Автор книги: Винс Нил
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)
Глава 8
ДЖОН КОРАБИ
Новичок, над которым издеваются старшеклассники, обнаруживает их истинную природу после ночи унижений от рук городских блудниц.
После той пьянки Томми и Никки с головой ушли в завязку, надеясь повторить успех Dr. Feelgood с Бобом Роком в Ванкувере. Они всегда впадали в крайности, золотой середины для них не существовало. Под запретом оказались не только алкоголь и наркотики, но и красное мясо, сигареты и кофеин. Мы весь день пили витамины и по утрам занимались с тренером.
Но неизбежно случались ночи, когда мы срывались с катушек. Первый раз это случилось, когда к нам приехал Снейк из Skid Row. Томми, Никки, Снейк и я пошли в стрип-клуб, а затем в местный бар. Никки, который уже был без сознания, спросил у официантки, сколько стоит «Камикадзе». Она сказала, что три с половиной доллара. Тогда он полез в карман, протянул ей пачку купюр и сказал: «Я хочу “Камикадзе” на все эти деньги».
Через пятнадцать минут подошла группа официанток с девятью подносами «Камикадзе» и поставила их на стол. Мы пили их, пока не нас не начало тошнить, а затем забрались в фургон группы.
– Краб, – начал Томми, – ты когда-нибудь был с проституткой?
– Нет, – запинаясь, ответил я.
– Ну, тогда давай снимем тебе проститутку.
В трезвом состоянии было одно удовольствие находиться рядом с парнями, но, прибухнув, они умудрялись втиснуть столько приключений, хаоса и мерзости в двенадцатичасовой промежуток времени, что хватило бы на целую жизнь. По дороге на Ричардс-стрит, где тусовались проститутки, мы сложили в кучу наши деньги. У меня было сто долларов, у Томми – восемьдесят, у бедного Снейка – шестьсот, а у Никки – двенадцать долларов, оставшихся после его «Камикадзе»-попойки. Мы затащили в фургон четырех очень симпатичных проституток и отвезли их в отель на вечеринку. Томми угостил девушек травкой, Никки достал пару бутылок «Джека», и мы начали отрываться. Томми расстался с Хизер, но все равно хотел позвонить ей и узнать, как дела. «Когда я вернусь, – объявил он, – эта сраная вечеринка начнется по-настоящему».
Через полчаса он распахнул дверь и вошел со спущенными брюками. Он неистово завопил и приготовился наброситься на одну из путан. В этот самый момент одна особенно стервозная проститутка посмотрела на часы и сказала: «С вас еще двести долларов с каждого».
Внезапно вечеринка стихла, и над комнатой повисла мрачная туча, которая появляется всякий раз, когда кто-то упоминает о деньгах.
– Что значит двести долларов? – спросил я.
– Прошел час, а наши расценки – двести долларов в час.
Никки пришел в ярость. Он швырнул бутылку «Джека», та пролетела через всю комнату и разбилась аккурат над стервозной проституткой. Он побежал за ней, угрожая разрезать пополам. Девочки испарились из комнаты быстрее, чем вы успеете сказать «Не уходи в гневе».
Мы остались вчетвером. Проститутки ушли со всей нашей травой и деньгами, а Никки швырнул нашу последнюю бутылку «Джека» в стену. Снейк открыл пиво из мини-бара и покачал головой.
– Чуваки, и что это было?» – спросил он. Затем криво улыбнулся: – Да, плохиши рок-н-ролла, Mötley Crüe и Skid Row, только что заплатили девушкам восемьсот баксов, чтобы тупо поговорить с ними. Жалкое зрелище.
Но я-то еще не знал, что Томми и Никки решили, что вечер еще не окончен. Пока Снейк отвлекал меня светской беседой, они пробрались на кухню отеля и украли пятидесятилитровый чан с томатным соусом. Затем они украли у портье ключ от моего номера, сдернули простыню с моей кровати, покрыли матрас томатным соусом и перестелили кровать.
Вернувшись в свою комнату той ночью, я заметил, что в ней пахнет спагетти, но не придал этому значения. Я откинул простыню, положил руку на кровать, и она во что-то хлюпнула. Я посмотрел на руку – она была покрыта красным, как в фильме «Экзорцист». Однако я был настолько пьян, что подумал: если не обращать внимания на томатный соус, то это каким-то образом покажет Томми и Никки, что они не одержали надо мной верх, – поэтому лег спать прямо в кровать, полную кетчупа.
