Текст книги "В гостях у императорской четы"

Глава 16
Пульхерия

– Что, ВЫ! Что, ВЫ! – Пульхерия замахала руками. Она искала брата. Августа спешила на утреннюю службу и была крайне удивлена и обрадована, увидев Локки. Красивые глаза её высказывали, полное безразличие к торжествам, её интересовало, лишь одно – поскорее покинуть место бала и отправиться на службу. На предложение весельчака «Пройдохи»: «На брудершафт», она отказалась, чуть не хохоча от нелепого предложения, в тоже время эта нелепость развеселила её.

– А, что? – продолжая шутить, Барабаш настаивал. – За одно и причаститесь!..

– Нет!.. Нет!.. Нет!..

– А как же правило римских пиров? Либо пьёшь – либо уходишь??? – не унимался Локки.

– Значит!.. Я ухожу! – отпарировала Пульхерия.

– Но, вы, зашли?!! – настаивал старый знакомый. – Закон суров, на то он и ЗАКОН!

– Я, Локки, собираюсь в монастырь, – радостно сообщила она.

– И, что это вам даст?.. Вы, же и без того, каждый день… по три раза бываете в церкви??

– Покой.

– Вы, считаете от жизни можно отгородиться?

– Да.

– Каким образом?

– Не отвечать, на её постукивание в дверь.

– Но, это же скучно?.. Для такой деятельной дамы – как, вы?

– За – деятельную даму – спасибо! А, на счет скучно – это, вы, ошибаетесь?..

– Скучно, – настаивал Локки.

– Ничуть… Главное быть полезной людям.

– Но, ВЫ!!!

– Я, так решила!..

– Ворона, взявшаяся подражать чайке – непременно утонет!.. Извините за столь нелепое сравнение, но, вы, есть – ВЫ!!!

– Локки!!! Что случилось?.. – спросила Пульхерия, наполняясь предстоящим страхом, удивлением и напряжением возникшим внутри неё.

– Ничего… А, что – чтобы увидеть старых друзей – необходимо, чтобы – что-то случилось?..

– Нет!.. Но, Вы, просто так ни появляетесь?..

– Совершенно верно!.. Но, и, вас, увидеть – очень сильно хотелось!!!

Локки понимал, что проницательный ум Пульхерии докопается до истины – надо было, что-то сообщить такое, чтобы усыпить её, но он не знал: «Что?»

– И, что за дело привело вас? – уточнила она.

– У меня друг болен, не мог бы ваш врачеватель посмотреть его?

– И где, ваш, друг? – спросила она, не веря уловке старого приятеля – о больном товарище.

– Вот он, – указал Локки на спящего под дубом скандинава.

– А, что с ним?

– Да мочиться, где попало!..

– У него это по медицинской части или по бескультурью?

– Скорее по медицинской!.. Хотя и бескультурья в нём хватает!

– Ну и хитёр же, ты – Локки!! – мило улыбаясь, сказала она. – Про скандинава сейчас придумал – для поддержания беседы?..

Она смотрела на него в упор – пытаясь понять истинную причину визита.

– В самом деле!.. – уверил её гость. – Я, вам, скажу даже более…

И он ей почти, что на ухо прошептал.

– Тогда это по медицинской части, – сообщила она. – Я пришлю, вам, доктора.

– Спасибо, – изрёк Барабаш. – Можно, я провожу, вас, после встречи с басилевсом, до церкви?

– Хорошо! – обрадовалась августа. – Я буду, только рада!

Пульхерия не заставила долго ждать, и они тут же покинули бал.

Выйдя с территории Большого Дворца Локки предложил Пульхерии пойти в обход Святой Софии. Он устыдился, своего – хоть и не свершившегося плана, разрушения города и собора Святой Софии. Пройдоха задумал это не спроста – ему хотелось, чтобы во вновь возведённом храме Святой Софии был создан такой лик Матери Божьей, чтобы каждый прихожанин, попав под взор Богородицы находился под ним непрестанно не только на территории храма, но и за пределами Святой Обители.

Пульхерия не стала возражать, хотя путь к монастырю через площадь Софии был короче. Она прекрасно понимала: «У Локки, на то, должно быть есть причины?»

