Текст книги "100 великих зарубежных писателей"

РЕНЕССАНС

ФРАНСУА ВИЙОН
(1431 или 1432 – после 1463 до 1489)

У Вийона два биографа: он сам и правосудие. Сам он преступал закон и писал стихи, а правосудие занималось прозой его преступлений. Так, меж Сциллой и Харибдой он и провел свою жизнь. С одной стороны, отточенный, как нож, стих, с другой – уголовные дела. Вопреки мнению, гений и злодейство сошлись в одном лице. Оставим гения человечеству, но такой ли уж он был злодей? На дворе Франции смута, разор, голод. Только что закончилась Столетняя война. Все дороги «большие», и на них две категории граждан – разбойники и их жертвы. Разбойников судили судьи, среди которых разбойников было не меньше, чем на дороге. Суд скорый – не на свободу, так на виселицу.

Искать истину бесполезно: нельзя полностью доверять ни судебным документам той поры, ни стихам поэта. Хотя до поры до времени верили Вийону, отдавшему последние свои монеты трем замерзающим голодным сиротам. Поколения читателей принимали это за чистую монету, и филологи роняли слезу умиления, пока не открыли, что «маленькими сиротами» были три парижских ростовщика.

Тем не менее, отфильтровав муть правовых актов и «автобиографических» стихов, в сухом остатке все же можно получить хотя бы канву жизни поэта.

Родился Вийон недалеко от Парижа между 1 апреля 1431 и 19 преля 1432 г. Его настоящее имя – Франсуа из Монкорбье, сеньории в провинции Бурбоннэ (или Лож).

В восемь лет Франсуа потерял отца. Мать не смогла оставить его при себе, и мальчика усыновил его родственник капеллан Гийом де Вийон, настоятель церкви св. Бенедикта, которая стала для Франсуа родным домом и школой, где он изучил все необходимые науки.

Поступив в 1443 г. на подготовительный факультет Парижского университета, через шесть лет Вийон получил диплом бакалавра, затем стал лиценциатом, а летом 1452 г. – магистром свободных искусств. С этой степени можно было начинать делать карьеру, но в крови юноши было слишком много гормонов, а пирушки, драки, столкновения с властями, пытавшимися ограничить права и вольности университета, были неотъемлемой частью студенческой вольницы. От «шалостей» студентов иногда трясло всю столицу. Одну из них Вийон изобразил в бурлескном «романе», до нас не дошедшем. Речь в нем шла о борьбе за межевой знак, каменную глыбу, которую школяры Латинского квартала дважды похищали и перетаскивали на свою территорию. Разгорелся нешуточный скандал, в котором приняло участие множество народу. Стражи порядка избили и арестовали студентов, но руководство Сорбонны решительно взяло их под свою защиту, и «героев» освободили.

В этот период Вийон стал завсегдатаем парижских таверн и притонов. Его там любили и за пронырливость, и за озорные стихи. Он стал своим среди воров, мошенников, проституток, привлекших его своим темпераментом и могучим ритмом жизни, о котором даже не подозревали в других слоях общества. Вийон и сам мастерски воровал окорока и бочонки вина, недаром приятели прозвали его «отцом-кормильцем».

В эти же годы он имел несколько учеников, которых обучал, надо полагать, школьной премудрости.

Бестию и задиру правосудие, уже наслышанное о нем, не тревожило, пока в уличной стычке он не ранил священника Сермуаза. Приревновав к Вийону общую знакомую, клирик первым затеял драку прямо на паперти церкви и ножом рассек ему губу. На другой день Сермуаз от раны умер, перед смертью простив соперника, о чем осталась официальная запись. Франсуа, не искушая судьбу, тут же подал два прошения о помиловании и скрылся из Парижа в Шеврез, а затем Бурла-Рен, где нашел утешение в объятиях аббатисы монастыря Пор-Рояль.

Через полгода Вийона помиловали, и он вернулся в Париж. Перед Рождеством 1456 г. поэт собрался поехать в Анжер к королю Сицилии и Иерусалима Рене Анжуйскому Доброму, чтобы стать его придворным поэтом. Перед этим он написал маленькую шутливую поэму – «Лэ», впоследствии названную «Малым Завещанием», где отписал свое более чем сомнительное «имущество» различным горожанам.

