Текст книги "Той осенью на Пресне"

– Я с собой своего товарища звал. – Саша повернулся и прижался плечом к стене. – А сейчас думаю: хорошо, что никто со мной не пошел. Вот, было бы дело! Но ты знаешь, просто так смотреть на все это… Хотя я всякого ожидал, но не такого. А ты почему сюда пришел?

– Ну, так, пришел… – Олег вдруг повысил голос: – Противно было, вот и пришел.

– А я думал: уж очень все у них подло как-то. Если придем, хоть что-то сможем изменить. Кто-то опять все за всех решить захотел. Но если одним можно все по своей воле перевернуть, почему другим потом нельзя будет? А те, кто в нас стреляет, они хоть о чем-то думают?

– Хрен их знает, чего они думают, – ответил Олег.

– Им всем пообещали, что демократия будет. Как Дом Советов сожгут, так и воцарится. А может – и еще проще. Сказали, что ничего им не будет. Вот и стреляют направо-налево. Ведь все разные такие. Один старушке буханку хлеба купит, другой – кошелек у нее отнимет. Вон, стариков ногами били! Ты тоже, небось, видел. А потом скажут, что они не по своей воле, что велели им.

Олег не ответил. Сидел, прикрыв глаза, и думал, что рано или поздно, в комнату войдут и крикнут: «Встать!». Будут смеяться в лицо и ударят прикладом. А может быть, просто вскинут автоматы. От неволи некуда было деться. Только встать и пойти туда, вниз, где бэтээры вокруг дома и столько людей с оружием.

Разрывы раздались один за другим. Где-то наверху блеснуло пламя. И вдруг разорвалось совсем рядом. Волна пронеслась по коридорам, ударила в полуприкрытую дверь, взметнула и рассыпала по комнате листы белой бумаги, скинула на пол цветочные горшки с книжной полки. И еще один разрыв. Опять хлопок двери и впивающаяся в ноздри и глаза, едкая пыль.

Наступила тишина. Но на полу и стенах так и остались отблески зарева на верхних этажах. Грохнуло еще раз. Стало ясно, что бьют со стороны стадиона. Из конца коридора донесся настырный, пульсирующий треск. Закипал пожар. Все кругом начало заполняться дымом. Огонь с нижних этажей двинулся к зареву наверху.

Стало трудно дышать. Олег и Саша пошли к лестнице. У лифта наткнулись на тело Петровского.

– А он? – спросил Саша.

– Потащили! – скомандовал Олег.

По лестнице бежали наверх два человека в камуфляжах. Один закричал:

– В то крыло пробирайтесь. Быстрее! Там пока не горит!

Они оставили Петровского на пятом этаже. Шли в темноте по длинным коридорам. Руки касались стен, чувствовали их холод и нескончаемый гул. Заглянули в одну из комнат. Со стороны стадиона багровели в огне и правое, и левое «крылья» здания. А вдалеке привычно и обыденно светилась желтыми огнями пресненская высотка.

– У нас тут, пожалуй, шанс будет, – зло проговорил Саша. – Когда пожарные приедут, мы и сможем рвануть.

– Если приедут…, – отозвался Олег. – До этого еще дожить надо.

Саша отодвинул стулья от стены и, будто по привычке, сел на пол.

Олег стоял у окна, смотрел то на светящийся вдалеке город, то на языки пламени на нижних этажах и думал о них с Сашей: ни бойцы, ни заложники. То ли свидетели, то ли жертвы. Но какая-то гнусность в самом этом слове.

– Так какой у нас с вами шанс? – спросил Олег. – Пожарных дождаться?

– Не, это я так…, – ответил Саша. – Они не приедут.

– Так что же тогда? Огонь – хуже всего.

– Не знаю я! – раздраженно сказал Саша.

И что же? Я буду стоять с поднятыми вверх руками, и меня окружат автоматчики, думал Олег. Я буду рассуждать, что мог видеть их раньше на этих же улицах. Видеть и не понять, что они совсем не такие, как я или Саша. И мне будет так противно, что они говорят по-русски.