Локки и августа вошли в церковный двор, оказавшись среди множества старцев с длинными седыми бородами. Состояние довольствия – полной все достаточности исходило от этих почтенных людей. От их смиренных лиц, веяло глубиной познания. Истинная красота и сила притягивала так, что Локки захотелось стать смертным. Но, он, тут же, встрепенулся, откинув набежавшее на него наваждение, прекрасно осознавая, какое количество дел ему придётся оставить не исполненными.

Локки по-настоящему оценил атмосферу, царившую вокруг и градус воздействия оной среды на окружающих. Даже без слов спасения и утешения чувствовалось их влияние, вот что творит место намолённое, – подумал Барабаш и, попрощавшись с Пульхерией, поспешил обратно.

Глава 17
Волки

Грохот по крыше становился слышнее и всё чаще и чаще – утки натаскивали молодняк, готовясь к перелёту на юг.

– Должно быть скоро осень? – подумала волчица.

Утки стали опытнее и проворнее – при первой же опасности они уверенно взлетали, не оставляя волчице ни каких шансов на легкую добычу. Но, за то на поляну перед домом без опасений садились другие готовившиеся к отлету птицы. В бледно дымчатом небе появились то журавли, то гуси, а лебедь пойманный волчицей прямо при посадке, был неимоверно вкусный.

Мохнатый паук, обозревая выпуклыми всевидящими глазами свои владения, счёл нужным поправить давно не латаные сети. Он размял слегка затёкшие лапки и точно музыкант – искусно перебиравший струны кружев пустился к месту, вызывавшее сомнение в надёжности. Подлатав бреши, он вернулся назад – в своё убежище.

Муха, гулко жужжа, устремилась именно в то место, которое, только, что починил хитроумный мизгирь. От резкого соприкосновения с сетью дрозофила продавила упругое полотно, но застряла своими лапами и телом в ажурных красивых кружевах. Она, успев, дёрнутся – всего лишь пару, тройку раз, как тут же, была замурована в серебристый кокон, подоспевшим прытким музыкантом. Спелёнутую пленницу он взвалил на себя и оттащил в своё убежище, находившееся в самом углу, между стеной и крышей. Всё произошло – настолько стремительно и быстро, что нельзя было рассмотреть его тонких филигранных движений.

После столкновения в паутине вновь зияла дыра, которую паук направился приводить в порядок.

– Куда, ты, смотришь? – спросила волчица.

– В потолок.

– Интересно?

– Да.

– И, что там?

– Паутина.

– Фу!.. – чуть было не фыркнула она, но решила не омрачать беседу.

– И, что, ты, там видишь?

– Там кто-то шевелится с множеством лапок.

– Это паук.

– Паук?

– Да! Паук! И, что он делает?

– Он бегает.

– Это он плетёт паутину.

– Зачем ему ещё паутина? У него же уже есть паутина?

– Это должно быть – паучиха и она ждёт своих поучат, – рассудила волчица. Самка заботится о территории и ни кто в стае не вправе перечить матёрой волчице. Она идёт первой, уводя стаю и, расширяя территорию. Стая, в этом вопросе, подвластна ей. Вожак замыкает стаю – идя последним. Чтобы не омрачать беседу она спросила:

– Должно быть красиво?

– Мне нравиться! Она такая легкая с множеством узоров.

– Да! Может быть – это и красиво?! Если ты не муха?? – подумала она, но вслух сказала, – тогда смотри.

Жизнь текла тихо и безмятежно, если не считать, когда приходила она, принося с собой запах дыма, навоза и сыра. Приходилось спрыгивать с нагретого солнцем и телом основания дома и прятаться в норе.

После не возвращения с охоты свёкра и мужа она почти, что не была здесь. Фундамент заменил ей жилище.

Женщина приходила ненадолго – на час-полтора, но скрип половиц отдавался в ушах, всё время её присутствия от чего мучительно ломило голову. Звуки, как трещотки при загоне, пугали и не давали возможности сосредоточиться. После ухода посетительницы, волчица всегда себя чувствовали расстроенной и злой. Всё время, пока незванка была наверху, она лежала, прижавшись к земле устланной волчьей шерстью парализованная противоречивыми желаниями.

– Может?.. – но, для себя решила: «Не стоит!»

