Текст книги "Звезда по имени Виктор Цой"

Январь 1989 года. «Кино» в Дании

Еще осенью 1988 года в Москву приехали двое датчан, представлявших молодежное движение Next Stop. Это движение возникло в Дании в 1987 году, когда 65 молодых датчан поехали в США и около ядерного полигона в Неваде стали пропагандировать идеи мира и выступать против испытаний ядерного оружия.

Первые контакты Next Stop Sovjet с советскими независимыми организациями относятся к февралю 1988 года. Предполагалось наладить широкое общение активистов общественного движения и людей с общими интересами в рамках программы народной дипломатии.

Было ясно, что надо разрушать железный занавес между Европой и СССР. Советским людям, равно как и датчанам, хотелось понять, как же живут за границей. И как ни странно, хотя движение было по сути экологическое, в СССР почти во всех регионах оно приняло ярко выраженную антивоенную направленность.

Йон Кальдан, активист Next Stop Sovjet:

«В Дании у нас было движение молодежное такое Next Stop. Мы хотели, чтобы прекратили испытывать все это ядерное оружие. Это была, конечно, весьма наивная идея, но из нее получилось вот такое вот движение. Мы захотели разрушить железный занавес. Мы хотим Next Stop Sovjet, мы хотим в Советский Союз. Поскольку я знал русский язык, я пригласил еще одного своего друга, тоже рок-музыканта, игравшего панк-рок, очень такой тяжелый. И вот я его пригласил и сказал: „Давай поедем в Советский Союз, посмотрим, что у них там есть“. И мы приехали в Москву, осенью 1988 года, попали там на концерт в „Лужниках“, на концерт памяти Башлачева. Второй там играла группа „Кино“ и, когда мы ее услышали, мы сказали: это что-то! Мы поняли, что отсюда мы можем взять вдохновение. Мы решили энергию этой музыки донести до Дании. Когда мы вернулись в Данию, мы стали думать, как мы можем пригласить группу „Кино“ в Данию, чтобы наши друзья и знакомые познакомились с такой группой. Но это был Советский Союз. И стали думать. Решили, нужно устроить концерт в помощь чему-то. И когда возникла эта идея: в Армении случилось землетрясение. И мы подумали: если мы пригласим „Кино“, чтобы помочь жертвам землетрясения, то, может быть, их выпустят, может быть, они приедут. Был найден информационный повод для выезда „Кино“ за рубеж».[189]189
  Из интервью Й. Кальдана – Е. Глюкк. 2008 год.


[Закрыть]

И вот 12 января 1989 года группа «Кино» отправилась в Данию, в Христианию, где выступила на фестивале Next Stop Sovjet, собиравшем средства в помощь пострадавшим от землетрясения в Армении. В такой момент Цой не мог остаться в стороне.

Йон Кальдан:

«У нас были знакомые в Москве, мы обратились к ним и все получилось. „Кино“ приехало в Данию зимой 1989 года. Место проведения концерта в Копенгагене мы нашли быстро, это было такое большое пространство, очень красивое, там озеро. Это были бывшие военные казармы, оккупированные хиппи, и вот там был большой концертный зал. Мы рассчитывали, что придут жители Копенгагена, а пришли все любители рок-н-ролла. Зрителей было порядка четырех тысяч человек. Люди танцевали, пели, кричали, все были в восторге.

В моем восприятии Цой был такой серьезный, жесткий, и музыканты его все в черном, мрачные, казались очень нелюдимыми. Но когда я познакомился с ними ближе, я ощутил нежность, которая проглядывала в лирике Цоя. На следующий день Цой играл для совсем маленькой тусовки, и я сделал несколько фотографий.