– А все революции и контрреволюции по одному принципу происходят, – говорил Саша. – Одни пообещают, другие поверят. Хотя, знаете, мир не такой уж совершенный, чтобы не попытаться сделать его лучше.

Олег не ответил. Про себя подумал: одни хотят исправить, другие – править.

– Как считаете, на эти этажи когда огонь подойдет? – спросил Саша.

– Еще раньше все дымом заволочет.

Саша вырвал из записной книжки листок бумаги. Что-то написал. Сложил листок надвое, сунул в карман куртки и спросил:

– Хотите что-нибудь написать?

– Не-а, – ответил Олег и подумал об Ане.

Ветер переменился. В разбитое окно понесло крупный пепел. Влетел, ударился об острие разбитого стекла клочок обгорелой бумаги.

– Хотите печенья? – Саша полез в карман, вытащил полиэтиленовый пакетик. – У, все раскрошилось. Подставляйте ладонь, насыплю.

Олег поднес ко рту пригоршню печенья, почувствовал на сухих губах мелкие крошки.

Из коридора донесся голос:

– Эй, есть кто живой?

Они насторожились. Помолчали несколько мгновений. Саша выкрикнул:

– Ну, есть! Что надо?

В дверном проеме появился человек в плаще военного покроя и сапогах, спросил:

– Вас здесь двое, что ли? Не стали со всеми выходить? Смотрите, чтобы вас здесь огнем не отрезало. Они со всех сторон здание подожгли. Так что надо выбираться.

– А куда? – спросил Саша.

– В двадцать три пятьдесят попытаемся прорваться с нижнего этажа. Надо стараться уйти к пресненским переулкам, – спокойно говорил вошедший. – Если в камуфляже – всё снять. Выдавать себя за зевак. Вы сами откуда?

– Москвичи, – ответил Олег.

– Тогда у вас шанс есть. А если кого из других местностей встретите, скажите, чтобы тоже себя за москвичей выдавали. В сторону стадиона не суйтесь. Там у них каратели. Как только мы с верхних этажей огонь откроем, выбирайтесь из здания и ползком, перебежками – к переулкам.

– А вы? – спросил Олег.

– Мы? – человек помедлил с ответом. – У меня группа из офицеров.

Человек ушел, не попрощавшись.

– Ну, и чего делать? – Олег спросил будто себя самого.

– Делать нечего. Придется попробовать, – отозвался Саша. Прошли на ощупь по коридору, начали спускаться вниз по заваленной обломками, разбитой лестнице. В окно увидели сильное пламя в правом крыле здания.

– И там уже горит, – шепнул Саша. – Мы же где-то в тех комнатах сидели.

Совсем недалеко в темноте раздался хруст шагов по бетонной крошке. Не стали окликать проходивших. Дождались, пока шаги стихнут и прошли по коридору в дальнюю часть левого крыла.

Из окна осторожно оглядели подступы к зданию. На другой стороне улицы стояли бэтээры. Ближе к Рочдельской виднелись под уличным фонарем военные машины. С нижних этажей слышались громкие голоса. Кто-то кричал.

– Хрена куда выберешься, – проговорил Саша.

Олег смотрел в сторону детского парка. За ним, у домов горели фонари. Левее, за сквериком и спортивной площадкой темень была сплошной.

Стрельба поднялась за полчаса до полуночи. По зданию палили сразу с нескольких сторон. Олег тронул Сашу за плечо:

– Пошли! Быстрее!

На лестничной клетке второго этажа в окне торчали осколки стекла. Прошли по коридору. В одной из комнат стекол в окне не было.

– Прыгать надо! – шепнул Олег.

– Ноги переломаем, – отозвался Саша.

– Как хочешь!

Олег ступил на подоконник, взглянул вниз и прыгнул на отмостку у стены. Какие-то мгновения потерялись в жуткой боли, зазвеневшей в ушах. И возникла мысль: «Только подальше от дома».

Саша возился где-то рядом и хрипел.

– Эй, ты чего? – тихо спросил Олег.

– Цел вроде бы…

Поползли по холодной траве газона к деревьям. Саша пытался подняться, укрываясь за тонкий березовый ствол. Олег дернул его за куртку, зло зашептал:

– Назад! Ё… Ползи!

