Текст книги "Демон и Бродяга"

«Как только у нас кончится солярка, они нас растопчут», – подумал Артур, наблюдая, как позади собирается новая погоня. Варвара не ошиблась – вторично посетили водокачку, цистерны и котлован со сваями. Пять минут спустя миновали знакомое разбитое здание заводоуправления. В кабине удушливо воняло соляркой, с полок все попадало на пол.

Перед самой развилкой казалось, что дорога пойдет под гору, но внезапно начался затяжной подъем и стало гораздо темнее, чем прежде. Справа замелькали густые кусты, Артуру почудилось, что жесткие овальные листья отсвечивают, словно намазанные фосфором. Слева распахнуло объятия целое поле знакомого уже лишайника, он колосился здесь, как картофельная ботва. Посреди поля проходили сразу две узкоколейки, по ним медленно ползли вагонетки, в которых шевелились…

– Матерь божья, святые заступники, – зашептала Варвара, лихорадочно кланяясь замызганной иконке, которую она пришпилила на торпеде.

Коваль все никак не мог точно разглядеть, что же там шевелится, в вагонетках. Солнечный свет приобрел абсолютно неестественный, зеленовато-стальной оттенок, отчего руки казались покрытыми слоем жидкой краски. Дорога становилась все хуже, дважды с разгона въезжали в глубокие лужи, затем прямо по курсу показалось нечто, похожее на исполинскую детскую качель, доставленную из парка аттракционов.

Коваль снова слышал железный смех.

Это оказалась вовсе не качель, а виселица. На перекладине раскачивались сразу четыре мертвеца, голые, посиневшие, изъеденные червями. Двое из них были увешаны жестяными банками и мисками, посуда гремела на ветру, внося чудовищно-веселую нотку в хохот мертвой техники. Под колеса Кенвуду бросилось что-то мелкое, президенту вначале показалось, что это копытное, вроде заблудившегося барана или теленка, но подкинуло так, что все трое повалились в кучу.

– Зараза такая! – выругался Бродяга, с диким трудом возвращая машину на проезжую часть.

– Что там было? Ты не заметила?

– Да навроде полевой кухни, ага, – Варвара выбралась из-под сиденья, потирая ушибленное плечо. – Скажи кто вчера, не поверила бы, что на меня горшки с кашей начнут кидаться!

– Точно, она и есть, мы ее расколотили, – хохотнул старец, выглядывая в окно.

– Полевая кухня? – оторопел Артур. – На нас напал термос на колесах?

– А чем он хуже, к примеру, трактора? – обиделся за кухню мортус.

«Ничем не хуже, – рассудил Коваль. – Но у трактора, на худой конец, есть куда спрятаться водителю… если нас разыгрывают. А в горшке на колесиках водителя точно нет…»

Это были горнорабочие. Живые люди, застрявшие в затянувшейся временной петле, или призраки, имевшие мало общего с людьми, – в тот момент Артура мало занимало, что они такое. Они бежали не торопясь, гусиным клином, с двух сторон от дороги, неуклонно захватывая тягач в клещи. Некоторые падали, проваливались в канавы, но снова выбирались и бежали, неутомимые, как механизмы с часовым заводом.

– Батюшки, никак мертвяки! – Варвара лихорадочно искала на груди крестик. – Бродяга, чо делать-то? Их вить пуля не возьмет!

– Там в заднике пошуруй у меня, колчан голубенький найди, – спокойно откликнулся мортус. – Стрел прихватил заговоренных, как знал, ей-богу…

Варвара метнулась в спаленку, перевернула койку, на самом дне, среди груды инструментов и одежды, отыскала голубой колчан.

– Ты это серьезно? – негромко спросил Артур у старца.

– Чего? Насчет стрел заговоренных? – Казалось, Бродяга удивился тупости собеседника. – Ну да, а как иначе? Дорогие стрелы, конечно, но Варенька права – пулей нечисть не возьмешь.

– Больше вопросов не имею, – пробормотал Артур, и в этот миг расхристанная тощая фигура, в тряпье и с кайлом, жирной бабочкой приземлилась на капот.

Вскрикнули все одновременно. Потом вскрикнули вторично, когда мертвый горняк просунул в щель оконной брони свой инструмент и начал проворачивать его. Сталь заскрипела, вылетели два болта.

