Текст книги "Mötley Crüe. Грязь. История самой скандальной рок-группы в мире"

Глава 4
НИККИ

В которой распутник, раньше без зазрений совести шуровавший своим продолговатым орудием, паникует от обычного свидания.

У подножия холма, где шоссе Пасифик-Кост пересекается с дорогой Канан-Думе, с моих глаз спала пелена гнева, и наступил момент ясности. Я остановился перед спортзалом «Ворлд Джим», распахнул дверь и разрядил пистолет в знак «стоп». Я все еще был зол, но не хотел допускать глупую ошибку, как О. Джей[42]42
  О. Джей Симпсон (род. 1947) – герой одного из самых громких судебных процессов в истории, американский футболист и актер, который был обвинен в убийстве бывшей жены.


[Закрыть]. Я не собирался позволить Брэнди разрушить мою жизнь еще сильнее.

Я сел на обочину и начал плакать. Я больше не мог этого выносить. Она разрушала меня, и детей она тоже уничтожала. Получив эту новую информацию, за которую так дорого пришлось заплатить, я больше не мог терпеть ее походы по магазинам и выходки в доме. Я должен был сбежать от нее. Я так хотел, чтобы мы с Брэнди стали тем, кем так и не стали мои родители, но это было невозможно, когда отношения рушились у меня на глазах.

Когда я встретился с Брэнди и заявил о намерении развестись, наш брак в мгновение ока перерос в войну, и она ушла из дома, угрожая забрать у меня все, чем я владел и что любил. Я никогда не осознавал, насколько одиноко может быть в особняке. Мало того, что я теперь жил один, сражаясь за детей в борьбе за опекунство, я не разговаривал с матерью и не знал, жив ли отец. Что касается группы, главной системы поддержки, которая была у меня всю жизнь, то она была в полном беспорядке: каждый день в студии, когда я пытался работать над Generation Swine, был похож на эпизод сериала «Династия», где все плели заговоры за спиной друг у друга.

После того как я показал другу-инженеру песню, которую написал на пике депрессии, под названием «Song to Slit Your Wrists By» («Песня, под которую можно резать запястья»), он настоял, чтобы я выбрался из дома. Он начал упрашивать меня пойти на свидание с его подругой из Пасадены.

– Она потрясающая девушка, – обещал он.

– Я не знаю, – сказал я ему. – Мне сейчас не до свиданий. Я просто хочу вернуть своих детей.

– Никки, тебе нужно с кем-нибудь отдохнуть. Перестань. Она хорошая девчуля. Тебе понравится.

Я сдался и позвонил ей. Она показалась мне достаточно милой, и я пригласил ее поесть. Это было так не похоже на то, как я знакомился с девушками до женитьбы, когда все, что мне нужно было сделать, – это встать у стены клуба «Starwood» и выглядеть круто. Дорога до ее дома в Пасадене заняла полтора часа. Я приехал, открыл дверь, и, разумеется, оказалось, что эта сучка косоглазая. Прямо как та старая соседка Энджи Саксон. Выглядела она как пьяная Джина Дэвис. Как только я вошел в ее обшарпанный дом, мне захотелось повернуться и убежать. Она была абсолютно не в моем вкусе.

Но я проделал весь этот путь, а она выглядела такой отчаянной и томной. Поэтому я отвез ее в какое-то заведение средней степени паршивости, вроде «Chili». Она хлестала скотч, а я сидел и смотрел, потому что ни за что не собирался ехать домой пьяным. Чем больше она пила, тем громче и несноснее становилась. Обычно это я был таким пьяным и громким, но трезвым понятия не имел, как это терпеть. Я просто съежился и глубже погрузился в кресло.

Я отвез ее обратно домой, она затащила меня внутрь и спросила, не хочу ли я посмотреть телевизор. Я оправдывался, но она все равно усадила меня и включила Fox. «Это мое любимое шоу», – сказала она. Это были «Полицейские».

Я сел как можно дальше от нее на диване. Во время рекламы она перебралась на среднюю подушку. После нескольких минут молчания она спросила:

– Хочешь чего-нибудь?

– Я выпью воды.