От угла здания начиналось открытое место. Над головой стояла жуткая канонада. От гостиницы «Мир» били трассирующими пулями.

Спрятались за баррикаду. Проползли между двух убитых. Олег напоролся рукой на железяку, почувствовал, что разрезал ладонь. Впереди темнел детский парк.

Олег тронул Сашу за плечо, проговорил:

– Влево. К переулку.

Пробрались мимо разбитой машины. Залегли у откоса.

– Они там – наверху, – зашептал Олег. – Мы сейчас ближе всего к ним.

Продолжалась густая стрельба. Гулко палили со стороны стадиона и с набережной. За детским парком мирно горели обыкновенные московские фонари.

– Впереди – дорога, за ней парапет и площадка, – быстро говорил Олег.

– Там солдаты! – почти вскрикнул Саша.

Олег силой прижал его за плечо к земле, зло шепнул:

– Может – есть, может – нет. Везде они. Уже поздно… Давай…

Пополз вверх по откосу. У дороги поднял голову. Справа, метрах в двухстах горел фонарь. За бэтээром прятались солдаты. Впереди в темноте ничего нельзя было разобрать. Но стреляли, кажется, и оттуда. Проглядывали очертания парапета на другой стороне переулка.

– Ну, чего? – тихо спросил Олег. – На корточках – вперед.

Они подползли к краю тротуара, бросились вперед и вскарабкались на парапет. Совсем рядом раздались автоматные очереди. Прыгали, валились друг на друга, и Олег чувствовал сильный удар виском о камни. Быстро ползли прочь. Автоматные очереди оборвались. Стало страшно. Вот-вот кто-то должен был заорать: «Здесь же они! Здесь!» Впереди в темноте оказалась стена. Поползли вдоль нее и через сотню метров уперлись в глухой бетонный забор.

– Ну, во, попали! – шепнул Саша. – Все! Не перелезть. Олег отполз чуть в сторону, позвал:

– Давай быстрее! Ногу мне на плечо.

– А ты?

– Руку подашь!

Саша неуклюже вскарабкался наверх, наступая Олегу на шею. Повис на заборе, закинул ногу. «Спрыгнет вниз», – подумал Олег. Но Саша нагнулся, поймал Олега за воротник куртки и потащил к себе.

– Руку лучше дай! – хрипел Олег.

Подтянулся из последних сил, повис на заборе на локтях и с удивлением подумал: «Неужели перелезу?»

Они спрыгнули вниз. Пробрались через нагромождение досок и железяк. Остановились, чтобы отдышаться, оглянулись на Дом Советов.

В крыльях здания огня не было. Пламя будто сгинуло. Только высотная часть горела. Преисподня еще рвалась к звездному, еще норовила достать до него, но не могла дотянуться и, обессилив, начинала задыхаться в смраде и дыму.

– Пойдем отсюда побыстрее, – сказал Саша.

Двинулись вперед вдоль стены невысокого строения. Увидели впереди уличные фонари.

– Вот тут левее – автосервис, – говорил Олег. – Может, через него пройти?

Но Саша прошел дальше. Тихо позвал из темноты:

– Эй, тут прореха в заборе.

Олег посмотрел в широкую щель, догадался, что перед ними площадка перед автосервисом. Они выбрались на нее и пошли к безлюдной улице. Справа, совсем далеко от них поднялась стрельба.

Саша выкрикнул, стал медленно приседать, зашептал:

– В бок… И только подумал, что все, вроде жив…

Он лежал на земле у кустов, а Олег стоял над ним, пытался содрать с себя майку. Она рвалась клочьями, и неровный разрыв тянулся к крепким тесемкам.

Расстегнул на раненом плащ, подсунул скомканную майку под набухший кровью свитер. Саша захрипел, еле заметно повел головой. «Не, это все хрень», подумал Олег. Как-то надо кровь остановить.

