Текст книги "Mötley Crüe. Грязь. История самой скандальной рок-группы в мире"

Часть девятая
Не уходи в гневе

Глава 1

В которой заслуженные профессора рок-н-ролла выступают с диссертацией, написанной в один из тех многочисленных периодов путешествий, когда рок-н-ролльный образ жизни сводится к проклинанию свободного времени.

ПРИМЕНЕНИЕ ТЕОРИИ ШЕСТЕРЕНОК К РАЗВИТИЮ И ВЗРОСЛЕНИЮ РЯДОВОЙ РОК-ГРУППЫ.

Томми Ли, Мик Марс, Винс Нил и Никки Сикс, кандидаты наук в Центре изучения популярной акустики, Университет Раздора, Лос-Анджелес, Калифорния

Краткое содержание: Введение в теорию Шестеренок

Теория шестеренок – это попытка приоткрыть завесу популярного музыкального бизнеса и изучить механику успеха.

Существует машина, через которую проходят все музыкальные артисты, далее именуемая «Машина». Успех артистов в прокладывании своего пути через сложные зубцы, шестеренки, молотки и жернова Машины определяет направление, масштаб и развитие их карьеры. Такая навигация требует таланта, удачи, внутренней силы и умения выбирать нужное время.

Mötley Crüe и теория Шестеренок: поэтапный анализ

A) Первый этап: Платформа и конвейерная лента

Внизу Машины находится платформа. На платформе стоит длинная очередь артистов, которые ждут своей очереди, чтобы подняться по лестнице, ведущей к конвейерной ленте. По мере того как артисты движутся по конвейеру, они записывают и выпускают пластинки. В конце конвейерной ленты находится первая из нескольких соединенных между собой шестеренок, каждая из которых выше и больше предыдущей. Если артисты правильно рассчитают время прыжка в конце конвейерной ленты, они смогут приземлиться на первый зубчик. Но большинство артистов промахиваются мимо зубца и снова приземляются на платформу (в конце линии) или, в некоторых случаях, в пропасть внизу. Too Fast for Love как независимый релиз даже не попал на первую шестеренку.

Б) Второй этап: Первая шестеренка

Достигая первой шестеренки и добиваясь определенного успеха, артисты становятся частью механизма. Шестеренка вращается, зубчики трещат, и уже ничего нельзя сделать, чтобы остановить Машину. Вскоре впереди появляется вторая, более крупная шестеренка, скрежеща нижними зубьями, она примыкает и вращает первую шестеренку. Артисты должны прыгнуть в точное время, чтобы поймать вторую шестеренку, иначе будут раздавлены в механизме между зубчиками и либо упадут обратно на платформу, либо сделают круг на первой шестеренке, чтобы начать все заново. Shout at the Devil добирается до первой шестеренки, которая перебрасывает группу на вторую шестеренку.

В) Третий этап: Вторая шестеренка

Как только музыканты поднимаются до второй шестеренки, им предстоит долгий путь вниз. Они понимают, что Машина сильнее плоти, что они попали в ловушку и выхода нет. Машина сдирает кожу, перемалывает кости, медленно отравляет мозг и овладевает сознанием. Если речь идет о группе, Машина может легко внести раздор между участниками и раздавить их по отдельности. На второй шестеренке группа обретает настоящую популярность. Но, чтобы достичь следующей шестеренки – большой шестеренки, последней шестеренки, шестеренки, предназначенной для настоящих легенд, – нужно не просто выбрать идеальное время для затяжного и трудного прыжка. Попадание на большую шестеренку – это то, что не подвластно группе. Эта власть находится в руках могущественного бога шестеренок, капризного, гневливого и непредсказуемого божества на вершине Машины, вращающего шестеренки.

Mötley Crüe все крутились и крутились вокруг второй шестеренки с Shout at the Devi, Theatre of Pain, Girls, Girls, Girls, и с каждым оборотом они едва избегали того, чтобы быть раздавленными и упасть на дно. Однако Dr. Feelgood зацепился за большую шестеренку.