Вернувшись из кухни, она села еще ближе ко мне. Я так сильно хотел выбраться оттуда, что пот ручьем заструился по моему лицу. Она придвинулась еще ближе. Наконец я заговорил:

– Мне пора ехать. Путь домой неблизкий.

– Ты должен остаться и посмотреть «Копов», – настаивала она. – Это очень хорошая серия.

– Нет, мне действительно пора идти. Мне еще долго ехать.

Я встал, и тут она прыгнула передо мной, вся такая высоченная и косоглазая. Я попытался обойти ее, но она встала между мной и дверью и сжала губы. Я отступил, но она стала только агрессивнее. Мне нужно было убираться оттуда – на меня нападала косая Джина Дэвис. Я хотел убить друга, который втянул меня в эту историю. Я побежал к своей тачке и уехал, забыв даже попрощаться или сказать что-то типа: «Мне было весело, спасибо». Через минуту зазвонил мой мобильный телефон. Это была она. Ситуация начинала напоминать фильм ужасов.

– Почему ты ушел? – спросила она.

– Ну…

– Ты можешь остаться на ночь, если хочешь. Я сделаю все, что ты захочешь. Все что угодно.

– Нет, я правда не могу.

– Я буду твоей рабыней, – сказала она. – Тебе будет так хорошо.

– Мне жаль. Может быть, в другой раз.

– В чем дело?

– Ну, ты знаешь. Ты, гм, косоглазая.

На этом мой опыт свиданий вслепую практически исчерпывался. Я встретил косоглазую Джину Дэвис, потом не менее косоглазую Мег Райан. Но с последней все-таки переспал.

Томми женился на Памеле Андерсон, поэтому ощущал себя чуть ли не Господом Богом.

– Чувак, ты должен перестать встречаться с обычными девушками, – сказал он мне. – Ты должен встречаться с кем-то, кто понимает тебя, кто живет в таком же плотном графике, кто проходит через такое же дерьмо, как и ты. Тебе нужен кто-то знаменитый. Полистай журнал и найди кого-нибудь интересного.

Я подошел к газетному киоску и взял «Details» и «Premiere». Дрю Бэрримор показалась мне забавной; Синди Кроуфорд была конфеткой напоказ; а Дженни Маккарти выглядела дикой девчонкой, которая могла бы рассмешить меня в постели. Я набросал шаблонное письмо и попросил Ковача разослать его по факсу каждому из менеджеров знаменитых девушек, не обращая внимания на то, что Дженни Маккарти встречалась со своим менеджером. Я не только не получил ни одного ответа, но эти факсы аукнулись мне в будущем.

Когда мы заканчивали работу над альбомом, я увидел экземпляр «Плейбоя» с фотографией какой-то блондинки из «Спасателей Малибу». Я отметил, что она симпатичная, но больше ни о чем не подумал. На следующий день Томми сказал:

– Пэм хочет тебя кое с кем познакомить.

– О нет, с кем? С каким-нибудь косоглазым Дэвидом Хассельхоффом?

– Нет, с девушкой, с которой снимается в «Спасателях Малибу». И она горячая штучка, чувак.

Я не очень хотел встречаться с какой-то самовлюбленной актрисой, поэтому отнекивался от этой затеи. Кроме того, я никогда не нравился Памеле, и, когда пытался подружить ее с Брэнди, это было все равно что смешать масло с водой. Но, как обычно, вмешался Скотт Хамфри и сказал, что если я не хочу идти на свидание, то он пойдет.

Проклиная себя за то, что решился на очередное глупое свидание вслепую, я поехал на съемочную площадку «Спасателей». Стоя неподалеку, я смотрел, как снимают сцену возле спасательной вышки, когда на площадку вошла женщина с красивыми светлыми волосами и в цветочном пареро. Это была та самая женщина, которую я видел в «Плейбое».

– Это она, чувак, – подтолкнул меня Томми.

– Быть не может. Эта девушка никогда бы не пошла со мной на свидание.

Я представил, как она скучает, пока я рассказываю за ужином о работе над Generation Swine. Я был уверен, что меня отошьют, и подумывал улизнуть, чтобы избежать неловкости. Она была слишком добропорядочной и адекватной для такого грязного ублюдка, как я.

