Текст книги "Пугачев и Екатерина"

4

Подошли девушки, три Ларисы. София выдала им по рублю, пообещав еще:

– Получите по полтине, после выполнения поручения.

– Они куда? – спросил парень.

– Надо помочь Даше.

– А что с ней?

– Так пустили в расход.

– Да-а, – только и констатировал Браун. И добавил: – Знаешь, называй меня…

– Как?

– Так, Маркиз, лучше.

– К-как? Ну, мой друг, – опомнилась София, – хотя бы Граф, и то это заслужить надо.

– Понимаете, дорогая, я хочу счастья.

– И ты понял, что счастье – это быть Маркизом.

– Я это чувствую.

– Хорошо, я буду называть тебя Маркизом. Но, – добавила она, – обычно к этому слову берут какую-то конкретизацию. Как-то: название земли, доставшейся маркизу по наследству.

– Отличное предложение. А буду Маркиз де Пруаем.

– Де Пруаяр? Нет, нет, прошу прощенья, поняла. Маркиз де Пру ай ем. По-английски это означает…

– Мне везет, – опередил Софию парень

– В том смысле, что прёт, что ли? Мне прёт, – повторила София. – Не по-немецки, не по-английски, и не по-русски даже. Давай будем считать, что это переводится на русский, как:

– Счастливая Земля.

– Ну-у, в некоторых торжественных случаях ты можешь так меня называть. Особенно, когда будешь обращаться от моего имени к кому-то другому, или говорить обо мне какой-нибудь даме. Но так, в дружеской беседе называй меня просто:

– Счастливчик Ем.

– Без Ай?

– Ай означает – есть. Верно? В русском языке не принято говорить:

– Я есть Счастливчик.

– Наоборот, друг мой! Как говорится: ты спутал дядя. Ай – это и есть Я. А есть – Ем.

– Ничего я не напутал, – обиделся парень. – Я не хочу говорить про себя:

– Я. – Просто без я. Есть – и будет означать, что Я – Есть.

– Ну, окей, окей! Чем зашифрованней, тем даже лучше. Счастливчик Эм.

– Лучше Ем.

– Окей. Но теперь уж я точно знаю, что ты не он. Ай! Не он! – и Со притворно упала на траву у бочки. – Маркиз начал одевать ее.

– Ты зачем меня одевать? – очнулась дама от изумления.

– Не беспокойся, я проведу тебя в номера. Вечер, холодает уже.

Через полтора часа, проведенные в счастливой беготне по этажам и комнатам, в ловле и трахании везде, где только можно, и даже нельзя, как-то:

– В лифте и под кроватью, – они успокоились и стали пить зеленый чай с колотым сахаром. Диабета-то ни у кого не было, к счастию. Вы спросите, почему в лифте возникли сложности? Дак, надо было еще тянуть за веревку, чтобы он поднимался. И хоть не высоко, с первого на второй этаж, а одновременно-то задохнуться можно. Через два отверстия дышать еще никто не научился. Впрочем, йоги могут. Но, как говорится:

– Мы-то здеся не японцы. – Хотя, конечно, некоторые хуки яки знаем.

– Почему ты считаешь, – наконец, решил до конца выяснить отношения Маркиз де Пруайем. Или как он сам считал лучше:

– Маркиз де Пруем. – Здесь не было ученой Даши, она бы перевела точнее.

– Он называл себя Брауном. Хотел подсветлить впечатление от своего имени.

– А как, ты говоришь, его звали?

– Я не сказала?

– Нет.

– Так Тёмный.

– Просто Темный?

– Да, такая темная личность. Я предложила ему называться:

– Граф Потемкин.

– Наверное, остался доволен?

– Очень. Но вот, как ты от бабла не отказался. Так же, как и ты говорил, что я должна ему еще двести пятьдесят золотых. Поэтому я и подумала, что ты это он. Но теперь я понимаю:

– Вы его убили.

– И значит, ты это и есть Атаман этого войска.

