Текст книги "Сокровища Третьего Рейха. Судьба похищенных шедевров"

Глава восьмая,
в которой мы узнаем, что произошло после того, как Виктор Балдин легкомысленно вывез из-под Берлина чемодан с коллекцией рисунков, и почему антикварам не удалось вернуть картину в Австрию

В предыдущей главе мы узнали:

– как немцы грабили Францию

– и пикантные подробности того, как рейхсмаршал Геринг собирал свою коллекцию.

Рассказывает директор Центра имени Грабаря Алексей Владимиров: «В 57-м году в наш реставрационный центр – так тогда назывались Государственные центральные реставрационные мастерские – по распоряжению Министерства культуры поступила большая партия картин и скульптур из Горьковского художественного музея.

По документам удалось установить, что в Горьковский музей они поступили как дар 49-й армии Белорусского фронта, которая проходила севером: Бобруйск, Белосток, Берлин. На основе этой армии был создан Горьковский военный округ. Они подарили Горьковскому музею все художественные ценности, которые подобрали в городе Райнсберг (севернее Берлина) после взятия этого города.

Большая часть вещей происходит из Венгрии и, как нам удалось потом установить по каталогам, принадлежала довольно небольшому кругу венгерской аристократии, такой «новой» аристократии – буржуазии. За исключением нескольких графов, все остальные – еврейские бароны. Это еврейские коллекции.

После советского времени, наверное, мы были первыми, кто сказал, что к этому надо вернуться, потому что памятники искусства, кому бы они ни принадлежали, должны быть гласными.

Венгры сами вышли на это собрание по простой причине: когда-то Яношу Кадару, во времена Брежнева, подарили из нашей коллекции семь вещей. Мы их отреставрировали, подготовили к отправке и отдали. Вся остальная коллекция осталась у нас, и она у нас на правах временного хранения, потому что, в принципе, ее главным владельцем является Нижегородский художественный музей. Руководство музея очень долго вело переговоры, и мы нашли такой компромисс: 32 картины и 8 скульптур из этой коллекции выставили в Нижегородском художественном музее.

Коллекция очень разнокачественная: там были просто антикварные вещи, которые у нас в магазине продаются. И там было несколько очень крупных и интересных в художественном отношении вещей, которые мы в 98-м году отдали на временное хранение, и сейчас они находятся в экспозиции Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, у Ирины Александровны Антоновой. Они входят в экспозицию как обычные экспонаты, это Эдгар Дега «Обнаженная около ванны», это Эдуард Мане «Портрет женщины с собачкой» (уже потом мы узнали, что это Мария Лоран с моськой) и самая главная, конечно, и самая интересная вещь – большая композиция Франсиско Гойи, называется «Праздник»».

Сегодня на вещи из частных коллекций венгерских евреев претендует Всемирный еврейский конгресс. Надо прямо сказать – никаких юридических оснований у него нет.

Интересно, что, когда мы предложили нескольким еврейским организациям сотрудничество в розыске утраченных коллекций, мы ни от кого не получили даже ответа.

Что странно…

«Приблизительно с 95-го года, – продолжает Владимиров, – в России начала работать совместная российско-венгерская комиссия по вопросам реституции. Эта комиссия уже три года не работает и ничего не выясняет. Потому что вначале, когда к власти пришли ярые леваки, они начали требовать возврата, а потом поняли, что, собственно, их-то музей, национальный, состоит на одну треть из этих вещей, которые нужно вернуть бывшим владельцам. Но они схитрили, они написали, что это – на временном хранении, бывшее собрание Хатони, никто не может предъявить иск, потому что все Хатони вымерли».

В новом законе России о реституции культурных ценностей в отношении венгерской коллекции, о которой рассказал Алексей Владимиров, имеются два основания.

«Первая оговорка, – продолжает Владимиров, – нужно вернуть пострадавшим нациям – цыганам и евреям. Вторая оговорка – беспрекословно надо вернуть церковным общинам их ценности, вывезенные туда-сюда, мы этой оговоркой пользуемся, когда говорим о каких-то своих вещах. Венгерская сторона была воюющей стороной; она подпадает под этот закон. Но это – частные вещи, тем более евреев. И с другой стороны – религиозные действующие организации. А вот то, что Шарашпатанскую библиотеку надо вернуть, – это однозначно, и наши все знают, но уже третий министр никак не может решить этот вопрос».