После съемок я пошел по длинной грунтовой дороге к пляжу и встретил ее на полпути, где Пэм нас и познакомила. Ее звали Донна, и выглядела она максимально незаинтересованной. Она даже не взглянула на меня, просто кивнула и пошла к своему трейлеру. Думаю, меньше всего ей хотелось связываться с татуированным героиновым бабником с тремя детьми, который явно еще не отошел от неудачного брака.

Я вернулся в трейлер Пэм и стал ждать, размышляя, не слишком ли поздно сбежать. Донна явно думала о том же, потому что вошла внутрь и сказала: «Знаешь что? Я не могу идти. Мне нечего надеть».

Все, что было у Донны, – это длинная, свободно сидящая пижама, которую она надевала на работу. «Просто надень ее, – сказал я. – Прекрасно подойдет». Она бросила на меня злобный взгляд, вышла из трейлера и вернулась через десять минут в пижаме.

– Отлично, – сказала она. – К черту. Поехали.

Свидание вслепую уже было катастрофой. Томми и Пэм поехали к «Dragonfly» в своем «Шевроле Субурбане». Я следовал за ними в своем «Субурбане», а Донна ехала сзади в своем «Ниссане Патфайндере». Стереотипное свидание в Лос-Анджелесе, которое проводилось в виде автоколонны. Я постоянно делал резкие повороты и мчался на желтый свет, надеясь, что она потеряется. Когда мы подъехали к «Dragonfly», я уже не видел ее в зеркале заднего вида. Я в безопасности. Но через минуту после того, как я вышел из машины, она остановилась позади меня. Я влип.

Мы посидели на террасе и начали разговаривать. После этого пошли в клуб, где все были навеселе и танцевали. Но мы остались трезвыми и разговаривали в углу о музыке и о наших детях. Честно говоря, я неплохо проводил время.

Около полуночи я отвел ее к машине. У меня заканчивались темы для разговора, поэтому я рассказал ей о своем доме и бассейне, который строю.

– О, правда, бассейн? – зевнула она, притворяясь заинтересованной.

– Да, и он будет в форме киски. Я всегда хотел бассейн в форме киски, чтобы можно было… Не важно.

Она закатила глаза, и я понял, что вся надежда на то, что у нас что-то будет, вылетела в форточку. Я был так смущен, что даже не попытался поцеловать ее.

Однако, вернувшись в свой большой, отрезанный от мира дом, я почувствовал себя таким одиноким и пустым, что позвонил ей. Я хотел провести с ней еще немного времени и проверить, действительно ли она такая классная, как я думал. Мы договорились на следующий вечер пойти в один ресторан в Малибу под названием «Bamboo».

В то утро я повел своих детей на ярмарку в Малибу, где столкнулся с Томми и Памелой. Памела была беременна их сыном Брэндоном, и ее лицо покраснело от гнева. Томми, пьяный в стельку, шел позади нее, и она явно была в бешенстве. Я сказал ей, что собираюсь снова встретиться с Донной, и она покровительственно погладила меня по голове.

Я оставил детей у Брэнди, переоделся в единственную приличную одежду и заехал за Донной. За ужином с лапшой в «Bamboo» я начал испытывать чувства, которые были то ли настоящей любовью, то ли просто навязчивой идеей. Я не был уверен, особенно после того, как так быстро и так неудачно влюбился в Брэнди. Мне было страшно смотреть на Донну, потому что я нервничал от одного взгляда на ее красоту.

Когда она вышла в туалет, к столу подошли парни, чтобы поздравить меня с тем, что я встречаюсь с такой красоткой. Двенадцать лет назад я бы ни о чем таком не подумал. Но брак лишил меня чувства собственного достоинства.

В отличие от моих косоглазых свиданий, с Донной мне хотелось пойти на пляж и проговорить с ней всю ночь. У нас было так много общего: мы оба из маленьких городков, оба любили детей, и она считалась в мире секс-символом «Спасателей Малибу», а меня, наверное, считали таким же в рок-н-ролле. Но в глубине души мы оба знали, что мы просто ботаники, сраные неудачники из школы, которым повезло. Наконец я сказал Донне:

– Слушай, я живу за углом. Хочешь пойти ко мне домой? У меня есть немного вина, мы можем расслабиться, полюбуешься на бассейн в форме киски, который я строю.