Поскольку на поездку ко двору Его Величества нужны были деньги, которых у Вийона никогда не было, он вместе с тремя сообщниками (сам он стоял «на стрёме») ограбил казну теологического факультета Наваррского коллежа и, получив свою долю, 120 золотых экю, покинул Париж. В своей поэме Франсуа предусмотрительно позаботился об алиби, изобразив дело так, будто его в странствия гонит неразделенная любовь. Преступление было обнаружено лишь через три месяца и еще через два – раскрыты имена его участников.

Судя по всему, путешествие Вийона в Анжер закончилось ничем – при дворе короля хватало своих поэтов, и он вынужден был около четырех лет скрываться в провинциях Берри, Орлеане и Дофине. Понятно, что скрывался поэт не в высшем обществе, хотя какое-то время он и находил приют при дворах феодалов и даже самого герцога Карла Орлеанского – талантливого поэта. Там он сложил знаменитую «Балладу поэтического состязания в Блуа»:

 
От жажды умираю над ручьём,
Смеюсь сквозь слёзы и тружусь играя.
Куда бы ни пошёл – везде мой дом,
Чужбина мне страна моя родная,
Я знаю всё, я ничего не знаю.
Мне из людей всего понятней тот,
Кто лебедицу вороном зовёт.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду,
Нагой, как червь, пышнее всех господ,
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
 

Вийон везде был не ко двору, нигде не уживался. Тогда же он обратился с поэтической просьбой о вспомоществовании к герцогу Бурбону. Тот пожаловал поэту от своих щедрот шесть экю.

Семь баллад, написанных в те годы Вийоном, красноречиво свидетельствовали о ближайшем его окружении. Язык, на котором они были написаны, уже через полвека никто не понимал, поскольку это был воровской жаргон.

Летом 1461 г. за очередное преступление поэт оказался в епископской тюрьме городка Менсюр-Луар, где с ним сурово обошелся епископ Орлеанский Тибо д'Оссиньи и даже расстриг его, как бродячего жонглера (клирик Вийон не имел права заниматься этим сомнительным искусством). Из застенков Вийон вышел 2 октября по случаю проезда через Мен только что взошедшего на престол короля Людовика XI.

Какое-то время поэт скрывался в окрестностях столицы, поскольку дело об ограблении коллежа еще не было забыто. Друзья и родственники добились для него условного помилования. Для острастки Вийона пять дней подержали в сырой камере, откуда выпустили под письменное обязательство возместить свою долю награбленного.

На свободе Франсуа пробыл недолго. Когда он оказался замешанным в уличной драке, повлекшей за собой ранение папского нотариуса, его отправили в тюрьму Шатле и без долгих околичностей за «сумму заслуг» приговорили к повешению. Вийон подал прошение о помиловании.

В тюрьме поэт создал свое лучшее произведение «Завещание», впоследствии названное «Большим». В поэму он включил баллады и стихотворения, написанные в разное время и по разным поводам. Самая знаменитая – «Баллада-молитва Богородице», которую Франсуа вложил в уста своей матери. А лучшей, без сомнения, является «Эпитафия», более известная под названием «Баллада повешенных». Из поэмы, пронизанной смертной тоской в ожидании виселицы, переполненной ненавистью к своим тюремщикам, жгучей обидой на женщину, посмеявшуюся над ним, воспоминаниями о голодных днях, кладбищах, приютах и притонах Парижа, предстают картины немилосердной жизни и позднего Средневековья, и самого поэта.

Доследование установило невиновность Вийона, и 5 января 1463 г. парижский парламент заменил смертную казнь десятилетним изгнанием из города. Поэт подал в суд прошение («Балладу суду»), в котором просил предоставить ему три дня отсрочки исполнения приговора. Суд смилостивился, и запись об этой отсрочке – последнее имеющееся свидетельство о жизни Франсуа, далее история хранит молчанье.

Достоверно известно, что в 1489 г., когда в свет вышло первое издание стихов Вийона, напечатанное парижским издателем Пьером Леве, их автора уже не было в живых.

Следующая редакция сборника появилась в 1532 г. За полвека Вийона переиздали 32 раза, что для XV–XVI вв. было неслыханно.