Она оставалась лежать и дальше – страх перед человеком был у неё в крови.

Когда визитёрша уходила, волчица выбралась из норы и подолгу продолжала оставаться около входа, слушая стрекот кузнечиков в траве.

– Почему она, так часто приходит? Может Хлод человеческий детёныш? – спросила она себя. Этот вопрос встревожил её не на шутку. Ей не хотелось в это верить и она успокоила себя:

– Нет! Он так классно сосет молоко?!! Такой аппетит может быть только у волка?!!

Но сомнение осталось. Она проворно вспрыгнула на своё, теперь уже излюбленное место. Из щелей пахло дымом и человеком. Она проскулила что-то – невнятное и он ответил ей.

– Что с тобой? – спросил он, видя её такой встревоженной. – Ты не в духе?

– Наверное человек? – подумала Ай. – Волки не такие внимательные?!!

Она держала в зубах большого кузнечика-кобылку, чтобы Хлод мог поиграть им.

– Что это? – спросил он.

– Где? – уточнила волчица.

– У тебя в зубах.

– А?.. – засияла глазами Ай, вспоминая про кобылку. – Может всё-таки волк? Уж больно любознательный малыш? Хотя все дети любопытны, что человеческие, что волчьи, суются везде, куда не следует, пока их не отшлёпаешь.

– Это тебе подарок!.. На, поиграй!

– Не?!! – успокоила она себя. – Чего я сомневаюсь?.. Он волк! Вылитый я?!! Прямо, как отражение луны в луже.

Успокоившись, она принялась гонять блох – вычёсывая их задней лапой от ушей до самой холки.

Виртуозно орудуя и попеременно меняя лапы, она забыла о своих сомнениях, и жизнь потекла как прежде – не утруждая и не озадачивая её.

Однажды она принесла Хлоду в зубах скворца, выхваченного из стаи.

Эти пернатые, перед отлётом, прыткой гурьбою – перелетали с куста на куст. В этой кутерьме, они сели на разросшиеся заросли смородины – где их и поджидала волчица. Не успели они, опомниться, как один из них очутился в пасти зверя.

Ай, слегка придушила его и подсунула дрыгающуюся птицу в щель, но Хлод не проявил к добыче должного интереса хищника, а лишь похлопал пухлой ладонью по трепыхающемуся крылу. Перья у него были черные, а пух белый.

– Какой—то ты у меня беспечный? – сочувственно заключила мать. – Дай! – сказав это, она подкинула птицу в воздух и, поймав её на лету – тут же прижала в каменной плите, разрывая на части. Пух взвился над головами и летал, точно снежинки, забивая горло. Хлод зафыркал, освобождаясь от перьев забившихся в горло и нос.

В ней появилась неимоверная ответственность за сына. Любой шорох её настораживал. Она вслушивалась в тишину леса, ожидая врага. Внимательно всматриваясь из пустых, глубоко посаженных окон заброшенного дома, на поросшие лесом склоны безбрежных Скандинавских гор. Они похожи были на бойницы, готовые к обороне. Сквозь щели, рассохшихся досок, пробивался солнечный свет, тысячи пылинок плясали, в его потоке – разбрасывая картину теней.

В ручье форель вышла на жор, выпрыгивая, на толкущихся над гладью воды комаров. Ухватив насекомое, она с бульканьем уходила обратно, пряча нагулявшее брюхо вглуби затона. Зачастившие дожди, вновь подняли уровень воды. В было, обмелевшем ручье, возрождались прежние омута, где нагулявающие жир налимы обустраивали свои дома для нереста, который должен был начаться в первых числах зимы.

При каждом всплеске волчица делала серьёзные настороженные глаза, всматриваясь и вслушиваясь в темноту леса. Луна заняла своё место на небосводе.

– Может повоем?.. – спросила она сына.

– А зачем?

– Так хорошо же!.. Смотри, какая ЛУНА?!! – восторженно прокричала она, глядя на желтый диск на небосводе.

– Ты, думаешь – она от этого станет ближе?..

– Фу!.. – обрадованно заявила Ай, довольная своим чадом. – Реалист какой!.. Теперь я понимаю, почему именно, ты, выбрался из цепких лап загонщиков. Ты, как хочешь?.. А, я повою!!!