Г) Четвертый этап: Большая шестеренка

Большая шестеренка – это именно та шестеренка, на которую попали Guns N’ Roses с Appetite for Destruction, на которую попала Metallica со своим черным альбомом. Это то, чего достигли Мэрайя Кэри, Backstreet Boys и Эминем. Большая шестеренка – это огромные жернова, и артисты ничего не могут поделать, если в них попадают. Они могут кричать: «Я ненавижу всех на свете, вы все отстой, и если вы купите хоть одну мою пластинку, я вас убью». И в итоге лишь больше людей побегут покупать их пластинки. Пытаться слезть с шестеренки бесполезно: это только сделает процесс более болезненным.

Большая шестеренка – крутая штука, но она слишком ошеломительна. Если вторая шестеренка может содрать с артистов кожу, то эта – разорвать их на части. Эта шестеренка дает музыкантам все, о чем они когда-либо мечтали, за исключением частной жизни, одиночества, дружбы, стабильности, любви (как семейной, так и романтической) и душевного спокойствия.

Когда Dr. Feelgood забросил нас на главную шестеренку, Mötley Crüe были обречены на успех. Каждый наш сингл терроризировал радиостанции, каждое шоу раскупалось, о каждом телодвижении писали газеты. Схватившись за большую шестеренку, группа понеслась вместе с ней. Но люди устают, а Машина никогда не останавливается. Когда группа уже не могла поддерживать бешеный темп, большая шестеренка разорвала их на части, разрушила их браки и уничтожила всякую возможность жить нормальной жизнью, обрести друзей или заняться чем-то другим в свободное время от вращения в Машине, записей песен и гастролей.

Но, даже когда группа устала от беготни на большой шестеренке, жестокая и безличная Машина продолжала крутить шестеренки с ними на вершине. Группа выпустила сборник своих любимых песен под названием Decade of Decadence, и он разошелся тиражом 2,5 миллиона экземпляров почти без всякой рекламы. После этого бизнесмены, чья работа заключается в том, чтобы следить за поведением Машины и видеть, кто на какой шестеренке находится, чтобы вложить в них свои деньги (подобно фондовому рынку), сказали Mötley Crüe: «Ребята, у вас будет самый большой тур лета». Это последнее, что группа хотела слышать. Потому что, когда артисты находятся на большой шестеренке, те, кто вкладывает в них свои деньги, не хотят, чтобы они делали новую музыку или записывали новые альбомы, потому что это самый быстрый способ сойти с шестеренки и попасть в дробилку.

Д) Пятый этап: Дробилка

На конце большой шестеренки находится длинный тяжелый стержень с окружностью ствола большого дерева, который опускается сверху через случайные промежутки времени, раздавливая музыкантов, подходящих к концу большой шестеренки. Некоторые артисты обладают большой выносливостью и могут годами бегать на месте, избегая дробилки. Но большинство из них изнашиваются на большой шестеренке. Их сбивает дробилка, и тогда они падают на шестеренку поменьше, либо на платформу, где их ждет возвращение на конвейерную ленту, либо в бездну. Некоторых, таких как Курт Кобейн, Джими Хендрикс и Дженис Джоплин, дробилка уничтожает полностью. И в каком-то смысле они побеждают. Единственный способ победить Машину – умереть, потому что это единственный способ выйти из игры. Когда вы побеждаете и добираетесь до большой шестеренки, вы в конечном счете проигрываете. Нет другого пути, кроме как вниз, и это болезненное падение, кто бы что ни говорил.

Те, кто выживает, после падения уже не те, что прежде. У них возникает постшестереночное стрессовое расстройство, при котором, подобно Экслу Роузу, они обманывают себя, думая, что все еще находятся на большой шестеренке.

На следующих страницах мы увидим, как группа Mötley Crüe была перемолота и выплюнута большой шестеренкой, как были разрушены жизни и отношения и постшестереночное стрессовое расстройство привело к трагическому повороту событий.