Поэтом восхищались Ф. Рабле, Ж. Лафонтен, Н. Буало, Ж. Мольер, П. Бомарше, Т. Готье, П. Беранже, П. Верлен, Ш. Бодлер. Вийона делали героем своих произведений Р. Стивенсон, Ф. Карко, в России П.Г. Антокольский и др. Среди его переводчиков на русский язык был Н.С. Гумилев. Один из наиболее признанных русских переводов – И.Г. Эренбурга.

ФРАНСУА РАБЛЕ
(ок. 1494–1553)

«Дело не в том, чтобы быстро бегать, а в том, чтобы выбежать пораньше», – сказал Рабле и сочинил роман «Гаргантюа и Пантагрюэль».

Однажды его направили из Ватикана со срочным посланием королю. В Лионе у него кончились деньги, а ни у кого не спросишь – миссия была тайной. Тогда он объявил, что желает поделиться с местными медиками новостями медицины из Италии. Врачи явились. Рабле просветил коллег, а потом, прикрыв двери, прошептал: «Есть старинный итальянский рецепт безошибочного яда – лучшее средство, чтобы извести монарха-тирана и всю его семью». Врачи в ужасе покинули помещение. Через час арестованного Франсуа, как страшного государственного преступника, мчали в Амбуаз прямо к Франциску I, чем изрядно позабавили и самого короля и весь его двор. Тюремщики, прокатившие мэтра за свой счет, удалились, а Рабле был удостоен королевского обеда.

Родился будущий писатель предположительно в 1494 г. Его отец Антуан Рабле был адвокатом, владевшим в Ладевиньере, что под Шиноном (провинция Турень) загородным домом. У Франсуа было два старших брата и сестра. Мать умерла рано, и в девять лет отец отдал его учеником во францисканский монастырь Сейи. Оттуда Рабле перешел в монастырь де ла Бомет, затем в кордельерское аббатство в Фонтенеле-Конт, где он постригся в монахи в возрасте 25 лет.

Монашеская жизнь, невежество и фанатизм, праздность и разврат монахов дали Рабле бесценный материал для его будущего романа. Сам он все это время с жаром изучал иностранные и древние языки и право, вел переписку со знаменитым гуманистом Гийомом Бюде. Монахам было тошно глядеть на «умника», который к основной заповеди францисканцев «есть, пить и спать» добавил еще и «учиться». А всякая «ересь» типа греческого языка вообще приводила их в бешенство. Они не раз обыскивали его келью и изымали греческие книги, пока Рабле не ушел из монастыря в Пуату, где сблизился с настоятелем монастыря бенедиктинцев в Майезе – аббатом Жоффруа д'Эстиссаком, ставшим на долгие годы его покровителем.

В качестве секретаря д'Эстиссака несколько лет Рабле провел в разъездах по Франции, посетил ряд университетов, познакомился с поэтом К. Маро, богословом Ж. Кальвином, Эразмом Роттердамским.

С разрешения архиепископа Рабле начал заниматься ботаникой и медициной и вскоре отправился в университет города Монпелье. Первое появление Франсуа на древнейшем в Европе медицинском факультете пришлось на день публичной защиты диссертаций по лекарственным растениям. Новичок пробился к кафедре и своими познаниями о различных травах настолько поразил собравшихся, что ему тут же присвоили без защиты степень бакалавра, предложив не только учиться, но и вести вводный курс комментариев к Гиппократу и Галену.

Студент-преподаватель совмещал учебу с лекциями, после которых разыгрывал с друзьями комедии и фарсы, устраивал вечеринки; выпускал в свет учёные сочинения и «альманахи»; практиковал как врач.

Однажды его, как самого находчивого спорщика, направили в Париж убедить канцлера Франции Дюпрэ не отменять ряд привилегий университета. Попасть к тому было не просто. Рано утром канцлера разбудили громкие голоса за окном. Выглянув на улицу, он увидел толпу, шумевшую вокруг человека в странном одеянии. Дюпрэ послал слуг узнать, что этому человеку надо. «Сдиратель коры с коров», – доложили те. Заинтригованный Дюпрэ велел узнать, что этот «сдиратель» в столь удивительном одеянии делает в центре Парижа. Рабле ответил на латыни. Послали за школяром, знающим латынь – тот ответил по-гречески. Послали за знатоком греческого – ответил на древнееврейском. Послали за раввином – он уже говорил по-испански, потом по-немецки, потом по-английски. Дюпрэ наконец велел ввести полиглота в свои покои. Тут Франсуа по-французски изложил суть дела. Канцлер, плененный умом и находчивостью собеседника, удовлетворил просьбу университета. Знал бы он, что миссионер вскоре станет не только выдающимся медиком, юристом, филологом, археологом, натуралистом, богословом, но и великим писателем ранга Гомера и Данте!