Глава 18
Пора домой

– Пора и честь знать, – заявил Локки Хальву и они, не с кем не прощаясь, направились к выходу.

Выйдя, из Императорского Дворца «Пройдоха» решил показать конунгу утренний город. Они свернули направо, спустились вниз, к каменистому руслу неглубокой реки. В летние жаркие дни единственная водная артерия сужалась до величины невзрачного ручья, еле перекатываясь по устланной гальке.

Они шли, ступая, по намытые половодьем булышкикам, подставляя свои бледные лица под лучи встающего ласкового солнца. Издали камни казались однообразными, но – здесь, вблизи – они играли, совершенно разными оттенками с множеством прожилков и вкраплений. Справа и слева от водного русла, тянулись сады. Ветви плодовых деревьев выступали за пределы возведённых оград, увешанные сочными плодами.

– Какой благодатный край?!! – восторженно воскликнул Локки. – Всё, что надо этой земле – это только – вода?!!

Но, он не дождался ответа от конунга.

Хальв изумлённо смотрел на всё это изобилие с болью. Чувство жалости наполняло его к себе и своим подданным, отчего у него на глазах выступили слёзы и покатились по щекам точно дождь.

Глядя, на этот переизбыток, скандинаву, даже, не верилось, что где-то бушует нужда и страдание. Нищета, так оскорбляющая достоинство человека, лишая его, даже – самого простого и необходимого.

– Пошли отсюда!.. – заявил Локки, он понял его боль.

– Пошли, – согласился конунг.

Сквозь зелёную листву и яркие плоды проглядывали участки голубого неба. С моря пахло йодом и свежей рыбой, хотя ни моря, ни рыбы не было видно – всё побережье, что ниже по течению, находилось ещё во власти плотной пелены тумана. Завеса обычно господствовала над пространством, до появления первых солнечных лучей.

Они поднялись наверх, и пошли вдоль богатых дворцов, с открытыми террасами и парками. Дворцы чередовались, с домами попроще. Но, эти дома были увитыми плющом или виноградом по самую крышу. Обилие зелени предавало усадьбам, такую притягательную картину, что не возможно было – оторвать глаза от этой красоты. Любуясь живыми пейзажами природы, друзья шли по дороге, ведущей под уклон горы спускающейся к морю. Среди множества плодовых деревьев, росли кипарисы, точно свечи, уносящиеся ввысь – веками черпая солнечный благотворительный свет, отчего – кора их была здоровой, без каких-либо болезней, точно они произрастали в горном лесу и понятия не имели о загаженной обстановке и пагубном влиянии пятисот тысячного города-исполина. Тенистые аллеи в садах напоминали тропинки в густом бору.

Тишину нарушил шум транспортного средства, доносившийся из переулка, который они переходили. Худая лошадёнка, управляемая под уздцы старичком-возничим, еле тащила телегу, доверху нагруженную мешками и кулями. Торговец – негоциант – хозяин товара шёл рядом. Он спешил в порт – в желании поскорее отчалить на – вот-вот, уходящем корабле. За перекрёстком все встретились – почти, что – одновременно. Локки успел спрятаться в нише ворот дома, а Хальв – остался на узком тротуаре – прижатый к стене и, боясь, как бы его гружёная телега – не размазали по стене. Стучания колёс, обитых металлическим обручем по булыжной мостовой, прекратилось – кляча встала, прижав Хальва увесистым тюком к каменной ограде. Лошадь решила отдохнуть и заодно помочиться. Подняв хвост, она принялась заливать дорогу, обрызгивая Ирвинга до самых колен. Конунг переминался с ноги на ногу, словно – это могло ускорить процесс расставания накопившейся лошадиной нужды. Торговец принялся орать несусветным, вопящим голосом – что он – опаздывает и не заплатит за провоз, если корабль уйдёт без него. Возничий, непрестанно понукая, дергал лошадь под уздцы, на что та лишь высоко вскидывала морду, продолжая исполнять задуманное. Хальв переминался с ноги на ногу, торговец истерично орал, вожатый делал вид, что бранит – свою исхудалую кормилицу, а лошадь продолжала исполнять своё дело. Совершив задуманное мероприятие, лошадь втянула в себя свои худые бока, и натруженные жилы выступили на её теле. Она упёрлась, с трудом сдвинув с места тяжеленный воз – разом решив – все возникшие споры.

