Текст книги "Mötley Crüe. Грязь. История самой скандальной рок-группы в мире"

Глава 6
ДОК МАКГИ

С горькой радостью менеджер прощается со своими неисправимыми подопечными.

Темная полоса наступила в моей жизни, и я пытался что-то с этим сделать. Я хотел сделать что-то для нас всех: для мира, для групп и для себя. «Московский музыкальный фестиваль мира» не был похож на фестиваль в Покипси или Вудстоке. Это было что-то совершенно новое. И никто этого не понимал. Группы могли думать лишь о том, под каким номером будут выступать, кому достанется самая большая гримерка и почему кому-то разрешили запустить салют.

После передозировки Никки я понял, что нам с Mötley придется расстаться по одной простой причине: они мне не нравились. Мне в них не нравилось абсолютно ничего. Я должен был сосредоточиться на своей жизни и тех группах, которые хотели, чтобы я им помог. Mötley никогда не позволяли мне помогать: вместо этого мы просто мутузили друг друга.

Мне потребовалось десять лет, чтобы до этого дошло. Я знал, что их ждет головокружительная карьера, с той самой секунды, когда впервые увидел их в «Santa Monica Civic Center» и ехал домой в абсолютно пустом грузовике с атрибутикой группы, потому что ребята продали все до единой вещи. Но я и представить не мог, что в личностном плане их будет ждать крутое пике. Я был менеджером у Mink DeVille, Джеймса Брауна, Scorpions, Skid Row, Bon Jovi и Kiss. Самые разные психи втягивали меня в самое жесткое дерьмо. Но я никогда не проходил через то, чему меня подвергали Mötley Crüe. Однажды Мик попытался выпрыгнуть из окна.

– Зачем ты это сделал? – спросил я.

– Не знаю.

На следующий день Никки сбил с барного стула какого-то парня в костюме.

– Зачем ты это сделал?

– Не знаю.

Потом Томми с видом самого счастливого ребенка на свете ударил меня по заднице.

– Зачем ты это сделал?

– Не знаю.

Это повторялось изо дня в день. В каждом городе нас выдворяли из отелей. Как говорится, из куриного дерьма не сделаешь куриный салат. Они не были похожи на Poison, которые устраивали ад на земле из убеждения, что именно так должны себя вести рок-звезды. Mötley Crüe делали тупые вещи, потому что были Mötley Crüe. Все вокруг было бессмысленно – смысл был только в Mötley. Им даже не нужно было стараться – они жили рок-н-роллом.

Эта группа была готова стать Led Zeppelin своей эпохи. Но они так и не смогли собраться. Даже сегодня я все еще верю, что они снова могут взорвать сцену чем-то новым, значимым, чем-то, что их по-настоящему волнует на данном жизненном этапе. Но если у них получится, то уже без меня. Я потратил десять лет своей жизни на извинения за эту группу. На посту их менеджера только этим мне и приходилось заниматься. Извиняться. Спустя много лет каждый раз, когда меня вызывал портье, я инстинктивно падал на колени со словами: «О, Господи, мне очень жаль».

Они весело смотрели на меня: «Все в порядке. Вас тут просят к телефону».

И тогда я с облегчением выдыхал и благодарил Господа за то, что больше не управляю Mötley Crüe.

Глава 7
ВИНС

Шариз была самой обычной борцуньей в грязи: светлые волосы, большие сиськи и убийственно крепкое тело. Она была самым яростным борцом среди всех девушек из «Tropicana», которые приходили ко мне домой, чтобы подраться с моими друзьями.

Она побеждала каждый раз и выглядела при этом отлично. Девчонка как раз в моем вкусе.

Когда мы начали встречаться, она перестала танцевать. Вместо этого у нее появилась привычка каждый месяц покупать сумочку за двадцать тысяч долларов. И вместо того, чтобы бороться с другими девчонками, она все время дралась со мной. Может быть, другим парням трезвость давалась легко, но меня тянуло пить каждый вечер.

Перед выходом альбома Dr. Feelgood я позвал нескольких приятелей и десять дней сплавлялся по реке Снейк в Айдахо. Это был самый лучший способ остаться трезвым: вдали от Шариз, телефона, группы, баров. Только солнце, пороги реки и физические нагрузки.

Как только мы вернулись в цивилизацию, я позвонил Шариз, и она была в ужасе.

– Я была в «Cathouse», – всхлипывала она. – И Иззи приставал ко мне.

– Иззи Страдлин?

