Текст книги "Пугачев и Екатерина"

Глава шестая

1

И вот тут оказалось, что билеты были розданы только на места за столами, на остальные аттракционы Разумовский не успел отпечатать пригласительные. Точнее, он их заказал, и Перфильев даже унес заказ в подпольную типографию, но печатник не приложил к этому делу ни ума, ни фантазии. Как было написано, так все и отпечатал. А именно:

– Без номеров, и без указания номера. – Какого номера? Ну, просто очереди были по номерам. Единственно, что успели всех предупредить, что перед входом в номер необходимо будет переодеться в другую одежду.

Дамы в коротких, выше колен юбках, а мужчины, без сапог, только в лакированных бальных туфлях, брюках не до колен, а до самого пола, в цветных рубашках, распахнутых на груди, без орденов, галстуков и других знаков отличия. Это во все очереди, кроме первой. В первую только по специальным пригласительным, где было написано, что только в бриллиантовых халатах. Гришка, когда получил такой пригласительный билет, спросил своего брата:

– Бриллиантовый – это какой?

– Весь в бриллиантах, – ответил Алехан.

– Не может быть. Столько бриллиантов ни у кого нет.

– Значит… – Алексей задумался, – надо надеть серебристые халаты, украшенные бриллиантами. Немного, немного, штук шесть хватит. Мэй би, даже пять. – И добавил: – Тебе никто ничего не говорил?

– Нет.

– Тебе надо было спросить у Куракиной, она все знает.

– Да?

– Да, Сосо во всем советуется с Графом Шуваловым.

– Та не! Вряд ли. Хотя он до сих пор генерал-фельдцейхмейстер. Забрал себе всю рыбу.

– И сигары.

– Даже соль.

– Вот посмотрим, точно тебе говорю, обед будет не до соленый. А почему?

– Почему? Думаешь, за соль платить уже нечем?

– Та не, скорее всего, ради диеты.

– Думаю, все-таки, он думает, за соль ему не доплатили. Надо посоветовать Сосо, чтобы увеличить взнос за патент на соль. Только как?

– Надо проверить новенького, этого Эма Великолепного. Пусть наедет на Шувалова.

– Я подумаю, как это лучше ему предложить.

– А че думать? Надо разозлить Шувалова, пусть вызовет на бой Эма.

– А мы подстроим, чтобы Эм Счастливый выиграл. Ведь он называет себя именно Счастливым.

– Думаешь, правда, счастливый?

– Проверим.

Далее, продолжение банкета.

2

– Я здесь стоял, – сказал Граф Шувалов.

– Ты спутал, батя, – ответил Эм. – Здесь вся очередь расписана.

– В пригласительных. У тя, есть пригласительный-то?

– Так есть, конечно, – ответил, немного заволновавшись Граф. Он понял, что забыл пригласительный в камзоле, который снял, чтобы надеть серебристый халат.

Видя, что Граф растерянно хлопает себя по карманам, Эм спросил:

– Может, вам не сюда?

И добавил:

– Есть еще две официальные очереди.

– К кому и кому?

– Одна к Шаргородской, другая к Куракиной.

– Да вы, мил человек, меня с кем-то спутали, – почти радостно воскликнул Шувалов. – Я не мог получить пригласительный билет ни к этой старой вешалке Шаргородской, ни к благородной Елене Куракиной.

– Почему?

– И знаете почему? Они обе уже надоели…

– Хуже соли и табака! – высказал предположение Эм.

– Так вы знаете, кто я?

– Возможно.

– Тогда уступите мне ваш пригласительный. Кажется, я забыл свой в бальном камзоле. У вас какой номер?

– Семнадцатый.

– Семнадцатый, – констатировал Граф. И добавил: – Далеко. Впрочем, номер, действительно, счастливый. По блату дали?

– Нет, по-честному.

– Это как?

– Просто вытянул по жребию.

– Из чьи рук тянул?

– Просто из общего барабана.

– Как все, значит. Это барабанная политика мне не очень нравится. Впрочем, я вам не верю. Итак, можете ли вы отдать мне ваш билет?

– Это не простой вопрос, – ответил Эм Счастливый.

– Я не понимаю, что в нем сложного? Вы мне пригласительный, а я…

– А вы мне?

– У вас какой номер?