– Я скину его! – Артур достал кинжал.

– Нет, не смей, загрызет! – Бродяга ухватил за плечо. – Ты с ними, видать, не приучен, а нам-то приходится порой. Прикасаться нельзя, вмиг концы отдашь. Варенька, осилишь?

Варвара распахнула свою дверцу, у нее в руках оказался небольшой, украшенный пестрыми ленточками лук. В тот же миг что-то мягкое попало под колесо, а позади, на платформе, раздался противный скрежет и завопил Буба.

– Лезут, сволочи, догоняют!

Первую стрелу атаманша всадила практически в упор. Бесформенная груда, больше похожая на чучело обезьяны, чем на человека, вскинула руки, оторвалась от капота и полетела на обочину. Только заточенное кайло осталось торчать в пластине окна.

– Не ходи, Кузнец, их только издаля бить можно!

Второй стрелой Варвара сшибла человека в полете. Этого Коваль успел разглядеть. Обыкновенный человек никогда бы не смог так прыгнуть, прямо через обочину, на высоту почти в три метра. Он пикировал на машину сверху, раскручивая двумя руками пожарный багор. Маленькая стрела угодила ему в грудь, но от этого легкого столкновения мертвого горняка отшвырнуло назад в кусты.

Бродяга прибавил газу. Трое выскочили на дорогу перед самым капотом и были раздавлены.

– Варварушка, сдается мне, на крыше супостаты!

Атаманша зажала стрелу в зубах, накинула на шею лук и полезла по лесенке наверх. Из кабины «ЗИЛа» слышались ругань и такие звуки, словно кто-то пытался отгрызть дуло у пулемета.

Стрелка спидометра качалась на сотне. Артур дважды ущипнул себя за ногу. Следовало выбирать – поверить глазам или воспитанию. Не роняя скорости, перескакивая буераки, вдоль обочины неслись вполне человеческие фигуры. У некоторых на головах светились горные фонарики, некоторые были в робах и штанах, другие бежали почти голые, в буквальном смысле слова гремя костями.

– Эй, Кузнец, подержи меня!

Артур подхватил девушку, намотал на руку ее кушак, сам вцепился свободной рукой в ручку над дверцей. Варвара выпустила три стрелы, две из них попали в цель. С крыши что-то сыпалось, похоже, будто развязался мешок гороха. Буба все еще кричал, но уже с победной интонацией.

Скелетообразное существо с комплекцией баскетболиста прыгнуло с обочины, ухватилось за крыло, но не смогло удержаться. Его длинные голые, почти лишенные мяса конечности бились о бревна, на черном, покрытом струпьями лице что-то шевелилось. Варвара успела всадить в мертвяка стрелу, пока он тянулся кривой когтистой лапой к дверце. Чтобы не сидеть без дела, Коваль поднял с пола автомат, поставил на одиночный, дал десяток выстрелов в темноту. Он был уверен, что, по крайней мере, дважды попал в симпатичного одноногого паренька, бежавшего параллельно тракту. Паренек ловко выкидывал впереди себя костыль, швырял тощее туловище вперед сразу на несколько метров, приземлялся на здоровую ногу, при этом ухмылялся и подмигивал. Когда пуля Артура попала ему в горло, горняк дернулся, но продолжал все так же весело бежать.

– Лука, поджигай! Поджигай, милый! – надрывался старец. – Конец канавы впереди, насядут, бесово племя!

Впереди действительно кончались придорожные канавы, открывалось отличное место для атаки. Дюжина кандальников, громыхая ржавыми цепями, спешила наперерез.

– Лука, давай, голуба! – Варвара потянула из колчана предпоследнюю стрелу. Поперек движения, раскинув конечности, вспорхнул коренастый дед в рваном комбинезоне. Его седая борода развевалась, как у сказочного Черномора, в каждой руке дедуля сжимал по топору.

Пытаясь уйти от столкновения, Бродяга инстинктивно рванул руль влево. Левые колеса соскочили с бревенчатого покрытия, Кенвуд затрясло, как на громадной терке. Но столкновения не произошло. Над мрачными полями словно захлопали сотни фотовспышек, это Лука ударил из огнемета. Вовсю горящее уже тело мертвого шахтера ударило о капот и разорвало на две части.