На следующее утро я оставил целую коробку пирожных у двери Никки и позвонил в звонок. Он открыл дверь, выглянул в коридор, а потом заметил профитроли с кремом. Через час я увидел в коридоре пустую коробку из-под пирожных. Затем в тот же день в спортзале я наблюдал, как он объяснял тренеру, почему чувствует себя слишком вялым, чтобы выполнять упражнения.
После этого с Никки развязалась полномасштабная война. Он водил меня в бар и спаивал, потом, пока я разговаривал с девушкой, брал такси до отеля, заполнял мою замочную скважину клеем и сломанными спичками и возвращался в бар. Когда я напивался, он привозил меня домой и наблюдал в глазок, пока персонал отеля снимал мою дверь с петель, чтобы я мог лечь спать.
В ответ я поставил на дверь Никки надувную секс-куклу с надписью: «Добро пожаловать, морячки» и развесил по всему отелю объявления, приглашая одиноких мужчин в его номер. Тогда Никки пустился во все тяжкие: пока я спал, он потратил несколько часов на то, чтобы приклеить к моей двери целый швейцарский стол с тарелками, салфетками, посудой. Он даже наполнил стакан клеем ПВА, чтобы было похоже на молоко. Затем он облил всю мою дверь лаком для волос, поджег ее, постучал и убежал к себе в комнату. Мик всегда был слишком умен, чтобы кто-то мог его разыграть: он посыпал коридор, ведущий к его комнате, мукой, чтобы отследить следы любого, кто посмеет с ним шутить.
Тот год был, наверное, лучшим в моей жизни. В плане творчества все мы очутились на новой территории, а потому просто глупо и безобидно веселились. Мик никогда не работал со вторым гитаристом, Никки никогда не работал со вторым автором текстов, а группа никогда не писала песни во время джема. Мы не могли дождаться, когда поклонники Mötley услышат то, что мы сделали. Нам казалось, что у нас правда получилось сделать умную пластинку Mötley Crüe с большим количеством комментариев по поводу всего того дерьма, происходящего в мире, начиная с беспорядков из-за Родни Кинга[29]29
Родни Кинг (1965–2012) – чернокожий гражданин США, избиение которого полицейскими спровоцировало массовые беспорядки в Лос-Анджелесе.
[Закрыть] в Лос-Анджелесе и заканчивая вспышкой ярости по поводу цензуры в музыке.
Последняя песня, которую я написал для альбома, называлась «Uncle Jack» и была посвящена моему родственнику, который сексуально растлевал моих братьев и сестер. Как раз когда мы начали запись, его арестовали и обвинили в изнасиловании двадцати детей, и все это он задокументировал фотографиями. Но через два месяца его выпустили из тюрьмы, потому что надзиратели и суд боялись, что другие заключенные убьют его. Как думаете, где он нашел работу, оказавшись на свободе? В католической начальной школе.
Когда мы заканчивали запись, позвонила моя мама и сказала, что его снова арестовали. Пока он преподавал в католической школе, он переехал к одной женщине и двум ее сыновьям, восьми и трех лет. Она работала ночью, а он – днем, поэтому большую часть времени он проводил без присмотра. Спустя всего несколько месяцев женщина, с которой он жил, погибла в автокатастрофе. Вернувшись домой, ее бывший муж обнаружил, что этот парень растлил обоих мальчиков. Я был в ярости, узнав, что он все еще разрушает жизни людей, поэтому Никки сказал: «Почему бы тебе не написать об этом песню?»
Я хотел выпустить песню синглом и пожертвовать деньги центрам для детей, подвергшихся насилию. Мы были готовы изменить ситуацию и показать миру, что Mötley Crüe – это по-прежнему цирк, но цирк с добрым сердцем.
Закончив запись, мы отправились в пресс-тур. Везде, куда бы мы ни приезжали, фанаты бились в истерике. В Милане группа победителей конкурса набросилась на меня и начала отрывать куски моей одежды на сувениры. Я посмотрел на Никки. Он просиял: «Приготовься к этому, Краб. Так будет всегда».