– Я уже говорил вам, это очень счастливый номер…

– Да я помню, помню, семнадцатый. Просто я хочу подчеркнуть:

– У вас семнадцатый, а я поставлю вас по блату первым. Просто у другую очередь.

– Не получится.

– Почему?

– Очередь уже давно идет. И если вы меня и поставите, то далеко не первым.

– Ну, не первым, – Граф повернулся, и пальцем посчитал оставшихся в очереди у противоположной высокой голубой двери. – Седьмым, – добавил он. – Вы спросите, как я вычислил номер, который должен войти следующим в эту голубую дверь? Не отвечайте. Просто. Я заранее посчитал, сколько всего народу заняло места к этой голубой двери. Вы спросите, зачем? Отвечу:

– Это практически очередь в мою Приемную. Нет, нет, не подумайте ничего такого. Они все хотят получить права на мелкооптовую продажу соли, табака или рыбы. Рыбу любите?

– Осетрину люблю.

– Первой свежести?

– Конечно. Более того, я вообще считаю, что никакой другой свежести не бывает.

– И вы правы, молодой человек. Ее не просто не бывает, ее в принципе не существует.

– Если так, – остроумно подумал Эм, – почему вы сами не хотите ее сегодня попробовать?

– Так это… – растерялся Граф. Но тут же хлопнул себя по лбу: – Пробовал уж, – улыбнулся Шувалов.

– То есть, как?! – почти ужаснулся Эм. – Как успел?

– Да вот так вот, – отвечает, – улетел.

– Ничего не понял, – ответил Великолепный.

– Не обращайте внимания, я это сказал просто так, для рифмы. Знаете, что такое рифма?

– Знаю.

– Что?

– То, что бессмыслицу превращает в не только в умное высказывание, но и оправдывает говорящего.

– Ну, что ж, не думаю, что вы не правы. И так:

– Согласны?

– Хорошо, – наконец выдохнул Эм.

– Отлично! – воскликнул генерал-фельдцейхмейстер.

Но Эм тут же добавил:

– А мне, что за это будет?

– То есть, как? Мы ведь только что договорились. Я тебе семь туда, – генерал, не глядя кивнул на высокую голубую дверь, – вы мне только семнадцать, но в эту бриллиантовую дверь.

– Я уже сказал:

– Да, я согласен. Но, – Эм поднял указательный палец: – С доплатой.

– Хорошо, – вздохнул Граф. – Сколько?

– Так много не надо.

– Хорошее начало. А дальше? Штуку? Серебром? Золотом?!

– Хочу патент на соль, – сказал Эм Великолепный.

– Ты вообще соображаешь, что говоришь? – Граф Шувалов даже преобразился. Только что волосы не встали дыбом. И нагло добавил: – Она же ж еще не Эта…

– Ах, вон оно что! Значит, ты не по любви, а так чисто в придворных интересах хочешь пролезть вне очереди. Прости, но в таком случае я отказываюсь от своих прежних слов, и говорю новые:

– Любовь не променяю даже на соль.

– Хорошо, – приосанился Шувалов. – Я тебя возьму в долю на табак. Хочешь? Будешь ежемесячно получать коробку самых дорогих, кубинских. У них, знаешь, какая цена?

– Какая?

– Как на пряности из Индии.

– Я не знаю, что такое пряности.

– Перец. Знаешь?

– Ну, перец знаю, конечно.

– Гвоздика, корица.

– Еще.

– Ну, и так далее, и тому подобное. Я и сам точно не помню, что там еще бывает. Но сам же знаешь:

– Вкусно!

– Очень. Согласен. А то мясо, как протухнет, не знаешь, что с ним и делать. Не будешь ведь есть испорченное. Не медведь, чай.

– Конечно! – обрадовался Граф. – Ты умный человек, Эм. Можно даже сказать:

– Эм Счастливый.

– Так…

– Нет, я знал, знал, конечно, что тебя так зовут, но теперь убедился окончательно:

– Ты – гений.

– Ты прав. Но так как гений и злодейство, – считают западные Мольеры и Шекспиры, – две вещи несовместные, скажу еще пару слов на прощанье. Ты не обидишься. Я же гений, а не злодей.

– Так говори, конечно. Говори, что хочешь, дорогой.

– Скажу.