Заключение: Новое начало

Невозможно вырваться из Машины, не умерев. Подобно жажде секса, вам хочется этого снова и снова, даже когда органы уже не работают. Успех или стремление к успеху – это трудноизлечимая привычка. В Машине группа может получить второй, третий и восемнадцатый шансы. Ничто не мешает группе снова добраться до первой, второй или последней шестеренки. Rolling Stones танцевали между шестеренками в течение многих лет. Мадонна по меньшей мере трижды попадала на большую шестеренку. А Сантана провел несколько лет на второй шестеренке примерно в 1969 году, затем десятилетиями катился по конвейеру, пока его альбом Supernatural внезапно не зацепился за каждую шестеренку, доставив его на самый верх.

На следующих страницах мы увидим, как Mötley Crüe вернулись на конвейерную ленту, как снова попали на шестеренки и как были раздавлены и брошены этой бездушной расчетливой Машиной, как никогда раньше. Это привело их к тюремным камерам, больничным койкам, бракам со знаменитостями и даже хуже.

Ссылки

Даннен, Фредерик, «Hit Men». Vintage Books, 1991.

Кравиловски, Уильям М. и Сидни Шемель, «This Business of Music». Billboard Books, 1995.

Санджек, Рассел, «Pennies from Heaven: The American Popular Music Business in theTwentieth Century». Da Capo, 1996.

Вайтберн, Джоел, «Top Pop Albums: 1955–2000». Record Research, 2000.

Guns N’ Roses, «The Spaghetti Incident?». Geffen Records, 1992.

Ожидайте в ближайшее время от тех же авторов

«Теория развода и телепатической связи: Исследование системы беспроводной связи, через которую связаны все женщины, что позволяет вести постоянное телепатическое наблюдение за действиями их партнеров».

Глава 2
ДАГ ТАЛЕР

В которой бывший менеджер Mötley Crüe – обладатель феноменальной памяти на даты – рассказывает о жестокой мести, которую большая шестеренка устроила нашим героям.

Ронни Джеймс Дио дважды изменил мою жизнь. В первый раз это случилось, когда я окончил колледж Кортланд в Нью-Йорке в 1967 году и присоединился к его группе Ronnie Dio and the Prophets. По пути в Грейт Баррингтон, штат Массачусетс, наш фургон попал в аварию, и я чуть не потерял ногу. Мне накладывали шину в Хартфорде, когда получил повестку во Вьетнам. Я посмотрел на врача, и он сказал мне, чтобы я не волновался: мне не придется проходить службу.

Годы спустя, летом 1982-го, я был на Манхэттене и занимался гастролями для компании Contemporary Communications, когда мне позвонил Том Зутаут. Он сказал, что подписал контракт с группой Mötley Crüe и Elektra и хочет включить их в турне Aerosmith. Он намекнул о перспективах стать менеджером группы. Однако я только что включил в турне Aerosmith своего старого клиента Пэта Трэверса, так что Зутауту не повезло. Кроме того, Дэвид Кребс, глава нашей компании, не считал, что для нью-йоркской компании имеет смысл брать клиента из Лос-Анджелеса.

До того, как о Mötley Crüe обмолвился Зутаут, я слышал о них один раз, когда Эрнандо Картрайт из A&M Records показал мне релиз Too Fast for Love от Leathur Records и сказал, что в восторге от него и хочет подписать контракт с группой. На обложке была пошловатая фотография, которая, как я позже узнал, сделана ужасным фотографом, наложившим на парней волосы. Это выглядело довольно комично, и я не придал этому значения.