Денег у нас на оплату гостиницы для „Кино“ не было, и мы разобрали музыкантов по домам. И вот я остался с Виктором. И все четыре дня, которые они были в Дании, мы с ним были вместе, подружились. Мы сидели с ним, болтали, с ним было очень легко. У остальных тусовки были, клубная жизнь ночная, а мы сидели, разговаривали, стихи читали и прочее. Он напевал что-то… Мне повезло, во всяком случае. Мы с ним катались на велосипеде, ходили в гости к хиппи, пробовали курить коноплю и вообще все попробовали. Ходили на рынок, покупали разные фрукты-овощи…

Для него это было спокойное времяпровождение, и, как он сам мне потом сказал, ему было очень приятно бродить по Копенгагену, столице Дании, где его никто не знал. Тогда в СССР он уже был звездой и ходить по улицам ему было уже трудно. Его узнавали, а тут никто не знал. И я помню, что даже в мелочах Цой показал себя как спокойный, хороший человек, который очень увлекался жизнью. И совсем он был не замкнутый, скорее наоборот.

Помню, как на рынке Цой столкнулся с явлением Запада – с порнухой. Ему стало интересно, он захотел купить журнал, посмотреть. Купил, посмотрел, и у нас был завтрак: бананы, помидоры, селедка и порнуха, даже фотография сохранилась. О художестве мы с ним не говорили, у нас было очень много дел с концертом. Я до сих пор испытываю чувство гордости за то, что я показал Дании Цоя».[190]190
  Там же.


[Закрыть]

Юрий Белишкин:

«В Дании был большой зал. Ангар тысячи на две-три. Такое рок-н-ролльное место. Там не было сидячих мест, все стояли».[191]191
  Из воспоминаний Ю. Белишкина.


[Закрыть]

После концерта музыканты дали интервью местной радиостанции на английском языке.

Из интервью Виктора Цоя:

«Землетрясение в Армении подвело нас к черте, стоя на которой рождается мысль о невозможности жить по-прежнему. Это был предел, призывающий исправлять то, что наворочено за всю историю. А иначе – я не знаю, что может случиться».[192]192
  http://www.kinoman.net


[Закрыть]

Георгий Гурьянов:

«В Дании концерт был у нас. Я хорошо помню. Это был первый наш выезд за рубеж. Первый выезд в капстрану, выход в западный мир. Как раз мы записали альбом „Звезда по имени Солнце“ и поехали в Данию. Там был какой-то фестиваль, играть нужно было в каком-то загоне буквально. Сыграли мы там круто. Есть запись, правда, плохая, но можно смотреть. Дали там жару. Аудитория была большая. Больше, чем потом во Франции и в Италии. Там был такой интересный момент: оператор, снимавший этот концерт, подобрался совсем близко ко мне и в какой-то горячий момент у меня обрушился „том“ и полетел прямо в объектив камеры. Прямо как у группы The Who. Но вообще мне в Дании не понравилось. Похоже на Таллин. Было разочарование».[193]193
  Из интервью автору – 2012 год.


[Закрыть]

Виктор Цой:

«Мы ездили в Данию. И только потому, что там проводились концерты в фонд Армении. Им нужна была для концертов какая-нибудь русская группа, они выбрали группу „Кино“. Тут отказаться было уже трудно, хотя, скорее всего, я бы отказался при других условиях».[194]194
  Из интервью Виктора Цоя.


[Закрыть]

2–5 февраля 1989 года. «Кино» в Алма-Ате

В начале февраля «киношники» отыграли семь концертов в Алма-Ате.