– Говори, я слушаю.

– Люблю эту… как его?

– Его? Кого его? – не понял Граф.

– Так вот этого большого. Мы недавно о нем много говорили.

– О ком, о нем, я не помню. О Гришке, что ли?

– Та не-е!

– О Петрушке? Так его вроде грохнули. Только вот труп кто-то украл.

– Наверное, будут делать чучело.

– Хорошо бы.

– А что может быть хуже?

– Как бы не оживили, – задумчиво произнес Шувалов. – Вы, наверное, по наивности не слышали о чудесах, которые здесь происходят.

– А именно?

– Вот вы думаете, что эти очереди стоят на личный прием к статс… скажу проще:

– К высокопоставленным дамам?

– А на самом деле?

– Если вы не в курсе, то лучше даже не говорить. Нет, честно, сами увидите.

– Э-э! – Эм погрозил пальцем Графу, – вижу, боитесь ошибиться. А вдруг и правда примут. Так это чинно, благородно, по-старому.

– Вы думаете, была бы очередь? – Граф махнул рукой. – Никто бы не пришел даже. Ведь люди очень не любят стоять в очередях. Только за шубой или потрахаться.

– По… как вы сказали?

– Я сказал:

– Только в экстраординарных случаях. И да, вернемся к нашим э-э, осетрам. – Граф поперхнулся. – Я хотел сказать…

– Нет, вы сказали как раз то, что нужно. Я бы сам также сказал, если бы вы уже это не сделали.

– Вы хотите… вы хотите долю от рыбы? – даже как-то уныло сказал Граф. – Это ужасно. Вы ненасытный человек. Что ж, – вздохнул Шувалов, – будем считать, что она того стоит, как говорят. Не поверите, но ведь я же ж никогда не пробовал. А вы, – Граф Шувалов предупредил очередной вопрос Эма Великолепного, – будете получать, как и прежде, большого осетра каждый месяц.

– Ну, во-первых, каждый месяц – это мало, – ответил Эм. – А вторых, я еще и не получал никогда. Так только если, брал сам.

– Хорошо, пусть будет без:

– Как и прежде. Сам не знаю, зачем я это сказал. Ну, и во-первых, пусть это будет большой осетр.

– Такой большой, чтобы хвост свисал с телеги.

– Окей.

– Окей, – улыбнулся Эм, и уже хотел в знак утверждения договора пожать руку Графу, но на полпути остановился, вспомнив:

– А про соль мы договорились?

– Хорошо. Пуд соли в неделю. Съешь?

– Если любишь, так и больше съешь, – обрадовался Эм. И добавил: – На бумаге подписывать будем?

– Зачем бумага, если у тебя есть мое слово. Слово Графа Петра Шувалова. Генерала-фельдцейхмейстера.

– Нет, вы не подумайте, я вам верю, само собой, но просто, чтобы не забыть мне самому, что у меня есть такие привилегии, давай обменяемся чем-нибудь.

– Чем, например?

– А что у вас есть замечательного?

– Рубль серебряный есть.

– Нет, это мало.

– Два?

– Та не, не в деньгах память.

– А что, в больших деньгах? Дать вам мешок золота еще?

– Дайте мне ваш костюм.

– А вы мне ваш серебряный халат.

– Верно! Без него вы не сможете даже попасть в эти ждущие объятий апартаменты.

3

Эм в костюме Графа Шувалова подошел к высокой бирюзовой двери.

– А издалека кажется голубой, – удивился он, и хлопнул по плечу очередного претендента. Это был, как ни странно Гришка Орлов.

– Ты что здесь делаешь? – удивился Эм. Он-то по простоте душевной думал, что такие люди, как Орловы трахают только Со. Не вместе впятером, по очереди. И, можно сказать, больше никого к ней не пускают. Он сам-то сколько за нее бился. – Обиделись, что ли, на Брауна? Что он был первым?

– Та не, – махнул рукой Гришка, – я здесь случайно. Это во-первых. А во-вторых, Потемкин-Браун идет как раз последним сегодня.

Почему? На загладку, что ли? – удивился Граф Петр Шувалов. В роли которого был Эм Великолепный. Ведь встречают всегда по наряду. И знаете почему?

– Понятно, конечно, все же ж в масках. Как говорится:

– До поры до времени.