Никки, Мик, Томми и Джон Кораби
Глава 9
ВИНС
Оставшись один-одинешенек, бедный Винс бежит в объятия подружек, домашних животных и актрис прайм-тайма и узнает, что жизнь хороша как никогда.
Это было идеальное время для кризиса среднего возраста. Мне только что исполнилось тридцать, что не назовешь старостью. Но вокруг начали появляться все эти молодые рок-группы, и на их фоне я почувствовал себя динозавром. Кроме того, меня только что выгнали из группы, с которой я провел последние десять лет, и вдобавок ко всему я ушел от жены. С тех пор как мы с Шариз переехали в огромный особняк в Сими-Валли, чтобы растить нашу дочь Скайлар, ссоры между нами участились. Больше всего я запомнил скандал на мой день рождения, когда она застала меня и актера Роберта Патрика болтающими с будущей порнозвездой по имени Ленэй в «Roxy» и ударила меня стаканом по носу, что привело к полному беспределу и закончилось тем, что нас обоих выгнали из клуба.
Я долгое время умолял Дага о помощи. Я рассказал ему о проблемах с браком и о том, что в тридцать лет почувствовал себя пережитком рок-музыки. Я объяснил ему, что мне очень нужна помощь. Если группа обижалась на меня за пропущенные репетиции, я хотел, чтобы они поняли, что они тут ни при чем. Я любил Mötley Crüe и сделал бы для них все что угодно.
Не знаю, рассказал ли Даг группе о нашем разговоре. Потому что после нашей ссоры на репетиции во время потопа Даг позвонил мне домой и сказал: «Группа больше не хочет иметь с тобой дел. Я готов прямо сегодня расторгнуть твой договор, если ты хочешь». Я был ошеломлен. Я ожидал, что за неделю мы остынем, потом мне позвонит Никки, и мы снова начнем работать вместе. Я просто пробормотал «О’кей» и повесил трубку. Я не знал, что еще сказать.
Если бы Даг был не просто подпевалой, он мог бы спасти группу. Все, что ему нужно было сказать, это: «Возвращайся – и давай все обсудим. Мы найдем тебе психолога и поговорим о твоих проблемах». Очевидно, что мое состояние было связано не с алкоголем, а с психическими проблемами, которые приводили к пьянству и пропускам репетиций. Но вместо этого он позвонил, уволил меня и сказал, чтобы я не разговаривал ни с кем из группы. Вот и все. Ну и как я мог поступить после такого обращения? У меня было два варианта: я мог покончить с собой или поехать на Гавайи со стриптизершей и забыть об этом. Я выбрал последнее.
Я схватил первую попавшуюся цыпочку, порнозвезду по имени Саванна, и увез на Гавайи. Она была шикарной платиновой блондинкой с плавными идеальными изгибами. Несмотря на то, что миллион парней дрочили на ее фильмы каждый день, она была крайне неуверенной в себе, словно потерявшаяся маленькая девочка. Когда группа исчезла из моей жизни, я не видел больше причин оставаться трезвым, так что мы прихватили все таблетки и кокаин, которые только могли унести. После четырех дней, проведенных в отеле «Хилтон» на острове Мауи, Саванна приняла слишком много таблеток и рухнула на пол в конвульсиях. Я вызвал скорую помощь и поехал за ней в больницу. Никогда еще не видел, чтобы кто-то выглядел так красиво и невинно, лежа на носилках с передозировкой.
Когда она на следующий день вернулась в отель, мы продолжили там, где остановились, и снова начали зажигать. Но я был старше: мало того, что уже не получалось словить такой сильный кайф, как прежде, так вдобавок я не мог так же быстро прийти в себя. В Лос-Анджелес я вернулся развалиной. Я снова полетел в клинику в Тусоне, чтобы просохнуть. Саванна каждый день присылала мне свои порнофотографии, пока местная «полиция трезвости» не нашла мой тайник и не арестовала меня. К тому времени, когда я закончил лечение, она встречалась с актером Поули Шором.