Скинул куртку, снял рубашку и попытался свернуть из нее широкий жгут. Пуля попала в правый бок. Кровяные пятна были у Саши и на груди, и на спине. Олег перевязал его поверх футболки, боясь, как бы не затянуть слишком сильно. Застегнул на раненом плащ, только тогда почувствовал холод и стал искать глазами свою куртку.

Закинул Сашину руку себе на плечо, потащил раненого на мостовую.

Впереди, у перекрестка улицу перегораживали военные машины. Справа, у фабрики игрушек стояли солдаты.

Саша еле перебирал ногами, а солдаты стояли и смотрели. Когда до них оставалось с десяток метров, один оглянулся и позвал кого-то. Появился человек в белом халате. Подбежал к Олегу, подхватил раненого под руку. У стены дома стояла санитарная машина. Человек в белом халате распахнул заднюю дверцу, крикнул шоферу, чтобы помог уложить Сашу на носилки. Посмотрел на Олега, скомандовал:

– Давай, лезь! И на пол!

– Я тут недалеко, – ответил Олег. – Сам дойду.

– Идиот… – Человек в халате выругался. – Ну, быстрее, если жить хочешь. На пол и молчать!

Олег полез в машину, ударился головой о железную стойку, сел на полу возле носилок.

Машина рванулась с места, начала разворачиваться. Саша застонал.

За поворотом машина резко остановилась. Распахнулась передняя дверь. Кто-то орал:

– Куда?! Б…

– У меня раненые! – послышался голос человека в белом халате.

– А я тебе что б… говорил! – орал пьяный голос. – Я тебя пристрелить обещал, если ещё хоть раз увижу!

– Что мне, раненых бросить! – зло закричал человек в белом халате.

– Обещал я тебе, паскуда, что пристрелю!.. Раздались звуки возни, шарканье ног на асфальте, тот же пьяный голос орал кому-то рядом:

– Не, ну, говорили мы ему!

Человек в халате негромко сказал шоферу:

– Газуй, и влево!

Завыл мотор. Машину сильно подбросило. Потом еще раз. Через минуту опять остановились. Донесся голос человека в халате:

– Раненые! Быстрее открывай!

И дальше уже без сильной тряски, по ровной дороге.

– Эй, ну, ты там как? – окликнул Олега человек в халате. – Что? Высадить тебя?

– А где мне его искать? – спросил Олег, показывая на Сашу.

– Завтра в Склифе.

– Я лучше с ним до приемного отделения.

– Вылезай здесь, – ответил человек в белом халате. – Там у тебя документы перепишут.

Олег вылез из машины. Посмотрел, как она заворачивает за угол и огляделся. Прошел немного вперед, узнал магазин на другой стороне, понял, что стоит на Пресненском валу. Взглянул на часы. Было около трех ночи. Неужто все это так долго тянулось? – подумал он. Так долго ползли и прятались. Куда-то подевалось все это время.

Он шел по безлюдной улице. Как ни в чем не бывало, горел, неизвестно для кого переключался светофор. Огни фонарей расходились тремя линиями: вперед – к Пресненской заставе, направо – к Ваганьковскому кладбищу, влево – к Тишинской площади.

«Я приду к Ане в куртке на голое тело, – подумал Олег. – Ну, да, я забыл про свитер. И что? Рассказать ей обо всем этом? О священнике? О пожаре? О Саше?»

Вокруг стояли темные дома. Только кое-где желтоватый свет в окошках. А вдали, на верхнем этаже кровяным пятнышком светилась красная лампа.

Олег позвонил в дверь, подождал и дотронулся до ручки. Оказалось, что дверь незаперта.

Вошел в прихожую, позвал:

– Аня!

В комнате он сел на край дивана, опустил голову и заснул.

Его разбудил звонок в дверь. За окном было совсем светло. Но на потолке горела люстра.

Олег прошел в прихожую. Соседка по подъезду взглянула на него, спросила:

– Аня-то пришла?

– Откуда?

– Ну, туда же побежала. Туда, где палили вчера. – Женщина говорила что-то еще.

Он прикрыл дверь, облокотился о стену, разрыдался и сполз на пол.