– Совершенно верно. А когда пошла уже настоящая пьянка, проверяют уже по этому… как его?

– По уму?

– Естественно!

И Эм проследовал в апартаменты Княгини Куракиной. Но не успел Эм закрыть за собой дверь, как вспомнил, что не спросил Григория Орлова, как зовут леди. Так-то вроде будет не удобно:

– Здравствуйте, Княгиня, а я, как видите, пришел.

А у двери уже начался шум, что зря пропустили Шувалова без очереди.

– Ты спросил у него пригласительный билет? – спросил Барон Врангель. Один из уцелевших после Полтавской Битвы.

– Я и так вижу, – ответил Орлов.

– Зря пропустил. Теперь я пойду следующим.

– А вот с этим справишься? – спросил Григорий, приподняв над головой кулак такой же величины, как его голова с волосами вместе взятая.

Врангель уже начал приподнимать свой кулак, когда дверь опять открылась, и появился Эм.

– Че я хотел спросить?

– Да, спрашивайте, пожалуйста, – Гришка встал по стойке смирно. Ведь Ленка Куракина была официальной любовницей Шувалова, и он боялся, что Граф рассердится, увидев здесь своего адъютанта.

– Уот из ё нэйм? – как говорят богатые англичане. Или Чарльз Диккенс.

– Елена Прекрасная.

– Елена Прекрасная? – слегка усомнился Великолепный.

– Практически.

– Сам увидишь, – брякнул Врангель.

– Окей, – как говорят у нас в Поселении. – Я имею в виду приезжие гости.

– Так вы из Америки, что ли? Шериф? – опять влез Врангель. – Ковбой? – На этот раз Григорий его ударил без предупреждения

– Не буду вам мешать, друзья, – сказал Эм Великолепный, – и опять скрылся в щели бирюзовых дверей.

4

Киллер Потемкин попал к Шаргородской. Сначала он даже не понял, что это не Со. И очень обиделся, когда после полуторачасового сеанса Шарик сказала в ответ на его возглас восхищения:

– Ай, не она!

– Рипит ит, плииз, – опешил Граф. Уже Граф.

– Не обижайся. Просто, если ты парень хороший, то должен выдержать еще полтора часа. Иди в соседний балдахин.

Здесь надо заметить, что это были не три шатра. Красный, желтый и зеленый. А наоборот, сплошной серебристый занавес, украшенный бриллиантами. И только если человеку показать место, он мог найти одну из трех, имеющихся здесь в наличии щелей.

Если Шарик ждала его с уже поднятыми буквой Г ногами, то здесь дама лежала на спине. Прошу прощенья, не на спине, а как раз наоборот:

– Спиной, имеется в виду, вверх.

Да и в первом случае, если взять всё тело в целом, это будет не Г, а английская З. Даже Ц. В общем, зигзаг наслаждения.

Но и это было не все. Оказалось, что это не София, а, как она сказала:

– Просто Парашка. – Парашка Брюс.

Киллер подумал, что и в третьем случае будет обман. Думал, нарвется на Академика, как он мысленно уже называл Дашу. Даже боялся, что во время внеземной экскурсии, обещанной, впрочем, всеми этими, графинями, у него упадет Азе – как он называл жизненную силу – если спросит, например:

– В какой фазе сейчас находится Вселенная, в полу периоде энтальпии, или все же еще в полу периоде энтропии?

К счастью, это была уже сама Пират Рицца. Это было настолько вкусно, что Потемкин почувствовал себя вороной с большим куском Дор Блю на высокой березе, и оглядывающейся по сторонам и вниз, не бежит ли там какая-нибудь лиса, чтобы помешать его наслаждению.

– Ну, что? Каково? – просто спросила София, после трехчасового похода по тоннелям разных времен и народов.

– Настоящий Пармезан, – тоже просто ответил парень, – итал… прошу прощенья, Цербстский.

– Нет, отчего же. Я согласна поехать в Италию. Отвези меня в Венецию. Хочу покататься на лодке.

– Ты пробовала в лодке?

– Нет.

– А я пробовал.

– Давно?

– Шучу. Я тоже не пробовал. Но, думаю, тебе понравится. И знаешь почему?

– Она качается?

– Есс!