Несколько лет спустя она попросила меня сопровождать ее на вручении порнопремии «Adult Video News» в Лас-Вегасе. Я согласился, но в последний момент сбежал от нее к другой девушке. Через несколько дней ее нашли мертвой в гараже. В тот день она попала в автомобильную аварию, ее тело было изуродовано, после этого она пошла домой, достала «Беретту» и выстрелила себе в голову. У нее тогда было много других проблем в жизни, и я знал, что причина ее поступка не в том, что я ее подставил, но все равно чувствовал себя ужасно. В отличие от других девушек в ее профессии, она не была охотницей за наживой. Она просто хотела, чтобы кто-то ее любил.
Саванна стала началом моего нисхождения в Голливудский Вавилон[30]30
«Голливудский Вавилон» – книга авангардного режиссера Кеннета Энгера, посвященная скандалам вокруг голливудских знаменитостей.
[Закрыть]. Я не тусовался на этой сцене с тех пор, как мы с ребятами вместе жили в нашей Mötley-хате и правили Стрипом. Мы думали, что находимся на вершине мира, и, хотя это далеко не так, мы были гораздо счастливее в своем неведении. Десять лет спустя Голливуд изменился до неузнаваемости.
Оставив Шариз и Скайлар в нашем доме в Сими-Валли, я переехал к актеру Робу Лоу, у которого была холостяцкая берлога на Голливудских холмах. Мы подружились на вечерних собраниях трезвости для знаменитостей, что, вероятно, было самым банальным местом, где могли встретиться такие парни, как мы. Мы были мечтой бульварных газетенок: плохой парень-вокалист из Mötley Crüe и стильный актер – секс-символ, который засветился на видеозаписи секса втроем с шестнадцатилетней девчонкой. Поскольку Роб и его девушка недавно расстались по понятным причинам, мы двое предавались отборному безумию. Я брал его с собой в «Rainbow», где «угощал» своими фанатками, а он меня – на декадентские вечеринки в огромных особняках на Голливудских холмах и в Бель-Эйр. В нашем доме всегда было полно девчонок, как и в Mötley-хате, с той лишь разницей, что здесь было чище. По выходным я мог играть со Скайлар, в чем нуждался не меньше, чем она, потому что это была моя единственная передышка от водоворота разврата, в который затягивало нас с Робом.
Холостяцкая жизнь Роба закончилась через шесть месяцев, когда в дом вернулась его бывшая девушка. К тому времени я нашел менеджера, Брюса Берда, который отправил меня в студию с рок-музыкантами Томми Шо и Джеком Блейдсом, чтобы написать песню для саундтрека к фильму Поули Шора «Замороженный калифорниец». Я утер нос Никки и Томми, которые говорили, что мне плевать на музыку, ведь они-то за это время так ничего и не выпустили. Я помнил об этом оскорблении, когда подал на них в суд, требуя 25 процентов от их будущей прибыли и 5 миллионов в качестве возмещения ущерба. По словам моих адвокатов, это был джентльменский поступок.
Мой юрист также заключил для меня сделку на 4 миллиона долларов с Warner Bros. Мо Остин, глава компании, сказал:
– Знаете, что мы должны сделать? Мы должны взять Винса и другого нашего рок-пацана, Дэвида Ли Рота, и объединить их в группу.
– Но, папа, – запротестовал его сын Майкл. – Они оба вокалисты.
Я все еще не знал, куда себя деть. У меня не было дома, и я еще не собрал настоящую группу. Поэтому переехал в роскошный отель «Бель Эйдж». Там мне разрешили припарковать три моих «Феррари», «Роллс-Ройс» и мотоцикл (я же говорил, что у меня кризис среднего возраста) и предоставили полный доступ к их ресторану «Dyagilev» в нерабочее время.
Поскольку все равно постоянно тусовался и пил, я решил, что с таким же успехом могу делать это в собственном клубе. Поэтому мы с приятелями купили занюханный ночной клуб в Беверли-Хиллз под названием «Bar № 1» через дорогу от отеля. С одной стороны помещения находился пятизвездочный ресторан, а с другой – бар и танцпол. Папарацци всегда караулили знаменитостей у входа. Очень скоро я забыл о Mötley Crüe, ведь жизнь в «Bar» била ключом.