– Хорошо, если это близко, – сказала она.

– Конечно, это займет всего минуту.

До дома было двадцать пять миль, и я знал это. Она ехала за мной на своем «Патфайндере» по шоссе Тихоокеанского побережья до Канан-Думе. Когда мы въехали на холмы, она посигналила, чтобы я остановился.

– Сколько нам еще ехать? – спросила она в отчаянии.

– Мы почти приехали.

Я вел ее через Вестлейк-Виллидж и Норт-Ранч, надеясь, что ей не надоест и она не повернет назад. Наконец мы въехали на мою подъездную дорожку.

– Что это за чертовщина? – спросила она, увидев мой особняк Скруджа Макдака.

Она вошла, села на диван за десять тысяч долларов, который заставила меня купить Брэнди, и начала пить вино. Я был слишком ошеломлен, чтобы прикоснуться к бокалу. Я не мог поверить, что такая красивая девушка сидит на моем диване в этом доме, который ассоциировался у меня только с браком, детьми и худшим студийным опытом в моей жизни. Это было так неправильно, но я получал дикое удовольствие. Я хотел поцеловать ее, но даже не знал, где и как начать, ведь так давно этого не делал. Я был таким неудачником, Фрэнком Феранной-младшим. Наконец, как настоящий задрот, я спросил: «Можно тебя обнять?»

Она разрешила, и я растаял в ее объятиях на пять минут. Я зарылся головой в светлые волосы и просто потерял себя, как какой-нибудь старый, развратный, сентиментальный дурак, впервые за полвека вдыхающий аромат восемнадцатилетней девушки.

Она выпила почти все вино, и я предложил ей остаться на ночь. Испугавшись, что она заподозрит неладное, я быстро добавил, что буду спать в своей спальне, а она может занять комнату для гостей. Я провел ее в свободную комнату, и не успел уйти, как она потянула меня на кровать. В трезвом состоянии я мог наслаждаться каждой секундой и каждой лаской. Когда мы кувыркались, я сходил с ума от вожделения. Пожалуй, я обладал грацией пса, который, сношает дверную ручку. Прошло так много времени с тех пор, как я в последний раз касался красивой женщины, которая мне действительно нравилась и которую я уважал. Я безумно хотел ее трахнуть, но понимал, что в таком перевозбужденном состоянии это продлится всего секунду, а потом она возненавидит меня, потому что я буду самым отстойным любовником в ее жизни.

– Мне нужно идти в свою комнату, – сказал я ей.

– Нет, – прошептала она. – Останься.

Я был измотан, потому что не привык ложиться так поздно, но вместе с тем был так возбужден от того, что лежу рядом с этой красоткой в трусиках, что мне потребовалось несколько часов, чтобы заснуть. Когда я проснулся, солнце уже взошло, а ее не было рядом.

Я скатился с кровати, надел халат и застал ее курящей сигарету на веранде с видом на будущее место моего огромного бассейна в форме киски. Она стояла спиной ко мне и смотрела на многомиллионные особняки моих соседей. «Что ты делаешь?» – спросил я, переступив порог веранды.

Она удивленно обернулась и увидела меня, уродливую рок-звезду в халате, которая неуклюже появилась из огромного мраморного дома, освещенного восходящим солнцем. Напоминало сцену из фильма «Лицо со шрамом».

– Это слишком для меня, – сказала она. – Я ухожу отсюда.

– Ты не можешь, не можешь уйти, – умолял я.

Она схватила остатки одежды и побежала к своей машине, пока я, в одном халате, предлагал ей все сокровища мира, если только она останется. Она выехала с подъездной дорожки, а я стоял там один, прекрасно понимая, что, должно быть, чувствовала косоглазая Джина Дэвис, когда я от нее сбежал. Я был монстром, который под действием вина стал привлекательным для этой девушки на каких-то два часа. Я сел на кровать и начал писать: «Она так боится любить / Я так боюсь ненавидеть / Отчего же она убегает сейчас?»