В апартаменты ворвался без пригласительного билета Бестужев.

– Он вообще без приглашения, – крикнул ему в спину Вяземский, приоткрыв дверь.

– В чем дело, Канцлер? – строго спросила Пират Рицца, выйдя ему навстречу совершенно голая.

– Простите, что слишком быстро вошел, что вы не успели даже одеться, – сказал Бестужев.

– За это не надо извиняться, – сказала Со. – Потому что здесь извиняются как раз за обратное.

– За то, что входят одетыми?

– Вот именно.

– Хорошо, я разденусь. – Князь разделся. И тут же услышал из-за шторы голос Шарика:

– После аудиенции зайдешь ко мне, Бестик.

– Только через мой труп, – узнали все голос Брюс.

– Хорошо, я вызываю тебя на бой.

– За этого козла? Думаю, не стоит.

– Хорошо, займемся им вместе.

– Хи-хи, – сказал Канцлер, и сам не понял, как только его губы, его горло могли воспроизвести это хихиканье.

В ответ тоже захихикали.

– Дурной пример заразителен, – счел нужным добавить Князь, прежде чем доложить Со о случившемся.

Оказалось, что он даже под маской узнал Лизку Воронцову, любимую женщину убиенного Петра Третьего.

– За каким столом она сидела? – спросила Со.

– Так в том-то и дело, – хлопнул ладонью по коленке Бестужев, – что не за столом она сидела, а…

– Что, А? Договаривай.

– Так под столами лазила, и делала миньет всем, кто попросит.

– Скотина, она и есть свинья, – резюмировала Со. – Другого я от нее и не ожидала.

– Да, по-человечески, ей неинтересно, – согласился Князь. И добавил: – Че делать-то будем? А ты хотела сделать из нее фаворитку. Вот тебе и фаворитка!

– Возьми ее пока себе, Князь, – сказала Со.

– Мне неудобно.

– Почему?

– А вдруг Петрушка вернется? Ведь никто же не нашел его тело. А если и не вернется, меня будут звать Петрушкой.

– А тебе стыдно быть Петрушкой, Петром Третьим, моим мужем?

– Так нет, конечно.

– Хочешь трахнуть меня сейчас?

– Так я бы не против, конечно. Только, боюсь, другие будут против.

– А кто там следующий?

– Так Вяземский рвется. Честно, как с цепи сорвался. Не хотел меня пускать.

Между тем за дверями послышал изрядный шум. Какой-то верзила раскидал всю очередь и прорвался без билета к Княгине Дашкой, только что назначенной Президентом Академии Наук. Уже в апартаментах этот верзила столкнулся с другим верзилой. Началась драка. Бой, так сказать, не за жизнь, а за тело Президента Академии Наук.

– Вы бы лучше стихами посоревновались, – сказала им Да, выходя голая из-за занавеса, и закуривая. По совету Со, они решили перейти на легкие дамские сигары.

Это были Ломоносов и Державин.

– А я вот тебя энтропией! – кричал Ломонофоффе, проводя правый боковой.

– На вот те, энтальпией! – рявкал Державин, проводя апперкот, и добавлял: – Ни за что не уступлю тебе мою красотуленьку Книгинюшку Дашеньку.

А за слегка приоткрытой дверью прыгал и рвал на себе волосы Граф Панин, и орал, что ребята трахают вдвоем:

– Практически цель всей жизни Екатерину Романовну Дашкову.

Между прочим, еще перед началом праздника Со объявила:

– Хочу быть Пират Риццей для всех, а не только для избранных Князей, Графов и прочих Баронов. Поэтому. – Она встала на стол:

– Зовите меня отныне, если что:

– Екатериной! – Виват.

– Виват Екатерина! И так далее. А именно:

– Екатерина! Как все.

Но Дашка, видимо, чтобы привлечь к себе побольше внимания, даже написала на двери – правда, с обратной стороны:

– КАТЕ. – И многие ошибались. Скорее всего, и поэт Державин с ученым поэтом Ломонофоффе подрались из-за Со. Думали она:

– Кате.

Потемкин, правда, называл ее:

– Като. – Ну, каждый хочет присвоить себе Пират Риццу-то.

Ребята продолжали драться.

– Вот те преродактилем! – и Держ нанес Лому прямой в пах. Ну, по яйцам, в общем. И это было не запрещено.