Вскоре Рабле оставил университет и переехал в Лион, где получил должность врача местного госпиталя, переполненного больными: до двухсот человек в одной палате, иногда по нескольку больных на одной постели. Помимо врачевания Рабле занимался наукой и вовсе крамолой: на лекции анатомировал труп повешенного. Перевел на латынь и опубликовал «Афоризмы» Гиппократа. Здесь же он напечатал и первую книгу своего романа под псевдонимом Алкофрибас Назье (анаграмма его имени и фамилии), которую тут же запретили теологи Сорбонны. Однако Рабле не унялся и к августовской ярмарке 1534 г. выпустил вторую книгу.

Однако вскоре октябрьской ночью в Париже и других городах Франции на стенах домов появились плакаты против папы и католической церкви. Запылали костры. Сорбонна настаивала на запрете книгопечатания. Многие из друзей Рабле были изгнаны либо ожидали приговора. Рабле благоразумно скрылся, а через полгода пристал к свите епископа Жана дю Белле, направлявшегося в Рим за кардинальской шапкой.

В Ватикане Рабле испросил у папы Павла III отпущения грехов за самовольное оставление монастыря и снятие монашеского одеяния. Ему отпустили грехи и разрешили заниматься врачебной практикой. Увлекшись археологией, Рабле выпустил книгу об античных памятниках «вечного города».

Получив должность каноника в монастыре Сен-Мор-де-Фоссе, Рабле пробыл там недолго и стал работать врачом и читать курсы анатомии в разных городах страны.

22 мая 1537 г. в Монпелье Рабле получил высшее ученое звание – доктора медицины. Тогда же ему дали королевскую привилегию на издание своих книг во Франции.

Через 12 лет молчания Рабле выпустил в Париже третью книгу романа – правда, не ко времени. Друга Рабле гуманиста и издателя Этьена Доле за еретические деяния повесили, а труп сожгли на площади Мобер. Рабле бежал за кордон, в Мец. Не сосчитать число его побегов и возвращений, но, главное, они позволили ему выжить, написать и издать роман. Ну а третью книгу теологи встретили с еще большей яростью.

Вскоре умер Франциск I. На престол вступил его сын Генрих II, во всем стремившийся походить на отца. Он также дал Рабле разрешение на печатание его книг.

Во время очередной поездки в Рим Жан дю Белле взял с собой Рабле. Проезжая через Лион, писатель передал местному издателю пролог и одиннадцать глав четвертой книги. В Ватикане балагур Рабле прослыл не просто прекрасным лекарем, но и стал всеобщим любимцем.

Через год Рабле возвратился во Францию – к вящей радости целого лагеря его врагов. «Безбожнику среди псов и свиней», похоже, была уготована участь Этьена Доле. Хорошо, покровитель Жан дю Белле позаботился о нем, подыскав ему приход в Медоне в провинции Турень. Правда, обязанностями священника мэтр себя особо не утруждал.

Настало время европейской известности Рабле. Научный мир признал его как выдающегося медика, а его роман стал книгой № 1. Ограждая книгу от нападок теологов, писатель переиздал ее в 1542 г., смягчив наиболее острые пассажи.

Четвертую книгу писателя парижский парламент тут же приговорил к сожжению, а на самого Рабле посыпались доносы. Писатель распустил слух, что он якобы арестован и посажен в тюрьму, и продолжил писать пятую книгу, но завершить ее не успел – умер от болезни сердца 9 апреля 1553 г., оставив завещание: «Я ничего не нажил и у меня много долгов. Все остальное раздайте бедным». А напоследок добавил: «Закройте занавес, фарс сыгран. Иду искать великое "Быть может"». Перед смертью он снял с себя священнический сан.

Рабле был похоронен на кладбище церкви Св. Павла.

Современники шутили: «В преисподней теперь весело: Рабле и там насмешит». Надо сказать, что и на этом свете его книга вызывает не всегда утонченный, а подчас утробный смех. Мэтр так высоко задрал планку сатиры, что впоследствии с ней совладал, пожалуй, один лишь Д. Свифт. Не без помощи «медонского кюре» мир сегодня смеется надо всем на свете, в т. ч. и над святынями. Но это уже не вина Рабле, а наша с вами беда.