Сначала был Институт Склифосовского, потом – Боткинская и Первая Градская. И везде длинные очереди перед окошками «справочных». Люди с тусклыми глазами и белесыми лицами. Обрывки женских причитаний. Ответы дежурных: «Нету у нас такой…»

В толпе у входа давали друг другу советы: «Тогда надо в 15-ю или 20-ю. Туда тоже возили. Там сегодня одна женщина сестру нашла».

В Институте Склифосовского у входа на лестницу стоял старичок-санитар в неряшливом халате. К нему подошел пожилой мужчина в кожаном пальто, что-то спросил. Олег узнал дипкурьера.

– Только дежурный знает, – нехотя говорил санитар. – Их вон сколько за ночь нам навозили. Столько, видать, бандюг у Белого дома собралось. Весь день пуляли. Сказано им было – разойтись. Так ведь нет. Назло Ельцину хотели сделать. Прям их всех и перевешать!

– А по Белому дому кто отдал приказ стрелять? – спросил дипкурьер.

– Я откуда знаю! – Санитар напустил на себя удивленный вид. – Кому надо – тот приказы и отдает. Не… там делать было, коли армия палить начала!

Дипкурьер ничего не ответил. Тряхнул головой и отошел в сторону. Олег догнал его у выхода:

– Мы с вами у костра позавчера сидели у Рочдельской. Что с вашими?

Дипкурьер взглянул на Олега подозрительно, наверное, раздумывая, стоит ли отвечать. Нехотя проговорил:

– Товарища ищу. Нет его здесь. – Полез в карман за папиросами, спросил: – Петра Саныча помнишь?

– Морячка?

– Да-а, насмерть, говорят, в милиции забили. Вот так. Помолчали. Дипкурьер закурил.

– Вы-то как вчера? – спросил Олег.

– Я-то живой. Плечо только синее всё. Железным прутом шарахнули. – Как стрельба началась, мы под пандусом спрятались. А как чуть стихло, к СЭВу перебежали. Там нас все эти, дружинники из разных их организаций, и схватили. Я им кричал: «Хоть раненых не трогайте!». Не, я тебе скажу! Никакого гуманизма, конечно, и в природе нет. Какое там… И знаешь, как всё, что мы видели на самом деле называется? – Он понизил голос: – Я это слово и говорить боюсь. И никому его знать не надо. Но ты-то был там. Значит, поймешь. А говорить нельзя никому. Я тебя помню, потому и скажу. А чужим – не говори! Стыдно! То, что победили когда-то – вдруг в нашем родном городе! Я им это слово выкрикнуть боялся, даже когда били. Потому что нельзя! – Он хотел сказать что-то еще, но махнул рукой и ушел.

Олег вернулся в конец очереди. Отстоял еще раз. Опять спросил:

– Поленова Анна Николаевна! У вас?

Женщина долго водила пальцем по странице амбарной книги, взяла листок бумаги, сказала будто сама себе:

– А, Поленова? Нет, не поступала!

Олег нашел телефонный автомат, позвонил на работу Аниному отцу, стал сбивчиво рассказывать. Тот перебил, сказал, что все знает от соседки, что обзванивал больницы, а часа через полтора будет в Аниной квартире. Он произнес с нажимом: «Буду там, у Ани…». Олег ответил, что тоже приедет.

Повернул во двор ее дома, взглянул в сторону Верховного Совета и быстро отвернулся. Поднялся по лестнице, протянул руку к желтой кнопке звонка.

Николай Петрович сидел на диване, ссутулившись. Елена Викторовна прошлась по комнате и остановилась перед Олегом:

– Ну, просто могли не зарегистрировать. Бардак в этих больницах, как везде! Тем более – сейчас. Могли фамилию перепутать. И так бывает. В общем, завтра надо будет опять везде звонить. А до этого времени, может, Аня и сама найдется.

– Я заходил в милицию, – тихо говорил Николай Петрович. – Но там все оцеплено. Все кричат. Разговаривать никто не хочет.

– Сейчас, понятно, какое время, – перебила его жена. – И не надо говорить, что побежала именно туда. А то сразу начнутся расспросы: почему побежала, какие у нее настроения были? На заметку возьмут. Начнут дергать.

