Текст книги "Как стать знаменитым журналистом"

И вот в этом случае действия того, кто стремится что-то замолчать, становятся агрессивными либо по отношению к источнику информации (если он даже анонимен), либо, что чаще, по отношению к тому, кто просто, не имея никакого специального эгоистического интереса, хочет узнать правду.

Если утаиваемая (замалчиваемая) информация касается государства, то, как правило, объяснение того, почему она не разглашается, сводится к защите высших интересов государства. Соответственно, замалчиваемое объявляется тайной (военной, государственной, коммерческой), а те, кто требуют или даже просто просят точной информации, – людьми, стремящимися эту тайну нарушить.

Если же утаиваемая информация относится к отдельному человеку, то попытка что-либо прояснить объявляется нарушением права на частную жизнь.

Примеры государственной агрессивности при использовании метода умалчивания хорошо известны каждому. Стоит вспомнить, например, аварию подлодки «Курск» или захват и освобождение заложников на представлении мюзикла «Норд-Ост».

Примеров второго рода тоже немало. Приведу один диалог (крайне типичный), который произошел в ходе реальной телепрограммы. Героем программы был очень известный тележурналист.

Программа шла в прямом эфире и включала звонки телезрителей. Один из вопросов, выведенных в эфир, звучал так:

– Правда ли, что вы получаете такую-то (далее была названа конкретная сумма в десятки тысяч долларов) зарплату?

Ответ:

– Я не скажу, сколько я получаю, так как это мое частное дело и вас оно не касается. Во всяком случае, это не та сумма, что вы называете.

Ответ был дан в весьма назидательном тоне, с явным желанием продемонстрировать телезрителю и всем остальным, что подобные вопросы не просто бестактны, а фактически незаконны.

При подобных ответах часто звучат и ссылки на то, что в «цивилизованных» странах таких вопросов не задают и все это – «советские» привычки.

Вся эта аргументация не выдерживает критики, более того – противоречит как раз нормам политической жизни «цивилизованных», то есть западных, стран.

Конечно, на Западе не принято публично интересоваться заработками частных лиц. Но это относится лишь к действительно частным лицам, а отнюдь не к публичным фигурам, к которым безусловно относятся все влиятельные в обществе персоны, в том числе – и наиболее известные журналисты. Более того, правила публичной политической жизни на Западе (хотя эти правила и нарушаются, но, разумеется, не отменяются) предполагают, что общество имеет право знать и об источниках доходов самых влиятельных публичных фигур, и о размерах этих доходов. Дело не в точных цифрах (хотя на Западе размер заработка это еще и статус того, кто его получает, – поэтому многие, наоборот, стараются предать гласности и даже преувеличить реальный размер своих доходов), а в порядке этих цифр. Все-таки уровень твоего заработка – это показатель того, к какому классу или слою общества ты относишься, каковы, следовательно, твои общественные и политические интересы.

Чем руководствуются те или иные политические и публичные фигуры России, интерпретирующие желание общества узнать об источниках и размерах их доходов как неправомерную попытку вмешаться в их частную жизнь, каждый может легко объяснить сам. Но, конечно, это не только опасения навести на себя рэкетиров или грабителей. Я же обращаю ваше внимание в данном случае на сам журналистский прием (то есть прием, используемый в СМИ в первую очередь для засекречивания собственных доходов и доходов своих сотрудников) – прием агрессивного оформления умалчивания той или иной информации.

В этом месте, видимо, логично рассмотреть и классический пример коллизии вокруг права на частную жизнь из новейшей политической истории России и российской журналистики. Речь, разумеется, о знаменитой видеопленке, на которой запечатлены интимные отношения «человека, похожего на генпрокурора», и двух проституток.

Сточки зрения гражданского права, конечно же, этот эпизод – не более чем частное дело «генпрокурора», а показ этой пленки по телевидению – вмешательство в его личную жизнь. И, следовательно, пресса поступила и аморально, и противоправно, прокрутив эту пленку в эфире.

Однако не менее очевидны и те обстоятельства, которые позволяли журналистам давать эту пленку в эфир с чистой совестью и пренебрегая возможными гражданско-правовыми последствиями для себя.