Песня называлась «Afraid», и она была о нас обоих. Менее чем за 48 часов я прошел путь от отвращения к этой девушке до влюбленности в нее, от разбитого сердца до отвращения к самому себе. Я заснул на несколько часов, а потом оставил ей сообщение. Нарушив все правила, как заставить женщину захотеть тебя и не показаться ей слишком нуждающимся, я сказал ей, что давно не чувствовал себя таким живым, и умолял ее позвонить мне. Она позвонила и извинилась за свой испуганный побег. По ее словам, она была так пьяна, что даже не могла вспомнить, занимались ли мы сексом. Я сказал ей, что мы трахались всю ночь и что после этого она сказала, что я лучший из всех, с кем она когда-либо спала.

После еще нескольких свиданий, когда все уже начало налаживаться, Донна с визгом въехала в мой подъезд и набросилась на меня, размахивая факсом, который я написал. Оказалось, что менеджер и бойфренд Дженни Маккарти работал с менеджером Донны. И когда он узнал о новом мужчине в жизни Донны, он предъявил письмо, которое я написал Дженни Маккарти с просьбой о свидании. Внезапно в глазах Донны я из одинокой милой рок-звезды превратился в звезду-бабника.

Что еще хуже, тем же днем мы играли с моим сыном Ганнером, когда в дом ворвалась Брэнди, заявив, что сегодня ее очередь проводить с ним время. Ганнеру было весело у меня дома, и он не хотел уходить, но Брэнди была непреклонна. Крики и слезы сына ее совершенно не волновали. На глазах у Донны и Ганнера она начала орать и унижать меня. Я рванул в свою комнату, зарядил девятимиллиметровый пистолет и поклялся, что на этот раз я сделаю это. Я собирался засадить пулю в башку этой суке с холодным сердцем. Я слышал крики Ганнера, которые гулко разносились по дому. Все мои логические схемы отключились, и разум потемнел от гнева.

Я выбежал в коридор, но Донна поймала меня. «Успокойся, Лицо со шрамом», – сказала она.

После нескольких минут споров я отдал ей пистолет и поспешил в комнату сына. Но Брэнди и Ганнера нигде не было. Она успела уйти с ним. Я рухнул на кровать Ганнера и разрыдался. Я был полным кретином. Я, наверное, навсегда отпугнул Донну.

По часовой стрелке слева направо: Сторми, Никки, Ганнер, Деккер, Донна Д’Эррико и Райан Д’Эррико.

Но в девушках есть одна забавная особенность: чем больше ты делаешь ошибок, тем больше им нравишься. За этими дурацкими факсами и моей неконтролируемой истерикой она разглядела, что я потерянный маленький мальчик, которому очень нужна помощь. Поэтому она начала мне помогать. На следующий день она пришла ко мне домой с подарком: пятнадцать компакт-дисков под названием «Сделай свое семейное древо». Я ввел свое имя, затем имя отца. CD-привод завибрировал, и на экране появились имена моих родителей. Под ними было мое имя и имя моего брата, Рэнди Феранна. Подождите! Мой брат Рэнди? У меня не было никаких братьев.

Глава 5
ТОММИ

В которой читатель узнает о судьбе сейфа Томми Ли и содержащейся в нем видеокассеты.

Никто не думал, что это сработает. Но какое-то время все было чудесно. Мы с Памелой были чертовски счастливы, и создавалось впечатление, что мы идеально подходим друг другу по характеру. Больше всего на свете она хотела ребенка, а ведь об этом же я мечтал со времен брака с Хизер. А с Памелой было намного легче и веселее. Вместе мы придумывали всевозможные идеи – от мебельных компаний, которые хотели открыть, до линий одежды и киносценариев. Вместо того чтобы сдерживать наши амбиции, наш брак только придал им новый импульс. Ее мать и брат в конце концов извинились и поддержали наш брак, и все было хорошо. За исключением фотографов, которые следовали за нами повсюду.