Кто бы ни были нападавшие, они горели, горели и падали. Варвара орала, не переставая, пока не охрипла, ей с крыши вторил Буба. Бродяга до крови прикусил губу, когда машина в последний раз подпрыгнула на шевелящемся комке. Лука развернул огнемет в тыл, и снова стало темно.

– Бродяга, скажи честно, что это было? – после паузы напомнил о себе Артур. – Если это нечисть, и то – нечисть, почему мы твои стрелы против свистунов не использовали?

– Так свистуны-то – они живые, – как нечто очевидное, преподнес мортус. – А эти, чтоб их Навь назад взяла… Слышь, Белый царь, ты шибко не волнуйся, они только на блуждающих приисках водятся.

– Хорошо, – пообещал Артур, – я больше не буду волноваться. Хувайлид, ты можешь что-то умное сказать? Эй, Хувайлид, я тебя спрашиваю.

– С вероятностью в пятьдесят шесть процентов имеют место ментальные возмущения, связанные с темпоральной воронкой внутри так называемого блуждающего прииска, – с заминкой произнес джинн. – Однако точное, научно обоснованное описание явления в библиотеке грозди отсутствует…

– А другие сорок шесть процентов? – желчно осведомился Коваль, вглядываясь в темноту.

Но джинн не удостоил его ответом.

После того как поле лишайника снова сменилось пологим подъемом террикона, Артур уверился, что они ездят по кругу. Дважды их пытались догнать трактора и бульдозеры, потом еле увернулись от груды металла, в которой с трудом угадывался кран «изуцу». После столкновения с грейдером ездить он больше не мог, но достаточно ловко выставил поперек дороги стрелу крана. Бродяга и Коваль вовремя пригнулись, Варвара замешкалась, и ей едва не распороло шею и плечо сломавшейся штангой.

Половину крыши сорвало и вывернуло, как крышку от консервной банки, в лицо ударил колючий дождь. Капот подозрительно перекосило, Коваль всерьез испугался, что крышка встанет на дыбы и Бродяга не сможет рулить.

– Эх, какого коня запортили, гады! – сокрушенно простонал мортус. – Уж берег-то, берег-то как, и вот – на тебе, враз, гады, покорёжили!

Шоссе из брусьев закончилось внезапно, самым наихудшим образом, какой Артур мог вообразить. Выяснилось, что, хоть и ехали по кругу, даже этот круг взял и завершился обрывом. Кенвуд чиркнул обломками бампера по отпиленным концам бревен и… полетел вниз.

Полет продолжался недолго, почти сразу с громким всплеском грузовик уткнулся во влажную землю, пропахал в ней борозду и застыл, опрокинувшись вверх колесами. Обе дверцы распахнулись, из спальни прилетели кастрюльки, чашки, ножи, патронные ленты, шапки, куски мыла и прочая бытовая мелочь. Артур успел упереться руками в раму, а Бродяга ощутимо приложился грудью о руль. Позади, на платформе, что-то посыпалось с грохотом, задние колеса повисли, вращаясь, над землей, двигатель взревел и заглох.

– Варвара! Варя! – Артур кое-как перевернулся, добрался сквозь завалы до девушки, потрогал у нее венку на шее. Атаманша не отвечала, но была жива. Ее придавило сорвавшейся с задней стенки бронированной плитой, из рассеченного виска текла кровь.

На платформе что-то подозрительно булькало, воняло бензином, и тонко завывал Буба.

– Эй, Белый царь, ты как? – прокряхтел Бродяга. – За нее не боись, эту девку и леший не возьмет. А вот у синего дружка твоего ноги переломаны. Хреново это.

– Я цел… – Артур еще раз перевернулся, чтобы ноги оказались ниже головы. На него упало ведро, в волосах запутались табачные листья, а на груди у себя президент с ужасом обнаружил целую вязанку Варвариных гранат, нанизанных на проволоку. Раскаленный двигатель шипел, погружаясь в вязкую грязь, все сильнее разило соляркой. С неровных краев котлована пластами осыпалась земля.

– Ну, кажись, приехали, – подвел невеселый итог мортус. – Надо вылезать как-то. Эй, Лука, вы там как?