Шарашпатанская библиотека принадлежит древнему венгерскому монастырю и была вывезена Советской армией при освобождении Венгрии от фашизма.

«Более того, – волнуется Владимиров, – никто их (книги. – В. А.) даже не может прочитать, они или по латыни написаны, или на старовенгерском языке, который даже венгры уже не знают».

И только совсем недавно, в январе 2006 года, Госдума наконец приняла решение вернуть Шарашпатанскую библиотеку монастырю. Среди книг – весьма ценные издания, самое старое из которых датируется XV веком и является одним из первых образцов книгопечатания. На всякий случай за счет венгерской стороны это древнее издание было скопировано и теперь хранится в нижегородской библиотеке.

Помня о том, где ныне находятся некоторые картины из так называемой венгерской коллекции, мы отправились в музей им. А. С. Пушкина. Директор музея Ирина Александровна Антонова абсолютно уверена: «Не мешало бы вспомнить и в Германии, и в других странах, какое огромное количество художественных ценностей, во-первых, было спасено, абсолютно спасено, потому что они бы просто погибли или были бы разграблены. Все это было спасено тогда Советской армией, и, больше того, – они были возвращены в своей большей части. Ведь с Дрезденской галереи сняли даже табличку, на которой было написано, что в свое время это было спасено Советской армией и возвращено в Дрезден. Ее не существует, и новые поколения не знают об этом, они не знают, что более 700 картин вернулись, вся Дрезденская галерея была возвращена».

Мы побывали в залах, где размещены картины из венгерских коллекций. При этом Ирина Александровна очень беспокоилась, что о наличии картин из Дрезденской галереи в этих же залах, приобретенных музеем у частных лиц, – упаси боже! – станет известно общественности. Однако картины эти открыто демонстрировались в музее, а при выходе из музея мы совершенно свободно приобрели каталог той самой выставки венгерской коллекции всего за один рубль.

Оказывается, этот каталог продается уже в течение десяти лет. И мировая общественность о наличии этой коллекции давно оповещена.

А теперь вернемся в Бремен и посетим всемирно известный музей Кунстхалле. Рассказывает главный хранитель музея Анна Ревер-Канн: «Все немецкие музеи в начале войны получили приказ эвакуировать свои произведения искусства в разные места. Картины из Бременского музея, например, были эвакуированы на юг. Небольшие картины и рисунки были отправлены в замок Карнцов неподалеку от Берлина. Они были упакованы в специальные оригинальные боксы, по которым можно опознать их принадлежность к Бременскому музею.

Когда война закончилась, в мае 1945 года, этот замок был разграблен как немецкими крестьянами, так и русскими солдатами. Находившиеся там произведения искусства крали по отдельности и целыми собраниями. Бременскому музею удалось многое либо получить назад от крестьян, либо купить на черном рынке, обычно за 10–15 процентов их рыночной стоимости».

Виктор Балдин вошел в имение графа Кенигсмарка вместе с частями Советской армии. Хозяева имения были еще на месте, и, когда их спросили, не нужна ли им какая-то помощь, они заявили, что никакой помощи от русских не желают. Очень скоро хозяева уехали, и замок был практически предоставлен в полное распоряжение солдат. Как рассказывает Виктор Балдин, накануне отправки на родину в одной из подвальных комнат солдаты нашли «какие-то рисунки», о чем ему, считавшемуся художником (перед войной Балдин окончил Московский архитектурный институт), и сообщили. Балдин быстро понял уникальную ценность рисунков и легко определил музейную принадлежность (штамп Кунстхалле Бремена присутствовал), о чем сразу же и доложил начальству. Но начальнику штаба было не до рисунков – отчаянно не хватало машин для вывоза людей.

В страшной спешке, ночью, Балдин вырезал рисунки из роскошных паспарту тяжелого бристольского картона и сложил их в огромный трофейный немецкий чемодан.