– А при чем тут?.. – удивился Олег.

– В том-то и дело, что при чем! – энергично перебила его Елена Викторовна. – Потому что сейчас будет большое разбирательство. Будут дознавать, кто кого поддерживал, где был и что говорил! А вы как думали! Конечно! И на работе начнут расспрашивать, и спецслужбы будут выяснять. А тут человек сам побежал к Белому дому! Поэтому и соседке надо объяснить, что мало ли зачем она куда побежала! В аптеку за лекарствами! Чтобы никаких разговоров не было. Все эти разговоры надо пресечь. И для всех сейчас должно быть ясно и понятно: Аня никаких разговоров о Белом доме не вела и ничем таким не интересовалась. Обыкновенная девушка! Занималась своими делами.

– Сейчас не об этом разговор, – вяло сказал Николай Петрович.

– И об этом тоже! – Елена Викторовна обернулась и посмотрела на мужа. – Всем известно, что у Белого дома собирался разный сброд! Я смотрела телевизор!

– Я там был все эти дни, – ответил Олег.

– Ну, теперь все понятно! – вскрикнула Елена Викторовна. – Но вы же – интеллигентный человек! Зачем вам это было нужно? Из любопытства, что ли? Их телевидение показывало. Они захватили машины. Разъезжали по городу, кричали матом. Это был кошмар какой-то… Я видела выступление актрисы. Как ее? Забыла! Она правильно говорила: зачем нам такая конституция? Зачем ее защищать? У Белого дома все фашисты собрались! А теперь со всеми, кто там хулиганил, будут разбираться!

– А что сейчас делать? – тихо спросил Николай Петрович.

– Я поеду опять по больницам, – ответил Олег.

– Давайте, так! Куда-то вы поедете, куда-то – я. Елена Викторовна больше не вступала в разговор. Стояла у буфета и разглядывала посуду.

По второму кругу было все то же: угрюмые очереди с женскими всхлипами и причитаниями. И те же ответы. И тогда возникли эти слова: «морг», «опознание». Он подумал: «Пойти туда? Нет, не смогу». Но на пятый день твердить себе то же самое стало уже поздно.

Была очередь как очередь. Только – за жутью. В первый раз, в Склифе повезло. Санитар посмотрел в какие-то бумаги, спросил Анин возраст и приметы. Ответил, что у них такой нет. Еще страшнее стало в Боткинской. Ани не было и там.

Невысокая пожилая женщина в черном платке стояла под желтыми лампами в полуподвале со сводчатыми потолками, держала в руке лист бумаги и растерянно твердила:

– Ну, как можно так? Что же они написали! Женщина нажала кнопку звонка у металлической двери, повторила:

– Ну, как же так можно!

Дверь открыла санитарка. Женщина показала ей лист бумаги:

– Кто это подписывал? Можно с ним поговорить? Санитарка заглянула в бумаги, сделала удивленное лицо:

– А чего? Все подписи! И печать – вот!

– Я вижу, что печать. Мне надо поговорить с тем, кто это подписал.

– Нету его.

– Как нет? Только что он мне эту бумагу отдал! Санитарка ушла, неплотно прикрыв дверь. Женщина посмотрела на Олега:

– Я сама – врач! Ну, что они мне тут о племяннике написали!

В дверях появился высокий молодой мужчина, спросил:

– Что у вас? – Взял из рук женщины лист бумаги. – Все в заключении написано! И ранения, и причина смерти! Какие вопросы?

– Ну, вы разве не видели? – Женщина взглянула на него. – Ведь под самым ухом рана, и кожа обожжена.

– И что?

– Как будто вы не знаете – что! Добивали его раненого. Поэтому и кожа обожжена.

– Мы откуда знаем? – зло спросил мужчина. – Про травму черепа я написал.

– А про ожог? Пойдемте посмотрим, что кожа обожжена! Я сама военврач!

– Никуда не пойду! – выкрикнул мужчина. – Все тут написано! Разрешил следователь тело выдать – выдаем! Не хотите – не берите. Это все – ваши трудности.