Пятая книга появились в 1562 г.

У Рабле не было прямых подражателей, его гуманистический энциклопедизм сумел воспроизвести в иной форме лишь М. Монтень. Вместе с тем Рабле оказал огромное влияние на Ж. Мольера, Ж. Лафонтена, А. Лесажа, Ф. Вольтера, Ж. Рихтера, О. Бальзака, А. Франса, Р. Роллана…

Классический перевод романа на русский язык сделал Н.М. Любимов.

МИШЕЛЬ МОНТЕНЬ
(1533–1592)

Лень и любознательность сделали его зрителем, а усердие и ум одним из главных действующих лиц эпохи. Он так и жил, внутренне чураясь всяких жизненных крайностей, а наружно достойно принимая удары судьбы. Эти две жизни Монтеня, внешняя и внутренняя, имели и две биографии: обычную – в рамках границ Франции и его жизни и вторую – литературную, претерпевшую бесконечное расширение в пространстве и во времени благодаря его «Опытам», проложившим дорогу новому литературному жанру – эссе. Бесспорно, вторая превзошла первую.

Больше всего философ любил, удалившись в башню родового замка, читать в подлиннике латинских авторов. Терпеть не мог праздности и пороков. Страшно боялся расточительности. Его отвращала всякая жестокость – от затравливания зайца собаками до поджаривания живьем человека на костре. Против пыток он протестовал во весь голос, будучи главным, если не единственным борцом с «инстинктом бесчеловечности». Самыми важными обязанностями человека Монтень считал обязанности по отношению к самому себе и сам жил по Платону: «Делай свое дело и познай самого себя!»

А еще он был чистоплотным человеком. В пору, когда чума и холера уносили миллионы людей, считавших, что зараза проникает в них с водой через поры, воды боялись не меньше самой чумы. Люди не мылись, не умывались годами, а то и всю жизнь, выливая на себя тонны одеколона, дабы слово «вонь» заменить изящным синонимом «запах». Монтень, не боясь осуждения в вольнодумстве (а мыться водой считалось именно «вольнодумством»), мылся.

Какова же «земная» биография писателя и философа?

Мишель Эйкем де Монтень родился 28 февраля 1533 г. в фамильном замке близ Бордо. Его отец, участник итальянских войн Пьер Эйкем (получивший аристократический титул «де Монтень» в конце XV в.), был влюблен в Древнюю Грецию и Рим, занимал различные выборные должности, исполнял обязанности мэра Бордо. Мать – Антуанетта де Лопез происходила из семьи зажиточных арагонских евреев.

Монтень получил блестящее образование. До шести лет его наставником был отец, считавший латынь единственно нужным ученому и поэту языком. Учителем Мишеля был немец, не владевший французским языком. Он и слуги общались с мальчиком исключительно на латыни.

В 6 лет Мишеля отдали в школу, затем в Гийеньский коллеж. В 21 год, закончив изучение античных авторов, философии и права в Тулузском университете, Монтень получил судейскую должность. Несколько раз ему пришлось участвовать в военных походах. Затем он занял приобретенную отцом должность королевского советника Бордоского парламента и прилежно исполнял ее 12 лет.

Значительную роль в формировании внутреннего облика Монтеня сыграла дружба с политическим мыслителем, поэтом и гуманистом Этьеном де Ла Боэси, автором знаменитых «Рассуждений о добровольном рабстве». Ранняя смерть Ла Боэси в 1563 г. нанесла тяжелый удар Монтеню.

В 1565 г. писатель женился на Франсуазе де Шассань; невеста принесла ему солидное приданое. Брак был по расчету, и Монтень (особенно с возрастом) охотно общался с дамами, готовыми поддержать беседу без всякой корысти.

После смерти отца он получил в наследство родовое поместье и отказался от государственной службы. В башне замка он организовал прекрасную библиотеку и все время посвящал чтению и литературному труду.

Варфоломеевская ночь (1572) подтолкнула его к сочинению первых эссе. «Опыты» пришли во время смуты. Именно в эти годы, когда Франция раздиралась на части, когда в ней царили несчастья и хаос, Монтень чувствовал себя цельным и гармоничным, счастливым и радостным.

В 1577 г. Монтень перенес первый приступ мочекаменной болезни, а спустя три года отправился лечиться на воды – в Германию и Италию, заодно побывав в Австрии и Швейцарии. Плодом этого путешествия стал «Путевой дневник», опубликованный только в 1774 г. В Риме «Опыты» рассматривались цензурой курии, а Монтень был принят папой. Первые две книги «Опытов» были опубликованы в 1580 г. в Бордо; второе издание – в 1582 г.

Писатель был лицом не публичным, хотя судьба не раз вытаскивала его из экзистенциальных глубин на шумный базар жизни. Тяжелейшие дни начались в 1582 г., когда он был назначен на двухлетний срок мэром Бордо. Сделав попытку уклониться от почетной (но бесплатной) обязанности, он вынужден был подчиниться воле короля. В первом слове Монтень сказал бордосцам: вряд ли я сгожусь, господа, на этой должности, поскольку беспечен, беззлобен, не честолюбив, не скуп, не жесток, не тверд и памяти у меня никакой. Правда, проявил себя он на этом посту с небывалой энергией, практически в одиночку защищая права слабых и тех, кто «живет только случайными заработками и в поте лица своего». Даже короля он в письмах упрекал в корыстолюбии и избирательности его правосудия, в потворстве сильным в ущерб народу.

Прошло два года, и в разгар гражданской войны католиков и гугенотов, когда крови лилось, во всяком случае, больше, чем воды, его назначили на новый срок. Монтень употребил весь свой ум, такт и дипломатические способности на то, чтобы гасить страсти и не допускать смертоубийства. Оказавшись меж двух огней, меж двух партий и меж двух враждующих королей Франции – бывшим и будущим, католиком Генрихом III и протестантом Генрихом Наваррским, он сумел поддерживать с обоими дружеские отношения. При этом «мэр и Монтень всегда были двумя разными людьми, четко отмежеванными один от другого».

В должности мэра Монтень ограждал интересы королевской власти, препятствуя поползновениям обоих противоположных лагерей прибрать город к рукам. Король Генрих II и вельможи уважали его здравомыслие и терпимость, его несговорчивость и неуступчивость еще и потому, что Монтень был приятным исключением из «обоймы» градоначальников – он не сделал свою почетную должность прибыльным ремеслом.

В Бордо Монтень принял наследника престола, Генриха Наваррского, и заслужил его расположение. В дальнейшем он решительно поддержал принца в борьбе за корону, видя в нем единственного крупного политика той эпохи, способного покончить с феодальной раздробленностью страны и религиозными войнами. Будущий Генрих IV пригласил его к себе, но Монтень отказался, решив остаться «независимым».

По окончании срока служения на посту мэра, совпавшего с эпидемией чумы, Монтень с облегчением сложил с себя нелегкие обязанности.

Жизненный опыт первой половины 1580-х гг. вошел в «Опыты». Внеся в первые две части более 600 добавлений, Монтень написал третью и опубликовал книгу в 1588 г.

В том же году судьба свела Монтеня в Париже с молоденькой Мари де Гурне, восторженной почитательницей его трудов. Она стала Монтеню приемной дочерью и в 1595 г. выпустила посмертное издание «Опытов».

В жизни судьба не раз испытывала философа: в путешествиях его и обманывали, и грабили; он пережил пожар, чуму, смерть детей, на склоне лет в качестве заложника отсидел несколько дней в Бастилии.

Последние годы жизни писателя мучили камни в почках, подагра, ревматизм, но он старался поддерживать активный образ жизни. Умер Монтень близ Бордо 13 сентября 1592 г. во время мессы.

Популярность Монтеня давно перешагнула границы Франции. «Опыты» явились бездонным кладезем, из которого черпали идеи Ф. Бэкон, Ш. Монтескье, У. Шекспир, Б. Паскаль, Ж. Лафонтен, Р. Декарт, Д. Дидро, Ж. Руссо, Ларошфуко, Ж. Мольер, П. Корнель, Ж. Расин, Ф. Ницше.

Эссе были переведены на русский язык в XVIII в. А.С. Пушкин, А.И. Герцен и особенно Л.Н. Толстой чрезвычайно высоко ценили их. В XX в. Монтеня переводили А.С. Бобович, Ф.А. Коган-Бернштейн и Н.Я.Рыкова.