– Если бы я не услышал это от вас, ни за что бы не подумал, что вы способны так глубока мыслить и страдать. И кстати:

– Он еще жив. Хотя я бы на его месте жить с таким имечком не стал. Что это такое? По-тем-кин! Очень подозрительное имя для графа. Сейчас его пытают, чтобы признался, что он нашел в этом страшном имени.

– Пошлите, пожалуйста, кого-нибудь, пусть прекратят. Это я придумала для него достойное имя. Так-то его фамилия была народная, даже простонародная:

– Темнота.

– Киллер Темнота, – резюмировал Де Пруайем.

– Но вы пошли, пожалуйста, кого-нибудь, – опять не совсем по-русски повторяла Со.

– Так некого. Да ты не беспокойся, дорогая жена, там у них сейчас перерыв. И он, следовательно, тоже отдыхает.

Глава четвертая

1

– Жена?! Прости, но я замужем.

– Так я и есть твой муж!

– Не-е! На этот раз ты меня не обманешь. Хотя рост у вас одинаковый, маленький, но он был некрасив и вздорен, а ты великолепен. Более того:

– Ты живой. Очень живой, а он уже некоторое время очень мертвый.

– Та не! У тебя несвежие сведения, дорогая. Я бы вообще еще раз обвенчался с тобой, но это, говорят, не рекомендуется. Боюсь, как бы ты мне, действительно, не неповерила, а эта Темная Личность питала бы надежды на твою законную любовь.

– Так значит, ты Петр Третий?! – Ахнула Со, и упала без чувств, успев, правда, крикнуть на прощанье:

– Ай! Не он, не он!

Лариски пытались уговорить народ:

– Прекратить это безобразие.

– Прошу всех разойтись, – добавила Лар Два.

– Да пошла ты, коза! – послышалось из задних рядов. Из очереди имеется в виду.

– У нас поручение от Царицы, – подняла руку вверх, ладонью к очереди Лар Три. Сразу послышалось:

– Твоя царица в кустах!

– Что это значит?! Вы и ее, что ли, пустили в расход?!

– Та не, шутка, – ответил парень по кличке, а скорей всего, даже по фамилии Творог. – Она в больничке.

– В какой еще больничке? Что ты несешь, Сметана?

– Я не Сметана, ты спутала, Крошка.

– Действительно, он больше похож на Творога, – сказала Лариска Два.

– Короче, слушай сюда, твоя Варвара в лесу, в шалаше у старухи колдуньи Изергиль. Или вы не слышали еще, что она никак не придет в себя после боя с той залетной Куклой Сосо?

– Им бесполезно объяснять, что теперь у нас две царицы, – сказала Лариска Один.

– Как я уже сказала, или пыталась сказать, – сказала Лариска Три, – мы хотим не совсем запретить это… этот концерт, а готовы найти некий компромисс.

– Лучше говорите на русском, леди, – крикнул Творог, – здесь нет умников.

– Мы сами готовы принять в этом участие, – сказала Первая.

– По полчаса с каждой, – подтвердила вторая.

– Хуже не будет, – добавила Третья.

Многие были не против. Как сказал Творог:

– Мы не против. – Но те, кто раньше с нею был, наговорили такого, что те, кто уже стоял в сенях, близко к цели, зароптали.

– Ладно, – сказали Лариски, – те, кто уже в сенях, пусть пройдут по старой колее, а остальные пусть тоже не расстраиваются:

– Очередь пойдет в три раза быстрее.

Наконец Дашу отпустили.

– Беги скорей в Подвал, и скажи, чтобы прекратили пытать киллера, которого они поймали.

– Пусть его не трогают до специального указа Атамана.

Даша быстро пошла в указанном направлении. Это должен был быть большой подвал под землей. Примета места:

– Дерево с кукушкой.

– Дойдешь до дерева, и пять шагов вперед, – сказала Лар Три на прощанье.

Поляны все не было. Даша хотела бежать, но не могла. Наконец, она увидела дерево.

– Пять шагов куда? – Даша поворачивалась в разные стороны, стараясь угадать, где вход. – Не спросила, – сказала она. И добавила: – Да разве в такой ситуации учтешь все детали? Нет, конечно. – Она сделала пять больших шагов за спину кукушки, и повернулась кругом. Кукушка начала опускаться вниз.