Во-первых, должностное и публичное лицо такого уровня, как генеральный прокурор, не имеет право на участие в подобных историях, ибо это очевидно наносит ущерб авторитету должности, которую это лицо занимает, и государству как институту.

Во-вторых, ясно, что данная пленка может использоваться не только прессой, но и преступниками, причем уже не для публичного, а для тайного давления на служебные действия «генпрокурора». Позволив себе расслабиться с проститутками, «генпрокурор», кстати, продемонстрировал свой непрофессионализм, ибо таким образом сам вложил оружие против себя в руки лиц, заинтересованных в нелегальном контроле его действий.

В-третьих, выяснилось, что интимные услуги оплачивались не самим героем пленки, а кем-то другим, что еще больше усугубило зависимость «генпрокурора» от посторонних лиц, а он, как известно, должен зависеть только от закона.

Конечно, правда о «генпрокуроре» использовалась в конкретных политических целях, а не для того, чтобы просто обеспечить невозможность шантажа этого должностного лица кем-либо. Но, строго говоря, это уже другой вопрос.

Мотивы поступка тех, кто принимал решение об обнародовании видеопленки, в данной ситуации могли быть и абсолютно благородными и бескорыстными, и совершенно корыстными. Ясно, однако, что если бы даже никакой корысти не присутствовало, то, во-первых, журналист должен был в интересах общества опубликовать полученные сведения; во-вторых, он должен был склониться к этому решению даже в том случае, если бы знал, что те, кто передал ему такую пленку, ведут собственную политическую игру против данного должностного лица.

Последнее, разумеется, должно быть результатом взвешивания плюсов и минусов того или иного решения, но неизменным остается одно – приоритетной проблемой здесь являются не мотивы действий журналиста, а общественное зло, созданное должностным лицом, и профессиональная обязанность журналиста это зло разоблачить.

Моральные проблемы в журналистике, как и во всякой иной публичной профессии, возникают постоянно. Более того – фактически моральные проблемы журналистики совпадают с профессиональными. И в этом – главная коллизия. Ибо моральные проблемы имеют (в идеале, конечно) императивно определяемые решения (согласно библейским заповедям и основанным на них моральным нормам). А профессиональные решения куда более гибки, инструментальны, прагматичны. Именно здесь объективно и возникает вечно существующая (с момента возникновения журналистики) аморальная составляющая качественно исполняемых журналистом его профессиональных обязанностей.

Всякая профессиональная мораль, в том числе и журналистская, есть отступление от идеальной морали ровно на ту дистанцию, которая требуется для профессионального выполнения своей работы. Именно это создает реальную, а не мифическую аморальность любой профессии. Журналистика в целом аморальна ровно в той мере, в какой она профессиональна. Тот, кто в этой максиме видит особо циничное признание, пусть вспомнит палача (если законодательно такая профессия сохраняется в обществе). Задайтесь вопросом: аморален ли он сам или общество (закон), востребующее эту профессию?

Вот почему журналист, крадущий деньги, аморален. А журналист, крадущий важную для общества информацию, если иначе ее получить нельзя, может быть, и не морален, но и не аморален.

Теперь, после того, как я озадачил вас столь циничными откровениями, очень легко шагнуть к теме лжи и обмана. И я помогу вам сделать этот шаг.

Итак, ложь и обман. Вообще-то это довольно близкие понятия, а в определенном контексте прямо синонимичные, но я предлагаю не вдаваться в лингвистические тонкости. Будем считать (для удобства), что ложь – это просто неправда, о чем может и не знать или не подозревать тот, кто эту ложь оглашает. А вот обман – это информация, сообщение, не только осознаваемое как ложь теми, кто его сочиняет или распространяет, – но и целенаправленно в этом качестве используемое.

Если таким образом отделить ложь от обмана, то можно утверждать, что ложью СМИ просто переполнены, а обман встречается гораздо реже, что несколько облагораживает работу журналистов.

Начнем со лжи.