Именно тогда в моей жизни снова появился Ронни Джеймс Дио. Он рассказал мне о группе с зажигательным барабанщиком, которая ему понравилась. В то же время менеджер Пэта Трэверса, Док Макги, хотел, чтобы я присоединился к его компании. Первое, что мы с Доком сделали вместе, – отправились в Лос-Анджелес, чтобы посмотреть на группу, о которой говорил Дио. Это снова были Mötley Crüe, и они нас просто ошеломили. Они оказались не такими уж стремными, как мне казалось на первый взгляд. У певца был уникальный голос и грубая энергия, музыка имела отличные попсовые нотки, а само шоу было невероятным. Это было хитовое выступление: можно закинуть их в любую точку земного шара и поставить перед любой аудиторией, и они сразили бы всех наповал. Увидев их, я понял, что вся работа, которую проделал в бизнесе до этого, похожа на учебу в колледже, чтобы я знал, что делать с этой группой.

Как только начались их совместные гастроли с Kiss, я окунулся в такой дикий драйв, о котором и помыслить не мог. Во время выступлений ребята превращались в настоящих животных. Винс носился по всей сцене, Никки источал харизму плохого парня, и все вместе давало такое потрясающее шоу, что они затмевали самих Kiss. За исключением парочки концертов, группа была настолько хороша вживую на протяжении туров Shout at the Devil, Girls, Girls, Girls, Theatre of Pain и первых двух третей Dr. Feelgood, что во время каждого выступления у нас гарантированно вставали волосы на затылке.

Но управлять этой группой вне сцены всегда было непросто. У этих ребят была искалеченная психика. Винс – калифорнийский серфер-рокер, павлин из павлинов, которому слава досталась без особого труда. Я думаю, ребята начали его недолюбливать после автокатастрофы с Раззлом, потому что группа играла благотворительные концерты ради него, а он уходил пить, трахаться и всячески ставил под угрозу будущее группы. Хотя, если честно, в то время никто толком не понимал, что это за страшная болезнь такая – алкоголизм.

Мик Марс был полной противоположностью Винса: парень, который всю жизнь хлебал дерьмо и был благодарен просто за мгновение славы, даже если оно закончилось бы на следующий день. Никки был по сути ботаником, за исключением тех случаев, когда в его кровь попадал «Джек Дениелс», что случалось почти каждую ночь. А Томми был похож на маленького ребенка, который бегает в поисках матери и отца. Он мог быть самым милым, самым добродушным ребенком в мире или самым избалованным, вспыльчивым сорванцом. Но под удар группа всегда попадала либо из-за поведения Винса, либо из-за наркотической зависимости Никки.

Однако все изменилось, когда группа протрезвела для записи альбома Dr. Feelgood, который стал грандиозным триумфом. Но вынужденная трезвость, проблемы в браке и головокружительный успех, который они даже не могли представить, – все это начало менять группу. Страх, истощение, перепады настроения, Томми и Винс начали возвращаться к пагубным привычкам. Никки женился на девушке, с которой почти не виделся, потому что был очень занят, и стал невыносимым в общении. Все сдували пылинки с его задницы, и он ослабил хватку. В расцвете сил он был гением маркетинга, но теперь звонил в офис в бешенстве, потому что его сантехник сказал, что Dr. Feelgood должен был продаться тиражом в 7 миллионов копий, а не в 4,5 миллиона. И мы никак не могли успокоить его.

Я хотел, чтобы у группы было вдоволь времени для работы над следующим альбомом. Я знал, что написать продолжение Dr. Feelgood будет очень сложно, и был шанс, что, повременив с записью, они могли бы подписать новый контракт с Elektra, который принес бы им 25 миллионов долларов. Однако им нужно было время, чтобы разобраться с новорожденными детьми: в течение нескольких месяцев один за другим у Винса и Шариз родилась первая дочь, Скайлар, а у Никки и Брэнди – первый сын, Ганнер. А Томми, оставшийся в стороне, очень хотел иметь ребенка от Хизер.