Виктор Цой:

«У нас очень много предложений, но мы выбрали Алма-Ату, потому что я очень полюбил этот город. Мы вообще очень мало гастролируем. Лучше больше времени отдавать работе над деланием музыки, чем над ее исполнением».[195]195
  Из интервью Виктора Цоя газете «Ленинская смена» (Алма-Ата). 1989 год


[Закрыть]

Юрий Белишкин:

«Прилетаем, смотрим: ни одной афиши в городе. Спрашиваем организаторов: „В чем дело?“ А они показывают в офисе пачки афиш, которые уже не нужны, потому что, поставив лишь один щит, они продали три Дворца спорта».[196]196
  Из воспоминаний Ю. Белишкина


[Закрыть]

Из воспоминаний:

«Я был в Ленинграде всего три раза. В тот последний приезд (1983 год) я не был связан определенной программой и просто шатался по улицам, дворам, заходил во дворы, рюмочные. В одной из них я познакомился со странным человеком по прозвищу Кость. С собой у него была гитара и бутылка портвейна. Потом мы сидели в грязном сквере и он играл свои песни, обещал познакомить с друзьями-музыкантами, говорил, что Боб – его друг, но он знает парня покруче, а фамилия его – Цой. Но уже через час Кость был готов, и я еле доволок его до дома – жуткой коммуналки в каких-то трущобах неподалеку от Невского. Костяная мамаша, человек несомненно чрезвычайно добрый, естественно, сказала обо мне все, что думает, а думала она много. А Кость в это время бессовестно храпел. Я бы тоже отдохнул, но пора было на вокзал – и домой. Сейчас понимаю, что, останься я в Питере еще на день-два, то непременно познакомился бы и с Бобом, и с Цоем, и с другими. Что поделать, знать, не судьба… А через года полтора впервые услышал „Кино“ на кассете. Голос, музыка, аранжировки мне сразу не понравились. Но тексты зацепили моментом. Такое никто в то время не пел. И это был кайф!

А потом были „Ночь“ и „Группа крови“. И приезд „Кино“ в Алма-Ату, 1989-й… Погода была омерзительная: раскисший снег чавкал под ногами, как вонючее болото. Алма-Ата была захвачена сыростью и слякотью. Я шел во Дворец спорта на встречу с Виктором и думал, с чего начать разговор – с „Группы крови“? С феномена „Кино“? С диска „Ночь“? Или, может, спросить о том давнем знакомом – Кости? Он правду говорил, что друг? До концерта оставалось еще полчаса. Каспарян и Гурьянов весело пинали друг другу мячик, набитый какой-то дрянью. Тихомиров, сидя в углу, похохатывал, читая какую-то пионерскую газету, в которой было опубликовано интервью с Цоем, и ехидно его комментировал. Совершенно левые люди заходили в гримерку, нахально глотали холодную „Пепсику“, стреляли у ребят сигареты (господи, тогда это еще не было дефицитом!), беспардонно вмешивались в разговоры. Особенно борзела одна длинноногая деваха, по лицу которой блуждала счастливая улыбка растревоженной идиотки, которой доверили нести знамя. А из-за чуть приоткрытой двери доносился поросячий визг сотен юных алма-атинских поклонниц „Кино“, уже заполнивших партер. Сегодня последний концерт группы в Алма-Ате. Кто мог тогда знать, что здесь Цой выступает в последний раз?»[197]197
  «Это сладкое слово Камчатка». М.: Антао, 2005.


[Закрыть]

Игорь Коваленко:

«В первый раз голос Цоя я услышал в 85-м году у одноклассницы. Сквозь пургу и треск помех раздолбанной „Весны“ он пел „Восьмиклассницу“. Качество записи было поганым, но голос и „свой“ текст меня заворожили. Помню, как под ту же „Восьмиклассницу“ меня пинали ногами в милицейском „обезьяннике“-клетке после концерта, на котором снимался финал фильма „Асса“. Впервые я увидел Цоя вживую на съемках „Иглы“, где в эпизодах снимался мой племянник Сашка Алибакиев. Помните монетку на веревочке, которую главный герой опускал в телефон-автомат? Я вертел ее на пальце, ожидая битых два часа Сашку, пока ее на забрал у меня матерщинник помрежиссера и не отдал молчаливому метису. Месяца через два этот метис упадет, убитый ножом „наемника“, а Сашка деловито спросит меня: „А ты знаешь кто это упал?“ Меня интересовало только одно – поскорее свалить с мороза, и я сумничал: „Брюс Ли небось?“ На что племянник солидно пояснил: „Это Виктор Цой – из „Кино“. Познакомились мы в Алма-Ате в феврале 89-го на гастролях „Кино“. Мы стояли у Дворца спорта и ждали Цоя. Ждали долго. Дурной бородач из алма-атинского рок-клуба часто выскакивал заверить, что вся команда давно уехала в гостиницу и господ поклонников просят разойтись. Ему не верили. Бородач матерился и уходил. Толпа редела. Вдруг к центральному входу подкатил рафик, и первым вышел бородач, который почему-то отнял у кого-то фотоаппарат. Началась ругань, и тут появился Цой. Все замолкли. „Привет, Виктор“, – сказала девочка с косичками. „Привет, толпа, – остановился Цой. – Меня ждете?“ – „Спасибо, что приехал“.

„Дать автограф?“ – Виктор достал ручку и черкнул на паре билетов. „Ладно, я поехал. А ты отдай фотик“, – сказал он „бороде“. „Кино“ погрузились в машину, но просто так их не отпустили. Рафик дружно приподняли и несли метров двадцать. А „бороду“ побили, но не сильно. В гостиницу я вернулся за полночь с бутылкой „Столичной“ в руках. В коридоре кто-то спросил меня в спину: „Кому несешь?“ – „Тебе!“ – зло решил отвязаться я. „Тогда заходи“. Я обернулся – Цой. В тапочках на босу ногу и с полотенцем через плечо. В номере уже было весело. Цой спросил только: „А ты кто?“ – „А я машину сейчас твою нес“. Трепались и гудели до четырех часов утра. Цой все звонил куда-то, пил залпом из граненых стаканов и не пьянел. Говорил, как затрахали его местные журналисты. Все ржали, вспоминая школу и ножки учительниц, ссорились с горничной, которую потом все же затащили в компанию. Виктор говорил про поездку в Америку, про сына и мать, звал в Питер и смеялся, когда я сказал, что не приеду, потому что дорого. Даже во хмелю он оставался собранным. Все-таки я приехал в Питер и застал его, возившегося с сыном, отдал коробку алма-атинских яблок. Мы курили с ним на лестничной клетке. В конце весны перед самой армией дверь открыла уже Марьяна, его первая жена, и сказала, что Виктор здесь больше не живет. Эта грозная дама хотела спустить меня с лестницы, но я забил ей руки коробом с казахстанским апортом, на что она возразила: „Еще чего!“ – „А пацану“, – сказал я, спускаясь вниз…»[198]198
  Там же.


[Закрыть]

Юрий Белишкин:

«Февраль, Алма-Ата. Витя после концерта всегда минут десять лежал без движения, в себя приходил: на сцене энергии всегда много затрачивал. Для него, я думаю, очень важны были эти послеконцертные минуты. И вдруг вламывается какой-то дядя: „Я из воинской части, мне срочно интервью у Цоя взять надо, у меня через несколько минут последний автобус, опаздываю“. Отвечаю: „Подождите немного, он скоро выйдет“. Тот ничего слушать не желает, разворачивается и уходит. А потом статья выходит, мол, зажрался, жлоб, интервью не дает, звездная болезнь…»[199]199
  Из воспоминаний Ю. Белишкина.