Прежде всего отделим ложь, сочиненную самим журналистом, ото лжи, которую он может использовать в своих текстах не по своей вине.

Источник информации, кажущийся надежным и авторитетным, может оснастить журналиста лживой информацией. Конечно, есть известные правила верификации такой информации, а именно:

• подтверждение ее, как минимум, из двух независимых друг от друга источников;

• проверка незаинтересованности источника информации в ее содержании;

• сопоставление полученной информации с уже известной по этой теме;

• проверка достоверности полученной информации у авторитетных экспертов;

• затребование у источника информации дополнительных деталей, подтверждающих истинность основного сообщения.

Однако в реальной жизни, в условиях жесткой конкуренции и цейтнота, в которых приходится принимать решение, особенно если полученная информация очень важна, но не взрывоопасна для общества, а ее гипотетическая лживость не грозит слишком серьезными, в случае публикации, последствиями для репутации СМИ (правда, репутация бульварных СМИ состоит как раз в их скандальности) или правовыми последствиями, большая часть этих правил или все они не соблюдаются.

Журналист, если даже он сам абсолютно объективен и честен, в лучшем случае полагается на свой опыт, на свою интуицию, на правдоподобность полученной информации. Короче, он действует по известному правилу: если это выглядит, как рыба, пахнет, как рыба, да еще получено от продавца рыбы, то конечно же это рыба.

Разумеется, всегда – в случае необходимости – найдутся специалисты, которые сумеют, зная эту формулу, всучить журналисту под видом рыбы дохлую кошку, но прямой вины журналиста здесь усмотреть нельзя.

А теперь перейдем к той информации, которую журналист добывает сам, и рассмотрим его ответственность в чистом виде.

Впрочем, еще одна оговорка: а что значит сам? Сам – это чаще всего все равно у каких-то людей (которые могут обмануть или обманываются сами) или из каких-то документов (которые тоже составляются людьми, которые, в свою очередь, могут обмануть или… и так далее). Если министр финансов говорит вам, что бюджет государства, в правительстве которого он служит, составляет 87 155 244 521 доллар, вы конечно же, скорее всего, не будете даже сверять эту цифру с данными официальной статистики. Тем более вам не придет в голову этот бюджет пересчитывать – да и возможности у журналиста такой нет. Авторитет и очевидная компетентность источника информации фактически являются для вас гарантией истинности самой информации.

А разве министры не врут?

Это утрированный пример, но это все-таки пример, подтверждающий, что уверенность в том, что ты получил информацию сам, – это в какой-то степени всегда большее или меньшее преувеличение, заблуждение или тот же самообман.

Но теперь забудем об этом. И вернемся к нормальному, то есть нормально объективному, нормально честному и нормально незаинтересованному в каких-либо искажениях истины журналисту. И перечислим случаи, когда он может поместить в свой текст ложь (неправду, неполную правду и т. п.) – незлонамеренно:

• журналиста ввел в заблуждение авторитетный источник информации;

• ошибка или добросовестное заблуждение самого журналиста;

• досочинение недостающих для полноты картины фактов на основе предшествующего опыта, здравого смысла, разного рода аналогий;

• игра слов, особенно в заголовках, которая, если взять заголовок отдельно от текста, либо искажает картину произошедшего, либо вообще создает впечатление о том, что произошло совсем иное событие;

• использование архивных фотографий или видеокадров без указания их происхождения как иллюстраций к свежим событиям; это уже можно было бы отнести к сознательному обману, но в данном случае я имею в виду такое иллюстрирование, которое в принципе стыкуется с сутью и формой произошедшего, то есть в общем-то не наносит ущерба пониманию того, что произошло;

• выдача некомпетентных или случайных мнений и свидетельств за компетентные и закономерные путем завышения статуса «эксперта» или «свидетеля», а чаще – путем неупоминания этого статуса;

• дезавуирование истинности сообщения путем справедливой, но негативной характеристики его источника; то же, но в обратную сторону: нивелировка сомнительности информации ссылкой на справедливо позитивную характеристику источника;

• добросовестная пропаганда, то есть исключительно идейное, неосознанное, но тенденциозное преподнесение фактов или оценок, вызванное не желанием исказить правду, а субъективной верой в истинность собственной интерпретации фактов;

• преднамеренная фальсификация фактической или содержательной стороны события, раскрываемая самим автором текста в его последних строках, – чаще всего используется как литературный, публицистический или пропагандистский прием;

• умолчание о каких-либо важных элементах события, связанное либо с цензурными ограничениями, либо с нежеланием конкретного журналиста или СМИ упоминать факты, как правило, позитивно характеризующие какое-либо лицо или структуру.