Это было отличное место для встреч с разными людьми. Я ужинал с Сильвестром Сталлоне или целовался с Тори Спеллинг и Шеннен Доэрти в отдельной задней комнате. Я впервые посмотрел «Унесенные ветром» с Шеннен у себя дома, потому что в фильме она должна была играть роль Маргарет Митчелл, автора книги, хотя все, о чем я мог думать, – это о том, чтобы засунуть свой член ей в задницу: мы лежали на диване, и моя штуковина была практически в ней. В итоге мы стали хорошими друзьями, и я позволил ее мужу Эшли Гамильтону, с которым она прожила пять месяцев, играть в нашем клубе. После Шеннен у меня было несколько свиданий с Ванессой Марсил из «Главного госпиталя».
Мы пошли смотреть «Отверженных» или что-то в этом роде. Потом я встретил в баре супермодель Кристи Тарлингтон и отвез ее в Лас-Вегас на открытие казино. Там я случайно столкнулся с Томми Ли, и мы вроде как кивнули друг другу и обменялись улыбками. В то время Кристи сидела у меня на коленях, и я учил ее играть в рулетку, но из этого ничего не вышло, потому что я так набрался, что потерял сознание, и друзьям пришлось нести меня в номер.
Как только я вернулся в Лос-Анджелес, в «Bar № 1» мне повстречалась актриса Памела Андерсон. Оказалось, что ее брат помыл несколько моих спортивных машин, потому что у него была своя служба автоклининга. В то время Пэм снималась в сериале «Большой ремонт» и пригласила меня на наше первое свидание, чтобы глянуть выступление Тима Аллена. Как и я, Памела тогда много с кем встречалась. Я снимал клип на свою сольную песню «Can’t Have Your Cake» и вставил Памелу в видео вместе со Скайлар и тремя девушками, с которыми встречался в то время, хотя никто из них об этом не знал. Наверное, я пытался донести мысль о том, что иногда можно и рыбку съесть, и косточкой не подавиться, хотя скоро жизнь научила меня, что так не бывает. После нескольких свиданий со мной Памела переключилась на Брета Майклса из Poison, а я пустился в секс-разгул.
В свежем номере «Плейбоя» главная красотка номера поделилась своей мечтой: «Когда-нибудь я хочу выйти замуж за рок-звезду». В том же месяце Хью Хефнер проводил ежегодную вечеринку «Сон в летнюю ночь», на которую все должны были прийти в одежде для сна – нижнее белье для девушек, халаты для мужчин. Я надел шелковый халат и трусы-боксеры и поехал на вечеринку на своей «Феррари Тестаросса». Миссия проста и понятна – я пришел на вечеринку, нашел ту красотку и сказал: «Я твоя рок-звезда».
Она была одета в белое кружевное боди с чулками и выглядела невероятно. Она посмотрела на меня и улыбнулась.
– Ну же, мы теряем время, – продолжил я. – Пойдем отсюда.
Мы покинули вечеринку и отправились в «Bar № 1», не снимая постельного белья. К концу вечера она так набралась, что полуголой плясала на бильярдном столе. Я отвез ее обратно в отель и попытался затащить в свой номер. «Нет, – кричала она. – Сначала я хочу прокатиться на “Феррари”». Я вздохнул и дал ей ключи. Она выехала из отеля на Сансет, затем повернула на юг на бульвар Сан-Висенте. Поворачивая на Фаунтин, она внезапно дала по газам. Я думаю, она хотела посмотреть, как быстро сможет разогнаться тачка, но это нельзя делать, когда вписываешься в поворот. Машина прокрутилась на 360 градусов и врезалась в грузовик, пересекавший перекресток. Грузовик отбросил машину на северную полосу Сан-Висенте, а моя звезда номера пересралась от страха и попыталась скрыться. Ей удалось проехать пару метров, прежде чем она врезалась в фургон, который стал финальным штрихом в разрушении моей «Феррари».