[Закрыть]

Алексей Гостев, журналист, редактор:

«Разбирая ящик, набитый древними аудиокассетами, с намерением наконец-то их выкинуть, наткнулся на бесценное сокровище. С высоты высоких технологий (простите за каламбур) цена этому добру – 10 тенге, если не меньше. Для меня же это еще одна лазейка в XX век, во времена моей отчаянной юности, когда об Интернете не мечтали даже фантасты. На чудом сохранившемся пластмассовом сэндвиче с хромированной пленочной прослойкой, не поверите, еще фирмы „Тасма“ – диктофонная запись концерта группы „Кино“. Этот акт неприкрытого пиратства я самолично совершил во Дворце спорта в один из февральских вечеров 1989 года. Тогда же состоялась моя первая и последняя встреча с Виктором Цоем. История довольно смешная. Я собрался взять у Цоя интервью и для храбрости всю ночь что-то пил со своим лучшим дружком Сережкой. Зная за собой дурацкую черту в самый ответственный момент терять дар речи, мы с Сергеем написали какой-то странный манифест с претензией на шутку/юмор (помню только, что там был отсыл „в ЦК компартии и в ООН“). И с этой бумаженцией отправились в гостиницу „Казахстан“. В восемь (!) утра. Под пытками не скажу, почему мы поперлись в такую рань, – очевидно, с перепою. Надо же было додуматься… 24-й этаж гостиницы, ломимся в номер люкс. Открывает дверь человек в халате, спросонья, с приятно знакомым лицом. С улыбкой говорит: „Вообще-то я еще сплю“. Как будто даже извиняется. „А мы вас долго не задержим!“ – говорю я сурово и вручаю Цою манифест. И еще мешок с яблоками (была у меня такая фишка – всем дарить апорт). На прощание прошу Виктора позвонить по указанному в письме телефону. Он улыбчиво кивает. „Ну-ну“, – думаю. А вот дальше начинается глупость, которая едва не погубила мой грандиозный замысел. Вместо того чтобы отправиться домой, как минимум проспаться, как максимум дождаться звонка, я весь день шлялся по городу и примерно раз в три часа трезвонил из автомата своей бабушке – справиться, не спрашивал ли меня кто. И вот в один из таких проверочных звонков бабуля огорошила сообщением, что звонил какой-то Виктор. „Я ему все точно передала, чтобы ехал во Дворец пионеров, где вы будете его ждать“, – гордо сообщила моя Калерия Сергеевна. У меня земля ушла из-под ног. „Куда ты его послала?“ – спросил я изменившимся голосом. „Ну это же Виктор Александрович, ваш руководитель астрономического кружка? Вот я ему и сказала…“ Я бросил трубку и чуть не разревелся. А счастье было так возможно, так близко… Какой позор! Потом еще выяснилось, что разговор Цоя и бабушки был продолжительным: она сообщила ему все новости из нашей домашней жизни, как я прогуливаю университет, как мне „звонят всякие подлые твари и вешают трубку“… Вечером с лицом цвета испорченной вишни я постучался в гримерку музыкантов и попытался извиниться перед Цоем. „Да, я звонил вам, – остановил своей обезоруживающей улыбкой поток оправданий Виктор Робертович. – Должен сказать, у вас очень крутая бабушка!“ И было мне счастье. И слушал я концерт в нескольких метрах от сцены, и записывал его на диктофон. Сохранились два трека – „Камчатка“ и „Транквилизатор“. А потом было историческое (для меня) интервью, аудиозапись которого, к великому сожалению, не сохранилась. Качество записи было ужасное, если у кого-то есть запись лучше, я только порадуюсь за него. Главное, в конце-то концов, атмосфера».[200]200
  Воспоминания и материалы для публикации предоставлены А. Гостевым. 2011 год.


[Закрыть]

Апрель 1989 года. Printemps de Bourges

2 апреля 1989 года группа «Кино» вместе с «АукцЫоном» и «Звуками Му» вылетела во Францию, где выступила на 13-м фестивале популярной музыки «Весна в Бурже» (Printemps de Bourges) в Ле Бурже.

Еще в 1986 году, будучи кочегаром «Камчатки», Цой через своего приятеля Сергея Фирсова познакомился с француженкой Натали Минц. Она училась в Сорбонне, в Ленинград попала по студенческому обмену. После знакомства с русскими музыкантами она увлеклась рок-музыкой и совершенно забросила учебу. Вернувшись во Францию и организовав продюсерскую компанию Volya Productions совместно с Жоэлем Бастенером, Натали приглашала Кинчева, Гребенщикова, Цоя, «АукцЫон», «Звуки Му» во Францию и помогала им организовывать концерты.