– Да живы вроде… – отозвался пулеметчик. – Этот придурок синий меня обнял, никак не отвяжется. Кузнец, забери его от меня, а то не удержусь, сам его выкину…

Машина не закончила свой путь. Повисев недолго в неустойчивом равновесии, Кенвуд все же дал крен вперед, в сторону перевесившего мотора, платформа со скрежетом оторвалась и тяжело плюхнулась сверху на кабину. Кабина с журчанием заполнялась ледяной кашеобразной жижей.

– Яму ловчую вырыли, гады, – сплюнул Бродяга, пригибаясь под свалившимся ему на голову сиденьем. – Слышь, как бы нас по крышу не засосало. Вон как тянет, да на бок вроде заваливает.

Тягач действительно проваливался все глубже. Со всех сторон: слева, справа и впереди, – вздымались неровные земляные стены со следами экскаваторных ковшей. Ловушка железных охотников. Прикрыв глаза, Артур сосредоточился и убедился, что враги приближаются. Их просто пока не было слышно на дне глубокой ямы.

«Вероятно, вырыли западню за те пять минут, что мы наматывали очередной круг», – подумал Артур. Он уже не удивлялся, что экскаваторы гоняют без моторов, так что же удивляться внезапно появившейся ловушке глубиной в добрых шесть метров?

Железный смех.

Они приближались. Они окружали.

Артур вдруг ясно представил себе, что сейчас произойдет. Их задавят массой. Окружат со всех сторон и закопают в этой яме. Вначале скинут на них десять тонн земли, легко, непринужденно работая ковшами, а затем – еще сто тонн.

И проутюжат сверху. И даже Бродяга, с его трехсотлетним опытом, ничего не сможет придумать. Потому что мортус умеет повелевать людьми, да и то не всегда, а Клинок способен кое-как управиться с парочкой лысых собак, но никто из них не обучен мастерству обращения плоти в металл.

Озерники. Пожалуй, угрюмый дед Савва сумел бы разобраться с этим колдовством, сумел бы перелить силу, спрятанную в железе, в заговоренные бутыли. Ведь если Озерники сумели создать зеркало для общения с летучим народом, то…

Зеркало!

Коваля словно подкинуло. Он полез за пазуху, в потайной карман, внезапно холодея от мысли, что зеркало треснуло. Но подарок Озерников не пострадал.

– Хувайлид, – тихонько позвал президент. – Эй, джинн, не прячься, выручай нас!

Но коварный старичок в узбекской тюбетейке не желал показываться. Зеркальце отражало лишь низкие мокрые облака, разодранную крышу кабины и задранный вертикально вверх, обляпанный грязью, борт платформы. По полю неторопливо, бампер к бамперу, катили бульдозер, самосвал со сплющенной кабиной и погрузчик без передних шин. Их пока не было видно, как не было видно и других, надвигавшихся сзади по дороге.

– Что там, слыхал? Да вот там, справа! – Старец требовательно потыкал пальцем куда-то назад.

Коваль не сразу понял, куда он указывает. Машина неотвратимо погружалась, лишь позади оставался небольшой участок обзора. По голове застучали комья земли. Какое-то из транспортных средств подъехало вплотную к провалу. Сквозь разошедшиеся бревна дорожного покрытия Коваль различил мокрое, покрытое плесенью днище.

«Механический мертвец. Если сейчас он спрыгнет за нами, уже не выберемся!»

Он собрал силы, перебрался через обмякшую Варвару, стал вытаскивать ее наружу. Мутная жижа доходила уже до пояса. Лука, весь в машинном масле и копоти, карабкался по скользкому полу платформы и тащил за собой Бубу. У Бубы болталась голова, как у зарезанной овцы. У Артура потемнело в глазах, когда он увидел, что стало с ногами синекожего друга. Чуть ниже колен, прорвав кожу, желтели кости.

«Два открытых перелома, в грязи… не жилец, не дотащим…»

Взвалив Варвару на плечо, он кое-как выплыл из затонувшего Кенвуда. Кабина «ЗИЛа» оторвалась, огнемет и патронные ящики утонули. На поверхности черного месива плавали газовые баллоны, шланги, рыбацкая сеть и почему-то – тюк с рубашками Варвары. Лука помог уложить атаманшу на покосившиеся мешки с песком, рядом постанывал Буба.