Я не очень понимал папарацци, потому что никогда не сталкивался с подобным безумием с Хизер. Тогда все было более цивильно. Но отношения с Памелой открыли для меня совершенно иной уровень слежки. Фотографы выскакивали из кустов, когда мы выходили из дома, и пускались в скоростную погоню за нами по автостраде. Я не мог понять, куда людям столько ее фотографий? Я бы еще понял, будь мы голыми на пляже, но что такого захватывающего в том, что мы шли по улице или выходили из машин?

Повсюду, куда бы мы ни шли, кто-то кричал «Памела!» или «Томми!», и, если мы оборачивались, тут же загорался миллион вспышек. Если мы не обращали внимания, нас начинали освистывать и оскорблять. Это превратилось в нездоровую игру по придумыванию изощренных схем, чтобы избежать назойливых фотографов: мы посылали нашу помощницу в блондинистом парике или меняли машины, чтобы сбить их со следа. После нескольких недель такого дерьма мы начали относиться к папарацци как к ничтожным слизнякам. Мне хотелось раздавить их всех: дело не столько в навязчивости, сколько в отсутствии человеческого уважения. Когда у Памелы случился выкидыш и она потеряла нашего первого ребенка (проклятие семьи Ли, как сказала моя мама), папарацци так хотели сделать фотографии, что подрезали машину скорой помощи по дороге в больницу. Черт, чуваки, я мог смириться с тем, что они пытаются сорвать наши вечеринки, но врезаться в машину скорой помощи – это уже перебор.

Этот случай выбил меня из колеи, ведь я так долго хотел детей. Я очень завидовал Никки, потому что у него были чертовски красивые детишки. Всякий раз в гостях у него я превращался в двухлетнего ребенка и часами играл с ними. Мне нравилось возвращаться в то время моей жизни, когда все было невинно и бессмысленно.

После выкидыша у Памелы я на несколько месяцев погрузился в депрессию. Чтобы развеяться и подбодрить нас, Памела устроила вечеринку-сюрприз за триста тысяч долларов по случаю моего тридцатитрехлетия. Когда я пришел домой в тот вечер, она сказала: «Я хочу, чтобы ты оделся как король!»

Она схватила большой пурпурный халат и сумасшедшую корону, а визажист покрыл меня белой пудрой, делая меня похожим на Ворона или на кого-то в этом роде. Памела нарядилась в цирковой костюм, нахлобучила большую шляпу, взяла меня за руку и вывела во двор, где остановился туристический автобус, украшенный праздничными баннерами. Внутри девять лилипутов скандировали: «С днем рождения!», шампанское лилось рекой, и меня встретила дюжина моих друзей, одетых в платья.

Мы ехали десять минут до одного местечка под названием «Ранчо Семлера». Выйдя из автобуса, я оказался в своем личном фильме Феллини. Два дорожки огня простирались на сотни футов передо мной. Карлики были повсюду, извещая тоненькими голосами: «Добро пожаловать в Томмиленд, добро пожаловать в Томмиленд, хи-хи-хи», попутно разворачивая красную ковровую дорожку между линиями огня. В это время откуда ни возьмись выскочили всевозможные клоуны и акробаты, подбрасывая в воздух конфетти. Я еще даже не был под наркотиками, но чувствовал себя так, будто словил мощный приход.

Памела-укротительница львов повела меня и моих друзей по ковровой дорожке. Впереди нас гигант на ходулях в костюме дьявола прошел через клубок карликов, раздвигая их, как Моисей море. За ним была большая вывеска «Томмиленд» с безумным клоуном на ней. Подойдя к вывеске, я понял, что Памела устроила для меня целый парк развлечений. Там были чертово колесо, американские горки, акробаты в коробках, львы в клетках и генераторы мыльных пузырей. А дальше возвышалась огромная профессиональная концертная площадка с барабанами и другими всевозможными инструментами. Также на сцене стоял мой рояль, который Памела украсила золотыми листами с изображением рыб кои и коваными железными ножками. На вечеринку заглянули гребаный Слэш и ребята из Guns N’ Roses, а также наш друг Бобби из Orgy и его тогдашняя группа Electric Love Hogs. Памела пригласила чуваков из Цирка дю Солей, который мы обожали, и включила на звуковой системе нашу любимую группу Radiohead. Там были всевозможные изысканные блюда, дизайнерские наркотики, танцоры с Таити, балинезийские ударники, светотехника, а также команда с 35-миллиметровой пленкой и отдельным грузовиком, чтобы все это задокументировать. В три часа ночи Памела принесла мне торт с Могучей, мать ее, Мышью, потому что, как вы помните, ему всегда достается красотка, а потом мы все играли в футбол с карликами.