Она вылезла из машины в одном нижнем белье и, пошатываясь, пошла к обочине. Я подбежал к ней, посмотрел на дым, поднимающийся от кучи металлолома, который когда-то был предметом моей гордости и радости, и начал проклинать ее на чем свет стоит, стоя на улице с развевающимися на ветру трусами. Она разревелась и плакала до тех пор, пока не появилась полиция и не увезла ее в тюрьму за вождение в нетрезвом виде. Она выглядела сногсшибательно на кожаном заднем сиденье полицейской машины, в наручниках, в нижнем белье, со спутанными светлыми волосами и размазанным макияжем на лице. Другая полицейская машина отвезла меня обратно в «Бель Эйдж». Я переоделся, внес за нее залог, привез ее обратно в отель и наконец-то занялся сексом. События той ночи настолько сблизили нас, что мы еще некоторое время встречались, и я узнал, что на самом деле она не из тех девушек, которые уничтожают все, к чему прикасаются. Она лишь уничтожала все, что принадлежало мне.
На фоне всего этого хаоса я быстро и безболезненно записал свой первый альбом Exposed на Record Plant. Стив Стивенс из группы Билли Айдола играл на соло-гитаре (он только что покинул группу с Майком Монро из Hanoi), Викки Фокс из Enuff Z’Nuff – на ударных, Дэйв Маршалл – на ритм-гитаре, а на басу играл Робби Крейн, который раньше работал звукооператором порнофильмов. В конце концов я уволил Фокса и нанял Рэнди Кастилло, сумасшедшего длинноволосого рокера, который, с тех пор как приходил на мои грязевые вечеринки с девочками, сделал себе репутацию, играя с Motels и Литой Форд, а совсем недавно Томми свел его с Оззи Осборном.
Пока я работал над барабанными треками с продюсером Роном Невисоном, раздался неожиданный телефонный звонок: мой менеджер Брюс попал в больницу с аневризмой мозга. За то короткое время, что мы провели вместе, я успел полюбить Брюса как отца. Мы с Роном пошли в ближайший бар, хорошенько выпили, рыдая друг у друга на плечах, а затем отправились в больницу, чтобы навестить его. Мы приехали слишком поздно: он был мертв. Когда наш общий друг Берт Штайн узнал о случившемся, он предложил помощь, пока я не найду нового менеджера. Он никогда не прекращал заниматься моими делами, и вместе мы пережили столько мрачных дней и утрат, что хватило бы на несколько человеческих жизней.
Когда я вернулся в студию, кто-то привел Джанин Линдмалдер, порнозвезду со студии фильмов для взрослых Vivid Video, с которой я начал встречаться и позже снял в одном из моих видео. Я встречался с каждой моделью, которая появлялась в моих сольных клипах.
Как только мы закончили работу над альбомом, я привез ее и мою подружку, которая была «Любимицей месяца» журнала «Пентхаус», на Гавайи, чтобы отпраздновать это событие. Одна из девчонок взяла с собой видеокамеру и тайком сняла наши ночные кувыркания. После поездки я больше не видел ни одну, ни другую девушку, пока спустя несколько месяцев не поехал в Палм-Спрингс. Там я увидел эту парочку, и они теперь встречались друг с другом. Это я их свел. Вы удивитесь, как часто такое случается.
Я уже и забыл про этих двоих, пока много лет спустя, после утечки домашнего видео с Памелой и Томми, моя кассета вдруг не появилась на рынке. Я подумал, что Джанин продала ее, потому что у меня никогда не было копии. Я был зол на нее, но воздержался от иска или публичного обращения, потому что не хотел привлекать еще больше внимания к секс-видео. И хорошо, что ничего не предпринял, потому что позже узнал от распространителя кассеты, что запись слила другая девушка. Это стало понятно, когда я посмотрел видео – ее лицо было размыто.
После Палм-Спрингс я начал посещать клуб под названием «Jeans and Diamonds», куда ходили и байкеры, и модели. После этого я решил, что «Bar № 1» должен провести подобный вечер. Мы уговорили «Егермейстер» спонсировать мероприятие и пригласить «Егереток»[31]31
«Егеретки» – шоу-герлз, нанятые специально для того, чтобы привлекать посетителей баров к продукции «Егермейстера».
[Закрыть]. Я никогда раньше не пробовал «Егермейстер», поэтому не представлял, насколько он крепкий. Я не помню почти ничего из того, что произошло той ночью: я каким-то образом вышел на улицу, сел на свой «Харлей» и поехал по тротуару к дверям клуба. Там было полно народу, и, когда я завел мотоцикл и выехал на танцпол, колеса выскользнули из-под меня, мотоцикл ударился об пол и врезался в ряд столиков. Я рухнул на спину и потерял сознание.