В общем-то последнее по списку – это тоже обман, но его я отношу к более «мягкой» категории «ложь» по той причине, что инициатор такого умолчания в принципе не стремится обмануть аудиторию. Он лишь выбрасывает неудовлетворяющий его факт как несущественный.

Можно выделять и иные категории непреднамеренной лжи в журналистских текстах (вплоть до опечаток, случайным образом искажающих содержание описываемых событий), но все это будет той или иной разновидностью уже перечисленного.

Теперь посмотрим, когда и зачем журналисты или СМИ в целом публикуют ложь целенаправленно, пытаются намеренно обмануть аудиторию.

Первые два пункта (я уже упоминал о них тогда, когда рассказывал о методах недобросовестной конкуренции) не относятся к сущностным проблемам собственно журналистики, но такая ложь столь распространена сегодня в СМИ, что, во-первых, ее нельзя не отметить, а во-вторых, в силу своей всеохватности и абсолютной очевидности для самих сотрудников СМИ этот обман определенным образом деформирует внутренние представления о моральном и аморальном в журналистской среде.

1. Фальсификация показателей тиражей печатных изданий – для привлечения рекламодателей и повышения авторитета издания в глазах аудитории и лиц, принимающих решения.

2. Публикация за плату под видом журналистских произведений видеосюжетов или текстов, составленных пиарагентствами или иными аналогичными структурами, в пользу тех, кто оплачивает размещение этих текстов или видеосюжетов.

3. Недобросовестная пропаганда, то есть целенаправленное и осознанное искажение фактов и составление тенденциозных комментариев – комплексная форма обмана, используемая сегодня государством (по крайней мере, в России) гораздо реже, чем иными субъектами политической, экономической и медийной деятельности. Цель – исключительно защита собственных эгоистических корпоративных интересов в ущерб общественным или любым иным.

4. «Добродетельный» обман – комплексные обманные действия, основанные на формуле щель оправдывает средства», то есть готовность вводить в заблуждение аудиторию сегодня ради достижения общего или общественного блага в будущем.

Наиболее яркий пример такого «добродетельного» обмана – антикоммунистическая кампания в российских СМИ во время подготовки и проведения выборов президента в 1996 году. Правда, далеко не всегда есть основания верить в искренность тех, кто идет на «добродетельный» обман в СМИ. Хотя бы потому, что, как правило, он сочетается с получением вполне конкретных выгод, в том числе и собственно финансовых.

Далее перейдем к некоторым более конкретным (некомплексным) формам и методам обмана, разновидностей которого вообще-то очень много, о чем каждый может легко судить по собственной житейской практике.

5. Безобидный обман – как правило, используется для повышения в глазах аудитории статуса своего СМИ или самого журналиста.

Казалось бы, то же самое, что завышение реального тиража. Однако махинации с тиражом – вещь, имеющая серьезные последствия разного рода: перераспределение рекламных потоков, долговременное введение аудитории в заблуждение, между прочим – это еще и правонарушение. Безобидный же обман – это некая разновидность фанаберии, хвастовства. Типичный, очень часто встречающийся пример – использование одного из самых любимых журналистских словечек «эксклюзив», то есть уникальная информация (текст, чаще всего – интервью, имеющийся в данный момент только у данного СМИ или журналиста). Бывает, что в один и тот же день выходят две, а то и три газеты, в которых интервью одного и того же лица промаркировано рубрикой «эксклюзив» или фразой «Сегодня мы публикуем эксклюзивное интервью X». Никакого вреда никому такой обман не приносит.