Даша спустилась по лестнице. Почти все обернулись в ее сторону. Только палач по имени Толстый Фред продолжал невозмутимо смотреть на клещи, как будто мог своим взглядом помочь им быстрее раскалиться до бела.

– Начинается предпоследний акт трагедии, – сказал Толстый Фред, не оборачиваясь назад.

– А нельзя узнать, какой будет последний? – спросил киллер Потемкин, который был привязан к столбу с поднятыми вверх руками.

– Последний это неизвестность, – сказал Оглобля.

– Я бы обязательно, что-нибудь добавил, – сказал сидящий с ним за одним столом Левша, – но не могу. Нечего просто. Ибо это отлично сказано:

– Впереди только неизвестность.

Ребятам как раз только что поджарили на этом же огне куропатку и большого тетерева. Куропатка считалась:

– Заместо мяса. – А тетерев, как:

– Хлеб.

Молодая Агафья поставила на стол бочонок холодного английского пива и четверть французского:

– Боржоми, – сказала Агафья.

– Так не Боржоми, – в десятый раз поправил Агафью Левша, – Бордо.

– Стихи не запомнила, что ли, которые я тебе дал, – сказал Оглобля.

– Так помню.

– Ну, прочти.

– Забыла.

– Так прочти по бумажке.

– Я ее потеряла.

– Ты у меня получишь по рогам, коза!

– Не ругай ее, – сказал Левша. – Дай я объясню.

– Объясняй.

– Записала бы на бересте. Небось не потеряла бы, пока не выучила.

– Так я сама уж догадалась. И записала их на бересте.

– Что значит, Их? Говори просто:

– Стихи.

– Ой, не люблю я это слово, милый мой, – ответила Агафья.

– Почему? – не понял Левша.

Оглобля тоже удивился:

– В чем дело?

– Там про любовь. Если не буду читать с листа, с бересты, я имею в виду, могут подумать, что это я сама влюбилась, – ответила девушка.

– Ну, и что?

– Так, а какая страсть-то в этом? – не понял и Оглобля.

– Ну, как вы не понимаете? Чай стыдно.

– Я не понимаю, чего тут стыдного? – сказал Левша. А Оглобля добавил:

– Действительно, я тоже не андестенд.

– Ну, как вы не понимаете? Будут думать, что это я лично, а не поэт или поэтесса, сзывает всех на свою вечеринку.

– Ну и что?

– Я бы так и не против был, если бы ко мне все пришли, – сказал Левша.

– Вы, может быть, и не против, а я не хочу, чтобы меня все трахали.

– Так никто так и не подумает, – сказал Левша.

– Ну, как же не подумают, если я не с бересты читаю, а ору от души во все горло? – вопросом ответила Агафья. – А хочу! Я лав ю! Что это, если не прямой призыв:

– Приходите все сегодня ко мне ночью?

– Ладно, – махнул рукой Оглобля, – читай с листа.

– Мне Боржоми надоел, полюбила я Бордо превосходнейший французский, – сказала без запинки Агафья, глядя в бересту.

Левша взял у нее бересту.

– Ну, что ты врешь, – сказал он, – здесь ничего не написано!

– Так олух ты царя небесного, – ответила Агафья. И добавила: – Не всяко слово в строку пишется, но в голову нашу переносится. Для мыслей-то береста не нужна. Не понятно?

– Мне нет, – сказал Оглобля.

– А я все понял, – сказал Левша. – Лицемерка.

– Не лицемерка, а артистка, – сказала Агафья.

– А есть разница? – спросил Оглобля.

– Ладно, – резюмировал Левша: – Наливай, коли так. Только повтори для мозгу-то, чтобы был готов, своё признание в любви к Бордо.

– Я лав ю, Бордо, мой милый, превосходнейший.

– Сказала бы лучше по-французски.

– Еще не выучила французский. Я вам не полиглот какой-нибудь. Сказала же:

– Люблю одного.

– Кого?