Вместе с армией Балдин добирался до Бреста месяц, попутно выменивая и покупая у солдат рисунки из того же подвала: особой популярностью пользовались обнаженные женские фигуры. А за голову Христа кисти Дюрера он отдал новые хромовые сапоги. Конечно, Балдин совершил довольно легкомысленный поступок, за который ему пришлось долго расплачиваться. И не только ему. Поступок, который привел к длительному выяснению отношений между музеями, государствами, парламентариями, Генеральной прокуратурой России и даже вызвал необходимость обмена мнениями президента и канцлера. Лучше бы Балдин в своем чемодане привез часы, браслеты, золотые украшения, ковры, стулья, шкафы, радиоприемники и все такое, что советские солдаты везли из Германии.

Три года Балдин хранил чемодан с сокровищами под кроватью в своем кабинете в Загорске, где работал реставратором. А в 1948 году передал свой уникальный трофей – 362 рисунка и две картины – в дар Государственному музею архитектуры. Музей, конечно, тоже не знал, что с этим делать. Затем Балдин написал письмо товарищу Клименту Ефремовичу Ворошилову с изложением событий и просьбой найти пути возвращения коллекции в Бремен. Нетрудно догадаться, что никакого решения принято не было. Кроме того, его самого хотели исключить из партии, а за что – долго никто внятно сформулировать не мог, но все обошлось. В 1963 году Балдин стал директором этого музея, где и проработал 25 лет. Все эти годы Балдин писал: Брежневу, Лигачеву, Горбачеву… И все делали вид, что никакой коллекции у нас не было и нет. И все оставалось на своих местах, пока не наступили годы перестройки и вдруг обнаружилось, что коллекция эта есть и что она выставлена в Эрмитаже. Сложилась ситуация, когда все были готовы дружить с Германией, отдать им часть собрания, потому что другую часть немцы хотели оставить в знак благодарности за сохранность коллекции и ее реставрацию. И были предложены даже очень выгодные варианты – что отдать, а что оставить. Переговоры прошли на самом высоком уровне, и уже было получено согласие свыше.

Вдруг на сцену выступила наша бдительная Государственная дума. И устами бывшего министра культуры Николая Губенко было заявлено, что никогда Россия не отдаст не то что эти рисунки, а вообще ничего, что было привезено Советской армией из Германии. И чтобы коллекцию не успели передать каким-нибудь тайным образом, была поставлена в известность Генеральная прокуратура. Прокуратура с чувством исполненного патриотического долга немедленно все запретила. А 29 марта 2003 года в Бремене должны были торжественно открыть выставку возвращенной коллекции. Но вывоз и выставку отменили. С тех пор сотрудники Бременского музея с трепетом рассказывают о той части коллекции, которую они ожидают. Они хорошо помнят, как приезжал капитан Балдин, как они вместе мечтали о том времени, когда коллекция займет свое место в залах Бременского музея.

Балдин стал почетным гражданином Бремена. Умер он в 1998 году, но проблема осталась. И она требует своего решения.

«Мы знаем иногда, где находятся наши бывшие произведения искусства, – продолжает Ривер-Канн. – Например, свыше ста – в Пушкинском музее, в Москве. Сами мы их не видели, но нам рассказывала об этом госпожа Антонова. Другая часть находится в Эрмитаже». Одним из самых стойких противников возврата ценностей является директор музея имени А. С. Пушкина Ирина Антонова. Она абсолютно уверена, что Бременский музей никогда не получит назад свою коллекцию: «Я уверена в том, что мы никому ничего не должны, имея в виду последствия войны. Нам – должны, мы – нет».

Но вряд ли так просто удастся решить эту проблему, где каждая из сторон считает себя правой.

Категорически протестуя против передачи коллекции в Бремен, Губенко заявил: «Я напомню, что 22 июня немцы пришли к нам не васильки собирать, а нанесли жесточайший ущерб. Мы Германии ничего не должны».

На что министр культуры Михаил Швыдкой ответил: «В число этих 27 миллионов погибших входят и мои братья и сестра, а отца изуродовали под Сталинградом. Тем не менее я твердо знаю, что наша сторона вошла в цивилизованный мир и мы не должны пользоваться тем, что нам по праву не принадлежит».

