Текст книги "В гостях у императорской четы"

Глава 5
Каждый гуляет по-своему

Хальв и Локки, прогуливаясь, вошли в одно из очередных помещений.

В большом зале стояло множество больших круглых и вытянутых столов, уставленных яствами и кубками с вином и питьем. Со стен смотрели милые лица муз и ужасающие оскалы воинов в пылу сражений из языческих мифологий.

– Хальв! Не знаю, заметил ты или нет – какое здесь множество красивых и привлекательных женщин!! – восхищаясь, сообщил Локки конунгу. Они сидели на одной из скамеек, расположенных по периметру.

– Не… – замотал головою Ирвинг.

– А куда, ты, смотришь?

– Все они – дуры!

– Да, нет! Зря ты так… дурнушек здесь нет, – Локки задумался, глядя на молодящуюся бабулю, которая беспрестанно преследовала, конунга повсюду. Вот и сейчас, она подслеповатым взглядом искала его в толпе. – Ну, если только, за редким исключением?!!

Барабаш перевел взгляд с крашеной старушки на пьяно-клюющего носом Хальва и заявил:

– А тебе, видно, всё равно, – он, не дожидаясь ответа, встал и вышел в соседнюю залу.

Дворец был переполнен. Кто-то сидел, вдоль стен, кто-то стоял, группами большими и не очень в своих выездных нарядах под сверкающее озарение огней. Несколько дам, собирались в небольшие кружки и о чем то переговаривались. Такие же кружки мужчин располагались поближе к столам.

Время от времени в образовавшихся кружках по интересам, кто-то вытягивал шею, выискивая кого то, и найдя, не извиняясь и не откланиваясь, перебирался к другому скоплению. Как правило, когда кто-то из новеньких, появлялся в уже сформированной компании, восторженные возгласы усиливались, перерастая в неугомонное щебетание и трескотню, но это было, как правило – в кружках дам.

Собравшихся же мужчины, всех без исключения, окружал ареал таинственности и даже неважно о чём они говорили – о вещах банальных или чрезвычайно остроумных. В общем потоке рациональных фраз, именно рациональных – ведь бал использовался ими ещё и как место для получения выгоды и продвижения по карьерной лестнице. Они в разговоре осыпали слушателя вихрем имён, показывая свою значимость, фактами событий, показывая свою осведомлённость – порою совсем не имеющей своей вещественности. Но, ведь, главное заинтересовать и не важно, что эти порхания слов были, в сущности, не более, чем еле уловимая тень – именно тень, ведь – главное соблюсти таинственность и чтобы диковинный образ рассказчика, так и остался не разгаданным.

Один из таких кружков, состоял из евреев. Их терпеливые, не пробиваемые лица приковывали внимание. Казалось, что они и в гневе будут хранить свою степенность. Лишь кое-кто из них, находясь в глубоком состоянии раздумий – покусывали, свои длинные реденькие бородёнки.

Локки искал Пульхерию – она, рано просыпалась и обязательно виделась с Феодосием, перед тем, как отправиться в монастырь.

Проходя мимо бородатеньких мужчин, «Пройдоха» поздоровался, перепутав «шалом» с «салам». Отчего, евреи, как то – очень даже резко встрепенулись, но он не останавливаясь, прошёл мимо, однако покусывания волос и разговоры разом прекратились. Они проводили его длинными, непонятными взглядами.

Глава 6
Августа на балу

Комнаты между собой соединялись множеством дверных проемов, в которые народ входил и выходил, находясь в постоянном движении. В один из таких проёмов вошла Галла Плацидия – ей на церемонии представления императорской четы стало «плохо» – она в толпе людей увидела призрак Атаульфа.

– Атаульф, – пронеслось, у неё в голове. Ей, тут же стало не по себе, и лишь благодаря тому, что она ухватилась за перилла балкона, удержалась на ногах. Голова призрака выделялась над толпою, как каланча, но – это оказался не призрак, а голова Хальва, все стоящие рядом с ним были ему по плечо. Чтобы прийти в себя, она решила покинуть бал. Под предлогом, отвести детей спать, она зашла из зала. Прежде чем вернуться, Плацидия сменила, императорское одеяние, на обычное платье, не бросающееся в глаза.

– Как императрице бал? – спросил её Локки, как только она пересекла дверной проём – попав в ситуацию – «не туда—ни сюда».

– Хорошо, – спокойно ответила августа, не намереваясь входить в долгие объяснения. Желая поскорее скрыться от навязчиво таращившегося на неё странного типа, она взяла чуть в сторону, чтобы разойтись.

– Я вас не видел, со времен вашей свадьбы!!! – заявил «Пройдоха», желая её явно заинтриговать.

Услышанное, по неволе остановило Галлу.

– Разве, мы встречались?..

– Это имеет значение?

– Оно, как бы предполагает?..

– Вот именно?! Предполагает!!

– Вы, были на моей свадьбе?? – уточнила она.

– Да!.. Довелось…

Плацидия посмотрела на него пристально, пытаясь вспомнить, но ничего похожего в её памяти не отразилось. Ей вновь захотелось избавиться от непонятного типа, только подходящего предлога не находилось, а просто так – без предлога, было как-то – не вежливо – не на высоте, не в её манере – просто отойти – без последнего слова.

– Я, понимаю – у вас было много свадеб?!! – подбодрил несуразный её рассуждения. – Да, вы, и не обязаны помнить всех гостей!

– Это должно быть с того первого венчания? – подумала она, и ей стало не по себе. – Стилихон, тогда звал всех кого не попадя, а она стояла – потупи взор – ни кого не замечая. Это должно быть, кто-то – из тех, его дружков вандалов?

– Стилихон, тут ни при чем, – остановил он ход её рассуждений.

Она вздрогнула, и испугалось. Испугалось не потому, что услышала – это страшное имя, от которого – они с братом роптали в детстве и даже после. Она больше испугалось того, что этот странный тип прочитал её мысли. Лицо её побелело – кровь отхлынула от конечностей, и в глазах потемнело – она была готова упасть.

– Вам нездоровиться? – Локки протянул ей воды, в миг появившейся в его руке чаше, в формы кегли.

– Спасибо, мне уже лучше, – ответила она поникшим голосом.

– Я вас видел на свадьбе – у еле текущего ручья, который вам, быть может, тогда не казался вяло текущим. Тот, что вы нарекли – «Рубикон».

– Да? – Плацидия разом посветлела. Она вспомнила – то – ясное, хорошее время, и лицо её озарилось радостной улыбкой. – Но ведь там мы были вдвоем? Если не считать, – она хотела добавить «Вотана», но тип не дал ей договорить…

– И что из того?

– А в прочем, да?.. – произнесла она, и голос её опять поник, но – не так, как прежде.

– Вы, были – так очаровательны, в платье феи из папоротников!!

Галла Плацидия улыбнулась – тогда она была счастлива. По мощи и благородству Атаульфу не было равных – в переводе – это имя – так и значилось «Благородный Волк».

– Следующая ваша церемония была более торжественна – на столько, что торжественная ритуальность затмила красоту вашей с Атаульфом любви.

– Да, – согласилась она – лучики воспоминаний, той счастливой поры продолжали будоражить её сознание.

На сегодняшний день у неё был роман с собственной жизнью. Став матерью, она каждый день убеждалась: – «Всё-таки, как интересна жизнь?». Уйдя в замкнутый круг – отгородившись от мира барьерами и предубеждениями, ей не было «не интересно» – скука не касалась ее, скорее потому, что близкие по духу ей люди продолжали находиться рядом и дарить ей радость и позитив. Её собственные мысли и правила не расходились с делом, и это её – радовало. Сейчас, будучи матерью, она забыла о том времени и вот в такой необычной обстановке ей пришлось вспомнить о былом.

– Да! – повторила она, находясь в былых воспоминаниях. – Свадьба в Нарбонне была грандиозна.

«Благородный Волк» решил соединить воедино военную мощь вестготов и былую дань императорского величия. На свадьбе Галла была облачена в императорские регалии – сидела в атрии, украшенной в римских традициях и императорском уборе на голове. Атаульф в царской хламиде и прочих императорских одеяниях.

Родившегося у них сына, Атаульф назвал Феодосием, как символ великого будущего, но он умер в младенчестве и был похоронен в Барселоне – столице вестготов. Вслед за сыном – из мести был убит и сам король, приближенным дружинником. Семь дней кошмара повергли её в шок и унижение. Низвергнутой королеве вестготов пришлось идти в полоне со всеми пленниками, провожая вздорного короля-дружинника за пределы города. Благо власть его была не долгой. Уже новый король поменял её, на здравую меру хлеба и Плацидия вернулась в Рим.

После смерти Атаульфа, она решила уйти в монастырь, но – Гонорий настоял, чтобы она вышла замуж за Констанция – его надежного полководца и соратника в борьбе с врагами, как она не противилась, брат был, не умолим. От этого брака у Галлы родились дочь Юта Грата Гонория и сын Плацид Валентиниан – в её венах текла кровь не только Флавиев – по матери, она была из рода императоров Валинтинианов.

– Спасибо, – чуть слышно вымолвила она. Крупная слеза текла по её щеке, она тут же смахнула её пурпурным платком, появившимся в руке. И добавила. – Время у того ручья было самым счастливым в моей жизни.

– У того столба, ты второй раз подписала приговор одному и тому же лицу.

– Какой приговор?.. – не согласилась она. – Кому? Атаульфу?? Я любила его!! А то роковое стечение обстоятельств, это – в большей мере – фактор его доверчивости, чем моей вины? Я предупреждала его о таившимся коварстве.

– Я не о Атаульфе! – Локки остановил её мысль рассуждений. – Я о Стилихоне!

– О Стилихоне??? – чуть не вскрикнула она.

– Да! О нём.

– Но, при чём здесь – Стилихон?..

– В Сенате твои слова были настолько весомые, что заставили мужей задуматься.

– Это, да! Но, при чём тут свадьба на границе Галлии? – августа не видела логики.

– Ты, думаешь, что душа военного министра успокоилась и замерла на веки? Сейчас??? Не тут то было!!

– А, что с ней случилось?

– Его черствая душа не была принята наверху и продолжала деградировать и деградировать, по скорому, вселяясь в тела разных негодяев. Не найдя ничего более подходящего, она вселилась в тело воришки карманника, промышляющего, как я сегодня выяснил, на базаре лохотроном. Последнее его вселение произошло, лишь аж через четыреста лет в тело слепого бродяги, под личиной – «Беды Достопочтенного» и успокоилась с миром, как я полагаю теперь уже навсегда – в устье Тибра, с видом на купола Святого Петра и Павла.

– Да, – не то, спрашивая, не то, соглашаясь, произнесла Плацидия.

– Да! – подтвердил Локки. – Военный министр, который расширил пространство империи от Тигра и Евфрата до Шотландии, от Морей Каспийского и океана Индийского до Атлантического, от Балтийского до Средиземного, включая Северную Африку. Который все собирал и собирал земли в единое целое, а самому то – в сущности, понадобилось всего на всего метр на два, где он и упокоился с миром.

Плацидия молчала. Она слушала, странного типа раскрыв рот, не перебивая. Собственная покорность, появившаяся при общении с несуразным человеком, почему то не унижала её. Она чувствовала, теперь, лишь заботу исходившее от него и была она настолько весома, что её не с чем нельзя было сравнить – даже с тем странником у ручья в шляпе и посохом, появившимся в тот миг, когда Атаульф собирал для неё ландыши под увесистой елью.

– Вы, мне напоминаете одного старого знакомого!.. – обрадованно сказала Галла.

– Да?.. И чём же??

– Схожестью образов!

– Да??? – по-настоящему удивился Локки.

– Да!.. Такой же босой… Только он бородатый, без глаза и в шляпе!

– Да?!! – наполняясь тревогой, «Пройдоха» посмотрел на неё. – У, Вас, о нём, я смотрю – хорошие воспоминания?

– Да!! – согласилась августа. – Хотя я первоначально его словам не поверила и не предала большого значения!

– И, что же – он, Вам, предсказал?

– Он уверял, что с Атаульфом, я опережаю время!

– Да??? – Локки наполнился удивлением. – И на сколько?

– На шестьсот пятьдесят лет!

– Что??? – вскричал «Пройдоха» – он пришёл в ужас, от точности попадания, понимая, что это не случайность. – Это было время Елизаветы и Харальда?!!

– Да! Он, так и заявил:

– Вступая в брак с Атаульфом, Вы, опережаете время без малого на шестьсот пятьдесят лет!

Локки, не перебивая, слушал её, ему было важно каждое её слово.

– Я хотела спросить его почему? Но он предложил мне воды из родника, пока я пила из поднесённой им кувшинки предсказатель исчез. Так я и не задала того вопроса, но в предсказание поверила, когда сначала умер мой сын, а потом и муж. Это и было мне ответом – на не заданный тогда, мой вопрос.

– Как его зовут? – категорично спросил Локки.

– Его не зовут!.. Он сам приходит!!! Я пыталась с ним встретиться после, но он не появлялся ни разу, как бы я его не просила?

– Да?.. – несклонный, в данный момент, улыбаться Барабаш попытался улыбнуться. По всем приметам это был «ОН». Локки сейчас удивило одно. – Как, Один мог его не заметить, там в ущелье?

Хотя Барабаш был рад, что «ОН» не заметил его. Один ни за что на свете не оставил бы его в покое за его выходки.

– Как его звали??? – спросил Локки, неотрывно уставившись в красивое лицо августы.

Тревога, вселившаяся в Локки, передалась Плацидии и исказила её прелестный лик. Она тут же выпалила:

– Вотан!..

– Вотан??? – вскричал Локки. Вотан было второе имя Одина.

– Да!.. Вотан!.. – подтвердила она.

– Слава …! Слава …! – радостно воспел он не в силах выговорить имя Создателя вслух – потому что любое восхваление противостоящей стороны отражалось и фиксировалось «ЕГО» преисподней. Несмотря на то, что всё это осталось далеко в прошлом, сей факт, взбудоражил «Пройдоху» не на шутку. Сбежав из-под приговора, он занял нейтральную позицию и старался ей придерживаться – живя по принципу: «Не делай добра, не будет и зла, не делай зла не понадобиться и твоё участие в добре». В такой теории он жил, не привлекая внимания, а если и прибегал к хорошим делам, то старался – это делать издалека, не заостряя интереса к своей персоне.

«Пройдоха» понимая, что услышанная новость встревожила его и даже очень, а оно было отчего, он предпочёл перевести разговор в другое русло, а точнее в прежнее – возвращаясь к персоне военного министра.

– Как, ты, можешь охарактеризовать Стилихона? – спросил он Плацидию, стараясь предать голосу спокойствие, словно ничего и не произошло.

– О мертвых либо – «хорошо» либо «ни как», – подумала августа. Она попыталась представить Стилихона в добром свете – но перед нею всплыли – выпученные глаза военного министра, наполненные гневом.

– Вам трудно это сделать?

Она в ответ лишь – закивала головой.

– Да упокоится душа его, – сказал Локки и, поклонившись августе, направился в проход, из которого она, только, что вышла.

– Да упокоится душа его, – повторила Галла и перекрестилась.

Локки обернулся, августа продолжала находиться в скованном положении, как он её и оставил.

«Пройдоха», какое то время стоял в углублении ниши выискивая взглядом Пульхерию. Он уже передумал, сообщать ей о предстоящем трагическом событии в жизни брата. Изначально цель его была проста: «Уговорить Пульхерию выйти замуж» и таким способом сохранить трон за Флавиями. Но теперь, когда Валентиниан здесь и преемственность власти Флавиев сохраняется, он решил: «В дела земные больше не вмешиваться». Он посмотрел на звезды и они – в самом деле, говорили – императорская звезда Плацида Валентиниана восходит, при регентстве Галлы. Это облегчило ему задачу – теперь ему не надо объясняться и говорить нелицеприятные слова. Теперь, он решил просто – увидеть Пульхерию.

Он шагнул из ниши в праздничную глубь зала, продолжая свое занятие.

Под гул хвалебных восклицаний дамы сыпали в адрес друг друга комплементы. Возгласы сыпались – то там, то тут. Народ общался, среди них не было – не довольных и чем-то расстроенных. Лишь иногда тирады смолкали, переходя на шепот, головы при этом, как правило, поворачивались в сторону обсуждаемого объекта или наклонялись – сплачиваясь, для очередной сплетни.

Локки, особо-то, не волновал этот шумливый мирок. Если бы, не богатые наряды, то показалось бы, что это карнавал с улицы перекочевал сюда – под своды Большого Императорского Дворца.

Женские наряды преобладали в основном, голубыми тонами и близкими к нему. Но, кое-кто покусился на – розовый. Это смотрелось, как вызов императорскому пурпуру. Разница между цветами чувствовалась. Бросалась в глаза. И не в пользу розового. Но, как вызов – он всё же имел место быть. Остальные гости сторонились этих выскочек и смотрели на них тревожными взглядами. Когда, какая-то из дам – в розовом одеянии, подходила к какой-нибудь весело-смеющейся кучке. То звонкий смех, тут же стихал. И кучка, как-то сама по себе разбредалась – оставляя даму в розовом платье, как перст, средь чистого поля.

Евдокия проследовала, в образовавшуюся брешь – разбежавшейся кучки, опьяняя окружающих запахом своих духов. Шлейф, остававшийся после неё, запечатлялся на встречных и прохожих лицах выражением удивления и восхищения. Императрица проследовала в угол, где ещё маячила дама в розовом. Заметив приближение пурпура – розовое платье трусливо скрылась в толпе.

Императрица хотела переговорить с братьями, по поводу предстоящего их участия в аукционе – на поставку фуража, для императорских конюшен. Она была против их фигурирования в торгах, поэтому хотела заявить им об этом – где-нибудь – в не особо людном месте. Но, везде было, множество народа и она уже пожалела, что не пообщалась с ними нам – в галерее. Её нежелание было понятно – она помнила, как они завалили предыдущий контракт – на поставку продовольствия для армии.

Предыдущие торги: «На поставку хлеба для армии», братья выиграли благодаря родству. Устроители прекрасно знали: «Кто они такие?» Но, Валерий, выиграв интересующий братьев лот, рассудил так: «У империи сейчас нет регулярной армии» – вестготы были наёмниками и охраняли северные рубежи – по Дунаю.

– А наёмников, мы, и не обязаны кормить! – поддержал его мысль Гезий.

– Пусть вестготы кормятся сами, – заключил Валерий, он официально отвечал за поставку хлеба.

Скоро в лагере союзников начался голод. Гезий воспользовался этой ситуацией и в три дорого стал поставлять продовольствие, в обмен на драгоценности, оружие, очередь дошла до жён и детей, но вестготы продолжали голодать и восстали – из союзников превратившись во врагов.

Этим вопросом заинтересовался Сенат. Следствие установило – братья были в сговоре, лишь благодаря Хрисафию – это дело удалось «замять», а то бы быть братьям – казнёнными.

Но, проблема эта не исчезла – наплыв большого числа вестготок-рабынь сбил цены на рынке наложниц. Владельцы потребных домов и сутенёры почём зря чихвостили братьев.

Не добрым словом Валерия и Гезия вспоминали в каждом доме – жёны. Мужья, пользуясь падающими день от дня ценами, скупали наложниц, а на вопли жён – «не по-христиански это», грозились с ними развестись.

У сутенёров и владельцев публичных домов было свое лобби в Сенате и визирю повторно пришлось влиять на, уже было потухшее дело.

Большой выгоды братья от всего этого не получили. В первых рядах у них оптом купил большое количество наложниц патриарх. Он решил открыть баню, а для этого ему понадобились банщицы. На вырученные деньги он хотел купить землю под монастырь на другом берегу Галаты. На его прошение – выдать землю бесплатно – Сенат отвечал отказом – ссылаясь на то, что там расположены стратегически важные объекты и места отдыха горожан – на самом деле большинство из них просто – хотели денег. Галата, расположенная по ту сторону бухты Золотого Рога и в самом деле была место отдыха – там располагались виллы сенаторов и знати.

Патриарх решил купить землю у частных лиц. Вопрос стоял, лишь в цене?! Нужную сумму он намеревался добыть на банном промысле. Святая Мелания обещала ему помочь финансово, после продажи земель в Италии и Испании, она располагала не малыми суммами и всячески содействовала в поиске будущих благотворителей, под строительство столь Святого места.

Наложниц, главный настоятель церкви так и не получил и был этому не слыханно рад, потому, что его банный промысел явно бы – провалился – зачем ходить в баню, когда дома столько наложниц. Теперь он хотел, чтобы братья вернули ему предоплату, благо цены на потребных дам продолжали падать и стоили они теперь гораздо ниже, чем он платил, когда-то оптом. Цены только падали и падали – мужья, что накупили про запас, начали избавляться, от лишних ртов, что радовало жен, но не радовало сутенёров.

Патриарх неотступно следовал за братьями, поджидая, когда же они останутся одни, чтобы переговорить с ними с глазу на глаз. Он не хотел афишировать, свои – не удавшиеся вложения церковной казны. Братья, предвидя такой ход событий, наказали жёнам, строго-настрого – неотступно следовать за ними и не куда не отлучаться.

– Ни в коем случае не оставлять их одних, – наперебой наставляли они своих супружниц.

А жёнам хотелось – пощеголять своими нарядами, посудачить на разные темы и договориться со своими любовниками на предстоящую неделю. Подбородки и кисти рук спутниц жизни, Валерия и Гезия, утопали в модных кружевах, но неудовольствие на их лицах нельзя было скрыть. К тому же, они уже проголодались. Братья предпочитали избегать места скопления людей – зная, сколько недовольных ими за последнее время накопилось, поэтому прогуливались по просторам не многолюдной галерее.

Евдокия выставила несколько работ молодых художников, с её творческого кружка и университета. Валерий и Гезий с жёнами бесцельно бродили по галерее, пытаясь светски беседовать. Беседа протекала в основном, состоя из спора.

Братья, хоть и любили друг друга и жили дружно, но – всегда и обо всём спорили. Стоило одному сказать что-то, как второй тут же вставлял ему в противовес, как в пику, совершенно обратное. И так было во всём – кроме денег – тут они понимали один другого и поливали друг другу водицу прямо в руки и ни как не мимо. Если Валерий радовался, то Гезий – тотчас – предпочитал хранить сдержанность и наоборот.

Они шли с супругами по галерее, рассматривая новые полотно, молодых еще совсем неизвестных авторов.

– О!!! Да этот далеко пойдет!! – восхитился старший пейзажем девушки сидящей у родника и набирающей воду.

– О, да куда он может пойти, – воскликнул Гезий, отрицая доводы брата.

– Он достигнет вершины не хуже… – Валерий задумался с кем бы сравнить, этого не кому, неизвестного художника, но, он не в состоянии вспомнить ни одного художника по имени – замер.

– Что, он может достичь?.. – не согласился с ним брат. – Все, что он мог достичь – он уже достиг!.. Если бы не великодушие нашей глубокоуважаемой сестрицы к этому мазиле – он бы так и остался на помойке, куда он завтра же он и отправиться.

Все бы ничего, но они старались перекричать друг друга. Этот спор мог бы продолжаться до бесконечности, если бы не подошла к ним императрица и не предложила пройти с ней для беседы.

Евдокия понимая, что откровенной беседы с братьями не получиться – даже та ниша, которая только, что была пуста – стала затягиваться – смыкаясь, все ближе и ближе, вокруг них, словно воронка в омуте. Императрица подумала – вернуться обратно в галерею, как к ним здороваясь, подошёл Локки.

Евдокия тут же решила представить Локки своих братьев:

– Вы, может быть, помните моих братьев?? Они были на свадьбе!!

– Помню! Помню! – прервал её Локки, не желая утруждать императрицу излишними объяснениями. Глядя на братьев и их жён «Пройдоха» решил: «Люди иногда выглядят на много дешевле, чем их одежды», но вслух выразил:

– Они подарили вам сто монет!

На заявление босого оборванца, братья смутились, сильно покраснев. Это было, так неожиданно, что Евдокия чуть было, не засмеялась. По настоящему оценив юмор гостя, она улыбнулась такой радужной, милой улыбкой, а сияние её белоснежных зубов сделали императрицу – ещё краше. Чтобы не рассмеяться она решила представить Локки невесток.

– Жена Валерия – Ирина! – известила она. – А это жена Гезия – Елена!

Сухое знакомство не вызвало должного интереса у сторон – у одной – по поводу нищенского вида представляемого, у другой – по причине отсутствия – чего-то либо стоящего… – хотя бы хоть мало-мальского… Локки больше доставляло удовольствия смотреть и любоваться красотою и счастьем императрицы, нежели этих порхающих птах.

– Я, вас, императрица, не видел весь вечер? Где, вы, изволите пропадать??

– Я весь вечер в галерее! И сейчас, туда же – опять и возвращаюсь!

– Да?.. – Локки сильно удивился. – Столько времени в галерее? Мне даже захотелось взглянуть, на вашу галерею! Не возьмете меня с собой?

– С превеликим удовольствием, – ответила она, и они – все четверо направились в выставочный павильон.

Жёны братьев, видя, что их мужья не одни, тут же устремились к столу и, вытянув шеи, принялись выискивать знакомых, в желании похвастаться своими кружевами.

Бал продолжался. На пиру встречались старички и помимо размалёванной старушки. Они, ссутулившись, медленно передвигались, превозмогая суставную и поясничную боль, с множеством папиллом на открытых частях тела и, особенно в области шее.

К проголодавшимся дамам подошёл один из таких. Их старый знакомый, с которым они дружили до замужества и расстались с ним, из-за его старческой слабости и жадности.

– Как дела? – спросил он.

– Как сажа бела, – не желая входить в дебаты с бывшим любовником, ответила жена Валерия.

– Скучаете?..

– Жёны крайне редко скучают, когда их мужья на войне! – продолжила Ирина.

– Что, братья были на войне?.. Я слышал, что они торгуют наложницами…

– Нам какое дело, чем они торгуют?!! Главное их преимущество – они всегда в разъездах и при деньгах, в отличие от тебя!!! – заявила Елена. Понимая, что со старым скупердяем и пердуном каши не сваришь она решила его отшить. – А, ты, чего хочешь? Нечего тут маячить!..

– Да, жмот!.. Не отсвечивай!.. – поддержала подругу Ирина. – Если тебе нечего бросить к ногам женщины, то, хотя бы, не путайся!..

– Да!.. Не мельтешил бы, ты, лучше… – поддакнула ей жена Гезия, цедя сквозь зубы. – Нам не до тебя…

Отшив бывшего ухажёра, они принялись нагружать еду в свои тарелки.

– Что-то не складывается наш, сегодняшний вечер? – заявила Ирина, она медленно жевала, в отличие от подружки, с ленивым интересом оглядывающей тарелки близстоящих гостей.

Сын – сенатора Исавра Анастасий – Зенон подошёл к ним.

– Как дела?

– Плохо… – заявили они разом.

– А чего так?

– А, то?.. – заявила Ирина – это была её коронная вставка, причем по любому поводу.

– Устали?..

– А, то?..

– Весь день не спишь!.. Всю ночь не ешь!.. – Зенон посмотрел на их бока начинающие добреть и расплываться.

– Бедняги—подружки, скорее всего по ночам что-то трескают и в немалых дозах?.. – рассудил сын сенатора.

– На неделе сообразим? – поинтересовалась Елена.

– Сообразим!.. – согласился Анастасий, и они дружно засмеялись, довольные, что вечер прошёл не зря.

Максимильян глядя на хохочущих невесток императрицы заявил Аспару:

– До чего алчные особы?..

– Просто супер алчные!!!

– Это от чего же, ты, их так круто охарактеризовал?

– Просто алчные – хотят многово, от одного мужчины, а эти многово и от многих.

– Прямо как мужчины!.. – сделал вывод начальник канцилярии.

– Нет!.. Мужчины хотят одного и того же, но от многих …, а эти, как я уже сказал: «Многово от многих!!»

– А, вы, любите искусство? – спросил Локки братьев, как только они вошли в галерею.

– Да!! – в голос ответили они, даже не успев понять, что впервые выразили единое мнение – кроме денежного вопроса. Продолжая, находиться в завороженном состоянии они в голос добавили. – Очень любим!!

– И что, вы, в этом понимаете?

Братья смутились.

– Вы, как-то странно спрашиваете?? – Валерий, счел нужным возмутиться.

– Да! – поддержал брата Гезий. – Очень странно?

– Вы, всегда – так едины во мнениях?

Братья переглянулись между собой, но ничего не ответили.

– Я всего лишь интересуюсь, кто, вы? Знатоки техники?.. Смысла?.. Глубины идеи?.. Или просто так?.. Ценители…

– Мы ценители глубины идеи!

– Оба?

– Да!! – в голос повторили они, и опять переглянулись – не узнавая себя за последние минуты.

– Это вам нравиться? – спросил Локки.

Они шли, обозревая висящие на стенах картины и переговаривались – обсуждая полотна. Евдокия молча слушала диалог гостя с братьями.

– Это? – переспросил Валерий.

– Да, – указал Локки на полотно, где изображался черный круг на белом фоне.

– Да!! – единодушно согласились братья.

– И где здесь – глубина?

– Какая глубина?.. – переспросил Валерий, он был по расторопней брата.

– Глубина мысли!..

Это их озадачило не на шутку, и они разом покраснели. Евдокия улыбнулась и, сославшись на возникшие дела удалилась.

Локки, видя – замешательство братьев, счёл нужным также удалиться и со словами:

– Может вам, его Преосвященство что-то подскажет? – он направил их в сторону патриарха, который неотступно следовал за ними.

Они оглянулись по сторонам, но жён рядом не было, а странный гость тем временем продолжал их направлять, взяв под локти и плавно передавая в лапы главы церкви.

– Его, Святейшее Высочество не поможете сынам Божием – советом насущным?!! – Локки улыбался. – Да я смотрю, Вам, есть о чём поговорить – не зря же, Вы, их весь вечер по пятам преследуете?..