Локки и Хальв пошли в след скрывшейся в тумане телеге. Солнце, сопровождая их путь лучами, отвоевало у тумана палисадник, бурно увитый плющом вдоль высокого забора. В этот самый момент, из-за ограды раздался свист и тут же ему в ответ вторил такой же свист и человек, в длинном пиджаке, отделился из зарослей напротив и направился в их сторону, куда перелетели, преодолевая высоту ограду, один за другим три мешка. Один из свалившихся мешком, подошедший мужчина взвалил себе на спину, а двое его компаньонов, перепрыгнувшие через забор, в таких же длинных не по размеру пиджаках подхватили остальные. Они, не сговариваясь, поспешили вверх по улице. В одном из трёх Локки узнал Шплинта, на его окрик двое мужчин встали, а сам Шплинт, лишь надвинув кепку на глаза, словно это его совсем не касалось, спешно уносил ноги. Они, торопливыми шагами, дошли до перекрёстка и скрылись в узком лабиринте зетобразного переулка.

– Ясно?! – изрёк Барабаш. – Что-то свистнули?! И, теперь, удирают, только пятки сверкают – прямо, как в ту – помпейскую ночь!!

– Твои знакомые? – спросил Хальв.

– Да!.. Один из этой братии, очень нелицеприятный тип… Хотя и двое его товарищей думаю не лучше?!!

– От того он должно быть и не захотел общаться с тобой?

– Не без этого?.. Я полагаю?..

Константинополь просыпался лениво, хотя его большая часть уже и была отвоёвана из царства тумана. Туман продолжал ещё стелиться вдоль Босфора и бухты Золотого Рога, разливаясь по обоим берегам.

– Как тебе это? – спросил конунга Локки, любуясь неотразимым видом.

– Красота!.. – заворожённо произнёс скандинав.

Дымка, пронизанная лучами подымающегося солнца, стала ещё более блеклой, но часть города, что ближе к воде, продолжала утопать в зыбком покрывале воздушных взвесей. Над туманом высились маковки куполов и бойницы крепостной стены, но основания их продолжали утопать в клубах пара.

Солнечные стрелы лучей будоражили просыпающийся город, все ещё погружённый в ленивую дрёму. Светило неустанно подымалось, всё выше и выше, с ликованием рассыпая свои лучи, вступая в окончательную схватку с пеленою. Туман отступил, открывая город во всей его красоте и величии. Водная стихия царствовала и охраняла, играя не высокой ласковой волною. Город – нагромождение кварталов, казался исполином. Этот город, вобравший в себя до пятисот человеческих душ, не имел равных себе, не только по вместимости, но и по красоте. Константин не зря выбрал скромный Византий, для столичной миссии и Константинополь говорил ему: «СПАСИБО!..»

Миновав входные ворота в крепостной стене, друзья подошли к лодкам рыбаков. Хальв, как и прежде, стоял в полном забвении, а Локки смотрел на днище лодок и любовался сверкающим на солнце уловом. Рыба кишела, играя серебристыми боками. Множество чаек кружили в небе. Одинокий орёл парил в вышине, горделиво раскинув крылья, и оглашал округу пронзительным – «Пить».

– Смотри! – указал Локки на кружащую птицу. – Пока, ты, пьянствовал и спал, я научил этого красавца летать!

– Я не спал, – возмутился конунг. – Я вместе с конюхом обследовал конюшню!..

Конюх бредил мечтою – вывести чистокровного скакуна, но при этом, очень выносливого. Он скрещивал арабских лошадей со степными тарпанами, ослами и ишаками, но скакунов из его чудо экспериментов не выходило. Но он не отчаивался и продолжал свои занятия.

– Я пообещал, что помогу ему в его делах!..

– О!!! – посочувствовал ему «Пройдоха». – Ты не зря сюда прилетал?.. Скрещивать кобылиц истинно королевское занятие!..