– Так вот его. – И Агафья указала на прикрепленного к столбу богатыря.

– Брось, брось, твоя любовь ему не поможет, – сказал, все еще стоя спиной Толстый Фред.

– А моя? – спросила Даша, присутствие которой никто так и не замечал. Здесь было темно. Не очень, но полумрак был настоящий.

Все замерли.

– Ну, че застыли, как статуи? – сказала Даша. – Испугались, что застала вас врасплох? А знаете, почему так получилось? Не надо тут бесплатные спектакли разыгрывать, да пиво с Божоле глушить бочками. Более того, вы должны были охранять подозреваемого, а не пытать. Ду ю андестенд ми?

– Мих либе дих, – выдал первую попавшуюся фразу Оглобля.

– Тогда отпустите его сейчас же. Отвяжите, отвяжите его, – Даша кивнула на Потемкина.

– Я против, – сказал Толстый Фред. – И знаете почему? У меня приказ Варвары, пытать его как можно дольше, чтобы сказал все. И даже более того.

– Так я и пришла, чтобы отменить его.

– Окей, я согласен. Но тогда у вас должна быть, подписанная Варварой охранная береста.

– Нет.

– Нет? Тогда скажите просто пароль. Это одно и то же, – сказал Фред.

– Послушайте, как вас там?..

– Фред, просто Фред.

– Так вот Толстый Фред, – сказала Даша, – я не знаю никакого пароля.

– Я сказал, зовите меня просто Фред, а вы нарочно назвали меня Толстым. Зачем? Это первое. И второе:

– Если у вас нет пароля, то отвечать на первый вопрос не обязательно. Вы просто займете место у того же самого столба, только с другой стороны. Последний раз спрашиваю:

– Пароль?

Все затихло, было слышно только, как трещит огонь, облизывая уже белый металл.

– Брось ты, Фреди, – сказал Левша, – давай сядем, как люди, обсудим. Ведь хорошая дама, ученая на вид. Авось, все выяснится к лучшему.

– Авось, это, конечно, выход, но не для меня, – сказал Фред. – Я не буду ломать голову над проблемами, которые еще, тем более, никто не поставил. Какие проблемы? Мне очевидно, что это шпионка. Может быть, даже диверсантка. Вы не смотрите, что она невысокого роста. Многие японцы выполняют свои хуки не ростом, а весом своего маленького, но если измерить, то довольно тяжелого веса. Вот представь себе, Оглобля, или хоть ты, Левша, что будет, если вас шлепнуть трехпудовым молотком?

– А в ней три пуда будет? – спросила Агафья.

– Ты-то помолчи, Агафья, – сказал Фред.

– А то что?

– Ни хера, да луку мешок, – огрызнулся Фред.

– Вот и видно, мил человек, что сам ты не разбираешься в приказах, – тут же вставила Даша.

– А я говорю, говори Пароль, или я сделаю из вас с ним, – он кивнул на Потемкина с кляпом во рту, – Двуликого Януса.

– Подожди, Фред, – опять заговорил Левша, – давай… – Но палач прервал его:

– Да слышал уже:

– Давай, сядем, как люди, поедим, закусим…

– Та не, – перебил в свою очередь Левша, – не поедим, закусим, а:

– Выпьем, закусим.

– Тебе бы все пожрать, Фреди, – негромко сказала Агафья. Но Толстый Фред на этот раз проигнорировал ее замечание.

2

– А не хотите ли, разыграть пари? – спросила Даша после трех больших рюмок Бордо. Кстати, прежде чем выпить она спросила:

– Это Божоле? Нет. А то от Божоле меня мутит. Бордо? Выпью. Вместе с Пушкиным.

– Что за пари? – спросил Толстый Фред, закусывая очередной перепелкой, которых он сам опаливал над клещами, приготовленными для Темного Брауна. А потом жарил с чесноком и розмарином, поливая коньяком. Он хотел попросить жарить Агафью, но эта девица замаха руками.

– Ты грубиян, я ничего делать не буду, – сказала она.

– Отвяжите его, – сказала Даша, и показала большим пальцем назад, через плечо.

