карать изменника, то ли на подмогу.

– Если дорога жизнь, не следует идти дальше вместе, – строго предупредил Шиничиро. – Дядя Лао вас не станет преследовать, если уйду. Прошу об одном: позаботьтесь о моём друге.

Он подхватил бронзовый меч и двинулся в ночь один.

– Стой, – поднял руку Эги, улыбнувшись. – В Осаке живёт мой брат Зиро, у него есть корабль. Небольшой и старый, но до Иё дойдёт. Спросишь там, подскажут. Покажешь медальон и передашь наилучшие пожелания от меня. Торопись!

До Осаки – не близко. Рванув со всех ног, Шиничиро ни разу не остановился, даже нужду справлял, как учил отец – на бегу. К утру, сильно измождённый, юноша, сопровождающий МЕЧ, приплёлся на пристань.

– Где… Зиро? – в горле пересохло настолько, что вместо голоса вырывался свист.

– Во-он там… скоро отойдёт, – пожал плечами моряк, пересчитывая короба с грузом. – Эй, крикните Нацумэ, чтобы задержался.

Нацумэ Зиро, суровый немногословный вако, увидев медальон, допытываться ни о чём не стал. Не сомневался, что не взять парня на борт – великий грех, а когда услышал о возвращении с добычей отряда Эги, повеселел. Расщедрился на кормёжку. Шиничиро налопался незатейливой рыбацкой снеди и свалился спать прямо на палубе, благо ночь – как молоко.

С восходом солнца поднялся ветер, барашки волн неслись по морю, как бешеные. Развеялась туманная дымка, нависшая над водой около берега, и проступили бамбуковая роща, и неровная, но чёткая линия гор. Воздух – влажный и солёный, зябкий точно около горного источника, холодил. Спрятав уши под повязку, одолженную Зиро, Шиничиро набрался терпения. Для обогрева и развлечения ради выполнял ката. На борту старого рыболовецкого судна, команда которого не брезговала пиратским промыслом, юноша исполнял танец воина, а Нацумэ Зиро и его маленькая команда с восторгом наблюдали невиданный в здешних краях стиль Зотай-до.