Сергей Фирсов, друг Виктора Цоя, директор клуба-музея «Камчатка»:

«Француженки к нам в 86-м приблудились. Натали Минц и Люси Терпиньянц. Они учились в Питере по обмену. Обе – дочки эмигрантов из России. Жили они рядом с Казанским собором и постоянно пропадали у нас на „Камчатке“. Натали больше у нас, а Люси чаще на Невском, возле Армянской церкви. Там был такой художник Юлик, у которого тоже тусовался Башлачев, художники, литераторы. И Люси там просто спилась окончательно. А девушка – ей было лет 18 или 19 – из нормальной буржуазной семьи, такая абсолютно неподготовленная к нашим реалиям. А Натали, наоборот, была пробивная, шумная, веселая девчонка. В нее я влюбился без задних ног, чуть не женился… Длинная история. В итоге она стала работать с „АукцЫоном“, „Воплями Видоплясова“, „Звуками My“, „Кино“. Свозила их всех в первый раз во Францию, выпустила им всем первые пластинки».[201]201
  Кочегар с «Камчатки» Сергей Фирсов // Музыкальная газета. 2005.


[Закрыть]

Жоэль Бастенер, атташе по культуре посольства Франции в России, друг Цоя:

«Приезд трех советских групп на фестиваль Printemps de Bourges был авантюрой, которая осталась в истории, потому что во время той поездки был снят фильм, в котором зрители впервые увидели советские рок-группы на Западе. А группы были непростые! Самые аутентичные и наименее вторичные. Эффектом тех гастролей мы не были довольны, ожидали лучшего приема и от публики, и от прессы. Ведь затея была не из простых: надо было убедить сотрудников госаппарата самого высокого уровня в необходимости организации столь знакового события. Чтобы организовать эту поездку, мы вышли на министра культуры Джека Лэнга, который обратился к своему советскому коллеге, но Москва наш выбор не поддержала. Советские чиновники хотели отправить за границу совсем другие группы, и не во Францию, а в Германию или США. Один советский дипломат даже сказал мне, что Цою нельзя оформить документы на выезд, потому что у него нет прописки. Мне также объясняли, что нельзя приглашать немытых бездельников из „АукцЫона“, поэтому приходилось глушить чиновников МИД бесконечными объяснительными записками. В результате Ролан Дюма, наш министр иностранных дел, написал напрямую Шеварднадзе, после чего ОВИР все-таки принял Белишкина и других администраторов выбранных нами групп. Отдельной проблемой было потом собрать 26 музыкантов и удостовериться, что они зашли на борт самолета Air France. Мы также потребовали, чтобы артистов не сопровождали „люди в штатском“ – „Ва-Банкъ“ и „Звуки Му“ были в Германии за два месяца до нашей поездки, и их агенты повсюду сопровождали. Во всей этой истории, как и в знакомстве с группами за два года до описываемых событий, основную роль сыграла Натали Минц. Если я был „ушами“ нашей команды, то она была ее „носом“, ну и мы вместе с братом Натали Николя Минцем были также „глазами“ и „голосом“. Но без ее нюха, ее женского чутья мы никогда бы не вышли на нужных людей, никогда бы не заметили бы вовремя препятствий, и не услышали бы правильных записей. Я занимался эстетической стороной вопроса, придумывал художественную часть проектов, делал историческое обоснование, предлагал политическую аргументацию нашим дипломатам и чиновникам. Николя переводил меня на язык журналистов, договаривался о датах концертов, а Натали была идеальным фронтменом для создания полноценного мифа. В тот период мы ощущали себя частью истории, не сомневались ни секунды в том, что делаем все правильно, и отважно рвались вперед. Помню, как мы весьма резко разговаривали с министрами и руководителями аппаратов, мы ничуть не робели, потому что были преисполнены чувства, что под нашим натиском сдвинется с места мировая система координат. С русскими артистами нас тогда роднило именно отсутствие пиетета к мировой системе, мы были как бы вне всего и не собирались подчиняться никаким правилам. Самыми несгибаемыми и уверенными в себе были Цой с Гурьяновым. То есть в определенном смысле мы все были похожи, поэтому наши самолюбия иногда входили в противоречие с самолюбием русских. Все были резкими, амбициозными и считали себя истиной в последней инстанции. Конечно, сейчас эта уверенность в себе кажется инфантильностью, но она оправдана историей России: то, что мы говорили тогда, было правильным, ибо таковым остается и сейчас, 25 лет спустя. Как и тогда, слышна в песнях Цоя истинность, и ничуть его музыка не устарела. Лишь результат нашей деятельности оказался разочаровывающим: мир не перевернулся, парадигма не изменилась».[202]202
  Из интервью автору – 2014 год