– Смотрите же! Да нет, вон там!

Президент задрал голову, смахнул с волос что-то шевелящееся, противное, скользкое и вдруг понял, что их не засыпят землей и не утрамбуют. С ними собирались сотворить кое-что похуже. На краю котлована, совсем недалеко, покачивалась призрачная фигура, по очертаниям похожая на что-то среднее между гигантской летучей мышью и человеком. Мышь то раскрывала полупрозрачные крылья с блестящими лезвиями когтей, то с шелестом сворачивала их за спиной.

– Бродяга, ты что-то можешь поделать?

– Не по мне силушка, Кузнец…

Призрак на краю ямы сверкнул бусинами янтарных глаз, затем его губы поползли вперед, сворачиваясь трубочкой…

оборачиваясь воронкой смерча…

оборачиваясь кошмарным хоботом…

За долю секунды до того, как это произошло, Коваль догадался, что их ждет, но успел только зажмуриться.

И волна мертвящего холода превратила всех пятерых в застывшие ледяные статуи.

25
КУРУЛТАЙ

Левую руку Артур разгибал минут двадцать. С правой удалось справиться несколько быстрее, но все равно ломота в пальцах не проходила до вечера. Он догадался, что утро сменилось днем и снова вечером, лишь по влажности воздуха и небольшому перепаду температуры. Он ничего не видел, плотный мешок на голове едва позволял дышать и практически не пропускал свет.

Впрочем, перепады температуры он тоже научился распознавать не сразу. Ресницы склеились, губы склеились, насквозь промороженные легкие не желали раздуваться для вдоха. Конечности онемели, а там, где онемение постепенно начинало проходить, сотни и тысячи игл словно впивались в кожу, терзали глубоко и беспощадно. Несколько раз Артур терял сознание и снова приходил в себя, чаще от боли, когда его кто-то неудачно задевал, и очень может быть, что миновали не одни сутки, а несколько.

Кажется, его облили горячей водой, потом перекатывали, пинали ногами и вливали в рот самогон.

Алкоголь помог.

Наконец наступил миг, когда мозги вернулись в нормальное состояние. Его скрутили не крепко, видимо, не хотели передавить сосуды после размораживания. Не крепко, но надежно, и вдобавок снова запихали голову в льняной мешок. С одной стороны, радовало, что не прибили сразу, с другой стороны…

«Если намереваются, к примеру, скушать, – рассудил Коваль, – то ведь тоже стараются мясо нежным сохранить…»

Он ругал себя за паникерские настроения, разогревал мышцы, пытался двигаться, пытался докричаться до соседей, ведь они дышали где-то рядом, но спокойствие, хоть тресни, не приходило. Разогреть мышцы оказалось делом непростым. Бывший научный сотрудник института крионики не имел даже отдаленных предположений о том способе заморозки, которому их подвергли. При использовании в полевых условиях азотной ванны, даже если допустить теоретически, что каким-то чудом охлаждение прошло постепенно, все равно неизбежна кристаллизация крови…

Как они это проделали?

И зачем его оставили в живых?

Артур ощущал их где-то рядом, Бродягу и остальных, особенно остро ощущал Бубу. Тот легче всех перенес заморозку, сердечко его стучало в прежнем ритме, хоть и с перебоями, и уже просыпалась в сломанных ногах жгучая боль. Еще немного – и эта боль станет нестерпимой, но президент ничем не мог помочь кандидату в губернаторы Забайкалья, он сам еще еле-еле мог поворачивать шеей.

«Сволочи, – разгоняя сердце, ругался Коваль. – Второй раз удостоился заморозки, только без капсулы…»

Он пытался позвать Варвару и старца, но в рот плотно забили тряпку и вдобавок челюсть перетянули крепкой веревкой.

За неимением зрения, он пытался слушать, но, кроме кряхтенья связанных пленников, сквозь толщу земли доносились лишь частые звонкие удары. Словно несколько десятков геологов разом втыкали в мерзлую породу ледорубы. Иногда Артуру представлялась одна из ранних большевистских строек, когда женщины, дети и старики, стоя в шеренге вдоль русла будущего канала, поочередно вгрызались в мерзлый груз своим нехитрым инструментом…

Он мучился, извивался в мешке, пока не убедился, что развязаться сам не сможет. Клинки отняли, из карманов все вытащили, не оставили даже ремня на штанах.