Пока шли переговоры о новом контракте с Elektra, дела в группе шли все хуже и хуже. Винс снова запил. Он приходил на репетиции нового альбома в полном неадеквате, а потом рано уходил, потому что по дороге домой ему нужно было снять какую-нибудь порнозвезду. Весной 1991 года мне пришлось позвонить ему и сказать, что на репетициях ему не рады, пока он не возьмет себя в руки. После этого он улетел на Гавайи в обнимку с какой-то порнозвездой, не предупредив нас, и опустошил все свои карты, пока ему не пришлось вернуться домой, где его нетерпеливо поджидала Шариз, чтобы хорошенько надрать задницу. Но он мигом ее успокоил – он был таким мастером убеждения, что если бы вы застукали его в кровати с вашей женой, то он за пять минут заставил бы вас поверить, что вам все приснилось. Затем он сел на самолет в Тусон и записался на реабилитацию.

Мы все полетели туда и встретились с Винсом, убеждая его поставить группу на первое место и объясняя, что будем поддерживать его до тех пор, пока он будет стараться поддерживать нас. Винс поклялся, что приехал не для галочки, и пообещал приложить все усилия.

После этого мы выступили в европейском туре Monsters of Rock вместе с AC/DC, Metallica и Queensrÿche, и это первый раз, когда волосы на моем затылке не встали дыбом. Хотя у них было столько хитов, что они должны были вытеснить со сцены почти все остальные группы, чего-то не хватало: они больше не чувствовали себя настоящими, а записанные заранее кассеты, которые они использовали для замены бэк-вокалистов, звучали откровенно фальшиво.

Дома, когда вышел альбом Decade of Decadence, Никки начал проводить половину ночей в отелях из-за ссор с женой. Винс тем временем увлекся гонками. Это выглядело отличным маленьким хобби, пока какой-то придурок в Лонг-Бич не убедил его участвовать в гонках в команде Indy Lights, где, я был уверен, какой-нибудь гонщик попытается убить этого рок-н-ролльного засранца на трассе. Он начал проводить выходные на конференциях по гоночным автомобилям, откуда мы слышали сообщения о том, что он всю ночь пил.

Я вернул их в студию в декабре 1991 года. График был такой: две недели работа, две недели перерыв. Но каждый раз, когда я приходил к ним, Винса не было. Он уходил из студии через несколько часов, заявляя, что слишком устал, чтобы петь.

Наконец, в феврале группа начала выходить из себя.

Глава 3
НИККИ

Былое величие смыло дождем.

В понедельник началось наводнение. Вода хлынула на автостраду Вентура, затопила бассейн Сепульведа, в результате чего шесть человек погибли, а сотни других спасали свои жизни, цепляясь за телефонные столбы и антенны. По радио губернатор Пит Уилсон объявил чрезвычайное положение и сказал, что мы находимся в самом разгаре сильнейшего шторма столетия. Но для нас с Томми это не имело значения. Мы ехали два часа, чтобы попасть на репетицию в Бербанк из Вестлейк Виллидж, а Мик, который был где-то в горах, добирался еще более изнурительной дорогой. Мы встретились в студийной гостиной и ждали Винса. По новостям мы смотрели, как люди выплывают из своих машин на бульваре Бербанк. Прошел час. Прошло два. Три. Четыре. Мы звонили Винсу каждые полчаса, но каждый раз из трубки доносился сигнал «занято».

Чем дольше нам приходилось ждать Винса, тем больше мы злились. Ведь нам всем пришлось прорываться через бушующую стихию, а Винс жил неподалеку. Это был важнейший альбом – продолжение самого большого успеха в нашей карьере, а он, казалось, не воспринимал всю серьезность ситуации. Он начал брать отгулы по четвергам и пятницам, чтобы поехать на гонки, и возвращался, как правило, поздно по понедельникам. Таким образом, на каждую неделю у нас приходилось не более двух с половиной дней студийного времени, потому что он вечно где-то пропадал.

Наконец, Майк Амато, который заменил Рича Фишера на посту нашего тур-менеджера, послал Винсу факс, в котором говорилось, чтобы он тащил свою задницу на репетицию. Пятнадцать минут спустя зазвонил студийный телефон.