6. Намеренное сокрытие истинного источника своей осведомленности с целью маскировки факта работы данного журналиста (или СМИ в целом) на внешние по отношению к журналистике институты и организации – спецслужбы, коммерческие структуры, даже преступные организации. Это – очень, увы, распространенная форма обмана. И, что понятно, очень не безобидная.

В профессиональной среде, как правило, хорошо известно, кто из журналистов регулярно используется «внешними силами» не просто для «слива информации», а для целенаправленной деятельности под прикрытием своего СМИ фактически в качестве агента какой-то из этих «внешних сил».

Такие журналисты очень часто являются авторами громких разоблачительных (в том числе и справедливых) публикаций и так называемых журналистских расследований. Но всю или всю главную информацию, обнародуемую по итогам таких «расследований», эти журналисты добывают не собственным трудом, а получают от спецслужб или коммерческих структур, заинтересованных в «разоблачении» конкурентов.

Строго говоря, речь идет о работе тем или иным способом внедренного в СМИ или завербованного среди его сотрудников агента «внешней силы», действующего под личиной журналиста.

Среди московских журналистов с громким именем профессионалам известны не менее 3–4 таких агентов, уже не вольных в своих действиях. Спорадически на этом поприще подвизаются десятки журналистов.

7. Все остальные виды обмана в СМИ можно обозначить разными словами, конкретное содержание которых не меняет сути дела: дезинформация, клевета, диффамация и т. п.

Можно лишь выделить некоторые, в общем-то несущественные различия в целях, преследуемых обманными действиями журналистов и СМИ:

• преувеличение достоинств кого-либо или чего-либо или приписывание несуществующих достоинств;

• прямо противоположная цель – преуменьшение чьих-либо достоинств или приписывание кому-либо реально отсутствующих недостатков или даже преступлений.

Эти две цели, собственно, главные. Остальное – промежуточные, этапы достижения главных:

• попытка вызвать сомнение в чьих-либо достоинствах методом раскрытия мнимых или реальных недостатков или проступков этого персонажа, не имеющих прямого отношения к делу, по поводу которого обман вводится в действие;

• попытка вывести тот или иной персонаж публичной жизни из себя при помощи публикации абсурдных, фантастических или трудно опровергаемых прямых или косвенных обвинений;

• попытка с помощью обмана (клеветы) отвести внимание общественности от каких-то фактов, в разглашении которых не заинтересованы инициаторы данного обмана;

• обман как «спусковой крючок» привлечения внимания к какому-либо субъекту, прежде находившемуся в тени.

Дам небольшое пояснение к этому, последнему, пункту. Такое использование обмана имеет как негативное, так и позитивное целеполагание. В первом случае цель – «разоблачение»

кого-то или чего-то, но СМИ по каким-то причинам не решается само опубликовать имеющиеся у нее компрометирующие материалы. Однако известно, что, если кто-то сделает первый шаг, пусть даже самый «безобидный», компромат будет рано или поздно использован кем-то другим.

«Позитивное» целеполагание в таком использовании обмана – это распространение положительных слухов о самом себе или своем клиенте. Этим чаще всего пользуются звезды (потухающие) масскульта и политики – информация о баснословных заработках, выгодных и престижных сделках, встречах с высокими должностными лицами (президентом, премьер-министром), планах высоких назначений и т. п.

Вернусь к перечислению целей, ради достижения которых обман используется в журналистике:

• отвод внимания от истинных целей той или иной публикации или от ее реального источника;

• клевета в чистом виде – размещение ложной информации, имеющей и первой и конечной целью нанесение максимального ущерба кому-либо или чему-либо;

• наконец, отказ в публичном признании своих ошибок и даже лжи.