В дело вмешался и президент Путин. Выслушав обе стороны, он мудро решил отложить до времени решение этой горячей проблемы.

Свою позицию излагает директор Эрмитажа Михаил Пиотровский: «Мы проводили переговоры с коллегами из Бремена, и разговор был о деле же. Шла речь о том, что 20 вещей остается России, остается Эрмитажу, ну, как некий добрый жест, компенсация и так далее. Там рисунки Дюрера, которых у нас нет. Там картина Гойи, небольшая картина и не в очень хорошем состоянии, но Гойи у нас практически тоже нет, у нас один портрет, очень сильно переписанный. Если бы разговор был открытый, все заинтересованные лица знали, можно было бы говорить: «Это – правильное решение, неправильное, дележка – правильная, неправильная». Может быть, вообще ничего не отдавать, но не было бы в любом случае скандала и обострения отношений. Получилось обострение отношений внутри России, вокруг России, в Германии со многими кругами Германии. Надо быть максимально открытыми, это, в общем-то, правда. Открытость – это самая лучшая политика, я думаю. Самая сложная, но все равно она дает большие результаты. Скажем так, точнее: откровенность – лучшая политика».

Своя и очень твердая точка зрения у Екатерины Гениевой, директора Российской библиотеки иностранной литературы: «Немецкий народ, он не виноват в том, что и Сталин, и Гитлер – они были военными преступниками. Не виноваты ни Дюрер, ни псковские иконы. Ну не виноваты они в этом! Значит, нам, людям, которые вынуждены вот это наследие как идею и как факт принять, нам надо уже с этим что-то делать».

Канцлер Шредер в 2002 году, ссылаясь на дружбу (вероятно, с Путиным), робко выразил надежду, что до конца 2003 года проблема будет решена.

Прошли годы, и в феврале 2005 года Анатолий Вилков, контролирующий в Минкульте перемещение культурных ценностей, пообещал, что во второй половине года часть балдинской коллекции будет возвращена Германии. В России останутся 20 произведений, которые немецкая сторона согласилась оставить в качестве компенсации. Это – приблизительно четверть всей коллекции. А через день министр Александр Соколов выразил надежду – и даже уверенность! – что ничего этого не будет.

Пару лет тому назад в библиотеке иностранной литературы имени Рудомино состоялась удивительная выставка. Там были представлены картины из частных коллекций. Авторы – очень известные художники, а вот владельцы этих картин свои имена на всякий случай скрыли. Выставка продолжалась два часа, после чего хозяева быстренько развезли картины по домам.

Рассказывает искусствовед Карина Дмитриева: «Проблема частных коллекций и личных трофеев в настоящее время наиболее животрепещущая. Это связано не только с тем, что на антикварном рынке стали появляться произведения искусства со штампами Дрезденской галереи, Магдебургского музея или Венской академии художеств. Но и с тем, что наши коллекционеры впервые, может быть (пример – Логвиненко), предъявили эти произведения искусства широкой общественности, объявили о том, что они владеют ими. И до нашей выставки, которая прошла в мае 2002 года в стенах библиотеки иностранной литературы, ничего подобного не происходило, то есть выставок таких в мире, наверное, и не было. Это – единственная выставка, которая прошла в России».

На этой выставке была представлена и картина голландского мастера Рахели Рейсх (XVII век) «Букет цветов в стеклянной вазе».

Мы приехали на Арбат, в одну из антикварных лавок, где хозяева рассказали нам интереснейшую историю. Начал антиквар Алексей Геллер: «Показ работ на этой выставке произвел эффект разорвавшейся бомбы, потому что буквально сразу же по окончании на нас обрушилась масса звонков и встреч с представителями немецкого посольства, австрийского посольства, адвокатских контор из Германии».

Его коллега Вадим Задорожный продолжает: «Попытка высветить эти вещи из частной коллекции как раз возбуждает, может быть, другого рода интерес и другого рода подход к выявлению, поиску, показу и праву на существование этих вещей. Потому что судьба этих вещей – я повторяю и много раз буду говорить – это судьба заключенных, которые не по своей вине, может быть, даже благодаря, на мой взгляд, не совсем правильной кампании со стороны культурных ведомств нашей страны и стороны, безусловно, западной, эти вещи – заключенные».