– Пароль.

– Отвяжи, я сказала!

– Пароль?

– Да отвяжи ты, – наконец не выдержал Оглобля. – Отметелим их, успокоятся, опять привяжешь.

– Правильно, – поддержал напарника Левша.

– Теперь уже не могу.

– Почему?

– Она первая просила, – Фред указал на Агафью, – а я отказал. Теперь обидится, если соглашусь по вашей просьбе.

Но драка все-таки началась. По просьбе Фреда Даша передала ему горсть тетерева. Вместо хлеба. Но не просто передала, а можно сказать бросила в лицо. Даже не бросила, а заткнула ему рот рукой с мясом тетерева. И сделала это со словами:

– Жри, скотина. – Так это ласково, без принуждения. Но Фред почему-то цапнул ее за руку.

– Ну, а зачем ты шлепнула его лапой, когда он открыл рот для принятия пищи? – спросил Оглобля.

– Хотела пропихнуть подальше, – хихикнул Левша.

– Она хотела, чтобы он поцеловал ей ручку, а Фрю стал кусаться, – сказала Агафья.

За работу у горна Фреда иногда называли:

– Горняк. – Так вот Горняк взял за ногу большую куропатку, которая стояла на середине стола, и с размаху ударил этой куропаткой Дашу. Да, так прямо по лицу и хрястнул.

Девушку как будто вынесло со скамьи, на которой она сидела рядом с Фредом, ураганом.

Все молчали. После такого страшного удара никто минут мять не мог проронить ни слова. Язык как будто прирос.

– Что с ней?

– Наверное, умерла.

– После такого удара не выживают

– Я смотрела, она жива, – сказала Агафья. – Даже глаз один был открыт.

– И что в нем?

– А что в нем может быть?

– Не знаю, что ты увидела.

– Так месть, естественно, – констатировала Агафья.

Фрю только тяжело вздохнул. Как будто хотел сказать:

– Не выдумывайте. – С ней все кончено. Но тут Оглобля, который сидел лицом к месту казни, точнее, пытки, поднял голову и присмотрелся к происходящему.

– Что она делает? – спросил он, прищуриваясь против света.

Левша прикрыл глаза ладонью.

– Не вижу. Нет, подожди, вижу.

– Что?

– И знаете, что? Она отвязывает его.

– Кто отвязывает? – спросил Фред. – Кого отвязывает? – И, не оборачиваясь, спокойно продолжал пить вино, и есть перепелку и куропатку. Иногда брал немного тетерева вместо хлеба. Сам хлеб он в последнее время старался не есть, чтобы не жиреть больше нормы. А норма у него была восемь пудов.

– Она уже отвязала ему все! – ахнула Агафья. – Одна нога только еще привязана. Кажется, узел запутался.

– А глаза? – спросил Фреди.

– Что глаза?

– Глаза, она ему развязала?

– Нет, и кляп даже не вынула изо рта.

– Успею, – сказал палач, выпил еще вина, встал, захватил горсть тетерева, и перешагнув лавку, двинулся к столбу, у которого суетилась Даша. Иногда она хваталась за бок, который ушибла при падении. Но было видно, что ничего страшного. Или в горячке она пока не чувствует сильной боли.

Фреди подошел к Потемкину, но не смог даже дотянуться до кляпа. Фреди хотел спросить:

– Какие вопросы? – Он тут же получил подсечку слева, закачался, попытался вырвать ногу из зацепа, запрыгал на одной ноге, но тут Даша его толкнула, и Фрю грохнулся с помоста на пол.

Оглобля и Левша тут же встали и тоже побежали к столбу. Они все-таки здесь не прохлаждались, а были охранниками.

Даша, придерживая одной рукой бок, другую подняла ладонью вперед, как бы предлагая сначала поговорить, а уж потом, если ничего не выйдет, приступить к боевым действиям. Ребята решили больше не церемониться, и Даша поняла это. Ей удалось нанести удар первой. Даже два. И оба одному Левше. Тот не упал, но отошел назад в легкой задумчивости.