[Закрыть]

Георгий Гурьянов:

«В Париже мы играли концерт в связи с выпуском пластинки „Последний герой“. С нами была группа „Звуки Му“, которую продюсировал Брайан Ино, и третья группа, не люблю я их, сборище дегенератов, все уроды, только все по-разному, их бы в цирке показывать. Это не наш круг абсолютно. Кирилл Миллер чудовищный и такой прилипчивый, картины его… Он следовал всему, что делал Тимур и компания».[203]203
  Из интервью Г. Гурьянова А. Дамеру 15 июня 2007 года.


[Закрыть]

Виктор Цой:

«Мы совершили попытку сделать иначе. Во-первых, мы сначала выпустили во Франции пластинку. Во-вторых, это было не просто мероприятие типа „концерт из России“, а очень известный в Европе рок-фестиваль. Поэтому я решил поехать и посмотреть, насколько можно установить коммуникацию.

Не могу сказать, что это было очень удачно, потому что от нас ждали какой-то русской экзотики, а увидели собственно рок-музыку. Больше внимания было группе „АукцЫон“, потому что она как раз и дала ту самую русскую экзотику, которая требовалась, начиная от серпов и молотов и кончая цирком. Я не хочу устраивать цирк, я хочу, чтобы люди слушали музыку и забыли, откуда я – из СССР или из Канады…[204]204
  Из интервью Виктора Цоя. Волгоград, апрель 1989 года.


[Закрыть] Никто из группы „Кино“ голой задницы за границей не показывал. Мы стараемся минимально использовать, вообще не использовать каких-то внешних эффектов, а просто играть и петь. Поэтому на фоне голой задницы мы прошли незамеченными на концерте».[205]205
  Из интервью Виктора Цоя. Мурманск, апрель 1989 года.


[Закрыть]

Группа «Кино» дала во Франции всего лишь два концерта, и только потому, что Цой больше играть не захотел. Как вспоминал Жоэль Бастенер, «Кино» не хотело выступать на одной сцене с «голой задницей». И Цой был в этом абсолютно прав.

Необходимо отметить, что в оригинальном проекте фестиваля Printemps de Bourges был четвертый концерт – «Поп-механика» с Летовым, Александровым и прочими. Этим и объяснялся приезд Олега Котельникова для оформления сцены. Но как известно, Бурж внезапно отменил этот вариант за два месяца до намеченного события.

Юрий Белишкин:

«Во Франции на фестивале Printemps de Bourges был тысячный зал… По меркам Советского Союза зрителей, конечно, было мало. Но принимали везде нормально. Впрочем, Витя, как умный человек, все понимал и не строил планов каких-то мифических. Не обольщался».[206]206
  Из воспоминаний Ю. Белишкина


[Закрыть]