– Да, он был по уши обдолбан. И я сказала ему, чтобы он убрал от меня свои руки, потому что я твоя жена. Тогда он схватил меня за рубашку и попытался порвать ее.

– Вот гребаный мудак!

– Но это даже не самое страшное. Я, конечно же, влепила ему пощечину. А этот каратист недоделанный пнул меня изо всех сил. Прямо в живот. Он выбил из меня весь дух. Было очень больно. И все это видели.

– Вот ведь мелкий засранец! В следующий раз, когда я увижу его поганую задницу, я убью его к чертовой матери!

– Ах да, чуть не забыла, – добавила она. – Твой альбом – на первой строчке.

Я не припомню такого неуважения к себе с тех пор, когда байкеры возле «Whisky» приставали к Бет и Лите сто лет назад. Но Иззи не байкер. Он гитарист из Guns N’ Roses. Я брал эту вшивую группу играть на разогреве во время нескольких концертов тура Girls, Girls, Girls, когда в них никто не верил. Тогда они были милыми: Эксл был застенчивым, скромным парнем, с которым было очень весело. Но они стали чересчур заносчивыми, поверив в те истории, которые про них писали в желтой прессе, и теперь этот парень, который, по идее, должен быть моим другом, посмел проявить неуважение к моей жене.

– Ты меня слышал? Твоя пластинка на вершине хит-парада.

Иззи выбрал неподходящее время, чтобы издеваться надо мной, потому что всего через несколько недель в «Universal Amphitheatre» проходила церемония награждения «MTV Video Music Awards». На церемонии я оставил группу ждать в лимузинах снаружи и притаился за сценой, пока Guns N’ Roses играли с Томом Петти.

Когда Иззи сошел со сцены, похожий на нечто среднее между Эриком Штольцем из фильма «Маска» и Нилом Янгом, я уже поджидал его.

– Сукин сын, ты ударил мою жену!

– Ну, блядь, и что с того? – прошипел он.

Кровь прилила к моим кулакам, и я врезал ему. Врезал хорошенько, прямо по морде. Он шмякнулся на землю, как опрокинутая корова.

Мой телохранитель Фред Сандерс схватил меня за руки.

– Только тронь ее в следующий раз, сука, и я тебя, блядь, урою! – кричал я на распростертое тело Иззи, пока Фред оттаскивал меня.

Я вырвался, и мы начали отступать к двери. Не успели мы дойти до выхода, как Эксл с рычанием бросился вслед за нами, как разодетый доберман. «Давай, ублюдок, я убью тебя на хрен!» – кричал он нам в спину.

Я повернулся. Его лицо было потным и искаженным. «Ну давай, ублюдок!» – сказал я ему. И я говорил серьезно. Кровь все еще пульсировала в моих кулаках. Он посмотрел на меня и пискнул, как маленькая сучка: «Только не вздумай снова лезть к моей группе, о’кей?» И ушел.

Затем Экскл ни с того ни с сего развернул против меня целую кампанию в прессе. Будь я пластинкой, он бы продал миллионы моих копий. На протяжении многих лет в каждой статье и в каждом ТВ-интервью он утверждал, что я ударил Иззи и оскорблял Guns N’ Roses, и грозился поставить меня на место и закопать под землю. Будто рок-н-ролл внезапно превратился во Всемирную федерацию рестлинга.

Я был готов на это. Мне больше не было дела до Иззи. Я с ним разобрался. Он даже позвонил и извинился за то, как поступил с Шариз. Что касается Слэша и Даффа Маккагана, мы не перестаем дружить – они знали, каким засранцем был Экскл. Я хотел выбить все дерьмо из этого сопляка и заткнуть его навсегда. Но так и не услышал от него ответа: ни в тот день, ни в тот месяц, ни в тот год, ни в тот век. Но предложение все еще в силе.

Это подлый поступок. Я имел полное право настучать Иззи по заднице, и Эксл не должен совать свой нос. Во время тура Girls, Girls, Girls Эксл приходил ко мне, когда у него болело горло, и я показывал ему трюки, которые разработал, чтобы петь, после того как ночь напролет уничтожал голосовые связки. Теперь он посылал ко мне маленьких гонцов с указаниями встретиться с ним на парковке Tower Records на Сансет или на набережной Венис-Бич. Это звучало очень по-детски, но я каждый раз приходил, потому что расквасить нос Экслу Роузу – единственное, что могло доставить мне большее удовольствие, чем первое место в чарте.