Утром оказалось, что Артур не ошибся.

Он сумел почти без боли открыть глаза и проморгаться. Ресницами он чувствовал грубую мешковину. Где-то неподалеку действительно долбили почву. Долбили под счет, удары бубна и свист хлыста. В какой-то момент Коваля довольно бесцеремонно перевернули на спину, сдернули мешок, а затем подхватили и резко поставили на ноги. С первого раза он не устоял, затекшие в веревках ноги не держали. Глаза резало светом невероятно, хотя это был вовсе не солнечный свет, а всего лишь пламя трех хилых масляных светильников, расставленных по углам шатра.

Двое захохотали. Было в их смехе что-то нечеловеческое. Так могла бы смеяться гиена или сова. Артур попытался приблизиться сознанием к невидимым пока стражам, но ничего не получилось. Вроде бы люди, но люди неправильные, будто бы глухие.

Шатер. Выходит, его держали на тонкой подстилке в походном, наспех натянутом шатре. И место это находилось намного южнее ямы, где их заморозил крылатый демон. Намного южнее. Артур не сумел бы объяснить, откуда такая уверенность, но в новом мире и не требовалось ничего объяснять. Люди, родившиеся после Большой смерти, легко определяли широту и долготу без всяких приборов, на чистой интуиции, и постепенно он сам стал таким.

Их вывезли очень далеко в южном направлении, тайга здесь сменилась скалами, а еще южнее ощущалась громадная ровная местность, пустыня или степь. Здесь дули резкие, но теплые ветра. Здесь пахло незнакомыми травами, сгоревшими в кострах, пахло немытым человеческим телом, сладким дурманящим табаком и жареным мясом. Пахло сырой землей, волчьими шкурами, остывшей кашей и птичьей кровью. А еще – тревожно пахло раскаленным металлом. Где-то поблизости плавили металл или работала кузня. Кто и зачем затеял этот бессмысленный марш-бросок? У президента не имелось ни малейших догадок.

Артур упал на колени и тут же получил обжигающий удар хлыстом по спине. Если бы били спереди – успел бы сгруппироваться или хотя бы абстрагироваться от боли. Полог распахнулся, на мгновение хлынул настоящий свет, и тут же снова потемнело, но Артур успел разглядеть удивительную и страшную картину…

Они копали. Несколько десятков изможденных полуголых мужчин вгрызались кайлами в промерзшую землю. Кажется, шатер стоял на холме, а раздетые заросшие люди подкапывались под холм сбоку. И, кажется, на холме росли низкие деревца, а дальше, насколько хватало глаз, расстилалось ровное блюдо степи.

Вошедший мужчина взял президента за горло и приподнял, его пальцы походили на тиски. Он что-то тихо сказал, из темного угла шатра ответили. На сей раз Артур уловил приближение хлыста раньше, чем невидимый садист произвел замах. Он резко дернулся вправо и вперед, чувствуя, что не может уйти от удара полностью, но пытаясь хотя бы смягчить его. Тело повиновалось отвратительно, можно сказать – почти не слушалось, в голове словно висел рой занудливых комаров.

Хлыст все-таки прошелся по спине. Кажется, они порвали ему кожу. Мужчина с темным лицом… Артур совсем близко увидел круглые, очень широко поставленные глаза, крючковатый совиный нос и низкий лоб, заросший пестрыми серовато-белыми перьями. Человек-сова засмеялся, схватил горло Артура еще крепче, выдернул кляп и стал вливать ему в рот самогон из бурдюка. Алкоголь был плохо очищен, от него разило сивухой, но президент решил не отплевываться. Согреться было необходимо, и согреться любой ценой. Он мог бы затеять драку, но непременно проиграл бы поединок даже с единственным соперником…

Лишь когда Коваля выволокли на свет, он догадался, что в самогон что-то подмешано. В голове гудело необычно, окружающее казалось приятным и веселым, и с каждой минутой – все приятнее и веселее.

