Текст книги "В гостях у императорской четы"

Глава 7
Торг не уместен

– Мне бы хотелось услышать ответ на мою просьбу! – настаивал Несторий, смотря в глаза Валерию. Братья молчали. Хотя, Локки и отошёл, но они всё ещё находились под непонятным воздействием заторможенности. Старший брат моргнул, отгоняя наваждение, и ответил штампом – это всё, что он смог вынести с лекций отца.

– Ваши намеки беспочвенны! – заявил он.

– Это всего, лишь ваши, личные умозаключения, – поддержал его Гезий.

– Что? – патриарх скривил рот, точно слышал самые, что ни на есть оскорбительные слова в свой адрес. Он не ожидал такого. Он замер с раскрытым ртом, погрузившись в стагнацию или, может быть подсчитывал в уме свои дальнейшие убытки от продолжающегося падения цен на услуги блудниц.

Деловой тон братьев обескуражил Его Святейшество, но он решил не сдаваться.

– Это?.. Это мои ощущения??? А то, что за вестготку на рынке дают десять грошей – это как?

– Это за падших? – Гезий поспешил остановить разгорающийся пыл патриарха.

– За всех!! – стоял на своем батюшка. – А где, вы, там встречали высоко моральных?

– Ну, знаете?.. – стоял на своем младший.

– Я не знаю? – Несторий не согласился с доводами братьев. – Я не получил никаких – ни моральных, ни аморальных и поэтому – хочу видеть деньги!!

– Это биржевые штучки сутенёров, – поддержал Валерий брата. – Мы сами страдаем от их сговора. Нам нужно объединиться Святой Отец, чтобы противостоять этому наглому безобразию.

Слова братьев звучали, как предложение о сотрудничестве, но – это патриарха не радовало, а скорее пугало – уж больно заманчиво они плели про сговор.

– Это в ваших же интересах, – настаивал Валерий.

Неустанное падение цен, братьев пугало и ещё больше чем самого батюшку.

Патриарх, попав под перекрёстный обстрел братьев, потерял мысль – задуманной им претензии, которую он так долго репетировал, пока охотился за ними. Вся цельность его суждений рассыпалось. Он принялся мотать головой, словно паралитик, время от времени «экая» упавшим голосом, надувая щеки и неустанно прыгая глазами с Валерия на Гезия и обратно.

Братья понимали – это шанс – пока занудный старикашка не вышел из обескураживающего состояния, но надо было соблюсти лицо – третьего сенатского решения им было не к чему. Гезий отправился на поиск жён – с их помощью он намеревался вытащить брата из лап Нестория.

Стоило брату уйти, как Валерий перешёл на доверительный шёпот и, пытаясь отвести Преосвященство, как можно подальше от людей, убеждал его.

– Вы, понимаете, как я уже говорил эти игровые штучки, лоббируются в сенате, – мягко уговаривая, в поисках укромного места старший брат провёл его через зал в направлении флигеля – в надежде, что там никого не будет. Всё это время он неустанно твердил об обоюдной солидарности и взаимовыручке.

Патриарх молчал, но рассудок после перекрёстного огня восстанавливался.

– Вы, надеюсь, понимаете?!! Это же не может продолжаться бесконечно, – заверял Валерий. – Скоро их ресурсы иссякнут, и вот тогда, мы будем на коне и цены, незамедлительно пойдут вверх! Даже не пойдут, а полетят!!! – в красноречии Валерий превосходил брата, но, безусловно, уступал отцу, а в логике и подавно.

– Может тогда, вы, возьмете моих? – вставил батюшка. Он пришёл в себя и решил действовать.

– Вам не нужны деньги?

– В том то и дело, что нужны?!! И ещё, как нужны??? Я уступлю даже ниже, чем купил их у вас!!

– Не стоит торопиться!

– Вы, против выгоды? Да ещё, можно сказать, что – двойной??

– Двойной?.. Это, как – понимать?

– А так и понимать!.. Продав мне, вы, получили прирост?!! А, теперь, я вам уступаю, ниже того, что купил у вас и, вы, повторно будите в плюсе!

– Мы теперь с вами в одной упряжке, а наживаться на компаньонах дело не совсем порядочное.

– Вы, купите по цене, по которой продали мне?

– Нет…

– Это почему, же?

– Сами прекрасно понимаете – почему!

– Не понимаю…

– Главное, мы, в одной упряжке, – Валерий настойчиво увеличивал фактор убеждения.

– Мне льстит ваша компания, но я бы хотел продать, вам, своих наложниц!!!

– Вы, понимаете, если мы купим у вас то, что – вам продали, то у вас не будет того, что мы вам продали?!!

– Я согласен!

– А мы… нет!!!

– Это почему же? – патриарх замер в недоумении.

– Тогда, мы, не будем компаньонами…

– Это не страшно!

– Это страшно…

– Не вижу, причин боятся, когда вот-вот пойдёт рост, – патриарх пристально посмотрел на Валерия.

– Рост пойдет… Но, не факт, что завтра??

– Вас, не понять!..

– А может и не надо?.. Всё ведь нормализуется?!!

– Ну!.. Знаете? – возмутился патриарх. – Деньги я вам отдал! Товар не получил! Извольте вернуть мне деньги, – Несторий готов был кричать.

– Ваше Преосвященство! Так, это же, ваш, плюс!! Вам, их не надо кормить!!

– Хватит считать мои траты!.. Хватит считать мои плюсы!.. Я хочу, чтобы вы мне вернули мою предоплату!!

Валерий не зная, что ответить – молчал и если бы не жена, посланная Гезием на выручку, то ему пришлось бы согласиться, но денег все равно у них не было…

Локки, видя, что между Преосвященством и братьями происходит – нелицеприятный разговор, решил вмешаться.

– И долго, вы, будете старика мурыжить?

– Какого старика? – Гизей сделал не понимающее лицо.

Проницательные глаза «Пройдохи» видели этих прохиндеев насквозь.

– Ты, тоже не знаешь, какого старика? – обратился он к Валерию.

– Разве, мы его мурыжим?.. Мы с ним компаньоны.

– Незадачливые, вы, предприниматели, надо сказать. Когда будете старику долг отдавать, – выражение лица гостя изменилось, переходя от доброго к сурово-напряженному.

На лицах братьев выразилось удивление, переходящее в понимание, что надо…

– Мы бы с радостью!.. Но нечем!.. – испугавшись, развел руками Гезий. А Валерий подтвердил:

– Вот вам крест…

– Не надо! Не надо – тут, божиться!.. Не в церкви!..

Глядя на улыбающееся лицо Локки, братья засияли, надеясь на поддержку.

– И куда, вы, деньги деваете??? – недоумевал «Пройдоха». – В прочем, вы, же женаты??

Валерий и Гезий продолжали улыбаться, не зная, что сказать по этому поводу.

– Хотя, вы, и сами, ещё те транжиры?? Может, вы, в армию запишитесь??

Братья переглянулись, явно не ожидая – такого поворота событий.

– Толку больше будет!!! И с первого же жалования начнёте, рассчитайтесь со стариком…

Братья, с внутренней грустью, погасили в себе, так, греющую их душу – жилку предпринимательства – на легкие беззаботные деньги и утром написали начальнику канцелярии прошение о зачислении их, в армию. Валерий дослужиться до командующего армией. Гезий – звёзд с неба не хватал, но жалование получал исправно. С женами они развелись, как только вернулись с первого похода.

Глава 8
Гости бывают разные

Евреи, с тарелками в руках, сосредоточились кучкой и о чём-то беседовали. Они не страдали отсутствием аппетита, поэтому заложив длинные волосы – завитые точно пружины – за уши, изучив взглядом содержимое своих тарелок, принимались изначально к еде принюхиваться и лишь, потом приступали к трапезе непосредственно.

– Должно быть, принюхивание подымает им дополнительное желание к еде? – рассудил Локки. – Хотя, аппетитец у них ого-го-го!!!

Пожар поедания у них бушевал – причем без всякого разбора. Особенно Локки поразил тип, положивший на сладкую восточную слойку соленую приправу в виде тонкой соломки зеленого цвета. Он обвил кубик пирожного, в одну четвертую ладони, точно спираль – черемшой и, завершив это действие, смачно запустил свое изобретение в широко раскрытый для этого рот. Ели они с удовольствием и после каждого пропущенного внутрь угощения довольная улыбка расползалась по их лицам.

Евреи переговаривались не громко, как бы шептались о чём то – часто вставляя в обращение – «реб» – «уважаемый».

Локки, накладывая Хальву еду, столкнулся у стола с пожилым евреем, его звали Мойша. У Мойши были самые длинные волосы. У некоторых пейсы свисали до шее. А у него до груди.

– В чём универсальность и необычность евреев? – спросил «Пройдоха».

– В чём?.. – обладатель самых длинных волос задумался.

– Да, в чём? – уточнил в несуразном обличии человек, глядя на длинные вьющиеся волосы. Локки показалось, что эти пейсы придают ему какую-то магическую силу.

– Универсальности, пожалуй, нет! А необычность всё-таки есть?

– И в чём?

– Почти, что с первых дней еврея и начинается не обыденность, – ответил Мойша.

– В чем?? – более строго спросил Локки.

У Мойши долго не было детей. Он молил Бога. Просил послать ему детей, и они пошли… один за другим, только всё девочки. Тогда он принялся просить Бога о сыне, однако жена его была уже в годах, но Бог послал ему сына. Жена родов не вынесла, сын родился слабым, однако – это был сын. На седьмой день, он понес его в синагогу – сын должен был стать евреем – пройдя обрезание. Выживет ли – с болью думал отец, пока нёс, но – по-другому было нельзя. С тревогой он передал его под вопли кричащих младенцев и с волнением стал ждать. Стоя в ожидании и вдыхая, спертый воздух, он привык к крикам детей. Крики притупили его сознание, превратились в пугающую тишину, внутри него и уже не содрогали его онемевшее – от длительного ожидания тело, но этот вопль Мойша узнал из тысячи. Пронзительный крик взорвал эту гнетущую тишину, от которого у отца задрожали колени. В этот момент он вобрал в себе весь ужас еврейской судьбинушки, сердце казалось ему, тревожно замерло, а в пересохшем горле он не мог найти слюны, чтобы проглотить – это все разом, чувствуя, как все его труды и старания пошли прахом. Малыш умер, через три дня.

Локки прочитал всё это в его тусклых, наполненных грустью глазах и лишь спросил:

– Это и есть еврейская не обыденность?

– Другой нету… – Мойша развел старческими руками, призывая поверить.

– Ты, остался без сына?

– Да. Это мои зятья.

Глупо было спрашивать Мойшу – жалеет ли он о чем-то? Но еврей не с того ни сего расплылся в лице.

Он протянул вино, выставив вперёд руку, куда – то за спину Локки:

– ЗА ЗДОРОВЬЕ ИМПЕРАТОРА И ИМПЕРАТРИЦЫ!!! – продолжая сиять, приветствовал Мойша.

– Долгих им лет царствия! – послышался голос в ответ, в нем Барабаш узнал Хрисафия.

– Уважаемый препозит, ваш дом оскудел на уксус!! – так Мойша восхвалял вино.

– Вино бесподобно!! – поддержал его главный казначей, но перевел взгляд наваленную тарелку гостя – они были знакомы друг с другом, еще со времен сидения в будке. – Вы, не боитесь обжорства?

– Не боюсь!.. Это сегодня во мне сыграло – еврейское «про запас».

– Да… – резюмировал препозит.

– Трудно говорить с желудком, у которого нет ушей. Но от такого изобилия поневоле можно стать брюхоней!

– Не правда! Мне стать обжорой и пьяницей не грозит!! – не согласился с ним глава царской опочивальни.

– Тебе да – ты остаешься верен своей чечевице, а я, вот – грешен!!

– А, что предпочитает пить, канцлер? – спросил Локки обернувшись.

– В чём я силён – то – это не ко времени, а что ко времени, то в том я – не силён, – витиевато ответил хранитель царских щедрот.

– А, вы, не лыком шиты, я смотрю?

– Да и смотреть то, особо не надо.

– А, вы, не находите, что есть и пить молча на балах, как минимум – не учтиво?

– А кто говорит про молча?.. – препозит отошёл чокнувшись на прощание с другом евреем.

– У вас какие-то нелады?

– Нет!.. Я считаю у нас с ним продуктивное общение!

– А?!

Обратив внимание на полную тарелку еды, старый еврей сказал Локки:

– Натощак надо есть ленивее, чем предварительно закусив.

– Вы, любите рыбу? – поинтересовался «Пройдоха».

– А к чему, вы – это спросили?..

– Она у вас стоит дороже быка!!! – полный воодушевления заявил несуразный.

– Вам, доводилось быть в Израиле?

– Доводилось.

– Это, скорее всего – кошерная?!!

– А, вы, едите другую?

– Нет… – и он заулыбался в ответ – понимая, что альтернативы нет.

– Часто болеешь? – спросил Локки.

– Болеть?.. – возмутился старик. – Нет!.. Лучше не начинать! А, то – сляжешь?!! А, кто будет – смотреть за мной?

– Зятья!.. Дочери!!

– Они всё в работе! А если уж и болеть… то болеть надо в комфорте!! Лекарство! Чай! Поправление подушек?? А так ну её… эту болезнь… лучше уж работа!

– Да???

– Да!.. Болезнь это капкан!

– Сколько, вам, лет?

– Вдаль вижу хорошо, а вблизи, уже слеп совсем.

– И как далеко видишь вдаль?

– Вон мои зятья!

– Рер! Вы, так далеко видите?

– Я же старик!.. А если, чего не увижу – применю смекалку! Проницательность у еврея никто не отменял!..

– До чего изворотливый товарищ?!! – подумал Локки.

– А у вас, что за забота – доискиваться во всем? – Мойша отстранился от него подальше, чтобы лучшее видеть его реакцию.

– А с чего вы решили, что я доискиваюсь?

– Вопросов много?

– И это самый главный довод?

– Главный не главный! Но, довод!

Пройдоха пожал плечами.

– Я могу и ошибаться? Но, болезнь – это гибель! И это факт не оспоримый?!! – продолжил еврей свои доводы о хворях.

– До чего правильные выводы, – согласился Локки и, пожелав приятного аппетита, направился на поиски Хальва.

Но Хальва он не нашел и, поставив тарелку на поднос рабу, в белых перчатках, направился в галерею.

Глава 9
Как велики масштабы искусства

Вернувшись в галерею, Локки, сразу, не увидел Евдокии.

Выставка была устроена следующим образом – по периметру стен висели картины, а по центру зала – посередине – были сооружены треугольные шалаши, на них также размещались картины, по обе стороны наклона. Между шалашами были проходы, позволяющие переход от одной части экспозиции к другой.

Локки стал обозревать изображённую на полотне девушку – она лежала на кушетке и пыталась изображать расслабленность.

– А, ты, неплохо вышла! – услышал он со стороны приятный голос, но решил не оборачиваться – дабы не смущать беседующих особ.

– Ты, не представляешь, чего мне – это стоило??? Дрожал каждый мускул… и ныл в напряжении, а судороги сводили – то одну часть тела, то другую.

Локки решил взглянуть на говорящих и нашёл много общих черт с лицом на картине. Её спутница сочувственно кивала головой – поддакивая подруге, прекрасно понимая, с какими трудностями, пришлось той столкнуться. Локки где—то уже видел – этот взгляд, но не мог вспомнить – «ГДЕ?»

– Теперь, ты, знаешь, что такое труд натурщицы? – не без восторга заявила она.

– Да!.. – согласилась подруга. – Пока я там лежала – немела и мерзла – то успела немало рассмотреть полотен с твоим изображением, полными покорности и непринуждённости.

«Пройдоха» понял – лицо второй девушки он видел – здесь в галерее – накакой-то из картин. А может даже и нескольких? Он посмотрел на натурщиц и понял – талант мастера безграничен, хотя такие лица можно писать с вдохновением… и ещё каким!..

В одном из проходов Локки увидел Евдокию, беседующую с двумя молодыми людьми. Он прислушался к ним.

Наряду с правильной аристократичностью лица, императрица обладала привлекательным и притягивающим голосом. Певучий тон делал её восклицания наиболее яркими и запоминающими, чтобы она не говорила, но надо отдать должное глупостей она не говорила.

Причём её манера говорила сама за себя:

– К чему эти причуды? Мы любим простату – ей не были присущи манеры эгоистических удовольствий.

– А мне нравится ваша поэма о персидской войне! – сообщил Ардавур. Это был завуалированный комплемент.

– Это всё благодаря вам?!! И вам подобным!!! – ответила она полная благодарности.

Евдокия хотела, чтобы её поэма была правдивой, поэтому она предпочитала слушать очевидцев этой победоносной войны, среди которых был и Ардавур. Он рассказывал вдохновенно и упоительно. В его речи чувствовалось знание местности и обычаев, лишения и тяготы переходов, маршей и самих сражений. Его рассказы были правдивы, в них нашлось место победам и понесенным невзгодам – потерям, утратам и другим превратностям военной жизни. Он и другие были для неё проводниками, в тот мир, в котором она ни когда бы, не побывала. А писать, лишь бы – да как – она не хотела. Вот почему, её творение зачитывали до дыр. Евдокия прекрасно понимала – небудь рассказов очевидцев, то её поэма утратила бы жизнь. Лишилась бы самых лучших пластов – приставленных штурмовых лестниц на неприступные стены, трудностей и лишений – жары, дождей, преодоление водных преград, скудной солдатской еды, пыли, зноя, падений, подъёмов и массы опасностей. А так, благодаря им – солдатам войны – её соавторам – в поэме было всё. Вот почему, её творение, переписывалась для домашнего чтения и зачитывалась до дыр. В итоге, все экземпляры, почти, что исчезли, осталась, лишь какие-то обрывки – маленькая толика от того чарующего сказания.

Иногда императрица казалась не многословной, не потому, что ей нечего было сказать, просто в её присутствии, как правило, говорили мужчины, осыпая её комплементами и разными веселящими историями. Она, лишь снисходительно слушала, ибо воспитана была – в уважении к говорящему собеседнику. В этом был, какой то философский смысл воспринятый ею от отца. Она умела слушать и к сказанному, обязательно находила, ещё много чего, как правило, опущенного между строк. Её острый взгляд проникал в самую суть и, беря её за основу – эту истину, если того требовали обстоятельства, но всегда отметая напускную, не нужную шелуху.

Слушая порой, какую-нибудь – небылицу, очередного незадачливого рассказчика – совершенно ей не интересную, она озаряла старающегося говоруна сомневающейся улыбкой, продолжая при этом молчать.

Но, если – собеседник был интересный, то её речь оживала, принимая такой искромётный оттенок, что после нескольких несравнимых ни с чем ажурных фраз беседа переходила в совсем другое поле зрения. Но, такие общения у неё возникали, как правило, в кругу писателей—поэтов, в чьё общество она входила и часто была гостьей, а то и хозяйкой на этих диспут вечерах. В общении с мужем, визирем и Локки, но это было один раз на свадьбе и вот сейчас – сегодня.

– При виде такого душа разрывается, – сочувственно заявила она, глядя на картину, где калеки, вернувшиеся с войны, сидели на паперти и просили подаяние – они были – кто без рук, кто без ног – сидя на каких-то лоскутах, циновках, а то просто стоя и опираясь на свои костыли-ходули.

– Потери неизбежный ход войны, – не согласился с доводами императрицы Ардавур.

– А, вы, о чем думали – когда писали эту картину? – спросила она, обращаясь ко второму собеседнику, который в большинстве своём предпочитал молчать.

– О разном… – коротко ответил он. По его лицу сразу было видно, что он не хочет выражать свою точку зрения при своём приятеле. У них, поэтому поводу, произошла ссора. Они даже повздорили между собой – дело дошло до дуэли. Когда Ардавур увидел, что – у друга из раны – течет кровь, а раненый – ни как на это не реагирует, а преспокойно взирает то, поневоле закричал, принимая бесстрашие юноши за неосведомлённость: «Послушай – это не влага?! Это КРОВЬ?!! Но товарищ продолжал на всё – это – ни как не отреагировать. Врач остановил кровотечение и наложил повязку на рану.

В донесении врач написал:

– Я застал пострадавшего – почему-то с бесстрашным, но – красным лицом.

Констебль доложил о случившемся – на, что министр Хрисафий, разбирая его рапорт заявил:

– Люди, которые краснеют – гораздо, лучше тех – которые бледнеют!..

Рана оказалась не глубокой, но свой след, во взаимоотношениях друзей оставила – теперь они предпочитали не высказываться категорично по вопросам – не имеющим общего суждении.

– Вы не думали, что – глядя на это – военные начальники может быть, будут избегать больших сражений? – спросила она глядя художнику прямо в глаза.

Художник в ответ, лишь улыбнулся – но с доводами императрицы не согласился Ардавур.

– Большие сражение, порой несут – большие победы и даже порой совершенно бескровные, – вставил командующий армией.

– Я не имею в виду дипломатию? – заявила императрица.

– И я не учитываю дипломатию. Я беру в расчет демонстрацию силы!

– Это отчего?..

– Бессильный всем враг!

– О!! – согласилась она. – В этом есть своя логика!!!

– А эти калеки – по своей массе – на войне не были – даже и близко!.. Эти несчастные – есть орудие в руках наживы алчных, не имеющих совести предпринимателей. Которые и делают их жизнь мукой и сами же и плодят – этих горемык, как грибы после дождя, прибегая к помощи, таких же алчных и бессовестных эскулапов-медиков – наплевавших на присягу.

– А при чём здесь врачи? – удивилась Евдокия.

– При том, что обещая – «нести добро», они порой вытворяют такое?.. Превращаются в мелких докторишек, – продолжил он, указывая на картину. Ардавур брал во внимание целую сеть расплодившихся подпольных пунктов ампутации конечностей, которые и плодили этих горе калек на потребу придпринимателей, занимающихся попрошайническим бизнесом.

Глаза императрицы были полны удивления – она не могла поверить услышанным доводам.

– И это может быть, даже – не без согласия некоторых – лоббирующих лиц в Сенате?!! – настаивал Ардавур на своей не беспочвенной точке зрения.

Августа продолжала его вдумчиво слушать – многое не понимая и не веря сказанному, а художник призывал приятеля взглядом остановиться, понимая – что ситуация от этого не измениться, если даже и подключить правительство, а наоборот – лишь модернизирует, в ещё может быть даже более скрытые и звериные формы.

Его точка зрения была проста – «не давать подаяние нищим». Тогда, от их среды разом отпочкуются примазавшиеся и мнимые калеки, всякие «мадонны» просящие подаяние – порою даже с чужими грудными детьми, изнывающими на жаре, зажав маленькую иконку в своих исхудавших ручках. Словом, всё те, кого выводят на промысел алчные хапуги. Но Ардавур не видел его позывов и продолжал:

– Иначе бы, власти, давно уже бы, разогнали этот позорящий облик города и империи вид??? – но командующий армией не договорил – к ним подошёл Хрисафий.

Он поздоровался с молодыми людьми. Ардавур занервничал, недовольный его появлением. На приветствие канцлера, своей руки не протянул – сославшись, что у него – «холодные руки».

– Как? – выразил своё удивление визирь, принимая в расчёт взятки, которые он брал, будучи на войне. – А мне говорили, что, вы неплохо нагрели руки???

По этому поводу даже открыли следствие, но оно застопорилось – из-за пропажи из дела всех прямых улик – затерявшихся в кабинетах канцелярии.

Ардавур счел нужным не реагировать на слова визиря, а вместе с приятелем поспешили откланяться.

Императрица не могла понять, что же Ардавур «хотел сказать» – выражаясь намёками – «вкривь – да вскользь» – она решила пообщаться с ним на эту тему без спешки и в другой обстановке.

Уход друзей ни как не отразилось на отношении между Евдокией и визирем – они тут же принялись, что-то обсуждать.

– Чтобы творить, надо просто умудриться не стать общей массой! – посоветовал ей хранитель опочивальни.

– Такое возможно?

– Да! Надо сохранить, хотя бы – хоть частичку себя, тогда можно рассчитывать на успех!

– И все?

– Нет, конечно!.. Это еще не гарантия успеха и до него ещё, ох… как – далеко! Его границы, может даже ещё, и не маячат на горизонте, но это путь…

– Однородность смерть творчества, – согласилась Евдокия.

– Конечно!.. Однородность и серость – синонимы!!! – с восторгом поддержал ее препозит.

– Вы считаете, панацея есть?

Визирь, соглашаясь, закивал головой.

– И в чём же всё-таки универсальность этого решения?

– А ни в чём!.. Оно просто, если есть, то и говорит само за себя без слов…

Когда Локки подошёл к ним, они стояли около картины подаренной Евдокии мужем.

– Эта работа Феодосия? – спросил «Пройдоха», после некоторого всматривания.

– Эта?.. Да!.. – не без гордости заявила императрица. Визирь отошёл, оставив их одних.

– Он дал согласие?

– Нет!.. Я выставила её на своё усмотрение…

С полотна смотрели испуганные глаза газели – один в один – это были глаза Евдокии.

– Вы позировали ему?

– Нет…

– Он писал ВАС по памяти?..

Евдокия молчала. Они смотрели на картину с нескрываемым интересом. Если раньше Евдокия видела в ней только страх и какое-то магическое притяжение, страх она испытывала и сейчас – он так и оставался присутствовать, запечалившись в глубине глаз на холсте, но присутствие Локки успокаивало её. Теперь же она ощутила ещё и любовь, глубокую любовь, исходящую от полотна и скрывающуюся в нём.

– Писать по памяти – много во стоит…

Евдокия соглашаясь кивнула. Локки глядя на акварель находил сходство абсолютным. Даже маленькая родинка на щеке Евдокии отобразилась в том же месте у газели и настолько явно, что очертание газели назвать «мордой» не поворачивался язык.

– Выходит, вы, сидите у него глубоко внутри…

Евдокия улыбнулась.

– Это подарок любви!.. Вы, думаете, как он отнесётся к тому, что она весит здесь?..

– Вы, думаете, ему не понравится?

– Мне так кажется…

– Спасибо… – сказала она, улыбаясь, паутинки гусиных морщинок собрались в уголках её глаз.

– Должно быть – императрица часто улыбается, – сделал свой вывод Локки.

Евдокия сияла, полная благодарности и ей стало хорошо и свободно, как будто она исправила, что—то неисправимое. Она подозвала администратора, из рабов, и велела ему снять картину, чтобы тот, повесил её в оранжерее – на прежнее место.

– Боль от ушиба проходит, а от измены нет, – прокомментировал Локки её указания по поводу картины.

– Но – это разве можно характеризовать, как измену?

– Не физическую?.. А моральную! Он же вам свои чувства доверил, а, вы, их на все обозрение…

– Вы, открыли университет в Константинополе? – Барабаш решил перевести тему.

– Да!.. – обрадовалась императрица. – И ещё в Армении!.. На очереди в Египетской Александрии!!!

– О!!! Слова волнуют!! Примеры заводят!!!

Евдокия довольная похвалой расплылась широкой улыбкой, сияя рядом белоснежных, изумительных зубов.

– В Александрии замечательная библиотека!.. – похвались направление её мысли «Пройдоха». – Ещё времен Александра Великого!! Грех пропадать такому сокровищу без должного внимания в пыли забвения!!

– Да! Да! – согласилась Евдокия. – Я такого же мнения!.. Но – это между нами – Феодосий, ещё не знает о моих планах.

– Хорошо!.. Я сохраню, ваш секрет в тайне!!

– Спасибо, – улыбнулась она в ответ, довольная сложившимся между ними взаимопониманием.

– Это работы слушателей университета? – поинтересовался Барабаш.

– В большинстве своём!

– С какой целью, вы, открывали университет?

– Чтобы больше было умных мужей! И это не просто слова!!

– Вот, как?!! – восторженно пропел Локки. – Просвещение свет!!

– Да! Хотелось бы, чтобы – это стало действительностью??

– Теперь ваши чиновники принесут больше пользы!! Главное, чтобы они не стали – более вороватей!.. – Пройдоха засмеялся, а Евдокия погрустнела – она подумала о своих братьях.

А на другой стороне галерее Феодосий и Галла Плацидия, обозревая картины, беседовали на извечную тему – о влиянии «Судьбы на человека». Дискуссия о Судьбе в жизни Великого Человека началась с простого и банального.

– Судьба?!! – развел руками Феодосий, что говорило само за себя, как – «ничего не попишешь» судьба есть судьба.

– Но разве, его деяния можно назвать подарком судьбы? – Плацидия посчитала не согласиться с изречением императора.

– Да?.. – император задумался, как бы прокручивая в голове хронологию событий тех минувших лет. – А и то верно?? Там было всего предостаточно!!

– Да!.. Слава досталась ему нелегко, а ценою жестоких сражений и изнурительных лишений.

– Судьба судьбой, но и храбрости ему было не отнять!

– А иначе не знать бы ему побед над армиями в числе его превосходящих, до этого сыскавших славу несметных триумфов, – заявила августа, сразу было видно, что она осведомлена в этом вопросе и знает не мало. Феодосий находил их общение очень даже познавательным, хотя он владел, лишь военными достижениями полководца – Галла же имела более широкое представление о его жизненном пути.

– В итоге триумф ждал его, даже над видевшими виды триумфаторами. И проходил он полноводные реки, неприступные горы, стойко терпя трудности лишения и жажду, – император говорил, а сам все больше и больше осознавал, что принимает точку зрения августы.

– Мужество! Стойкость! Выносливость! И здравый ум – эти все составляющие и легли в основу его побед!

– Выходит тогда, что Судьбы, как бы и нет? – рассудил Феодосий.

– Нет!.. Судьба она есть!.. Она предполагает, но если будешь лежать на печи и праздно – париться в термах, ничего просто так в руки не придёт, – с энтузиазмом изложила Галла. Думая об этом славном полководце она, почему-то представила Атаульфа. С какой решительностью он принимал решения и молниеносно исполнял их, неожиданно вступая в бой, прямо с марша, когда его еще ни кто и не ждал и не ожидал.

– Нельзя же все задатки человека храбрость, сообразительность, решительность приписывать Судьбе?

– Нет!!! Конечно, нет! Судьба ничего себе не присваивает! Я имела в виду, все вами перечисленные качества и еще много помимо них – Судьба дает! А вот, воспользуешься ли ты этими подарками Судьбы или нет – это уже личные качества каждого.

– Судьба порой на теле оставляет свои метки! – согласился с нею император.

– И чем больше меток – тем ярче Судьба, – Галла опять вспомнила короля вестготов – его тело, увешанное шрамами и вмятинами жизни, впечатляло… она, как правило, спрашивала:

– А это у тебя откуда?

– А… это я получил, ударом копья сражаясь с гуннами.

– А – это?

– А это кинжалом в стычке с лангобардами. В бедро мечом – при осаде Вероны, камнем по шее, штурмуя Медиоплан (Милан). Кожу с голени ему содрало щепою от сломавшейся осадной лестницы при штурме Равенны. Глыбой по руке, на каком-то альпийском перевале, в стычке с бургундами, в плече у него остался осколок железного наконечника, и так можно было до бесконечности перечислять на его теле карту географических мест и телесных отметин судьбы. Рубцы на его теле сияли, как почетные знаки военной доблести. Судьба на его теле оставила столько милостыней, что он поверил в её безоговорочную, ограждающую – сохранную грамоту и не как не ожидал, что найдет свой конец спящим на охоте от ножа своего же дружинника. Разве предполагал он, сыскать свою кончину в безлюдном лесу недалеко от заброшенной деревушки в пиренейских горах.

– Вряд ли, – подумала августа. – Последняя метка на его теле – это не судьба, а беспечность? Доверчивый мой, Атаульф!!

– А кроме военных достижений за ним, пожалуй, других благодетелей и не числилось?

Плацида молчала, погружённая в свои воспоминания, но она уловила последние слова императора.

– Почему же… он слыл и достойным управителем!.. Он нёс здравый рассудок в управление державы своей, поэтому его Империя, так долго и простояла, не развалившись, не взбрыкнув, как только отправлялась его армия за ворота. А деяний у него множество, но он не поступал по шаблону, а всегда прибегал к воле разума.

– И какие же – из деяний Александра, кроме военных, посодействовали укреплению его славы? – спросил Феодосий, видя за ранее полезным для себя её ответ.