Но Эксл никогда не приходил. Дошло до того, что всякий раз, когда он устраивал где-нибудь драку, я просто посылал несколько человек на место, чтобы они позвонили мне, если он появится. Возможно, кто-то другой просто оставил бы это дело, после того как Эксл струсил добрую дюжину раз. Но я был взбешен: в прессе он вел себя так, будто король мира, говорил, что я не умею драться, что у него красный пояс в том-то и том-то. Но в реальной жизни он был слишком труслив, чтобы подкрепить свои слова делом. Поэтому в конце концов я вышел на MTV с посланием для него: я сказал, что если Эксл хочет драться со мной, то должен сделать это на глазах у всего мира. Я предложил провести бой в понедельник вечером в «Forum». Мы бы провели три раунда, а потом весь мир увидел бы, кто из нас слабак.

Глава 8
ТОММИ

Подобно храброму Одиссею, который хотел вернуться домой, наши герои убеждаются, что высшие силы сговорились, чтобы бросить их на произвол судьбы.

Мы не тусовались, не отрывались, не совали свои члены куда не следует. Мы просто прилетали в город, играли до упада и выметались оттуда на хрен. Впервые мы вели себя как единая отлаженная машина, а не как четыре необузданных зверя. Но потом с нами начали обращаться как с машиной.

Турне началось как в прекрасном сне: наш альбом занимал первые строчки хит-парадов и стал настолько дико популярен, что все песни, кроме одной, попали на сингл. Мы были на обложке каждого журнала. У нас было грандиозное сценическое шоу, для которого потребовались десятки грузовиков, и оно превосходило все наши смелые мечты, когда мы сидели в задрипанной Mötley-хате и поджигали Никки. Там было тридцать шесть стеков Marshall, тридцать шесть стеков SVT и офигенная летающая барабанная установка, о которой я фантазировал всю жизнь.

На каждый концерт приходили толпы безумных фанатиков. Они знали каждый куплет, каждый аккорд, каждую ноту каждого альбома. И впервые мы были достаточно трезвы, чтобы оценить это по достоинству. И достаточно женаты. У всех нас были новые жены или невесты, которым мы хотели хранить верность: я был с Хизер, Мик – помолвлен с Эми, у Винса была Шариз, а Никки сделал предложение Брэнди (хотя он, вероятно, не очень хотел встречать День благодарения в доме ее матери). Теперь Mötley Crüe представляли собой четырех парней в лучшей физической форме с момента их рождения.

Но потом осень сменилась зимой, зима – весной, весна – летом, а мы все еще были в пути и не собирались останавливаться. Elektra продолжала выпускать синглы с альбома, а Даг Талер, который самостоятельно руководил нами, приготовил для нас еще целый год, под завязку набитый фестивалями и турне.

Через некоторое время нам стало все равно, сколько денег мы заработали и сколько недель наш альбом был провисел в топ-40, потому что просто не могли заставить себя снова надеть кожаные штаны и выйти на сцену. Может быть, если бы у нас на разогреве играли крутые артисты, такие как Игги Поп или Hüsker Dü, вместо пошлых поп-металических позеров вроде Warrant и Whitesnake, наш моральный дух был бы выше. Может быть, если бы у нас иногда были выходные, небольшой отпуск на Багамах, чтобы расслабиться, мы смогли бы пережить тур в здравом уме. Но звукозаписывающий лейбл боялся, что мы сбавим темп. Мы были для них денежной коровой, и они собирались доить нас, пока мы не сломаемся. И, чуваки, мы сломались.

Началом конца стало соло на барабанах в Нью-Хейвене, штат Коннектикут. Для меня всегда было очень важно, чтобы люди видели, как я играю. В первые дни Mötley я пытался использовать зеркала, но это не работало. Затем, перед туром Girls, Girls, Girls, мне приснился безумный сон, в котором я играл на барабанах в клетке, вращающейся вокруг своей оси и летающей над сценой. Мы соорудили эту адскую конструкцю: автопогрузчик доставлял барабаны на переднюю часть сцены, а мотор крутил барабаны, пока я играл вверх ногами и все такое. Сначала у меня сильно кружилась голова, но потом я вспомнил кое-что, чему научился на уроках балета в детстве, и начал смотреть в одну точку на стене во время вращения.