Ломик походил немного, согнувшись в три погибели. Потом попросил Держи Морду, как он сказал, остановиться, и сделал ямб и хорей вместе взятые. А именно:

– Хук слева, и тут же хук справа.

Державин хотел ответить по-гречески, с разворотом. Но тут вбежал Панин и остановился, как вкопанный. Он-то думал, что слышит за дверью сексуальную оргию втроем.

– И так только не стыдно, – Князь схватился за голову. – Девушка стоит, нервно курит сигару, а они – посмотрите на них – дерутся. Олухи.

Ребята устыдились, и хотели уже перейти к боевым действиям, но Ломоносов, вдруг опять проявил свой сибирский характер:

– И все-таки я сначала отвечу тебе по латыни! – И локтем с разворота пронзил просто поэта почти насквозь. Как римский легионер Архимеда. Или как Цицерон самого себя.

Державин рухнул к ногам нового Президента Академии наук. Успел, правда, сказать, чем потерять сознание на добрых полчаса:

 
Не зрим ли каждый день гробов?
Седин дряхлеющей вселенной.
 

И ответ Ломонофоффе:

 
– Одна с Нарциссом мне судьбина.
 

5

Все было хорошо. Как на всех праздниках:

– С небольшими нюансами. Как сказала Графиня Лиза Воронцова:

– Че вы ко мне пристали со своими нравоучениями? Все хорошо. Никого же не убили и не зарезали.

Всё началось после того, как Эм Счастливый снял маску на утреннем, если так можно сказать, ужине. Ну, дело было утром, в пять, а последний обед банкета принято называть ужином. Многие уже смыли грим. И это само по себе было нехорошо, потому что придавало людям, недавно веселящимся, вид равнодушный, обычный. Как будто они были не Князьями и Графами, а серыми конторскими служащими.

– Крысиное сборище, – сказал Потемкин.

– Что ты сказал, любимый? – спросила Со, по сегодняшнему всенародному прозвищу:

– Екатерина.

Но ответить Потемкин не успел – Лизка Воронцова узнала своего любимого Петрушку.

– Ай! – рявкнула она. – Это не он! – И тут же добавила:

– Хиз май мэн.

– Она заговорила на немецком, – сказал Бестужев.

– Здесь все языки называют немецким, – шепнула Даша своему соседу за столом.

– Как и всех иностранцев – немцами, – ответил также шепотом сосед.

И вдруг этот сосед понял, что обращаются именно к нему.

Глава седьмая

1

– Ты кто? – спросила Даша, поняв, что Лиза указывает именно на него. Эти дамы, Графиня Лиза Воронцова и Княгиня Дашкова обычно даже не раскланивались друг с другом, так как принадлежали к противоположным группировкам. Даша была подругой Пират Риццы, а Лиза – наоборот, была другом Пиратора, Петра Третьего. И когда одну из них спрашивали:

– Почему? – Обе отвечали одинаково:

– Не обращайте внимания. Шиз май систэ. – Они были родными сестрами.

– Так, вы не узнаете меня? – спросил парень. – Я так долго не был с вами вместе?

Наконец под стол упала сама Со.

– Жив, Курилка! – Графиня Лиза бросилась ему на шею. На ней повисла Баронесса Карр, которой Петрушка много наобещался, да она думала, что все уж пропало, как он умер.

Эм Великолепный, как две капли воды был похож на пропавшего Петра Третьего.

– Как брат-близнец, – высказала версию Шаргородская.

– Так думаешь это кто? – спросила София.

– Это? – переспросила Шарик, рассматривая, как на парне повисли сразу и Пигмалион, и Галатея. Пигмалион – в том смысле, что ассоциировался со словом маленький. А Галатея с четырехметровой статуей, которую он создал. Богатырем, как известно, была Лизка Воронцова, а пигалицей фрейлина Карр.

Эм Великолепный упал и сломал стол.

– Так это и есть твой… – начала Брюс. А Шарик добавила:

– Один из них это точно.

– Это Эм Великолепный, – сама решила София.

– А почему не Петр Третий? – спросила Брюс.

– Потому что Петр Третий и есть Эм Великолепный, – констатировала Шар.