Они подошли к берегу моря и сели на прибитое приливом бревно, выбеленное морской солью. На волнах колыхалось множество амёб, то и дело в голубой воде проплывали косяки рыб, а по дну ползали крабы. Хальва начинало клонить ко сну. Локки смотрел на просыпающийся город, в пол-уха слушая прибой. Смотрел на волны, набегающие на берег и оставляющие пену по всей береговой черте. На белые барашки, застывшие на гребне взмывших волн, на корабли, стоящие на рейде, которые были словно – маленькие точки на фоне безграничного, безграничного моря.

– Хочешь спать! – спросил Локки приятеля.

– Угу…

– Пошли, – предложил ему Барабаш. Они легли на прогретые камни – конунг тут же захрапел, а Локки уставился в голубое небо, без единого облачка.

Локки не заметил, как солнце стало сильно припекать.

– Пошли! – Локки растормошил спящего Ирвинга. – У нас есть дела и поважнее.

Скрываясь от солнца, они вновь зашли в город и скрылись под тенью деревьев.

Оказавшись в запустелом парке, приятели принялись бесцельно идти по аллее, радуясь появившейся возможности – спрятаться от жары. Заброшенный парк оказался древним, ещё языческим кладбищем. Запущенность его было во всём, от бурьяна с жалящей крапивой, до брошенных помойных вёдер, пришедших в негодность скамеек. Оказавшиеся не в чести статуи языческих богов с отбитыми частями тела: Аполлон без носа, Диметра без руки, а Зевс – давший жизнь всем богам – без самого главного орудия, дающего эту жизнь. Прочие языческие божества были не в лучшей форме с разными степенями увечий и лишений. Всё это былое величие времени превратилось в мусор.

Они присели на поломанную скамейку, без боковой стенки-подлокотника, в желании передохнуть и прийти к мысли – дальнейших действий. Погрузившись в тишину, Хальв закрыл глаза, а Локки смотрел рассеянным взглядом по простору около кладбищенской свалки. Промелькнувший силуэт, скрючившейся, сгорбленной старухи тут же вывел Хранителя из расслабленного состояния. Он, как можно, ниже, прижался к земле, прекрасно понимая, что её появление здесь не случайно. Она подошла к базилике, сплошь увитой зарослями дикого хмеля, отчего казавшейся уютно спрятанной, от лишних глаз. Она была настолько обессилена, что ей пришлось постоять какое-то время – собираясь с силами, для предстоящего действия. Она, копя силы, принялась скорбеть о когда-то своей неописуемой красоте. Постанывая, и как подобает таким вековым, сгорбленным старушкам, она тосковала по своему покинувшему её обаянию, с грустью уставившись в тяжёлую дверь. Она причитала, какое-то время, после чего молниеносно вспорхнула. И, влетев в узкое отверстие разбитого витража, скрылась внутри. Локки понял:

– Здесь, что-то кроется?.. Неспроста, старуха маячила за Ирвингом весь вечер. Он был уверен, за стенами склепа – таится – то, что должно пролить истинный свет на тайную картину вещей.

Локки и Хальв вошли в створ базилики. В этот самый миг из подземелья вырвался силуэт – он состоял из тумана, неожиданно приведение превратилось в сухую длинную старуха, с меховым воротником вокруг шеи. Попеременно меняясь – из тумана в старуху и обратно, причем при каждом превращении в старуху она старела всё больше и больше. Приведение взялось хохотать. Прозрачная пелена перекачивалась, хотя ветра не было, а седые, растрёпанные волосы развивались. Старческое лицо, все в бородавках и папилломах исказилось и прокричало:

– Ох! Ох! Ох! – продолжая улюлюкать и хохотать широко раскрытым беззубым ртом, призрак приближался всё ближе и ближе, под гуляющее в склепе эхо.

– Приведение! – окрикнул его Локки.

Призрак замер и испытывающим взглядом смотрел, ожидая – последующих действий не прошеных гостей.

– Ты, кто? – продолжил Барабаш.

– Нечистая сила!.. – издало приведение пугающим низким голосом.

– Ты, хочешь причинить нам вред?

– Да! – радостно сообщило оно и по-змеиному шипя, продолжило двигаться в их сторону. Довольное собой, привидение улыбалось. Чудовище хотело их схватить, загребая руками, но ничего, кроме воздуха не попадало в её объятия.

Хальв с испугу махнул палкой, которой он открывал железную дверь склепа.