«Ценности из Венской академии художеств хранились недалеко от Вены в аббатстве, – дополняет Вадима Алексей Геллер. – Советские войска расположились в этом аббатстве на постой. И, как утверждают австрийцы и немцы, ограбили хранилище. Пропало какое-то количество работ, в числе которых и была картина Рахели Рейсх.

Все наши попытки подойти ближе к решению, хотя бы частично, данного вопроса окончились таким очень забавным провалом. Мне лично позвонил полномочный министр Австрийской Республики в России Георг Хандел и попросил о встрече. Мы встретились, и он предложил мне выступить посредником между владельцем и Венской академией художеств, попытаться найти пути возврата этой картины. Мы были очень довольны и сразу все согласились. Состоялись несколько встреч, результатом которых был приезд в Москву госпожи Тэрнек из Венской академии художеств, адвоката правительства. Мы ей показали эту работу еще раз, она убедилась, что это – именно та работа, потому что картина эта – парная. Одна осталась в Венской академии, вторая числилась до последнего времени пропавшей во время войны. К сожалению, и в Германии, и в Австрии действует правило выкупа своих же вещей, непонятно откуда оно появилось, – 10 процентов от рыночной стоимости, что, естественно, не устроило владельцев. Мы им предложили поучаствовать здесь в некоммерческих культурных проектах на сумму, запрашиваемую владельцем, чтобы это было с моральной точки зрения приятней, от чего они отказались, то есть переговоры зашли в тупик. Было несколько приездов, и в конце концов вещь поменяла владельца, и мы уже не смогли с новым владельцем договориться о продаже. Как только мы заявили, что переговоры по этому вопросу прекращаются не по нашей вине, появилась публикация в «Арт ньюспейпер» о том, что в Москве торгуют награбленными культурными ценностями из Германии и Австрии. В том числе назвали наши имена, хотя корреспондент звонил перед публикацией нам, и Вадим объяснял нашу позицию по этому вопросу, тем не менее нас выставили в неблаговидном свете».

«Когда нам все время говорят, – волнуется Вадим, – что эти вещи вывозились из Германии и были «украдены» – и именно слово «украдены» особенно популярно, – мы всегда говорим: эти вещи везли и сохраняли офицеры, интеллигентные солдаты, но они везли их мимо сожженных русских деревень, разграбленных городов, храмов, мимо миллионов разрушенных, разбитых исторических памятников. Они не просто приходили сюда, поэтому понять состояние этих людей, их чувства – это тоже большое искусство. И эти вещи возвращались не просто как «украденные вещи»… Мое ощущение, что давно пора эти вещи узаконить и уже потом решать вопрос о возвращении той или иной вещи: продавать, менять – как угодно, но они должны выйти из подполья».

Затем Вадим Задорожный бережно развернул уникальную китайскую картину на шелке: «Этот замечательный свиток разворачивать надо очень бережно, потому что он находится в крайне ветхом состоянии. Это 6 метров удивительного, красивого рисунка. Этот свиток, один из самых первых известных и описанных свитков в Европе, был подарен в 1740 году немецкому императору. На нем стоит печать кабинета германского императора. Это шестиметровое панно, которое рассматривалось на столе. На этом панно в миниатюре рассказано о жизни традиционного китайского города.

На нем есть всё. Это светлый, очень необычный свиток. Видимо, этот подарок мог как-то вкратце объяснить, что же представляет Китай того времени и каким можно его увидеть через эту миниатюру. Свиток попал к одному из коллекционеров, он любезным образом передал его нам, чтобы показать, и я думаю, что эта вещь не просто достойна изучения, она достойна того, чтобы жить открыто в одном из наших музеев, выставляться во всяком случае…»

В заключение антиквары показали нам подлинную акварель Адольфа Гитлера. Милые сердцу фюрера окрестности родного Линца. На обороте значится, что акварель была реквизирована НКВД в Киеве у владельца Глущенко и отправлена в спецхран, что не помешало ей перейти в частные руки. Имя нынешнего владельца не сообщается. Очевидно, что из спецхрана эта акварель попала к нему не совсем законным путем. Впрочем, как и многое другое.