Здесь вообще оказалось очень забавное и любопытное место. Сквозь дурман, упорно заполняющий последние уголки трезвого сознания, Артур успел разглядеть блеклое небо, пыльную равнину, покрытую тусклой, пожухлой травой, и точечки пасущихся лошадей на горизонте. Это на юге, если судить по косматому солнцу, которое здесь, кстати, пригревало гораздо сильнее. В северном направлении, чтобы поймать взглядом горизонт, пришлось бы карабкаться по крутому каменистому склону. В трещинах серого гранита проросли редкие деревца еловых пород, густой мох покрывал ложбины и овраги. С севера непрерывно дул промозглый сырой ветер.

Серый выцветший шатер стоял на склоне пологого холма, в ряду таких же серых шатров. У подножия холма валялись груды подозрительно одинаковых камней, ровно отесанных когда-то, будто их извлекли из остатков разрушенной изгороди. Бородатые изможденные мужики выкапывали камни из глубокой длинной траншеи, передавали на руках вверх и сбрасывали вниз, к подножию холма. Ноги землекопов были скованы цепью, а поверх голов, по краям траншеи, прогуливались с бичами два надсмотрщика в долгополых халатах и треугольных шапках. Такие шапки Коваль когда-то видел в музее этнографии, кажется, в них наряжались в древности монгольские степняки.

Вокруг траншеи полоскались на ветру цветастые ленточки с подвешенными к ним костяными и глиняными игрушками, чадили костры, терпкие запахи забивали носоглотку, мешали вдохнуть полной грудью.

Костры… Штук восемь больших костров.

На какое-то время Артур потерял ориентацию, а когда очнулся, его опять насильно поили самогоном. Зажимали нос и вливали тонкой струйкой в рот вонючую огненную жидкость. Но тело уже отогрелось, проснулось окончательно и в ответ отзывалось рвотными спазмами.

– Артур… слышь, царь ты эдакий…

Коваль не без труда вывернул шею влево. Варвару привязали неподалеку, так же, как его, спиной к вбитому между камнями колышку. Руки позади, а ноги вытянуты вперед и крепко привязаны к другому колышку. Выглядела атаманша ужасно, опухшая, с кровоподтеками под глазами и на скуле, в разорванной почти до пояса куртке. Варвара шмыгнула разбитым носом, покачала языком расколотый зуб.

– Ну, чего уставился? Разонравилась?

Артур попробовал улыбнуться, но растянулась только правая половина лица. Слева, от носа до уха, кожа превратилась в замерзший целлофан. За Варварой, скрючившись, сидел Бродяга, еще дальше к столбу привязали Луку и Бубу. Буба был без сознания, что-то невнятно лепетал, вздрагивал, иногда плакал. Его ноги чудовищно почернели, кости все так же торчали из-под кожи, заражение добралось до середины бедер. Лечить пленника, похоже, никто не намеревался.

– Не… не ра-о… тьфу! – Артур пытался ответить, что не разонравилась, язык предательски запутался во рту. – Кк…к…как там Бо-яга?

– Бродяга? – Варвара покосилась на дремлющего старца. Тот клевал носом, изо рта у него тянулась струйка слюны, связанные сзади руки почти вывернулись в суставах. Глаза мортуса были завязаны плотной повязкой. – Пьяный он, ага. Не видишь, опоили его. Чтобы лыка не вязал, чтобы иродов усыпить не мог. И глаза закрыли, вишь, сволочи!

До Коваля начало доходить. Бродягу напоили сильнее всех, поскольку он был единственный, кто мог поднять восстание. Кто еще, кроме старца, мог подчинить сторожей?

За оструганным столбиком, к которому прикрутили обмякшего Бубу, Артур увидел дюжину связанных пленных. Все люди незнакомые, мужчины и женщины, славяне, китайцы, еще какие-то чумазые личности, принадлежащие к неведомым народностям. Артур подергал ногами, затем руками, затем начал плавные вращательные движения. Так учил его когда-то выбираться из пут Хранитель силы, покойный Бердер. Нужно вдыхать и выдыхать, напрягать мышцы и расслаблять, чтобы постепенно ослабить веревки.

– Ничего не выйдет, – Варвара цыкнула сквозь дырку от выбитого зуба. – Я ж не слабее тебя, Кузнец. Уж и так и сяк дрыгалась, ага.

– Так что же, будем ждать, пока нас сожрут? Ты Бродягу можешь разбудить? Покричи ему, что ли!

– Уже и кричала, и плюнула в ухо ему раза три. Спит, опоили бедненького.