Недовольное этим действием приведение закачалось – разъединилось на какое-то время пополам, но тут же соединилось обратно и закружилось с такой бешеной скоростью, что из её меховой опушки вылетело такое облако моли, что ничего не стало видно. А привидение продолжало носиться по склепу, набирая обороты и выбрасывая всё новые и новые партии притаившейся в меховом ворсе личинок, которые тут превращались в порхающую моль. Мотыльки бешено мельтешили крыльями, и через какое то время всё пространство превратилось в белоснежное, мельтешащее море – надежно пряча приведение в пелене завесы насекомых. Все было бы для приведения хорошо, не возобнови оно опять свои улюлюканье в сочетании с неудержимым истерическим пугающим хохотом и визжанием.

Хальв в панике принялся опять махать своим орудием и чем сильнее вопило привидение, тем энергичней орудовал конунг, размахивая своею палицей – убивая на лету несметные количества летающей живности.

Понимая, что маскировка с молью не удалась. Чудище заухало по-совиному. Множество летучих мышей, тут же пришли ей на помощь и закружили по пространству склепа. Они кружили вокруг пришельцев, огибая их и, пронизывая привидение насквозь, когда они из него вылетали, гримасы чудовища становились ещё ужаснее. Старуха, добавляя силу звука, засветилось ярким металлическим светом, но зазвонил колокол и мельтешащие обитатели вместе с хозяйкой склепа разом юркнули в свои убежища. Насторожились и ожидающе смотрели, стараясь не привлекать внимания на своё присутствие.

Старуха чем-то напомнила Хальву жену, но он промолчал.

– Чего задумался? – спросил его Локки.

– Это чудовище напомнила мне Из.

– Вполне может быть? Неспроста же она вокруг тебя увивалась весь вечер?

– Очень похоже!

– Что делать будешь?!!

– С ней надо развестись! – заявил Ирвинг.

– Я думаю, она тебя опередила?!!

– Ты, так считаешь?

– Я полагаю – да?

– Тогда зачем ей нас пугать?

– Видно ей не нравиться – тот факт, что мы здесь? И еще больше пугает то, что мы здесь сможем, что-то найти, для неё не желанное и даже противоречащее её интересам и планам??

Конунг молчал.

– Хотя один негативный вывод для неё можно сделать точно: «Мы на правильном пути!!!» Но, нам нельзя тыкаться в слепую, драгоценнейшее время неумолимо уходит от нас. Надо идти в сторожку и по книгам учета захоронений найти место погребения твоего потомка.

– Пожалуй, да?.. – согласился конунг.

– О! Да, ты, становишься смекалистым мужем?!!

– Надо было ей на голову накинуть мешок?! – сообщил конунг не с того ни сего.

– Ты, это о чём? – спросил его Локки.

– Я о старухе!

– А зачем её в мешок? – недоумевал Барабаш.

– За тем?!! Что – это был дух-двойник Из?!!

– Но, дух-двойник является перед смертью?

– Вот, для этого то и нужен мешок?!! Чтобы она не успела своими глазами на нас навести порчу?!

– Ещё, что??

– Потом закидать камнями!

– А это зачем? – спросил Локки.

– Так поступают с колдунами и колдуньями!

– Поздно батенька! Поздно!! Она уже вся истлела – без ваших камней!.. Идёмте отсюда, у нас есть дела поважнее!

– Я смотрю – это стало твоим коронным словом?

– Что, ты имеешь в виду? – постарался уточнить «Пройдоха».

– Твоё выражение в последнее время – «У нас есть дела поважнее!»

– Ах?! Вот, ты, о чём?

– Эй!!! – прокричал Локки. Голос отразился от стен внутреннего дворика и, уносясь вверх – перепорхнул через ограду и полетел, разнося окрик, над покоями вековых могил.

В проёме окна на втором этаже выглянул человек, полный напряжения. Он посмотрел вниз, но увидев незнакомых людей и напряжение с его лица спало. Он подумал, что – это вернулся Шплинт, но внизу стояли два, каких-то непонятных субъекта.

– Есть, кто здесь??? – прокричал тот, что был поменьше и в лохмотьях.

– Чего орёшь? – известил басовитый голос из проёма окна.

– Ты, кто будешь?.. Сторож??