Это была невероятная вечеринка прямиком из ада. Но в конце ночи, когда я был в хлам от наркотиков и алкоголя, на ранчо приехала дюжина машин скорой помощи.

– Что, блядь, происходит? – запаниковал я, схватив Памелу.

– Не волнуйся, – сказала она. – Я арендовала машины скорой помощи, чтобы отвезти всех домой, потому как знала, что гости будут слишком обдолбанными, чтобы садиться за руль.

В семь утра меня принесли в мою спальню на королевских носилках.

Я всегда говорил ей, что однажды, когда я больше не буду играть в рок-группе, а она закончит с актерством, мы откроем компанию по организации вечеринок. Она получала огромное удовольствие от организации безумных, тщательно продуманных вечеринок, которые проходили без сучка и задоринки.

Спустя десять дней Памела сообщила мне, что находится на четвертой неделе беременности. Как же я был счастлив, чуваки. Мы хотели провести естественные домашние роды без лекарств. Никаких страшных больничных ламп и никаких ужасов родильного отделения, когда тебя шлепают по заднице, взвешивают на холодных железных весах и колют иглами. Брэндон Томас Ли родился на свет в 3:02 утра 6 мая 1996 года под тихую музыку, при свечах и под присмотром двух акушерок. Для Памелы это были семнадцать часов родов, а для меня – четыреста сигарет. Слезы хлынули потоком, когда я увидел, как этот человечек вышел из моей жены прямо в той гребаной спальне, где мы его зачали. Это был самый счастливый день в моей жизни, а полчаса спустя я сел за пианино, и песня «Brandon» сама выплеснулась из меня.

Переполненный счастьем, я еще не мог понять, что у всего этого есть обратная сторона. Мы с Памелой так быстро стали родителями, что даже не успели построить прочные отношения. Если взять время, которое занимают родительские обязанности, и приплюсовать время, посвященное карьере, то практически не остается ни одной свободной минуты. Много позже я спросил ее:

– Почему мы не уделяли больше внимания нашим отношениям?

– Мы не могли, – ответила она. – Я была беременна.

Когда вы влюблены в кого-то, то больше всего на свете вам хочется сделать ребенка, который состоял бы из равных частей вас и вашего любимого человека. Но, как только вы это делаете, ваша любовь летит в мусорную корзину. Потому что, родив ребенка, вы создаете себе величайшего соперника, человека, которого ваша жена будет любить больше, чем вас. Если отношения между мужем и женой строятся на определенных условиях (контракты, брачные лицензии, анализы крови), то отношения между матерью и ребенком строятся на безусловной любви. Получив то, чего мы хотели больше всего на свете, – прекрасного мальчика (а вскоре и второго сына), мы обрекли наши отношения на верную гибель еще до того, как они по-настоящему начались.

Кроме того, были и другие факторы, не зависящие от нас. Мы с Памелой ужинали и перелистывали телевизионные каналы, когда наши имена упомянули в какой-то новостной программе. На экране появился чувак из «Тауэр Видео», расставляющий на полках видеокассеты. И мы сразу поняли, о чем шла речь.

За несколько месяцев до этого мы решили отдохнуть и отправились в пятидневное путешествие на лодке по озеру Мид. Как обычно, я взял видеокамеру. Мы не планировали снимать порно, а просто задокументировали отпуск. Мы посмотрели кассету один раз, когда вернулись домой, а потом положили ее в сейф. Сейф представлял собой двухсоткилограммовую громадину, спрятанную под ковром в контрольной комнате моей студии в гараже, где мы записывали часть Generation Swine.