Очнувшись, я испытал боль, стыд и благодарность за то, что никого не укокошил, в том числе себя. Мне кажется, я раньше никогда еще не был таким неуправляемым под воздействием алкоголя. Я лежал в постели, обливался потом и блевал два дня подряд от алкогольного отравления. Это положило конец моему кризису среднего возраста. Я больше не мог вести себя подобным образом. Мне нужно было повзрослеть и принять тот факт, что я взрослый человек, у которого есть обязанности, хотя, разумеется, это не означало, что я не могу подурачиться время от времени.
Я съехал из «Бель Эйдж» и купил собственный дом, огромный готический особняк под названием «Морская усадьба» в Малибу. Мне не только было необходимо уехать из Голливуда, но также найти местечко, которое бы понравилось Скайлар. Ей никогда не нравилось навещать меня в Голливуде. Я оборудовал для нее комнату в доме с маленьким столом и детским компьютером. Ей нравилось бывать там, и каждое утро она вытаскивала меня из постели на пляж, где мы строили замки из песка высотой с нее и часами рассказывали истории о королях, королевах и рок-звездах, которые в них жили.
В тишине Малибу я сколотил новую группу для продвижения Exposed. Альбом занял тринадцатое место в поп-чартах, и мы отправились в первое турне, играя на разогреве у Van Halen. Унизительный опыт, потому что я уже сто лет как не играл на разогреве, а также потому, что я гастролировал с группой, которая заменила вокалиста и неплохо себя чувствовала. Сэмми Хагар, который заменил Дэвида Ли Рота, быстро стал моим хорошим другом, и мы договорились, что будем пить «Камикадзе» перед моим выступлением и «Маргариту» – перед его. В итоге он оказался в невыгодном положении, потому что всегда был пьян перед выходом на сцену.
После того как мы наши с Van Halen пути разошлись, я отправился в самостоятельное турне по клубам, что еще более унизительно, потому что я не играл в таких маленьких местах со времен Rock Candy. Теперь, когда я был соло, мне приходилось давать все интервью, писать все песни, составлять сет-листы, заниматься маркетингом, утверждать все иллюстрации и вообще разбираться со всем, что только можно. Этот альбом и гастроли научили меня большему, чем все время работы с Mötley, вместе взятое. Но этот каторжный труд быстро вымотал меня, и при первой же возможности я вернулся в уют Малибу и Скайлар.
Этот дом был самым роскошным местом, в котором мне доводилось жить: винтовая лестница располагалась в центре здания и проходила через центр, увенчанный куполом из витражного стекла. Короче, идеальная декорация для порнофильма, поэтому я начал сдавать его в аренду для съемок порнофильмов и фотосессий «Пентхауса», когда дочери не было дома. После этого я мог встречаться с моделями. Жизнь вернулась в то время, до того как я встретил Шариз и изображал из себя мини-Хью Хефнера. Я постоянно приглашал приятелей, мы расслаблялись и наблюдали за процессом съемки. Если съемочная группа была клевой, мы устраивали пляжные вечеринки, и к нам заглядывали такие соседи, как Джон Ловитц и Чарли Майнор.
На одной из съемок «Пентхауса» была визажистка по имени Алексис, которая также работала на больших съемках «Плейбоя». Она показывала мне снимки, и у меня по телу пробежал холодок, когда я увидел модель с обложки апрельского номера «Плейбой». Она была худой, светловолосой и с большими сиськами. Этого было достаточно. «Я должен встретиться с этой девушкой», – сказал я Алексис.
Алексис не могла ничего обещать, потому что девушка была актрисой из Палм-Бич. Но вскоре она приехала в город и остановилась в особняке «Плейбоя». Она позвонила мне, представилась Хайди Марк и сказала, что может пойти со мной на свидание в тот вечер, но должна вернуться пораньше, чтобы успеть на фотосессию в семь утра. Я заехал за ней в особняк и отвез ее на день рождения друга. Меня поразило, что Хайди не испытывала отвращения, глядя на то, как мы бросаем стодолларовые купюры в стриптизерш, словно конфетти. Ей нравилось это зрелище. Она была мальчиком-сорванцом, запертым в теле куклы Барби. После этого я предложил отвезти ее обратно к Хефу, но она сказала:
– Мне не нужно туда возвращаться. С тех пор как Хеф женился, особняк стал похож на дом с привидениями.