Олег вернулся домой вечером. На лестничной клетке на ступенях сидел мальчишка. Олег прошел мимо, стал открывать ключом дверь своей квартиры.

– Это вы? – спросил мальчик, поднимаясь. Олег вгляделся и узнал Аниного брата:

– Ты чего? Поздно уже.

– Правда, что Аня пропала? – Мальчик стоял перед ним и смотрел в глаза.

– Пока не нашли, – тихо проговорил Олег.

– Но найдут? Да?

– Думаю, что да. Завтра опять поеду.

– Я ее обижал, – сказал мальчик.

– Тебе так кажется, наверное, – ответил Олег. – Все должно хорошо быть.

– Я ей говорил, что она мне неродная. – Мальчик заморгал глазами, отвернулся и заплакал.

Олег держал его за плечи:

– Не надо. Она тебя всегда очень любила и любит. Не надо…

Он проводил мальчика до остановки, дождался, пока троллейбус закроет двери и тронется.

Возле дома его окликнули. Он оглянулся и увидел Пашку.

– Что такой задумчивый? Я на вечер пивка взял. Посидеть. Хотя по телеку смотреть нечего. Образованные в этот раз опять отличились. По полной форме. Позвонили мне из этой… организации девяносто первого года. Все, мол, тут. Тебя только нету. Ну, пошел я на них поглядеть к мэрии. Сразу меня в командиры по старой памяти! И отправили нас к Белому Дому. Так что я там все посмотрел. Совсем близко стоял. Как пальба началась, все м о и в миг попрятались. Зато уж какие ловкие оказались, когда эти белодомовцы выбегать начали. Я думал, они так, перед друг другом. Не-а, злобища кондовая была.

– У нас не числится, – сказала полная женщина и взглянула на Олега сквозь очки в золотистой оправе. – Неопознанных будете смотреть? Тогда в конце коридора подождите.

Олег стоял у стены, напротив доски объявлений с приколотыми кнопками листами. Перед ним, заложив руки за спину, прохаживался коренастый светловолосый мужчина. Ждать пришлось долго.

Дверь в конце коридора медленно открылась. Вышел сутулый человек в халате, спросил:

– Кто? Вы?

Коренастый мужчина подошел к нему поближе. Сутулый выглянул из-за его плеча, позвал Олега:

– Ты тоже заходи!

Из большой комнаты, заставленной каталками и шкафами, прошли в узкое, тесное помещение, освещенное люминесцентными лампами.

– Так, молодую женщину ищем!.. – сказал сутулый. Олег подошел к стеллажу, увидел жёлтое лицо молодой девушки с черными волосами.

– Не она? Ну, и ладно. А вы? – Он обращался к коренастому мужчине. – Сюда подойдите!

Олега больше не звали. Он стоял один среди стеллажей, обитых серым оцинкованным железом, а те двое о чем-то вполголоса разговаривали в дальнем углу комнаты.

Коренастый мужчина прошел к двери, оглянулся и спросил:

– А куда теперь? Сутулый помедлил с ответом:

– В Боткинской были?

– Везде был.

– Тогда не знаю. Могли в ведомственные возить.

– Это где?

– Ну, туда не пускают. Ничего вам посоветовать не могу. Подавайте в милицию заявление о пропавшем.

– А где эти ведомственные? – спросил Олег.

– Не знаю. Ни разу не был.

Поднялись по лестнице наверх и вышли во двор. Коренастый мужчина кивнул молодой женщине в темном плаще, спросил:

– Ну, чего?

– Нашли мы. – Она прикрыла глаза ладонью и заплакала. Постояли рядом с ней, пошли по аллейке к больничным воротам. Накрапывал дождь. Коренастый мужчина сказал, растягивая слова:

– Брата ищу. Все, что можно, за эти дни объездил. Не знаю, куда еще.

– Я тоже везде был, – ответил Олег.

– А в 20-й?

– И там.

– Я слышал про эти ведомственные, – говорил коренастый мужчина. – Один, кажется где-то на Яузской набережной.

– А как туда попасть?

– В том-то и дело. Хоть подъехать, попробовать с кем-то поговорить.