Мы с Памелой провели то Рождество в Лондоне, пока в доме велись кое-какие ремонтные работы. После этого я закончил запись в подвале и демонтировал студию. Когда мы убрали ковер, я увидел лишь пустое место там, где когда-то стоял сейф. Бока и замки были целыми и невредимыми, так что наверняка действовал кто-то изнутри. Ключи были только у моего помощника и строителей, среди которых, если подумать, был электрик, в прошлом порнозвезда, хорошо знающая этот бизнес. Как я понял, они, должно быть, подняли сейф с помощью крана, отнесли его в один из своих домов, где вскрыли или взорвали дверь. Вероятно, они искали там оружие и драгоценности, но в итоге овладели всем личным, что было важно для нас: от семейных реликвий до фотографий.

Я был так напуган, что уволил помощника и натравил адвокатов на строительную компанию. В следующий миг мне позвонил торговец порнухой из компании «Internet Entertainment Group». Он сказал, что купил кассету и собирается транслировать ее в Интернете. Мы попросили адвокатов Памелы направить им письмо-предупреждение, но оно не пришло вовремя. Поскольку эти засранцы схватили нас за яйца, юристы и менеджеры посоветовали нам, что лучший способ минимизировать ущерб – это подписать контракт, в котором говорилось, что мы неохотно разрешим одноразовую трансляцию в Интернете, но при условии, что они не будут продавать, копировать или ретранслировать видео. Вряд ли кто-то увидит видео в Интернете, а мы сможем вернуть кассету и начать все сначала.

Поэтому, как только мы увидели в новостях, что полки в «Тауэр» заполнены, мы поняли, что парень нарушил соглашение и растиражировал кассету, которую, кстати, нам так и не вернул. Я тут же позвонил адвокату, и мы обратились в суд.

Все это происходило в очень трудное для нас время. Мы с Памелой постоянно ссорились. Попытки завести детей, продолжить карьеру, которая нас пожирала, наладить новые отношения и справиться с непрекращающимся шквалом чуши в прессе оказались более сложной задачей, чем мы могли ожидать.

Перед рождением Брэндона между нами прогремела громкая ссора. Когда наш мир начал рушиться, мы стали сверхчувствительны к малейшим изменениям в настроении друг друга. Если один говорил или делал что-то не так, другой кипел от ненависти и обиды. Мы постоянно ссорились из-за пустяков. «Ты маленький эгоистичный ребенок, который не думает ни о ком, кроме себя», – проворчала Памела однажды вечером из-за какой-то мелочи, которую мы раздули до вселенских масштабов. Я уже и не помню, из-за чего был сыр-бор.

– Я не собираюсь об этом говорить, – огрызнулся я в ответ. – Это не имеет никакого значения. Мне надоело тратить наше время на споры.

– Ты никогда не хочешь ни о чем говорить, – негодовала она. – Раньше я думала, что ты такой милый. Ты обманул меня.

И с этими словами она выбежала из дома и отправилась ночевать в свою квартиру. Несколько часов спустя раздался звонок. Я поднял трубку, ожидая услышать Памелу на другом конце. Но со мной заговорил какой-то мужчина. Он представился врачом и сказал, что Памела проглотила полбутылки аспирина у себя дома и потеряла сознание. Ее обнаружила на кровати подруга, которая пришла к ней переночевать и утешить ее. Я поспешил в больницу, хотя передозировка, вероятно, была не столько попыткой самоубийства, сколько просьбой внимания. Но это сработало, потому что я даже не представлял, как сильно на нее влияли наши разногласия.

Чтобы сбить газетчиков со следа, но оставить им хоть какую-нибудь новость, мы выпустили заявление для прессы, в котором сообщалось, что Памела поступила в больницу с симптомами гриппа, но потом выяснилось, что на самом деле она беременна.

Я изо всех сил старался сохранять спокойствие после этой драмы. Но это становилось все труднее на фоне ужасных новостей. Сначала компания «Internet Entertainment Group» начала продавать запись, на которой Памела занимается сексом с Бретом Майклсом из группы Poison. Затем судья по нашему делу о видеозаписях закрыл нам с Памелой все вопросы, касающиеся личной жизни, и разрешил продажу пленки, потому что решил, что ее содержание достойно освещения в печати. Меня это взбесило, потому что я не желаю, чтобы мои дети когда-нибудь увидели у друзей кассету, где их звездные родители трахаются.