Во время гастролей Dr. Feelgood мне хотелось стать еще ближе к аудитории, поэтому мы установили летающую барабанную установку. И до Нью-Хейвена все было хорошо. Я до сих пор не понимаю, что произошло. Начиналось все как обычно. Во время соло Мика я пробрался в эту длинную трубу, просунул ноги в стойку и обмотался вокруг веревки, прикрепленной к цепному мотору, медленно возносившему меня к верхним стропилам «New Haven Coliseum». Я прохлаждался там некоторое время, глядя с высоты 25 метров на соло Мика и зрителей, которые меня пока не видели. Затем, после того как меня подстраховал такелажник Норман, я прыгал в воздух, хватался за барабаны и с размаху плюхался на сиденье.

Внизу Мик отжигал на гитаре какую-то чумовую хрень, его усилители грохотали так, будто вот-вот взорвутся – бдщщщщщ, – а потом над головами слушателей посреди всей этой захватывающей музыки появились барабаны – вуууушшшшш.

Когда у зрителей срывало башню, я начинал бить по всем этим электронным пэдам – блау-бламмм-бламмм, – пока барабаны неслись вниз по невидимой дорожке длиной около 30 метров. Я пролетал над головами людей на танцполе, затем устремлялся в самый конец зала, так что чуваки из «кротовьей» секции вдруг оказались в первом ряду. Там был один чувак в джинсовой куртке, который, клянусь Богом, наложил в штаны, когда внезапно я оказался в нескольких дюймах от его лица, играя на барабанах в воздухе. Потом я крутился, и машина возвращала меня на самый верх арены. Я запускал сэмпл протяжного нисходящего звука, как будто кто-то прыгает с моста – ааааааааааа, – затем снова пристегивал ногу к ремню, хватал веревку, изначально несшей меня наверх, и готовился к прыжку. В обязанности Нормана входило в последний момент нажимать на ручной тормоз, чтобы я с визгом остановился в пяти футах над головами зрителей, а потом просто подпрыгнул на этой упругой веревке. Мне нравилось, как безумно это выглядело. Это вам не чертов Джин-мать-его-Симмонс, который летал над аудиторией, как Питер-мать-его-Пэн. Я хотел, чтобы меня сбросили по-настоящему.

Но, приблизившись к земле, я ни с того ни с сего запаниковал. Мне показалось, что Норман не успеет вовремя остановить меня, поэтому в порыве страха попытался выбраться. Я отпустил веревку и предпринял попытку вытащить ногу из ремня. Я думаю, что тотальное истощение от стольких выступлений подряд притупило мои чувства. Как только Норман увидел, что я пытаюсь освободиться, он нажал на тормоз. Мгновенно моя нога, которая все еще была в ремне, остановилась в воздухе, в то время как тело продолжило падать. Я был всего в нескольких футах над зрителями, и тут – хрррясь. Мой череп ударился о голову какого-то чувака в зале. А потом, поскольку веревка была очень эластичной, я упал на землю головой вперед и потерял сознание. Следующее, что я услышал, – вииииуууу-вииииуууу. Я ничего не мог вспомнить, кроме того, что что-то пошло не по плану.

– Что со мной случилось? – спросил я.

– Ты просто упал, приятель.

– Я упал?

– Ты упал на голову.

– Где?

– На концерте.

– На концерте. Я должен быть на концерте.

Меня охватила паника. В моих словах не было смысла. Я не помнил, как упал. Я просто знал, что должен находиться на сцене, а не в…

– Где я?

– Ты в машине скорой помощи. Мы отвезем тебя в больницу.

– Но…

– Шоу закончилось, приятель. Теперь расслабься.

В итоге мы отменили пару выступлений, пока я восстанавливался после сотрясения мозга. Через три дня я снова оказался перед стропилами арены и канатом. Норман нажал на тормоз, чтобы я спускался очень медленно, словно фея-крестная, а не как рок-н-ролльный псих, и остановил меня в двадцати футах над зрителями вместо пяти. Мне потребовалось некоторое время, чтобы преодолеть страх.

Остальные члены группы были благодарны за дополнительные выходные, но после этого мы снова окунулись в бесконечные гастроли. По мере того как усталость и безумие брали свое, наша жизнь начала трещать по швам. Сначала к нам начали захаживать девчонки. Перед зажигательной программой мы устраивались в маленькой палатке за сценой и пили холодную минеральную воду. Однажды мы отдыхали там, когда Никки показал на кошачий лоток, который загадочным образом оказался на полу. Пока мы терялись в догадках, какой идиот будет держать кошку за сценой, до нас донеслось громкое мяуканье. К лотку подползла девушка в кошачьем ошейнике и на поводке, которую вел за собой роуди. Винс озадаченно посмотрел на меня, я – на Никки, Никки – на Мика, а Мик – снова на Винса. Никто не понимал, что, черт возьми, происходит. Девушка залезла в лоток, задрала платье, помочилась на песок, а потом стала загребать руками, пока не присыпала свой бардак.