Не слишком разнообразны формы маскировки или прикрытия обмана. Его подают в виде слухов, делая соответствующие оговорки; давая ссылки на анонимные или трудно верифицируемые источники информации (секретные досье, архивные документы, умерших людей, документы, находящиеся в других странах, и т. п.); приводя «документальные подтверждения», лишь внешне производящие впечатление таковых (известная история по компрометации в 1993 году Александра Руцкого, тогда еще вице-президента России, путем демонстрации «трастовых договоров», как позже выяснилось – полностью фальсифицированных, которыми он якобы передоверял распоряжение своими нелегально полученными деньгами третьим лицам за рубежом). Используются также ссылки на столь высокие авторитеты, которые никогда не будут опровергать эти сведения, данные к тому же в предположительной или общеутвердительной форме: «Как известно, президент Путин недолюбливает политика X» или «Скорее всего, в Кремле У никогда не был». Смешно или абсурдно в ответ на такие выпады просить президента послать в газету письмо с подтверждением того, что все в действительности наоборот – «как раз политику X он доверяет», или предъявлять редакции СМИ корешки пропусков в Кремль, которые подтвердят реальность твоего частого посещения этой сакральной обители власти.

Отдельно выделим обман аудитории, возникающий как результат желания отдельных СМИ и журналистов во что бы то ни стало привлечь к себе внимание. Здесь в ход идет многое: сочинение фальшивых интервью со знаменитостями; плагиат из малодоступных источников; утверждения о том, что данное СМИ или данный журналист когда-то впервые обнародовал то, что другим стало известно только сейчас, или совершенно точно и ранее других спрогнозировал только что случившееся событие; сообщения о вообще не имевших место событиях, заговорах, интригах – с соблюдением внешней правдоподобности описываемого.

И конечно же одним из наиболее распространенных видов обмана, к которому не причастны сами журналисты, а формально и редакции, но который приходит к нам через СМИ, является публикация очевидно лживых рекламных объявлений, всяческих астрологических прогнозов и т. п.

В последнее время многое из перечисленного (но далеко не все) встречается реже, ибо начала работать судебная система. В начале же 90-х годов большинство изданий, особо последовательно этой линии придерживалась газета «Коммерсантъ», просто отказывались печатать какие-либо опровержения на свои тексты, даже когда в редакции понимали, что опубликована прямая ложь. Я хорошо знаю это, ибо ко мне в «Независимую газету» десятки раз обращались те, кто не мог напечатать свои не то что «иные мнения», но даже и иные, реальные факты в ответ на ошибочные публикации в тех или иных изданиях.

Более того, в тот период в невыгодном положении оказывался как раз тот, кто признавал и исправлял свои ошибки. Это правило я завел в «Независимой газете». Атак как журналисты много ошибаются и нередко врут, результатом этого волевого решения стало то, что «НГ» довольно часто, причем не в укромных местах, публиковала исправления своих ошибок и извинения за них. И конкурирующие издания, скрывавшие от читателей свои ошибки, не стеснялись при всяком удобном случае писать, что «Независимая газета» чаще других ошибается, потому и вынуждена так часто извиняться. Это была прямая ложь коллег, но здесь я возвращаю вас к предшествующей лекции, где речь, в частности, шла и о недобросовестной конкуренции.

Я обременил данным пассажем эту лекцию не только с целью проиллюстрировать один из видов обмана в СМИ, но и затем, чтобы сформулировать очередную максиму журналистики, которую многие посчитают вообще невозможной для выполнения. Здесь я могу только согласиться с тем, что эта норма очень опасна для тех, кто имеет смелость ей следовать. А максима такова:

ПЛОХО ОШИБАТЬСЯ, НО ЕЩЕ ХУЖЕ И КРАЙНЕ ГЛУПО УПОРСТВОВАТЬ В СВОИХ ОШИБКАХ И НЕ ПРИЗНАВАТЬ ИХ. ПРАВДА, ДЕЛАЯ ЭТО ПУБЛИЧНО, СЛЕДУЕТ ВСЕГДА БЫТЬ ГОТОВЫМ К ТОМУ, ЧТО ВАШЕЙ ЩЕПЕТИЛЬНОСТЬЮ ПОСТАРАЮТСЯ ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ ВАШИ КОНКУРЕНТЫ, ВРАГИ, А ПОРОЙ ДАЖЕ И ДРУЗЬЯ.