– Отлично. Надо срочно жениться. – Нет последнюю фразу она только хотела сказать, но прежде решили уточнить: – Мы женаты?

– Естественно, – ответила Брюс.

– Почему?

– У вас дети, – напомнила Шарик.

– Точно! Павел.

– Разумеется, – сказала Брюс.

– Что? – не поняла Со.

– Если есть Петр – должен быть и Павел.

– Это ве-е-е-р-но, – задумчиво пропела Великая Княгиня. – Теперь уже не Пират Рицца.

– Надо с ним сразу договорится, – сказала Брюс, – чтобы было двое Пираторов.

– Точнее, Пират Рицца и просто Пиратор, – добавила Шаргородская.

– Мы сейчас проверим, кто это, – сказала Со.

– Если Петрушка, то он, конечно, откажется, – сказала Графиня Брюс.

– Если согласится – значит Эм Великолепный.

– Кам хирэ! – крикнула Со через стол.

– Иду! – ответил Эм.

– Так иди! Чего ты там валяешься под столом?

– Пигмалион и Галатея его не пускают, – сказала Брюс.

– Теперь они в него вцепятся, – сказала Шаргородская. – И добавила: – Надо их вызвать на поединок.

– Кому достанется эта громадная Галатея-Воронцова? – спросила Брюс.

– Я возьму ее на себя, – сказала София.

– Зря.

– Она тебя убьет.

– Я не собираюсь с ней драться. Пусть липнут к Эму Великолепному для прикрытия.

– Высосут ведь пиявки полностью, кровиночки не останется, – жалостливо сказала Шаргородская.

– Вы правы, – резюмировала мудрая София. – Нужно кого-то им подставить, чтобы ходили рядом, и в случае беспрерывного секса, подменяли Великолепного.

– Кого?

– Кого бы вы предложили?

– Мэй би, Шувалова с Разумовским?

– Лучше Державина с Ломоносовым.

– Чем лучше?

– Тем и лучше, что наука и искусство тоже должны быть представлены в высшем обществе.

– Я бы предложила младших Орловых, Владимира и Федю, – сказала Шаргородская, а то ведь пристают:

– Допусти, да допусти нас на экзамен. – Говорю:

– Не пройдете ведь, окаянные!

Нет, просятся.

– До меня? – уточнила Со.

– Естественно.

– Нет, нет, всегда говори:

– Не сдали.

– Я им так всегда и говорю:

– Опять не сдали, сукины дети.

– А на самом деле? – решила уточнить Брюс.

– И на самом деле, больше четырех часов никогда продержаться не могут.

– Выдыхаются?

– Естественно.

– Я не понимаю, как ты сразу не узнала в Эме Счастливом своего бывшего мужа, Петра Третьего? – спросила Брюс.

– Наверное, потому, что он был в маске, – сказала Шарик.

– Так нет, они же ж виделись до этого. Правильно? – спросила Брюс.

– Так виделись. Но скажу честно, я была занята другим, и особенно его не рассматривала. Более того, как недавно доказал Ломонофоффе, была между нами преграда. Называется:

– Предубеждение.

– Как?

– Так. Думаешь, что человек умер, а следовательно, быть рядом не может.

– Правильно, откуда ему взяться, – сказала Брюс.

– В случае чего можно просто сказать себе:

– Ай, не он!

– Вообще, удивительно, конечно, – сказала София, – это как будто другой человек.

– Так, может, это и был другой человек?

– Нет, я теперь отлично помню, что это был именно он, – сказала Со.

– Для полной уверенности надо что-то сделать, – сказала Шарик.

– Что? – спросила Брюс.

– Надо спровоцировать поединок, – сказала Со.

– Точно, ведь Петрушка драться не умел.

– Вы плохо его знаете.

– Джиу джитсу знал?

– Нет, джиу джитсу не знал, но боксом занимался регулярно.

– Тебя бил?

– Вот тварь!

– Только сначала. Потом я стала давать ему сдачи, а в итоге он уже всегда проигрывал. А так-то сначала вообще чуть что – хватал шпагу и ну колотить. Но однажды я сама взяла эспантон и едва не проколола его насквозь. С тех пор только бокс. Лучше разбить ему нос или бровь, чем он меня проткнет насквозь или застрелит из пистолета.

Далее, проверка Эма. И они едут все в Поселение.