– Ночью все равно все заперто, – сказал Олег.

– Из этих, ведомственных, по ночам в крематории возят. Не веришь?

– Всему я теперь верю, – ответил Олег.

– Я сегодня ночью хотел подъехать к Хованскому, посмотреть. Но что-то неприятно одному.

– А что неприятно?

– Не знаю. – Коренастый мужчина помолчал. – Вдруг, думаю, правда? У сестры муж в одной конторе работает. Только два дня назад домой заявился. Сутки водку лакал. Чуть проспался и говорит: «Может, Серегу и не найдете уже, если он без документов был».

– А вас как зовут? – спросил Олег.

– Толя.

– Если возьмете меня…

По Старокалужскому шоссе ехали с включенными фарами мимо тусклых фонарей. Свернули у светофора в сплошную темень, поехали по неширокой асфальтовой дороге. Впереди не было ни огонька. У высокого бетонного забора остановились. Дорога уходила влево, а вперед шел узкий проезд. Наугад поехали вдоль забора. Невдалеке показались огни уличных фонарей.

– Ну, это и есть, – сказал Толя. – Я сюда приезжал, когда соседку хоронили.

Вышли из машины. Было холодно и ветрено. Город бросал на небо синеватый, рассеянный отсвет. С другой стороны стояла непроглядная темень. Понемногу глаза привыкли. Стало видно поле за дорогой и черную стену леса. Над забором за зданием крематория виднелся свет фонаря.

Оставили машину на обочине. Прошли по пустой площадке ближе к забору. Из темноты раздался голос:

– Эй, чего ходите тут? Они не успели ответить.

– Мастерскую, что ли, стережете? А нас с Федькой сёдня опять работать заставили.

Человек небольшого роста стоял у приоткрытой калитки, поправлял кепку на голове.

– Чего вас так? – спросил Толя.

– Ну, начальство, ё…, велело. Вот, сидим, ждем. Федька еще ушел, зараза!

– А чего по ночам? – спросил Олег.

– Так возить стали.

– Откуда?

– Х… их разберет.

– Много возят?

– Мы, что, считаем? Вот только мучит, что по ночам. Скорее кончилось бы уже.

– Гробы возят? – спросил Толя.

– Прям тебе… В мешках.

– А откуда столько? – Толя подошел к человеку поближе.

– Опять откуда… Не с праздника же. Сам кумекай, коли можешь.

Он больше ничего не сказал. Вошел в калитку и захлопнул ее за собой.

Пошли обратно к машине. Под ногами на асфальте похрустывала галька. Вдали на шоссе мелькали огни редких машин.

– В одиннадцать комендантский час начнется, – сказал Толя. – Могу подвезти тебя до МКАД. Сам я сюда вернусь.

– Чего ты хочешь? – спросил Олег.

– Не знаю. Не верится все равно.

– Я тоже останусь.

Двигатель заводить не стали. Сидели в холодной машине. Время от времени Толя включал приемник. Передавали известия из дальних стран. Олег пробовал спать, думал в полудреме о том, что время тянется так медленно, и что не надо больше смотреть на часы.

Толя тронул его за плечо, тихо проговорил:

– Вон, приехали.

К крематорию подъезжали большие машины. Засветили яркими фарами на дорогу, стали поворачивать. Свет заскользил по стене здания и забору.

– Пойдем! – позвал Олег.

Толя не ответил, тихо распахнул дверцу машины.

Два крытых брезентом грузовика один за другим заехали во двор. На крыльце горела лампочка. Под ней стояли, о чем-то разговаривали несколько человек. Слов было не разобрать. Правая створка ворот закрылась. Появился человек в длинном плаще, крикнул:

– Кто такие? Чего тут околачиваетесь?

Они не стали отвечать и отошли в сторону. Ворота закрылись. В глубине двора что-то заскрипело, хлопнула дверца машины. Кого-то окликнули.

Вернулись к своей машине. Стояли на обочине. Смотреть в сторону крематория не хотелось. Вокруг была темень. Падал крупный, редкий снег. Как в память о безымянно сожженных…