Возвращаясь к собственно моральным проблемам, возникающим перед журналистами, я бы сформулировал еще одну максиму журналистики (уже золотую):

поскольку никто из журналистов не может заречься от того, чтобы не быть вынужденным однажды прибегнуть к обману, отведите себе в начале своей карьеры право всего на три таких поступка. И поскольку ваша жизнь в журналистике будет долгой, старайтесь как можно дольше оттягивать первый такой опыт, иначе вы преждевременно используете то, к чему вам, возможно, еще придется прибегнуть, а лимит будет уже исчерпан. Последнюю такую возможность надо вообще оставить на самый конец своей профессиональной жизни.

И последняя – в этой лекции – максима:

ложь – слишком сильное оружие. И иногда ею все-таки приходится пользоваться в журналистике, пользоваться сознательно и целенаправленно. Но поскольку это слишком сильное оружие, его нельзя пускать в дело без самой крайней нужды. Впрочем, правда – оружие еще более сильное. Но удобное тем, что им можно пользоваться часто. Часто, но не всегда.

Дойдя до конца этой лекции, я решил, что нет смысла читать еще одну, специальную, лекцию о моральных проблемах журналистики. Основные моральные проблемы мною уже перечислены и сформулированы. Других я коснусь в тех местах моего курса, где они естественным образом проявятся. А главное, в общем-то, сводится к довольно простой вещи: все моральные проблемы каждый человек решает сам и только так, как это свойственно лично ему в рамках его взаимоотношений с окружающими и обществом в целом. Одни моральны только под страхом репрессий (пусть чисто профессиональных), другие… – впрочем, вы и сами это знаете.

Журналистика – не лучшая блюстительница общественной морали, особенно сегодня. Но морализаторством она занимается охотно. Сам я этого не терплю. Может быть, потому, что лично знал и знаю кое-кого из самых больших «моралистов» в СМИ. Как вы понимаете, многие из них в жизни не демонстрируют и десятой доли того, что постоянно, со страниц газет и с экранов телевизоров требуют от других.

Справедливости ради надо сказать, что 90-е годы были не лучшими для расцвета морали как в России вообще, так и в российской журналистике в частности. Заработки большинства журналистов даже в Москве были более чем скромными, и многие – по одной этой причине – вынуждены были пускаться во все тяжкие. Самым безобидным при этом была работа под двумя крышами: в каком-нибудь известном русском СМИ (ради интереса, престижа и более свободного доступа к российским политикам) и одновременно подработка в западных изданиях и информационных агентствах (их московских бюро) – это ради денег. Причем информация для западников доставалась под прикрытием удостоверения СМИ отечественного. Конечно, никакой моральной кодекс, ни общечеловеческий, ни профессиональный, этого не допускает – ведь от своих русских главных редакторов все это держалось в секрете. Разгадать который, впрочем, по некоторым признакам и особенностям поведения журналистов, этим грешащих, было нетрудно.

Только-только эта система стала разрушаться, как появилась новая напасть. В России народился пиар и как грибы после дождя стали возникать соответствующие агентства. Тут уже не было никаких приличий – западники хоть не заставляли нелегально пропихивать нужные им тексты в те СМИ, где официально числились их наемные журналисты.

Словом, еще не пришло время всерьез говорить о морали в русской журналистике. Когда журналисту не на что прилично одеться или даже накормить семью, не до моральных принципов.

Это не означает, что поведение всех журналистов и всегда было сугубо аморальным. Но разного рода этические кодексы, хартии и воззвания, принимавшиеся пачками в 90-е годы в разных редакциях и в целом корпорацией, у знающего человека конечно же ничего кроме саркастической улыбки вызвать не могли. Хотя и они, эти кодексы и хартии, тоже были нужны. Как теоретическая фиксация некоего морального уровня, опускаться ниже которого нельзя, или, по крайней мере, ради понимания того, что не стоит своей аморальностью бахвалиться.

Закончу на этом. А в следующий раз поговорим о реальных знаниях и журналистике. Обладание ими, кстати, помогает если и не решать многие проблемы, в том числе и моральные, то хотя бы избегать столкновения с некоторыми из них.