Даша спряталась от Оглобли за столб. Охранник забыл, что у Потемкина привязанной осталась только одна нога, и полез за Дашей прямо мимо столба. Но киллер ударил его по ушам обеими руками, а потом, когда Оглобля сделал два шага назад – прямой ногой в пах. Оглобля сбил приближающегося Левшу. Но уже поднялся Фред.

– Развяжи меня быстрее! – крикнул гигант Даше.

– Я не могу развязать узел!

– Возьми кинжал, и обрежь веревку.

– Где?

– Я бы тебе сказал где, если бы свободен. Кстати, сегодня вечером, ты что делаешь?

– Буду просто гулять. Надо отдохнуть.

– Могу я тебя пригласить?

– Вместе с Со?

– Нет.

– И правильно. С ней сейчас лучше не связываться. Я согласна, но только без секса.

– Почему?

– И знаешь почему? Во! – Даша провела рукой по горлу. – Нет, я в принципе-то не против. Но, извини, сегодня, вряд ли. Тем более, нам еще уйти отсюда надо. Ты не бойся, бей их. Тебя на самом деле освободили, сняли все подозрения.

Они нарушают закон.

– Кто меня освободил?

– Сам Атаман, этот, как его?… Забыла. Ну, не важно, тебя освободили. А эти олухи требуют подписи, или пароль от самой Варвары.

Даша не успела перерезать веревку. Фред отшвырнул ее, и поймал ладонью кулак Потемкина.

3

Даша перерезала веревку, развязала глаза Потемкину, и вынула кляп изо рта. Они бежали в лес.

– Лучше бежим, – сказала она, – здесь бесполезно искать справедливости.

– Ну, мы им здорово дали, – сказал радостно Браун. И добавил: – Надеюсь, мне заплатят все сполна.

– Разумеется.

Когда Браун ударил еще раз рассвирепевшего Фрю, тот отлетел прямо к огню. И даже чуть не свалился в самое пламя. Он сильно обжог себе руку, а также жопу. Сначала Фреди залез в большую бочку с водой. Потом, как ни в чем не бывало, как будто никого, кроме него и Агафьи здесь не было, лег на широкую лавку, на которой он не только здесь завтракал, обедал, полдничал и ужинал, а также пил чай на ночь, но и пытал присылаемый сюда лудей. Некоторых бил, некоторых трахал. Предварительно Фрю разделся до гола, и попросил Агафью, помазать его мазью с медом.

Левша убежал в Поселок звать на помощь, а Оглобля сидел в углу недалеко от помоста, и раскачивался из стороны в сторону, держась за голову.

Он подошел к Брауну, когда тот был еще привязан к столбу за одну ногу, и сказал:

– Разреши, я сниму повязку с твоего лица. И знаешь зачем? Чтобы ты запомнил мое, и рассказал потом на Том Свете, чтобы они меня как можно дольше не ждали? – И добавил: – Юберзецен зицен зах?

– Это, что, по-татарски? – спросил Браун. Но про себя, разумеется, так как кляп все еще был на месте, у него во рту.

А вот теперь Оглобля снял с киллера платок, закрывавший глаза, и вынул кляп. Правда, с трудом. Фрю очень глубоко зашпаклевал его в пасть Потемкина.

– Каковы будут ваши первые слова после долгой разлуки с родной речью? – обнажив белые крепкие зубы, спросил Огл.

– Посмотрел?

– Да, – еще больше растянул губы в улыбке Огл. И хотел уже двинуть кулаком в глаз киллеру, но Браун успел первым. Он ударил лбом.

Оглобля закрылся руками и отступил. Подошла Даша, повернула Оглоблю, и провела бросок через себя, встав на колени, когда мужичина уже был натянут на ее спину, как шкура убитого врага. Это была сцена почти из жизни индейцев Майя.

– Ну, а иначе эту Оглоблю не согнешь, – сказала она. Парень улетел с помоста, ударился спиной, а потом и головой прямо в угол.

На ночь они устроились в шалаше, который построил из ветвей деревьев Браун.

– Проходи.

– Куда?

– Туда.

– Там не мало места?