– А тебе, что за дело?.. Оборванец!!

– Ты, друг сердечный, на вопрос отвечай!

– А, чего – это я буду – каждому голодранцу ответ держать?!!

– Ты, отчет перед нами не держи! А, если – сторож, то изволь в сторожку спуститься и сидеть там!

Обстоятельная речь оборванца, заставила сторожа призадуматься – он поспешил вниз, однако решил не подавать настороженного – озадаченного вида.

Сторож был человеком тщеславным. Как и подобает человеку не особо-то одарённому, ему было достаточно всего лишь обращения – «Многоуважаемый господин» и он готов для вас с любезностью сделать всё что угодно. Нельзя сказать, что он сильно испугался непонятных дружков, но решил – осторожность не помешает. По одежде они напоминали людишек собирающих поминальную еду на могилках, то есть были его прямыми конкурентами на лоне пропитания. Он и сам – кормился с могил. Но, тон маленького, ему что-то напомнил. Но, как человек – из разряда, не особо-то одарённых, то он большого значения этому делу не придал.

– Должно быть – кто-то из шайки примазавшихся к аристократии. Но, обедневший и разорившийся, – решил он. – А, теперь, должно быть, проводивший всё своё свободное время с бомжами-хануриками. Скорее всего – они, по-пьяни, порешили какого-то бича-бомжигу и вот теперь – хотят избавиться от тела жмурика.

За такие захоронение он брал не малые деньги, а с этих он решил содрать, чуть больше устоявшейся таксы, чтобы отыграться за уступки Шплинту своей доли за сбыт и хранение краденого. Но, он решил не спешить и сделал вид, что вышел подмести главную дорожку кладбища, а ни как, ни по их нужде и тем более – помыканию оборванца.

Вышел он с обтрёпанной метлою на длинном черенке. Водрузив орудие чистоты себе на выпирающий живот, он принялся махать им направо и налево, Собирая по краям дорожки два волока из опавших листьев. За спиной оставалась, чисто выметенная дорожка, а он, шоркая обглоданным огрызком, продолжал мести, не обращая ни какого внимания за идущих по пятам странными личностями.

– Многоуважаемый!.. – обратился к нему Локки, больше иронизируя, чем, в самом деле, хоть сколько-то уважая кладбищенского хама.

Этого обращения было достаточно, он остановился, облокотился на метлу всем телом, держась двумя руками за черенок и полный внимания – стал ждать: «Что же предложат ему господа-отрёпыши?.. И как они поведут, свою не особо-то лицеприятную речь – с криминальным, отягощающим душком?!!» Осадок убийства, ему виделся отчётливо и его от этого распирало.

– Мы хотели бы знать, где покоится, – спросил Локки, глядя в лукавые глаза смотрителя.

– Во?!.. Как?!! – воссиял сторож. – А, ребята то не промах?!! Сами решили труп подзахоронить!!!

Напустив на себя мыслящий вид, кладбищенский стратег принялся делать вид, что: «Что-то вспоминает».

– Скальда говорите? – переспросил он, для важности.

– Да, поэта!

– Скальд!.. Скальд! – дважды повторил хам и, напустив на своё туповатое лицо, рассуждающее-вспоминающие оттенки здравости, принялся думать, отчего стал ещё более смешным. Дворник-стратег рассуждал:

– До чего же хитры бестий? В лоб вопроса не задают?!!

Опасается: «Как бы кто их не услышал?» Он повёл посетителей вглубь кладбища. Сойдя с главной аллеи, он принялся кружиться между могильных плит, всматриваясь в надписи погребённых, в надежде отыскать, что они ищут, чтобы в будущем присмотреть за могилой – во избежание не санкционированных захоронений.

По ходу поиска, он сметал облезшим инструментом с базальтовых плит опавшую листву. Работник время от времени закидывал средство труда на плечо, вдумчиво рассуждал и делал вид, что вспоминает. С каждым разом, заводя посетителей всё дальше от входа, в самую глубь кладбища. Когда, он посчитал, что они зашли достаточно далеко, и ни кто их уже не услышит он встал, выпялив, в очередной раз, своё брюхо и наклонив вперёд шею, опираясь для устойчивости на метлу, он наполненный важностью спросил: