Текст книги "Образы добра: люди и животные"

Почти детективная история о щенках и конце света

А вот этот рассказ, опубликованный в православной газете «Эском – Вера» – не только о любви, но и о ненависти. Если Господь любит все свои творения, то так же все созданное Богом ненавидит дьявол – в том числе и животных, особенно, когда человек проявляет к ним доброту и милость. А самое печальное, что ненависть прячется иногда за маской благочестия…

***

Многое можно увидеть и услышать у монастырского киоска. Трогательное и комичное, грустное и веселое…

Вот ребятишки – дети кого-то из паломников – принимают трогательное участие в судьбе собаки и ее щенков. С утра в большой коробке щенков выносят и предлагают желающим. «Подарок из Оптиной!»

Мамаша сидит рядом. Это большая беспородная белая собака. Взгляд умный, заботливый и грустный. От коробки не отходит, даже будучи голодной: переживает о своих детишках. Когда ее кормят, еду берет очень деликатно, внимательно смотрит на благодетеля.

Щенки толстые и забавные, многие паломники останавливаются и любуются ими. Но брать домой не решаются: кто знает, какой величины и вида вырастут собаки из этих забавных щенков?

Один паломник веселит всех байкой про то, как мужик с медведем на ошейнике по рынку ходил. А когда у него спрашивали, кого он ищет, мужик сурово отвечал: «Да вот, ищу продавца, который мне год назад хомячка всучил недорого. Хочу познакомить его с подросшим хомячком!» Все смеются и с опаской смотрят на пузатых щенков.

Мне тоже приходится принять участие в их судьбе. Ребятишки прибегают за большой коробкой. Приходится перекладывать товар и жертвовать коробкой.

Немного погодя:

– Налейте нам в миску теплой воды!

Недоумеваю: рядом колонка, из нее воды можно набрать сколько угодно.

– Но там вода холодная! Щенки могут простудиться! Налейте нам, пожалуйста, теплой кипяченой воды для наших щенков!

Забегаю в келью после обеда, чтобы взять старый шарф для щенков – на улице похолодало.

В общей келье новая паломница. Одета в черное. Требует называть себя матушкой. Вид строгий, устрашающий, речи такие же.

Матушка вещает замогильным голосом о знамениях конца света. Вокруг – испуганные паломницы. Слушают молча, с почтением. Подзывают меня, матушка «вербует» группу поддержки.

– Смотрите! Везде признаки антихриста! Крест попирают!

Мне в нос тычут тапки, на подошве которых узоры в виде ромбиков.

– Сестры, но это не кресты, это просто ромбики! – говорю я успокаивающим голосом.

Взрыв негодования. Матушка возвышает голос:

– Наивная! Вот таких антихрист и обольстит в первую очередь! Нужна бдительность! Покажите, покажите ей, как крест попирается!

Где-то я это уже слышала… А, да, у Гоголя в «Вие»: «Поднимите, поднимите мне веки!» Мне становится жутковато. Что же они мне покажут?

Мне торжественно подносят под нос женское гигиеническое средство, материал на котором в целях лучшей гигроскопичности сделан в виде ромбиков.

– Вот, смотри, смотри, как оскверняют распятие!

– Сестры, здесь нет распятия. Это геометрический узор из ромбиков!

Теперь отношение ко мне меняется. Матушка в черном смотрит подозрительно:

– А ты кто такая вообще? Да ты православная ли?

Маленькая старушка выскакивает и ехидно докладывает: «А я видела, как она щенков кормит!»

Матушка в гневе:

– Соба-аки! В свято-ом месте! Оскверняют обитель! Вот из-за таких, как ты, и приближается конец света!

Но народ уже потихоньку расходится, испуганный ее напором.

Скорее беру шарф и ухожу.

Вечером заступаюсь за молоденькую паломницу. Она за столом газету читала, «Аргументы и факты». Эту газету я тоже читала. Купила ее из-за речи Святейшего Патриарха Кирилла, напечатанной во всю третью страницу.

Матушка в черном неистовствует:

– Вы своими газетами мирскими, мерзкими, стол осквернили! Как мы теперь трапезничать будем?

Когда я заступаюсь за испуганную этим криком девушку, матушка окончательно теряет ко мне доверие. Взгляд убийственный. Я понимаю, что теперь я ее враг.

На следующий день, как обычно, несу послушание в киоске. Сегодня день будний, в обители пустынно. Выхожу протереть столы, пока покупателей нет.

Вдруг – дружный рев. Ко мне знакомые ребятишки подбегают: лица перепуганные, взгляд дикий, заикаются. Кое-как добиваюсь от них: пришла тетка в черном с дядькой в телогрейке, собаку на веревке дядька утащил, а щенков эта тетка в лес понесла. Во-он она пошла! Ребята показывают в сторону реки.

Неужели топить? Мне становится страшно. Оглядываюсь вокруг. Никого из взрослых не видно.

– Ничего не бойтесь. Ничего страшного со щенками не случится. Найдите кого-нибудь из взрослых, какого-нибудь доброго мужчину. И идите за нами. Только одни не ходите! Все поняли?!

Закрываю киоск на ключ и бросаюсь за скрывающейся из виду матушкой в черном. Мне жутко. Матушка явно не в себе. Конечно, она уже в годах, старушка, можно сказать. Но, с другой стороны, она меня ростом выше и тяжелее килограммов на двадцать. Догоняю ее в роще.

В голову приходят ужасные картины: вот я разделяю участь щенков и тону в стремительной Жиздре. Смешно становится. Матушка, конечно, не в себе, но ведь не станет же она меня топить!

Матушка действительно не стала меня топить. Она просто врезала мне как профессиональный боксер-тяжеловес. И я впечаталась в березу. Вот это удар! Кличко отдыхает! Тихонько сползаю по березке и оказываюсь сидящей на траве.

Во взрослом возрасте вроде бы я ни с кем в рукопашную не вступала. От шока не пытаюсь встать. Молча сижу и наблюдаю, как матушка кричит и размахивает руками перед моим носом.

Вот эта страсть матушки в черном к публичным выступлениям и помешала ее блестяще задуманной операции по топлению щенков и отодвиганию конца света.

К нам подбегают ребятишки. А с ними… отец Н. Ну конечно, умные мои детишки! Самый добрый дяденька – священник. Дальнейшее происходит как в тумане. Матушка в черном неистовствует, почти прыгает. А отец Н. спокойно осеняет ее несколько раз крестом.

И она сдувается, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух. И куда-то пропадает. Отец Н. подходит ко мне и помогает подняться.

– Как голова, не кружится? Стоять-то можешь?

– Батюшка, это просто какой-то иронический детектив. Бабулька отправила меня в полный нокаут. Но сила у нее какая-то нечеловеческая.

– Да, вот в этом ты права. Сила нечеловеческая. Ну ничего, не бойся, больше ты с ней не встретишься. Давай-ка пойдем потихоньку.

Ребятишки, радостные, убегают вперед вместе с коробкой и щенками.

А я отчего-то начинаю плакать. И, почти заикаясь, сквозь слезы, рассказываю отцу Н. про газету, и про ромбики, и про конец света. Отец Н. успокаивает меня:

– Ну ничего-ничего. Конец света, говоришь? Ничего-о, Господь милостив, поживе-ом еще. Успокойся, тише-тише. Все хорошо. Смотри – солнышко выглянуло. Весь мир Божий осветило. И травку, и людей, и песиков. Все Божии создания. Блажен, кто милует скоты. Иди с Богом, послушайся. День-то только начинается…

Когда вечером я вернулась в келью, даже вещей матушки в черном не было видно. А на ее койке сидела розовощекая улыбчивая паломница с Украины (Ольга Рожнева. Почти детективная история о щенках и конце света).

О котах и кошках

А завершат главу несколько историй о наших пушистых любимцах.

Кот старца Нектария

Один из последних великих старцев дореволюционной Оптиной пустыни Нектарий (ум. 1928) до старости не забывал своего детства и рассказывал поучительные случаи из тех далеких времен.

Однажды мать его сидела и шила что-то. А он, тогда еще его звали Колей, играл на полу возле ее ног с котенком. Большие зеленые глаза котенка в полумраке светились. Коля с удивлением обратил на это внимание, это его сильно поразило.

Как-то раз, когда котенок мирно сидел возле него, Коля схватил из маминой иголочной подушечки одну иголку и хотел уже проколоть котенку глаз, чтобы посмотреть, что там такое светится. Но мать заметила это и быстро перехватила его руку: «Ах, ты! – воскликнула она. – Вот как выколешь глаз котенку, сам потом без глаза останешься. Боже тебя сохрани!»

Прошло много лет… Николай решил стать монахом и был принят в Оптину пустынь. По истечении нескольких лет, когда он был уже иеромонахом, нареченным при постриге Нектарием, он подошел однажды к колодцу. А там другой монах набирал себе воды.

Над колодцем подвешен был черпак с длинной заостренной ручкой. И вот тот монах, черпая воду, едва не выколол нечаянно глаз отцу Нектарию этой самой ручкой. Еще секунда – и остался бы старец с одним глазом.

– Если бы я тогда котенку выколол глаз, – говорил он, – и я был бы сейчас без глаза. Видно, этому надо было случиться, чтобы напомнить моему недостоинству, как все в жизни от колыбели до могилы находится у Бога на самом строгом учете.

Преподобный с Нектарий Оптинский до старости не забывал своего детства и рассказывал поучительные случаи из тех далеких времен[5]5
  Преподобный Нектарий Оптинский. Икона.


[Закрыть]

Из комнаты в комнату в старческих келиях ходил неслышной поступью пушистый серый кот. Выйдет старец Нектарий – и кот за ним. Войдет – и он здесь.

Скажет ему что-нибудь батюшка – кот, словно разумный, исполнит: пойдет и сядет, где скажут, сходит в приемную или на крылечко.

Чаще же сидит у теплой печной стены и дремлет. Или, склонив голову, слушает молитвы старца.

Иной раз погладит его отец Нектарий и скажет:

– Преподобный Герасим Иорданский был великий старец, и потому у него был лев… А мы малы, и у нас – кот.

Из книги Наталии Скоробогатько «Старец Николай и голуби»

Кот в соборе

Шла обычная всенощная под воскресенье. Пропели «Хвалите», Святейший прочел Евангелие. Мы подошли к помазанию и ушли в алтарь.

У самой стены в южной части алтаря за фанерной перегородкой было укромное место, где можно было незаметно посидеть, пока не было близко начальства, и два батюшки пошли туда, надеясь побыть в молчании и созерцании. Спокойно зашли и вдруг быстро выскочили обратно. Что случилось?

Какой-то бездомный кот, умудрившийся вырасти до взрослого состояния и остаться диким, забрел днем в священническое убежище отдохнуть, посидел там, а потом побоялся выйти, когда началась служба.

Он-то и зашипел угрожающим рысьим шипом на соборных протоиереев. Они испугались, потом стали рассматривать, кто же там так страшно шипит. Кот был большого размера, коричнево-рыжий и, видать, свирепый.

Отец архимандрит Трифон сказал:

– Зовите отца Сергия, он вырос в деревне, пусть по пробует его выгнать отсюда.

А я никогда в детстве не отличался любовью к ловле котов и никогда не имел желания подражать лермонтовскому Мцыри в его поединке. Но слово архимандрита надо выполнять.

Нашел какую-то тряпку потолще, подошел как можно ближе – и, надо заметить, в стихаре, не догадался даже его снять, – совершил бросок и хотел схватить зверя за спину. Кот разгадал мой маневр и в тот же самый миг резко прыгнул вперед мне под ноги.

В моих руках оказался только хвост, и кот начал яростно освобождаться. Рядом стояли отец архимандрит Трифон, отец архидиакон Стефан и отец иподиакон, а может, тогда уже иеродиакон Агафодор, нынешний наместник Донского монастыря.

Я предупредил:

– Помогайте! Кот вырывается! Он сейчас уйдет!

Никто не среагировал и ближе не подошел. Боялись.

Наконец кот вырвался, быстро и энергично начал пересекать пространство правой стороны алтаря, собираясь выскочить в южную боковую дверь. Выбранный маршрут кота проходил прямо под ногами отца Трифона, и тот вдруг сделал какой-то совершенно неестественный книксен, думая, что кот, накрытый архимандричьей рясой, потеряет направление, устрашится монашеской темноты, и мы его снова поймаем.

Не тут-то было. Кот нисколько не был смущен ни темнотой, ни рясой Его Высокопреподобия и, выскользнув, с прежней скоростью бежал по намеченному пути.

В это время началась ектения по третьей песни канона. И все бы обошлось, если бы не громадное зеркало, которое было встроено в дверцу шкафа для облачений. Оно было так чисто, так аккуратно протерто чьей-то заботливой тряпочкой, что кот, увидев отражение приоткрытой двери в зеркале, бросился в эту щель, чтобы выбежать из алтаря.

Раздался глухой стук – это кот врезался головой в зеркало. Его буквально отбросило метра на полтора назад. Кот понял, что отсюда, через, так сказать, боковую дверь, ему не уйти, и побежал к Царским вратам главного алтаря. В это время завершалась ектения и отец Николай Воробьев, ключарь Патриаршего собора, заканчивал говорить возглас по третьей песни канона. По уставу полагается повернуться в конце возгласа и поклониться Святейшему Патриарху, который в это время помазывал народ. Во время помазания Патриарх не глядел в сторону Царских врат. Но на возглас священника он как раз должен был поднять глаза и благословить его, как полагается по уставу.

Все совпало до секунды! Поклон священника, поднятый взор Патриарха и кот, пулей выскакивающий из Царских врат как раз в это мгновение.

Отцы впали в отчаяние и стали нещадно обвинять меня:

– Ну конечно, это все из-за тебя, это ты виноват, звероловец несчастный. Сейчас Патриарх будет в таком гневе, что достанется всем! Что делать?

– Надо упредить Святейшего, и как только он войдет в алтарь, сразу же просить у него прощения, он и смягчится, – сказал отец Агафодор.

– Кто ловил, тот пусть и кается, – отрезал отец архидиакон Стефан.

Отец Николай был печален и задумчив, он чувствовал, что гнева не избежать, а ему всегда больше всех попадало.

Я сказал:

– Отцы, не унывайте. Я с детства научен каяться, мне не составит труда взять весь гнев на себя – выдержу. Как только Святейший войдет в алтарь, я к нему и подойду, вы не беспокойтесь.

Но, о достойное удивления смирение отца-ключаря! Он опередил меня. Я только подошел к Святейшему, а отец Николай уже сам начал говорить:

– Ваше Святейшество, простите! Это мы виноваты с этим диким котом. Никак не могли поймать, вот он и выбежал прямо на возглас.

Святейший, пребывая в умиротворенном состоянии духа, ничуть не разгневался. Он просто сказал:

– Это ничего. Кот – не собака, ему можно. Вот у моего предшественника, Патриарха Алексия, был случай. В какой-то большой праздник отворяются Царские врата, а откуда-то сбоку вдруг выходит красивый откормленный кот, хвост трубой, и медленно и торжественно шествует впереди Патриарха на литию. Кота отловили, привели к Святейшему, посадили на стул, и Святейший совершенно серьезно обратился к коту: «Кот, а кот! Что же ты устава не знаешь?! Разве можно выходить на литию впереди Патриарха? Ты должен вы ходить позади всех, после протоиереев и иереев. Чтобы этого больше не повторялось». Все вокруг смеялись, но так и не поняли, усвоил кот урок литургики или нет.

Тем и закончилось это маленькое событие. Но не меньше дикого кота мне запомнилось самоотверженное смирение соборного отца-ключаря, доброго отца Николая.

Протоиерей Сергий Правдолюбов. Что запомнилось из прошедшего

Глава 3. Люди и звери. Святые и животные

Старец Герасим был великий старец, потому у него был лев. А мы малы – у нас кот.

Преподобный Нектарий Оптинский

В этой главе рассказывается о подвижниках, которые общаются с животными. Меньшие братья служат святым, постятся вместе с ними, спасают их от гибели, жертвуют собой ради них.

Лесной гость

Однажды преподобный Сергий Радонежский увидел перед своей хижиной большого медведя и, примечая, что он не так свиреп, как голоден, сжалился над зверем: пошел в келью, взял кусок хлеба и положил медведю на пенек.

Зверь полюбил гостеприимство пустынника и часто приходил к келье, ожидая обычного угощения и благодарно посматривая на подвижника. Иногда лесной гость долго не уходил, озираясь по сторонам, «точно злой заимодавец, желающий настойчиво получить свой долг». А преподобный благодарил Бога, что послал ему лютого зверя в утешение, и, памятуя слово Писания – «блажен, кто и скотов милует», – привык миловать медведя. Он делил с ним последний кусок, а иногда и весь хлеб отдавал соседу, а сам оставался без пищи. Преподобный предпочитал лучше самому не есть в тот день, чем обмануть зверя и отпустить без еды.

Кроме хлеба, у Сергия в келье не было иной еды, а часто случалось, что и хлеба недоставало. Хлеб приносил ему время от времени младший брат Петр, живший в Радонеже. Так упражнял себя угодник Божий в отречении от самых необходимых потребностей.

«А может быть, – говорит святитель Филарет, – в сем мирном обращении со свирепой тварью созерцал Сергий следы первоначального повиновения всех тварей невинному человеку…» За то и неразумная тварь повиновалась ему. Дикий зверь сделался до того ручным, что слушался слова и был кроток перед святым, как овца.

Зверь полюбил гостеприимство пустынника и часто приходил к келье, ожидая обычного угощения и благодарно посматривая на подвижника[6]6
  М. В. Нестеров. Юность преподобного Сергия Радонежского. 1892–1897.