– Ты была здесь когда-нибудь?

– Не-а. От Читы шибко далеко. А ты не чуешь, как травой тянет, табунами? Кажись, к монголам завезли.

– Продадут нас? – Коваль почти успокоился. Плен, рабство, затем побег или выкуп – ситуация неприятная, но поддающаяся прогнозу. По крайней мере происходящее поддается объяснению, пусть и с некоторой натяжкой. – И почем у них человечина, не слыхала?

– Кого продали, тому уж о ценах не докладали, – отозвался вместо Варвары Лука. – Зато я слыхал, что ихние шаманы прикормили Большого скотника, чтоб он, для них, значит, вот так мяско человечье таскал.

Артур следил за передвижениями «рудокопов». Замызганные мужики оформили яму в виде сильно вытянутого прямоугольника и принялись вгрызаться в глубину. Таким образом, получилось, что они оставляли после себя ступеньку высотой полметра, затем отрывали следующую ступеньку, глубже, и копали еще ниже. И на каждой ступеньке им встречался слой камней.

– Большой скотник? Кто это такой?

– Так он и был, собака, – сплюнул Лука. – Заморозил нас, чтоб ему в аду жариться.

– Больше некому, – авторитетно подтвердила Варвара. – Ихний, монгольский Дедушка Мороз, еще Большим скотником или скотоводом кличут. У энтих-то, степняков, все шиворот-навыворот. Новый год у них – когда отел идет или когда стада с пастбищ, нагулявшие вес, возвертаются, ага.

– Вы что, всерьез верите, что нас заморозил Дед Мороз? – осведомился Коваль.

– А кто же еще? – удивился Лука. – Он и есть, дух холода, собака такая. Не думал вот, что столкнуся с ним… Сам-то не бродит по тайге, это тебе не шатун какой. Его камланиями накликают. Когда разом сильные шаманы в круг станут, могут накликать… ненадолго вроде бы… Эх-ма, ноги отнялись почти.

Артур собрался было поспорить на тему потусторонних сил, открыл рот, набрал воздуха в грудь и… передумал. Если людям нравится верить в монгольского Деда Мороза, который собирает стада, а дыханием замораживает бедных путников, что ж… Он не в силах победить суеверия. И не время с ними бороться. Время срочно придумать, как уцелеть и вернуться.

– Глянь, Варя, шаманы в круг собралися! Вот так прорва, откудова столько их? – Лука показывал подбородком влево.

– Да вон, черти, небось в землянках ночуют! – откликнулась атаманша. – Вишь, там куст пожелтел, небось корни подрезали, когда землей накат присыпали…

Артур оглянулся туда, куда показывал пулеметчик. На возвышенности, за рядами жидких елочек, кто-то выкопал два блиндажа и умело замаскировал их толстым слоем дерна с травой и кустиками. Надо было обладать острым зрением и большой наблюдательностью, чтобы заметить разницу между почвой и крышей землянки. Из неплотно прикрытых лазов поднимался ароматный дым, внутри что-то жарили или варили. От аромата пищи желудок предательски скрутился винтом, Коваля чуть не стошнило слизью и самогонкой.

– Вот они… глянь, что за рожи! Рожи-то раскрасили, ага.

Коваль вгляделся между двух остроконечных валунов, составлявших когда-то одно целое, а теперь похожих на разбитое каменное яйцо. Между валунами начиналась тропка, по тропке откуда-то сверху неторопливо спускалась мрачная процессия.

Почти все – пожилые и просто старые мужчины, но затесалось среди них и несколько женщин. Буряты с седыми космами и длинными пучками бород, наряженные так, словно собрались в музей этнографии для живой экспозиции. Коваль до этого никогда не встречал настоящих таежных шаманов, приготовившихся для праздничного камлания. У него не возникло сомнения, что ожидался большой праздник, настолько ярко и насыщенно, иначе не скажешь, вырядились колдуны. Лица они выкрасили в черный цвет, сверкали только зубы и белки глаз. Когда процессия приблизилась, в ноздри проник острый дух плесени и слежавшихся одежд, зазвучали десятки колокольчиков, металлических и костяных, пришпиленных к расшитым халатам, загремели трещотки и потекли первые тягучие ноты шаманских напевов.