– Чувак, мне очень жаль, – сказал он.

– Где тебя черти носят? – спросил я. – Мы пытаемся дозвониться до тебя уже четыре часа.

– Я знаю. Телефонные линии вышли из строя.

Эта фраза вывела меня из себя.

– Телефонные линии вышли из строя? Тогда какого хрена до тебя дошел факс? Ты отключил телефон, потому что не хотел приходить, сукин сын! Мы все приперлись сюда, несмотря на наводнение, а ты даже пальцем о палец не ударил!

– Чувак, успокойся. Я думал, что репетицию отменили из-за наводнения и все такое.

– Как видишь, это не так. Поэтому тащи свою задницу сюда, пока мы не разозлились.

Пока мы ждали его прихода, кто-то в студии сказал, что видел Винса совершенно пьяным в три часа ночи предыдущей ночью. Правда это или нет, неважно. Разговор уже принял взрывоопасный оборот. За исключением Мика, все мы срывались, но Винс был единственным, кто позволял пагубной привычке влиять на свою работу, кого постоянно ловили на этом и кто постоянно об этом врал. К тому времени, как он приехал, в наших головах уже созрело понимание, что он обуза для нас.

Может быть, если бы Винс вошел и извинился за то, что накануне всю ночь кутил и проспал репетицию, все было бы в порядке. Но он этого не сделал.

– Что, блядь, происходит?! – бушевал Винс, когда дверь в комнату отдыха распахнулась, и он стоял там, промокший и сердитый.

– Знаешь что? – сказал я. – Мы подумываем о том, чтобы начать поиски нового вокалиста. Мы тут работаем, не отлыниваем. Но ничего не получится, если тебе влом приходить на репетиции и нам каждый день приходится пинками выгонять тебя из постели, потому что ты всю ночь бухал.

– Может быть, я бы приходил чаще, если бы мне нравился материал.

– Ну, ты мог бы поделиться своим мнением.

Томми больше не мог молчать.

– Может быть, материал тебе бы зашел больше, если бы ты хоть пару раз пришел в студию, чтобы поучаствовать в его создании. Чувак, каждый, блядь, раз, когда ты приходишь, ты все время смотришь на часы, потому что тебе нужно идти на гребаный турнир по гольфу или в гоночную школу. Что за хуйня?

– Я смотрю на часы, потому что мне невыносимо здесь находиться. Альбом дурацкий. Из-за клавишных, которые ты используешь в альбоме, мы звучим как соплежуи.

– Винс, мы используем клавишные с 1983 года, – ответил я.

Мы были как игроки в теннис, только вместо мяча перекидывались оскорблениями, пока Винс, наконец, не сломал свою ракетку.

– Я не собираюсь оставаться здесь и выслушивать это дерьмо! – заорал он. – Я сваливаю отсюда на хуй! Я ухожу!

Он направился к двери и оглянулся:

– Позвоните мне, если когда-нибудь измените свое гребаное мнение!

Он утверждает, что его уволили, а я говорю, что он сам ушел. В любом случае его голова лежала на плахе, и он дал нам хороший повод опустить топор.

Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что мы все просто выгорели. Мы безостановочно гастролировали, продвигая Dr. Feelgood и Decade of Decadence, а потом нас снова бросили в студию, не дав перевести дух. Я не знаю, было ли это дело рук менеджмента, звукозаписывающего лейбла или нашей неуверенности, но на нас давили слишком жестко. Кто-то должен был вмешаться, понять, что мы находимся под слишком большим давлением, и дать нам месяц, чтобы обсохнуть под солнцем на Багамах. Винс не был проблемой – он был просто козлом отпущения. Но Mötley Crüe – это гоночный болид на термоядерном топливе, и как только мы увидели зеленый свет, то вдавили педаль в пол и промчались через ворота так быстро, что оглядываться было некогда. Пока не стало слишком поздно.