– А как же фотосессия в семь утра? – спросил я.
– Я вроде как придумала это на случай, если ты мне не понравишься, – улыбнулась она.
Мы поехали ко мне домой, и она осталась у меня на неделю, пока ей не пришлось уехать в Орландо на съемки шоу «Гром в раю».
Наше второе свидание состоялось на Багамах. Майкл Питерс, владелец сети стриптиз-клубов «Pure Platinum», стал моим хорошим приятелем. Когда мы записывали сингл «Girls, Girls, Girls», я сыграл для него песню в его «Ламборгини», и он пообещал, что она будет звучать каждый час в каждом клубе, которым он владеет, и он держит свое слово по сей день. После недели, проведенной с Хайди в Лос-Анджелесе, мы с Майклом отправили пятнадцать девушек – каждая проносила пакетики с кокаином в любом отверстии, куда могла их спрятать, – на двух реактивных самолетах бизнес-класса в место под названием «Ураганная дыра», где у него была пришвартована тридцатиметровая яхта и имелась съемочная группа, готовая задокументировать наш оттяг. На третий день я катался по заливу на гидроцикле с полуголой блондинкой на заднем сиденье, когда случайно взглянул в сторону пляжа. Там на груде багажа, сложив руки на груди, сидела девушка, которая показалась мне очень знакомой. Это была Хайди. Я забыл, что она приехала в тот день. В прорыве возбуждения я толкнул блондинку локтем и сбил ее с заднего сиденья гидроцикла, а затем помчался к пляжу. Я подумал, что если она увидит, что я приехал один, то решит, что блондинка топлесс – это просто обман зрения.
После нескольких дней общения с обнаженными женщинами на яхте Майкла Хайди решила, что, если мы хотим построить хотя бы что-то похожее на здоровые отношения, нам нужно найти уединенное гнездышко. Поэтому мы переехали в дом, принадлежащий Майклу, и использовали его как любовную хижину, пока через несколько дней мой гидроцикл не налетел на коралловый риф. Я перелетел через кораллы, сломав о них два ребра.
Довольно быстро наши отношения превратились в череду катастроф. После Багам Майкл решил подлизаться к отцу Хайди. Он нашел адрес офиса ее отца в Палм-Бич и прислал ему кучу атрибутики из своих стрип-клубов «Doll House», «Pure Platinum» и «Pure Gold»: все, от футболок до порнографических видео с девочками. Он так долго варился в этом бизнесе, что решил, будто любой настоящий мужик рад получить его стриптизерские подарки. К сожалению, он не знал, что отец Хайди адвокат по разводам, а ее бабушка работала у него секретаршей. Когда старушка открыла подарок, у нее случился припадок. В довершение всего Майкл вложил в посылку записку следующего содержания: «Дорогой Джон, спасибо тебе за воспитание такой замечательной девочки. С любовью, Майкл». Вся семья Хайди решила, что она встречается с Майклом. Когда они прочитали в местных газетах, что Майкл арестован за наркотики, отмывание денег и нарушение лицензии на продажу спиртного, они почти отреклись от нее. Единственный положительный момент в этой ситуации заключался в том, что родственники Хайди почувствовали облегчение, когда узнали, что она встречается со мной.
С окончанием холостяцкой жизни я ушел из «Bar № 1»; мои партнеры открыли единственный стрип-клуб, получивший лицензию на деятельность в Беверли-Хиллз, – «Beverly-Club». Но теперь я больше времени проводил с Хайди в ресторане «Moonshadows» в Малибу, где тусовались Фрэн Дрешер, Гэри Бьюзи и Келси Грэммер. Все стало возвращаться на круги своя, кроме моей почты: раз в неделю я получал желтый конверт, в котором была фотография, где мы с Хайди лежали у бассейна или в постели. Я думал, что нас преследует ревнивый поклонник, пока Хайди не рассказала мне, что ее бывший жених полицейский из полиции нравов и посылал вертолеты управления по борьбе с наркотиками шпионить за нами. Я воспринял это как предупреждение и смыл весь кокаин, который смог найти в доме.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.