– Тебе хватит.

– А ты?

– Я с тобой. Если ты, конечно, не против.

– Ты так говоришь, как будто я без сомнения должна быть за.

– Так естественно, я тебя спас, и теперь надеюсь расплатиться.

– Ты слишком меркантилен. Все деньги, да деньги. Более того, я согласна, но только без денег. Это раз. И во-вторых, ты должен понять, что это я тебя спасла, а не ты меня. Понял?

– Не могу.

– Почему?

– Дело в том, что я уже приготовил костер, и хотел прыгать через него, а с твоей вводной не могу. И знаешь почему? У меня нет никакой заинтересованности быть счастливым.

– Чего же ты хочешь?

– Скажи, что это я тебя спас.

– Ну, окей, окей! Ты меня спас. Но…

– Вот?

– Что, вот? Ах, вот! Что, что. Понятно. Если я тебя спасла, Сосо даст мне премию.

– А если я тебя?

– Тоже даст, но меньше. Поэтому при встрече с этой Софией, скажешь, что это я тебя спасла.

– А я останусь без премии, – констатировал парень.

– Нет, почему же. Мы поделим мою.

– Как?

– Тебе четверть, а мне остаток.

– Не-е! Только пополам. А то я буду чувствовать себя униженным и оскорбленным.

– Как хочешь. Но половину я тебе отдать не могу.

– Почему?

– Это много.

– И никак нельзя поделить?

– Так можно. Но не знаю, согласишься ли ты.

– Соглашусь, лишь бы это была половина.

– Ты очень добр. Не хочу тебя как-то ограничивать. Хочешь, потянем жребий?

– Хочу.

– Твоя длинная – моя короткая. – Она спрятала две травинки за спину. – Ну?

– В правой, – сказал герой.

– В правой от меня, или в левой от тебя?

– Ну, начинается! Впрочем, это одно и то же. Давай мою длинную.

– Хорошо, бери.

Он взял длинную травинку, рассмотрел на свет полной луны, и проговорил:

– Что она означает?

– А что бы ты хотел? Золото?

– Я бы хотел быть Графом.

– Граф Браун?

– Графом Потемкиным.

– Ну, окей, именно это ты и выиграл.

– А что было во второй руке?

– Тебе интересно?

– Да.

– Так ничего особливого.

– А все-таки?

– Не скажу.

– Скажи.

– После.

– Скажи, а то не буду прыгать через костер.

– Хорошо. Только на ухо.

– Ты считаешь, что разделила приз пополам?

– А ты?

– Я… я согласен.

– Сексом будем заниматься?

– Я вроде уже и так доволен.

– Я тоже.

– Давай прыгать через костер?

– Ты прыгай, а я посмотрю.

– Ты обиделась? Ну, хорошо, где ты хочешь? У дерева?

– Ну, давай сначала у дерева. В качестве прелюдии.

Парень вздохнул.

– Че ты вздыхаешь?

– Тебе показалось.

– Ты устал, что ли?

– Так нет, я ждал тебя, и рад, что вижу.

– Ну, смотри. И запомни, ты всегда должен оставлять немного сил для меня.

– Немного, это сколько?

– Вот сейчас мы займемся сексом у дерева, потом в шалаше, а под утро ты будешь прыгать через костер. Сил хватит?

Парень молчал.

– Что ты там считаешь?

– Так придется все делать по науке, а то до костра я не дотяну.

А с восходом солнца Граф Потемкин разбудил Дашу.

– Ты, что, в конце концов, очумел? Я в такую рань никогда не встаю. – Она поднялась на локте. – А кто там ржет?

– Так лошади. После того, как я попрыгал через костер, а ты, наконец, заснула, я сбегал в Поселение, и украл свою тройку. Так что, прошу Графиня, карета-то подана.

– Я должна одеться. Ой! вспомнила, у меня ведь ничего нет. Ты разорвал все мои одежды.

– Я куплю тебе новые.

– А сейчас мне так, что ли, идти?

– Так я не против, иди, конечно. До кареты недалеко.

– А там?

– А там видно будет.