[Закрыть]

«Чего не может сделать добродетель? – рассуждает святитель Платон. – Думаю, что дикие звери ныне стали свирепы от жестокости наших нравов, а любовь и добродетель могут эту свирепость переложить в кротость и покорности».

Все одушевленные создания Божии ясно видели в первом человеке светлый образ Божий, и самые лютые звери, по выражению одного из святых отцов, ощущая дивное благоухание этого образа, смиренно склоняли головы перед Адамом. Человек повиновался Богу, и все земные твари повиновались человеку, почитая в нем образ Божий. Согрешил человек – помрачился в нем образ Божий, и неразумные твари перестали узнавать его. Не послушался человек заповеди Божией, перестали ему повиноваться твари земные. Зловоние страстей заменило благоухание образа Божия, и сам человек уподобился скотам несмысленным. И вот грешный, бренный человек трепещет и страшится зверей, которые некогда были ему покорны. Его непослушание Богу наказано непослушанием тварей земных ему самому! А святые Божии своей дивной жизнью, своим неуклонным послушанием заповедям Божиим, своим святым смирением, при содействии благодати Божией восстановили в себе образ Божий, и он просиял в них с первобытной чистотой и светлостью. Ощутили его благоухание и неразумные твари, и лютые звери – грозные враги грешного человечества стали послушны им, как кроткие агнцы. Так власть, утраченная Адамом, возвращена его святым потомкам…

Вот глубокий смысл этого удивительного для нас, грешных, послушания свирепых неразумных тварей святым Божиим, о чем так часто встречаются рассказы в житиях святых подвижников и в страданиях святых мучеников, о чем читаем и в житии нашего подвижника Сергия.

Наказание за погубленные души

В один из воскресных дней старец Эллин, проводивший жизнь в отшельничестве, пришел к монахам ближнего монастыря. Был как раз час службы, однако старец увидел, что иноки не собрались. На вопрос Эллина монахи ответили, что так случилось из-за пресвитера, жившего на противоположном берегу, – он не явился вовремя.

Эллин вознамерился отправиться к пресвитеру, чтобы позвать того к службе.

Иноки поспешили предупредить старца об опасности водного пути: поток был уж очень глубок, но главное – в этом месте обитал огромный зверь – крокодил, успевший погубить множество людей.

Несмотря на тревожные предупреждения, старец немедленно отправился к реке.

Крокодил будто поджидал его.

И тут начало происходить нечто совершенно невероятное. Вопреки опасениям братии крокодил принял старца на свою спину и доставил на другой берег.

Старец нашел пресвитера работающим в поле. Он попросил пресвитера не оставлять братию и отправиться поскорее на другой берег, чтобы приступить к службе.

И вот вместе они отправились к воде. Пресвитер не нашел на привычном месте свою лодку и опечалился. Старец же громко стал звать крокодила. Тот тотчас явился и подставил спину. Эллин пригласил пресвитера занять место на спине животного рядом с собой. Но тот, увидев зверя, испугался и отступил назад.

Пресвитер – с одного берега и монахи – с противоположного берега с ужасом смотрели, как старец опять переплывал поток на звере.

Выйдя на сушу, Эллин приказал крокодилу последовать за собой. Зверь повиновался.

Остановившись и повернувшись лицом к крокодилу, Эллин сказал, что тому лучше умереть и так понести наказание за погубленные души. Повинуясь слову старца, зверь в ту же минуту умер.

Лев-носильщик

Однажды преподобный Зосима Финикийский, нагрузив на осла поклажу, отправился в город Кесарию. По дороге ему встретился лев. Схватив осла, зверь побежал с ним в пустыню.

Святой Зосима пошел по следам зверя.

Когда же лев, съев осла, насытился, старец подошел к нему и, улыбаясь, сказал:

– Вот что, друг! Я стар и хожу с большим трудом… И уж тем более я не в силах тащить на своих плечах поклажу, которая прежде была погружена на осла. Поэтому взвали на себя эту тяжесть, хотя это и противно твоему нраву… А когда прибудем на место, сможешь опять стать свирепым и вести себя сообразно характеру…

И лев, как бы позабыв о своем естестве, начал ласкаться к святому. Зверь сделался кротким, как ягненок, и всячески проявлял послушание преподобному.

Зосима, погрузив на льва вещи, которые до этого тащил осел, довел вновь приобретенного носильщика до городских ворот Кесарии.

Достигнув конца пути, святой отпустил зверя в пустыню.