Вскоре мы нашли способ разбавить рутину, устраивая дурацкие забавы с участием девушек и наблюдая, как наша дорожная команда достигает новых глубин морального разложения. Вся эта кошачья тема началась со строчки «кис-кис, кис-кис» из песни «Same Оl’ Situation». Члены дорожной команды вставали в круг и дрочили себе на руки, пока какая-нибудь бедная, но добровольно согласившаяся на это девушка ползала вокруг на четвереньках, мяукая и слизывая с их рук «молоко». Никки считал это забавным, но опять же у Никки были психологические травмы на почве непростых отношений с матерью.

То, что начиналось как чистый и здоровый тур, к концу превратилось в извращенный сексуальный цирк. Мы были трезвы, и нам нечем было заняться, поэтому девушки стали нашим единственным развлечением. Как только мы начали внимательно смотреть на посетительниц концертов, то заметили, что они из кожи вон лезли, чтобы привлечь наше внимание: кожаные маски, кляпы, наряды монахинь с дырками, из которых торчали сиськи, униформы медсестер с клизмами, облегающие красные костюмы чертиков с дилдо на рогах и ковбойские наряды с баллончиками крема для бритья в кобурах. Те из нас, кому не хватало силы духа, ломались под таким натиском, выбирая девушек в надежде испробовать что-нибудь новенькое.

Во время шоу на глазах у 25 000–100 000 человек нас выстреливали вверх из установки под сценой, как будто мы четыре гигантских тоста. В итоге эти механизмы стали своеобразной метафорой тура: всякий раз, когда мы хотели отдохнуть или поспать, кто-то вдруг дергал за рычаг, и через секунду мы оказывались перед стадионом, полным ликующих людей, жаждущих увидеть ту же песню и танец, которые мы исполняли уже сотни раз. Всю жизнь мы мечтали оказаться именно там, где были во время этого тура; но через два года возненавидели свою работу. Никки любил сравнивать это с эрекцией: несколько минут ощущения великолепны, но когда стояк не пропадает после нескольких часов траха, то начинаешь испытывать такую дикую боль, что ни в сказке сказать ни пером описать.

Так что мы убивали боль излюбленным способом. В Австралии Винс взялся за старое. После того как нас соскребли с пола в Австралии и отправили в Японию, Никки сорвался. А когда нас потащили на Гавайи, я пошел с Винсом в стрип-клуб и пал жертвой сисястой официантки с подносом, на котором стояли пробирки со светящимся алкоголем. Вскоре, когда наши семейные отношения стали страдать от отсутствия внимания, мы все стали тайком употреблять алкоголь, покупать наркотики и возвращаться к своим старым разрушительным привычкам, за исключением Мика, чья невеста путешествовала с нами в качестве бэк-вокалистки.

Ближе к концу тура Elektra прислали съемочную группу. У них была большая конференция по продажам с участием представителей всех звукозаписывающих сетей, и они подумали, что будет хорошей идеей записать обращение, в котором мы будем подлизываться к ритейлерам и благодарить их за поддержку. Так что мы собрались на задней сцене перед командой, они включили камеры, а мы вели себя как хорошие марионетки: «Эй, ребята, это Mötley Crüe, и мы хотели бы поблагодарить вас за то, что наша пластинка стала первой». Но потом внезапно ниточки марионеток оборвались: «И мы хотим сообщить вам, что ненавидим вас и ненавидим Elektra. Вы, ребята, не даете нам передышки. Вы все кучка жадных засранцев, и мы знаем, где вы живете, и мы собираемся перерезать вам глотки, если вы не дадите нам увидеться с нашими семьями».

Когда камеры выключились, мы рухнули на пол и захлебнулись рыданиями. Мы даже не могли говорить. Настолько мы были измотаны, настолько истощены, напрочь лишены мыслей и эмоций.

Даг Талер посмотрел на нас, покачал головой и сказал: «Может быть, пришло время ненадолго отпустить вас с гастролей, парни».

Чуваки, видели бы вы, как быстро мы четверо разбежались в разные стороны, словно тараканы.